свое место

дыханье- прерывистое, как у
потомственно голодной собаки,
кусающей на бегу,
выгрызая блох,
бока облезлые, еще помнящие о
вчерашней драке 
с ротвейлером ( чтоб он сдох!)
и ручки ребенка, говорившего 
"Агу"

агу.. атУ меня! атУ! язык шершав,
но помнит еще о вкусе
намедни выброшенного цыпленка-
конечно, подтухшего, и съеденного вместе
с целлофановой пленкой
вместе со сворой набежавших шалав:
на тебе на клыки, маруся!

полюбуйся-ка, полюбуйся!.. я, оказывается, еще тот,
да и она, оказывается, все еще та потаскуха!
был у нее как-то Артемон- пожурил и бросил.
жизнь идет..
мохнатые лапы на ее хребте все чаще..
такой гандон все-таки - этот Артемон!
потаскуха же- все пропащей..

Человек, проходящий мимо нее,
то есть меня
 поднял воротник пальто
несет рыбу (из сумки торчит хвост)
абыр, абыр.. и скрипку - музицирует, падлО!
холодает.. или это только я замерз..
шерсть дыбом..

слишком рано теперь темно
лишь успеть бы за этим прохожим
может, пустит погреться, даст зайчатины полкило
и сыграет свое аллегрО
или, как там- аллЕгро?..
- очень даже н е  с м е ш н о..
и все же..быть может?

у-ууу..голос чу..чую
слишком быстро закончился день
 говорит рыба, говорит, что
рыба тухнет быстрее, чем Брамс
неприятно бежать вслепую, не зная дорогу
Человек Пропащий спотыкается о свою ногу,
то есть уже чужую и 
голова разбивается о тень
глыбы
каменной (мальчик,
разрывающий пасть Самсону
цвета женского лона)
катится стеклянный глаз
это - последнее что я помню...