-Играть на гитаре - все равно, что заниматься философией, - сказал Антон Мраморов.
-Это как так? - Сергей Каневский уставился на него.
-Да-да, поэтому я тебе не дам просто так трогать струны и извлекать из них немелодичные звуки, - Антон обхватил двумя руками гриф гитары.
Оба приятеля сидели в небольшой плохо меблированной комнатке с окном, выходящим в сад.
Антон продолжал:
-Разве ты мог бы сыграть так, чтобы было в тон шелесту этих деревьев? И этому солнечному свету, врывающемуся в открытое окно?
-Нет, а ты смог бы?.. - Сергей подошел к окну, - а кстати, головомойка, здесь очень красиво, почти как на той картине, которая висит в комнате твоей матери. Так ты смог бы?
-Еще как. Ты же знаешь. И не зови меня головомойкой.
-Прости, - Сергей рассмеялся, - ты столько раз, приятель, выходил из душа с непромытой от шампуня головой, что...
-Да, я понимаю, но все равно не зови.
-Хо-ро-шо... Ничего я не знаю, - Сережа игриво толкнул приятеля рукой, - Как играть в тон шелесту? Докажи, что сможешь!
-Я умею делать со своей гитарой такие вещи, которые тебе и не снились.
Сергей посмотрел на Антона.
-Ну-ну...
Антон заиграл...
Когда он закончил, Сергей молчал некоторое время. Потом произнес:
-А ведь и правда у тебя получилось.
Антон расхохотался, и приятель поглядел на него несколько удивленно.
-Чему же ты смеешься, голово... ох, извини, я же обещал...
-Тому, что я надул тебя.
-Надул?
-Да, тупица. Я не играл в тон шелесту. Просто я тебе это сказал, и ты воспринял все именно так. Стал прислушиваться и правда подумал, что я играю в тон шелесту. На самом деле, я мог бы сказать, что угодно другое.
-Но как так получилось?
-Очень просто, друг. Я сконцентрировал твое внимание именно на шелесте, и ты соотнес его с музыкой. Достаточно только, чтобы она была более или менее мелодичной, - Антон помолчал с минуту, потом добавил шутливо, - вот тебе еще один постулат теории относительности. Ведь ты слушал не саму музыку, но музыку относительно шелеста.
-Здорово, - Сергей кисло улыбнулся, - чудесный фокус. Что еще?
-Вкладывай частичку души своей и ума в каждое прикосновение к струне. Это фундамент мастерства.
-Но я не сумею этого сделать, вот почему ты не дашь поиграть мне на этой гитаре.
-Вот почему я не дам поиграть тебе на этой гитаре.
-Но с чего-то же мне надо начинать!
-Возможно, - Антон пожал плечами и состроил вредное лицо.
Последовала минутная пауза.
Сергей спросил:
-Какие еще будут советы?
-Это не советы.
-А что же это?
-Ну... рассуждения, быть может. Советовал бы я, если бы ты умел правильно взять хоть один аккорд. Что ж, давай поразмышляем дальше, - Антон с видом знатока откинулся на спинку стула, - я не спроста сказал тебе, что играть на гитаре все равно, что заниматься философией. Если предположить, что самая тонкая из струн - человеческая душа, то, когда я коснусь струны, услышишь, как она ранима и печальна.
-Это твоя душа?
-Возможно. Я начинаю зажимать струну пальцем здесь и там - это жизненные обстоятельства, на которые по-разному реагируешь. Печаль и радость. Послушай, где печаль, а где радость, - и Антон несколько раз коснулся струны, зажав ее в разных местах.
-Поразительно, - Сергей заворожено смотрел на друга. И было так ему странно, что вот они сидят здесь в этой бедной квартирке и обсуждают такие необыкновенные и, как он думал, странные несколько вещи, - но... а если человек черствый, и его душу ничего не трогает?
-Тогда возьмем нижнюю струну. Она грубее всех, не так ли? Что получится? Послушай... Что ты слышишь?
-Я слышу... о, это... - лицо Сергея помрачнело, - это очень странно. Она будто бы звучит разными оттенками, но все время так гулко и напряженно-отталкивающе. Словно бы ударяешь по чугуну.
-Правильно, - кивнул Антон. По медленному движению рук его, нахмуренному лицу, чуть сгорбленной спине - по всему виду можно было определить, что находится он в глубокой задумчивости, - вот такие, порой, люди, ранимые и грубые, вынуждены быть струнами на одной гитаре. И один неволит другого. Никто не может это изменить.
-А остальные струны?
-Общество, которое уравновешивает все это.
-А оно уравновешивает?
-Порой... - Антон запнулся на несколько секунд, -...да.
-Готов поспорить, мало какому гитаристу приходило когда-нибудь такое в голову.
-Может быть, - Антон рассмеялся, - но какая разница?
Сергей пожал плечами.
-Сам не знаю, почему я вдруг подумал об этом. Есть музыканты, величие которых трудно отрицать. Но можно ли отрицать его этим, и стоит ли? Не могу сказать.
За окном вечерело. Листья деревьев осторожно балансировали на черенках, словно марионеточные куклы, сгущали свои оттенки от лимонно-зеленого до изумрудного, проникаясь неровным светом клонившегося солнца. Комната была ярко освещена. Неуловимой театральностью веяло от деревьев и листвы, и казалось, что окно выходит в огромный мир кукольных представлений, проникнутых напыщенным блеском лукавой торжественности, а также теней, веселых и таинственных, заглядывающих в самые отдаленные глубины человеческого восприятия.
Антон заиграл какую-то старинную мелодию, одну из тех, которые исполнялись раньше странствующими актерами. Его пальцы, словно маленькие канатоходцы вышагивали по блестевшим струнам.
-Что это за мелодия?
-Я слышал ее в одном фильме.
-В каком?
-Не помню, - Антон пожал плечами.
-Ладно, мне пора, друг. Ты преподал мне отличный урок.
-О чем ты?
-Я про игру на гитаре. Но когда-нибудь я научусь.
Они попрощались. Когда Сергей спустя две минуты уже был на улице, он слышал, как через открытое окно квартиры доносится странная мелодия, похожая на китайскую пентатонику.
-А все-таки здорово он сыграл в тон шелесту деревьев, - проговорил Сергей задумчиво, - да-да, просто здорово...