|
|
||
Рассказ опубликован в Москве в журнале "Юный Натуралист" Љ 5 за 2005 г. и в Нью-Йорке 11 июня 2004 г.
Это было трудное послевоенное время. Каждое лето мама отвозила меня в деревню на Смоленщину к родителям моей няни Зины. Я проводила у них почти полгода и так привыкала, что уже называла дядю Мишу и тётю Алену папой и мамой.
Дядя Миша работал в колхозе бригадиром. Он был единственным из деревенских мужиков, вернувшимся с войны живым и невредимым.
А Алена была простая колхозница, работала в поле и вела домашнее хозяйство: ходила за скотиной, готовила, убирала избу.
Кроме Зины у дяди Миши с тетей Аленой были ещё две взрослые дочери, но они тоже давно переехали жить в город, работали на заводе и к родителям приезжали редко - на короткие отпуска, да по большим праздникам.
Меня в деревню привозили бледным, болезненным городским ребенком, но постепенно свежий деревенский воздух, парное молоко, а главное, любовь и забота дяди Миши и тёти Алены делали свое дело, и к концу лета на моих щеках уже горел здоровый румянец, волосы выгорали и светлыми прядями выбивались из-под косынки, пятки загорелых ног от беганья босиком становились крепкими, как орешки, и меня уже почти нельзя было отличить от белоголовых деревенских ребятишек.
Деревня наша называлась Прасковка. Изба дяди Миши стояла на самом краю, на опушке знаменитого смоленского леса, глухого, сумрачного, служившего в военное время надежным прибежищем смоленским партизанам.
Лес был богат орехами, ягодами, грибами, но мы в него ходили редко, опасаясь мин и снарядов, во множестве оставшихся там со времен войны. В окрестных деревнях ещё были нередки случаи подрыва людей на минах.
Но лес жил своей особой жизнью, и всякая живность размножалась в нем, несмотря ни на что. Часто на опушку выскакивали зайцы и, прижав уши, длинными прыжками скрывались в ближайшем овраге. Иногда рыжей змейкой в траве пробегала лиса, косясь на наш сарай с курами.
Прямо к опушке примыкал небольшой загон для скотины, где в то время пасся рыженький теленок с белой звездочкой на лбу. Я часто бегала к загону полюбоваться на теленка и покормить его нежной травкой или корочкой хлеба, а пока он ел, гладила его шелковистые ушки и крутой, упрямый лоб.
В один из теплых летних дней дядя Миша, сидя на крыльце точил косу, а я побежала на опушку нарвать свежей травы для своего любимца.
Набрав большую охапку, я подняла голову и вдруг увидела, как из леса прямо на меня выходит огромная собака. Она встала в нескольких шагах и неподвижно смотрела на меня раскосыми зелеными глазами. Ее серо-коричневая шерсть блестела на солнце.
От удивления и восторга у меня перехватило дыхание и, захлебываясь, я закричала:
- Папа Миша! Иди скорее сюда! Посмотри, какая огромная собачище пришла к нам из леса!
Услышав мои крики, собака вся напружинилась, пригнула к земле свою узкую морду, не сводя с меня настороженных глаз.
Дядя Миша, видно, сразу понял, в чем дело. Я услышала его громкий, взволнованный голос:
- Таня! Беги скорее! Убегай! Это волк!
Я стояла, не шевелясь, не в силах двинуться с места.
Не теряя ни минуты, дядя Миша рванулся в сени, схватил со стены ружье, бросился ко мне, кляцкая на ходу затвором и крича уже что-то совсем несусветное.
Волк не стал дожидаться расправы. Сначала медленно попятился, потом, с явным сожалением взглянул на меня в последний раз, развернулся и огромными прыжками скрылся за мохнатыми елками. Сучья трещали, а вслед ему гремели выстрелы.
Дядя Миша бросил ружье на землю, схватил меня на руки и бегом понес к дому. Я ревела во все горло, судорожно всхлипывая, уткнувшись носом в его горячее плечо. Только, когда все кончилось, мне вдруг стало страшно за себя, за дядю Мишу и даже за таинственную собаку-волка, скрывшуюся в темном лесу.
В тот день дядя Миша уже ни на минуту не отпускал меня от себя.
Рассказывая вечером Алене о происшедшем, гладил меня по голове и приговаривал, вздыхая:
- Эх ты, Таня-Танюша! Волка от собаки отличить не смогла! А еще москвичка! Большая ведь! Пять лет уже минуло!
|
Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души"
М.Николаев "Вторжение на Землю"