Бетонный пионер с обломанной рукой
                   нацелил в небо медь невидимого горна,
                   и трубный глас его распался в шепотки,
                   поверженной листвы, скрип перетяжки черной
                   рябиновых ветвей, что облачный витраж
                   фиксируют к земле гвоздями алых капель, 
                   а жизни моей нить стальной челнок недель
                   вбивает в полотна судеб тончайший штапель.
                                      Упрямый пионер - свидетель детских игр
                                      таинственной страны, родившейся не к сроку, 
                                      что тихо померла, не в силах одолеть
                                      стремление людей к нормальности пороку.
                                      Он помнит и меня в коротеньких штанах
                                      продрогшего, слегка, на утренней линейке,
                                      и первый поцелуй, и неуклюжесть рук
                                      за ширмою кустов на сломанной скамейке.
                   Он двигался за мной, меняя города, 
                   сквозь марево портов и поросль заброшки,
                   взирая в никуда, взывая к никому,
                   роняя на траву куски бетонной крошки.
                   Мы встретились, опять, на миг и навсегда.
                   Дорожки проросли в прохладу и покой.
                   Достань свои ключи и отвори врата,
                   отбитый пионер с обломанной рукой.