Когда ражий шоферюга в очередной раз выскочил из кабины, чтобы проверить, как управляется троица выталкивателей, Гаг отодрал руки от заляпанного грязью кузова санперевозки и спокойно сказал:
- Что ж ты, козёл, мою сморкалку отнял да в кювет забросил? Если под заднее колесо положить - мигом бы на твёрдое выехали.
Тот хотел было харкнуть под ноги или там закатить ещё одну плюху стремному Котяре, но поостерёгся. Врач и девушка тоже прекратили раскачивать застрявший грузовик и выпрямились по обеим сторонам юнца. За автоматом, разумеется, водитель не полез: брезгливо передёрнув плечами, ухватил из ближней лужи груду смрадного тряпья, скрутил рыхлым жгутом и метко бросил под кузов.
Мотор натужно взревел, въехал на тряпки, кое-как выполз на шоссе и стал. Вереницу беженцев с их телегами окатило свежей порцией жидкой дряни, но ни бабы, ни их ребятишки не обратили внимания: одни по-прежнему уныло матерились, другие сидели на тюках с видом мартышек, безнадёжно промокших под дождём.
- Садись в кузов, мальчик, - тихо сказал врач. - Тебе по дороге?
Гаг не ответил, отскребывая рыжую мерзость от бывшего мундира. Подумал, вразвалочку подошёл к кабине, стал на подножку и рывком отодрал дверь.
- Ты куда, сволота? - рявкнул шофёр, но отчего-то замолк - улыбочка юнца сработала почище кляпа.
- Каждый Бойцовый Кот умеет рулить, папаша, - сказал Гаг. - От природы. Далеко ещё до Эсторры?
- Миль шестьдесят такого вот дремучего говна. Успеешь мозоли на лапках набить.
Фургон вилял в раскисшей глине, временами тормозил и буксовал, но двигался целеустремлённо, и Гаг даже закемарил немного, когда чутьё ночного хищника заставило его встряхнуться и выпрямить спину.
Водителя выворачивало прямо на руль и на педали газа. Лицо и шея набухли от натуги и стали цветом как тухлый баклажан, глаза были закрыты.
"Двадцать тысяч ампул сыворотки, - ударили в голову Гага слова лекаря. - В городе беда... мы ещё успеем".
- Змеиная сыроядь! Ты чего, падаль, не кололся вместе со всеми? - крикнул он. С трудом подлез к рычагам, поставил на самую низкую передачу. Поменялся местами с шофёром, отворил машину и столкнул того на обочину, как куль.
А потом отъехал на чистое место и тормознул.
Вышел, стукнул в кузов, из дверцы тотчас вывалились две физиономии.
- В Эсторру можно не ехать, доктор, - сказал негромко. - О волке речь, а он навстречь.
- Что? - спросил тот. Медсестра смотрела как немая.
- Беженцы спасались от чумы. Нас тоже накрыло ржавым тазом. Причём капитально.
- Пэка?
- Я вашему водиле в паспорт не гляделся. Копыта он точно спёк, в общем.
- Синюшность? Бубоны?
- Нет вроде. Шея бревном.
- Пойду посмотрю.
- Незачем. Вертеть баранку я смогу, а вот укольчики ставить в количестве двадцати чего-то там - уволь меня, в общем. Дотумкал, дядюшка?
Погоны капитана медслужбы посолидней, чем лычки Кота-ученика. Змея и Рюмашка, типа того, подумал Гаг. И ещё три палки в ряд. Ну и ляд с ним. Где мы и где армия?
- Молодой человек, садитесь на ступеньки под дверью. Я вам брошу чистую форму и нагрею воды на спиртовой горелке. Немного - до города придётся экономить и то, и другое. Приведёте себя в порядок.
"Об умирающем ни слова, - думал Гаг, плескаясь в жестяном тазу и яростно скобля кожу во всех местах грубой ветошью. - Блевотину из кабины придётся убирать всухую, впопыхах и вообще как попало. Тысячи впереди больше одного сзади, понимаешь. Сам лекарюга факт привитой. А девчонка? Она тоже?"
И смутно, без слов - мысль: мужик чумное тряпьё схватил и о том знал. А я вот нет. Не въезжал ни фига. Ещё один должок за мной, значит.
Влез в чужой мундир, зашнуровал башмаки на картонной подошве. Дохлого крысоеда бы разуть, а заодно и шмалер позаимствовать. Только не видать у дороги ничего похожего.
- Док, я в порядке. Сколько ехать осталось?
- Кажется, миль двадцать. Или тридцать.
"Славно же я дрых. Какая разница между сывороткой и вакциной? Мне поздно колоться или нет? Идиот. Когда меня чинили на этой сладкой Земле, Корней мимоходом сказал, что иммунитет тоже до небес подняли. Вспомнил. Прививка зрелости, вот как это называется. До шестнадцати лет делать безопасно".
- Мальчик, Кира приберёт в кабине.
- Док, как вас там...
- Можно на "ты", как раньше. Пранга.
- Уважаемый доктор Пранга, сыворотка спасает только наполовину. Так ведь? Как кому повезёт.
- У Киры натуральная защита.
Переболела, значит. Бывает такое. Ляд, что за имя мужское? У бабы звучало бы Кири или Кирри.
Девушка явилась с дурно пахнущим ведром и щёткой, молчаливо занялась рабочим местом Гага и всей кабиной вообще. А ничего - приятная такая, пухленькая. Хотя...Форменный берет надвинут на лоб, но все-таки непонятные какие-то волосы, цветом и фактурой будто снятая со стержня трансформаторная обмотка. Типа красная медь и вьются мелким бараном. Глаза бледные, круглые, как у куклы, носик вздёрнут ноздрями кверху, на переносице расплылась бурая веснушка - почти уродина. Не южная алайка, это уж точно.
- Кири, ты откуда?
Она уставилась на него, покачала головой.
- Мальчик, она не понимает по-нашему. Еле имя узнали.
Немудрено. Мою кликуху и вообще. Даже не постарались.
- Меня Гаг зовут. Кири, садись вперёд, тут мягко.
Гаг похлопал ладонью по сиденью. Принял ведро с раствором хлорки, плюхнул туда щётку и тряпьё, с размахом выплеснул куда подальше, так что струя вонзилась в чахлую траву как сабля.
- Давай. Мне спать за рулём нельзя, хоть с тобой поговорю для развлекухи.
Шоссе сделалось почище, встречный поток поредел. Зато прибавилось металлолома: все подступы к Эсторре были забиты плодами многочисленных попыток взять город штурмом. Крупная техника: имперские тягачи с пустыми многорядными клетками из-под "мамочек-шутих", алайские бронеходы с герцогской эмблемой на боку, крысий бомбомёт, от которого по невыясненной причине остался один перекорёженный корпус. Очевидно, прыткое население поначалу хотело оттяпать и приспособить всё, что помельче, к делу - вдоль всего бетонного полотна тянулись белёсые борозды и следы стальных траков, лохмотья разлохмаченной ржавой брони навевали мысль о начале бесснежной зимы. Лирика, туда её в качель.
- Землянские самодвижущиеся дороги - незаменимая вещь для армии и шпаков, - вслух подумал Гаг, ёрзая на залитом хлоркой сиденье и с усилием крутя руль в разные стороны. - Интересно, какое нынче время года на дворе? Военное, наверно. Кира, ты как думаешь?
Девушка смутно улыбнулась. Глаза огромные, серые, как сумерки, которые вот-вот настанут. Крепче за баранку держись, шофёр, одними словами. Сожми свои водяные мозоли в кулак и зажги приборные стёкла в кабине.
- С диких гор свалилась, не иначе. Как с тобой этот Пранга-капитан, который спит-храпит позади нас. Как он при надобности изъясняется - названиями медицинских штучек? Шприц, скальпель, пилу, кетгут, бинт, жгут, корнцанг?
Что-то дрогнуло в серых глазах. Он повернул голову - и в этот миг впереди выросла очередная глыбища.
Руль почти выскочил из колонки. Шины заскрежетали. Грузовик всем бортом проехал по останкам гранатомёта и развернулся точно поперёк дороги, крепко взболтнув содержимое.
- Вот ясен феникс! - крикнул Гаг и только через секунду понял, что говорит по-русски. Любимое ругательство Корнея, даже не ругательство, как можно, а так... эвфемизм чего-то нехорошего. Идиома.
- Ты... ты знаешь их язык? - с запинкой проговорила Кира. По-русски.
Наклонилась, ухватила его за рукав. В приоткрытом вороте виднелся глубокий шрам на горле, чуть выше межключичной ямки.
- Жабье молоко. Ты прогрессор?
Как Корней, который зачем-то спас его обугленный полутруп с Гиганды. Дурень.
Как он сам, глупый мальчишка, вообразивший себя крутым Бойцовым Котом.
- Разве похоже? Да будь я им, я бы себя не выдала. Я не такая была бы совсем. И ты не такой. Земляне инопланетников к себе не берут. Они их спасают.
Старичок обеспокоенно стукнул в заднее окошко кабины:
- Что там у вас?
- Колесо сдулось! Правое переднее! - рявкнул Гаг. - Впереди вообще мешавень полная. Горы, что ли. Давите ухо, кэп, ночью всё равно не поеду. Мы тут с вашей дикарочкой типа поговорим наощупь.
И вот они полусидели рядом в зловонной темноте, и Кира полушёпотом, взахлёб рассказывала.
Она была экономкой при дворянине. Из этих, понимаешь? Добрый, красивый, отчётливо другой. Когда в город пришёл мятеж, их дом стали брать штурмом, а Киру, наверное, убили. Когда дон Румата вышел мстить и дом загорелся, кто-то, похоже что из слуг, вынес её наружу. А потом был другой дон, Тойва. Очнулась она уже в госпитальной кабине "Призрака", дон Тойва сказал, что Антону, скорей всего, запретят о ней узнавать или просто не скажут всей правды, а самой Кире про него солгут, потому что её любовник стал убийцей. И теперь он, Тойва, увезёт Киру к своей дальней родне, спрячет ото всех и будет выхаживать. А там посмотрим.
Я ему поверила, говорила Кира: он защитил меня не от большой доброты, а потому что имел повод. Не любил их общее дело. И хотел сначала вроде как поступить наперекор, а потом уйти от людей-землян, когда поменялся. Как и я захотела.
- Не понял. Поменялся - как? Захотела - почему?
- На их корабле со мной сделали то же, что с тобой. Лекарь сказал, что мне фи-зи-ологически лет шестнадцать, дрянных последствий не будет, а без прививки взрослости я б и вообще не выжила. На Земле Тойва сказал, что нельзя отнимать у ребёнка шанс стать большим, чем людь. Как чуть не отняли в детстве у него самого.
- Не понял. Какого ребенка? Тебя, что ли?
- Беременна я. От Руматы. Разве не видно? В ту самую последнюю ночь, наверное. Лекарь увидел. Больше никто не заметил, дон Тойва случайно от лекаря узнал. Хотя тогда уже совсем стало заметно. Вот я ему говорю: "Назад хочу. Иначе дитя не моим - ничьим и никаким станет. Нельзя назад к моему дону - возьмите туда, куда вас самого ссылают".
- Дурёха. Их Земля же рай для таких, как ты. Своей бы стала.
- Ты для них до тех пор своя, пока чужести не распробуют.
- А если здесь снова прикокнут или уродца родишь?
- Нелюдь я рожу. И пускай. Тут его хоть заново лепить не попытаются.
- Всё равно дурища.
- От такого слышу. Ты сам чего ушёл? Ведь не гнали.
- Я Бойцовый Кот, а Бойцовый Кот нигде не пропадёт. И тут моя родина, прикинь. А ты здесь явное пришей рыбке хвост. Где имение, говорится, а где вода.
- Где лужа, - нервно хихикнула Кира, - Пэка меня прямо в луже подобрал. Поперёк большой дороги напоказ лежала и несла околесицу. Благородный дон не имел права сопутствовать мужичке и дикобразихе, но сделал что мог.
Вот почему мы оба не зачумели, подумал Гаг. Из-за прививки. Вот зачем на нас медицинскую одёжку напялили. Заразными оба показались. А в фургоне другой сменки не завелось - только такая.
Кажется, потом Кира всё-таки свернулась клубочком, задремала у него на худом плече. А Гаг думал:
"Лукавый, обманный мир, где у людей есть всё, что только они могут пожелать, и потому желания их извращены, цели потусторонни, а средства ничем не напоминают человеческие. Кто это сказал? Да там, на шарике по имени Земля, я сам и выдал, умник такой".
Посреди ночи старый медик с чего-то прилез к ним - застыл у себя в одиночестве или мораль некстати взыграла. Может быть, просто до ветру захотелось, а возвращаться в кузовную темноту страшно.
И все трое заснули уже вмёртвую.
Ну, ребята, и влип я, как ни один из наших не влипал! Что дока наскочил на доку, один межпланетный заяц на другого такого же - ладно, "Призраки" эти, небось, на Гиганду как козий горох сыплются.
Но вот продрал глаза с первым солнышком - смотрю, от нас до высокой утренней звезды как железной метлой выметено и стальным гребнем причёсано. А вдоль всего окоёма, железка к железке, булыжник к булыжнику, - дорожным катком утрамбовано, грязью болотной скреплено и даже лаза в этой стенке не видать. Чумной кордон. Попали в стольный град Эсторру, называется.
Тут, откуда ни возьмись, и наш фургон стенкой обступили. Девятеро в чистеньких комбинезонах - пятнистые лесных егерей, болотные пехоты, синие бронеходной обслуги, даже один имперский крапчато-полосатый завелся. На мордах резиновые маски - стеклянные глаза, рыло с пятаком, - на поясе кобура, за плечами - реальный ранцевый огнемёт. А я гол как сокол. Нет, впору в собственные сапоги прятаться!
И вот полосатик говорит этак глуховато и с большой ехидцей:
- Колись, дикобразы, чего больше привезли - микробов или закваски?
- Вы не имеете права, егерь! - кричит наш доблестный Пранга, потрясая бородкой.
- Не егерь, всего лишь бывший имперский Кровавый Волк, - отвечает тот. - Братья-храбрецы, шпаков высадить, сыворотку из-под простокваши смешать с "Антипестой" и чуть попозже распылить над территориями, занятыми гражданским населением. Авось проймёт. Грузовик со всем прочим шмотьём отогнать куда подальше и сжечь.
Окружили нас, значит, и повели через всё поле. Сзади полыхает, как сто бочек с бензином, впереди глухая несознанка. Нет, вру - лаз таки был в створке, чуть поболе крысиной норы. Большие ворота они замуровали. Когда от чумы драпанули последние из выказавших такое желание - это я потом узнал.
Прогнали нас через арку и красные лучи - крест-накрест они идут, как доброе рукопожатие. Порядок вроде. Не звякнет и не вякнет ничего.
Выползли все наружу. А там...
От края до края - ни одного целого дома, ни дерева тебе, ни куста. Дивись, какое в имперской столице всё маленькое и с землёй сровнялось. Тихо, спокойно так. Золу ленивый ветер гоняет.
И подходит к нашим конвоирам по этой золе да кирпичной крошке персонаж в чёрном курте и штанах с полсапожками. Не скажу, чтобы военная косточка, только прям, как кегля, лёгок на ногу и без чумного противогаза. Храбрый такой. Становится напротив. Смугловат, самую малость конопат, белые волосы, белые брови, белые губы в нитку, глаза и то белые, бездонные, только вокруг радужки тёмная полоска.
- Дон Тойва, - шепчет Кира. - Звезда со звездой не встречается, а люд...
- ...с люденом встретится, да, пичуга? - говорит он этак равнодушно. - Тот, что внутри тебя? Эй вы там. Женщину увести в центр нижних ярусов, обеспечить высокую защиту и чтобы не нуждалась ни в чём. Военврача на скорую руку проинструктировать и приставить к пациентам верхнего уровня.
На этих его словах разошлись все, кроме одного. Так и стоит в своём нарыльнике, будто я бациллоноситель какой-то.
- А ты, Гаг, бунтовщик беглый...
И ведь узнал, хоть не встречались! Увидел меня насквозь и даже глубже!
Взял за плечо, уставился глазами своими белёсыми куда-то мимо и внутрь моего черепа и вещает:
- Ну, Кошак Бойцовый, главный экзамен тебе наступил. Как сотоварищам твоим Штырю, Гвоздю, Заточке, Смурику. Вот когда две воюющие стороны мир заключают - что в нём самое главное?
- Контрибуции, - лепечу. - Капитуляции. Обмен пленными. Раздел спорных территорий.
Раньше-то всё это у меня от зубов отлетало. Отвык. И вопросец какой-то странный.
- Нет. Главное, я сказал. Думай дальше, Кот. Своей головой думай.
- Порядок, - отвечаю, чуток поразмыслив. - С которым все согласились. Может, не всем он по нраву, а если верно сказать, то полностью никому. Одним жемчуг мелок, у других похлёбка жидковата.
- Вот, - отвечает Тойва. - А мои бывшие соплеменники попросту выплеснули на муравейник ушат ледяной воды, и все расползлись спасать свои личные яйца.
Хрюкнул я на этих словах в кулак - не удержался. А он, похоже, такого и добивался. Врёт дальше на голубом глазу:
- Вместо порядка - хаос. Ни структуры, ни руководства, ни исполнителей приказов, ни даже тех, к кому эти приказы относятся. Обезумевшее стадо, выведенное на столбовую магистраль истории. Что делать прикажешь?
- Я ж не приказывал никогда, - говорю. - Я вообще Котёнок, а не Кот.
- Котяра драный, - подхихикнул некто внутри головы или за ушами. - Кошак горелый да лупаный.
И тут вдруг кто за язык меня потянул.
- Сотворить малые островки покоя, - отвечаю. - Такие, где вся работа - для кирки, мастерка, лопат и мётел, а не для стаи умных инопланетных стервятников. Стены кольцом до неба, а внутрь можно интелей привозить, и артистов, и усталых вояк, и дев тысячи сердец, и дам, прекрасных до невозможности, и уютных мамаш с ребятнёй. И повсеместно раздвигать границы.
- Красиво звучит, - отвечает наш Тойва, - да скука смернтая, как всё вообще человеческое. Слышали мы такие речи, да кому они помогли? Все, куда ни глянь, выдумывать и командовать горазды, ну ещё хапать, что им не принадлежит. А вот идти в подчинение своей мечте да защищать свой прожект - кишка тонка.
- Я пойду, - отвечаю. - Я обороню. Уж коли мы, Боевые Коты, привычны копать землю, месить глину и собирать камни с полей, то, уж верно, и в здешней хилой недоутопии не потопнем. А остальное приложится.
- Молодец, Рысь - уши с кисточкой, - вдруг говорят за моей спиной этак хрипловато. - Зачёт.
А Тойвы как и не было рядом, только вроде как доносит до меня из потусторонней дали щебет какой-то птичий и будто листва кипит под ветром.
Оборачиваюсь на знакомый голос... а ведь и он не из маски доносится. Имеется у голоса лицо.
Ну, братья, скажу я вам. Моря горят, леса текут, мышка в камне утонула!
- Старший наставник Дигга, - ору. - Гепард!
В общем, когда мы все чуток отошли от эмоций и друг от друга - на расстояние, скажем, разомкнутых рук, - я и говорю Гепарду:
- Наставник, ведь бросили нас. Кинули, да не докинули, одним словом.
- А тебе что, в самом деле до сих пор мамкина соска требуется?
- Хоть бы проект какой сверху спустил этот люден долбаный.
- Хватит, - отвечает. - Самое распоследнее дело живую жизнь расчислять заранее. Великие планы составлять. Жизнь если чем и хороша, то своей непредсказуемостью.
- Я, оно конечно, парень скорее консервативный, чем регрессивный, - отвечаю, - но простого человеческого счастья для всех бы хотелось.
- Ну, Гаг, а знаешь ли ты последний приказ по фронту? - говорит. - Чтобы всеобщее, полное и безоблачное счастье считать уголовным преступлением и злостным нарушением гомеостата? И в особенности такое, что сверху спущено?
А я что? Молчу я. Смеюсь изнутри наружу.
- Так давай пока хоть поразгребём чужие мечты, что ли, - продолжает. - Пока не завонялись.
Эх! И что такое делается - то ли снова всех моих поголовно охмурили, то ли впрямь воскресенье на дворе...