Продолжение истории Та-Эль Кардинены и ее русского ученика.
КОСТРЫ СЕНТЕГИРА
II
Когда они оба вернулись на прежнее место, долгоиграющий факел решил, наконец, что пора погаснуть. Карди поспешно достала из ниши новый (лежали аккуратной стопкой), зажгла огонь от огня (а прежде что было - самовозгорание? Фокус) и воткнула увитый пламенем жезл в кольцо на стене. Еще из одной ниши (их тут, похоже, десятки и все спрятаны, как яйца-писанки на Пасху, отметил Сорди) вытащила огромный матрас и тут же раскатала по полу, заодно бросив сверху два тощих одеяла.
- Будем ночевать. Тебе как, Сорди, свет не мешает?
Он бросил взгляд на обширные мрачные своды и, улыбаясь, покачал головой.
- Тогда ложись к стеночке и укрывайся. Даже раздеться там внутри можешь - условия не походные. Но оборачиваться из одного только досужего любопытства не советую. Понял?
- Понял.
- Но если понадобится по великой и неотложной нужде - вон там загородочка, а за ней в нише прорублена глухая щель в полу. Глухая - это чтобы подземные потоки не пачкать. Бери факел и шагай, да смотри ножку не подверни, всю экспедицию задержишь. Выспишься - непременно сходи в купальню: на это стоит посмотреть. Где минеральный ручей, но слегка ниже по течению. И воду не грязнишь, и не такой она крутой кипяток.
Сорди еще раз кивнул - уже из последних сил. Заполз на свое место и почти потерял сознание. Только слышал: "Фу, надо было ещё и спину ему побрить - не терплю дикошёрстых".
Когда Сергей разлепил глаза с обычным в последнее время ощущением, что проспал самое лучшее - резкую перемену в судьбе, весть издалека или просто хорошую утреннюю погоду - оказалось, что поверху на него навалились обе покрышки из грубой шерстяной фланели. Рядом лежала аккуратно свернутая простынь из похожего материала, но помягче, накрывая собой кучку одежды, и стоял котелок с заваренной кашей: адским запахом от него отнюдь не несло, напротив. Должно быть, на сей раз Карди не торопилась с готовкой и черпнула той самой драгоценной питьевой водицы. На чём тут стряпают, кстати, - на факельном пламени?
Тут он обнаружил нечто похожее на туристическую горелку - трехногого стального паучка с таблеткой сухого спирта в брюхе. Или не сухого спирта, а похожего снадобья. Зажигали его явно от лучины - валялись рядом наполовину обгорелые.
Спал Сорди в одной рубахе с глубокими вырезами спереди и сзади, поэтому без церемоний накинул на плечи купальное полотенце, обулся в прежние башмаки - ранить босую подошву было бы совсем некстати - и отправился искать здешние серные бани.
Над ручьём, что вытекал из малой чаши, вился лёгкий пар - здесь было прохладней, чем у истока. Пол был неровный и скользкий, Сорди увлеченно балансировал на неровных плоских плитах - и пропустил момент, когда оказался на берегу водоёма.
Вокруг удивительно синего озерца, похожего на небо, затянутое облачной пеленой, струнными рядами возвышались беломраморные колонны, перемежающиеся с подобием канделябров. Их выточила по своей прихоти вода; эта же вода, растворившая в себе крупицы камня, застыла в виде украшений совершенно сказочного вида и красоты, которые опрокидывали себя вниз, чтобы слиться со стихией, что их породила. А в центре этой фантасмагории, по колено в воде и тумане стоял абсолютно голый человек и плескал себе водой в лицо.
Два толчка, с разных сторон стиснувших сердце: мужчина? Но если...Чужак или даже враг? Стройное худощавое тело, широкие плечи, талия, которую можно обхватить двумя ладонями, крепкие ягодицы умелого всадника. Бёдра чуть широковаты для юноши, ноги - жилистые, с сухими икрами, но всё равно изящны. И самое главное - коса. Слишком длинная для воина - он видел кое-кого из взрослых инородцев - и необычного для здешних жителей оттенка.
- Карди, ты прямо так и моешься, не расплетая волос?
Она обернулась - крепкие груди даже не колыхнутся, светлый треугольник между ног почти просох от влаги.
- Ну да, Сорди, вот так и полощусь. С отваром травы мыльнянки. Разбирать косу и укладывать заново по всем правилам - дело хлопотное, спасибо раз в месяц эту пытку вытерпишь.
Шрам выделился резче - или кожа на щеках слегка посветлела? Зато язвочки...
Нет их. Совсем.
- Не торчи сталагмитом - скидывай порты и лезь, покуда водица не остыла. У нас в запасе лет от силы пятьсот. Да не бойся - я уже пошла на берег обсыхать и вытираться.
- Я это из-за твоего лица. Совсем быстро прошло.
- А, пустяки. Раньше серной мазью все кокетки мазались от угрей. Старая шкура слезет - новая под ней что шёлк. Хотя недолго действовало, правда. Ну, наслаждайся тут без меня, Актеон, а то как бы рога оленьи не выросли. Жидкое мыло - в чашке, мочало - на колу.
Слегка улыбнулась, проходя мимо, сгребла в охапку свои вещи и ушла.
Когда Сорди вернулся, Кардинена почти облачилась и даже наполовину обмотала талию своим примечательным шарфом: потайных карманов в нем, похоже, было не меньше, чем в стенах здешнего "охотничьего домика". Сабля крепилась на особом кольце, а мелочи, которые можно было показать народу, - по принципу нэцке: один конец шнура - резная фигурка, другой, с кошельком или коробочкой, свисает внизу пояса. Накинула на плечи плащ, нацепила на каждое запястье по тяжелому, из четырех створок, бронзовому наручу шириной едва ли не до локтя.
Одежду ему зачем-то было велено сменить в очередной раз: рубаха со стоячим воротом и короткие шаровары тонкого белого полотна, куртка не какая попало, а из добротно выделанной и крашенной бурым цветом юфти. Плащ и, кстати, башмаки оставили прежние, хотя выдали пару носков тончайшей вязки и очень прочных с виду: шёлковых?
- В ногавках, как у меня, камень хорошо чуять. Но тебе рано - только ступни повредишь. Ягмурлук вполне для тебя хорош: большой, тёплый и почти ненадеванный. Выдан тебе аккурат в соответствии с нынешним статусом, - объяснила ему старшая.
Что она была старшей, показывал обруч из той же бронзы, но размером много меньше тех, что у Карди, с защёлкой и шипами на внутренней стороне, которым Карди велела ему скрепить расчёсанные костяным гребнем волосы. Теперь каштановая грива, что до того свободно рассыпалась по плечам и спине, оказалась скована в хвост наподобие конского.
Затем они набрали по небольшому заплечному мешку всякого сухого корма, рассовали по карманам кое-какие второстепенные мелочи, что не вместились в пояс.
- Обычай велит оставить взамен что-нибудь лишнее, - сказал Сорди. - Ты же на ходу вся греметь будешь, как ведун бубенцами.
- Сделано, приторочено и вообще не твоя забота, - сухо ответила женщина. - А ты знаток здешних порядков, как я погляжу. Дай-ка присядем на дорожку - тоже привычка неплохая. Родом из твоей матерней землицы, однако.
Они опустились наземь - и началась беседа: поток вопросов, которые задавались с непонятной целью и требовали немедленного и четкого ответа. Стоило мужчине задуматься, как перстень с когтем, повернутым к основанию среднего пальца, начинал постукивать по каменному сиденью - живое напоминание о дальнобойном арбалетике.
- Всё, можешь быть свободен, - заключила Карди, когда он уже было решил, что его решились вконец уморить. - То есть вот прямо сейчас будем выбираться отсюда - загостились. Как я поняла, социальная антропология, психология масс и учение о коллективном бессознательном у вас в универе шли как факультатив?
- Да, причем я ухитрился получить зачёт по всем трём. Этнология была обязательным предметом, я упомянул?
- Здесь, уже после эмиграции, правоглавы заставили тебя изучить пару-тройку горных лэнских диалектов в придачу к общенациональному эдинери - так называемому "говору лесов и степей".
- Они тут в стране Динан, все похожи, - объяснил Сорди. - Небольшие различия в словарном запасе и произношении. Вот у тебя - ну, насчет слов молчу, это неважное дело - но какая-то акцентуация необычная.
- Профессор Хиггинс, тоже мне, - поморщилась Карди. - В верховой езде тоже: зарабатывал на спорт королев репетиторством и в дни бегов не вылезал с ипподрома.
- Виноват.
- Надо бить себя в грудь и причитать: "Mea culpa, mea maxima culpa", и всё пройдет, - усмехнулась она. - Что, такому тебя твои безгрешные собратья не учили? Ничего, здесь это лыко тоже в строку, хотя ставки в игре здесь другие, а лошади нам пока и вовсе не по рылу.
- Я бы и не сумел верхом по таким тропам.
- С хорошо обученным конём сие не так трудно, как тебе кажется. Так вот. Я думаю, не взять ли тебя в подмастерья. В ученики или там оруженосцы. Без высшего руководства тебе с Лэном и горами не разобраться и вообще не проживёшь и недели. О том я уже говорила, по-моему. Так вот тебе пища для размышлений. Ученик соблюдает три основных правила: не надевает "смертного железа", не задаёт вопросов, пока мастер не спросит, исполняет приказ старшего тупо, слепо, безмозгло и так далее. Ибо пока включишь разум - напрочь лишишься его вместилища и седалища.
- Я обязан подумать или сразу соглашаться? - спросил Сорди.
- Пока я прямо не предложила - нет, конечно. Думай сколько влезет. Мы оба ничем друг другу не обязаны, даже самим фактом существования.
- Значит, ты мастер?
- Раз при долгом клинке - да, конечно. С перерывом на тот случай, если его возьмут украдкой. Только не спрашивай, прошу тебя, что именно делают с сабельным вором, когда поймают.
Когда дошли до выхода, оказалось, что брошенная накануне одежда обратилась в кружево.
- Крепко ей досталось, - отметила Кардинена. - Что значит - мёртвая материя. А ведь вещи чуть сдвинули, заметил? Еще раз посмотри и вспомни, как они легли раньше. Явно кое-кто желал в гости напроситься.
- Как мы пройдем наружу?
- А вот это без проблем, - сказала она, отодвигая тряпье от выхода и возвращая погашенный о землю факел на прежнее место. - Проблемы потом начнутся. Видишь - светает впереди? Чуть погодим, пока не разъяснится полностью, - и вперед без страха и упрёка.
Так и получилось. Что бы там ни было; кислота, яд, волшебство или простая биологическая сингулярность, - работало оно лишь на входе. Слишком умно для травы, слишком выгодно для человека.
Когда выбирались из зева, ему почудилось, что спина женщины чуть напряглась. Потом отпустило.
- Не здесь, похоже. Чуток впереди, - пробормотала она себе под нос.
Сорди не посмел переспросить, про что это она - очевидно, втайне примеривал на себя роль ученика. Некая странная лёгкость овладевала его душой и телом. Несмотря на тяжесть верхнего одеяния, на то, что вздетые на плечо сумки превращали обоих в горбунов, а сабля, понемногу съехав на левый бок и заторчав как помело, придала облику его спутницы нечто ведьминское, - тропа как бы сама стелилась под ноги всеми своими извивами, а холодный воздух прочищал лёгкие. Где-то неподалёку ручей плескал воду из одной ладошки в другую, и высоко вверху, над кронами дубов, деловито переговаривались птахи. Ветви там, в безличной голубизне и светлых облаках, будто сами завивались в гнёзда. И поникшая от росы трава, такая длинная, что путалась в ногах и ложилась на гравий...
В самом деле, гнездо в кустах обочь тропы. И в нем два беловатых в алую крапинку яйца. Сорди нагнулся, взял в руку одно - тёплое. Свежее. Когда-то мальчишкой он такие яйца с удовольствием пил...
Но тотчас в бок ему воткнулось нечто вроде хорошо заточенного шила.
- Положи на место. Вот так, плавно, и попробуй только мне раздавить. Я тебе что приказывала - кормиться лишь тем, что само на тропе появилось. Или ты настолько голоден? Одинокая вдовая самочка только отошла чего ни на то поклевать - а тут нате вам!
Сорди отстранился:
- Я считал, что у тебя нет другого оружия.
- Это не оружие, а бамбуковые спицы для моих дамских рукоделий. Нет, ввожу новое правило для ученика: мастер говорит только раз и только после первого нарушения. Притом запечатлевает свои слова заушением или чем покрепче. Как отец Бенвенуто Челлини, когда тот мальчиком увидел саламандру, пляшущую в огне камина. Чтобы навек запомнилось.
- Но я пока не ученик?
- И моли своего христианского Бога, чтобы так оставалось подольше.
Карди помолчала и добавила не так жёстко:
- Дурень, яйца были насиженные. Тебе ж не надо, чтобы в животе малиновки щебетали?
- Эти птахи, по-моему, гнёзд на земле не сооружают.
- Значит, то была сумасшедшая малиновка.
Дальше оба шли молча, но так быстро, что Сорди не мог как следует подкормиться и тем, что было ему положено по договору: только успевай переступать через плети куманики, что пытались переползти через дорогу - ягоды на них вызрели как-то уж очень рано, - или подушки мелких, похожих на строчки, грибков. Усталости, впрочем, он не чувствовал совершенно, несмотря на то, что тропа резко повернула в гору, и даже слегка удивился, когда его спутница, что двигалась впереди широким шагом, велела ему отойти к плоским валунам, которые высились поодаль.
- Кремнёвые желваки. Твой ножик подострим, а заодно и бритву.
Сорди невольно провёл ладонью по щеке - гладкая, точно у младенца. Вроде бы и не так удивительно после такого краткого времени - и всё-таки...
Кардинена, руководствуясь некими неведомыми соображениями, забрала у него "волчонка", а ему бросила изогнутое складное лезвие и странный брусок - не тонкого наждака, а того же камня, что под ногами.
- Вот, поправь пока на оселке. Это более для тебя привычно?
Сорди хотел было сказать, что эти две вещи совершенно не подходят одна к другой, но с первого движения убедился в обратном: сталь бритвы оказалась мягче и податливей камня и легко брала заточку. "А сабельку и сама не гладит, и мне не даёт - нет нужды или просто я того не достоин? - подумал про свою старшую. - Не сумею, и верно".
Камни оказались хороши и с другой стороны - широкие искры, что отлетали в нарочно расстеленный перед женщиной сухой мох, подожгли его. Карди тотчас огородила место булыжниками, велела поддерживать огонь таким же мхом, что, видимо, оставался с прошлого сезона, и, пока костерок разгорался, наломала в него веток. Чуть позже она водрузила над костром котелок на железной рогатке и засыпала туда круп, по всей видимости, более тугоплавких, чем утренний кускус. Все необходимое появлялось как бы по первому зову и без затраты сил: вода из родника, сухостой, даже сам огонь.
Когда оба поели и ополоснули каждый свою чашку, а Карди вытерла котелок травой, она спросила:
- Ты стал очень скромен. Разве тебя не удивила повсеместная, так сказать, податливость здешней натуры?
- Я над этим работаю.
- Гм. И к какому выводу пришёл?
- Если бы я погубил птенцов - такого бы не было.
- Ой. Уж больно вглубь ты зришь, отрок. Нет, каннибализм сразу бы обстановки не ухудшил. Здесь, в стране Динан, Стрела Аримана далеко не летит. Ормузд ее на лету перехватывает.
- Ты уверена, что я читал "Авесту", Карди?
- Ну, про второе правило термодинамики и закон возрастания энтропии, уж верно, слышал. Так вот, здесь это работает иначе. Далеко не так фатально. Земля, не отягощённая злом...
Она поднялась, отряхнулась от налипшего на мантию сора.
- Кстати, ученик не имеет права спрашивать, но вполне может намекнуть этак обиняками. "Какая чудесная погода", скажем. Или - "Раньше я не видел таких высоких снежных гор, как эта, далеко в распадке".
- Раньше я не видел таких прекрасных заснеженных гор, как эта, далеко в распадке. Это ведь пик Сентегир, самый высокий в центральном хребте Луч.
- Именно. И могу тебя обрадовать, Сорди. Мы как раз туда и направляемся.
Ее рука указала на широкое острие серебряного копья, что вырвалось из курчавой иссиня-зеленой шкуры окрестных склонов.
- Как близко. Но я по опыту знаю, что это лишь иллюзия близости.
- О, никак, в тебе самозародился юмор? Дойдем, не бойся. Причём именно что вместе. Но - сама не знаю когда. Как придется. Или через неделю, или через месяц, или через годы. И что там нас ждёт - тоже заранее не предскажешь.
Снова дорога, но уже не такая лучезарная. Словно устаёт вместе с путниками и не так охотно стелется под ноги и высылает подарки. Липнет к подошвам, словно хочет уйти вместе с путниками к мифическому Сентегиру. И солнце держится совсем близко к земле, кровавит ее своим светом.
Кардинена оборачивается:
- Устал, я вижу. До такого же странноприимного места, как прежнее, идти немало, а наверху придётся спать посменно. Только ведь ты не выдержишь бдения. Не оправдаешь. Скажешь, нет?
- Мне приходилось долго не спать. Но уши у меня не чуткие на природный шум и нескоро такими будут.
- Может быть, и скоро. Иным хватало недели...
Вдруг женщина оборвала себя:
- Вот оно. Держись чётко позади и не вмешивайся нипочём. Волосы наружу выправь.
Но Сорди не успел. Ничего. Ибо из-за ближнего поворота выехали люди. Конные.
Оружие и одежда почти такие же, как у Кардинены. Первое - нарочито щегольское, второе выглядит небрежно, как наряд записного денди. Ягмурлуки вот не бурые - чёрные. Все темноволосы, темноглазы и бороды скоблят, наверное, кремневым топориком. У старшего кос даже две, разделённые пробором, - так изобильны; проседь мешается в них с еле заметной рыжиной.
- Привет тебе, Тэйнри.
Он кланяется едва ли не в пояс - серая прядь, что выпала из причёски, почти касается седельной луки.
- Здравствуй и ты, Карди. Я пришёл ради мира и блага.
- Вижу, благородный вождь. Кто бы в том сомневался.
- С миром и благом - оттого, что у тебя ученик. Приёмный сын, что защищает своего мастера, как младенец - свою мать. И ученик воистину прекрасный! Тонкая кость, карие волосы с примесью золота, серые глаза. Обновление крови всему роду Борджэге.
- Неужели заберёшь? Полно тебе.
- Знаю-знаю, что не по нашему обычаю. Хочу обменять. Один из твоих кешиктенов...
- Нет у меня гвардии, ты знаешь.
- Нет при тебе. Ладно, не буду спорить. Тайно и беззаконно за тобой пошёл, ибо хотел охранить. Я его уступаю - ты отдаёшь права на юнца.
- Плохой обмен. Без чести. Нет.
- Ты даже имени не захотела спросить.
Кардинена кивнула:
- Да. И ты не называй. Для записного карточного игрока все пальцы на руках одну цену имеют.
- Биться за пленника, значит, не станешь, Кардинена Та-Эль бану Терги?
- Нынче не стану, Тэйнрелл бану Борджегэ. И не проси.
- Что же, ходите невредимо. А захочешь на него посмотреть - препятствовать не будем и дороги назад не загородим. Только не медли, Карди.
- Благодарю тебя, Тэйн.
Всадники поклонились уже все - и исчезли в зарослях.
- Поторопимся, Сорди. Неприкосновенность мне они гарантировали, а ты и так ее, выходит, имеешь.
Он не спросил, почему: дисциплина на него давила или шок от опасной встречи? Кардинена шла впереди невиданно широким шагом, уже не по тропе - перепрыгивая с камня на камень и балансируя с риском провалиться в щель или сорваться с обрыва. К своему изумлению, он поспевал за ней почти без труда и с той же ловкостью.
Наконец, оба остановились на выступе вроде того, откуда Сергея сняли при помощи пояса.
Внизу, вокруг небольшой арены, собралось почти все племя - бану Тэйнрелла. Полузабытые определения и различия из тех, что заставляли Сорди учить в самом начале несостоявшейся миссионерской карьеры. В этих местах в ходу пограничные стычки, говорили ему, каждый род мнит себя племенем, а скопище родов - государством. Угоняют табуны, воруют скот. Режутся в споре на саблях один на один. Нечестивцы. А самый Вавилон - город по названию Лэн-Дархан, средоточие трех вер. Современный с виду, набитый благами цивилизации, сплошные театры, библиотеки, мечети да синагоги с костёлами, а храма нет ни одного. Гроб повапленный.
Внизу двое юнцов, похоже, простые воины, застелили круг толстым сукном или войлоком. Вынесли саблю вместе с поясом - такие здесь называются карха-гран, тяжелая сабля, вспомнил он. У степняков, что захаживают в горы, - кархи-мэл, злые, малые сабли, по виду - круто изогнутые серпы.
Клинок бережно и с почтением обнажили. Из ковшика облили его по всей длине струйкой чистой воды.
"Я видел похожее, - сказал себе Сергей. - Фильм по книге. "Последний..."
Он не успел додумать название. Из-за рядов внутрь круга вышел человек с совершенно седыми косами, в рубахе распояской, но руки свободны. Владелец "погибельного железа", понял Сорди. Тот самый пленник.
- Иштен, - пробормотала женщина так тихо, что ее спутнику показалось, что он слышит ее мысли. - Погано, да хоть не самый гроб.
Подошёл Тэйн, приподнял конец одной косы. Что-то спросил Иштена - тот покачал головой. Тогда один из молодых подвёл нагую саблю лезвием к затылку и, чуть повернув к себе, поддел обе косы изнутри - они упали с лёгким шелестом, будто лист осенью. И, перехватив за лезвие, вручил клинок вождю вперед рукоятью.
- Не захотел, чтобы за волос удерживали. Самого большого почёта для себя пожелал,- снова объяснила Кардинена будто бы одной себе.
Иштен стал на колени - спокойно, истово, будто в церкви.
Тэйн занес саблю над вытянутой вперёд шеей и резко опустил.
Сдавленный то ли крик, то ли нервный хохот вырвался из глотки Сергея, его спутница мигом перехватила его ладонью поперек лица и оттащила упавшее тело от края пропасти.
- Нет, это почти смешно - его стало так...так мало!
- Не закатывай сцен, мальчишка. Уходим, живо!
Там, внизу, до странности куцый обрубок, оставшийся от живого человека, прикрывали алой мантией. Тэйнрелл почтительно обтёр саблю тряпицей, одел в ножны, заткнул за широкий пояс. Но этого не видели оба.
Немного погодя Кардинена, лёжа рядом на камне и приобняв за плечи Сорди, который и в самом деле бился в тошнотной истерике, извергая из себя всё, что можно, и еще кое-что сверх того, приговаривала:
- Ну вот вышло так - прижгло тебя до времени. Это пройдет, только чуток перетерпеть надо.
- Если бы знал - сам бы пошёл к этому бандиту.
- Тебе у Тэйна бы преотлично жилось. На первых порах - скорее любимец, чем любовник. Нашему главному ремеслу стал бы обучать: всадник и следопыт от Бога, фехтовальщик от дьявола, как у нас говорят. Я ему и то по большей части уступаю. Дали бы тебе полную волю гулять - хоть с такими же юнцами, хоть с девицами. Слышал насчет обновления рода?
- Тогда... не знаю. Мне такая жизнь и такая воля - вторая смерть.
- Не преувеличивай. Вторая - не первая. А вот выжмешь из себя по капле правоглавское сектанство - и первой перестанешь бояться.
- В любом случае спасибо тебе. Но... как ты смогла?
- Иштену скоро семьдесят - слишком большой риск умереть в своей постели. А после семидесяти пяти любой из нас начинает исцветать: сил нет жить, как прежде, а размышлять над тем. что прошло и миновало, научается из нас не всякий. Оттого Иштен и обычай нарушил: решил последовать за тем, кто учится одинокому пути. За мной то есть. Теперь он погиб самой лучшей и почётной смертью - от храброй руки да своего клинка. Ради сего и от послабления отказался. Мы ведь зачем косы растим? Почти для того же, для чего индеец отпускает прядь, а запорожский казак - свой оселедец. Чтобы ухватились, когда с одного взмаха голову рубят, а потом голову к седлу приторочили... Нет, последнего Тэйн делать не будет. Разве что праздничную чашу велит выточить из черепа - чтобы дорогого противника наравне с собой вином поить на пиру.
- Врага?
- Нет. Противник - не враг. Это, считай, почти что друг. Враги всем - твои правоглавы: вишь, окопались у себя в долине, так за границы никакими посулами не выманишь. Протестанты посговорчивей были: боевитый народ и пристальное понятие о чести имеют. Раззадорить - раз плюнуть. Не буквально, разумеется: оскорблять ни у кого из здешних не в обычае.
От этих разговоров Сорди стало чуть легче. Наркотик больше не заволакивал восприятие, последние события парадоксальным образом приобрели некий возвышенный смысл, и даже Карди показалась вроде бы мягче нравом.
- Я могу спросить?
- Всё равно уже спрашиваешь.
- Он, Тэйнрелл то есть, сказал, что я ученик. В самом деле?
- Нет. Я же велела волосы показать - ты не успел. Ученик их под своим браслетом в две пряди скручивает и в такой узкий чехол прячет, воин - в три, а мастер - во сколько захочет. Чем дольше живёт, тем коса гуще отрастает.
- А волосы на лице?
- Ха. Зависит от веры. Вот муслимы любят себя по бородке поглаживать во время степенной беседы за чашечкой кофе - и выходит по их желанию.
Усмехнулась:
- Тебе чего - хоть скобли, хоть лелей. Молод для такого, вот и бородка редкая. И в походе легче: меньше бреешься - меньше зеркальце показываешь. Расколотое.
Он так понял - неспроста это, про зеркало. Знак? Что-то братья по вере ему говорили про иное братство. Еретическое.
Тут Карди прибавила уже совсем серьёзным тоном:
- Теперь уж тебе от ученичества при мне никуда не своротить. Ради того, чтобы Тэйнри сам себе не солгал и меня во вранье не уличил. Ну, и чтобы старому кешиктену в своей могиле мирно лежалось. А пока лишний раз волосом не тряси - не девица.
Почему-то Сорди не удержался - спросил напоследок:
- А как здешние девушки и жёны волосы убирают? Настоящие. Ведь не в косы, пожалуй?
- Я тебе, что ли, не настоящая? Да как им вздумается, так и убирают. Винтом, торчком, водопадом, крутым бараном...