На выступе, что торчал из почти отвесного склона горы, как прилепившийся гриб-трутовик, человек чувствовал себя почти защищённым. Плотный покров травы без обыкновенных в здешних местах колючек. Ясные дни с несильным прохладным ветром. Тёплые ночи - две таких он уже пережил, завернувшись с ног до головы в войлочный плащ, который милостиво ему оставили. Тонкая жилка воды, растекшейся по стоячему камню, чтобы почти тотчас же исчезнуть рядом с его ложем в отверстии шириной с женское запястье. Неясно, откуда истекал родник, но вода в нём была в меру холодной и сладкой, а струя совсем ненамного проточила здешний гранит. С противоположного края выступ исторгал из себя несколько гранитных же валунов с острыми краями - достаточно, чтобы не сорваться во сне или потеряв сознание от жары. А перешагнуть через камни по своей воле очень легко. Хотя это смертный грех. Даже и помышлять об этом - грех непростительный. Когда кончится сытость от хлеба, которым снабдили единоверцы... И пройдет боль от толчков и ушибов, которыми они вооружили его на прощанье, чтобы поменьше чувствовал иные колики и судороги...
- Что же, голодать мне не в новинку, - громко сказал человек огромному безоблачному пространству, которое повисло на вершине горы, как огромная синяя шляпа. - Хоть всухую, хоть "вмокрую". Говорят, последнее куда легче. Вот пройти сей путь до конца не случалось, и правда. Интересно, сознание я тогда сумею потерять?
- Если не натянешь капюшон на умную голову, - факт сумеешь. Минимум часа через два, - отозвалось пространство. - Мои старые кости нынче антициклон предсказывали.
Он поднял голову, насколько смог, и вытянул шею. На фоне голубого сияния тёмной кляксой выступила голова в полупрозрачном ореоле: черты слегка смазаны.
- Осторожнее. Ты, по-моему, лежишь на краю и можешь упасть.
- А тебе, я так понимаю, вовсе не хочется компании в моем лице, - голова убралась. По-видимому, собеседник отполз и поднялся на колени, ибо голос по-прежнему слышался так отчетливо, словно тот стоял рядом на площадке:
- Извини за назойливость. Ты, часом, не из последователей Григория Великого будешь? Ну, аскетизм градус гравис, покаяние там сугубое, млеко земли и залётные акриды в качестве пропитания?
- Католического папы?
- Отвечай в одно слово, а не переспрашивай в два.
- Правоглав.
- А, один из тех, что купили землю в распадке неподалеку отсюда. Они, правда, говорят, что земля Божия и принадлежать никому не может, но их золото было иного мнения.
- Прошу тебя, кто бы ты ни был, удались отсюда. Ты навлекаешь на себя...
- Ещё чего. Мою тропу они не покупали.
- Как ты обо мне только узнал, - человек на скале испустил тяжкий вздох.
- Играешь в молчанку ты исправно, ничего не скажу. На помощь не зовёшь и вообще... Только вот с рассветом на нижнюю террасу аккурат перед моим носом дождичек пролился. Причём из воды он состоял не более чем наполовину.
Человек внизу умолк, отчасти от смущения, но больше оттого, что пытался определить по голосу, кто этот настырный субъект, стоящий между ним и инобытием. Удивительный голос: явно не мужской, однако и не вполне женский. Не писклявый альт, не грудное контральто - негромкий и в то же время звучный, с некими вроде бы колокольными обертонами.
И этот голос совершенно без перерыва и с той же интонацией продолжил:
- У тебя как - ноги еще не отнялись с голодухи? Вверх по склону могут тебя передвинуть?
- Вниз - наверняка, - ответил он почти машинально.
- Еще чего! Возвращаться назад - плохая примета. Во всяком случае, для меня. Так что поднимайся и лови за хвост посылочку.
Книзу, едва не попав в ручеёк, скользнуло нечто подобное золотистой змее, плотно скрученной из ткани:
- Вот. Это мой кушак. Затянись потуже и сцепи оба карабина крест-накрест. Ты их видишь?
Змею в нескольких местах перехватывали хомуты, к двум последним цеплялось нечто вроде больших зубастых прищепок для белья.
- Такое называется "волчий захват". Шипы верхнего ряда проходят сквозь нижний и наоборот. Просёк, что делать? Один волк башку другого не заглатывает, а целуется клычками. Если твоя талия моей толще - раздвинь немного и нацепи на себя. Кошачью колыбель под твою задницу времени не было выплетать.
Мужчина приподнялся - ноги задеревенели и вдобавок превратились в некий парадоксальный кисель - и кое-как исполнил требуемое.
- А теперь становись на склон и просто иди по нему, перебирая пояс руками. Большого ума и отваги для того не нужно.
Зато сила, когда он кое-как поднялся вверх, то и дело спотыкаясь, оскальзываясь на гладком камне и пуская вниз миниатюрные лавины из щебня, и, весь в испарине, припал к носкам чужих сапог, - вышла из него вся.
Впрочем, то оказались, при ближайшем рассмотрении, вовсе не сапоги, а то, что здешние горцы именуют ногавками: высокие обтяжные носки, снятые целиком с передней конечности дикого барана, обмятые по икрам и оснащённые гибкой подошвой из отлично прокопчённой бычьей кожи. В таких вещах он, вброшенный в здешнюю языческую среду, поневоле знал толк.
Подняв взор чуть выше, спасённый увидел штаны из неплохой коричневой замши и полы кафтана, сильно вытертого по всем швам. Хозяин как раз подпоясывал его полосой чего-то невероятно тонкого и знакомо поблескивающего, многократно обертывая сей предмет вокруг талии и перекрещивая спереди бахромчатые концы.
Чуть пониже пояса болтался хвост широкой и плоско заплетенной косы с тяжелым боевым косником. А выше...
На груди ловко скроенного жюстокора (надо же, вспомнил точное название) даже вытачки были сделаны по фигуре. С большим нахальством.
Женщина. Не такая уж молодая: светлые, слегка вьющиеся волосы там, где их не стянули воинской прической намертво, перемежаются сединой, загорелая кожа покрыта тонкими морщинками. Глаза и выгнутые луком брови - тёмные, рот невелик, нос аристократичен, тонкий шрам, пересекающий левую щеку от виска до подбородка, отчего-то нисколько не портит красоты.
- Выпрямись. Не люблю, когда передо мной пресмыкаются... извини, преклоняются. Ах, это ты на мой пояс уставился? Природной слуцкой работы: литвины такие раньше из чистой золотой нити ткали, а теперь перешли на что покрепче.
Мужчина поднялся, машинально отряхиваясь: к рукавам и низу плаща налип всякий сор, носы на ботинках в одночасье оббились о камни, рубаха обратилась в сущую тряпку, а брюки...
- Хорош. Еще бы на тебя бритву найти - или вы обет лицевой волосатости даёте, как в старину?
Он схватился за щеку. Н-да, щетина по крайней мере недельная, а то и больше. Когда только успела отрасти?
Говоря такие слова, женщина перевернула висящую сзади саблю со спины на грудь, сняла с перевязи и ловко заткнула за пояс.
- Ты что, так и поднимала меня с лишней тяжестью? Сложила бы меч наземь.
- Клинок для кешиктена - не тяжесть, а украса, - назидательно сказала женщина. - Ты не представляешь, сколько до него тут, в горах, охотников! Вот, казалось бы, на несколько фарсангов ни одной души, а стоит глазки отвести - так и нету. На малахитовое ожерелье в двенадцать рядов не позарятся, тугой кошелек хоть посередь тропы брось, но это... Хоть от местного, хоть от чужака - никакого спасу.
- Прости, чужак забыл поблагодарить за услугу.
- Это вовсе не то, что ты подумал, юноша. И ты меня тоже прости: невежливо даме растабарывать с незнакомцем противоположного пола. Твоё имя?
- С-сергей Хуторянцев, - выпалил он, чуть запнувшись от резкости вопроса.
- Сержи. Серджи. Сёрдьи. Сорди, вот так выйдет половчей. А я Карди. Собственно, Кардинена Та-Эль умм Хрейа бану Терги, но это тебе по жизни без надобности. Вот и будем знакомы.
Женщина чуть наклонила голову, но руки не подала. Очевидно потому, что накидывала поверх всего своего плащ, похожий на те, в каких изображают мушкетеров и гвардейцев кардинала: короткий, с прорезями до самых подмышек, и того же неброского и трудно определимого оттенка, что весь её костюм. Сабля, понятное дело, была наряжена побогаче.
- Теперь объясняю суть дела. Бросать найдёныша в незнакомом месте стыдно и опасно, поэтому тянись следом. По пути можешь кормиться тем, что на дорогу выбежит. Только не вздумай вольничать - у меня против твоего выкидного ножичка сабля и арбалет.
Сергей хотел недоверчиво усмехнуться - где спрячешь такую махину? - и даже было скривил губы, Но на ладони Карди сама собой возникла вещица, похожая на местную бабочку-"бронзовку", взятую в масштабе два к одному.
- На дуге и тетиве - тот же металл, что и в поясе, - спокойно объяснила женщина. - Тетива натягивается с помощью вот этого кольца со стальным когтем, что на среднем пальце, курок срабатывает от легкого вздоха. Дальность прицела - четверть малого фарсанга.
- А откуда ты знаешь про нож, да ещё с выкидным лезвием?
- Тебе хотелось его использовать вместо ступеньки, вынул почти, но вовремя спохватился.
- Не боишься, что в спину воткну?
- Попробуй, - ответила женщина коротко. И замолчала на время.
Тропа, что открылась перед ними, когда оба сошли с площадки и прошли метров пятьдесят от силы, была незнакомой: два дня - или, Господи, неужели! добрую неделю назад - его волокли по трещиноватой глине, а тут была галька. Ложе реки, давно поменявшей русло, но до того проточившей себе путь по дну мрачной теснины, заросшей поверху кривыми соснами и дубками. Пряди мха спускались до середины обрыва и уходили в известняковые расщелины. Над головой - небесная крыша с мелкими гвоздиками звёзд.
- Мгерское дефиле, - пояснила Карди без большой охоты. - Закрытое. Хотя это смотря для кого: как-то было дело - обстреляли всадников сверху и спустились на стропах добивать. Но по большей части любили стоять там, где свет в конце туннеля появляется, и поджидать противника.
- Красиво, - он указал вверх.
- Смотря для кого, - повторила она. - А, ты про звезды? Рано утром из этого колодца можно и месяц увидеть.
Сергей не ответил - сбоку тропы рос кустик, весь облепленный дикой клубникой. Розовый румянец, белый бочок: при жизни ей досталось совсем немного света, но сладость она успела набрать. Рядом торчали какие-то узкие листья с сочным, кисловатым вкусом - настоящий щавель или конский, было не понять. Сытные.
- Не задерживайся, скоро будем на месте, - бросила ему Карди.
Стены чуть разошлись, небо, уже без отметин на нем, посветлело и расширилось.
- Вот здесь они стояли в тот раз, когда захотели пощелкать лэнских лесных орешков, - показала женщина вперед. - Отряд. Конники в буро-красном. Дружки бывшие. Мы трое были в чёрном и куколях, надвинутых по самые брови. А, тебе неинтересно? Местные цвета различать пока не приноровился, я вижу.
- Про гражданскую войну я знаю - это после неё земля стала дёшева, - ответил Сергей, слегка задохнувшись от длинной фразы.
- Тогда была не гражданка. И здесь не совсем такие Лэнские горы, к которым ты успел привыкнуть. Вот мои друзья - они и те, и эти выучили насквозь. В трубу, как глупый крысюк, не полезут, непременно боковую лазейку должны себе отыскать. Теперь я тебе покажу, куда мы свернули прямо верхом, да так, что за нами побоялись идти. А заодно и чуть погодя - какой ты был дурень.
С корней дерева спадал мох, необычно яркий и с нарядными алыми шишечками то ли цветов, то ли плодов; растекался по граниту липкими зеленоватыми струями, будто водоросль в ручье. Здесь уже обнажились породы, из которых было сложено сердце этой странной земли - Лэна.
- Занавес, - пробормотала Карди, тесней запахиваясь в куцую накидку. - Из таких, что научились хорошо себя защищать. Закрой лицо капюшоном и руками и валяй - обстрекает почище крапивы. Ты, часом, не трус, юноша?
Он медлил - не затем, что боялся предсказанного яда. Ничто не обещало лазейки в монолите. Тогда женщина обхватила его рукой сзади и пропихнула насквозь.
Огонь и раскалённый песок на коже - как будто он был полностью нагим во вдруг наступившей пустоте.
- Бросай одёжки.
Для него это значило - только плащ. Женщина рядом лихорадочно сбрасывала накидку и выпрастывалась из пояса и куртки.
- Выдохнется - подберём без опаски, пустяком вроде обошлись, - говорила она, в который раз перетягивая потуже свой именитый пояс. - Вот лошадей пришлось тогда обтирать от посекшегося волосу - сама шкура уцелела, она куда как толще нашей.
- Колдовство, - проговорил Сергей, обхватив руками свои лохмотья. - Магия. Или чудо.
- Ай, до чего глупый мальчик. Такими жуткими словами называется пришедшее с другой стороны. А у нас тут сторона только одна-единственная, как у детской игрушки, - ну, знаешь, берут полоску, переворачивают и склеивают неположенными концами.
Без камзола, но в длинной препоясанной рубахе тонкого полотна Карди показалась ему куда как похожа на этих, которые устрашение взору и плоти смущение.
И ещё такие милые веснушки...
Нет, мелкие ожоги по всему лицу. Как от серной кислоты.
- Не убереглась, - кивнула женщина. - Ничего, не оспа, со временем сотрётся. Пошли.
Проход, по которому с некоторым трудом мог продвинуться верховой, петлял и сужался, дневной свет исчез как-то вмиг, рывком, да и открылся лишь на мгновение. Зато фосфорически вспыхнул факел в руке у женщины - бело-оранжевым пламенем почти без дыма.
Кажется, она вытащила его из стены. Свет в одной руке - ладонь мужчины стиснута в другой.
Высокие своды с узлами и жилами, будто внутрь пещеры проросли гигантские корни. Поворот. Еще поворот. Буквально через каждые два шага - ответвления. Самое главное в лабиринте - тупики, сказал некто.
Наконец, они добрались куда-то, и Сергею позволено было шлепнуться на гладкую, недурно отполированную глыбу с подобием спинки. Карди воткнула факел в кольцо на стене и завозилась в какой-то нише естественного происхождения.
- Вот тебе ягмурлук взамен брошенного. Согреться важней, чем наесться.
Тяжёлая накидка с капюшоном, от которой вовсю разит немытой овцой, летит ему на колени. А женщина уже спешит куда-то с большой фаянсовой чашкой в руках и через минуту приносит ее полной горячего варева. Такого вкусного, что разбираться с содержимым Сергею пришлось не раньше, чем показалось дно: рис с чесноком и гранатовыми зернами? Какой-то мясной порошок и травы?
- У тебя здесь, наверное, вечный огонь спрятан под слоем влажного мха.
- Не шути. Костер - это едкая копоть внутри дома или заметный дым снаружи. Горячий минеральный ключ, а понизу, для ясности, - кускус и пеммикан. У нас другие названия, вообще-то. Серы в еде не почувствовал? Значит, сильно голодный.
Сходила еще раз, принесла чистую чашу и кожаное ведро с тёплой водой.
Поставила рядом с мужчиной, сложила рядом новую рубаху, порты и куртку, всё тёмное, поверх всего - полотенце-утирку и опасную бритву длиной с хороший кинжал.
Оботрись, умойся и побрейся, а то смотреть на тебя мерзостно. Ваш закон, я думаю, позволяет вам ходить гололицыми?
- Зеркальце бы еще, хоть с изъяном. И ножницы - волос подровнять.
Женщина чуть удивленно приподняла бровь:
- Экий шустрый.
Однако из кармана штанов тотчас появилась круглая плоская коробочка: зеркальце внутри костяных створок рассекала такая же трещина, что и лицо, которое в него смотрелось.
- Вот тебе на подержание. А волосы не режь, лучше в хвост или косу забери.
- Непонятки сплошные, - пробормотал мужчина себе под нос. Однако послушался. Пока он скоблил упрямую щетину, обтирал лицо и тело сначала небольшим рушником, потом обрывками старой одежды, одевался и обувался, Карди не сводила с него оценивающих глаз. Было неприятно, чуть конфузно - но не более того.
- Удовлетворился своим положением? - сказала под конец. - Теперь спрашивай. А потом я тебя.
- Насчет той глыбы.
- Корни ломикамня выстреливают такую жидкость, что гранит в ней растворяется. Пока мох накапливает новую порцию сока, глыба себя восстанавливает. Мерцание жизни. Надо успеть проскочить в паузе, что нам и удалось.
- Хм. Примем за правду.
- Если ты не будешь этого делать, долго не просуществуешь, - ответила женщина хладнокровно. - Дальше?
- Краем глаза я видел одеяла, посуду, мешочки со съестным и оружейным припасом. Даже бельё. Что тут за место?
- Охотничья избушка в тайге. Припоминаешь такое в жизни?
- Для кого?
- Тех, кому надо. Только свою отметину положено сделать у входа, чтобы лишние для тебя люди не вошли. Подождали снаружи, к примеру. Но это в худшем случае. Обычно просто отходят на почтительное расстояние.
- Мы вроде как оставили след. Плащи эти.
- Угм, - ответила женщина с рассеянной миной.
- А ждать нас... кто?
- Там посмотрим.
- Что ты делаешь в Лэне?
- Некорректный вопрос. Что хочу, то и творю.
- Забираю слова назад.
- Ладно. Чтобы к этому больше не возвращаться: университет там, у себя, кончал? Представь себе: итоговый экзамен на носу, а тут обнаруживается, что в твоём школьном аттестате на месте оценки за чистописание стоит прочерк. Вот и приходится заполнять, ага.
- Почему ни ты, ни я в разговоре не называем имен?
Женщина довольно усмехнулась.
- Наконец-то дело спросил. Ни для тебя, ни для меня они еще не обросли плотью - вот почему. Пустые скорлупы. Всё, исчерпался? Очередь за тобой.
- Спрашивай - повинуюсь.
- Как ты попал к правоглавам?
- Это долго объяснять.
- Ничего, нам тут столько сидеть, что даже еще и выспаться успеем.
Сергей вздохнул и начал свой рассказ.
- Ты верно поняла. Я выпускник столичного вуза... назовем это для простоты Историко-Археологической Академией. Неважно. Суть дела в том, что после того как открылись границы, раскапывать мы стали по всей планете.
- Только не здесь.
- Да, не здесь. Вообще-то я сельский паренек. Вернее, поселковый. Последнее всё-таки на ранг выше - по крайней мере, я так считал. Ну вот, пока я ездил, работал лопатой, кисточкой и мозгами, совершенствовался в науках и попутно узнавал новые обычаи, в голове у меня сидела такая тройная картинка.
Вначале я должен был отыскать клад: не для государства, не для спонсора, а для себя самого. Во сне и наяву передо мной маячила картинка с моими инициалами, то выбитыми на базальте пирамиды неким подобием иероглифов, то врезанными в абиссинскую стелу, изображающую дворец, то вплетёнными в дубовую резьбу викторианского особняка. Иногда я видел, как они вырастают прямо на траве яркими синими головками незабудок или розоватыми - ятрышника.
Потом мне предстояло найти себе спутника жизни. Спутницу. Лица ее я не видел, только чувствовал, угадывал, как оно прекрасно, и такие длинные, до пят одежды... На груди у нее сияло отверстое сердце, как на католических изображениях Христа.
А под конец к нам должны были прийти пророки в коронах, от которых исходил свет. У одного был посох с набалдашником... Послушай, это тебе интересно?
- Во всяком случае, кое-что напоминает.
И вот так, объездив весь свет в своей погоне, я устал и отчаялся настолько, что решил вернуться домой на побывку. И, можешь себе представить. Первое, что бросилось мне в глаза у родимой калитки, - мои собственные инициалы, вырезанные ножом на коре подручной березы. Теперь ствол внизу оделся плесенью, белизна, простроченная чернью, позеленела, буквы заплыли, но различить их было на диво легко. Я там секретку в детстве устроил: копается ямка, внутрь помешаются всякие красивости, потом всё прикрывается стёклышком и забывается до лучших времен. Пока не сгниёт.
- То есть ты проверил наличие.
- Ну да. Я ведь потерял свою прятку на другой же год. Деревья оказались под линией электропередачи, их выкорчевали или подрезали сверху, потом новые посадили. Счёт сбился. Да ничего там не было особенного: плоды рябины, нанизанные на нить, и флакончик из-под духов в форме сердечка.
- Стоп. Ты говорил - истлело всё вообще.
- Не так. Когда я вошел во двор маминого дома, у нее пила чай молодая соседка, с которой мы были в детстве очень дружны. И, представляешь, на ней был кулон-ароматница из хрусталя, отмытого до блеска. Самодельный.
- Угм, - ответила женщина с прежней интонацией. То ли понимала и соглашалась, то ли нет.
- Обе ждали меня - телеграмма обогнала меня на несколько часов. Я сел за стол и начал рассказывать. Немножко захмелел - кроме чая, там была еще, как водится, домашняя наливка из рябины - ну а когда девушка собралась, наконец, к себе домой, калитка снова отворилась. И вошли эти самые...
- Пророки, - негромко сказала женщина.
- Три благообразных мужика. Кстати, в волосяных окладах наподобие шкиперских. Такая щетина вокруг всего лица, а щеки и подбородок голые. На лбу туристские светильники - освещать путь в темноте. На нашей улице постоянно фонарные лампочки били. И альпенштоки, или как там их...
- Поняла. Они тебе предложили остаться дома и взять краеведческий класс в воскресной школе.
- Не совсем так... Но очень похоже. Как ты догадалась?
- Натаниэл Готорн. Новелла "Threefold Destiny", в свободном переводе - "Тройная судьба" или "Тройное предначертание". Ты идёшь прямо по канве.
- Я не выдумываю.
- А я и не говорю, что выдумываешь. Хорошая новелла - по-настоящему хорошая - имеет в качестве материала жизнь и благодаря этому получает шанс видоизменить свой материал, иногда самым парадоксальным образом. Рассказывай, что там было дальше.
- Братья-правоглавы собирались нести свет своего разума в иные края, и такой человек, как я, был бы им очень кстати. Мама и Софийка - это та самая девица с флакончиком - оказались их сёстрами и собирались ради высокой цели продать общий дом. Нет, я нисколько не возражал отрясти прах родной земли со своих ног.
- Потому что всё прошлое сгнило и стало тем самым прахом, - Карди кивнула, и Сергей отчего-то испытал облегчение на подступах к самому, как он полагал, трудному.
- Я, когда мы перебрались в страну Динан, был женатым человеком. От добра добра не ищут, как говорится. Супружеская жизнь с такой набожной умницей, как Софья, располагала к целомудрию. Мне стали доверять всё больше - в таком небольшом селении, как наше, друг друга знают лучше всяких родственников. А вёл вообще половину классов, если не все. И гимнастику у мальчиков - такие занятия были у нас раздельными.
Нет, надо же - до того я и сам не подозревал, кто я есть на самом деле. Ну и вот, однажды я себя выдал неудержимым ростом, - губы его скривились в чем-то вроде ухмылки.
- Чёрт. Ты что, обтяжное трико носил?
Мужчина промолчал.
- Но это само по себе не грех и даже не проступок - быть геем.
- Я не человек. Я всех обманывал. В другое время меня бы камнями побили.
- А теперь просто извергли из сообщества чистых.
- Жизнь - достояние Божье, как и земля, - Сергей пожал плечами, как поёжился. - Нельзя посягать.
- От такого ихнего мнения все колодцы в округе стали порченые. Либо наплюют, либо тухлое мясо спустят, - отозвалась Карди со странной интонацией. - И молоко прокисает прямо в сосцах. Да, кстати. Как братья умудрились тебя так чистенько вниз бросить? Синяки и ссадины ведь не от камня.
- Посадили в большую корзину.
- Угм. Опыт монастыря "Метеоры". А зачем ты отпустил лифт назад?
- Обещали тогда уж точно скальными обломками забросать. И если попробую карабкаться вверх - тоже. Часовых расставили.
- Понятно. Что же, тогда спасибо тебе за заботу - это когда ты меня от них остерёг. А красивая одежда на тебе отчего?
- Позволили. Говорят, кроме тебя, никому из наших форсить неохота.
- И малый ножик заодно, - такой, что только веточки от коры очищать или по вене полоснуть. Где он?
Сергей вынул, выщелкнул лезвие, протянул ей вперед рукоятью.
- Ого, настояший White Wolf Knife - Белый Волчонок. Слегка туповат, как твои мысли о главном. Ничего, я скажу, где и на чём выправить лезвие. Спрячь пока, Сорди. И больше никому его в простоте души не показывай.
- А почему ты говорила, что я дурень, Карди?
- Сейчас покажу. Отдохнул? Пошли.
Подземный родник, откуда она брала воду, образовал небольшое озерцо с целебным запахом, которое пришлось обойти по кругу. Со сводов над ним сочилось и капало, коридор, поначалу широкий, незаметно сужался, пока не уперся в берег другого водоёма, судя по чистому и свежему дыханию, шедшему от него, - с пресной водой. Женщина указала вверх:
- Вода собирается сюда с воли. Совсем крошечный ручеек, озорной. Прыгает с уступа на уступ, то прячется, то снова показывается на поверхности. Здесь ему еще не конец - дно всё в трещинах, приходится глиной обмазывать. Да и вверху камни непрочно легли.
Сорди посмотрел - и вмиг понял.
- Зачем ты меня по горам волокла, если можно было просто потолок проломить?
- Видишь ли, здесь вода питьевая. Дороже золота, ценнее любых лекарств. Не нашей смертной грязью ее пачкать.
II
Когда они оба вернулись на прежнее место, долгоиграющий факел решил, наконец, что пора погаснуть. Карди поспешно достала из ниши новый (лежали аккуратной стопкой), зажгла огонь от огня (а прежде что было - самовозгорание? Фокус) и воткнула увитый пламенем жезл в кольцо на стене. Еще из одной ниши (их тут, похоже, десятки и все спрятаны, как яйца-писанки на Пасху, отметил Сорди) вытащила огромный матрас и тут же раскатала по полу, заодно бросив сверху два тощих одеяла.
- Будем ночевать. Тебе как, Сорди, свет не мешает?
Он бросил взгляд на обширные мрачные своды и, улыбаясь, покачал головой.
- Тогда ложись к стеночке и укрывайся. Даже раздеться там внутри можешь - условия не походные. Но оборачиваться из одного только досужего любопытства не советую. Понял?
- Понял.
- Если понадобится по великой и неотложной нужде - вон там загородочка, а за ней в нише прорублена глухая щель в полу. Глухая - это чтобы подземные потоки не пачкать. Бери факел и шагай, да смотри ножку не подверни, всю экспедицию задержишь. Выспишься - непременно сходи в купальню: на это стоит посмотреть. Где минеральный ручей, но слегка ниже по течению. И воду не грязнишь, и не такой она крутой кипяток.
Сорди еще раз кивнул - уже из последних сил. Заполз на свое место и почти потерял сознание. Только слышал: "Фу, надо было ещё и спину ему побрить - не терплю дикошёрстых".
Когда Сергей разлепил глаза с обычным в последнее время ощущением, что проспал самое лучшее - резкую перемену в судьбе, весть издалека или просто хорошую утреннюю погоду - оказалось, что поверху на него навалились обе покрышки из грубой шерстяной фланели. Рядом лежала аккуратно свернутая простынь из похожего материала, но помягче, накрывая собой кучку одежды, и стоял котелок с заваренной кашей: адским запахом от него отнюдь не несло, напротив. Должно быть, на сей раз Карди не торопилась с готовкой и черпнула той самой драгоценной питьевой водицы. На чём тут стряпают, кстати, - на факельном пламени?
Тут он обнаружил нечто похожее на туристическую горелку - трехногого стального паучка с таблеткой сухого спирта в брюхе. Или не сухого спирта, а похожего снадобья. Зажигали его явно от лучины - валялись рядом наполовину обгорелые.
Спал Сорди в одной рубахе с глубокими вырезами спереди и сзади, поэтому без церемоний накинул на плечи купальное полотенце, обулся в прежние башмаки - ранить босую подошву было бы совсем некстати - и отправился искать здешние серные бани.
Над ручьём, что вытекал из малой чаши, вился лёгкий пар - здесь было прохладней, чем у истока. Пол был неровный и скользкий, Сорди увлеченно балансировал на неровных плоских плитах - и пропустил момент, когда оказался на берегу водоёма.
Вокруг удивительно синего озерца, похожего на небо, затянутое облачной пеленой, струнными рядами возвышались беломраморные колонны, перемежающиеся с подобием канделябров. Их выточила по своей прихоти вода; эта же вода, растворившая в себе крупицы камня, застыла в виде украшений совершенно сказочного вида и красоты, которые опрокидывали себя вниз, чтобы слиться со стихией, что их породила. А в центре этой фантасмагории, по колено в воде и тумане стоял абсолютно голый человек и плескал себе водой в лицо.
Два толчка, с разных сторон стиснувших сердце: мужчина? Но если...Чужак или даже враг? Стройное худощавое тело, широкие плечи, талия, которую можно обхватить двумя ладонями, крепкие ягодицы умелого всадника. Бёдра чуть широковаты для юноши, ноги - жилистые, с сухими икрами, но всё равно изящны. И самое главное - коса. Слишком длинная для воина - он видел кое-кого из взрослых инородцев - и необычного для здешних жителей оттенка.
- Карди, ты прямо так и моешься, не расплетая волос?
Она обернулась - крепкие груди даже не колыхнутся, светлый треугольник между ног почти просох от влаги.
- Ну да, Сорди, вот так и полощусь. С отваром травы мыльнянки. Разбирать косу и укладывать заново по всем правилам - дело хлопотное, спасибо раз в месяц эту пытку вытерпишь.
Шрам выделился резче - или кожа на щеках слегка посветлела? Зато язвочки...
Нет их. Совсем.
- Не торчи сталагмитом - скидывай порты и лезь, покуда водица не остыла. У нас в запасе лет от силы пятьсот. Да не бойся - я уже пошла на берег обсыхать и вытираться.
- Я это из-за твоего лица. Совсем быстро прошло.
- А, пустяки. Раньше серной мазью все кокетки мазались от угрей. Старая шкура слезет - новая под ней что шёлк. Хотя недолго действовало, правда. Ну, наслаждайся тут без меня, Актеон, а то как бы рога оленьи не выросли. Жидкое мыло - в чашке, мочало - на колу.
Слегка улыбнулась, проходя мимо, сгребла в охапку свои вещи и ушла.
Когда Сорди вернулся, Кардинена почти облачилась и даже наполовину обмотала талию своим примечательным шарфом: потайных карманов в нем, похоже, было не меньше, чем в стенах здешнего "охотничьего домика". Сабля крепилась на особом кольце, а мелочи, которые можно было показать народу, - по принципу нэцке: один конец шнура - резная фигурка, другой, с кошельком или коробочкой, свисает внизу пояса. Накинула на плечи плащ, нацепила на каждое запястье по тяжелому, из четырех створок, бронзовому наручу шириной едва ли не до локтя.
Одежду ему зачем-то было велено сменить в очередной раз: рубаха со стоячим воротом и короткие шаровары тонкого белого полотна, куртка не какая попало, а из добротно выделанной и крашенной бурым цветом юфти. Плащ и, кстати, башмаки оставили прежние, хотя выдали пару носков тончайшей вязки и очень прочных с виду: шёлковых?
- В ногавках, как у меня, камень хорошо чуять. Но тебе рано - только ступни повредишь. Ягмурлук вполне для тебя хорош: большой, тёплый и почти ненадёванный. Выдан тебе аккурат в соответствии с нынешним статусом, - объяснила ему старшая.
Что она была старшей, показывал обруч из той же бронзы, но размером много меньше тех, что у Карди, с защёлкой и шипами на внутренней стороне, которым Карди велела ему скрепить расчёсанные костяным гребнем волосы. Теперь светлая каштановая грива, что до того свободно рассыпалась по плечам и спине, оказалась скована в хвост наподобие конского.
Затем они набрали по небольшому заплечному мешку всякого сухого корма, рассовали по карманам кое-какие второстепенные мелочи, что не вместились в пояс.
- Обычай велит оставить взамен что-нибудь лишнее, - сказал Сорди. - Ты же на ходу вся греметь будешь, как ведун бубенцами.
- Сделано, приторочено и вообще не твоя забота, - сухо ответила женщина. - А ты знаток здешних порядков, как я погляжу. Дай-ка присядем на дорожку - тоже привычка неплохая. Родом из твоей матерней землицы, однако.
Они опустились наземь - и началась беседа: поток вопросов, которые задавались с непонятной целью и требовали немедленного и чёткого ответа. Стоило мужчине задуматься, как перстень с когтем, повернутым к основанию среднего пальца, начинал постукивать по каменному сиденью - живое напоминание о дальнобойном арбалетике.
- Всё, можешь быть свободен, - заключила Карди, когда он уже было решил, что его решились вконец уморить. - То есть вот прямо сейчас будем выбираться отсюда - загостились. Как я поняла, социальная антропология, психология масс и учение о коллективном бессознательном у вас в универе шли как факультатив?
- Да, причем я ухитрился получить зачёт по всем трём. Этнология была обязательным предметом, я упомянул?
- Здесь, уже после эмиграции, правоглавы заставили тебя изучить пару-тройку горных лэнских диалектов в придачу к общенациональному эдинери - так называемому "говору лесов и степей".
- Они тут в стране Динан, все похожи, - объяснил Сорди. - Небольшие различия в словарном запасе и произношении. Вот у тебя - ну, насчет слов молчу, это неважное дело - но какая-то акцентуация необычная.
- Профессор Хиггинс, тоже мне, - поморщилась Карди. - В верховой езде тоже профи: зарабатывал на спорт королев репетиторством и в дни бегов не вылезал с ипподрома.
- Виноват.
- Надо бить себя в грудь и причитать: "Mea culpa, mea maxima culpa", и всё пройдет, - усмехнулась она. - Что, такому тебя твои безгрешные собратья не учили? Ничего, здесь это лыко тоже в строку, хотя ставки в игре здесь другие, а лошади нам пока и вовсе не по рылу.
- Я бы и не сумел верхом по таким тропам.
- С хорошо обученным конём сие не так трудно, как тебе кажется. Так вот. Я думаю, не взять ли тебя в подмастерья. В ученики или там оруженосцы. Без высшего руководства тебе с Лэном и горами не разобраться и вообще не проживёшь и недели. О том я уже говорила, по-моему. Так вот тебе пища для размышлений. Ученик соблюдает три основных правила: не надевает "смертного железа", не задаёт вопросов, пока мастер не спросит, исполняет приказ старшего тупо, слепо, безмозгло и так далее. Ибо пока включишь разум - напрочь лишишься его вместилища и седалища.
- Я обязан подумать или сразу соглашаться? - спросил Сорди.
- Пока я прямо не предложила - нет, конечно. Думай сколько влезет. Мы оба ничем друг другу не обязаны, даже самим фактом существования.
- Значит, ты мастер?
- Раз при долгом клинке - да, конечно. С перерывом на тот случай, если его возьмут украдкой. Только не спрашивай, прошу тебя, что именно делают с сабельным вором, когда поймают.
Когда дошли до выхода, оказалось, что брошенная накануне одежда обратилась в кружево.
- Крепко ей досталось, - отметила Кардинена. - Что значит - мёртвая материя. А ведь вещи чуть сдвинули, заметил? Еще раз посмотри и вспомни, как они легли раньше. Явно кое-кто желал в гости напроситься.
- Как мы пройдем наружу?
- А вот это без проблем, - сказала она, отодвигая тряпье от выхода и возвращая погашенный о землю факел на прежнее место. - Проблемы потом начнутся. Видишь - светает впереди? Чуть погодим, пока не разъяснится полностью, - и вперед без страха и упрёка.
Так и получилось. Что бы там ни было; кислота, яд, волшебство или простая биологическая сингулярность, - работало оно лишь на входе. Слишком умно для травы, слишком выгодно для человека.
Когда выбирались из зева, ему почудилось, что спина женщины чуть напряглась. Потом отпустило.
- Не здесь, похоже. Чуток впереди, - пробормотала она себе под нос.
Сорди не посмел переспросить, про что это она - очевидно, втайне примеривал на себя роль ученика. Некая странная лёгкость овладевала его душой и телом. Несмотря на тяжесть верхнего одеяния, на то, что вздетые на плечо сумки превращали обоих в горбунов, а сабля, понемногу съехав на левый бок и заторчав как помело, придала облику его спутницы нечто ведьминское, - тропа как бы сама стелилась под ноги всеми своими извивами, а холодный воздух прочищал лёгкие. Где-то неподалёку ручей плескал воду из одной ладошки в другую, и высоко вверху, над кронами дубов, деловито переговаривались птахи. Ветви там, в безличной голубизне и светлых облаках, будто сами завивались в гнёзда. И поникшая от росы трава, такая длинная, что путалась в ногах и ложилась на гравий...
В самом деле, гнездо в кустах обочь тропы. И в нем два беловатых в алую крапинку яйца. Сорди нагнулся, взял в руку одно - тёплое. Свежее. Когда-то мальчишкой он такие яйца с удовольствием пил...
Но тотчас в бок ему воткнулось нечто вроде хорошо заточенного шила.
- Положи на место. Вот так, плавно, и попробуй только мне раздавить. Я тебе что приказывала - кормиться лишь тем, что само на тропе появилось. Или ты настолько голоден? Одинокая вдовая самочка только отошла чего ни на то поклевать - а тут нате вам!
Сорди отстранился:
- Я считал, что у тебя нет другого оружия.
- Это не оружие, а бамбуковые спицы для моих дамских рукоделий. Нет, ввожу новое правило для ученика: мастер говорит только раз и только после первого нарушения. Притом запечатлевает свои слова заушением или чем покрепче. Как отец Бенвенуто Челлини, когда тот мальчиком увидел саламандру, пляшущую в огне камина. Чтобы навек запомнилось.
- Но я пока не ученик?
- И моли своего христианского Бога, чтобы так оставалось подольше.
Карди помолчала и добавила не так жёстко:
- Дурень, яйца были насиженные. Тебе ж не надо, чтобы в животе малиновки щебетали?
- Эти птахи, по-моему, гнёзд на земле не сооружают.
- Значит, то была сумасшедшая малиновка.
Дальше оба шли молча, но так быстро, что Сорди не мог как следует подкормиться и тем, что было ему положено по договору: только успевай переступать через плети куманики, что пытались переползти через дорогу - ягоды на них вызрели как-то уж очень рано, - или подушки мелких, похожих на строчки, грибков. Усталости, впрочем, он не чувствовал совершенно, несмотря на то, что тропа резко повернула в гору, и даже слегка удивился, когда его спутница, что двигалась впереди широким шагом, велела ему отойти к плоским валунам, которые высились поодаль.
- Кремнёвые желваки. Твой ножик подострим, а заодно и бритву.
Сорди невольно провёл ладонью по щеке - гладкая, точно у младенца. Вроде бы и не так удивительно после такого краткого времени - и всё-таки...
Кардинена, руководствуясь некими неведомыми соображениями, забрала у него "волчонка", а ему бросила изогнутое складное лезвие и странный брусок - не тонкого наждака, а того же камня, что под ногами.
- Вот, поправь пока на оселке. Это более для тебя привычно?
Сорди хотел было сказать, что эти две вещи совершенно не подходят одна к другой, но с первого движения убедился в обратном: сталь бритвы оказалась мягче и податливей камня и легко брала заточку. "А сабельку и сама не гладит, и мне не даёт - нет нужды или просто я того не достоин? - подумал про свою старшую. - Не сумею, и верно".
Камни оказались хороши и с другой стороны - широкие искры, что отлетали в нарочно расстеленный перед женщиной сухой мох, подожгли его. Карди тотчас огородила место булыжниками, велела поддерживать огонь таким же мхом, что, видимо, оставался с прошлого сезона, и, пока костерок разгорался, наломала в него веток. Чуть позже она водрузила над костром котелок на железной рогатке и засыпала туда круп, по всей видимости, более тугоплавких, чем утренний кускус. Все необходимое появлялось как бы по первому зову и без затраты сил: вода из родника, сухостой, даже сам огонь.
Когда оба поели и ополоснули каждый свою чашку, а Карди вытерла котелок травой, она спросила:
- Ты стал очень скромен. Разве тебя не удивила повсеместная, так сказать, податливость здешней натуры?
- Я над этим работаю.
- Гм. И к какому выводу пришёл?
- Если бы я погубил птенцов - такого бы не было.
- Ой. Уж больно вглубь ты зришь, отрок. Нет, каннибализм сразу бы обстановки не ухудшил. Здесь, в стране Динан, Стрела Аримана далеко не летит. Ормузд ее на лету перехватывает.
- Ты уверена, что я читал "Авесту", Карди?
- Ну, про второе правило термодинамики и закон возрастания энтропии, уж верно, слышал. Так вот, здесь это работает иначе. Далеко не так фатально. Земля, не отягощённая злом...
Она поднялась, отряхнулась от налипшего на мантию сора.
- Кстати, ученик не имеет права спрашивать, но вполне может намекнуть этак обиняками. "Какая чудесная погода", скажем. Или - "Раньше я не видел таких высоких снежных гор, как эта, далеко в распадке".
- Раньше я не видел таких прекрасных заснеженных гор, как эта, далеко в распадке. Это ведь пик Сентегир, самый высокий в центральном хребте Луч.
- Именно. И могу тебя обрадовать, Сорди. Мы как раз туда и направляемся.
![Денгиль2 []](/img/m/mudrowa_t_a/kostrysentegira/dengilxr-1.jpg)
![Кардинена []](/img/m/mudrowa_t_a/kostrysentegira/kardinenar-1.jpg)
![Нойи []](/img/m/mudrowa_t_a/kostrysentegira/nojir-1.jpg)