Старая пани Швейкова лепит из всякого барахла самобытные костюмы. Такие, что даже носить можно. Кроит и всячески подгоняет по конкретно заданной фигуре. Но нет, не шьёт, хотя фамилия располагает к тому. С иглой пани категорически не дружит - однажды села с размаху голой сракою и потом лишь с великим трудом сошла. В смысле что соскочила. Зареклась с той поры играть на баяне. Теперь другая симфония пошла: берёт пани в элитном секонд-хэнде то, что на стадии вылета из-за границы не было нужно зажравшимся иностранцам, а на стадии влёта во вторичных потребителей не занадобилось уже своим. Потому что за бугром леди, что молодые, что старые, от хорошей жизни стали как гончая поджарые, а наши мамзели от жизни дурной вконец оборзели. Кажна сися по пуду - и работы не найду, а детей ведь надо чем-то кормить?
Вот пани и набирает тряпочек неходового размера в день самых счастливых скидок и комбинирует то с тем, это с этим, а эдакое с разэдаким.
Фантазирует. Размышляет. По наитию складывает пазл.
Вначале надо составить некий альянс - ствол или костяк тонного наряда: вьетнамскую батистово-перламутровую блузочку с шерстяной французской юбкой-карандашом, а поверх всего - турецкий кардиган из хлопковой бумаги. Китайскую креповую кофту со вдетой по краю оборок жёсткой леской - с жатым итальянским топиком и американскими "пачками" из противомоскитной кисеи. Другие штатные "пачки", из брезента с латунными заклёпками, хорошо будут смотреться с индийской тишоткой, сплошь покрытой растительным орнаментом, и прозрачной, как вода в омуте, накидушкой в больных готических розанах. Старинный лиловый грогрон - хоть ножом подол обкрамсывай, не посыплется, - чудо как подобрался к атласному болеро той же расцветки и стати, но куда как моложе. Ничего, впрочем, пронзительно-кислотного: глаз должны радовать еле заметные намёки на истинную тональность. Собственно, тональность как бы сама, без усилий со стороны пани Швейковой, подвёрстывается под некую глобализаторскую идею. Интересный интернационал всех времён и народов, одними словами.
Теперь придумаем этому меткое название, чтоб детали, кои пани добросовестно вывязывает, надвязывает и подвязывает, а то и нижет на ту же нить, всякие там рюшечки-хрюшечки, оборочки-разборочки, фалаболки-балаболки сглаживались по стилю и не выбивались из замысла. Так сказать, представляли гармоничную додекафонию, сыгранную на хорошо темперированном аккордеоне. "Леди Конфетка", к примеру, или "Леди Помадка", "Миледи Вамп" или "Миледи Сад", "Этюд в сизо-багрово-пьяных тонах" или "Этюд в цветах хаки на глубоко болотном фоне", а то и "Адские сезоны" в рифму с дягилёвскими. "Почему ничего райского, спросит иная заказчица (а они имеются, и даже очень), - одни прорухи и соблазны?" "Э, - непременно скажет пани, перекусывая рабочую нитку крепкими до сих пор зубами, - что проку именовать застоявшуюся в деннике кобылу Гиппокреной? Пускай сначала как следует разберётся, кто она есть, а уж потом на Парнас течёт окарачь, буде охота". И продолжает по сугубому наитию прикладать набитую руку уже к другим самовитым изделиям. Там закрепит, здесь подберёт, там подхватит, здесь прихватит, где через край примечет, а где поверх шва кружевцо из столбиков с полустолбиками пустит. Но ничего острого не применять, Боже упаси, на весь остатний век заклялась. Никаких приправ или, как его, спайсов: всё сырьё и вся работа как есть натурально-безвредные. Даже если по чистой случайности это голимая генно-модифицированная синтетика пополам с БАДами.
Подбираются подходящие крючки - за бурную жизнь пани их накопила много, самых разных форм и размеров, иными, какие с доброе волчье полено, лишь половики да пояса по кругу заплетать, а самые манюсечные, с головкой в маковое зерно, - те для батистовых платочков: филейная работа называется, хотя какой уж там у пани Швейковой филей - одни ребристые мослы что на заднем бюсте, что на переднем. Покойный пан Швейк при жизни, бывало, жаловался, что как ни поверни, а напоминает игру мальчишки палкой на заборе. Натуральный межрёберный ксилофон, так сказать.
Тощеватый скелет генеральной идеи помаленьку обрастает сдобной плотью. Выпекается и поднимается, так сказать, в пылком горниле вдохновения. И вот пани Швейковой настаёт черёд положить последние штрихи, самые решающие: бижутерию. Иногда пани не заморачивается - набирает полную горсть всевозможных бусин от рассыпанных ожерелий, стекляшек от лопнувших хрустальных люстр, глазастых фрачных пуговок, гнутых часовых колёсиков со сломанными зубцами, кошачьих цепочек из золы, висюлек от сломанных молний, расхожих китайских монеток класса "земля - небо", дырявых ракушек и черепушек - и с размаху сыплет на платье: что куда приладилось, то и ладно вышло. Но чаще морщит лоб и делает вид, что раскидывает мозгами: так легче подманить озарение.
Шармы в актуальном стиле "Шкатулка Пандоры", подвески под тусклое античное серебро, самоварное золото и пепельный геркуланумский орихалк, фанты со съеденных конфет и банты с осыпавшихся свадебных букетов, розетки с венков, распятых на придорожном кресте... Всё, что пани цепляет крючком уже поодиночке, шелестит, звенит в ушах былой музыкой - юморной на грани отчаяния, смелой на пределе нахальства. И когда отшиваешь с прежнего места, и когда вешаешь на другое. Чудится? Нисколько, полагает старушка. Если нечто хоть каким образом есть здесь и сейчас, оно таки существует, и даже взаправду.
- Ой, гламурненько до чего, - восхищается очередная заказчица на генеральной примерке. - И только подумать - на руках, а без единой иглы сотворено.
- Фирма. Самые лучшие корабли, дома и церкви тоже без единого гвоздя строились, а до сих пор стоят, не гниют и не ржавеют, - возражает пани. - На деревянных шпильках потому что.
- У меня шпильки на стальном каблуке, - отвечает дама. - Это плохо?
- Да нет, лишь бы ноги были не курьи. А то знаете как? Где они, там и на чердаке избушки ветер гуляет.
- У нас с мужем была не избушка, а продвинутый лофт на тринадцатом этаже, - недовольно поправляет клиентка. - И дача в пригороде - сплошной мезонин с бельэтажем. Так сколько я вам должна за нестандартный подход?
- Да на сколько расщедритесь, - отвечает пани. - И берите уж, коль замуж снова невтерпёж. Носить вам - за всю жизнь не сносить.
И бурчит себе под нос, пуская вослед уходящей хвост ритуального заклятья:
- Наши подштанники - вам на утиральники, наши портки - вам на платки. Во саду ли в огороде поймали китайца, руки-ноги оторвали, вырезали яйца. Катайся как сыр в масле, катись колбаской по Малой Спасской. И не думаешь, а заплатишь, и чем не думаешь - заплатишь.
Дальше получается так, что экстравагантный костюмец (слоган: "Надев его, вы будете выглядеть иноземкой в любой стране") становится самым что ни на есть расхожим и незаменимым. Дама будет носить его в богатстве и в бедности, в здоровье и болезни и пока смерть не разлучит их. С ней будет происходить много чего интересного, и лишь наряд то ли валашской цыганки, то ли тёмной леди сонетов Малларме останется ей верен, хотя позолота потускнеет, галун истреплется и местами оторвётся, а кое-какие блёстки поотлетают напрочь: впору матом его крыть и крутыми бабками подбивать. Только к тому времени и пространству экс-дама довольно-таки поумнеет, чтобы понять бесполезность занятия.
И всё же невдомёк наивной женщине, что это одну из своих собственных жизней ввязала рукодельница в разноцветную ловчую сеть. Жизнь отчасти вымышленную и вымечтанную, отчасти глупую, от меньшей части мудрую, по куда большей части реальную и всегда, вне зависимости от реала, - истинную. В долгом-предолгом бытии пани Швейковой чего только не происходило. Та ещё, знаете ли, многоликая кицунэ!