Мудрая Татьяна Алексеевна. Лепестки мандорлы

ЛЕПЕСТКИ МАНДОРЛЫ

VIRGO

Почти что сон незрелого разума.

Мальчик четырнадцати лет, удивительно рослый и плотный для своего возраста, выгуливает восьмилетнюю девочку той породы, что повсеместно называют "боровичком". Хотя это скорее молоденький гриб-дождевик - величиной с трехкопеечную школьную булочку, с легким кунжутным крапом веснушек на носу и около него. Оба стоят напротив павильона "Культура" на ВДНХ или ВВЦ - без разницы.

- Тут раньше были узорные колонны с замурованными в них прекрасными джинниями, а среди них - бассейн с голубым изразцом, - грустно говорит девочка. - И фонтан. Всё облупилось, кафель выпал, вода потерялась.

- Время, что поделать, - лаконично отвечает мальчик. Его зовут необычно: Иосиф Синани. В честь сосланного поэта и хорошего друга многочисленной когда-то семьи. От поэта осталось только имя, от разветвленной фамилии - лишь один её носитель. Имя девочки в этой истории не играет никакой роли.

- Осик, ты меня зачем на выставку Малевича повел - у меня теперь ноги болят и хвостик отваливается, - капризно говорит дитя.

- Для своей радости, - хмыкает он. Я тебе что говорил - уж если наняли пасти и трясти малявку, так только на моих условиях. Первые картины тебе понравились?

- Ага. Только чем дальше, тем квадратнее. Пока не...этот...

- Художник всю жизнь собирал свою личную Вселенную в один насыщенный цветом и смыслом равносторонний прямоугольник, - менторски говорит мальчик. - Семь цветов земной радуги. Икона темной плодородной земли. Как некая выведенная дедуктивным методом система лексических моделей есть порождающая грамматика языка, так выведенный путем редукции Черный Квадрат есть порождающая грамматика живописи. Малевич потом хотел переделать все свои картины в свете своего "божественного младенца".

- Ох, какой ты умный, Ося, - отвечает девочка. - А я тебя слушаю и думаю, что ты снова меня дуришь. Как тогда, с подарком.

- С чем приставала, то и получила, - иронически хмыкает мальчик. - Ты мне всё: что привезешь из зарубежных каникул да что привезешь. Я отвечаю: дырку от бублика. А когда отдал, ты что сказала?

- Нет, что ты мне ответил, а?

- "...для меня в бублике ценна дырка, - торжественно цитирует мальчик. - А как же с бубличным тестом? Бублик можно слопать, а дырка останется". И дырка, в отличие от теста, которое вокруг нее наверчено, пребудет вовеки.

- А кто импортный бублик слопал? - снова задиристо пищит девочка. - Вот погоди, вырасту - покажу тебе, какое тили-тили тесто.

Она и в самом деле чуть подросла, и теперь оба юных странника на экскурсии в Кремле - возможно, в ином месте, потому что вся русская земля проросла пушками, которые не стреляют или уже не стреляют.

- Уй, какая большая, - говорит девочка, приподнявшись на цыпочках. - Ты меня подними - я в дуло загляну. Как такие делают?

- Очень просто, - объясняет юнец. - Льют цилиндр, ставят на попа и растачивают по центру большим сверлом.

- Скучно, а не просто, - заключает его собеседница, выпрыгивая из его потных рук и отряхивая платьишко. - Какой большой токарный станок нужен, чтобы болванку закрепить, ты представляешь? С дом, наверное.

Они и правда едут домой, на дачу, где приходится даже летом топить дровами печку и даже зимой черпать воду из колодца. Оба ставят пустые ведра на край и наклоняются к кругу чистой синей воды.

- Смотри, там внутри небо синее - аж черное, - шепчет девочка. - И колючие соленые звезды. А посередке - лимонный ломтик растущей луны.

Он крутит ворот, рабочее ведро идет неуклюже, боком, зачерпывает сияющую ночным блеском воду и вытаскивает наверх. Оба пьют прямо через край, потом она вдруг плещет остатки наземь и декламирует нараспев:

- Не стало вдруг воды в ведре! Не стало вмиг луны в воде!

Взрослеющий юноша читает тяжеленный роман о мальтийских рыцарях:

...Что... касается войны и женщин, ни в одно другое время их плоть не кажется такой восхитительной, их добродетели - такими яркими, а их нежность - более желанной для твоей души. А дырка у них между ног превращается в самый глубокий колодец, в какой ты когда-либо падал".

"Пустота и зияние - великолепный товар", - вслух цитирует Осипа Мандельштама юная девушка.

Они с прежним ее рабом-педагогом стараются больше не встречаться - тем более что запрещают родители. Ну, почти запрещают... Для интереса жизни.

Поэтому когда он и она оказываются наедине в чьей-то безымянной комнате, оба без лишних слов и слёз сбрасывают одежду, он поднимает ее на руки и кладет поперек широкого дивана, сам становится в ногах, с благоговением раздвигает их, как створы храма, и...

Оттуда, в двойной оправе пухлых безволосых век, глядит на него огромный истемна-синий глаз с черным зрачком, поставленный вертикально. В нижнем углу мандорлы, то бишь "миндалины", застыла солоноватая на вкус капля. Радужка внезапно расширяется, как диафрагма в древнем фотоаппарате "Киев", зрачок становится колодцем, ведущим в центр Земли, и навстречу пугливо вставшему члену глядит первородная тьма.

Он с ужасом ощущает, что погружается в жаждущее и алчное лоно. Его затягивает вовнутрь одной тем путем, каким другая произвела его на свет, - впрочем, сам он сейчас не уверен, что это были две разных женщины.

Соскользнув по стенке темницы - опрокинутого гранитного колокола с совершенно гладкими стенками - он видит изображения, выцарапанные зубами, ногтями, кольцами предшественников: мечи и чаши, крести и бубны. Читает прерывистую надпись:

"Истинная любовь - это состояние, несовместимое с жизнью".

И понимает, что выбраться отсюда невозможно.

Он скрючивается на дне колокола, прямо над отверстием для стока телесных жидкостей, и грезит, как нерожденный младенец. С сухостью в горле, с судорогой в животе, с горечью и болью, которые всё возрастают.

Однажды дверь вверху с грохотом растворяется настежь. Это она: стройная, гибкая, насмешливая. Останавливается на краю своей пропасти и говорит:

- Вот ты и мой.

- Сука, я пока свой собственный. Протяни руку - я выйду.

- Нет, это бесполезно, даже если бы я и захотела, - отвечает коварная. - Гляди! Путь открыт у тебя под ногами. Ты пройдешь им и поднимешься к моей диафрагме, просочишься через пористую ткань легких, кольчатые трубки бронхов и гортани - и станешь звуком в моем горле, словом на моих губах. Хочешь?

Он не догадывается, о чем это. Она со смехом уходит, покачивая бедрами.

Внутри узкого лаза - черная дыра космоса, которая притягивает - втягивает в себя звездную пыль, кометы, планеты, звезды. Его самого.

Извергает в новую, с иголочки, Вселенную. Внутрь темного земляного колодца.

"Как построить минарет?" - спросили однажды у Моллы Насреддина. - "Да проще простого, - ответил тот. - Копаешь глубокий колодец, а затем выворачиваешь его наизнанку".

Теперь он на вершине самого высокого михраба в мире. Еле видна земля под ногами - та земля, из которой он вышел.

- Как делают пушки? - спрашивает маленькая девочка.

- Да проще простого, - смеется он. - Берут дырку и обливают ее расплавленной красной медью.

- А куда эта пушка стреляет?

Он хочет ответить, но тут огромное средневековое орудие взрывается у него под ногами и его, будто раскаленное ядро, уносит вверх.

Он приземляется под стеной, голубой, как ясный вечер. Касается рукой известкового квадрата на ней, что остался, когда часть изразцов выломали в память о разрушении Иерусалимского Храма.

Белый квадрат - это порождающая грамматика архитектуры. Семь цветов небесной радуги.

Сам он отыскал себе новое имя. Христианский девширме Синан. Тот, кто размножил очарование крылатого паруса Айи-Софии в десяти тысячах крутых изразцовых куполов и опрокинул их все в исламское небо. С тех пор оно и стало таким синим.

- С меня начн`тся возрождение стен Небесного Иерусалима, - говорит он.

Мужчина.

VIR

Комментарии: 22, последний от 17/11/2010. © Copyright Мудрая Татьяна Алексеевна (Cardinena@yandex.ru) Размещен: 19/07/2010, изменен: 10/03/2022. 9k. Статистика. Рассказ: Фэнтези, Постмодернизм Игры чистого разума Иллюстрации/приложения: 1 шт.		Ваша оценка:
Аннотация: Третье место на конкурсе "Тайна Тайн".

Мудрая Татьяна Алексеевна : другие произведения.

Лепестки мандорлы