Мудрая Татьяна Алексеевна : другие произведения.

Мириада островов. Авантюра I

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:


МИРИАДА ОСТРОВОВ. АВАНТЮРА ПЕРВАЯ

   На следующую ночь Галина уговорила своего телохранителя переночевать в первом попавшемся у дороги трактире. Время было далеко не подходящее - скорее поздний день, чем ранний вечер, - лошади, да и кучер, не проявляли никаких признаков утомления. Но ей казалось, что они уже целую декаду трясутся на ухабах, а походная стряпня Орихалхо оставляла желать куда большего. Только и умел, что заваривать какую-то крупу кипятком из чайника и крошить в неё пряные травки и луковицы, сорванные тут же при дороге. А на её намеки отзывался в смысле - гостевые дома тут неизвестно где и если имеются, то явно недостойны благородной сэньи Гхали.
   - Вот почему бы не сюда? - не выдержав, указала она левой рукой на широкую крышу из серой дранки. Крыша седлом просела в серёдке, стены под ней были черны от дождя, но над дверью болталась на ветру вывеска с изображением трёх куропаток на вертеле.
   - Как сэнье угодно, - отозвался морянин со своего насеста, потянул одного из коней за повод и свернул с твёрдого грунта в форменную зыбь. Чуть позже Галина готова была благодарить всех вертдомских, а заодно и рутенских святых, что желающих вкусить от куропаточной троицы оказалось ещё немного. После дождя или какой-либо иной санации грунта карета ухнула в колдобину, скрытую под толстым слоем песка и пыли, и уже перед самым входом застряла по самые ступицы. Если они кое-как прорвались, то благодаря Орихалхо, который мигом слез с козел, подпёр кузов плечом и резко подал команду лошадям. Его хриплое и булькающее наречие обе они знали туго, в отличие от Галины.
   - Я ведь могла бы вылезть и вытащить груз, - упрекнула она его после. - Чтобы легче управиться.
   - Такое сэнье не к лицу, - коротко ответил он. - Смотрите - к нам уже идут.
   Трактирщик оказался немолодым крестьянином, который держал питейный зал и верхние комнаты не от себя самого, а от сюзерена. Должно быть, оттого внутри было уютно, несмотря на низкие потолки, слой копоти на стенах и оконной слюде, грубую мебель и неистребимый запах горелого жира. Ибо в камине под сводом из дикого базальта горело пламя, а над пламенем поджаривались даже не хилые куропатки, а целый кабан-подсвинок, результат барской охоты. Это он истекал чадным соком над блюдом, которое предусмотрительно под него подставили.
   - Мне кусочек вот этого, - Галина обернулась к своему спутнику. Тот явно разрывался между тремя объектами: хозяином, который в это самое время обихаживал буланок и карету, самой Галиной и совсем юной служаночкой, которая так забоялась морской люди, что едва не сронила тарель как есть в самое пеклище.
   - Плохая снедь для сэньи, - покачал головой Орихалхо. - Грубая и ещё не пропеклась. Я спрошу понежнее.
   - Петушьи гребни, тушённые в чесночной подливе, - с готовностью пискнула служанка. - Курья затируха на ржаной муке, с укропом, иссопом и сельдереем. Бобовая каша, истомлённая в печи. Сладкий пирог из ревеня с урюком.
   - Интересно на слух, - улыбнулся морянин. - А хлеб имеется?
   - Подовый, вчерашнего дня. Аккурат новый подошёл, если угодно ждать.
   - Ждать неохота. Вали всё кулём, потом разберём, - ответил он.
   - Что в придачу: вина, пива, молока?
   - Сброженного или от бешеной коровки?
   - Сброженного, из монастырских конюшен.
   - Тяни тоже. Два малых кувшина.
   "Похоже, что эта трусишка мигом расхрабрилась, - подумала Галина. - Да и мой телохранитель стал сам на себя не похож".
   - Орихалко, это вы с ней про какое молоко?
   - Кумыс. Добр для чахотки и грудных скорбей. Остальное питьё худо, кислое или терпкое.
   Когда подали кушанья, сесть за один стол с нею отказался:
   - Уважать сэнью будут поменьше.
   Набрал всякой всячины в глиняную мису, прихватил половину заказанного пойла и ушёл, по его словам, смотреть лошадок.
   Еда оказалась такой ошеломительно вкусной, что Галина наворачивала всё подряд и даже не заметила, что конкретно шло на запивку. Мигом разомлела и попросилась наверх - хоть какую отдельную каморку, пожалуйста.
   Или кумыс был более хмельной, чем тот, что иногда продавали в "Магните" и "Квартале" с "Пятёркой", или вольный воздух опьянил, но девушка даже не помнила, кто её вёл по лестничке, раздевал и укладывал: служанка, вернее, младшая дочь трактирщика, или её отец, а то и оба сразу. Проснулась она в почти полной темноте за какими-то занавесями, и первое, что увидела, выглянув на мерцание масляного ночничка, - тюфяк под запертой изнутри дверью, а на тюфяке Орихалхо. Очевидно, забота о почётной узнице пересилила в нём вещизм.
   - Просьба сэнье в коридор не выходить. Посуда под кроватью, - сказал не оборачиваясь.
   - При тебе?
   - Я ничего не вижу.
   Пришлось воспользоваться ночным горшком, стараясь особо не журчать, самой полить себе на руки из кувшина, который стоял на приступке роскошного ложа рядом с умывальным тазиком. А спать уже как-то не получилось.
  
   Выехали они на самом восходе солнца: по мнению девушки, куда уж раньше. Но на следующее пристанище под крышей наткнулись уже в почти полной темноте. И это летом! Отчего-то перегоны были куда длинней, чем требовал здравый смысл.
   - Подумаешь - скоростная магистраль, однако, - проворчала она себе по нос.
   Тем не менее Орихалхо услышал:
   - Этот путь для движущих налегке, - ответил он. - Мы тяжело погружены.
   Его речь, казалось, проходила через те же стадии, что луна на небе: то умалялась, то возрастала. Переходила от невнятицы к почти искусному изложению фактов. Когда сделали остановку для того, чтобы разогреть и доесть купленное утром в трактире, Галина спросила кстати:
   - Почему ты обращаешься ко мне в третьем лице, ну, как будто меня здесь нет? Или на "вы", будто меня много? Со мной даже прислуга на "ты" разговаривает.
   - Не даже. Женщина говорит с другой женщиной, так же и муж с мужем - это "ты" и от страты никак не зависит. Близкая родня и друзья - оба друг в друга тыкают. Враги или пренебрегающие другим как низшим иногда идут на "вы". Мужчина с чужой сэньей, девицей, или с иньей, матерью, - непременно "вы", но это ради почёта и без явственной насмешки. Если она хочет его повеличить или приуменьшить себя, то имеет вернуть ему его уважение. Но позвать высокую жену так, будто она есть рядом и наравне, - будто посмотреть ей в глаза. Не всегда уместно. Бесстыдно. Нагло. В Вертдоме иные смыслы для всего.
   Это было рассуждение, по внешнему виду явно непосильное... Для кого? Для обезьяны, подобной человеку? Для дикаря? Или просто для того, кто не вполне овладел чужим и чуждым языком?
   - Фух, запуталась я с тобой, Орри. То есть что ты не родич, я поняла. Отчего и в чём я тебя выше - допустим, тоже. Но почему так стыдно говорить в глаза? В Рутене это знак прямодушия и чистых мыслей.
   - В Вертдоме иные смыслы, - повторил Орихалхо.
   "Отец о таких тонкостях не говорил. Считал, что у вертцев - как у землян в старину, раз им весь их малый мирок один из наших выдумал. Или не приходилось ему самому узнать - так обходился?"
   Путь всё длился, ночлег следовал за ночлегом, пейзаж за пейзажем, скудные подробности и маловыразительные лица сливались в одну неразличимую массу. Так было задумано? Оттого Галине было не понять - в самом деле они направляются к морю или хотя бы к границе областей. По крайней мере, плавные холмы и нарядные рощи вокруг малых озёр постепенно сменялись обнажённой костью камнем скал, что как клинком рассекала нежную плоть земли, или сухолесьем - так в Готии называли скопище деревьев с перекрученными стволами, выросшее на жёсткой, неплодородной почве. Ни кустов, ни травы помимо каких-то распластавшихся по земле стеблей. Только могучие корни способны были отыскать и вытянуть влагу из водоносных слоёв, лишь могучие стволы и крепкие жилы - доставить её к вершине или завершению в виде хилой почки, невзрачного цветка.
   Девушка уже знала из географических описаний, что Готия бедна горами, и оттого удивилась, когда по правую руку выросло нечто очень похожее на хибинские плато - почти вертикальный склон, весь в могучих складках. Подошва горы утопала в кудрявых садах, от главного тракта ответвлялась торная дорога почти такой же ширины, только выложенная крупной базальтовой плиткой.
   Постучала в раму переднего окна:
   - Орихалко, что это там, за поворотом?
   - Монастырь. Мужской.
   - Ассизский?
   Девушка знала, что ассизские братья - самый многочисленный и популярный монашеский орден, вроде рутенских миноритов. Даже великой Супреме (инквизиция или что-то вроде?) не удалось ни полностью искоренить, ни погрести под своими обломками сих смиренных братьев, многочисленных, как клопы в нагретой постели.
   Впрочем, в Вертдоме никакие аналогии не играют. Над служителями нохрийской веры могут подшучивать, типа - "брось булыжник - как раз в ассизца попадёшь", или "Супрема - то ещё бремя в любое время", но обоюдная неприязнь возникает тогда, когда люди с одной стороны устают смеяться, с другой парировать уколы. Когда иссякает игра. На этот счёт тоже наверняка имеется присловье, но Галина не может его вспомнить.
   - Так я спрашиваю - это малые братья?
   - Сэнья Гали не могла про них слышать - ни одному рутенцу не интересно. Орден не старый - древний. Эринниты.
   "Угм. От богинь эринний, что ли?"
   - Есть предание, что самые первые из них явились из рутенской земли Эрин, или Айрин.
   - Мы можем попроситься к ним на ночлег?
   - За стены женщин пускают только днём и лишь если имеется настояние.
   - Настоятельная необходимость или упрямый характер дамы?
   Ей стало интересно - чуть больше, чем во все предыдущие дни. Интересно жить.
   - Орри, нам что - снова искать кабак с отдельными кабинетами?
   Прошлую ночь кто-то из постояльцев или обслуги загрохотал вниз по лестнице под визгливые вопли - было похоже на разборку шлюхи с клиентом или сутенёра со шлюхой. Хотя, скорее всего, ей показалось.
   Он, похоже, знал подоплёку события - по крайней мере, поднялся на карачки и успокаивающе махнул рукой, когда девушка приподнялась на кровати. Во всяком случае, понял её слова правильно.
   - Имеют страннический, странноприимный двор с отдельной оградой. Малая внутри большой и особая калитка вовне. Туда мы можем.
   - Конюшня и каретный двор есть?
   - Так я думаю.
   Лошади уже бойко рысили по будто выглаженному камню, потом над крышей рыдвана сомкнулись ветви. То ярко-алое, что люди углядели издалека, было огромными яблоками, оставленными, как говорили в Готии, "для утехи древу". Чтобы и оно покрасовалось, и певчие птицы плодам возрадовались.
   Орихалхо подогнал карету поближе и соскочил наземь у огромных ворот. Постучался - в дубовом монолите отворилось оконце размером в мужскую ладонь.
   Привратник.
   С ним, практически невидимым, разговор вышел совершенно для Галины непонятный, однако с интонациями почти птичьими и удивительными по красоте. Голос Орри стал будто глубже, насытился голосами леса и моря. Свист, пощёлкивание, щебет, густые переливы тонов и рулад...
   "Вот это и есть его родной язык? Надо будет спросить".
   Он вернулся, взял коней за поводья:
   - Сэнью и карету пускают через королевские врата. Иначе в саду без присмотра стоять.
   - Чего же там не охраняют? Оттого, что урожай собран?
   - Его собирали деревенские и наполовину в себя. За работу или как милостынь.
   - Ага, понятно, - отчего-то на душе стало легко до необычайности. - Орри, я верно догадалась - вы с монахом на твоём наречии толковали?
   - Да. Первые наши записи и первые книги - от них. Теперь обучают подряд всех послушников.
   Огромные двери с рокотом разъехались в стороны, скрывшись в стене как раз наполовину, какая-то решётка пошла кверху и остановилась как раз на таком уровне, чтобы экипаж мог проехать. Своего рода игольное ушко...
   Внутри было необычное: стройные ряды конусов, как палатки в римском или ином военном лагере. Около каждого насажены цветы или кустарники с яркой по-осеннему листвой, а в центре - шатёр предводителя с горделивой двойной вершиной.
   - Это отшельники так обитают: всяк сам по себе. В середине церковь, завтра на рассвете прилично сходить. Палаты ваши напротив - и вправду при стене. Вам пособят устроиться.
   - А ты?
   - Пойду с конями в сад, небо смотреть.
   - Тебе ведь можно со мной, разве нет?
   Галина прикусила язык. Не хватало бы, чтобы этот варвар догадался об испытываемом ею страхе.
   - Среди морян нет мужей, но нет и жён. Так думают многие. Не нужно лишнего соблазна братьям.
   Когда он распряг карету и увёл лошадей, появился монах-привратник, нестарый ещё человек в рясе из такой же парусины, как и одежда Орихалко. Волосы его спадали на ворот мелкими косицами, вместо привычной Галине тонзуры была аккуратная лысина от уха до уха.
   - Мир вам, сэнья. Вы взяли из кареты, что нужно? Вот этот ковровый мешок? Я провожу вас.
   Дом был чистенький, подслеповатый и полупустой, в жилой этаж вела лестница: верный признак того, что внизу находится подвал. Комната Галины была двусветная, но почти без обстановки: стул, стол, умывальник типа кувшин-тазик и неплохая, без средневековых вывертов, кровать с высоким матрацем и нарядным одеялом из лоскутов. Окна собраны из прозрачных кусочков слюды, вставленных в металлическую решётку: не удивительно, стекло здесь доступно, но дорого. А вот что удивило девушку всерьёз - наличие того, что в купеческой среде деликатно именовалось "прогулочный камень". Глыба непонятного вещества, твёрдого и наполовину прозрачного, благодаря вертскому кровяному колдовству была способна впитать в себя всю лишнюю для человека органику. Точно в королевских палатах... Любопытно, к какому рутенскому прототипу это восходит: нанотехнологии, что ли?
   - Я принесу сэнье поесть и, уж простите покорно, запру дом снаружи, - сказал монах. - Такой устав. Келью изнутри заложите, коли будет угодно. За имущество в сундуках не беспокойтесь.
   "И не волнуйтесь, если вас деликатно обыщут", - добавила Галина от себя. Впрочем, с какой стати и то, и другое - обыскивать и волноваться по поводу?
   Ей принесли круглую пышную лепёшку и большую кружку тёплого молока с мёдом, всё свежее и очень приятное. Зажгли толстую свечу в плошке с ручкой. А потом наружный засов громко, прямо напоказ, задвинулся в петли.
   - Монах ничего не сказал про окно, - тотчас пробормотала Галина, давясь предпоследним куском. Вскочила со стула и пошла проверять.
   Задвижка была солидная, почти что пробой от правого до левого косяка, но поворачивалась и сдвигалась легко, стоило смекалку приложить. Галина толкнула створку и вдохнула узкую струйку цветочного аромата.
   Далеко внизу был внутренний дворик, куда выходили все окна гостиницы. Там густела трава, порхали крупные светляки, неурочно цвела маттиола, двигались вразброд некие смутные фигуры, то роняя себя в плохо подстриженный газон, то шатко-валко поднимаясь с чьей-то помощью, то снова упадая назад уже не в одиночку. Доносились бренчанье струн и вкрадчивые голоса.
   - Нравы, - посетовала девушка с нервным смешком. - Монастырские. Хотя, конечно, это гости. Тюремный дворик во время прогулки.
   Ей стало почти смешно от всего непонятного - или в кружку было что-то добавлено?
   Отошла от зрелища в раме, мигом разобрала постель, вымыла посуду и рот, сама ополоснулась. Вылила в прогулочный камешек все как есть помои - тот благодарно чавкнул, принимая. Переоделась в ночнушку.
   Тем временем общество потушило все фонари, кроме одного, и в его мигающем свете цепочкой двинулось в дальний конец дворика.
   "А это ведь там калитка в здешних укреплениях, - догадалась Галина. - Ничего себе даниилы заточники".
   В это время некто узкий в чёрном отделился от компании и с ловкостью ящерки или гимнаста полез на стену бельэтажа прямо под её окнами. И проник - слава всем богам! - в соседнее.
   "Никак домой прибыл, - сказала она себе. - Что за напасть такая!"
   С силой захлопнула окно и затворилась намертво. Старинные переплёты - не современные, одним-единственным ударом всё стекло не выставишь. А если слюда или рог - то и осколки тебя не поранят. Умно.
   Улеглась в постель, чудесно упругую, накрылась печворком. Закрыла глаза.
   "Мигом выспаться - и к заутрене в этот двубашенный..."
   Но едва ли не над ухом раздался гитарный перебор и не очень громкий, но звучный баритон:
  
Карра, сынок, это нимало тебе не ладья:
Спит на воде, как из ветвей заплетённый щит...

   - Нет, не так, - поправил себя голос. - Размер не соблюдён и мелодия хромает. Сырых яиц не напились.
   Далее следовало некое струнное бормотание, звоны, удары...
   - Эй, вы мне спать мешаете, - Галина изо всей силы грохнула в стену кулаком, ушиблась, подула на костяшки.
   - Я смиренно полагал, что игне - или даже сэнии? - понравится, - глуховато оправдались там.
   - Две строчки вдохновения и целая повозка расстроенных ладов. Я на репетиции не покупаюсь.
   - Вам требуется сразу серенада, - полуутвердительно заключил голос на самых бархатных тонах. - Или колыбельная?
   - Толстые стены!
   "Чёрт, надо было хотя бы кровать подвинуть на другую сторону, а теперь шарашить её по здешнему паркету неловко".
   - Если сэния изволит слегка продлить своё бодрствование...
   - Тогда что?
   - Ваш слуга очень легко импровизирует. Правда, публика никогда не получала от него поделочного сырья - только ювелирно отточенное совершенство. Нет, не поднимайтесь с ложа и не отворяйте ставень. "Стукнул перстень драгоценный в переплёт окна". Простите, вырвалось у меня по аналогии.
   Галина тихонько фыркнула.
   - Не у вас - у рутенца по имени Блок.
   - Но ведь отлично ложится на струны.
   - Разумеется. Не хотите ли напрячь этим гитару?
   - У меня виола. Пожалуй даже - виоль-а-амур, хоть и без смычка.
   - Ясен пень...Понятно, в общем.
   "Что я несу...Молоком, в самом деле, опоили? Или хлеб замесили из муки со спорыньёй".
   - Никакой звукоизоляции, - пожаловалась вслух.
   - Да нет, похоже, один из моих предшественников использовал сверло по грубому камню, с поперечной насадкой. Заделали же просто штукатуркой.
   "И что я его выкаю. Навряд ли такой уважаемый субъект. И молод, судя по голосу".
   - Виола - орудие менестреля.
   - О, я отнюдь не придворный, в смысле, поэт, угревшийся при дворе. Уж скорее - бродячий студент. Музицирование даёт возможность легко общаться и недурной приработок.
   - Вижу-вижу.
   - Нет. Только слышите.
   - Хочу слышать. Но не больше того.
   - Вы правы. Без вашего грозного спутника вам лучше не рисковать, - ответил её незримый собеседник с какой-то совсем незатейливой интонацией. - Вы ведь так игривы от боязни.
   - О-о.
   - На самом деле без Орихалхо должно быть спокойнее, чем рядом. Такой совершенный воин не уйдёт, если имеется хотя бы тень опасности, но тогда и гнать бесполезно.
   - Вы его знаете? Слышали?
   - Слышал имя. Знаю всех ба-нэсхин. Морян то есть.
   - Вы не готиец. Другой акцент, иные слова.
   - Отчасти франзонец, в некоей мере из Вольного Дома, что в Вестфольде, малая толика скондства... Всего понемногу.
   - А я-то огорчалась, что Орихалко сюда нельзя. И что заперли тут одну.
   - Вы свободны. Отшельники запирают лишь своё одиночество.
   - Я думала - только нас, женщин.
   - Женщина куда более склонна к разрушению покоя. Как все, не бреющие бороды.
   Со стороны кровати ответа на реплику не последовало.
   - Вы заметили, что Орихалхо не пользуется бритвой?
   "Как оружием или? Ну да, как вообще моряны. Ба-нэсхин, надо запомнить. Если бы вынул хоть раз - я бы просто опешила. Из-за папы тоже. Бритвы здесь только одного вида - опасные. В Лутении у него была целая коллекция: каждое утро намыливался помазком по самые глаза, шутил, что в Европе повывели этот инструмент, дабы не искушал на самоубийство. Мода ведь прямо была в девятнадцатом веке - горло резать".
   - Незнакомец, а имя у вас какое?
   - Нусутх.
   - Правда?
   - Это из одной вашей книжки.
   - Помню. "Левая рука тьмы".
   - Означает "неважно, ерунда".
   - Да-да. И моё имя тоже "Нусут".
   Ответ соединён с вопросом. В смысле - давайте обменяемся этими небольшими тайнами.
   - Пусть будет так. Нусутх. Ничто. Нигель. Сифр.
   - А песня мне будет? Та самая.
   - Песня будет. Та самая.
   И сразу - тихий, вдумчивый голос виолы, которая подбирает мелодию под слова:

"Карра, сынок, это нимало тебе не ладья,

только прочная чаша из бычьих кож,
чтобы краем черпать океанскую воду.
Впрочем, в шторм вонзается в море что нож,
круто держась на волне в любую погоду.

Карра спит на воде: из ветвей заплетённый щит

как мандорла овален, распёрт крестом,
продублён насквозь, будто шкура монаха,
просмолён, смазан жиром, что древняя плаха,
вёсла праздны, парус надут колесом.

Карра грезит, вешние припоминает края,

куда ты нацелен стрелой в молоко,
что стоят в сорока днях блужданий в тумане,
но и стоят того. Приплыть нелегко,
а отплыть - словно сдёрнуть повязку на ране.

Карра в древней утробе наши дерзанья хранит.

Видели острова на медных столпах,
в водной радуге мы били лосося копьём,
белых ягнят, подружившихся с чёрным козлом,
упасали от смерти в диких горах.

Карра грешных скитальцев направила в Тир-нан-Ог:

прямо в солнечный круг, семь лет напролёт,
изумрудные пажити, сладкие воды,
золотые пески, волос дикий мёд
тех красавиц, что ждали нас долгие годы.
Карра - бродяжья кровь: ни она, ни я так не смог.

Поднимаясь на борт, мужам дал я власть
рвущих косы печальниц оставить на взморье.
Но мотали клубки и бросали их в горе,
нам в ладони стараясь попасть.
Карра не поплыла - тянуло назад колдовство.

Намертво сей клубок к левой руке приник;
выхватив добрый меч, шуйцу я изувечил.
Мой иль её тогда услыхал горький крик?
Наземь пали не пальцы - живой человечек.

Карра расчислит маршрут - ведь знает только его.

Культя? Нет, не болит. Сиротски ноет ладонь,
помня нежность ресниц, атлас вечно юных щёк.
Сын, ты очень силён, но весла рулевого не тронь,
я и одной рукой приведу ладью в наш Тир-нан-Ог!"

   "Что за странная песня. В самом конце я догадалась, что их вообще две, каждая со своими рифмами. Но это потому, что я засыпаю, сплю... и вправду вышла колыбельная...."
  
   Утром, когда бойко и чуть вразнобой задилинькали колокола, подробности ночной авантюры успели отчасти подзабыться. Надо было срочно решать, как приличнее нарядиться к службе, а зеркало из-за траура так и лежало в особом мешочке. Примета такая, похожая на рутенскую: если ты смотришься в стекло до истечения сорока дней, покойник может заглянуть черед плечо и даже утащить тебя в место, откуда появился он сам. В преисподнюю, Хеоли, или здешние "Елисейские Поля", или назад, в Россию? Курьёзная мысль.
   Оттого Галина решила особо не мудрить: покрыть слегка расстроенную причёску вуалью, более плотной, чем её обычная, снять с шеи медальон, а с пальцев - золотые кольца с погребальными агатами.
   Собор был прост снаружи и удивительно красив изнутри: два шпиля в духе пламенеющей готики внутри были полые, из-под каждой узорной чешуи бил внутрь пучок света, нервюры вызывали в памяти хребет и лапы дракона, круглые и продолговатые витражи переливались кельтской узорной вязью. Из курильниц тёк смолистый аромат, в его клубах еле узнавалось распятие на алтарном столе: Христос, или Ха-Нохри, как его тут называли, приник к узловатому стволу, раскинул крестом руки, заплетенные мелкими ветвями, до пояса его тело уже погрузилось в кору.
   Народу, кроме самих монахов, было немного, однако узнать ночного искусителя не удалось. Имени не знала, расспрашивать соседей побоялась - вдруг навредит ненароком? Сплошные белые хламиды, даже на Орихалхо. Правда, вот он обулся в грубые башмаки, снял всё оружие и нацепил взамен преизобилие морских ожерелий и браслетов: по большей части из раковин и корольков, но попадался и скатный жемчуг, округлый, будто вереница маленьких лун.
   После мессы аббат, красивый худой старик по имени отец Плантагенист, пригласил сэнью к трапезе. Убоины даже на его столе не было и не предвиделось - хлеб грубого помола, каша из семи круп и семижды семи трав да пустая похлёбка. Зато яблоки выступали при полном параде: свежие, мочёные, запеченные в тесте, уваренные с мёдом. Беседа касалась именно их.
   - Ведомо ли милой сэнье Гали, что у вертдомских нохрийцев, то бишь последователей Христа, запретным райским фруктом было отнюдь не яблоко? - спросил аббат, когда рабы-конверсы унесли грязную посуду вместе со скатертью.
   - Так и у нас на Большой Земле тоже.
   Он кивнул, соглашаясь:
   - Вы говорите не о так называемой народной вере, хотя и весьма распространённой. Но об учёных изысканиях, А я имею в виду первое. Нашим виртским древом познания был дуб. С серебряной листвой и золотыми желудями, которые пели и играли на ветру. А Рай был на островах, куда приплыли из земли Айрин наши первокрестители. Те, от которых мы себя производим по прямой, так сказать, духовной линии.
   - Апостольское преемство, - кивнула Галина.
   - Когда их лодки - иные говорят, что каменные и колдовские, другие же уверяют, что из хорошо прокопчённой кожи, - прошли под мостом - или аркой - из радуг, святые отцы узрели прямо впереди остров, подобный круглому щиту, и на нём росло Дерево Осени. Надо сказать, что у того народа, который сохранил для нас предание, начало осени считается самым блаженным временем года. Так вот, Древо шелестело тяжёлой листвой и роняло её наземь вместе с плодами, литыми и крепкими, будто камешки для пращи. А близ самого ствола, в укрытии, сидела юная пара и предавалась любви, время от времени откусывая от того или иного плода на диво крепкими и острыми зубами. Когда двое сливались плотью, они делались одним целым, но размыкаясь, отнюдь не становились прежними. Возрождались два иных существа. Нельзя было даже в точности определить, какого они пола: муженщина и женомуж, вот как поименовал их наш предстоятель. Но прекрасны ликом они были так, что глаз не отвести, и не было на их телах ни меха, ни грубого волоса, как то бывает у зверей.
   И тогда воскликнули одни из нас: "Эти люди как бы не ведают первородного греха!" А другие ответствовали: "Не ведают - значит, не люди вовсе". "Зыбкая природа сих морян греховна, но животным грех неведом", - возразил им всем третий из отцов. "Но род человеческий состоит из мужей и жён, делясь, таким образом, ровно на две половины. И все звери и птицы делятся тако же", - сказал ему четвёртый. "Это неведомое племя, но ведаем ли мы доподлинно природу нас самих, и скотов наших, и растений? - произнёс пятый. - К чему спорить? Вещий ветер пригнал нас к сему древу, когда в непогоду взмолились мы о пристанище. Значит, была воля Божья на то, чтобы нам понять это диво раньше, чем начать судить о нём". И был это святой Колумбанус, тогда ещё юный отрок. Тогда разгневались на него все прочие, что учит не по возрасту, и хотели побить жёсткими плодами, упавшими с Древа. Но те двое выпрямились и взяли Колумбануса обоеручь, и прислонили к стволу, и так защитили. Тут исчезло Дерево Осени, сиречь Дуб Средиземья, и многая радуги стали и закрыли его от глаз остальных.
  - Говорят ещё, что стали те монахи свиньями, поев желудей, но в том не видно никакой логики, - прибавил аббат немного другим тоном.
   - Миф о Цирцее, - одними губами подтвердила Галина, чтобы не мешать рассказу.
   - В любом случае, имена и последующие дела их упомянуты в священных рукописях. Лодки же, иначе карры, или коракли, разошлись по всему океану и стали островами. Живут на них потомки первых морских людей, и называют себя Людьми Солёной Воды, или Народом Радуги, либо иначе. Святому же Колумбанусу от Бога и тогдашнего владыки Готии пожалован был во владение остров, что и поныне носит его имя.
   - Затейливо, - сказала девушка. - Но отчего все противники Колумбануса тоже числятся в ваших святцах?
   - Претерпели и благодаря сему познали истину, истина же обрекла их на дальнейшую святость и непорочность. Разве это ново для человека вашей веры?
   - По правде говоря, вообще чудно, - улыбнулась Галина.
   - Эх, вас ещё многому предстоит научить, - покачал головой аббат. - Пока вы даже имя вашего сотоварища не умеете верно огласить. Орихалко вместо Орихалкхо.
   - По аналогии с "орихалк", что есть камень Луны и архетип всех металлов.
   Священник удивлённо приподнял брови. Закрепить, что ли успех?
   - А ваше церковное имя в той части Рутена, что зовётся Британией, означает древнюю династию королей. Плантагенеты. Львиное Сердце.
   - Здесь же - всего-навсего дрок, - улыбнулся собеседник. - Ну что же - благословить вас в дорогу, милая сэнья Гали?
  
   Вскоре после казни русского, то есть две недели назад. Снова два собеседника в том же кабинете, однако сидят за столом в виде буквы "глагол": сьёр де Мариньи - за поперечным массивом, его собеседник - за узким крылом для просителей. Узкие смуглые пальцы нынешнего клиента одна за одной достают бумаги из стопки и передают патрону.
   - Не говори мне "вы", я буду вынужден отвечать так же, а положение наше неравно. Что до твоего призрачного свойства с владыками Верта? Для нас ты в лучшем случае туземный принц.
   - Прости...те. Прости, высокий сьёр. Рефлекс учтивости.
   - Уж ей-то тебя крепко обучили в езуитском коллеже. Ладно, теперь о верительных грамотах и прочем. Из твоих бумаг следует, что Святая Супрема, верхушку коей удалили во время давнего мятежа вместе с многочисленными знатными головами, в том числе двумя королевскими... Эта конгрегация, буквально стёртая позже с лица нашей земли, ныне возродилась в форме ордена Езу и просит нас о некоем содействии.
   - Только тебя, высокий сьёр. Естественно, мы понимаем, что надеяться на нечто большее твоего равнодушия и попустительства... когда за всеми братьями шелестит такая дурная слава...
   - Именно, - продолжал Мариньи, словно не заметив предыдущей фразы, - восстановить прежние контакты, в том числе с братьями-дубовиками и Племенем Радуги. Для чего получить возможность невозбранно двигаться по всем трассам, как обыкновенным, так и закрытым литерным. Недурно запрашиваете.
   - Запрашиваю. Единственное число. К кострам еретиков и прочих инакомыслящих, а также к специфическим методам добывания из них истины мало кто из нас, новых, причастен.
   - В смысле - уж точно не ты, - Мариньи слегка морщится: сегодня подагра донимает как никогда.
   - Естественно. Во времена королевы-мученицы Марии-Тоньи и первого верховного короля Ортоса меня не было на свете. Я всего-навсего на семь лет старше его внука Кьяртана, как, без сомнения, ведомо высокому сьёру.
   - Насмешничаешь.
   - Не совсем. Династические колена в Вертдоме сменяются куда как быстро, - холёная рука с отполированными до блеска ногтями придвигает к себе перелистанные и отброшенные в сторону бумаги и ловко выравнивает стопу на полированной поверхности.
   - Как и оборонительно-наступательные союзы клириков. Чёрного кобеля не отмоешь добела, так вроде говорят рутенцы?
   - Не отмоешь, так перерядить можно. Из тьмы в свет, - лёгкая усмешка трогает юные уста.
   - С тобой спорить - нужно иметь семь пядей во лбу, - недовольно замечает Мариньи.
   - И неплохое чувство юмора, - тотчас отзывается клирик.
   - Ладно, рискнём. С условием: первое - стараться путешествовать в полном одиночестве. Как у тебя с бродяжьими талантами?
   - В быту неприхотлив. Сплю под любым кустом, ем что выливают в скотскую колоду. Неплохой всадник и скороход. При нужде умею оседлать и новомодный сайкл.
   - Они же все хозяйские, как псы.
   Собеседник Мариньи выразительно пожал плечами:
   - Умею договариваться с живым.
   - Второе. Раз ты так лёгок на ногу, время от времени хоть отмечайся на голубиных станциях, чтобы не числиться в пропащих. Быть может, и мы поручим тебе кое-что необременительное.
  - Выглядит многообещающе. Примерно раз в две декады здешних жандармов устроит?
   - Третье, - холодно кивнув, продолжил Мариньи. - Без настоятельной необходимости - не прикасаться и даже отнюдь не приближаться к противному полу, буде встретишь по дороге.
   - Мы даём категорический обет по поводу женщин и девиц.
   - Кажется, тебя стоило бы связать покрепче. Я имею в виду - обречь на строгий затвор. Что говорить! Во времена моей молодости таких голубчиков, как ты, не постригали. И тем более не объявляли эмиссарами с неограниченной властью.
   - Ограниченной, увы,- и даже весьма тесными рамками. Что до остального... Вы же сами, высокий сьёр, установили причину такого неортодоксального выбора. Тотальный разгром, заставивший моих братьев принять в руки недостойное орудие.
   - О, меня буквально тронули сии слова. Что же - дерзай. И да ляжет перед тобою дальняя дорога широкой скатертью!
   - Самобранкой, - тихонько отвечает езуитский эмиссар, скатывая бумаги в тугую трубку и пряча за отворот белой парусиновой блузы.
  

 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"