Аннотация: Кусок из романа "Мириад островов", часть 2. В таком виде стоял на конкурсе Трансильванских Вампиров.
ПОВЕЛИТЕЛЬ СОВ Родовая легенда
Однажды двух сестёр довольно-таки современного воспитания по старинке сговорили и, более того, обручили с двумя приятелями, тоже почти что братьями, которым досталась в наследство от предков - под которыми подразумеваются всего лишь отцы - небольшая крепостца в виде сдвоенных башен. Башни эти гордо именовались замками, были разделены свирепым горным потоком и соединены в одно целое проходящим из окна в окно мостиком-перемычкой. А поскольку молодые люди были не очень-то склонны к тому, чтобы влезть в брачный хомут, замки же - полны легенд, вполне ощутимых (в смысле способных пробить самую толстую шкуру), решено было слегка подшутить над невестами, по-нынешнему приколоться. Оттого девушек оставили в одной из башен без общества, а также приличной еды и напитков, сами же молодые люди удалились в другую башню через хлипкий по виду мост. Отговорившись, между прочим, что им требуется пронаблюдать за выгрузкой и размещением приданого. Чем хорошо воспитанная барышня похожа на кошку? Нисколько не теряется в незнакомом месте и сразу встаёт на все четыре лапы. Причём очень прочно на них утверждается. И не поправляйте меня, что наши героини суть двуногие. Их же - вот таких - целых две. Наши девушки - звали их, кстати, Ольга, сокращённо Олли, и Барбара (далеко не кукла Барби, вовсе нет) - в первую очередь обнаружили гардероб с винтажными тряпками, затем допотопную ванную, вода в которую набиралась куда медленней, чем в иные времена добиралась до гор Кавказа, затем арсенал, полный весьма симпатичных орудий убийства и расчленения, и лишь в самую последнюю очередь - кухню. Итак, переходим к конкретике. Кухня, это кладбище домохозяйки, тематически и весьма гармонично примыкала к упомянутой оружейной палате и содержала уйму шлемоблещущих котлов, кастрюль и уполовников с шумовками. Каждый разделочный нож стоил флибустьерского тесака, двузубые вилки и рашперы для жарки мяса могли удержать на себе немалых размеров тушку. Дверца печи размером с паровозный котёл была гостеприимно приоткрыта, поленья торчали из неё, как нечищеные зубы великана-людоеда. В открытом зеве мраморного дракона неторопливо поворачивался гибрид каминной решётки и вертела. - Ничего себе, - прошелестела Олли с неожиданной для себя робостью. - Это на кого же здесь охотились былые владельцы? - Почему бывшие? - Барбара пожала плечами. - Диковидная штуковина в камине неплохо промаслилась. Паутина уже после в жир влипла. - Непохоже на наших ребятишек, - ответила старшенькая. - Эти разве что у самих себя овечек воруют. - А волки к чему? - Ну, разве что с большой голодухи. Убьют такого по крестьянской просьбе, освежуют и сразу в обжарку. - У нас вообще медведь не кровати. Молью траченный. По ходу беседы Барба вертела головой по сторонам - принюхивалась. - Любопытно, - сказала наконец. - Чем-то странным наносит. То ли мышиным горошком, то ли старыми пергаментами. В общем, как в библиотеке. - Наверное, посуду плохо мыли, - Ольга с подозрением заглянула в хилый комод и, не обнаружив там ничего, кроме грязноватой ветоши. - Барб, мальчишки нас чего - голодом выморить пытаются? - Почему? Сыр и хлеб почётным узницам вроде положены. Те, что лежали на грязной табуретке позади толчка, помнишь? Другое дело, кто будет нас и дальше тайком кормить. - Мы-ы, - гулко донеслось откуда-то из лужёной утробы. Девушки переглянулись. - В сказке про Королевство Трёх Толстяков такая же точно громадина вела в потайной ход, - негромко сказала Олли, указывая на самую большую кастрюлю или котёл - в пол человеческих роста. - Ведущий к зоосаду, то же политическая тюрьма для кузнеца Просперо, - добавила Барба. - Ты ведь сильная? Ну-ка подними! Ольга в один прыжок оказалась на плите и сдёрнула вниз тяжеленную крышку. - С самой посудой не вышло, замурована... - попыталась объяснить, дёргая за ручки, но тут в воздух со свистом прянул рой летучих мышей, закружился под сводами, виртуозно огибая углы и выступы, и расселся скопищем смоляных сталагмитов. Когда девушки устали следить за истечением живого дыма или тумана и опустили взгляды, на краю котла сидело нечто. Или некто. Карлик со сморщенным смуглым личиком: вместо глаз огромные бельма с точкой посредине, вместо носа поросячий пятак, по четыре долгих пальца на каждой из скрещенных на груди рук. Плащ, весь в лохмотьях, кроет туловище, остроносые сапоги с чёрными лакированными когтями - ноги. - Ни фига себе мышка, - протянула Олли. - Летучая... Летейская. Ты говорящий? Существо гнусно захихикало. - Клянусь, вот он эхо и передразнивал, - кивнула Барбара. - Теперь понятно откуда наносило... лицом без определённого места жительства. Говорить по-людски умеешь? Существо закатилось ещё пуще. - Барба, а оно мясное? - спросила Олли, вытаскивая из-за пояса позаимствованный в арсенале кинжал и поигрывая хищно изогнутым клинком. - Не думаю, что очень, жестковато от старости, но вот его подданные - пожалуй. Другой снеди всё равно ведь не предвидится. Если соорудить сачок из вон той рыболовной верши и подстерегать все входы-выходы из родной кастрюли... - Мы невкушные, - ответил карлик. - И вы не знаете, как наш шервировать. В шмышле приготовить. - Ничего, с обыкновенными mus domestica как ни на то справлялись, - сурово ответила Барба. - На папиных уроках по стратегии и тактике экстремального выживания. Травы там, коренья, лягушки, иной подножный корм, оборотная вода, рытьё пещер, противочумные одеяла из сурчиных шкурок... - Шурчиных шкурок? Он же шами шумные. - У тебя дикция неважная, - сердобольно заметали Олли. - Чумные, а не шумные. Наверное, клыки во рту мешают? В смысле ранят. - Вы жалеете? Меня? - вдруг спросил карлик вполне серьёзно. - Даже если издеваетесь, всё равно. Наверное, вы и впрямь сильные, раз так умеете. - Или просто не понимаем, что опасно, а что нет, - вздохнула Барба. - Опыта не хватает. Ты ведь можешь нас покусать досмерти? Кровь выточить из вен и прочее? - Не могу, - удручённо ответил карлик. - Я ведь только бывший человек - ни прибавить, ни убавить. Хотя скорее убавить. Даже клыки легче втянуть внутрь, чем выпустить наружу, изо рта. Дело в том, что рядом с моим подземным убежищем стало слишком шумно и чересчур бодро. И когда мне предложили переждать в плите с частью моего народа... - Довольно, не продолжай, - Олли решительно вклинилась в паузу. - Что до шума - я надеюсь, он прекратится, наконец. Удивительно, что эти прислужники нечистого делают так долго с нашими тюками. Красть, во всяком случае, им наверняка будет скучновато. - Позвольте поинтересоваться, а что там такое? - спросило потустороннее создание с весьма живой интонацией. - Поинтересоваться-то можно, да большого проку с того не будет, - ответила Барба. - Небольшую часть его составляют женская одежда, столовое и постельное бельё, простые, как мы привыкли... - О! Знатные девицы из хорошего дома - и привыкли к простоте? Это ново! - обрадовался человечек и даже потёр руки. При этом стало ясно, что когти на самом деле - сильно отросшие и перекрученные спиралью ногти. Обыкновенные. - Ты, и верно, был человеком, до того как стать... - начала Барба. - Хозяином летучих мышей? Разумеется, - ответил он. - И это вовсе не такая забавная история, как вам может показаться. Хотите послушать? Уверяю вас, терпение ваше будет вознаграждено сторицей: пока мы находимся тут, мои приятели добудут вам какую-никакую пищу, не требующую готовки. - Отчего же нет, - ответили сёстры почти хором. - Тогда навострите уши, распушите перья, откройте глаза пошире и не вертите головами, мои совушки...
Давным-давно не было здесь никаких башен и никаких стен, только холм высился, подобно острову, посреди плавного течения Игрицы. Река здесь раздваивалась и огибала вершину словно обручальным кольцом - с того и звался холм Обручальным. Склоны поросли густым лесом, основание было широким, а самая вершина в своей наготе походила на острый отломок кости. Граница двух маркизатов проходила по реке, сам же холм был ничейным. Владельцы - и один, и другой - зарились на сие место, желая возвести на нём пограничную крепостцу, но не хватало обоим ни воинов для захвата, ни золота для того, чтобы свести лес, наломать и привезти камень для башенных стен. Сами маркизы с семьями жили не так далеко от берега, всяк по свою сторону весёлой воды. И были у них младшие дочери, почти ровесницы: как и принято в нашей земле, светловолосые и сероглазые, крепкие станом и отважные духом. Никогда эти девушки не видели друг друга, ибо враждовали их отцы. И разделяла обеих широкая река. Но вот однажды вышла на прибрежный песок девица Айелет из рода Шармени, чтобы выстирать и высушить на себе нижнюю сорочку, благо не было никого на берегу в такой ранний час. И видит - наклоняется над водой такая же юная красавица и тоже нагнулась над чистой водой, и так же, как и перед Айелет, плещется и мерцает перед ней отражение. Выпрямились обе и глянули друг другу в очи - а зрение обеих было по причине юности таким острым, что разглядели они друг в друге всё до последней чёрточки. - Кто ты? - спросила Айелет. - Не верю я своим глазам: будто поставили на самом стрежне зеркало от воды до самого неба. И произнесла такие строки:
- Словно одно чрево выносило нас, Словно облекла скорлупа одна, Словно мы лежали, сплетясь накрепко: Птенцы одного яйца, ядра одного ореха.
- Зовут меня Исанжель из рода Октомбри, - отозвалась другая девица, и слова сии перенеслись на другой берег так легко, будто у них были крылья. - Не верю я своим глазам: где у меня родинка на правой щеке - у другой девицы на левой. Где серебряный перстенёк на пальце левой руки - у неё на правой в точности такой же: с мужской синей бирюзой, алыми девичьими корольками. Так же в точности спускается золотой локон на её белую щёку, а на щеках играет алый румянец и смеются ямочки. Так же крепки её груди, не знавшие в себе молока, и строен нагой стан. И произнесла стихи:
- Верно, были у наших матерей мужья-близнецы, Верно, на одно лицо и статью одинаковы, Верно, спутали их милые родительницы, Как всех четверых вокруг клинка оборачивали.
А был тогда древний обычай: если молодая пара желала сойтись не по сговору, не по желанию родителей, а по своей вольной воле, то отыскивали они присяжного мастера тяжёлого клинка и над вынутым из ножен мечом произносили слова клятвы. Считалось это порицаемым, но также и законным, ибо по нагой остроте проходит граница меж смертью и жизнью. - И наши стихи будто один арфист сочинил и положил на мелодию, - ответила Айелет. - Я зовусь Айелет да Шармени, и делит нас надвое не крепкое серебряное зеркало, не острый стальной меч, а тихая речная вода. В те давние времена Игрица и впрямь текла по равнине и бесилась только в ледоход, разламывая пополам льдины, разливаясь озером и подтачивая берега. - Отчего тогда тебе, Айелет, не переплыть через воду? - ответила Исанжель. - Или ты хочешь подождать, пока я сама такое сделаю? Бросилась Айелет в реку как была и легко достигла другого берега - в те давние времена оба они были невысокие. Взялись девушки за руки и поцеловались, а потом улеглись в зарослях чернотала и стали учтиво да прилично беседовать. На следующий день сделала такое Исанжель, и укрыли их обеих поникший тростник и свисающая с кручи трава. Мало кому из родни и тем более слуг приходило на ум учинять семейный досмотр. И оттого длилось счастье девушек всю весну и всё лето. Однако встречались они лишь при ярком свете солнца и никогда - при тусклом свете луны. - Если бы тебе стать прекрасным юношей, пожалуй, не было бы нужды нам ото всех таиться, - сказала как-то Айелет подруге. - Если бы тебе стать прекрасным воином в цвете лет, всё равно не обручили бы нас и не повенчали, - ответила Исанжель своей милой. - Ибо наши отцы вечно в ссоре. - Что же нам делать? - спросила подругу Айелет. - То, что уже делаем, - ответила Исанжель с грустью. - Видно, большего не подарит нам судьба. Весна - время лёгкое, лето - беспечное. Но в середине осени, когда поникли и поредели ивы, пожухла трава и земля сделалась волглой, пришлось обеим укутываться в плащи и укрываться от заморозков попеременно в широкой яме от корней упавшей сосны или в узкой норе под обрывом. Тогда увидел их ласки главный смотритель дома Шармени и доложил хозяину. - Ведал я, с кем милуется моя родная кровь, надеялся, что примирит это наши семейства, но не подозревал, что так далеко зашло дело у обеих, - сказал тот в гневе и ещё прибавил: - Вот если бы уже стояла на верху холма замковая башня, заточил бы я туда мою блудную дочь и не тревожился более ни о чём. Когда же переплыла Исанжель через реку с узлом своих одежд на голове - ибо то была её очередь искать брода - и стала обтираться и кутаться, увидел её один из пастухов отца. Он давно уже чуял неладное, а тут ещё Айелет смотрела со своей стороны на подругу, улыбалась и махала рукой. И вот рассказал пастух о виденном управителю дома Октомбри, а тот - отцу Исанжель. Рассвирепел тогда сеньор Октомбри и промолвил: - Родные стены не могут удержать их от непотребства, которое творят. И пожелал вслух: - Вот если бы уже стояла на верху холма замковая башня, запер бы я туда мою презренную дочь и оставил на произвол судьбы.
Сами девицы не подозревали о том, что их кто-то видел. Но когда в очередной раз увиделись на берегу сеньората Октомбри, сказала Айелет: - Снег в воздухе, изморозь на земле, остуда в сердце. Ибо всему своё время и место под солнцем: зимой спать, весной ликовать, летом растить урожай, в начале осени его собирать, поздней осенью грустить. Расстанемся же для грусти и памяти, ибо урожай нашей любви уже поспел и собран в житницы. И ответила Исанжель: - Печально всё это. Одно остаётся нам в утешение: что ходили мы прямой дорогой дня и никогда не соблазнялись кривыми тропами ночи. Оттого надеюсь я на новую, лучшую весну. - Я тоже надеюсь, - вздохнула Айелет и даже немного поплакала.
А пока обменивались девушки на прощанье любезными словами, в глубочайшей тайне спустился сеньор Шармени в погреб своего дома, зажёг чёрную полуночную свечу посреди мелового восьмигранника, окропил алой влагой, что выцедил из пальца, и воззвал к Хозяину Сов:
- И словом, и мыслью моей заклинаю - Приди на мой зов ты, кто изгнан из рая. И плоть, и всю кровь, и что хочешь возьми, Чтоб дом мой над всеми вознёсся людьми.
До самых сводов полыхнула свеча, и посреди пламени встал, упираясь в своды, Ночной Властелин. Фосфорным лунным серебром горел в полутьме его лик, тусклым серебром падающих комет - двойной ряд галунов поперёк груди, похожий на рёбра скелета. Мантия соткана будто из чёрного смерча, кудри сплетены из клубящихся змей. - Ради чего ты потревожил меня, человек? - проговорил Владыка Ночи веско, будто гром. - Надеюсь, не понапрасну творил ты колдовство, ибо многие поплатились за такое. - Не понапрасну, - ответил сеньор. - Хочу я, чтобы воздвиг ты для меня каменную башню на вершине Обручального Холма и обнёс палисадом. И чтобы стояла она там не далее чем к завтрашнему утру. - Нечего сказать, большой срок ты мне выделил для работы и ничтожную цель поставил! - расхохотался Владыка Сов, и смех его был подобен вою урагана. - Но так и быть, утвержу тебе башню всем на диво. - А чем придётся мне платить? - с некоей робостью спросил сеньор. - Сущим пустяком, - ответил сатана. - Такие строения крепятся не известковым раствором, но чистой кровью. И лучше всего подходит для такого последняя кровь невинной девицы, выточенная по капле. Назови имя - не обязательно той, что принадлежит к твоей семье, и не обязательно девы, но любое по твоему выбору - и больше не думай ни о чём. - Исанжель да Октомбри, - нимало не колеблясь, ответил владелец Шармени. - Можешь высосать её хоть досуха. - Да будет так! - ответил Властитель Сов.
В это же самое время спустился сеньор Октомбри в мрачный подвал своего особняка, возжёг свечу из чёрного воска, укрепил в шандале вниз пламенем и капнул себе на запястье расплавленным воском, произнеся следующее заклинание:
- Пламя вглубь протечёт - вознесёшься ты вверх, Козней всех устроитель, губитель утех. Сделай всё как хочу. За ценой не стою - Лишь бы выполнил давнюю прихоть мою.
Растёкся воск по полу наподобие дымного зеркала, засверкал жаркими искрами, и стал в середине жидкого огня Владыка Нетопырей. Хладная синева струится из глаз, сияющий мрак - от лица, длинные волосы разметал по плечам нездешний ветер. Шитье камзола искрится мириадом погибших звёзд, мрачный плащ подобен кожистому крылу. И проговорил Властелин Ночных Тварей голосом, каким может вопрошать лишь бездна бездну: - Во имя чего сложил ты такие скверные вирши, человек? Надеюсь, что велика твоя нужда и воистину немало согласен ты отдать во имя неё. - Воистину так, - отозвался сеньор Октомбри. - Ибо желаю, чтобы построил ты для меня гранитный донжон на Обручальном Холме и обнёс его бревенчатой стеной. И чтобы оказался он там не далее чем к грядущему утру. - Поистине, малый срок ты мне выделил и великую цель поставил! - рассмеялся Владыка Нетопырей, и хохот его показался человеку грозной песнью надвигающегося урагана. - Решено: получишь свою игрушку точно в назначенный срок. - А что ты с меня потребуешь в ответ? - спросил хозяин дома Октомбри с показной отвагой. - Сущую мелочь, - ответил сатана. - Подобные здания возводятся в единый миг, но стоят века лишь будучи скреплены в основании чистейшей телесной жидкостью. И лучше всего подходит для такой цели первая кровь юной женщины. Назови мне любое имя по своему выбору и больше ни о чём не заботься. - Айелет да Шармени, - не усомнившись ни на мгновенье, ответил владелец Октомбри. - Бери эту шлюху и владей к полнейшему своему удовольствию. - Сказано-сделано! - рассмеялся дьявол. - Только смотри не пожалей потом - мои дела никому назад не повернуть!
Наступила ночь, и на границе обеих земель воцарилась тишина - такая, наверное, была до начала времён и снова наступит в конце мира. И вот вышло из-за туманного окоёма солнце, похожее на медаль тусклой латуни, и осветило... Две стройных, как молодое деревце, каменных башни, построенных почти вплотную друг к другу и окружённых деревянной стеной. Лес почти до самого берега Игрицы был вырублен, вершина холма стёсана, чтобы дать место созданиям нечистого духа, река же заметно обмельчала. Оба сеньора недолго сокрушались этому, отчего-то не случилось меж ними и обычной ссоры. Каждый завёл дочку вместе с небольшой свитой внутрь нового замка по лестнице, возникшей вместе со всем остальным, опустил входную решётку и затворил ворота. Сами же сеньоры овладевать башней не спешили.
Не прошло, однако и недели со дня заключения, как верный слуга подвёл к Айелет красивого и по виду знатного молодого рыцаря в богатой одежде, и походил тот юноша на Исанжель, как один червонец новой чеканки на другой. - Милая сеньорина Айелет! - проговорил рыцарь и отвесил низкий поклон. - Ваш батюшка разрешил мне искать вашей руки. Ни в коей мере не желает он понуждать вас к браку, но если вы примете меня как жениха, узы ваши станут менее тяжкими, а заточение, надеюсь, - более сладостным. "Будет противно небесам, если я продолжу настаивать на своём одиночестве, - подумала Айелет. - Рано или поздно придётся мне с ним расстаться, и тогда получу я куда большую власть и свободу, чем ныне. А это значит - прогулки вне стен и свидания с моей Исанжель". И робко улыбнулась рыцарю. А когда тот так же учтиво и благопристойно попросил о "запечатленном" поцелуе в уста, коим повсеместно утверждают важные решения, дала и его. Также произнёс рыцарь через некое время: - Сговор - почти что обручение, обручение - то же венчание. - Чтобы преодолеть два шага между тем и этим, этим и тем - может не хватить целой жизни, - ответила ему Айелет.
Но что предпринял он и что сделала она - навсегда осталось в тайне.
Не прошло и декады невольного затворничества обеих дев, как преданная служанка, запыхавшись, доложила деве Исанжель, что в замок прибыл светский аббат - из тех, чьё звание привязано к бывшим монастырским землям, но не связано с обетом безбрачия, - и просит свидания с молодой госпожой. А также прибавила, что он молод, красив и, судя по разговору, весьма учён. Что сей аббат походил на Айелет, будто правая рука на левую, старуха не сказала: давно была она подслеповата и с недавних пор хитра, оттого и решила, что пристойней и надёжнее будет, если госпожа убедится во всём сама. Аббат приветствовал Исанжель в точности теми же словами, что рыцарь - её подругу. - Думаю я, что вас, дворянин, послала мне судьба, - ответила ему девица. - И чему быть, того не объедешь по кривой дороге: мои же пути всегда были прямы. Даст Бог, стану я вам не одной невестой, но верной супругой и матерью славных детей. Одно вы должны будете мне обещать: чтобы ни вы сами, ни мой отец, ныне близкий к тому, чтобы меня проклясть, ни прочие родичи и друзья родичей не вставали между мной и душевной подругой моей из рода Шармени. - Удивительное условие, - сказал Властелин Сов (а это, разумеется, был он, он же сыграл и рыцаря). - Достойное условие. Ибо, я думаю, лишь Тот, кто выше нас всех, мог вложить вам в уста эти слова. Я принимаю их и даю вам в том нерушимую клятву. С тем он нагнулся и поцеловал девицу в нежную шею - туда, где трепетала голубоватая жилка, свидетельствующая о чистоте и благородстве крови. И проговорил: - Сговор - почти что обручение, обручение - то же венчание. - "Почти" - слово много более длинное, чем пять букв, его составляющих, - сказала Исанжель. - Не будем торопить нашу участь. Но что предпринял в ответ мнимый аббат и что сделала она - навсегда осталось в тайне.
Итак, обе девушки привечали своего общего жениха в двух разных лицах, и обе постепенно теряли телесную силу и свежесть. Но, как ни удивительно, красота их лишь делалась ярче и возрастала до пределов воистину неземных - оттого никто не заподозрил неладного до тех пор, пока обе не слегли окончательно. Кровопийца к тому времени исчез без следа. Лишь тогда поняли безутешные отцы, как их провёл Враг - нисколько, при всём том, не обманывая, лишь исполнив их волю дотошно и буквально. Каждую из девиц погребли в крипте собственной башни, коя получила, таким образом, девственную кровь наравне с девственной плотью. Оставшись наедине с гробом дочери, заплакал старый сеньор Шармени: - Хозяин Сов, знал я, что ты коварен наряду с честностью и честен помимо людского коварства. Но, как и все, попался тебе в ловушку. Неужели никак нельзя было нам с дочерью не разлучаться? - Раз уж ты понял и раскаиваешься, то можно это исправить, - ответил сатана голосом из тьмы. - Повесься прямо здесь на собственной шпажной перевязи - и станешь одним из моих местоблюстителей. Но не примут тебя во веки веков ни рай, потому что ты убил себя по моему наущению, ни ад - ибо в моём огненном дворце хватает верных слуг. Так кончил свою жизнь в позоре сеньор Шармени и стал ничтожней, чем призрак. Призраки ведь хотя и прикованы к тому зданию, где умерли, но вид имеют человеческий, а не обезьяний или какой ещё.
Тем временем ушли провожающие из подземелья другой башни, оставив родителя Исанжель в великой скорби и гневе. И возопил бездне сеньор Октомбри: - Не жизнь и кровь милой своей дочери отдал я тебе, Навечно Проклятый, но кровь её развратительницы! - Сволочь и подлец, - проговорил сатана, невесть откуда взявшийся. Вид его был не так величествен и горделив, как в былые посещения: скорее хмур и печален. - Я просил у тебя лишь ту малую кровь, которая истекает при снятии печати девства, когда девушка впервые становится женщиной. И ради того хотел лишь, чтобы брачное ложе твоей Исанжели было постлано в нижних помещениях башни, как обыкновенно и делают. Но хотя ты вручил мне другую красавицу, у твоего соперника хватило ума подставить твою собственную дочь. За каждую из работ заплатили мне с одинаковой щедростью - я же всегда беру всё, что мне дают, ибо не слишком вы, люди, ко мне благоволите. - Так я не получу от тебя никакого возмещения? - спросил владелец замка в отчаянии. - Отчего же. Говори - и получишь по слову своему, - усмехнулся Хозяин Сов. - Отчего бы дьяволу не проявить сочувствие к тому, кто сам на такое неспособен? - В таком случае, хочу я стать духом Игрицы и пробить себе дорогу в теле холма, дабы течь отныне в глубине ущелья, - сказал сеньор Шармени. - И чтобы как мог, противился я переправе с одного берега на другой. - Идёт! - воскликнул сатана. Воды Игрицы на миг замерли. Потом она ударила в нагой склон горы и развалила его будто лезвием мясницкого топора. Башни дрогнули, чуть отклонились одна от другой, но устояли на разных краях ущелья. И река, соединив малые притоки, влилась в новое русло, иссушив прежнее.
- Что и говорить, сделка вышла недурная, - проговорил Хозяин Нетопырей, глядя на дело рук своих. - В придачу к ней получил я отсрочку от Суда: несколько веков земного бытия. Ведь сильна как смерть первая девичья кровь - и даже сильнее смерти. Тут он вспомнил некие слова и некий свой ответ. "Удивительные создания - люди, - сказал он про себя. - Делают притчу из моей лживости, но доверяются моему слову. Особенно одна - ну, почти что моя суженая. Надо бы хоть с ней поступить по справедливости и без моих обычных увёрток". - Исанжель! - позвал он. - Айелет! Восстаньте и слушайте меня! Две зыбких тени - одна поднявшаяся из склепа, другая - проникшая сквозь три стены, - взялись перед ним за руки и так замерли. - Лгут, что вампир, испивая от человека, делает его подобным себе в бессмертии, - произнес Владыка Сов. - Но я имею власть обернуть ложь правдой. Хотите ли вы по-прежнему быть рядом и не расставаться? - Хотим, - ответили тени как бы слабым дуновением ветра. - Тогда не расставайтесь, - ответил он. - Так мало плоти осталось от вас, что можете вы проникать сквозь стены, ходить по воде и летать повсюду на крыльях ветра. Так много - что не подниметесь на небо, пока обуревают вас земные страсти. На самом деле то не я вам повелеваю - "делайте одно, а другого не делайте". Такое может лишь Всевышний. Я лишь проявляю заложенное в вас изначально: такое, о чём вы, быть может, никогда не догадались сами. - Благодарим тебя, Дух Ночи, - прошелестели голоса подобно сухой осенней листве, когда вихрь кружит её по торной дороге. - Пусть не так давит на тебя проклятие. И как только провещали сие Айелет и Исанжель, вернулась к ним былая красота в удесятерённом виде. А где теперь те девицы и какими путями бродит Повелитель Сов - никто не знает...
Когда старичок закончил свою повесть, Ольга и Барбара одномоментно вдохнули, будто до того момента поглощали не воздух, а россказни Хозяина Летучих Мышей. - Выходит, ты был отцом Айелет? - спросила наконец Олли. - Увы, и из одного греха я перешёл в другой, - ответил он. - Нет рядом со мной дочери, ибо истлел её прах, а душа странствует. Может быть, пребывает она вместе с душой подруги в Садах Блаженства, но скорее всего ещё не напитались обе они красотой и многообразием живого мира. Ибо не одно пространство, но и время, настоящее, прошлое и будущее, стало обеим подвластно. - Бедный, - сказала Барба. - Если можем мы тебе помочь - стоило бы попробовать. - Кажется, можете, - хитро улыбнулся карлик и застучал когтями сапожек по чумазой стенке котла. - Я ведь чуточку вам соврал и не выдал самого главного - мальчики запретили. Невинны остались обе наших дочери и не подарили искусителю самого главного. Оттого сообщил он мне на прощание, что как только две других девицы отдадут себя своим женихам и отметят грань между девством и замужеством, я стану вновь свободен. Не нужно для этого им расходиться по башням, потому что ныне соединил их мост. И в крипту спускаться вовсе не обязательно - камни за долгий срок научились разговаривать между собой. А сейчас разрешите мне вас покинуть: мои слуги уже доставили вам в светёлку горшок вашей любимой овсянки с луговым мёдом, тростниковым сахаром и козьим молоком. Надеюсь, она не слишком подгорела. Разумеется, "не слишком" было весьма оптимистичным прогнозом. В сочетании с другими веществами и запахами, крайне полезными для здоровья, овсянка производила впечатление буквально неизгладимое. В том смысле, что звала к трубе и брани. В чём же заключались дальнейшие подвиги отважных дев на брачной ниве, читатель может сам догадаться...