Аннотация: Рассказ о мальчике, который дождался снега
Поздние сугробы
"Поскорей бы, что ли, пришла зима и занесла все это..."
И. Бродский
В том году зима в Петербурге начиналась нехотя. Тусклые дома в центре города, и те выглядели недовольными из-за поднадоевшего за полгода солнца. Все уже давно ждали снега, но холод упрямо не наступал.
Как тут по излюбленной городской привычке не возмутиться погодой? Скоро Новый Год, а везде только грязь и окурки - нет, это никуда не годится. Пора бы уже и присыпать такое безобразие.
Хлюпая по слякоти, слушая недовольное бурчание прохожих, Никита вспоминал санки, которые с прошлой зимы отдыхали в сарае. В декабре он обычно бегал кататься на большую горку в центре соседнего двора "между выцветших линий" Васильевского острова. Горка на самом деле была верхом какого-то старого полуподземного строения. Сбоку от нее, между двумя высоченными деревьями, у них было "место" чтобы собираться компанией после школы, хвастаться скачанным в сети и обсуждать новых школьных девчонок. Сейчас там все раскисло и истекало мокрой грязью.
Из-за непогоды друзья Никиты все время водили своих солдат к победе по виртуальным полям и картам, и чаще разговаривали с ним в Интернете, чем на улице. Никита тоже, чего скрывать, очень любил посидеть за монитором, но в последнее время торчать дома надоело невероятно. Но единственным занятием на улице были походы в магазин за продуктами, потому что старый дед Андрей, с которым он остался, в последнее время не выходил наружу.
Магазин - это важно, считал Никита. Сам он очень любил большие белые пирожные, похожие на сугробы с новогодних картинок. Названия их он никак не мог запомнить, потому что, как это часто бывает в супермаркетах, ценник всегда был чем-то закрыт. Пока мама с папой были живы, их можно было просто достать из холодильника, но теперь - дед не разрешал много сладкого.
И в школе, и вообще везде, особенно по телевизору, много шумели о взорванном поезде, где ехали его родители, и что это уже второй раз, тихий ужас и так далее. Однажды какая-то женщина разрыдалась прямо перед ним, сунула пакет с конфетами и поплелась прочь. Так Никита узнал, что такое "неудобно перед людьми". Конфеты они с одноклассниками прикончили на следующей перемене.
Сам он не плакал, потому что при всех этого не хотелось, а он и дома редко оставался один. Только раз - когда приснилось, что мама ссорится с папой; он что-то хотел им сказать, проснулся - и никого.
Останавливаясь возле большого зеркала в прихожей, Никита подолгу смотрел на отражение, иногда представляя, что папа и мама могут появиться в нем, как родители Гарри Поттера. Пока они не появлялись, ему удавалось увидеть, что глазами, темно серыми, как мокрый камень набережных, он похож на маму, а гладкий лоб и густые брови достались от папы.
Видя, что Никита все же грустит и ходит сонный, школьные друзья утешали его как могли. Самый взрослый из компании, Антон, решил выразить свои соболезнования несколькими матерными словами. Рыжая Светка, подруга по парте, врезала ему рюкзаком по спине и сказала, что если бы не дед, сидеть бы ему вообще в детском доме. Молчаливый Серега, отличник, просто помогал делать уроки.
Класс этот был для Никиты новый - прошло всего полгода с тех пор, как он перевелся из мрачной школы в Петроградском районе. Там они все вместе жили в двух комнатах грязной и разбитой коммуналки - папа, мама, дедушка и он.
О детском доме Никите думать было неприятно - жить там, где учишься, да еще когда тебе почти целых двенадцать лет, ему казалось просто зверством. И вообще, учеба в последнее время как-то не получалась - он чаще смотрел в окно или в учебник, без особого желания что-то понимать. Даже любимая Александра Владимировна, физичка, только вызывала беспокойство, когда задавала задачки из древней, но ужасно интересной книжки Перельмана.
В магазин Никита ходил, почти не глядя вокруг. Думать о чем-нибудь своем было интереснее, чем наблюдать за бегущей серой улицей. Он представлял, что если бы был одним из "фантастической четверки" или на худой конец Бэтменом, тогда бы спас всех в том поезде. Мама с папой, конечно, не узнали бы его в костюме. Они приехали бы домой и за столом рассказывали про героя в маске, который всем помог, а Никита уплетал бы конфеты с чаем, тихонько посмеиваясь. Мечты отвлекали ненадолго - все равно они с дедом была одни посреди дурацкой слякоти, дождя и тумана.
Слой грязи на улице становился все гуще, но жить это, в общем, не мешало. Нева недовольно волновала свинцовую воду, машины нервно толпились, пьяницы мерзко орали, пахло вкусно жареной картошкой из окон, громыхал трамвай, и, как всегда, город не останавливался и не смотрел вокруг, погруженный в свои размышления, обнимаемый мостами, озадачено глядя окнами в темную воду каналов.
Дед целыми днями ходил хлопотать о какой-то помощи, возвращался хмурый, высасывал в доме весь валидол и потом долго сидел в кресле, потирая распухшие ноги большими шершавыми ладонями. После взрыва он почти ни с кем не разговаривал, даже с друзьями своего сына, Никитиного папы. Слушая его редкие телефонные разговоры, Никита понял, что собирать всякие бумажки больше нету сил. Хоть голос у дедушки оставался таким же густым и громким, последнее время он в основном проводил на своих подушках, появляясь только на кухне, чтобы поесть.
Раньше зимой они ездили на рыбалку, на Ладогу, или возились в сарае с деревяшками. Вытаскивать из-подо льда рыбку было весело, но холодно. Сарай Никита любил больше - там полно всяких инструментов, деталей и книг про плотницкую работу, с прикольными картинками.
Дед Андрей и на пенсии промышлял столяркой. Почти всегда он брал Никиту с собой в "мастерскую" - старый сарай под стеной дома - потому что мама с папой возвращались поздно. Внук, который сначала сидел в куче опилок, подбрасывал их в воздух и хохотал, оказался способным. Последнее время, когда в дом еще приходили гости, дедушка хвастался им внуковой табуреткой.
Несмотря на плохое самочувствие, дед каждое утро чисто брился, расчесывал седину и надевал чистую рубашку. Однажды, с трудом собравшись, он ушел куда-то, и долго не возвращался. Никита уже давно пришел из школы, а входная дверь так и не шелохнулась.
Уроки были сделаны, рубиться в игрушки не хотелось, чатиться тоже, и Никита, отправив компьютер в спящий режим, сидел на подоконнике и глядел на темнеющую улицу. Под фонарями быстро проходили одинокие прохожие, и медленно, в обнимку топтались парочки.
Никита всегда удивлялся, что может заставить людей часами бродить по холоду. Это так проявляется любовь, или им просто нечего делать дома? Сравнивая школьные литературные опусы с видео-отстоем, который сочился из Интернета, он пытался представить, так ли это происходит на самом деле.
Однажды вечером папа застал ошарашенного Никиту за просмотром залихватского ролика на компьютере. Никита никогда в жизни так не краснел. Но отец только заметил: "Это просто клоунада, в жизни все по-другому. Тем более, в любви". А если по-другому, то как? Про это поговорить уже не получится.
В начале десятого у двери несколько раз постучали костяшками пальцев.
"Нина пришла", говорил в таких случаях дед. Баба Нина, их соседка сверху и старая дедова подруга, всегда стучалась, несмотря на звонок, телефон и все прочее. Дед говорил, что в молодости она много была в лагерях. Что это такое, Никите было не очень понятно. Да и когда у нее была молодость было неясно. Про нее рассказывали, что уже здесь, в этом доме, однажды она чуть не убила пойманного грабителя. Из-за этого Никита ее отчасти боялся, но в чем-то и завидовал.
Он открыл дверь, и соседка вошла, как всегда аккуратно, отряхнув старые войлочные боты на пороге. От нее пахло чистым бельем.
"Один сидишь?", спросила она, прищурясь.
Он кивнул.
"Деда нету что-то..."
"А деда - в больницу положили. По улице шел, стало плохо".
Баба Нина сняла шерстяной платок и поправила темные, почти без седины, волосы. Говорила она всегда спокойно, а глубокие темные глаза смотрели только прямо.
Никита испугался, что его куда-нибудь заберут, но решил ни за что не подавать виду.
"Не трусь, я с тобой побуду", усмехнулась соседка.
Никита запер дверь, пристально посмотрел на Бабу Нину и спросил:
"Он не умрет без нас?"
Соседка медленно села на табуретку и ответила:
"А врачи для чего? Давай посмотрим, что тут у тебя на ужин"
Дальше все было тихо. Баба Нина приготовила котлеты и смотрела телевизор, сидя в кресле. Никита заснул, забравшись на диван. Ему снилось, что он идет сырым душным вечером в магазин, и вся улица переполнена коричневой булькающей слякотью.
В субботу они пошли к деду. Тот лежал почему-то в другом районе, в больнице Святого Георгия. Здание это лет двадцать назад имело претензию на современность. Теперь, потертое сырыми ветрами, оно выглядело так же обшарпано, как и все вокруг.
В большой палате у деда Андрея, где стояло несколько застеленных коек, кроме него пациентов видно не было. Когда вошел Никита, старик довольно засмеялся, позабыв, что не вставил искусственные челюсти.
"Ну што, внуток, дежжишься?"
Его лицо при дневном свете было какое-то серое. Они с Никитой чуть-чуть поболтали, пока Баба Нина выгружала принесенные продукты. Потом дед достал из тумбочки непонятно откуда взятый компьютерный журнал и отправил внука почитать в коридоре.
Никита зачитался и не заметил, как прошел почти час. Старики очень тихо разговаривали за дверью. Потом соседка вышла из палаты, махнула ему рукой - пойдем. Он хотел зайти к деду, но оказалось, что тот уснул.
Обратный путь прошел в полном молчании. Баба Нина вообще мало говорила. Дома она так же молча сварила картошку и сосиски, пока Никита смотрел телевизор. Потом Никите надо было делать уроки, да и беспокоить ее не хотелось. После домашней работы он все-таки вышел на кухню, посмотреть как дела.
"Баба Нина, ты чего все молчишь?"
Никита подумал, что она сердится.
На кухне уже горел свет. Баба Нина посмотрела в окно, где из-за сумерек ничего не было видно.
"Что-что! Лечить надо деда, а денег нет".
Никита сел за стол. Если даже баба Нина озадачилась, тогда и правда дело туго. Некоторое время они просто сидели.
"Баба Нина, а когда будет снег?"
Очнувшись, соседка посмотрела на него.
"Откуда я знаю? Когда будет, тогда увидим".
Никита сложил руки на столе и оперся на них подбородком.
"Скорей бы. Дедушка обязательно обрадуется..."
"Обрадуется, куда он денется", согласилась соседка. "Ладно, иди, сходи в магазин".
Следующий день в школе прошел скучно, нечего было даже запомнить, и в висках как-то странно давило. Лучше стало только, когда он прошелся с улыбчивой и аккуратной Леной до ее дома. Они так ходили уже две недели, в последнее время подольше задерживаясь на скамейке в глухом, незаметном сквере одного из дворов.
Когда она скрылась в парадной, ему так захотелось спать, что пришлось прислониться к стене. Вообще, было бы лучше, как в детстве, идти и держать деда за руку, или ехать с папой в машине, но сейчас он этого не понимал и просто медленно захлюпал сапогами по коричнево-серой слякоти на улице, где ходила толпа незнакомого народу.
Пройдя еще немного, он почувствовал, что жутко разболелась голова. Вдруг он заплакал, как это умеют, наверное, только мальчишки - беззвучно и натужно. Улицу, и людей, и вездесущую липкую грязь тут же размыло и унесло. Надвинув вязаную шапку на лоб, опустив голову, он давился и на ходу чувствовал, как краснеет лицо. В конце концов, ему встретился угол какого-то дома.
Неизвестно, сколько он там простоял, но внезапно что-то сильно шарахнуло его по затылку. Никита снял шапку, потер глаза, и заморгал. Перед ним непонятно замелькало, и он увидел: снег валит так, будто это ты сам летишь наверх, вдоль белой стены, вместе с фонарями, светофорами, машинами и окнами. Люди удивленно озирались, быстро надевали шапки, засмеялись девушки, откуда-то слышались веселые голоса ребят. Он потрогал свой воротник.
Удар в затылок оказался громадным снежком, который медленно таял за шиворотом и стекал по спине.
Никита глубоко вдохнул, убедился, что в воздухе от дыхания поднимается пар, и побежал домой. Перед самой парадной, уже проваливаясь ногами в снег, он подумал - жалко, что с неба никогда не свалится столько же денег.
Утром, когда баба Нина собрала его сонного в школу и отправила на улицу, сразу за порогом Никита оказался в царстве громадных сугробов, сверкавших под фонарями. Большинство из них когда-то были машинами, и теперь соседи откапывали их, кто чем мог.
С трудом добравшись по глубоко выгрызенной в снегу дорожке до арки, Никита нацелился на школу. Обычный городской звук был сегодня глухим. Эхом отдавалось, как на другой стороне улицы со вкусом курящий дворник в оранжевой жилетке выслушивал чьи-то жалобы.
"Лопаты все еще вчера раскупили, прикинь, вечером уже нигде не было", жаловался какой-то похмельный огрызок в грязной вязаной шапочке. "Откопаться нечем, Петрович, ну..."
"Куда тебе ехать, дубина", заметил дворник в ответ и затянулся. "Винище хлестал весь вечер, иди проспись. Или на метро езжай. Машина из снега не пропадет".
За соседним сугробом послышалось какое-то шевеление.
"Михалыч, дай хоть мне лопату!", донеслось оттуда. Дворник, щурясь, обернулся на звук и выдохнул вниз струю дыма.
Из-за сугроба показалось круглое розовое лицо мужчины с растрепанными, плохо мытыми волосами.
"Да ну вас в баню, мне убирать надо", раздраженно парировал Петрович и, громко скрипя по снегу, пошел во двор соседнего дома. Возле Никиты в сугробе взвыла какая-то машина. "С меня полтинник!", крикнул дворнику вслед первый проситель, но тот уже не слышал.
Наблюдая эту картину, Никита остановился. Потом, медленно снимая рюкзак, пошел обратно к дому, бегом поднялся по лестнице, забрал дома ключи от сарая и побежал во двор. В сарае стояли две лопаты - одна огромная, дедова, вторая поменьше, для Никиты. Он схватил свою, закрыл сарай и помчался к дороге.
Уговаривать никого не пришлось - через пять минут в кармане было двести рублей. Вторую лопату нельзя было трогать, потому что дед очень любил все свои старые вещи.
Никита купил в соседнем магазине две булочки и "колу" и заперся в сарае. Весь день редкие прохожие непроизвольно оборачивались на стук молотка и зудение пилы, доносившиеся из-за закрытой обшарпанной двери. Все были заняты уборкой центнеров снега, свалившихся на город за прошедшую ночь.
Вечером Никита приплелся домой. Баба Нина с утра собиралась к сестре, поэтому в квартире никого не было. На столе лежала записка с инструкциями к дальнейшей жизни. В этот момент Никите больше всего хотелось знать, где лежат котлеты и макароны.
После еды он уснул уже в кресле под телевизор.
Рано утром, быстро умывшись, Никита опять побежал в темный двор, проверить свою гвардию лопат, которые строем стояли в сарае. Снега за ночь навалило невероятное количество, и кое-где сугробы теперь доставали до высоких окон первого этажа. По мутно освещенным дворам и улицам слышался рев машин, которые пытались выехать из карпизной снежной каши. Уже на улице, держа под мышками две лопаты, Никита увидел двух автовладельцев, беспомощно метавшихся в поисках подмоги. Лопаты снова пришлись кстати, и Никита получил заслуженные деньги. К счастью, школа была недалеко от дома. За полтора часа, опоздав только на первый урок, он продал свои поделки.
Во время занятий снова пошел густой снег. Из окна сугробы напоминали Никите те большие пирожные на полке в кондитерском отделе. Он подумал, что если купит себе хотя бы одно, то ничего страшного.
Неделя пролетела очень быстро. Баба Нина стала чаще спрашивать его про школу, а он рассказывал, что сложных заданий очень много, и надо ходить в соседний двор к Сереге, заниматься. Она и не знала, думал Никита, что многолетние запасы фанеры и деревяшек всех мастей давно работают на улицах.
В субботу утром Никита проснулся от шуршания соседкиных пакетов, когда та собиралась выходить. Он выскочил из кровати и побежал в прихожую.
"Чего не спишь?", не глядя спросила она.
"Баба Нина... ты куда?"
Никита наполовину натянул на себя футболку.
"Я к деду сама схожу. Там снега столько, на вездеходе не проедешь. Посиди лучше дома".
Спорить с утра ему не хотелось. Он сбегал в комнату, достал из старой спортивной сумки сверток и вернулся обратно. Баба Нина, с сумкой, уже держалась за ручку двери.
"Чего?"
Никита протянул бумажку, из которой выглядывала пачка разных банкнот.
"Я деду хотел отдать... можно?"
Соседка поставила сумку. Железные пальцы схватили за край футболки, и он увидел перед собой потемневшие глаза.
"Где взял?! Только попробуй соврать!"
Он растерялся от недоумения и обиды, и как-то сразу охрип.
"Я лопаты ... делал... я...!"
Соседка молчала секунду, потом отпустила футболку. Никита спрятал лицо, сполз по стене на пол и, заходясь, через силу крикнул:
"Я хочу к маме! Я...мм..."
Баба Нина присела возле него и сильно обняла.
"Ну прости, прости... Я ошиблась... очень..."