- Вот эти объедки и доедай, - она вылила всю тарелку на пол и сморщила лицо, почувствовав запах декомпозиции. Сморщилась еще раз, прикрыла нос ладонью и отошла на несколько сантиметров, наблюдая как девочка не понимает, что ей делать дальше. Ну голодная же, по роже вижу, давай ешь уже, - немного теплее приказала она ребенку.
- А вы еще ногой ей эти помои подвиньте, - подбросил ей идею брат. Женщина согласилась, что это хорошая идея и подкинула носком туфли несколько полусгнивших неидентифицированных кусков продукта в сторону дочери. Ну что ты все пялишься, мать изводишь, ешь давай, говорю тебе.
Девочка почти плакала, внутренне разрываясь между чувствами голода и полного отвращения. Рядом стоял брат, раздевшись до нижнего белья из-за жары и духоты. Девочка провела взглядом по его плоскому животу чуть ниже и сразу же, смутившись, схватила двумя руками кусок мяса и начала его есть, отрывая подкисшие ткани маленькими детскими зубами. Брат показал, как ему это все неприятно и отвернулся в сторону окна, рассматривая летний зной. Мать наблюдала за дочерью, чтобы та ела аккуратно и не пачкала стену, пиная ногой ребенка, если та совершала какие-то неаккуратные движения. Вот же неповоротливая ослица, - говорила она дочери, - нет чтобы в брата пошла, так нет, мутант выродился. Еще немного и девочку бы вытошнило на пол, но мать бы заставила ее съесть за собой и это, поэтому она давилась приступами рвоты, проглатывая подступавшие к горлу массы.
Опустевшая миска была отправлена в мойку, мать улеглась к телевизору, вульгарно раскинув варикозные ноги. Доченька, иди маме пятки помассируй, - сказала она девочке, - мама устала, ноги гудят. Та подползла к ней как дикий зверенок и принялась растирать сухие потрескавшиеся пятки с желтыми пятнами грибкового поражения. Женщина думала было поблагодарить ребенка за помощь, но ей удалось только уснуть, надувая губами слюнные пузыри. Девочка подумала, что сейчас мама похожа на труп, и что если ее в гроб уложить она на настоящую мертвечиху походить будет. Она улыбнулась впервые за утро и сразу же побледнела, почувствовав новый приступ тошноты. Чтобы убедиться, что мать спит, она слегка ударила ей по ягодице, женщина не отреагировала, и девочка уползла в комнату брата, не желая оставаться с храпящим телом наедине.
Заплети мне косички, - попросила она брата, поглаживая его плечо. А я буду хорошей и маме ничего не расскажу, что ты куришь. Брат поднял на нее телячьи глаза. В смысле? Я и не курю, я на зоже, ты что больная? Девочка легла на спину и как перепуганная собачка начала трясти лапками, сообщая о своей беспомощности и покорности. Мама мне поверит, а тебе нет, - тявкала она. Брат развернулся в ее сторону и сейчас смотрел с отвращением на сестру. Мать тебя ненавидит, дура, она не знает куда тебя сплавить, чтоб морду твою не видеть только. Иди рассказывай. Он поставил ей на живот ногу и сильно надавил, отчего ей стало трудно говорить и захотелось в туалет. Отпусти, дибил, - отбивалась она от него, освобождаясь от разламывающей ее грудную клетку ноги. Он сдался и отфутболил ее в сторону, отчего она отлетела к двери комнаты и сдавленно вскрикнула. Снова подступила рвота и в этот раз она не смогла сдержать ее внутри себя, разноцветная масса жидкой консистенции вытекла на пол в несколько внутренних содроганий. Девочка перепугалась и, не дожидаясь приказаний брата, начала собирать все это рукой и запихивать себе обратно в рот. Сложнее всего было проглотить, слезы затуманили глаза, она глотала и все это снова вырывалось наружу, она глотала еще раз и так несколько минут, пока ей наконец не удалось вернуть рвоту внутрь желудка. Она побелела еще больше и едва сдерживалась, чтобы не заплакать по-настоящему. Все это брат снимал на камеру и сразу же разослал своим однокурсникам в мессенджере, записав унизительное голосовое про то "как его сестра позорно уделалась".
- Не смей порочить меня, - девочка была в отчаянии, вытирая рукавом мокрую слизь с лица. Я тебе не игрушка какая-то! Она выбежала из его комнаты и отправилась будить мать. В спальне воняло немытым холодильником и мочой, мать перевернулась лицом в подушку и постанывала. Девочка начала трясти ее за руку, называя "мамой", но это не возымело эффекта, женщина была в отключке, а матрас мокрым. Она кричала навзрыд "мама, мама, мама", продолжая трясти поочередно то руку, то ногу матери. Отошли газы и дышать стало еще тяжелее. Девочка зажала нос пальцами, как это делают дети, столкнувшись с неприятными запахи неустановленного происхождения. Все сильнее и сильнее подкатывала повторно переваренная рвота, изо рта уже капало концентрированным желудочным соком, напоминающим уксус. Девочка второй ладошкой закрыла себе рот в надежде сдержать рвущийся из пищевода поток. Ей совсем мало воздуха было и она почувствовала, что сейчас задохнется, в этот момент непроизвольно отпустив руку, отчего рвотное содержимое желудка с напором обрушилось на лицо матери, заливая всю ее голову и кровать. Женщина испуганно подскочила и не понимая, что происходит схватилась руками за голову, думая, что это вытекли ее мозги. Она запричитала и, по-старушечьи хрипя, принялась звонить своему мужу. Алкоголь не отпускал ее и речь продолжала оставаться бессвязной. Муж услышав про вытекающий мозг, послал ее куда подальше прямым текстом, сказал, чтобы, как проспится, прибралась в квартире и проветрила комнаты, а то псиной мокрой воняет, намекнул он на дочку. Женщина еще раз испустив газы отрубилась, а комнату заполняли все самые неприятные тошнотворные запахи, которые только девочка знала. Она прикрыла мать халатом и оставила разлагаться тело в летней духоте.
В это время ее брат, двадцатитрехлетний повеса-жеребец, общался со своей девушкой Раисой, заискивая и выпрашивая ее внимание. Он всячески подсказывал ей, что у него есть мускулы, фокусируя в этом направлении камеру, но Раиса на это не велась. Она звонила ему из библиотеки, где уже четыре часа сидела над книгами по археологии, выписывая заметки. Ей были безразличны мускулы Андрея, она его содержала из жалости и безопасности ради. Симпатичный парень встречал ее после работы и сопровождал домой, защищая от антигуманно настроенных малолетних коммунистов, недовольных ее стилем проведения лекций и некоторыми умозаключениями, и высказываниями. Что происходит у Андрея дома, она не знала. Они шли молча от университета до ее дома, иногда обмениваясь любезностями. Она знала, что мать пьющая, отец дальнобой раз в месяц дома, и еще есть сестра на пару лет его младше, с психическим заболеванием. Она не лезла во все это. С Андреем было безопасно и ей нравилось, как он пресмыкается перед ней, выпрашивая ее расположение. За это она была готова щедро платить. Ее окна выходили на известную оживленную улицу в центре Москвы и там в одиночестве она могла ходить нагишом, никто никогда не видел этого. С Андреем все было целомудренно, как она это называла. Он мог потрогать ее руку или поцеловать в щеку, если настроение к этому располагало. В остальном же она предложила ему самоудовлетворяться вне поля ее зрения. Ему ничего не оставалось, кроме как согласится.
- Андрей, как обычно в шесть? - спросила его Раиса, - там же, где и всегда? Не опаздывайте. Сегодня жарко, я пожалуй приглашу вас к себе. Мне понравились ваши мальчишеские шорты в прошлый раз. Вам идет, наденьте их сегодня.
-Да, Раиса Николаевна. Как прикажете, - заикался Андрей, поглаживая свой живот.
- Вот и замечательно. Ну что тогда до вечера! Хорошего вам дня!
- И вам, Раиса Николаевна, - дрожащим голосом ответил Андрей и сразу же побежал в душ собираться.