Я Миша Иванушкин - индивид, неспособный к независимой социальной адаптации. Ещё дошкольником я натолкнулся на легковушку и остался заикой на много лет. Вспомогательной школы для слабоумных в городе не было. Учёба давалась трудно. Двойки да тройки пестрели в моих тетрадках. Надо мною хихикали, когда у доски, волнуясь, я не мог прочитать стихотворение или объяснить решение простейшей задачи. Только один пожилой трудовик дядя Вася, жалеючи ставил мне пятёрки из четверти в четверть, потому что в то время, когда другие дети учились столярничать, я выполнял работу дворника, как взрослый убирал осенние листья в школьном саду. Рядом со мною пыхтели два слабака - Андрюша и Володя. Они тоже были посмешищем нашей школы. 'Дети индиго' - так, кажется, называют сегодня мальчишек, страдающих аутизмом, более впечатлительных, нежели остальные. Если что-то не ладилось или вываливалось у них из рук, Андрюша и Володя стыдливо улыбались друг дружке, но с добрыми чувствами - безобидно, беззлобно.
Первые упавшие листья были мягкими на ощупь. Самые красивые из них стали закладками в наших книжках. От их тёплой сырости бумага коробились, сами учебники распухали и тяжелели. Но мы были счастливы, несмотря на ядовитые замечания старших, увидевших в этом неуважение к источнику знаний.
Раз или два в неделю дядя Вася приводил в школу ослика. Мы его запрягали в тележку, а на неё нагружали сграбленные листья и увозили их на мусорную свалку в овражек, разделяющий город на две неравные части. Наша школа находилась среди старых одноэтажных домов. Между ними и доныне можно встретить редкие гужевые повозки. Это была окраина, пахнущая тленом деревянных построек. По ту сторону овражка громоздились многоэтажки. Ослик на удивление был послушным и добрым. Однажды, глядя на нашу компанию, какой-то самый продвинутый умник неосторожно заметил: 'Четвёртый олигофрен', - и животное, как и мы, получило 'ярлык' и дразнилку.
Осень уже подходила к концу, но погода была сухая, и осадков не наблюдалось. Трава окончательно пожухла. Словно перевёрнутые в небо метёлки, стояли деревья. Всё ещё падающие с них листья потеряли прежнюю яркость и стали ломкими. Они шуршали, перебираемые ветром, а мы сгребали их в одну большую кучу в ожидании ослика. И мне, и Володе, и Андрюше нравилось, утопая в этих последних листьях кататься по городу на тележке, вдыхая первый морозный воздух.
К нам подошла Марина Шкурко - староста нашего класса.
- Иванушкин, - сказала она, - в школе мероприятие по сбору макулатуры. Каждый ученик обязан сдать бумаги не менее, чем двадцать килограммов. Лидирует пятый 'А' класс, где даже отпетый второгодник Зуев принимает участие, а вы филоните за нашими спинами. У нас пока четвёртое место.
Она приказала, чтобы после уроков мы немедленно отправились искать бумагу по квартирам так, как это делают старшеклассники.
- Покажите на что способны... Стучитесь во всякие двери, требуйте, объясняйте жильцам, что выполняете важное пионерское задание. Если наш класс окажется первым, то нам подарят фломастеры и альбомы для рисования.
Когда Володя услышал про фломастеры, то от неожиданности даже вздрогнул. Рисовал он самозабвенно. Слюнявил карандашные грифели, выжимая из них на бумагу яркие краски. Учительница его ругала за это, считая такие художества грязными и далёкими от искусства, а он, в отличие от другой детворы ежедневно к ним возвращался и что-то правил, улучшая рисунки, изобретал необычное, новое. Сегодня во время урока он взялся раскрашивать жёлтые листья в зелёный цвет. Но подмоченный грифель скоро сломался, а точилку мы оставили дома, и Володя закончил работу синим карандашом.
- Зачем тебе это? - спросила учительница.
- Я хочу, чтобы все упавшие листья на свете жили, как летом, - ответил мальчишка и покраснел, словно сделал что-то неладное.
- А разве встречаются синие листья?
Она опешила. Но, не желая ронять авторитет перед классом, нравоучительно заметила, что для этой цели нужен фломастер. Это была большая редкость в те годы. Фломастеры выдавали в учительской только для оформления школьной стенной газеты, в которую Вовкины художества не годились.
Марина деловито переспросила:
- Иванушкин, ты меня понял? - и напомнила о главном: - По двадцать килограммов макулатуры на брата... Не менее... Тогда догоним и перегоним пятый 'А' класс.
- Сколько добуду, столько и отдам... Не нужна мне твоя забота и поддержка, - выпалил я через силу, задетый за сердце её командным тоном.
- У доски ты молчун, а здесь разболтался... Ты ещё ответишь мне за это, заика, на классном собрании.
- А ты, Маринка, мне не указка и не училка.
- Замолчите... Вы - симулянты, - сердито сказала староста напоследок.
В то время я ещё не знал значение данного слова, и подумал, что это новая дразнилка. Папка у Марины работал главным медицинским экспертом, и девочка хорошо освоила его служебный лексикон. Когда она, наконец, оставила нас в покое, Володя виновато и тихо сказал:
- Я, Миша, буду искать макулатуру... Мне нужно покрасить листья.
Потерявшие свежесть, они рвались от твёрдости карандашного грифеля, и только мягкий фломастер мог продлить им немного жизнь и лето.
После уроков мы отправились за бумагой. Но в прилегающем к нашей школе районе города уже не осталось, пожалуй, ни одного такого места, где бы не побывали наши предшественники из старших классов. Вечерело, а 'урожай' был невелик. Его мы оставили Андрюше. Володя ж поклялся, что не уснёт до тех пор, пока не выполнит Маринкину норму.
- Листья будут жить после смерти, - эту красивую фразу он, должно быть, слышал в кино.
Я же отнесся к сбору макулатуры легкомысленно, рассуждая, что утро вечера мудренее. На том и расстались. Дома мне матушка связала в тюки какие-то газеты и подсказала, что в подвальном помещении конторы железнодорожного депо есть много бумаги.
- Она бесхозна... Это старые сырые бухгалтерские книги да бланки, пострадавшие от воды. На них уже невозможно что-либо писать, но для вас бы они сгодились. Мы этой самой бумагой устилаем полы во время побелки. В депо сегодня - ремонт. Но тебе одному её не осилить, нужна машина.
- Я думаю, что для школы хватит твоих газет, - мирно ответил я.
Взвешивал макулатуру наш трудовик дядя Вася. Рядом стояла Марина с новой тетрадкой, в которой аккуратно были записаны фамилии и цифры, рассказывающие о вкладе каждого одноклассника в общее дело. Взвешивая мои крест на крест перевязанные тюки с бумагой, дядя Вася сказал Марине:
- Четыре с половиной - запиши. Вы уже безнадёжно отстали, но всё ещё мечтаете догнать пятый 'А' класс. Серёжа Зуев сегодня принёс двадцать три килограмма. Отрыв колоссальный.
- Он сильный, - ответила девочка.
- Нет, Марина, не ахти ещё какой богатырь этот Серёжа, хотя и постарше. Он притащил её, в три погибели согнувшись, мокрый от пота.
- Тебе не стыдно, Иванушкин, что твой класс опозорился перед Зуевым?.. Твои дружки пришли с пустыми руками.
- Это ты не работаешь, Марина, - улыбнулся ей трудовик.
- Мне трудно с ними, это единоличники...
- А вот тогда поучись у меня, - сказал Василий Иванович и обратился ко мне: - Миша, сегодня у нас урок 'Труда'. Ваше задание прямо с утра, не медля, нагрузить на телегу последние листья и отвести их в овражек. Завтра синоптики обещают слякоть и первый снег. Твои помощники Андрей и Володя уже в саду, где ты - самый старший дворник. Ближе к обеду ослик должен быть у меня. Я повезу макулатуру на базу, а на вырученные деньги закуплю призовые подарки для победивших.
- Ослик будет у вас по расписанию, - бойко ответил я.
Марина тут же ехидно сострила:
- Вот слово ослик он выговаривает не заикаясь.
- А ты, а ты, Маринка, а ты ...
Не зная, как мне быть, я показал ей кулак:
- Вот тебе!..
Потом сердито схватил из кучи свои газеты обратно и помчался с ними к ребятам, в дальний конец двора, где они кормили животное хлебом.
И у Володьки, и у Андрюши были мрачные лица. Я удивился:
- Что с вами случилось? - и, столкнувшись с молчанием, задал другой вопрос:
- Где бумага, которую собрали вчера?
- Когда мы её волокли по асфальту в школу, - ответил Володя, - нас встретили ребята из пятого 'А' класса. Они отобрали нашу макулатуру и отнесли её дяде Васе.
- Он знает о том, что эта не ихняя бумага?
- Не знает...
- А ты, Володя, пойди да расскажи ему об этом.
- Тогда Серёжа Зуев объявит меня козлом.
- Нас будет чуханить вся школа, - угрюмо добавил Андрюша.
Такое практиковалось. По дворовым законам ябед считали врагами и презирали, не разбираясь, прав ли такой человек или неправ. В дальнейшей нелёгкой взрослой жизни я неоднократно сталкивался с подлостью человеческих понятий, гнобящих по сути дела слабых людей, которым необходима поддержка. Дурные поступки лидера обжаловать невозможно, в руках у тирана - послушная аморфная масса, готовая узаконить его любую гадость и растереть в порошок любого искателя правды в угоду вождю.
- Значит, Серёжа Зуев сдал вами собранную бумагу дяде Васе и его класс получит фломастеры?
Ребята виновато глядели в землю.
- Вот что, Володя, время есть. Я поеду на мамкину работу и привезу столько бумаги, сколько ещё никто не приносил никогда, а вы останетесь здесь и прикроете меня на тот самый случай, если появится Маринка.
Перед отъездом я разгрёб руками последнюю кучу листьев и закопал в неё газеты.
- Скажете Маринке, что я поехал в овражек.
- Но, Яшка, но-о, - кричал я ослику по дороге в депо.
Старый седой прораб находился на объекте, отдавая распоряжения женщинам, красившим стены. Он не сразу понял, откуда я взялся и что ищу на стройке. Новое слово - макулатура было тяжёлым для моего неподвижного языка. Но какая-то работница догадалась, что я - заика, и окликнула маму, уже белившую потолки.
- Алёна, это должно быть твой любимый сын...
- Ты погляди на него - какой деловитый, - застрекотали подруги.
- Как наш маститый прораб Иван Иванович.
- Достойная будет смена ...
- Все девки, поди, иссохнут по этому кадру.
Словно я понимал в те годы, отчего сохнут девки. Прораб усмехнулся и произнёс:
- Погрузите ему бумагу... Да упакуйте её в старые мешки из-под цемента, чтобы не раздуло ветром по дороге обратно.
Когда я покидал депо, то услышал, как мамка тревожно сообщила женщинам, всё ещё весело обсуждавшим мой неожиданный кавалерийский налёт, что давно уже не видела сына таким сердитым.
- Да, что ты, Алёна?.. У тебя приветливый мальчик, - возражали они.
- Вы мне поверьте, - поклялась мамка, - уж я-то знаю его получше, чем вы. Что-то случилось.
На школьный двор я бежал рядом с повозкой, чтобы не перегружать животное. В тот день я привёз и сдал дяде Васе более ста килограммов макулатуры. Но, увы, пятый 'А' класс всё ещё опережал наш коллектив. Воспрянувший, было, духом Володя заплакал и тогда я решился на хитрость. Быстро опустошил два верхних мешка и объяснил дяде Васе, что утром немного погорячился, забравши свои газеты - пожадничал, что мои прежние тюки всё ещё целы, и я принесу их через десять минут в товарной упаковке. 'Для этого мне нужны мешки', - я впервые в жизни говорил не заикаясь: уверенно и твёрдо, как Иван Иванович - производитель работ в железнодорожном депо. Вместе с Володей мы набили эти мешки осенними листьями, поверху положили мои газеты и отнесли на весовую. Дядя Вася не заметил обмана. Пятый 'А' класс остался в хвосте. Никаких угрызений совести я не испытываю доныне. Ведь отобранная Серёжей бумага была всё-таки наша, и её хватило бы с лихвой, чтобы победить в этом пионерском мероприятии, где Зуев нарушил правила первым. По сегодняшний день я храню в старом учебнике русского языка уже давно сухие синие листья, подаренные Володей.
Назавтра выпал снег. Трава всё ещё местами ржавела над ним, но величие осени уже отступило перед белыми красками декабря. Около школы стояли ребята из пятого 'А' класса. Они избили меня от бессилия поменять расположение мест в соревновании по сбору макулатуры. Кто-то ударил камнем по голове, мне расквасили нос и ухо. Прислонившись к забору, я защищался и молчал.