Мунтян Нигина (Ника Муратова) : другие произведения.

Мое чужое лицо

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Красиво жить не запретишь. А некрасиво? Каково быть красавицей, которой маньяк обезобразил лицо? Что испытывает женщина, лишившись своих ценностей? Как выжить под чужой маской? И что делать со странными снами, диктующими, как жить? \\\\\\\\\\\\\\\\\\ Книга издана издательством АСТ; Астрель; Олимп Купить можно здесь http://www.moscowbooks.ru/book.asp?id=337490
  Мое чужое лицо
  
  
  Ника Муратова
  
  2005
  
  
  
  Все события, имена и характеры в этой книги вымышленные. Любое совпадение с реальными людьми и обстоятельствами является случайным.
  
  Посвящается моей маме.
  
  
  Не давай мне тебя обмануть,
  Не давай лицу, которое я ношу, тебя обмануть.
  Ведь у меня тысячи масок и я боюсь их снимать,
  И ни одна из них не есть я.
  
  Д. Соколов "Лоскутное одеяло"
  
  
  Глава 1
  
  - Смотрите, смотрите, это же сама Дормич! - стайка девчонок-подростков загудела от волнения, словно встревоженный пчелиный рой. Заглянув в дорогущий бутик поглазеть на коллекцию последних моделей европейских дизайнеров, подружки и не чаяли, что подвернется такая удача. Не каждый день встречаешь звезду телеэкрана, чья внешность вызывает визги восторга у юных мечтательниц.
  - Глядите, как перед ней продавщица заискивает, - прошептала Маринка. - Нас еле впустила, мымра, а ее с головы до ног облизать готова. - добавила она со вздохом зависти.
  - Ну, ты сравнила - нас и Ее! - возразила Света. - Она же звезда, а мы кто? Смотрите, она уже уходит! Взяла один шарфик и все! Небось, два "куска" за него выложила! Даже в магазине очки от солнца не снимает, как голливудская звезда.
  - Она и есть звезда. А давайте автограф попросим, вдруг даст? - предложила Маринка и проворно извлекла из недр школьной сумки ручку и блокнот.
  Остальные нерешительно последовали за Маринкой, завидуя в душе, что не им принадлежала эта классная идея.
  
  Дормич тем временем стояла у кассы и ждала, пока с ее карточки снимут деньги. Она, конечно же, заметила, группку восторженных девиц, направляющуюся к ней, но внимание привлекали не они, а молодой человек, вошедший вслед за ней в бутик и с тех пор не сводивший с нее глаз. Сразу и не поймешь, чем этот парень приковывал взгляд. Среднего роста, слегка взъерошенные русые волосы, клетчатая рубашка и отутюженные коричневые брюки. Можно было бы сказать, что у него совершенно непримечательная наружность, если бы не нервно, вздрагивающие время от времени уголки его губ. И еще глаза - круглые, немигающие и настолько светлые, что казались почти прозрачными. Эти немигающие глаза приклеились к Альбине и смотрели, смотрели... словно сквозь нее.
  Умудренная опытом и славой, она знала, что среди фанатов встречаются настоящие психи, так прилипнут, что потом не отвяжешься. Альбина надменно взглянула на странного типа, давая понять, что не собирается отвечать ему улыбкой. Незнакомец моментально среагировал и отвернулся, якобы рассматривая какую-то вещицу. Дормич тоже отвернулась и, натянув ослепительную дежурную улыбку, попрощалась с продавщицей.
  - Вы уж извините, сейчас нашего менеджера нет на месте, а так бы она непременно сама вас обслужила! - заворковала продавщица.
  - Уж один шарфик без Елены Леонидовны я как-нибудь смогу купить, - засмеялась Альбина. Девчонки тем временем приблизились к ней, и одна из них протянула блокнот с ручкой, нарочито бравым голосом попросив расписаться. Альбина оценила ее смелость и размашисто черкнула автограф на весь лист. Подняв глаза от блокнота счастливицы, Дормич замерла. Незнакомец с прозрачными глазами стоял совсем рядом и, не отрываясь, пристально смотрел на нее. Он стоял так близко, что она почувствовала его дыхание, смесь алкоголя и лекарств, вызвавший у нее легкий приступ тошноты. В руках он держал небольшую стеклянную банку с бесцветной жидкостью. Эта банка моментально насторожила Альбину, она инстинктивно попятилась, но отойти не успела - в следующее мгновение лицо незнакомца исказила отвратительная ухмылка и он выплеснул жидкость прямо в лицо Дормич, уничтожив за секунду объект зависти и подражания миллионов телезрительниц.
  
  Глава 2
  
  - Катя, накрой стол, сейчас чаевничать будем, - приказным тоном "попросил" Олег Васильевич.
  Так как был он не кем иным, а заведующим лабораторией, все его просьбы на вверенной ему территории должны были выполняться беспрекословно и даже с благоговейным трепетом. Само собой, это никоим образом не относилось к Людочке, лаборантке, к которой лысеющий, отягощенный внушительным брюшком, Олег Васильевич Драгов питал самые нежные чувства, что, впрочем, ничуть не умаляло его любви к жене. Здесь, в пределах маленькой, плохо финансируемой лаборатории НИИ Микробиологии, доцент Драгов был Бог и царь, а его протеже Людочка Молчанова - царицей. Остальные занимали в сложившейся иерархии более скромные места, а Катерина Лаврентьева находилась на самой последней ступеньке. Тому было множество причин: она не обладала ничем, что могло бы вознести ее выше. Ни связями как Виолетта Горяева, появляющаяся в институте раз в полгода и при этом успешно получившая недавно заветную корочку кандидата биологических наук; ни смазливой внешностью, как Людочка, сметающая своим лазурным взглядом невинной богини любые препятствия; ни, на худой конец, двумя дипломами о высшем образовании и готовящейся диссертацией, как Марина Степановна. У Катерины ничего этого не было. Да она ни что и не претендовала.
  - Мигом сделаю, Олег Васильевич, - пролепетала Катя и бросилась расставлять на стол чашки. Затем она включила чайник и побежала в ближайшую булочную за сладким.
  Когда все было готово, Катерина тихо уселась у края стола, в ожидании остальных. Она настолько свыклась с ролью незаметной улитки, что в другой ипостаси себя и не представляла. Если спросить, например, Людочку, "А как выглядит ваша сотрудница Лаврентьева?", она, пожалуй, поморщит лобик и затруднится ответить, потому как кто разглядывает вечно прячущуюся внутри своего мирка, улитку? Убирает комнаты, хороша на побегушках - и ладно. Какая разница, как она выглядит?
  - Ну, что у нас сегодня нас обед? - потирая влажные ладони спросил Олег Васильевич, закряхтел и уселся за стол. Будучи не таким уж и старым, Драгов, однако, выглядел неважно. Дряблое лицо, маленькие невыразительные глазки, лысина, старательно прикрываемая двумя волосинками, значительных размеров пузо - обычный вид стареющего мужчины, не заботящегося о своей внешности. Но так как кроме заурядной внешности Драгов обладал еще званием доцента и властью заведующего лабораторией, то пользовался успехом у определенной части женской половины НИИ. При этом выдавал желаемое за действительное и полагал, что совершенно неотразим, раз женщины так охотно с ним флиртуют.
  Усевшись за стол, он оглядел своих подопечных, заметив, что Людочка уселась рядышком, но к еде не притронулась, лишь налила ему чаю. Ее невозможно было не выделить на фоне остальных сотрудниц. Марина Степановна, перешагнувшая сорокалетний рубеж, располневшая, замотанная семейными и финансовыми проблемами женщина, просто физически не успевала следить за собой. Утром времени хватало ровно на то, чтобы накормить домочадцев, да отвезти детей в школу и садик. Единственное, что она успевала, это завить короткие рыжие волосы да неумело подкрасить карие глаза, окруженные сеточкой предательских морщин. Катерина... О той шеф вообще ничего не мог сказать, она просто сливалась с общей обстановкой и ему никак не удавалось ее разглядеть. Не то, что Людочка, услада очей его. Куда ни глянь - ножки, грудь, огромные голубые глаза - все вызывало восторг. Недаром он принял ее на работу сразу же, как увидел. И ведь способная! И мужем не отягощенная. Сплошные приятности, словом.
  Драгов оглядел тарелки, раздумывая, что бы покушать. Обед, как всегда, состоял из того, что принесли сотрудницы. На сегодня на столе оказался пирог от Марины Степановны, выкладывающей дорогу своей кандидатской всеми возможным путями, в том числе и кулинарными, Катюшины блины да булочки из магазина. Обедом шеф остался доволен, а вот вид Людочки не на шутку его встревожил.
  - Людмила, ты что это сегодня такая задумчивая? Не ешь ничего?
  - Что-то голова болит, Олег Васильевич, - протянула Людочка, - после представления моих тезисов на совете я прямо сама не своя от нервного перенапряжения. - добавила она ключевые слова, томно потупив глазки.
  Шеф нахмурился. Ему тоже не понравились нападки некоторых его коллег на безусловно талантливый доклад Людочки, но с этим он уж как-нибудь разберется.
  - Ты пообедай, душа моя, и отправляйся домой, отдохни.
  Марина стрельнула глазами в сторону Люды, памятуя, как много работы и без того взвалено на ее плечи. А ведь сегодня еще ребенка пораньше их садика забрать надо, там короткий день. Людочка взгляд поймала и тут же изобразила очередное страдание на лице.
  - Боюсь, не получится. Нам с Мариной Степановной так много дел надо закончить сегодня, - трагически выдавила она из себя.
  Драгов немедленно отозвался:
  - Я уверен, что Мариночка войдет в твое положение и выручит тебя, как это не раз делала ты. Не так ли, Марина? - он развернулся всем корпусом к Марине Степановне, тщетно пытающейся вспомнить, когда же это Люда ее выручала. Оставалось лишь кивнуть в ответ, что поделаешь.
  Катерина уже привыкла к подобным представлениям. Она даже немного завидовала, что в ее жизни нет никаких интриг, никаких кандидатских, никакой борьбы за место под солнцем. Ничего интересного, словом.
  Когда шеф с подопечной ушли, Марина Степановна разразилась потоком возмущения.
  - Нет, ты слышала, Катерина? Слышала? Наглости этой подстилки нет предела просто! Всю работу на меня свалила, а сама только шефа ублажает!
  - Да, несправедливо, - тихо согласилась Катюша. Сотрудницы всегда изливали ей свои мысли, словно подушке. Никому и в голову не могло прийти, что разговоры могут пойти дальше. Ее интересы ни с чьими не пересекались, и повода опасаться младшей лаборантки не было. О том, что в итоге позже всех уйдет сама Катерина, никто не подумал. А ведь ей надо дождаться, пока последний сотрудник закончит с опытами, прибрать все и закрыть лабораторию. Вот и сегодня она уселась в уголке, дожидаясь, пока Марина закончит возиться с пробирками.
  Ожидание скрашивали книги. В последнее время она зачитывалась романами Даниелы Стил, уносившие ее в мир сладких грез, прекрасных и сильных духом девушек, благородных принцев с лимузинами, вилл на берегу моря и обязательного хеппи энда.
  Ее собственный мир был окрашен сплошь в серые тона. Внешность, которую она ненавидела всей душой за откровенную невзрачность, одинокая монотонная жизнь, скучнейшая до тошноты работа, люди вокруг, смотрящие сквозь нее. Она ощущала себя пустым местом и не понимала, зачем живет на этом свете. Жизнь казалась сплошным потоком безысходности и несправедливости. Мысль, "почему одним Бог дает все - красоту, деньги, славу, а другим лишь жидкий пучок волос, оттопыренные уши да грязную работу за гроши в придачу?" мучила ее уже давно. Разве об этом она мечтала в юности? С годами декорации сменились, но она так и не нашла своего места. Порой казалось, что ей вообще нигде нет места.
  
  Их было у родителей двое - Катерина и Даша, сестры-двойняшки, неразлучные, как сиамские близнецы. Внешне они были похожи, но не более того: никто никогда не принял бы одну за другую.
  Катерина уродилась несимпатичным ребенком. Большие, причудливой формы уши располагались под абсолютно прямым углом к голове, жидкие, тускло-пегого цвета волосы паклей свисали вокруг бледных щек. Заостренный, слегка вытянутый нос, не улучшал общего впечатления. Пожалуй, только глаза могли бы сделать лицо несколько более привлекательным, будь в них хоть малая толика жизни и огня. Но и этого не было у Катюши, как ее ласково называли родители. Единственное, чем она могла похвалиться - так это ростом. Но при общей неуклюжести высокий рост девушки не исправлял положения, а делал из нее обыкновенную каланчу.
  С раннего детства Катерина была очень вялой и пассивной. Она не доставляла родителям никаких хлопот, всегда слушалась, исправно помогала по хозяйству, которое по их деревенским меркам было довольно большим, и была при этом вечной тенью сестры, которую любила беззаветной любовью, понятной лишь близнецам.
  Дашуту тоже нельзя было назвать красавицей: чуть более правильные черты лица да волосы погуще. Зато уж живости характера ей было не занимать. Задорная и улыбчивая, она успевала и по дому помогать (хотя и не с таким усердием, как Катя), и с ребятами на лавочке вечерами сидеть, песни петь да семечки лузгать, и в школе была заводилой. Сидящий в ней чертенок привлекал ребят со всей округи, да и девчат тоже, доказывая лишний раз, что притягательна не только внешняя красота. Катерину она обожала не меньше, чем та ее, но жалела, считая, что Катюша хоронит себя под своими комплексами. В принципе, так оно и было на самом деле. Зациклившись на своей "серости", она со временем смирилась с этой ролью и не претендовала на большее. Сестре своей она не завидовала, слишком уж любила. А вот другим, по ее мнению, красивым девочкам, завидовала ужасно. А уж когда в город переехали, чувство это расцвело пышным цветом, снедая ее изнутри подобно прожорливому червю.
  В город ее, конечно же, затащила Дашка.
  - Ну сколько мы с тобой тут пропадать будем? Ну, подумай, нам скоро семнадцать стукнет, работать пойдем, потом и замуж пора будет выходить, и кого мы здесь найдем? Оглянись! - Дашутка явно не первый день об этом думала, но знала наверняка, что одну ее родители в город не отпустят, а вот с Катериной - хоть в кругосветное путешествие.
  - Боязно все же, Дашут. - Катюша боялась всего на свете, а уж о том, чтобы покинуть отчий дом и подумать не могла.
  - А чего тебе боязно? Со мной не пропадешь, ты же знаешь!
  
  Катюше верила словам сестры безоговорочно. Раз говорит - значит, так оно и будет. Конечно, родители были категорически против, но Дашута не сдавалась. Она и школьных учителей привлекла, чтобы родителям внушили перспективность девочек и необходимость дальнейшего развития, и родню - пожурить отца с матерью, что крылья детям обрезают. В общем все, что могла, сделала и своими слезами окропила. Наконец, родители сдались, но с одним условием: отпускают Дашу под ответственность Катерины, как более серьезной и спокойной нравом. Катерина торжественно согласилась ответственность на себя взвалить и отправились они на поиски призрачного счастья.
  И все складывалось удачно: и работу подыскали (Катерина в НИИ Микробиологии помогать при лаборатории, а Дашута в магазине продавщицей), и квартирку сняли однокомнатную (не без помощи родителей) - жить бы да радоваться! Так нет, угораздило Дашку поддаться на уговоры приятеля своего новоявленного поехать с ним на работу в молодежный лагерь. Катерина пыталась робко возражать, но тщетно.
  - Ну, зачем тебе это надо, Дашуня? Чего тебе не хватает? Что я родителям скажу?
  - Скажешь, на работу поехала, с детьми работать, что тут такого? - Даша хлопала глазами, не понимая беспокойства сестры.
  - Но я же за тебя как бы отвечаю...
  - Но не можешь же ты нянчиться со мной все время, это же смешно и невозможно. Не грусти сестренка, и не боись. Может, я и тебя позже туда смогу устроить, хорошо? - подмигнула Дашута, считая вопрос решенным. - Представь только, лес, пруд, как дом отдыха, только еще и деньги за это заплатят!
  
  Через две недели Катерине позвонили из городской больницы скорой помощи, куда Дашуту привезли в крайне тяжелом состоянии, жестоко избитую неизвестными. Катюша места себе не находила. Проводила рядом с сестрой дни и ночи, работу забросила, все плакала, не представляя себе, чем это может обернуться.
  Усилиями врачей Даша выкарабкалась. Что с ней произошло, она отказывалась рассказывать даже родной сестре. И в милицию заявлять не стала.
  Родителям Катерина ничего не сказала, боялась, что попадет обоим, да и расстраивать не хотела. Однако, случай этот не прошел бесследно. Дашуту как подменили. Она словно умом немного тронулась, на работу ходила автоматом, пока ее оттуда не уволили ("Нам продавщицы со странностями не нужны - всех клиентов распугают", так объяснил Катюше свое решение директор). Однажды Даша просто ушла из дома, ничего не сказав, и исчезла.
  Катюша обратилась в милицию, даже фотографии Дашины везде развесили, но все, что удалось выяснить - вечером Дашу видели сидящей у реки. Что произошло потом - так и осталось тайной, как и случившееся в лагере. Тела ее не нашли, но и живой Дашу никто больше не видел.
  Катерина разыскала парня, который уговорил Дашу в злосчастный лагерь поехать, тот стал отнекиваться: ничего, мол, не видел, ничего не знаю. По его бегающим глазкам было понятно, что он врет, но правды от него добиться казалось для Катюши невозможным. В милиции Кате сказали, что по показаниям сотрудников лагеря Даше пришлось не сладко. Она, вроде бы, подверглась травле со стороны так называемых "коллег", но концов случившегося не нашли. Да особо и не искали - Даша девушка совершеннолетняя, могла просто уехать в другой город, никому не сказав. Катерина в Дашин отъезд не поверила, но открывать дело для дальнейшего розыска, как ей сказали в милиции, оснований не было. После нескольких месяцев бесплодных поисков Катюша мысленно похоронила Дашу, виня во всем одну себя.
  - Вы доверили мне ее, а я... - рыдала она в родительском доме, - я не углядела. Я во всем виновата, я одна виновата.
  Родители выплакали все глаза, не понимая, за что с их дочерью такое приключилось. Антонина Степановна и Кондратий Иванович, тихие набожные люди, не сделавшие в своей жизни ничего плохого, не могли найти никакого объяснения произошедшему и отказывались верить горькой правде.
  - Ведь не нашли ее мертвую? - в который раз вопрошала Антонина Степановна. - Значит, жива. Не поверю в ее смерть, пока не увижу своими глазами.
  Катерина не старалась их переубедить. У нее просто не было на это сил.
  Сколько ни упрашивали родители, Катя не захотела остаться в деревне. Не могла она смотреть в глаза отцу и матери, постоянно ощущая, что подвела их, обманула доверие, потеряла сестру. Да и в доме все напоминало о Даше, а это было просто невыносимо. Вернувшись в город, она даже жилье сменила. Нашла еще более скромную и дешевую квартиру в Бирюлево, казавшемся ей краем света, но зато не имевшем ничего общего с воспоминаниями о сестре.
  Родители все еще надеялись, ждали того момента, когда их Дашута, целая и невредимая, появится на пороге отчего дома и все время спрашивали Катю, не слышно ли чего нового. А она чувствовала, что Даша мертва, и искать ее бесполезно. Боль потери была настолько глубокой, что Катерина не выносила даже разговоров о Даше. По этой причине сократила общение с родными до минимума. Они иногда приезжали ее навестить, но заметив, что Катя визитам явно не рада, стали появляться у нее все реже и реже.
  Подсознательно Катерина жаждала общения, которое могло бы заполнить пустоту в ее душе и вывести из депрессии. Ищущий да обрящет. И словно по заказу в их лаборатории появилось новое лицо - аспирант Леонид. Как только он вошел в комнату - высокий, с волнистыми русыми волосами, открытой улыбкой и очаровательным здоровым румянцем - сотрудницы лаборатории мгновенно растаяли.
  - Знакомьтесь, это Леонид Мартынов, аспирант из Нижнего Новгорода, собирает материал для своей работы и, заодно, будет перенимать опыт у нас. Его рекомендовал один мой очень хороший товарищ, так что прошу любить и жаловать! - представил парня Олег Васильевич.
  - Людмила, - выступила вперед "королева".
  - Очень приятно. - Леонид галантно приложился к протянутой руке.
  - Людочка, разве нам не пора на конференцию? - властные интонации шефа не оставляли сомнений в том, кто здесь хозяин. - Мария Степановна, будьте добры, введите нашего гостя в курс дела.
  Леонид тут же ретировался, очевидно, будучи хорошо знакомым с правилами игры в подобных местах. Пока Марина Степановна объясняла гостю, что к чему, Катерина с раскрытым ртом уставилась на новенького. Ее никто и не подумал представить, и она так и стояла в углу, тихо и незаметно.
  - Не хотите чаю? - неожиданно для самой себя вдруг спросила она.
  Марина Степановна удивленно взглянула в ее сторону. Катя никогда не встревала в разговоры и уж тем более никогда не проявляла инициативу. Заметив пунцовые щеки девушки, Марина понимающе улыбнулась. Леонид, к радости Катюши, от чаю не отказался. За столом он все расспрашивал Марину Степановну о работе и семье, с интересом слушая подробности о детях и муже.
  - А вы, Катерина, тоже уже успели обременить себя брачными узами? - как бы невзначай спросил он.
  Катюша зарделась, не зная куда себя деть от смущения.
  - Нет, - пролепетала она.
  - С родителями живете?
  - Нет, одна.
  Как показалось Марине Степановне, ответ Леонида обрадовал. Когда он отлучился, она подошла к Кате с видом старшей наставницы.
  - Будь осторожна, девочка. Такой вскружит голову, и моргнуть не успеешь.
  Катерина послушно кивнула.
  - Ты не смотри, что такой галантный и симпатичный. От таких не знаешь, чего ждать. А потом страдают девицы, вроде тебя.
  Катюша еще раз кивнула, но про себя подумала, что Марина Степановна просто наговаривает на бедного парня.
  В последующие дни Леонид вел себя безупречно. Неизменно учтивый со всеми сотрудницами, благоговейно-уважительный к шефу, он легко нашел подход к каждому. Но главное - он стал первым, кто так обратил внимание на Катюшу. То стул пододвинет, то пробирки поможет отнести, то в булочную за компанию сбегает. Марина Степановна с Людочкой все посмеивались меж собой.
  - И что он в ней нашел, в нашей дурочке? - пожимала плечами Людочка.
  - Может из тех, кто считает, что с лица воду не пить? - предположила Марина Степановна.
  Если бы они слышали, что происходило за кулисами лаборатории, то им бы, опытным волчицам, в миг стало бы все ясно. Возможно, и Катерине бы подсказали что дельное. Катюша же была настолько очарована первым в ее жизни мужским вниманием, что не заподозрила ничего дурного.
  - Чудесные сегодня были пирожки! - обхаживал Катерину Леонид, провожая до метро.
  - Спасибо, - ответила польщенная Катерина. Раньше все просто лопали ее еду, не удосуживаясь даже поблагодарить. А Леонид - сразу видно воспитание! - Я завтра еще принесу, я много нажарила.
  - Ах, счастливица. А мне все бутербродами питаться приходиться. - вздохнул он. - Я уже их видеть не могу! И желудок болит...
  У Катерина аж сердце сжалось от жалости. Конечно, парень вдали от родителей, некому и позаботится о нем. А у нее дома целая тарелка этих пирожков стоит.
  - А давай, я тебе их передам к ужину? - предложила она, удивляясь своей смелости.
  Леонид растроганно улыбнулся, благодарно пожав ее руку.
  - Правда? Было бы просто восхитительно!
  
  Таким образом, он попал к Катюше домой. Поужинать они в итоге решили у нее. Катюша буквально летала по кухне, подогревая пирожки и накрывая на стол. Потом уселась напротив, разглядывая дорого гостя.
  - Ты знаешь, Катюша, здорово тут у тебя! - проговорил с набитым ртом Леня. - Так уютно, словно дома вновь оказался.
  - Спасибо.
  - А я живу в такой конуре, просто страх божий. И деньги берут большие, настоящая обдираловка. Порой даже на хлеб не остается. - продолжал он жаловаться.
  Катя слушала внимательно, но не понимала, куда он клонит. Тогда Леонид перешел в открытое наступление.
  - Я знаешь, что подумал? А давай я у тебя тут угол буду снимать? Чем платить неизвестно кому, я уж лучше тебе деньги отдам. Что думаешь? И всем хорошо. Да ты не бойся, я не кусаюсь! - засмеялся он, видя нерешительное выражение лица Катерины. - По хозяйству помогу, да и на работу веселее добираться будет.
  Леонид выбрал жертву очень мудро. Другая бы в жизни не купилась на его треп, а Катерина все за чистую монету приняла.
  - Сколько бы ты хотела за угол? - спросил он, словно Катерина уже согласилась.
  - Не знаю даже, сколько сможешь, наверное.
  - Ну, значит, договорились. За мной не заржавеет! - улыбнулся он широкой улыбкой. - Я здесь всего месяца три-четыре пробуду. Материал соберу, одобрение шефа получу и обратно домой. Так что долго тебя обременять не буду.
  Катерина была даже рада такому повороту. Жить в тоске и одиночестве ей надоело до тошноты, так что появление постояльца, да еще такого, казалось настоящим фейерверком в ее серой и унылой жизни.
  - Только вот что, девчонкам на работе ничего не говори, ладно? А то пойдут потом слухи-разговоры, проблем не оберешься. Сама знаешь, какие они змеюки, тебе же еще и навредят.
  Катя кивнула. Это казалось резонным. Незачем им знать о ее тайне.
  В итоге на работе заметили лишь, что Катерина вроде как немного живее и увереннее стала. Решили, что влюбилась, дурочка, что с нее возьмешь? Леонид был осторожен, отношений их ничем не выдавал. Как и обещал, по хозяйству Кате немного помогал поначалу, потом вечера все больше в библиотеках проводил. По крайней мере, так он говорил Катерине. Вот только с оплатой за жилье тянул. То потратился на книги, то на реактивы для опытов, то родители денег не прислали вовремя. Но Катя не беспокоилась. Раз сказал, что заплатит, значит заплатит. Да и потом, он дарил ей нечто более важное, чем деньги: внимание, заботу, нежность, радость. Она верила, что это любовь. Ленечка увидел в ней человека, увидел ее прекрасную душу. Разве это можно измерить деньгами? Он разглядел в ней внутренний свет. Однажды так и сказал:
  - Твоя прекрасная душа светится через глаза. Невозможно оторваться.
  И поцеловал. Так в двадцать два года Катерину впервые поцеловал мужчина. Ощущение было божественным. Теплая волна поднялась откуда-то из глубин ее тела и захватила разум в плен сладостного тумана. Катерина, наконец, поняла, что она тоже женщина. Это открытие было невероятно приятным. Прямо, как романах Даниэлы Стил. Точь-в-точь. Жаль только, что Леня настаивал на секретности, а так хотелось всем в лаборатории рассказать о своем счастье! Но он был непреклонен.
  - Еще до шефа дойдет, потом он и тебя, и меня выгонит с треском.
  - Почему же выгонит, Ленечка? Разве любить запрещено?
  - Потому что на работе так нельзя, котенок. Служебный роман называется, понимаешь? Это нигде не приветствуется. - при этом Леня крепче сжимал ее в объятиях и вздыхал, показывая, что ему тоже тяжело.
  Катя не сомневалась в его искренности. А кому же верить, если не ему? Иногда она задавалась вопросом, а что же дальше? Но загадывать казалось делом бессмысленным, а спросить не хватало решительности. И она просто упивалась счастьем. Целых пять месяцев. А потом Леониду пришло время уезжать.
  - Теперь надо и дома поработать. А через пару месяцев я опять приеду, за подписями. Надо будет отзыв у шефа выцарапать. Так что ты тут не скучай, если смогу позвоню, но ты не волнуйся, если не получится. Связь плохая и дорогая. Скоро все равно увидимся!
  Он закружил Катерину по комнате, бережно поддерживая ее за талию. В глазах Катюши читался немой вопрос. И стояли слезы.
  - Ну, чего ты вдруг? - Леонид обхватил ее лицо ладонями. - Да ладно тебе. Подумаешь, пару месяцев поскучаешь! Ты смотри, другим квартиру не сдавай, уговор?
  - Да что ты, Ленечка, да как я могу, я же только тебе, только для тебя... - бормотала Катюша.
  - Ну и отлично.
  Еще один поцелуй. Жаркие объятия. Уныло взвизгнувшая дверь.
  
  Глава 3
  
  После отъезда о Лене в лаборатории никто почти не вспоминал, одна Катерина втихомолку скучала и украдкой рыдала от разрывающей сердце любви. Но одновременно она была счастлива. Строила радужные планы, едва сдерживалась, чтобы не сообщить о них сослуживцам, но Леня ей строго-настрого наказал молчать, она и молчала. Вот приедет, тогда и объявят всем.
  Леня не обманул, через два месяца его улыбки и галантное обращение вновь согревали сердца сотрудниц лаборатории. А поцелуи вновь уносили Катерину на небеса. Она приготовила ему сюрприз, все никак не знала, как сказать. В вечер приезда он ушел, сославшись на важную встречу, пришел под утро и сразу завалился спать. Так что пришлось ждать следующего вечера.
  Сюрприз Ленечку, однако, скорее ошеломил, нежели обрадовал.
  - Ты уверена?
  - Да, - покраснела Катюша. - три месяца уже.
  У Леонида перекосилось лицо.
  - А чего же ты ждешь?
  - Как это - чего жду? - не поняла Катерина.
  - Ну, чего аборт не сделала?
  - Зачем аборт, Ленечка? - из глаз брызнули слезы. - Разве ты меня к себе не заберешь? Ты же обещал...
  - Ну, да, обещал, но рано мне сейчас о детях думать. Мне еще на ноги встать надо, работать начать.
  - Ничего, я ведь работаю.
  Прозвучало это наивно, Катерина и сама понимала, что ее зарплаты ни на что не хватит.
  - Не смеши меня, Котенок. Пока не поздно, займись этим. Мне сейчас, честное слово, не до этого.
  Катерина ничего не ответила. Решила, что Леня просто к новости был не готов, потому и отреагировал не так, как ей бы хотелось. Корила себя за поспешность. У человека защита на носу, нервотрепка сплошная, да и вообще - только-только приехал, а она сразу такими известиями огорошивает! Дура, и только.
  Ленечка на этот раз совсем ненадолго приехал. Да и дома практически не бывал, все дела, дела. Собрал подписи нужные и домой засобирался.
  - Ты не дури, - строго напутствовал он ее. - с абортом не тяни. Рано нам еще. Вся жизнь впереди. Может, тебе денег на врача оставить?
  Катя неопределенно пожала плечами.
  - А ты когда приедешь?
  - На защиту около трех месяцев уйдет, потом и приеду к тебе.
  - Правда?
  - Кончено! Смешная ты. Ну зачем мне тебе обманывать? Не плачь. У нас еще все впереди. Но к врачу сходи. Обещаешь?
  - Три месяца... Так долго. Вечность.
  - Как три дня пролетят. Не заметишь, точно тебе говорю.
  - Ты звони, Лень. Мне так тоскливо без тебя. У меня же никого нет. Только ты.
  - Если смогу. Сама понимаешь, сколько сейчас дел будет. Не до звонков. Ну, ты это... ты жди. И пальцы крестиком держи за меня.
  - Да я за тебя каждый день молиться буду. Ты только приезжай.
  - Приеду. - эхом отозвался Леня и умчался восвояси.
  
  Катерина подумала - подумала, и аборт решила не делать. Все равно ведь он за ней приедет. Уж справятся они как-нибудь с ребеночком, он же кандидатом наук будет, как никак, да неужели работу не найдет с такой светлой головой? Да и родители помогут. Когда после защиты приедет, рассуждала она, уже не такой нервный будет, по-другому на все посмотрит и согласится, что незачем было от ребеночка избавляться.
  На работе она так ничего и не сказала, растущий живот платком перетягивала, свободной одеждой прикрывала, под халатиком припрятывала. Вот когда поженимся, тогда и объявим, думала она, а пока нечего на языки попадаться. Сердце сжималось от безотчетного страха перед будущим, а глаза светились надеждой на долгожданное счастье.
  Жизнь потекла своим чередом. Работа-дом-работа-дом. К концу третьего месяца Катя заволновалась. Леня так ни разу и не позвонил. Как он там? Защитился ли? Когда приедет? Обеспокоенная, что что-то случилось, она решила позвонить сама, хотя он заверял, что пытаться бесполезно, связь ужасная до невозможности. Ей повезло - дозвонилась с первой попытки, но почему-то на том конце провода ответили, что никакого Леонида здесь нет и не было. Очень странно. Неужели она неправильно записала телефон? Катерина попробовала еще раз. Результат тот же. Это была катастрофа. Но Катя верила: пусть она ошиблась, не все еще потеряно, ведь Ленечка-то обязательно позвонит! И приедет. Он обещал. Он ведь любит ее. А она его. Этого было вполне достаточно для веры в счастье.
  А еще через месяц Катерина стала потихоньку увядать. От Ленечки вестей по-прежнему не было. Живот рос. Уже и перетяжки не помогали - все равно заметно. Благо, сослуживцы ее не имели привычки разглядывать лабораторную улитку, а то бы давно заметили.
  Зато соседи - те все замечают, сердобольные. Одна из старушек не постеснялась спросить, где папашу-то носит.
  - Мой жених, - зарделась Катерина, - сейчас в отъезде, скоро приедет.
  Соседка кивнула и с жалостью взглянула на девушку. "Жениха" того она видела, но вот что вернется он, верилось с трудом.
  
  
  Катерина приуныла, но надежды все еще не теряла. Так не бывает, твердила она сама себе. Ленечка приедет, обязательно приедет. Может, с защитой проблемы какие, может, еще что. Он обещал. Он ее любит. Эти слова так и звучали в ее голове, укрепляя увядающую веру. Она верила в своего Ромео, как бывает лишь при первой любви, когда сердце словно лишается способности слышать разум и внемлет лишь безумию. Мысленно Катерина представляла себя настоящей невестой, проводившей дни в ожидании жениха, словно они и вправду были помолвлены. В ее наивном представлении после всего, что между ними произошло, иначе и быть не могло. Она боялась выйти вечером из дому, а вдруг Леня позвонит, а ее не окажется? Она даже решилась спросить телефон Леонида у девочек в лаборатории, а вдруг кто-нибудь записал? Но нерешительность и неуверенность, как объяснить свой интерес, так и не позволили ее реализовать свою затею. А Ленечка все не звонил. И не приезжал.
  Надежда оборвалась, словно полет птицы от пули охотника, когда Марина Степановна за обедом вдруг вспомнила о галантном аспиранте.
  - А что там слышно о красавце нашем из Нижнего? Защитился хоть или так и ходит? Ни слуху от него, ни духу. Уехал и пропал.
  Катерина в струну вытянулась от напряжения.
  - Защитился. - пробурчал Олег Васильевич с набитым ртом.
  Катеринино лицо осветилось улыбкой. Значит, защитился. Умничка. Она не сомневалась в нем. Значит, скоро за ней приедет!
  - Как раз недавно со своим знакомым оттуда разговаривал, он мне и рассказал. - продолжал Олег Васильевич, доев котлетку. - Защитился и женился даже. Наш пострел везде поспел.
  - Женился? - хохотнула Людочка. - он и здесь времени не терял, и дома, смотрю, тоже.
  - Да там дело решенное было. Потому и торопили родители с защитой.
  - Уж уверена, денег на чадо не пожалели. - не смогла удержаться Марина Степановна.
  - Ну, Мариночка, - улыбнулся отеческой улыбкой шеф. - наше время таково, что если есть деньги, то все двери открываются быстро, а если нет - то всегда остается надежда на мозги и трудолюбие.
  Марина Степановна намек поняла и замолчала. Но когда шеф ушел, продолжила тему, уже с Людочкой.
  - Ну, ничего себе, Ленька-то дает! Все успел! А ведь мозгов - на пять копеек. А мы тут корячимся, корячимся, а конца и не видно.
  - Ну, ты сравнила! - Людочка сосредоточено покрывала ногти ярко-красным лаком. - У него папаня знаешь кто? Шишка какой-то в Нижнем, со связями и деньгами. Правда, он говорил, что его лично родичи деньгами не балуют. Когда он здесь был, папаня ему кроме денег на приличное жилье, еду и книги больше ни на что не давал. Не хотел, чтобы дитя развращалось в ночных клубах.
  - Да? - Марина Степановна рассмеялась. - Много ты знаешь! То-то девчонки из соседней лаборатории рассказывали, как "дитя" отрывался с ними на дискотеках да папашины деньги на дорогие рестораны тратил.
  - Ну, не знаю, - протянула Люда. - Мне что шеф про него рассказал, то и говорю. А откуда у него деньги на остальное были, не знаю. Значит не такой уж тупой, раз нашел, откуда деньжат раздобыть.
  
  Тут раздался шум в углу и женщины увидели сползающую по стеночке на пол Катерину. Неуклюже, тяжело, словно под грузом непосильной ноши. Людочка гораздо больше беспокоилась о только что законченном маникюре, а потому не шелохнулась. Марина Степановна кинулась к Кате, похлопала ее по щекам, пытаясь привести в чувство.
  - Катя, ты что? Что с тобой? Плохо? Врача что ли вызвать? - обратилась она к Людочке.
  - Плесни водой в лицо, может, поможет.
  Марина Степановна зачерпнула ладонью воды из крана и плеснула на Катюшу. Та шевельнулась и открыла глаза. Огляделась и медленно поднялась, опираясь на сидение стула.
  - Ты что, больна? Давление, может? - спросила Марина Степановна. Ей стало жалко девушку, настолько бледный и несчастный вид был у той.
  - Слушай, а ты это, не из-за Леньки случайно? - вдруг спросила Людочка, вспомнив, как Катерина восторженно смотрела на аспиранта. В таких делах она была опытной девицей, да и с чего бы Катерине повалиться именно во время разговора о нем?
  Катя молчала, сидя на стуле и тупо уставившись в пол. Потом встала, расстегнула пуговицы на халате, и налила себе воды.
  - Что, правда, из-за него? - Марина Степановна пристально оглядела Катерину и вдруг заметила ее явно округлившуюся фигуру. Раньше она этого не замечала, а может просто не разглядывала вечно молчаливую сотрудницу. Катерина обычно в халате ходила, и облегающих вещей не носила, так сразу и не увидишь. А тут от удушья халат распахнула, живот и выпятился. - Слушай, Катя, а ты что, беременная???
  Катя ничего не ответила, залившись слезами. Марина Степановна и Людочка ошарашено уставились на ее живот. Раньше они над ней частенько подшучивали, что она полнеет, как на дрожжах, но кто бы мог подумать!?! Ведь никто и предположить не мог, что у этой неприметной улитки мог быть любовник, да что она могла залететь. Как-то не укладывалось это все в голове.
  - От Леньки, да? - выдавила изумленная Люда. - Ты поэтому расстроилась так? Вот подлец! А ты - дура настоящая!!! Идиотка! Ты что, надеялась, что он на тебе женится? Да по нему же сразу видно, что за птица. Ну, как можно такой дурой-то быть?
  - Что делать будешь? - Марина Степановна сочувственно тронула Катю за плечо. - Ему скажешь?
  - А как она докажет? Тест что ли генетический сделает? Все равно придется ждать, пока ребенок родится. Уж лучше сейчас аборт сделать.
  - Думаю, что уже поздно. - со знанием дела оценила животик Катерины умудренная опытом Марина Степановна. - Ей уже рожать скоро, я так понимаю. Вот не повезло-то!
  Катерина молчала, словно речь шла не о ней. В тот момент, как она узнала о женитьбе Леонида, ее словно ножом ударили в самое сердце. Все внутри сжалось от ощущения падения в пропасть. Но если какое-то время она еще верила, что вышло недоразумение и Ленечка все равно за ней приедет, то после услышанного сейчас все встало на свои места. Вот оно что, значит! Подонок экономил папочкины деньги за счет Катерининой квартиры, тратя их на свои удовольствия. А Катя ему и кухаркой, и прислугой была, и минуты одиночества в постели скрашивала. Полный сервис и притом абсолютно бесплатно. Катюша молча сняла халат, повесила его на вешалку, вытащила из шкафчика сумку и вышла. Обсуждать с сотрудницами, которым в этой истории ничего, кроме новой сплетни, не нужно, она не собиралась. Все и так было ясно.
  Словно в тумане добралась она до дому, легла в постель да так и уснула, не раздевшись, будто в полном отупении. Мыслей никаких не было, точно мозг блокировал мыслительный процесс, что бы оградить Катерину от неизбежного психоза.
  На утро она так же механически оделась, позавтракала и поехала на работу. По дороге она думала о чем угодно, только не о случившемся. Руки то и дело взлетали к животу, защищая от толкавшихся пассажиров, но голова работала совсем в другом направлении.
  Войдя в лабораторию, она проигнорировала уставившихся на нее сотрудниц, и привычными движениями принялась за уборку. Почти сразу же появился Олег Васильевич, судя по сдвинутым бровям, несомненно, уже осведомленный о неприятностях в его царстве.
  - Катерина, не могла ты со мной в кабинет пройти, поговорить надо.
  Катерина послушно пошла вслед за ним, спиной ощущая любопытные взгляды. Олег Васильевич не стал церемонится и сразу приступил к делу.
  - Катерина, я тут услышал о... о недоразумении, приключившемся с тобой, - он запнулся под прямым взглядом девушки.
  - О каком недоразумении, Олег Васильевич? - неожиданно твердо спросила Катя.
  - Ну, о ...о твоем интересном положении и об отце ребенка...
  - А что с отцом ребенка?
  - Вот что, Катя, - Олег Васильевич утер пот со лба. Разговор был не из приятных, а упертость Катерины просто бесила. - То, что случилось, это, в общем-то, твоя вина. Можно сказать, по твоей глупости и наивности. Леонид - сын очень влиятельного человека, и связываться с их семьей не имеет смысла, кроме неприятностей на свою голову, ты ничего не добьешься, понимаешь?
  - Нет.
  - Ну, если ты сейчас поднимешь шумиху, то ты ничего не получишь в любом случае, а я пострадаю, так как на меня свалят все шишки, в моей же лаборатории все приключилось. Если хочешь, я попробую с парнем напрямую поговорить, хотя все равно у него денег своих нет, чтобы тебе помочь. А семья его вряд ли захочет это обсуждать, невеста там тоже не из простых, понимаешь?
  - Нет, - упрямо тряхнула головой Катерина.
  - Что ты не понимаешь? - взорвался Олег Васильевич. - Что? Думаешь, что сможешь его шантажировать своей глупостью? Кто, как не ты виновата, милочка? Чтобы в наш век и так залететь - это же какой идиоткой надо быть!
  - Олег Васильевич, я не понимаю, о чем вы говорите и какое отношение Леонид имеет к моему положению, - тихо произнесла Катя. - Отец моего ребенка погиб в автокатастрофе, к сожалению, а Леонид к этому никак не причастен.
  Она сама не знала, откуда родилась эта история. Но чувствовала, что выслушивать бред от шефа не было никаких сил. Что до нее никому нет дела, она знала давно, но оправдываться за свою любовь не собиралась. Уж лучше прослыть несчастной вдовой, чем обманутой идиоткой.
  - Как? - Олег Васильевич выпучил глаза от изумления. - Значит, это ... это.. все неправда?
  Ему стало невероятно легко на душе. Если ребенок не от этого придурковатого аспиранта, то нет никаких проблем! Он так испереживался после сообщения Людочки о Кате и Леониде, что воображение уже нарисовало все возможные тяжкие последствия, если она решиться добиваться алиментов. Но если все это ложь, то и боятся нечего! Он даже улыбнулся от ощущения свалившегося груза с плеч, но потом спохватился, сообразив, что Катерина по-прежнему в затруднительной ситуации.
  - Я очень сожалею о случившемся, мы тебе, конечно же, поможем, чем сможем. Бери декретный, когда положено, не тяни, я все подпишу.
  - Спасибо. - безучастно произнесла Катя. - Я могу идти?
  - Да, да, конечно. Можешь даже пораньше уйти домой. Да, и позови ко мне Людмилу.
  Катерина вышла, тихо прикрыв за собой дверь, а Олег Васильевич приготовился отругать свою пассию, извратившую всю информацию и поставив его в такое дурацкое положение.
  
  Когда Катя вошла в лабораторию, Марина Степановна не выдержала первой:
  - Ну, что сказал?
  - Попросил Людмилу зайти к нему. А меня отпустил домой.
  - Попросил меня зайти? - Людочка, казалось, была сбита с толку. - А тебе-то что сказал?
  - Сказал, что поможет, чем сможет. - Катерину даже забавляло наблюдать удивление сотрудниц. Она ощущала, что поднялась над всеми этими сплетнями, отгородилась от них стеночкой бесчувствия, перестала воспринимать окружающих, как часть своей жизни. Она им безразлична, они ей тоже. Сидят тут перед ней, сочувствие изображают. Они-то ожидали увидеть ее в слезах, убитую горем и отчаянием, а тут нечто совершенно непонятное.
  - Ну, ладно, я пошла. - пробормотала Людочка и направилась к шефу.
  Катерина размеренными движениями сняла халат и вымыла руки.
  - Я пойду, Марина Степановна, нездоровится мне. Олег Васильевич разрешил.
  - Да, да, конечно.
  Марина Степановна проводила ее, хлопая глазами, ничегошеньки не понимая. Что происходит? Или это у Катерины своего рода защитная реакция? Людка-то с утра ей уже рассказала, что шеф собирается историю эту замять, потому и вызвал Катю к себе на разговор. Но Катерина повела себя крайне странно.
  - Ничего не понимаю, - пожала плечами Марина Степановна и вернулась к своим записям. Когда пришла красная от смущения и злости Людочка, Катерины уже не было. Так что домысливать новую сплетню им пришлось самостоятельно.
  
  ***
  
  - Доченька, ты бы отошла от края дороги, а то ведь так и до беды недалеко! - старушка тронула за рукав молодую беременную женщину с совершенно отстраненным лицом. Вдоль дороги был выстроен довольно высокий бордюр, разделяющий проезжую часть от пешеходной. Женщина зачем-то встала на этот бордюр, неуклюже балансируя, определенно рискуя упасть. Она невидящим взором взглянула на старушку, вздрогнула, словно ее не за рукав потянули, а ударили, пошатнулась и в следующее мгновение упала на дорогу, прямо под колеса несущегося на приличной скорости джипа...
  
  На самом деле, Катюша Лаврентьева еще не решилась умереть. Но и на жизнь у нее сил не осталось. Покинув стены лаборатории после разговора с шефом, она пыталась найти смысл в своем унылом существовании, но тщетно. Все, о чем она была не в состоянии думать вчера, заполнило ее сознание сегодня. Жизнь вдруг предстала перед ней в виде унылой серой полосы, без какого-либо просвета. Вспышка любви, озарившая ее дни, обернулась иллюзией, призраком, принесшим лишь разочарование. Словно после разноцветного фейерверка она оказалась вновь в кромешной тьме. Так к чему делать усилия и дальше влачить это жалкое существование на обочине жизни? Единственным стоящим и ценным в ее жизни была Дашута, ее любимая, обожаемая Даша, которую она потеряла. Если бы она только прислушалась тогда к состоянию сестры, если бы рассказала вовремя родителям, может, тогда бы ее удалось спасти! Как самонадеянно было взять на себя ответственность за Дашку, как могла она решить, что справиться с этим? Она виновата в ее смерти. Она, ее безответственность и те подонки, которые безнаказанно надругались над ней. Так же, как надругался над ее верой в любовь Леонид. Людям с деньгами и связями можно все, а таким, как она и Дашута - остается только питаться объедками тех, других. И страдать.
  Что оставалось Катерине в этой жизни? Родить ребенка, обреченного влачить такую же унылую беспросветную жизнь? Она не смогла за взрослой сестрой углядеть, как она справится с маленьким ребенком, которого, к тому же, вряд ли сможет когда-нибудь полюбить? Она чувствовала себя ни на что неспособной. Похоже, что для нее в этом мире отмеряно лишь самое плохое, все хорошее раздали другим. И что она будет делать с таким багажом? Она шла вдоль автотрассы, не соображая, куда она двигается и зачем. В какой-то момент остановилась, схватившись за сердце, внезапно болезненно ощутив его существование. Боль отпустила, но мысли продолжали буравить душу. Ах, как было бы просто закончить все одним разом и забыться в безмолвии... Катерина забралась на бордюр, понимая, что ей никогда не хватит смелости прыгнуть с него на дорогу. Шажок, еще шажок...
  Она смотрела на мчащиеся мимо машины и они представлялись ей людьми в ее жизни, спешащими по своим делам. Им нет дела до нее, до ее проблем, до ее беды. Никому нет до нее дела. Ей хотелось крикнуть им вслед, знают ли они, как страшно жить таким, как она? Как она устала от своей жизни? Как изуродовано ее сердце, покрытое шрамами, словно пиявками? Как с каждым днем ей становится все тяжелее цепляться за жизнь и делать вид, что у нее все в порядке? Еще с тех пор, как умерла Даша, родная, любимая Дашута, с тех самых пор, как она упустила ее, не удержала ее раненое сердце в своих руках, не согрела остывающую душу своим теплом...
  Знают ли эти занятые своей жизнью люди, как часто она сидит в своей квартире в полном одиночестве и плачет навзрыд? Так хочется быть замеченной, понятой и услышанной. А, может, лучше бросить все к черту и раствориться в темноте? Уже давно она не заводила новых знакомств, да и не стремилась к этому. У нее не было сил на дружбу, и она не пускала никого в свою переполненную болью душу. Лишь Леню пустила. А он разорвал все в клочья и ушел. Знают ли эти людишки, мчащиеся в своих автомобилях, как каждое утро она ищет хоть малейшую причину, чтобы прожить еще один день? Любовь избавила ее от этой привычки, но лишь на короткое время. Как ей до слез жалко своих бедных родителей, которым она не в силах помочь, потому что сама же подвела их, способствовала их боли, оттолкнула их, отгородилась? Как ранит их ничем неистребимая любовь? Знают ли эти равнодушные люди, как иногда ей, Катерине, хочется, что ее просто обняли покрепче и хоть на одно мгновение проявили заботу? Просто сказали ей об этом искренне, без подтекста, от всего сердца? Сказали, что любят ее? Быть может, это дало бы ей возможность полюбить эту странную жизнь?
  
  Мимо, завораживая скоростью, проносились машины, а она все стояла, покачиваясь, словно в ступоре, не зная, куда деть свою никчемную жизнь. Стояла, пока ее не вывело из равновесия неожиданное прикосновения сердобольной старушки....
  
  - Скорее, скорее, освободите проход, готовьте операционную! Экстренная больная!
  Мертвенно бледную Катерину привез в Центр Экстренной Помощи донельзя перепуганный водитель сбившего ее джипа. Дежурный врач, осмотрев ее, покачал головой. С такой травмой трудно будет что-либо сделать. Но он был призван бороться за жизнь пациентов до последнего и сделал все, что смог.
  Несчастная Катерина не выдержала схватки со смертью. Во время операции она скончалась.
  - Это конец, уже ничего не сделаешь. Оформляйте. - хмуро сказал Артем Данилович, молодой хирург, оперировавший ее. - Да, и свяжитесь с Булевским из ожогового центра. Похоже - это его клиент.
  - В милицию сообщать? - спросил ассистент.
  - Составьте описание и приложите к истории, а остальным пусть Булевский занимается, у них там свои процедуры с донорами.
  Артем Данилович в нерешительности остановился и оглянулся. Он сделал, что было в его силах. Возможно, даже больше, чем нужно. Но кто же знал...
  
  Глава 4
  
  Профессор Всеволод Наумович Булевский сидел в своем кабинете, в полной темноте, обхватив голову руками. Пальцы, тонкие гибкие пальцы хирурга, столь верно служившие профессору столько лет, вцепились в седые волосы, словно змей разума в свою жертву. Мозг напряженно работал, обрабатывая информацию. Многолетний опыт по пересадке кожного трансплантата практически подошел к концу. Булевский стоял на пороге мирового открытия. Он не просто стоял, он уже шагнул внутрь одной ногой, ощутив будоражившее кровь тепло прожекторов, но вот вторая застряла за порогом. Бессонные ночи, нервные клетки, невосполнимо утраченные при неудачах, разочарования, булыжниками усыпавшие его путь, тысяча смертей подопытных животных - все это поблекло и забылось в лучах победы. Разве это имело хоть какое-то значение, когда вот он - результат, в его руках, вот они - формулы, составы, расчеты, результаты клинических опытов, все, абсолютно все подтверждающее его правоту. Он сделал это! Он смог доказать возможность полного обновления внешности путем пересадки чужой кожи в неограниченных количествах. И его метод работал! Никому еще не удавалось достичь такого. Максимум, чего добивались его коллеги - это пересадки небольших кусочков, да и то чаще всего на время: чужеродные куски либо отторгались, либо приживались уродливыми рубцами. Его же больные покидали клинику как "новенькие", словно и не было в их жизни никаких катастроф, и служили живым свидетельством его успеха.
  Будучи экспериментатором по природе, он пробовал себя в разных сферах хирургии, пока не возглавил ожоговый центр, где нашел себе широкое поле деятельности для работы с кожей. Вот тут-то и задумал сосредоточиться на одном и изобрести нечто совершенно новое. И немало преуспел в этом. Пациенты и коллеги знали его способности, клиника всегда была переполнена людьми, стремящихся к идеальной пластике. Деньги текли рекой, больные не скупились ради своего здоровья и красоты. Центр процветал, как и он сам. Слава уже коснулась его кончиком луча, но еще не осветила настолько, чтобы полностью удовлетворить амбиции.
  Профессор так долго шел к славе, что не мог, просто был не в состоянии удовлетвориться стандартным представлением своих опытов. Кого впечатлит лоскут кожи на ноге? Никого. Даже если это спасло жизнь человеку после тяжелого ожога, даже если он теперь может жить без рубцов. Это не произведет желаемого фурора. Булевский был тщеславен. И он умел ждать. Он мечтал о своем пациенте. Пациенте, который затащит его в свет прожекторов мировой известности. Все было готово для этого, он даже точно знал, какой это должен быть пациент. Осталось только дождаться момента.
  Пальцы сильнее обхватили голову стальным обручем, будто боль от нажима могла разрешить проблему. Где же ты ходишь, мой подопытный человечек? Ну, попади в мои руки, приди ко мне, и я сделаю для тебя все... Не бойся, больно будет совсем недолго, совсем чуть-чуть....
  
  
  Глава 5
  
  Альбина Дормич пребывала в кромешной тьме. Она просто физически не могла раскрыть глаз, или, вернее, то, что от них осталось. Впрочем, она представления не имела, что от них осталось, и что вообще осталось от ее лица. Боль была так велика, что даже сильнейшие болеутоляющие не могли унять ее. Казалось, на все лицо надели раскаленную железную маску и она продолжает прожигать кожу насквозь, пробираясь разъедающим жаром не только до костей, но и до самого мозга. Альбина находилась в таком состояние уже несколько дней, то приходя в сознание, то вновь проваливаясь в бездну. Врачи думали, что это проявления болевого шока, на самом же деле ее организм, а вернее мозг, просто-напросто отказывался приходить в себя полностью. Разум отказывался воспринимать реальность произошедшего, уж тем более не было ни сил, ни желания смирится с последствиями.
  Почему это произошло именно с ней? Она никогда не придавала значение чувствам других людей, и не предполагала, что кто-либо способен ее ненавидеть. Завидовать, соперничать, восхищаться, недолюбливать - да все что угодно! Но ненавидеть до такой степени, чтобы превратить в чудовище?! Жизнь изменилась раз и навсегда. Она сама изменилась. Теперь она верит во все темное и отвратительное, во все мерзостное и гадкое, на что только способен человек. Мир показал ей самую чудовищную из своих сторон, о которой она никогда не подозревала. Или то, что она так долго жила, словно обернутая в сладкую вату, было лишь прелюдией к страданию? Ее приторную пилюлю жизни не разбавляли специально, заготовив всю горечь на последок? А как еще можно было объяснить то, что с ней случилось? Она снова впала в забытье, отключившись от реальности...
  
  - Ну что, так и не приходила в себя? - перевязки Альбине делал исключительно сам профессор Булевский, по известным ему одному причинам не подпуская к ней никого. Он внимательно взглянул на пациентку, чье лицо было скрыто под многослойными повязками, пытаясь уловить ее состояние.
  - Нет, профессор, вроде бы датчики иногда показывают, что она реагирует на звуки и прикосновения, то есть в сознании, но при этом она не шевелится и не произносит ни звука. Странно как-то все это. - медсестра Света привычными движениями раскладывала на перевязочном столике все необходимое. - Начнем?
  Булевский кивнул, поправив резиновые перчатки. Затем осторожно снял пинцетом повязки, одну за другой, слой за слоем, обнажая обезображенное серной кислотой лицо. Остатки лица. Даже ему, видавшему с своей жизни немало обожженных тел, невероятно изуродованное, фактически уничтоженное лицо казалось страшным. Обнаженный череп с сохранившимися глазами и кусками расплавленного мяса.
  Альбина слабо шевельнулась.
  - Вы обезболивающее вкололи?
  - Конечно, профессор, но она все равно реагирует, видимо, боль ужасная... - медсестра вздохнула. За свою жизнь она насмотрелась страданий и похуже, но никогда еще так не сопереживала. Про эту пациентку говорили абсолютно все. Конечно, будь она просто симпатичной девушкой, ее бы тоже жалели, но не так. Дормич была известной ведущей передачи о моде, ее фотографии украшали обложки глянцевых журналов, красовались на гигантских рекламных щитах. Правильный овал лица, большие, неестественно фиолетовые глаза, обрамленные темными густыми ресницами, скулы и нос, словно вылепленные умелым скульптором, чувственные губы, каскад блестящих темно-каштановых волос. Образ женщины-искусительницы, так успешно используемый рекламщиками, неизменно имел успех. Такому лицу не требовалась косметика, оно и так было настолько ярким и запоминающимся, что достаточно было лишь мельком взглянуть на него, чтобы уже никогда не забыть. Девушки, вроде Светы, отчаянно завидовали таким красавицам, думая о них, как о недосягаемых звездах, богинях, достичь уровня которых им не дано никогда. И вот надо же - такая трагедия...
  В госпиталь то и дело заглядывали журналисты, пытаясь разузнать о состоянии Дормич, даже у нее, Светы, взяли интервью. Но саму жертву вся эта суета абсолютно не трогала... Она практически не двигалась и ничего не произносила. И только слабые стоны время от времени выдавали ее боль.
  
  Альбина равнодушно сносила боль от перевязки, слушая разговор медиков. Лишь изредка вздрагивали пальцы. Жалеют. А чтоб их всех... Пусть жалеют кого-нибудь другого. Она все равно не собирается жить. Так жить. Ни за что. Это она решила сразу же, как только осознала, что с ней произошло. Не надо было обладать богатым воображением, чтобы представить, как она сейчас выглядит. Бинты скрывают не просто открытую рану, они заключили в свои объятия потерянное будущее, веру в себя, надежду на счастье. Эти лоскутки белой сетки спрятали от внешнего мира начало конца. Они призваны оберегать рану от инфекции, но разве инфекция - это только бактерии, летающие в воздухе? Гораздо страшнее безразличие, которое таится в безжалостном мире, неспособном на сочувствие к проигравшим. Этот мир затопчет упавшего, и понесется дальше, усмехнувшись его слабости. Пока она в больнице, обмотанная бинтами, она в безопасности, но потом бинты снимут, и исчезнет и эта последняя тонкая защита. Зачем ждать? Альбина решила, что как только появится возможность, она первым делом перережет себе вены. Или найдет другой способ отключится навсегда...
  
  Перед глазами то и дело мелькал один и тот же сюжет. Словно в замедленной киносъемке она вновь и вновь видела перед собой это мерзкое лицо с прозрачными глазами. Лицо безумца, ненавидящего ее. С необъяснимым ужасом она смотрит в его глаза сквозь стекло солнцезащитных очков. В следующее мгновение он выплескивает на нее обжигающую жидкость. Все. Дальше - невыносимая боль, миллиардами иголок пронзившая лицо. И темнота под слипшимися веками, не отпускающая ее с тех пор.
  Ее жизнь кончена. Кого интересует уродство? Альбина, дитя своего мира, всегда жалела некрасивых людей, считая непривлекательность своего рода убожеством. Она прекрасно осознавала, что ее внешность является одной из важнейших составляющих успеха. Мозги у Альбины, конечно, тоже были на месте, но умных много, а вот умных красавиц - единицы. Дочь известных людей, актрисы Руны и журналиста Бориса Дормич, она с раннего детства поняла, что свои данные надо использовать на все сто, чтобы как можно быстрее пробиться на вершины успеха. Уже в тринадцать лет она дефилировала по подиуму, демонстрируя модели самых известных российских модельеров. Конечно, родительские связи сыграли тут не последнюю роль, но без внешних данных связи в модельном бизнесе мало что значат. Поездив по миру, в девятнадцать лет она решила учиться журналистике. Мир моделей притягивал ее поначалу, но, насмотревшись на судьбы тех, кто к тридцати годам уже не мог найти себе применения, она твердо решила, что обеспечит себе будущее заранее, и преуспела. Легко получив место ведущей передачи о моде, она, наряду с этим, продолжала карьеру модели, но уже больше в качестве фотомодели, рекламируя известные марки косметики и парфюмерии. Ее жизнь была образцом успеха и предметом зависти для многих.
  Никогда не знавшая ни в чем отказа, Альбина привыкла получать все по мановению руки, она имела в этой жизни слишком много, пресыщаясь деньгами, славой, наркотиками, любовниками. Имея все с такой легкостью, человек быстро теряет чувство реальности. Ему начинает казаться, что этот мир создан специально для него. В свои двадцать семь лет Альбина была твердо уверена, что человечество делится на счастливцев и неудачников. Причем, вторые рождены исключительно для того, чтобы обеспечивать комфорт первым, к которым она причисляла себя. В привычном ей мире шагать по головам было обычным делом. Настолько естественным, что она и не замечала уже эти головы. Окружающие знали ее, как законченную стерву и эгоистку, а она и не пыталась сгладить впечатление. Она считала, что уж у нее-то для этого есть все основания. Успех и конкуренция - тяжелое бремя, любила повторять она, где нет места соплям и сантиментам. Насмешливое и надменное выражение лица менялось лишь перед камерой, где она профессионально надевала на себя требуемую для данного снимка маску.
  Альбина в тысячный раз вспоминала тот ужасный день, все до мелочей, последний день ее нормальной жизни, который не заладился с утра. Встав пораньше, она съездила в тренажерный зал, где выяснила, что ее личный тренер Паша заболел. С другим тренером она заниматься категорически отказалась, испортив настроение администратору заявлением, что не потерпит такого отношения и клиентов надо бы предупреждать об отсутствии тренера заранее.
  Затем она вернулась домой и включила автоответчик. Звонил Веня, ее продюсер, и просил срочно перезвонить ему.
  - Что там у тебя? - недовольно спросила она, заваривая крепкий кофе. Домработница Валя опаздывала. Придется пригрозить увольнением. За такие деньги можно сделать усилие и появляться на работе вовремя.
  - Альбиночка, солнышко, у нас тут небольшая проблемка нарисовалась! - заверещал Веня. По его взволнованному голосу можно было понять, что проблемка эта Дормич не понравится.
  - Что еще? Не тяни резину, Веня, ты же знаешь, как я это не люблю.
  - В одиннадцать Жданов просит нас подъехать на совещание.
  - А съемки? Они что - отменили съемки программы? Они думают, что я потом ночами буду отрабатывать? - заорала Альбина. - Что они о себе вообразили?
  - Не знаю, солнышко, ничего не знаю. За что купил, за то продаю. У них какие-то нововведения намечаются, как я понял.
  - Что еще за нововведения? Вот, блин, только поставишь все на нужные рельсы, деньги идут, все счастливы, так какой-нибудь мудак решить креативность проявить!
  - Альбина, за тобой заехать? - прервал ее Веня, зная, что возмущение ее может продолжаться бесконечно.
  - Сама доеду, - буркнула она и швырнула телефонную трубку.
  Ну, что за народ? Сколько раз она говорила им, чтобы не смели ничего за ее спиной не обсуждать, так нет, все не можется этому Жданову, директор канала, надо же показать, что он самый умный!
  
  На встречу она опоздала. Когда она появилась в приемной Жданова, секретарь сообщила, что все уже собрались и ждут ее одну. Альбина распахнула дверь кабинета шефа и, не торопясь, вошла, всем своим видом показывая свое отношение к совещанию.
  - А, Альбина, проходи, мы уж заждались. - Жданов хозяйским жестом указал на свободное кресло у стола.
  Оглядев собравшихся, Альбина заметила новое лицо - женщину лет тридцати - тридцати пяти, подтянутую, ухоженную, с хищным выражением лица. Длинные ногти с отменным маникюром, превосходный макияж, великолепный деловой костюм, сжатые губы и стальной взгляд - уверенная женщина, знающая себе цену. Она сидела, откинувшись на спинку стула, скрестив на груди руки, не выказывая никакого видимого дискомфорта от того, что находилась в новом для нее коллективе.
  - Альбина, знакомься. - несколько устало сказал Жданов. - Это мой новый заместитель Алла Полякова.
  Альбина удивленно вскинула брови. С каких пор назначения делаются так скоропалительно и втайне от сотрудников? Но говорить ничего не стала, с шефом не спорят. Но ведь ее вызвали и отменили запланировали съемки не только ради представления Поляковой. Что еще приготовил Жданов?
  - Очень приятно, - вслух сказала она. - Альбина Дормич.
  - Ну, вам-то представляться нужды нет! - несколько снисходительно, с улыбкой, произнесла Алла. - Вас и так все знают.
  Альбина улыбнулась одними губами на этот нехитрый ход.
  - Ну, вот что. - Жданов привычным жестом затарабанил пальцами по столу. Он всегда тарабанил, когда нервничал. - Альбина здесь, можно и к делу приступить.
  Веня при этом заерзал на кресле и упорно не смотрел в глаза Альбине. Она насторожилась. Что-то не так.
  - Алла только что прошла стажировку в Штатах и прибыла к нам не с пустыми руками. - продолжал шеф, - а с целым пакетом идей и предложений.
  Дормич откинулась на спинку кресла и прищурилась. Ну, ну... Алла заметила ее движение и, в свою очередь, наклонилась вперед, облокотившись о стол, словно приготовившись к отражению атаки.
  - Нам давно уже необходима свежая струя и новый подход, и именно это предлагает Полякова. Мы пересмотрим многие программы, а начать решили, как вы догадываетесь, с "Подиума". Я надеюсь, все члены команды продемонстрируют свою готовность к переменам и поддержат начинания Аллы. - При этом Жданов повернулся в сторону Альбины, кинув многозначительный взгляд.
  - Ну, шеф, не стоит из нас закоренелых консерваторов делать! - улыбнулась Альбина. - Мы полны внимания. Что за новые идеи вы решили применить к нашей программе, которая и так, прошу заметить, приносит немалые деньги и вся реклама по косметической продукции и одежде идет в первую очередь через наше эфирное время.
  Жданов опять затарабанил пальцами по столу и кивнул Поляковой, давая ей слово.
  - Именно поэтому мы и начали с "Подиума", - уверенным тоном начала она. - Именно на пике популярности надо ошеломлять зрителя переменами и новыми поворотами. Если же дождаться, пока зрителю надоест привычная форма, и рейтинг поползет вниз, то менять что-либо бесполезно.
  - А если ваши ..эээ... идеи окажутся провальными? Кто будет вытаскивать программу из ямы? - Альбина скептически скривила губы. Приходит какая-то новенькая выскочка, пусть даже с супер образованием, и пытается показать всем, что она самая умная, а остальные, усилиями которых столько циклов программа держит высокий рейтинг, выходит, дураки.
  - Альбина, не кипятись, - вмешался Жданов. - Ты же еще не выслушала предложение Аллы.
  - Я не кипячусь, Алексей Палыч, просто хочу предупредить, что не хотела бы стать соучастницей провала моей программы.
  - Вы неизменно придете к этому, если не будете двигаться и меняться. На западе никто не будет держать одну и ту же передачу в неизменном виде столько времени!
  Дормич поджала губы и метнула взгляд на Веню. Молчит, трус, боится испортить отношения с новой протеже шефа. Продюсер еще называется...
  - Я считаю, - Полякова встала и обошла вокруг стола. - что "Подиуму" необходимо сменить декорации. Пора выйти из студии и начать снимать передачу в различных модельных агентствах, за кулисами показов высокой моды, вовлекая модельеров и моделей в соведущие. Свежие лица, свежие идеи, свежие коллекции!
  - Очень оригинальная идея! - воскликнула Дормич, невинно хлопая глазами. - Правда, слегка напоминает "Fashion TV", не находите? Нас в плагиате не обвинят?
  - Нет, не обвинят. - со спокойствием удава отреагировала Полякова. - Мы ведь не живую трансляцию предлагаем, как у них, а лишь используем некоторые элементы этого. При ваших-то связях в мире моды, Альбина, я удивлена, как это вы раньше не пришли к этой идее.
  Это уже удар ниже пояса. Прямым текстом обвинить ее в тугодумии?
  - А о стоимости ваших нововведений вы не подумали? - обратилась она к Жданову. - Это же поездки по всему свету, отели, билеты на шоу, оплата моделям и модельерам, они, знаете ли, люди избалованные.
  - Знаем, - многозначительно парировала Алла, явно намекая на саму Дормич. - но это настолько повысит рейтинг передачи, что затраты быстро окупятся.
  - Ладно, народ, - Жданов почувствовал, что его миссия выполнена и теперь, пока девочки не разберутся между собой, вопрос решать бесполезно. - у меня нет больше времени тут оставаться, так что оставляю вас обсудить детали и жду завтра с готовым проектом. И никаких отмазок, ясно? - обвел он глазами всех присутствующих. - Съемки придется делать ускоренными темпами. Если начнем завтра же после обеда, то успеем к субботе.
  Альбина вышла за ним, сославшись на необходимость переговорить с Веней. Веня засеменил следом, внутренне проклиная все на свете, поняв, что ничего хорошего сейчас не услышит.
  - Почему ты мне заранее не сказал, что за бомбу они приготовили? - зашипела Дормич на продюсера.
  - А я сам узнал только что. Думаешь, они мне сказали? Я кто? Я - человек маленький. - заверещал он.
  - Ты хоть понимаешь, что это значит? Да эта дура, похоже, нас вообще хочет выжить из программы со своими шизанутыми идеями! Я же знаю это "Fashion TV", там вообще нет ведущих, вот и она туда же клонит. Стерва!
  - Да ну почему ты так решила? Да куда они без тебя, Альбина? Ты же лицо передачи, да "Подиум" без тебя умрет!
  В голове же Вениамина Прохорова в это время вертелись совсем другие мысли. Если Дормич права, и шеф с новенькой на самом деле решили избавиться от взбалмошной ведущей, то продюсер им все равно будет нужен, а значит надо держаться Поляковой. Король умер, да здравствует король! Вслух же он продолжал умасливать разъяренную Дормич.
  - Ты же звезда, это все знают, а она кто? Ну, побарахтается в нашем болоте, захлебнется и уйдет, а ты останешься!
  - Если Жданов будет ее так поддерживать, то я уйду на НТВ, мне давно уже предлагают там контракт на любых условиях. Посмотрим тогда, как они тут за кулисами высокой моды проживут со своими модерновыми идеями! Ладно, пошли. Госпожа Полякова, поди, заждалась уже. - скривилась Альбина.
  Остаток совещания Дормич провела за разглядыванием собственных ногтей, предоставив вспотевшему от нервного напряжения Вене доводить "до ума" предложения Поляковой. Завтра с утра я зайду к Палычу, размышляла она, и поставлю вопрос ребром - или прежний "Подиум" со мной или такой, как его видит Полякова, но без меня. У меня и другие источники доходов есть, а уж предложений достаточно. И Влад поможет, если что. Так что пусть решает. А сегодня незачем тратить нервы на эту стерву, пусть сотрясает воздух своим бредом.
  - Альбина, вы так и не хотите ничего нам сказать? - обратилась к ней Полякова, с трудом сдерживая нарастающее раздражение. Эта красотка начинала ее выводить.
  - Нет, я думаю, мой продюсер разбирается в вопросе не хуже меня. Я ему доверяю.
  - Ну что же, тогда можем считать проект-предложение завершенным. Увидимся завтра у Жданова.
  Алла собрала бумаги и вышла, кипя от злости. Она ожидала сопротивления со стороны Дормич и была готова отстаивать свои позиции, тем более шеф дал ей полный карт бланш, но полное безразличие к ее предложению со стороны Альбины могло вывести из себя кого угодно.
  - Увидимся, - кивнула Альбина Вене вместо прощания и направилась к машине.
  Поглядев на часы, она чертыхнулась. Сегодня еще встреча с Зиновьевым, наверное, станет уговаривать продлить контракт на рекламу часов фирмы его любовника. Ну, если повысит гонорар, можно и продлить, думала она, выруливая к зданию модельного агентства. С такими тенденциями на телевидении придется брать больше контрактов на рекламу.
  - Привет, Венера, - кинула она на ходу секретарше в приемной. - Влад у себя?
  - Доброе утро, Альбина. - широко и радужно улыбнулась Венера, словно увидела любимую подругу. - Да, Владимир Николаевич у себя, только подъехал.
  Владимир Николаевич, он же Влад, был держателем акций агентства, но на деле не принимал никакого участия в его делах, спихнув управление на других. Заходил он сюда обычно только для того, чтобы подписать бумаги и расслабиться. Будучи человеком занятым, он находил здесь все для души и тела, без посторонних глаз, под прикрытием работы. Альбина тоже входила в программу расслабления, правда сама она оценивала это по-другому, считая себя королевой, удостоившей вниманием мечту многих красавиц столицы. Их связь длилась около полугода, она сопровождала Влада на многие мероприятия и закрывала глаза на однодневные связи с другими девочками, считая себя выше этого. Он же помогал ей с карьерой и обеспечивал тыл. Иногда Альбина задумывалась о том, что Влад не испытывает к ней ничего, кроме желания потешить свое тщеславие, но так как сама она тоже никого не любила, ее это пока вполне устраивало. Ты мне, я тебе - принцип сегодняшних дней ее никогда не подводил.
  - Киса, рад тебя видеть, - отреагировал на появление Дормич Влад, не отрываясь от бумаг.
  - Что-то не видно, - игриво ответила она и обошла кресло сзади, обхватив Влада за шею.
  - Сейчас, сейчас, киса, вот только подпишу все и поедем пообедаем, я с утра ничего не ел.
  - Может, ко мне заедем? Закажем что-нибудь и у меня пообедаем, заодно отдохнешь?
  - Нет времени. Может, вечером заскочу.
  - Жаль, что не сейчас... - вздохнула она.
  - Что это ты такая ласковая сегодня? - взглянул он, наконец, на Альбину. - А у самой глазки так и сверкают, кто обидел мою кошечку?
  - Скорее, тигрицу, а не кошечку, - засмеялась она. - Кто обидел, тому мало не покажется.
  - Глядите, какие мы сегодня грозные! Что, весы показывают лишние сто грамм?
  - Ой, слушай, вот еще твоих подколов мне сегодня не хватало! -огрызнулась она и убрала руки с его шеи. - Выпить есть?
  - В баре, как всегда.
  Она налила себе джин с тоником и уселась на диван.
  - Ты еще долго?
  - Минут десять.
  - Пойду, в порядок себя приведу. Куда пойдем обедать?
  Он пожал плечами и ничего не ответил. В кабинете была отдельная ванная комната, куда и направилась Альбина, прихватив сумочку. В сумочке находился заветный пакетик с белым порошком. Один вдох - и настроение в лучшем виде! Зайдя в туалет, она уселась на крышку унитаза и втянула носом дозу. Вот теперь можно и обедать идти, и с Владом спать, и вообще! Завернув пакетик в туалетную бумагу, она швырнула сверток в мусорное ведро. Взгляд упал на использованный презерватив. Затуманенный кокаином мозг не стал затруднять себя мыслительным процессом и через минуту она, пошатываясь, потрясала брезгливо зажатым между двумя пальцами "доказательством преступления".
  - Ты что, совсем спятил? - заорала она. - Ты уже прямо здесь перепих устраиваешь, да? Зная, что я приду? А твоя секретарша мне лапшу вешает, что ты только приехал? И с кем это, интересно, так невтерпеж было?
  - Киса, успокойся. С каких пор ты в мусорных ведрах ковыряешься? - засмеялся он.
  - А с каких пор ты в такого кобеля превратился?
  - Да давно уже. Разве ты не знала? Раньше тебя это устраивало. Какая муха сегодня укусила мою кису?
  - Да иди ты! Плевать мне на тебя и твоих подстилок! Пошли вы все к черту!
  - О-о-о, - присвистнул Влад, глядя в ее поплывшие глаза, - я смотрю, наша киса в туалете время не теряла.
  - Знаешь, что, шел бы ты куда подальше! - Альбина схватила сумку и вылетела из кабинета, сопровождаемая взглядом изумленной Вероники. Будь она в нормальном расположении духа, она бы нашла силы посмеяться над произошедшим, но утренняя стычка и кок обострили ее восприятие и притупили чувство юмора.
  Дормич завела машину и поехала домой, в свою квартиру на Чистопрудном бульваре, где забралась в джакузи и закрыла глаза, отключившись от всего мира. Действие наркотика постепенно смягчалось и она уже пожалела о затеянном скандале. Влад, сто процентов, и не подумает позвонить. Придется тащиться к нему самой, хотя он уже так осточертел со своим выпендрежем. Может, найти другого? Правда, сочетание хорошего секса, денег и связей не часто встретишь, вздохнула она. Значит, придется все же тащиться.
  Со стороны казалось, что Альбина довольна жизнью. Настолько, насколько это возможно. Пожалуй, тщательно следуя имиджу успешной красавицы, всегда добивающейся желаемого, она никогда никому не призналась бы, что живет двойной жизнью. Одна жизнь проходила наяву, ее все видели и знали, другая начиналась после того, как голова коснется мягкой подушки, мозги отключатся от повседневной реальности, мысли унесутся в другом направлении. Туда, где она видела себя обнаженной, с вывернутыми наизнанку мыслями и нутром. Самым удивительным было то, что в этих снах она заново проживала некоторые моменты своей жизни, но видела себя словно со стороны - сторонний наблюдатель, наделенный способностью видеть насквозь. Сны эти по большей частью были мучительны, потому что в этом ирреальном (а, может быть, как раз реальном?) мире у нее не было способности контролировать ни свои поступки, ни свои оценки.
  Этого стороннего наблюдателя она называла своим вторым "я". Было довольно тяжело сознавать, что твое второе "я" буквально ненавидит тебя, вернее даже было бы сказать - презирает, потому что считает все твои поступки насквозь фальшивыми, продиктованными ложными представлениями типа "я должна быть такой". Альбина выросла в обстановке грандиозных ожиданий - она должна быть самой красивой, самой модной, самой умной, самой успешной, самой заметной, самой-самой! И довольно легко следовала этой нарисованной для нее схеме, но в итоге пришла к невозможности выйти за ее пределы. Она сама поместила себя в эти рамки. Да и общество, в котором она выросла, ожидало от нее условной модели поведения. Будь звездой, требуй от всех вокруг поклонения, обожания, поддержки, не разбрасывайся на сентиментальную ерунду, так как ты сильная, ты яркая, ты стерва, иначе ты никому неинтересна, никому не нужна. Любой шаг в сторону - и ты можешь ослабить интерес к себе, можешь сойти с пьедестала, можешь потерять статус. А это равносильно смерти.
  Второе "я" презрительно смеялось над реальной Дормич, высвечивая отвращение, с которым она общалась с людьми только по принципу нужности, злость, с которой она выслушивала снисходительные отзывы о ней "власть имущих", омерзение к собственному телу, когда она занималась любовью с мужчинами, не вызывавших в ней ни малейшего интереса. Особенно последнее.
  Мир секса она открыла для себя довольно рано, как часть познания мира вокруг. Поначалу ей это нравилось, она упивалась властью своей красоты над мужчинами, да и над женщинами тоже. Да, ради интереса она попробовала и женщин, не найдя в этом ничего неприятного для себя. Но и никаких преимуществ перед сексом с мужчинами тоже не оказалось. Тогда еще ее тело было живым, чувствовало энергию партнера, откликалось на нее, секс доставлял удовольствие, давал ощущение внутреннего взрыва.
  Лет до двадцати Альбина шла на поводу своих желаний и стремлений, полагалась на собственные инстинкты. Она могла себе это позволить, потому что пока не задумывалась о будущем, а молодость и красота еще открывали для нее все желаемые подиумы и модельные агентства без дополнительных усилий. А потом... Потом началась жестокая реальность судьбы модели, обнаруживающей, что кожа семнадцатилетней девушки на фотографии крупным планом значительно отличается от кожи двадцати двухлетней, и работодатели очень внимательно изучают дату твоего рождения прежде, чем взглянуть на лицо.
  Впрочем, сообразительная Альбина позаботилась об этом заранее, поступив на факультет журналистики и создав себе базу для будущего. Но этого оказалось мало. Какими бы звездными не были ее родители, их связей оказалось недостаточно для удовлетворения всех запросов Альбины. Она не могла довольствоваться малым ни в журналистике, ни в мире моды. Так в первый раз она переспала с одним влиятельным дядечкой, от которого зависел ее контракт. И вот тут-то Дормич обнаружила весьма приятную вещь - ее тело, столь любимое и обожаемое до каждого миллиметра тело, имеет магическое влияние на мозги мужчин, не просто доставляет им наслаждение, но и гипнотизирует мысли, заставляя их делать то, что она хочет. Это было на самом деле открытием для Альбины, так как сама она никогда не хотела никого настолько, чтобы это желание целиком занимало ее разум, контролировало ее поступки.
  После первого секса по расчету заниматься этим ради удовольствия стало казаться пустой тратой времени, разве что под действием алкоголя или наркотиков. И вроде бы все шло хорошо, сумма в контрактах резко взлетела вверх, она получила передачу с отличным эфирным временем, звезда удачи светила ярко и радовала глаз. Кроме одного маленького "но" - возник неожиданный побочный эффект. Любовь к собственному телу постепенно стала сменяться презрением и ненавистью. Тогда же впервые появились эти странные сны, вторая реальность, выворот наизнанку. Постепенно жизнь начала казаться пустой и отвратительной. Дорога, так тщательно выкладываемая по камешку столько лет, вела в никуда. Сны рисовали картинку будущего - Альбина лежала на чужой кровати, с пеной у рта от передозировки, окруженная пустотой...
  А еще второе "я" иногда напоминало о Теме. Напоминало эдакой иголочкой, воткнутой в затянувшуюся ранку, чтобы напомнить о ее существовании. В отличие от всего остального, в этом случае Альбине было что возразить. Тема - не ее вина. Он сам выбрал то, что получил. Или ей так только казалось?
  Ничего романтичного в их знакомстве не было. Альбина тогда только окончила школу и встречалась с Олегом, начинающим журналистом. Олег взял у нее интервью, откровенно восхищался ею, да и статья получилась замечательная - без подколов и иронии, гламурная и светская. Ей это польстило, она стала с ним встречаться, проводить вместе вечера: бары, клубы... Отношения доставляли обоим немало приятных минут, но, пожалуй, не более того. Друг Олега, Тема, возник на горизонте как-то незаметно, иногда присоединялся к ним один или с девушками, по большей части молчал, слушал, изредка рассказывал странные истории, слишком серьезные по мнению Альбины.
  Тусовка, где они вращались, собирала людей самых разных интересов, но с одним общим стремлением - хорошо провести время. Впрочем, Тема несколько выделялся из толпы. Прежде всего тем, что появлялся не так регулярно, как остальные, все был занят учебой в университете. Альбина посмеивалась над ним, называя ботаником, хотя его будущая профессия не имела к ботанике никакого отношения. Выделялся молчанием, серьезным взглядом, отсутствием желания выдать себя за кого-то, кем не являлся. Альбину он невзлюбил. Она была в этом уверена с самого начала. Ей даже казалось порой, что он и на Олега влияет, пытаясь изменить его отношение к ней. Почему невзлюбил, она не знала, но все признаки были налицо. Тема избегал ее взгляда, частенько иронизировал над ее словами, всячески уклонялся от любого прикосновения, даже рукопожатия. Альбину такое поведение забавляло.
  - Неужели я так тебе противна, что ты даже руку мне пожать не хочешь?
  Он лишь пожимал плечами и старался перевести разговор на другую тему.
  - Слушай, а может твой друг голубой и ревнует тебя ко мне? - спросила она однажды Олега.
  - С чего ты взяла?
  - А почему он так откровенно меня ненавидит?
  - Да кажется тебе все это. А почему тебя это волнует?
  Вопрос был на засыпку. Действительно, почему? Уязвленное тщеславие? Возможно. До сих пор никто так открыто не выказывал к ней неприязни.
  - Да не волнует меня твой ботаник. Откуда только у тебя такие друзья?
  Олег лишь смеялся в ответ.
  Вскоре, однако, одна довольно любопытная деталь, привлекла внимание Альбины. В один из вечеров, когда они, как обычно, собрались расслабиться, Тема вызвался заказать всем выпивку. Когда очередь дошла до нее, она лишь неопределенно пожала плечами, мол, заказывай, что хочешь.
  - Крепкое или не очень? - уточнил он.
  - Давай покрепче. Я сегодня не в тонусе, так что не помешает.
  - Кальвадос мне и даме. - бросил Тема бармену.
  - Кальвадос? - Альбина уставилась на него, словно на привидение. Когда-то в юности она зачитывалась Ремарком и "Триумфальная арка" оказалась ей ближе других произведений. Альбина представляла себя порой Жоан, и кальвадос, обожаемый героями романа, взбудоражил ее воображение. В Москве его было не найти, и она заказала напиток через знакомых. Попробовав в первый раз, она не сразу поняла в чем его прелесть, но образ Жоан протянул ниточку между ней и кальвадосом, и яблочный аромат вошел в ее кровь, навсегда превратившись в символ страсти.
  - Не подходит? - Артем жестом остановил бармена. - Давай закажу что-нибудь другое.
  - Да нет, наоборот. Просто... Олег вот, например, всегда прикалывается надо мной, что я люблю кальвадос. Мало кто понимает, за что я обожаю эту простенькую яблочную водку.
  - Сказала тоже, простенькая. - Тема неодобрительно усмехнулся. - Такой аромат еще поискать надо.
  - Да я-то сама так не считаю, - непонятно зачем стала оправдываться Альбина. - это так другие говорят, когда узнают мое тайное пристрастие. Ты, значит, тоже поклонник Кальвадоса...
  - Угу. Могу даже рассказать, как все началось.
  - Погоди, попробую угадать. Ты прочел "Триумфальную арку" Ремарка, да? Прочел о стакане с Кальвадосом на подоконнике, о глотке в темноте, о глазах, полных страсти...
  Артем впервые за долгое время посмотрел ей в глаза, долго и внимательно, без улыбки, просто изучал.
  - Ты тоже?
  - Да, я тоже. Как прочла о Кальвадосе, так и загорелась непременно попробовать. А уж когда попробовала, влюбилась в него окончательно и бесповоротно.
  - Похожая история. - на этот раз Тема улыбнулся широкой теплой улыбкой, словно встретил старого друга детства.
  В это время подошел Олег. Увидев у них в руках рюмки с терпко пахнущим напитком янтарного цвета, расхохотался.
  - Только не говорите мне, что нашли друг дуга! Я и забыл, что Тема тоже любит эту фигню. Кальвадосники несчастные!
  - Тебе не понять, - возмутилась Альбина. - Это не для таких, как ты.
  - Ну конечно! Куда нам до ваших утонченных вкусов!
  - Утонченность тут не при чем. Это напиток любви, простой, ничем не приукрашенной любви. Страсти, если хочешь. - Альбина наклонилась к Олегу, придав лицу томности.
  - Я и без Кальвадоса страстный мужчина, разве ты не знаешь?
  - Конечно, знаю, котик. Но лишнее подтверждение не помешает...
  
  Тема отошел, оставив голубков ворковать. Но Альбина заметила, как он, уходя, кинул на нее еще один внимательный взгляд, будто пытался сложить в уме сложные составляющие, никак не поддающиеся сложению.
  
  Однажды после небольшой презентации, где Альбина представляла продукцию начинающей фирмы, выяснилось, что фотограф запорол пленку и для буклета пришлось собирать любительские снимки по знакомым, старавшимся запечатлеть скорее друг друга, нежели моделей. Среди фотографировавших был и Тема. Как бы Альбине не претило обращаться к нему, она все же поехала к нему домой, так как среди найденных фотографий не оказалось ничего стоящего. А Тема, по словам Олега, занимался фотографией давно и серьезно.
  Тема был откровенно не доволен ее визитом, а когда узнал, зачем она пришла, так вообще заторопился, засобирался, сославшись на срочные дела.
  - Ты понимаешь, мне надо уходить сейчас, а где та пленка, я даже не знаю. Я и не помню, распечатал я ее или нет. Скорее всего - нет. И где сейчас искать ее среди всех пленок? Я ведь не подписываю их. Может, я поищу позже и тебе позвоню?
  - Да, да, конечно...
  Альбина рассеяно слушала, разглядывая тем временем его комнату.
  - Знаешь, Артем, - говорила она тихо, не глядя на него. - Я знаю, что ты... ты очень близкий друг Олега и не очень-то... ммм... тепло воспринимаешь меня в качестве его девушки.
  - Я не понимаю, о чем ты.
  Тема заложил руки за спину, словно не знал, куда их деть. Лицо его было абсолютно спокойно, но общий вид, жесты, выдавали нервозность, беспокойство.
  - Я тут подумала, - продолжала она, - что, может быть, если ты не против, конечно, мы могли бы... могли бы попытаться стать друзьями.
  - Да мы, вроде бы, и так...
  Тема зачем-то подошел к столу, заслонив его.
  - У тебя тут интересно.
  Альбина тоже приблизилась к столу, усмехнувшись царящему на нем беспорядку. Стопки книг, горы фотопринадлежностей. По всей комнате на стенах развешана коллекция снимков, скорее всего, не его, уж слишком хорошо сделаны.
  - А это что? - Альбина вытащила за уголок снимок, прикрытый книгой на столе. На фотографии была она, крупным планом. Вслед за этой фотографией, освободившись от скрывающего их груза из-под книги показались и другие снимки.
  Тема молчал. Альбина, затаив дыхание, перебирала фотографии, одну за другой, переполняясь изумлением. Время от времени она оборачивалась к нему, пытаясь что-то сказать, но не могла подобрать слов.
  На всех фотографиях, абсолютно на всех была изображена она, Альбина. С разных ракурсов, в темноте и в лучах света, улыбающаяся и задумчивая, позирующая специально для камеры и естественная, как ребенок. Издалека и вблизи. Профиль и анфас. Полутона. И везде - она, она...
  - Но, почему?.. - вопрос застрял у нее в горле. - Ты ведь никогда...Ты даже не разговаривал со мной никогда толком.
  - Мне пора идти. - ответил он, опустив глаза. - Надеюсь, ты нашла, что искала. Отбери, что тебе нужно. Когда будешь уходить, захлопни дверь.
  В дверях он остановился и обернулся.
  - Теперь ты понимаешь. Инстинкт самосохранения... - кулак взлетел, словно намереваясь стукнуть стену, но лишь бессильно опустился.
  Тема выскочил за дверь, оставив ее одну в своей квартире. Альбина была настолько потрясена снимками, потрясена своим открытием, что не могла думать ни о чем другом. Даже не смогла ничего выбрать для буклета. Она просто смотрела бесконечное количество раз на свое изображение, как будто видела себя впервые. Так ее не удавалось заснять даже самым крутым фотографам. Это был не просто объектив фотоаппарата. Не просто внимательный взгляд беспристрастного фотографа. Намного больше...
  После этой встречи она довольно долго не видела Тему. А потом была вечеринка в клубе. Олег напился в стельку и не мог не то, что Альбину отвезти, но и самостоятельно добраться до дому. Альбина фыркнула, оставила его в четыре утра на попечение друзей и отправилась ждать вызванное такси у входа в клуб.
  - Я поеду с тобой.
  Тема подошел к ней незаметно.
  - Я не из пугливых... - удивленно взглянула она на возникшую рядом фигуру.
  - Я знаю. Но я поеду с тобой.
  Сказано это было так, что возражения отметались сами собой. А потом были бесконечные минуты в такси. Руки, коснувшиеся друг друга и отлетевшие в разные стороны, словно обжегшись. Прикосновение головами, опять таки случайное. Напряженная тишина.
  Они вели себя, как подростки, совершенно не понимающие, что делать со своими эмоциями, ощущениями. Как слепые новорожденные котята, знающие инстинктивно, что они умеют ходить, но еще не понявшие, как это делать. Таксист несколько раз взглянул на них в зеркало, напряженные, вытянутые в струнку, ни единого звука. Он решил, что везет рассорившихся влюбленных и улыбнулся.
  Тема вышел вслед за ней, отпустив такси. Зачем, он сам не знал. Проводил до дома. Она все молчала, язык почему-то прилип к небу. Во рту пересохло. Альбина жила одна и могла пригласить его к себе. Боже, никогда она не переживала так сильно по столь ничтожному поводу. Пригласить к себе понравившегося парня, что за проблема? Но на этот раз проблема была. Спрятанная глубоко внутри, она пыталась выпрыгнуть и застревала где-то в области горла, сжимая его, не давая вымолвить банальные слова приглашения, такие простые и доступные в любой другой момент, и такие непроизносимые именно сейчас.
  Тема облегчил задачу. У подъезда он спешно попрощался и ушел, так и не позволив ей сказать ни слова. Альбина прислонилась к стене, силясь совладать с сердцебиением. Плохой знак. Она теряет контроль. Над собой, над ситуацией. Она раздваивается и перестает принадлежать себе.
  
  Они продолжали встречаться только на людях. Никогда не созванивались, никогда не оставались наедине. Олег хотя и посмеивался, пытался понять, что случилось.
  - Вы что, на самом деле поцапались? Даже смотреть друг на друга не хотите. И что за кошка между вами пробежала, не понимаю.
  Альбина пожимала плечами, Тема молчал.
  Однажды Олег буквально вытолкал их на танцевать, полагая решить проблему таким способом. Альбина не ощущала его рук на талии, а была, словно вся окутана его телом, его дыханием, его близостью. Ее собственное тело отозвалось каждой клеточкой, растворяясь в ощущениях. Ее захватила волна оргазма и она закрыла глаза, отдаваясь горячему потоку. Альбина благодарила бога, что в клубе темно, иначе пылающее лицо выдало бы ее с головой. Когда она вновь нашла силы взглянуть на Тему, то встретилась с его пристальным взглядом. Его мысли были спрятаны за маской равнодушия, но кожа предательски покрылась бисеринками влаги, выдавая истинные чувства.
  - Спасибо, - вежливо сказал он, ведя Альбину к столику. Музыка еще не кончилась, но им обоим необходимо было сесть. Продолжать танец казалось пыткой.
  Альбина пропустила мимо ушей насмешку Олега, что они даже один танец не могут станцевать, выдавила улыбку и принялась отчаянно опустошать бокал с виски. Он все понял, стучало в ее голове. Он знает. Он знает, что с ней творится. И он опутан той же паутиной. И фотографии. Это началось давно. Почему же он молчит?
  На следующий день она не выдержала. Позвонила и попросила его приехать. Тема ничего не ответил, просто положил трубку. Но приехал. Не сразу, но приехал. Открыв дверь, Альбина несколько секунд стояла молча, ощущая себя полной идиоткой. Ну почему она не знает, как себя вести с ним? Почему он такой сложный и не похож на других мужчин? Ведь все ясно и так, без слов, без лишних движений. Все давно решено и предопределено между мужчиной и женщиной, остается лишь следовать инстинкту, желанию, зову сердца...
  Она не могла больше стоять и бездействовать. Подошла и поцеловала его. Буквально впилась губами, наверстывая упущенное время. Спустя мгновение они уже лежали на полу и Альбина срывала с него одежду, едва справляясь с прерывающимся дыханием.. Внезапно он отстранился.
  - Что? Что? - закричала она, задыхаясь от желания, непонимания, страха.
  - Я не могу. Ты и Олег... Он мой друг. Я не могу.
  Его трясло. Он поднялся, поспешно оделся и вышел.
  
  Так и оставшись лежать на полу, Альбина ощутила резкую боль внизу живота. Такую острую, что не смогла сдвинуться с места. Ей хотелось закричать ему что-нибудь очень обидное, злое, оскорбить... Но язык не слушался. И тогда она заплакала. Горько, как маленькая девочка. Это был и без того сложный период в ее жизни. Проблемы с мамой. Бесконечные обиды на жизнь. На семью. Стена боли. И теперь вот Тема. Глупо.
  Они встретились еще один раз. Всего один. И опять оказались вместе в одном такси. В темноте. До этого весь вечер она издевалась над ним, высмеивала так зло, как только могла. Он не реагировал. Никак. Словно слышал не слетавшие с губ слова, а стоны сердца. И взглядом вел с ней совсем другой диалог.
  В такси он взял ее за руку. Нежно, не торопясь, перебирал ее холодные пальцы. Потом осторожно взял за подбородок, повернул к себе залитое слезами лицо.
  - Ты ведь все понимаешь, да? Мы не можем предавать друзей, это ... так нельзя...
  Так нельзя. А как? Как можно? Когда все внутри готово разорваться тротиловой бомбой, как можно?
  - А любовь? - выдавила она. - А себя, свое сердце мы предавать можем?
  Альбина отодвинулась, забилась в самый угол, натянула берет на глаза и закрылась, отгородилась от него ладонями.
  - Я больше не хочу тебя видеть, - шепот сквозь слезы. Бесполезная влага, мешающая говорить. - Никогда. Я не хочу... не хочу мучений. Исчезни, ясно тебе? Исчезни!
  Он остановил машину и вышел в темноту. Исчез. Как она и просила. Больше Альбина его не видела. С Олегом они вскоре расстались. Он не был ей дорог и прежде, а теперь и вовсе превратился в напоминание о Теме. О неудаче. О непонимании. Она окунулась головой в свою обычную жизнь. Новые мужчины. Новые страсти. Она забыла о нем. Она, но не ее второе "я", напоминавшее о том несостоявшемся, что, возможно, и было единственным истинным.
  В другой реальности это напоминание звучало очередной издевкой. Она ненавидела свои сны, ненавидела погружение в это состояние, а потому оттягивала время сна насколько, насколько могла, заполняла ночи чем угодно, только бы не заснуть. Но спать все равно приходилось. Да и бессонные ночи сказывались мешками и синяками под глазами. И тогда, вновь побывав там, за чертой реальности, Альбина усилием воли заставляла себя забыть об увиденном. Так она училось жить с этим, разграничив сны и жизнь с открытыми глазами, заставляя себя поверить, что сны - это просто сны, игра больного воображения. Ничего более. К психотерапевту она никогда не обращалась и держала свои открытия в себе, запрятав глубоко-глубоко. Как постыдные фотографии, сделанные случайно, в дурмане, но отражающие то самое, настоящее выражение лица.
  
  Задремав под струями джакузи, Альбина вновь стала погружаться в мир своего второго "я", перед глазами поплыл отвратительный образ невменяемой девицы, унизительно выясняющей подробности появления использованного презерватива в мусорном ведре. До какой же степени надо себя презирать, чтобы совершать столь тошнотворные поступки, смеялось второе "я". Посмотри на себя, ты словно проститутка, упавшая в цене и цепляющаяся изломанными ногтями за любой намек на деньги.
  Альбина закашлялась и очнулась. Оказалось, что, забывшись, она соскользнула вниз и вода затекла к ней в нос. Инстинкт самосохранения моментально привел ее в чувство. И, как всегда, она быстро, умело отгородилась от видения плотной ширмой. Огляделась, взяла с полу журнал. Фотографии мира моды окончательно вернули ее в действительность. Перелистывая страницы "Vogue", она наткнулась на рекламу новой коллекции аксессуаров в бутике "Элле". Надо бы порадовать себя, расправить скомканный день, решила она, и выползла из воды, не трудясь заворачиваться в полотенце. Одинокая жизнь прививает определенные привычки, иногда принимаемые за признаки свободы...
  Запив обезжиренный йогурт минеральной водой и накинув одежду, Альбина отправилась за покупками.
  
  Потом.... Потом был тот самый бутик, и стайка восторженных школьниц, и ... и мерзкий человечишка с бесцветными прозрачными глазами, поставивший крест на ее жизни. Все кончено. Она понимала, что вправе рассчитывать только на жалость и насмешки. Да и то - на какое-то время. А потом все забудут про нее, убогую. Просто перешагнут и забудут, как всегда делала она сама. Забвение - смерть...
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"