Я включил тумблера - засияли огни,
Аккуратно рычаг передвинул на место.
Низкий шепотный звук аппаратный возник,
С дрожью в сердце уселся я в жесткое кресло. 
Передвинул, волнуясь, минутную стрелку,
Ожидая увидеть начало времен.
Закружило меня, будто в колесе белку,
Понесло по эпохам забытых имен.

Вижу, Пушкин стреляет Дантеса, но мимо.
Кутузова вижу удачный приказ.
Бегут, обгоняя леты и зимы,
Времена, где гордились сплетением фраз.
Эпохи Великих царей и волнений,
Славных боев и бесславных обид,
В решениях прошлого нету сомнений,
Сказал я себе, словно призрачный гид. 

И мне хотелось узнать, что же было вначале,
Где рожденная правда погибла бесследно,
Был ли Бог на земле, о чем думал ночами?
Как разрушены были помпейские стены?
Кто ошибся про жизнь молодой Атлантиды,
Что Ацтеки знали о тайне времен?
Фараонов кто создал святых пирамиды?
Кто придумал такой долгожданный закон?

Все дальше и дальше назад забираясь,
Я видел закат и видел рожденье.
Понял, что мы всё же в прошлом остались,
Мы в таком же глухом и неверном забвении.
Остановившись на миг, где-то в каменном веке,
Машину свою, слегка перестроив
Вперед стартовал, искушаясь в потехе.
Узнать, что же ждет нас. Себя успокоить.

Спешила Земля обустроить себя,
Росли города неустанно людские.
Новые люди рожали любя,
 Забывая прошлые годы шальные.
Дети идут по дорогам домой,
Мамы стоят  у плиты и готовят.
Мелочи нас беспокоят порой,
Мы слушаем то, что шепотом молвят.

И вдруг не стало совсем ничего,
Тишина на Земле, без людей, всё в покое.
Принимать тишину на Земле тяжело
Стало мне в сером промасленном зное.
Обрывки каких-то измятых газет,
Уносил растревоженный колющий ветер,
Тусклого солнца негреющий свет,
Словно февраль, утерянный в лете.

Стало сначала мне грустно и больно,
Затем захотелось сбежать поскорей.
И что-то меня схватило не вольно,
Связало, швырнуло. И хлопнула дверь.
"Всё в порядке" - мужчина ответил в халате
"Укольчик, таблетку и снова уснешь". 
Белые стены в четвертой палате,
И доктор, ей-богу, сегодня хорош...