Наступил долгожданный день. Наряды блестели вокруг новизной и чистотой наряду с предпохмельными, свежими еще лицами. Юбки, платья шуршали вокруг и не давали мыслям собраться воедино. Повсюду слышен был творческий мат, подчеркивающий остроту ситуации и внося некую прелесть в процесс ожидания события. Это был выпускной вечер.
***
Сидя на подоконнике, весело болтая ногами и лукаво смеясь, одни манили к себе, изредка подмигивая и оправляя подолы. Задорно размахивая руками, другие хлопали по карману и звали выпить. Многие из них учились вместе все десять лет. Облупленные стены этого заведения стали для них родными и уже не отталкивали, как меня, а заставляли жалеть о расставании. Почему-то печально улыбаясь, я бродил среди них и смотрел на волны радости, исходившие от каждого встречного. Мне думалось тяжко, но неуклонно. Мысль бежала по едва обозначенной тропе, иногда сбиваясь на обочину и ухватывая кусочки происходящего, но неизменно возвращалась и с удвоенными усилиями принималась вновь наощупь пробираться дальше.
На четвертом этаже было, как ни странно, тихо и спокойно, и лишь глухие отзвуки происходящего доносились снизу мерным рокотом, под который думалось легче и хотелось спать. Прислушиваясь к собственным гулким шагам, я добрался до подоконника и устало присел на стоящую рядом лавку. Закрыл глаза и вцепился в края скамьи - воспоминания ворвались в меня.
Эта школа была седьмой по счету за все время моей беспорядочной жизни. Все время перематываясь с места на место, не успевая привязываться ни к чему и ни к кому, я был одинок и находил в этом свою прелесть - не о ком печалиться, ничего не жаль. Никого не любил и никогда не собирался - незачем.
Меня нашел Тимофей. Весь взвинченный, он крутился вокруг и что-то бормотал, а потом глянул мне в лицо и выпалил:
- Слушай! Она ведь там, внизу. Она хочет танцевать. С тобой. Ну, что же ты?
- Тима... Я устал уже. Оставь, а?
- Но плохо же ей, ты что, не видишь? - он готов был сорваться на крик, но все время сдерживал себя, понимая, что криком не добьешься ничего хорошего, особенно применяя его в такой ситуации.
- А ты думаешь, будет лучше?
- Да что тебе стоит-то, а, я не понимаю? Иди, потанцуй, чего ты убежал? Ты ей весь вечер испортишь!
- Один хороший вечер не стоит испорченной жизни, правда, Тима?
- Тьфу на тебя с твоими заморочками! - Тимофей сплюнул на пол, сверкнул глазами и быстро ушел.
"Вот так оно и бывает. Ну не понимает человек, что ей от этого не полегчает! Не полегчает!" - повторил я и снова задумался. Но теперь мысль не шла потихоньку вперед, а повернулась назад, добежала до какой-то развилки и стремглав бросилась по хорошо видневшейся дороге. "Чего она во мне нашла? Может быть, я, конечно, и красивый, как многие из них говорят, может быть даже и умный, но проку в этом мало. Я ленивый, неаккуратный, порой грубый и вообще никудышный. Чего зря ее мучить?"
Мысль застопорилась и упрямо не хотела двигаться дальше. Она, хитрая, знала, что, пойди она вперед, не миновать этого танца, а если уж потанцуем, то и поцелуемся, а там и до свадьбы недалеко. А портить жизнь девочке - в сущности, она была совсем девочка, уязвимая, нежная и какая-то слишком добрая - никак не вписывалось в мои жизненные планы. Тут я проявил неслыханную силу воли, сгреб мысль в охапку и поставил ее в угол, откуда она уже не могла убежать. Я встал, поправил шорты и спустился на первый этаж, где танцевали.
Одна пара сразу же привлекла мое внимание - это были Тимофей и она. "Ну конечно" - подумал я. Я знал, что Тима ее любит (наверное, знал), и не имел ничего против их союза. Он ей подходил - работящий, энергичный, всегда знающий, что, где и как предпринять. Он бы оберегал ее любой ценой, так как умел ценить сокровища, попавшие ему в руки.
Они медленно двигались, иногда скрываясь от меня за спинами других, показываясь снова, опять скрываясь... "Вот и славно. Зачем он ко мне приходил?" - мысль все-таки убежала. Тима порой наклонялся к ней и шептал какие-то слова, очевидно, серьезные, так как улыбка была далека от его губ. Внезапно идиллическая картина нарушилась и разбилась вдребезги - она увидела меня. Несколько мгновений она изучала мое лицо, словно оно было какое-то нечеловеческое (а может быть, и было), потом сделала одно неверное движение в мою сторону и, резко повернувшись, бросилась в противоположном направлении. Тимофей тоже посмотрел на меня и, постояв немного в нерешительности, подошел.
- Свинья. Иди за ней, говорю, пока не поздно.
Почему-то послушавшись его, я покорно поплелся вслед за убежавшей. Но цель моя была другая - в той стороне был выход.
Я очутился на улице. Было темно, над крышами домов мирно мерцали звезды. Набрав полную грудь свежего ночного воздуха, я тихо-тихо, как будто кто-то мог меня услышать и остановить, побрел домой. Путь был неблизкий, но ехать в автобусе, в котором люди, которые, как мне казалось, будут смотреть на меня и показывать пальцем со словами "Вот он, тот, кто струсил!", мне совершенно не хотелось. Поэтому я пошел пешком. Зайдя за угол школы, я услышал сзади легкий свист, удар чего-то мягкого и сдавленный стон. Развернувшись, я подошел к тому месту, где на траве лежало что-то, чего только что не было, большое и темное.
Это была она. Легкая струйка крови стекала из уголка ее рта, набиралась в маленькое ушко и капала на молодой газон. Глаза потихоньку леденели, пальцы слабо шевелились, а на губах застыла совсем детская улыбка. Что-то обожгло мне щеку. Я опустился на колени перед ней и немножко послушал, как переставало биться ее сердце.