Отошли в прошлое, правда, еще - недавнее, те мрачные годы, когда членство в КПСС (ВЛКСМ) считалось абсолютно несовместимым с членством в церковной общине, когда книжечка партийного Устава могла соседствовать с Книгой книг - Библией лишь тайно, когда человек в погонах, кем я был тогда, с огромным риском для себя мог надеть крестик или переступить порог храма. Последствия "разоблачения" подобной акции были ужасающими как для "ударившегося в религию" (или "в Бога") офицера, так и для его семьи. Мне в тот период приходилось скрывать привезенную из Львова карманную Библию даже от сына, который мог без задней мысли поведать об этом в школе. И если бы это тайное стало явным, то неизбежным стало бы и наказание по "партийной линии", которая неминуемо пересекалась с "линией служебной".
Сейчас - времена не те. Изгнана как политическая сила непримиримый и лицемерный гонитель Церкви - КПСС, с ее паучьей сетью политотделов и партийных организаций. Церковь пришла в войсковые части в образе храмов и часовен, построенных с участием самих военнослужащих; священники стали частыми гостями солдатских казарм и гарнизонных домов культуры. Даже втюрьмах и лагерях есть церкви, опекаемые пастырями близлежащих приходов.
Это - в закрытых учреждениях силовых ведомств. А что в открытых и свободных городах?Не знаю, как в других, хотя и понимаю, что церкви сейчас открываются повсеместно, но в моей Вологде, например, действующих православных храмов более, чем достаточно. Мне есть с чем сравнивать: "если накануне тысячелетнего юбилея крещения Руси в городе функционировали лишь два храма, то уже в 2004 году в разных районах Вологды, с ее менее, чем трехсоттысячным населением, действовало 12 церквей, не считая монастырских и тюремной" [1]. Конечно, "действующие" не означает "восстановленные". Деятельность многих храмов, к чести их настоятелей, совмещалась с производством в них строительно-восстановительных работ. Естественно, средств не хватало, работы велись медленно, но как бы то ни было, Церковь открылась людям, стала доступной любому человеку, приблизилась к каждому из нас.
***
И как же мы, искусственно отчуждаемые от Церкви в течение десятков лет, восприняли ее возрождение на родной земле? Как долгожданное событие. Да, встреча Церкви с человеком после долгих лет разлуки состоялось! Люди, столь разные по возрасту, образованию, социальному положению, не очень знакомые и вовсе не знакомые с религией, поспешили в открывшиеся храмы. Чем это объяснить? В средствах массовой информации этот вопрос прямо или косвенно обсуждался неоднократно, и каждый раз я отдавал должное искусству наших социологов и политологов все предельно упростить. Не думаю, что они сами верили в свои же версии, но, по-видимому, таков заказ.
Итак, некоторые объяснения сводились к простейшей формуле - "запретный плод сладок". Дескать, когда храм, столь желанный, но недоступный ранее, распахнул, наконец, свои двери, то люди устремились в него, движимые естественным любопытством к новизне: его интерьеру, богослужению, духовенству, к таинственной атмосфере храма. Бесспорно, это имело и имеет место. "В восьмидесятые... годы можно констатировать рост интереса молодого поколения к религии, ее духовным и нравственным идеалам" [2], c.88. Комфортное, просветленное состояние души, испытанное при первичном посещении храма, порождало в человеке потребность последующего участия в церковном действе, которое в своей полноте обращено ко всем сторонам человеческой личности и воспринимается всеми органами чувств.
Другие видят причину религиозной активности в открывшейся возможности "утолить тоску по близости к Богу". Но, позвольте! Ведь тосковать человек может только по тому, чем он обладал ранее, по ушедшему из его жизни. Однако те, которые, действительно, тосковали по отнятой у них Церкви Христовой, физически дожили до ее возрождения в подавляющем меньшинстве. Да и они, разве кроме тех, совсем немногих, кто и под дамокловым мечом репрессий сохранял многолетнюю связь с Церковью, теперь должны были заново открывать ее для себя: к сожалению, время изменяет людей не только внешне, но и нравственно. Следовательно, в обновленном потоке прихожан эта категория не самая многочисленная. А кто же составлял большинство?
Как это, на первый взгляд, ни парадоксально, но храмы заполнялись в основном теми людьми, которым еще совсем недавно внушали, что религия - это историческая иллюзия и опиум для народа, что церковь - пережиток, несовместимый с коммунистическими идеалами (во времена хрущевской "оттепели", например, в стране было закрыто более десяти тысяч церквей, почти вдвое сокращено число приходов). Казалось бы, эти люди, с их воинственно - атеистическим мировоззрением и партийно-комсомольским воспитанием, должны были испытывать к церкви, если уж не антипатию, то по крайней мере -- глубокое равнодушие; но только уж не симпатию. И тем не менее, если в 1991 году атеистами называли себя 40% граждан России, то в 2005 - 15% (Вологодская епархиальная газета "Благовестник " N 1-3,2007г.).
На самом деле никакого парадокса здесь нет, все закономерно и объяснимо. Божественный эксперимент с людьми (в данном случае - с Россией и россиянами) на каждом из его этапов проводится в строгом соответствии с условиями, задаваемыми Творцом. Изменяются условия, и в соответствии с этим изменяется поведение людей, характер их отношения к себе подобным и к общественным институтам (в том числе - и к Церкви).
Поскольку любой резкий переход к новым, чуждым условиям жизни болезненно отражается на психическом и физическом состоянии людей, Творец с целью частичной адаптации участников эксперимента к этим условиям, смягчает его введением сравнительно небольшого предварительного этапа , на котором еще существуют старые, привычные условия бытия, но уже проявляются тенденции к их отмиранию и вытеснению условиями новыми. Образно говоря, это - начало конца.
Таким этапом, соединяющим и одновременно отделяющим "эпоху застоя" от "эпохи становления капитализма", является "период перестройки и гласности" (1985-1991г.г.). Именно в это смутное время и происходят существенные позитивные перемены во взаимоотношениях государства и Церкви, стимулируемые подготовкой к празднованию тысячелетия введения христианства на Руси. Открывается новая страница в истории православной Церкви, но прежде всего открываются сами церкви (храмы) для возросшего потока прихожан. Случаен ли тот факт, что возрождение Церкви состоялось именно в период горбачевской перестройки? Не подлежит сомнению: это - промысел Творца.
Воистину, "чудные дела Твои, Господи!"(Пс.88,6).
***
В конце застойного периода "застоявшимися", естественно, оказались и условия существования советского человека со всеми присущими им плюсами и минусами. Гарантом стабильности этих условий была КПСС, защищавшая права личности (и небезуспешно!) и одновременно наставлявшая ее в исполнении обязанностей. Большинство людей пребывало в состоянии стабильногоусредненного комфорта во всех сферах жизни и чувствовало себя достаточно защищенным. Поэтому молитвенно испрашивать в храме у Господа, Сущего на небесах, избавления от лукавого, то есть защиты от господ земных, явной необходимости у людей "с лжехристианством внутри каждого из нас" [3], с. 55 не было, а значит, не было и нужды в самой Церкви, храмах.
По этой причине Творец и допускает на "советском" этапе Своего эксперимента ликвидацию христианских храмов руками человека, не достойного этих храмов. (Касаясь данной темы, А. Мень говорит, в частности: "Конечно, плохо, что закрывают церкви. Кто скажет, что это хорошо? Это плохо и с точки зрения закона, и с точки зрения верующих. Но я уверен, что ни один храм не был закрыт без воли Божией. Всегда отнималось только у недостойных" [3], с.53-54).
Однако Бог не допускает при этом полной ликвидации христианской нравственности, принципы которой легли в основу "Морального кодекса строителя коммунизма" (1961г.). Политотделы, партийные и комсомольские органы всех рангов, сами не ведая того, проповедовали людям, далеким от Библии, моральные ценности, библейские по содержанию и происхождению, как нравственные достижения коммунистической идеологии. Эти органы и являлись храмами того времени. Причем, не только для людей с партийным или комсомольским билетом в кармане, но и беспартийных "строителей коммунизма". На такой "невинной" идеологической подтасовке и держался стереотип мышления людей до 1985 года.
"1985-91 годы есть завершенный исторический период. При этом он качественно отличается как от предшествующих этапов советской эпохи, так и от того отрезка отечественной истории, который начался после распада СССР" [4], с.7. Болезненная ломка стереотипов мышления и устоявшихся нравственных норм на фоне общего снижения уровня жизни ( в сравнении даже с застойным временем) - вот первые результаты перестройки. Население, ожидавшее от нее позитивных перемен, почувствовало себя обманутым, социально беззащитным. "Под угрозой оказалась элементарная личная безопасность; размываются нравственные устои общества" [4], с.217. Развал страны еще только начался (то ли еще будет!), но выходцы из недавнего "застоя" уже почувствовали на себе всю "прелесть" перестроечных новаций. КПСС формально еще существует, но защитить человека от беззаконий власть имущих она уже не в состоянии, так как последниелишили ее саму практически всякой власти. Беззащитному человеку грозило выживание в одиночку. "Но Бога ли учить мудрости?" (Иов.21,22), "дивно глубоки помышления Твои!" (Пс.91,6).
В процессе божественного эксперимента помышления Творца реализуются умственными и физическими стараниями человека. В данном случае -- человека, восстанавливающего и открывающего храмы. Последние же взаимно открывают ему, не адаптированному к ситуации, надежду на божественную защиту от потенциальных и реальных невзгод. А поскольку людей отчаявшихся, ощущающих себя на краю пропасти, было предостаточно, постольку храмы стали быстро заполняться.
Люди, стихийно объединенные паническим страхом, растерянностью перед новыми условиями Божьего эксперимента, и составляли большинство прихожан церквей того времени. При этом их возраст, профессия, партийная принадлежность уже ничего не значили: плохо было всем. "Над бездной смерти люди лихорадочно искали возможности за что-то зацепиться, чем-то защитить себя -- и в духе своего времени хватались за ритуалы, ... за что-то конкретное и обозримое " [5], с.215. ( Правда, здесь речь идет о поведении людей в неразберихе событий начала семнадцатого века, но человек, в принципе, не меняется ). Конечно, далеко не все устремились в Дом Господень: были и те, которые не только не верили в покровительство Свыше, но даже роптали, напрямую обвиняя Бога во всем случившемся. (Кстати, довод-вопрос: "если Бог есть, то, как же Он допустил все это?" - является ровесником даже не Нового, а Ветхого Завета -- вспомним монологи библейского Иова).
Но в данном случае речь идет все-таки о тех людях, которые обратились к Богу. Что же привело их к Нему? Всего лишь страх перед наступающими временами, такими ужасными по сравнению с временами прошлыми! События перестроечного времени, как и события других смутных периодов на Руси, "невозможно понять, не учитывая этот феномен общественного сознания: сочетание непосредственного, часто грубого прагматизма с мышлением и чувствованием в религиозных рамках" [5], с.215. Хотя вряд ли можно считать феноменальным вполне очевидное потребительское отношение к Богу.
***
Поскольку тема впрямую связана с Церковью, постольку уместным будет обращение к евангельскому примеру: притче Христа о блудном сыне (Лк.15,11-32), которая кратко сводится к следующему. Сын "некоторого человека" вытребовал у отца свою долю наследства, однако вскоре расточил ее, "живя распутно в дальней стороне". Обреченный на голодное и унизительное существование, скатившийся до свинского образа жизни, он вынужден был возвратиться в отчий дом. Счастливый отец, поверив в раскаяние вернувшегося сына, устраивает ему пышный прием, прощает грехи и восстанавливает в правах.
В этой притче обращают на себя внимание два момента: раскаяние сына - "я согрешил против неба и перед тобою" и резюме отца - "сын мой был мертв и ожил, пропадал и нашелся".
Из притчи следует, что блудный сын раскаивается и возвращается в лоно родительского дома только под давлением животного страха перед голодной смертью. Мы не знаем, осознал бы он глубину своего нравственного падения, отказался бы добровольно от распутной жизни, раскаялся бы в содеянном, если бы имел еще достаточно средств для дальнейшего разгульного существования. Мы не знаем также, что было потом, после получения отцовского прощения: тяготился ли он, юноша, вкусивший вольности, трудом и смиренным пребыванием под родительским кровом или нет. Но мы знаем достоверно, что его расчет на родительское всепрощение был абсолютно верным. При этом остается неизвестным главное- действительно ли возлюбил он отца своего и сохранил это чувство в дальнейшем или же только прикинулся любящим, явив потребительское отношение к отеческой любви.
К чему эта притча? Да к тому, что модель взаимоотношений блудного сына и его земного отца из евангельской притчи сродни той, по которой формировались взаимоотношения человека и Отца Небесного на перестроечном этапе нашей истории. Только в последнем случае под своды Храма, Дома Божьего, пришли тысячи блудных сыновей и дочерей, которых, как и в евангельской истории, привели туда беспомощностьперед действительностью, страх перед будущим и надежда на защиту от невзгод. Но правомочно ли относить понятие "блудный" к этим несчастным людям? И да, и нет одновременно. "Блуд обозначает в Писании не только грешную плотскую жизнь, но также и неверие" [6], с.45. Исходя из этого определения, блуд - налицо, ибо люди все-таки "блуждали" во тьме неведения Бога и неверия в Него много десятков лет. Но с другой стороны, полностью винить в этом наших современников, особенно молодых, было бы несправедливо, ибо этот "блуд" достался им по наследству от предков, создавших институт отторжения людей от Бога.
Как бы то ни было, но приходит "время собирать камни" (Екк. 3, 5). ("Христиане называются живыми камнями, как строения части живого Храма, в котором Христос является "краеугольным камнем" [6], с.196). В соответствии с промыслом Всевышнего происходит как открытие храмов, так и сотворение необходимых внешних обстоятельств, обращающих и направляющих людей к этим храмам. Конечно, с позиции обывателя и то, и другое является результатом деятельности государственной (человеческой) власти, плодами проводимых ею реформ. Да, внешне это так, но "нет власти не от Бога, существующие же власти от Бога установлены", - утверждает апостол Павел с присущей ему категоричностью (Рим.13,1-2).
Итак, через Свою Церковь Христос призывает к Себе заблудших, находящихся в рассеянии детей: "Приидите ко Мне, все труждающиеся и обремененные, и Я успокою вас; возьмите иго Мое на себя и научитесь от Меня, ибо Я кроток и смирен сердцем, и найдете покой душам вашим" (Мф.11,28-29).
"Человек всегда стремится к Богу. Нормальное состояние человека - в той или иной степени быть связанным с Высшим, с Идеалом. Даже когда этот идеал в сознании человека искажен, обеднен. Даже когда он превращен вообще во что-то светское" [7],с.3. Как бы далеко и надолго люди ни уходили от Бога, какими бы дорогами ни блуждали, они, сотворенные по Его образу и подобию, бессильны разорвать внутренние связи с Творцом, убить Его в себе. В противном случае, божественный эксперимент потерял бы всякий смысл. Бог был и есть с человеком всегда: "Я с вами во все дни до скончания века", - говорит Христос (Мф .28,20). Но в ординарных жизненных ситуациях человек не осознает этого. Присутствие Бога сокрыто от него плотной завесой суетности, бесконечным потоком пестрых мыслей и эмоций. Однако в случае смертельной или другой крайне серьезной опасности, нависшей над ним, эта сиюминутная завеса обрывается, и вдруг "тайное становится явным", ярким, как вспышка в сознании человека (даже убежденного атеиста). "Боже! Не дай мне погибнуть! Прими меня в Свои руки!" - так или примерно так, мысленно или вслух, молитвенно или отчаянно кричит человек внезапно признанному им Богу, и в этой отчаянной мольбе о спасении - его последняя надежда. "Подобно отцу в этой притче (о блудном сыне. - Г.М.), Бог любит, терпит и ждет. Он-то примет всегда... Покаемся ли мы?" [7], с. 32.
***
Вряд ли, ведь не раскаяние в безбожном образе жизни, не стремление к духовно- нравственному очищению, а в первую очередь, резкое ухудшение материальных условий, удары по биологическому плану человеческой триады послужили первопричиной религиозной активности. Такая религиозность, по словам А.Меня, является естественной. "Она свойственна людям. И часто то, что люди выдают за православие или другую христианскую религию, есть просто естественная религиозность, которая является своего рода опиумом для народа. Она работает как вид духовной анестезии, является типом приспособления человека к окружающей среде. И тогда над всем этим миром можно поставить лозунг у двери "туда": "Блажен, кто верует, тепло ему на свете". И массы людей, которым холодно на свете, стремятся в это тепло и представляют себе христианство в виде, если не бани какой-то, то, по крайней мере, какого-то исключительно теплого места, в виде лежанки, где можно согреться... Это все не так!" [3], с.102.
Слабые, отчаявшиеся люди искали защиты от невзгод у Бога, которого они представляли себе по наивности своей (точнее - в силу библейской неграмотности), не иначе как добрым волшебником: защитником от зла и подателем материальных благ. (Такое примитивное, потребительское представление о Боге вполне простительно людям раннего перестроечного времени, изолированным от Библии в силу известных обстоятельств. Но, забегая вперед, замечу, что и через четверть века свободного доступа к Библии и Церкви, людям так и не открылся смысл призыва апостола Петра: "Покайтесь, и да крестится каждый из вас во имя Иисуса Христа для прощения грехов, - и получите дар Святого Духа" (Деян. 2,38). Дар Святого Духа! А не материальные дары из рога изобилия, как думают некоторые!).
Не берусь судить о том, в какой степени поредели бы ряды новоиспеченных прихожан, если бы горбачевские реформы, особенно в социальной сфере, дали ожидаемые народом результаты. Но думаю, что массовое паломничество в храмы людей сытых, обеспеченных, социально защищенных - вряд ли имело бы место в то время. Мое предположение косвенно подтверждается мотивами, доминирующими в обращениях к Богу большинства прихожан нашего, рыночного времени: "помоги...", "дай...", "сделай так, чтобы...", "защити от..." (и только от животной самости, самого страшного личного врага, защитить себя не просит никто).
Честное слово, создается впечатление, что из всего Нового Завета, давно уже доступного любому, люди запомнили, восприняв их буквально, лишь два чуда, совершенные Христом. Первое - обращение примерно шестисот литров воды (см. [6], с.246) в вино во время пира в Кане Галилейской (Ин. 2,6-8); второе - насыщение пятитысячной голодной толпы пятью бесконечными хлебами. (Мк. 6,41-44). Кстати сказать, меркантильное, потребительскоев своей основе отношение к Богу проявило себя не только в переходный от атеизма к христианству период, но и наоборот - от христианства к атеизму.
В соединении с обрядоверием и пустой религиозностью, суррогатом веры и любви, именно потребительское отношение к Богу и привело к тому, о чем с горечью писал В.В. Розанов в работе "Апокалипсис нашего времени"" (1918-1919г.г.): "Всю жизнь крестились, богомолились: вдруг смерть - и мы сбросили крест... Переход в социализм и, значит, в полный атеизм совершился у мужиков, у солдат до того легко, точно "в баню сходили и окатились новой водой". Это -- совершенно точно, это действительность, а не дикий кошмар" [8], с.7. И далее: "Христианство вдруг все позабыли, в один момент, потому что оно не вспомоществует;"что оно не предупредило ни войны, ни бесхлебицы" [8], с. 12.
Как потрясается "крепость" веры, замешанной на утробном отношении к Богу, мы читаем в той же работе: "Ну, кто же не видит из моих тусклых слов, что "богочеловеческий процесс воплощения Христа" потрясается. Он потрясается в бурях... Он потрясается в "голодовках человечества", которые настали... В вопияниях народных:
-- "Мы вопияли Христу и Он не помог".
-- "Он немощен".
-- "Помолимся солнцу: оно больше поможет..."
--"Христос - мяса! На ребра, в брюхо, детям нашим и нам!"
Христос молчит... Так не Тень ли он? Таинственная Тень, наведшая отощание на всю землю" [8], с. 15.
От сомнения в Боге до отречения от Него - всего один шаг; следующим будет - разрушение божьих храмов, так ненужных сегодня человеку, "верующему" еще вчера. Парадоксально, право, но закрывали и рушили христианские храмы те, что из "христиан", а восстанавливали и открывали их недавние атеисты! Если же допустить, что и те, и другие фактически были не теми, за кого выдавали себя до того, то следует признать лицемерами как тех, так и других: первых - с незапамятных времен, вторых - со времен недавних. Я столь широко цитирую выдающегося русского мыслителя, руководствуясь намерениями не столько осудить тех, сколько оправдать этих, перестроечных, верующих.
Если уж люди, рождающиеся, крестящиеся, живущие и умирающие в лоне православной Церкви, не сумели обуздать свои плотские инстинкты в течение тысячи лет (!), то что уж говорить о "новичках", пришедших в Церковь в смутное для них время?
Если уж человек, методично воспитывавшийся с детства на заповедях христовых, не усвоил их духовно-нравственнойсути и посему слепо веровал, то какие же претензии могут быть к тем, кто и Библии-то в руках не держал и, естественно, верует вслепую.
Если уж те не обрели истинной веры "даже с горчичное зерно" за десять веков, а усвоили лишь ее суррогат - обрядоверие , маловерие и суеверие, то этим, уже не атеистам, но еще и не христианам, разве не пришлось начинать религиозную жизнь с чистого листа?
***
Но вот миновали два десятилетия по завершении кратковременного этапа, названного в народе "перестройкой", и начался этап новый. Настало время пересмотреть этакий всепрощенческий подход к нынешним "христианам".
Двадцать лет - это немало для нашего, далеко не патриархального времени. Стала широко доступной не только Библия (имеется ввиду книга, а не ее содержание),нои другая литература библейского круга. В программы телевидения и радио включились регулярные передачи (правда, их очень мало) по религиозной тематике, (а сейчас - и ТВ-канал "Спас", и "Слово пастыря", и другие программы по теме); развитие компьютерной сети расширило доступ к сайтам религиозной направленности; издаются журналы (например, "Журнал Московской епархии") и газеты (у нас - вологодская епархиальная газета "Благовестник"), растет число воскресных православных школ и т.д. Так что, информационное поле становится достаточно широким и насыщенным.
Однако способствовало ли оживление религиозной жизни хоть какому-то пробуждению или укреплению религиозной веры у тех, "кто ходит в церковь"? Стало ли общество в целом нравственнее, чище за истекшие четверть века под воздействием Церкви, точнее - в результате его сближения с Церковью? К сожалению, нет. И виновата в этом не Церковь, хотя и она дает достаточно поводов для нареканий в свой адрес.
Условия божественного эксперимента ужесточались в течение всех перестроечных и особенно постперестроечных лет. Не стану обращать память читателя к ужасам, порожденным процессом становления капитализма в социалистической России. И без того с содроганием вспоминает те годы большинство ныне живущих - верующих и неверующих. Тем не менее совсем без обращения к недавнему прошлому, плавно перетекшему в настоящее, не обойтись.
... Чеченская война - тысячи молодых мужчин из всех городов России были откомандированы на борьбу с боевиками и террористами. "Вернусь или не вернусь? И если вернусь, то - каким?", - эти вопросы тревожили как убывающих, так и тех, кто ждал их возвращения. Угроза смерти, увечий, сиротства и вдовства приблизилась ко многим людям вплотную. Вот, когда они вспомнили о Боге (многие - впервые) и молитвенно признали Христа своим личным Спасителем! В срочном порядке стали принимать крещение совершенно неподготовленные к этому таинству люди, убывающие в "горячие точки". Каждый из эти скороспелых христиан надел на шею крестик с распятием и гравировкой "Спаси и сохрани". О роли этого крестика, которую ему отводят "верующие", поговорим отдельно, а сейчас - о другом.
Чем возблагодарили Бога те, которые, действительно, вернулись спасенными и сохраненными? Какие взаимоотношения с Церковью установились у них в дальнейшем, когда смертельная опасность миновала? Конечно, у каждого - свои, сугубо индивидуальные.
***
Меня интересует тот тип взаимоотношений, что укладывается в простейший сценарий. По возвращении к мирной жизни бывший воин приходит в храм, горячо благодарит Христа Спасителя за сохраненные жизнь и здоровье, ставит свечу за упокой погибших друзей и жертвует искренне энную сумму на благоустройство храма. Но проходит время, и этот человек становится, по определению Христа, "ни холоден, ни горяч" (Отк. 3,15), в церкви бывает от случая к случаю и в конце концов вообще забывает дорогу к храму или крайне редко и трудно вспоминает о ней.
Месяцами и даже годами, не причащаясь Святых Даров, такой "христианин" фактически утрачивает связь не только с христианской церковью как собранием верующих, но и с Самим Христом. "Человек, редко приступающий к св. Тайнам, наносит немалый урон своей духовной жизни, отдаляя себя от благодатной помощи Христа" [9], с.143. Правда, сам он над этим не задумывается, растворяясь в повседневной суете, в стремлении объять необъятное.
Право же, создается впечатление, будто человек безудержно скатывается к той "исходной" позиции в своем отношении к Богу, которую он занимал до крещения. Нет! Это только кажется: реально же он откатывается гораздо ниже "нулевой отметки". Если раньше, до крещения, этот человек всего лишь "честно" не верил в Бога, то теперь он, по существу, предает Его. Но как? Любое предательство в принципе не может быть честным, однако в данном случае мы имеем дело с особо подлой разновидностью его. По характеру своему это не тот тип "одноразового" предательства, которое свершил апостол Иуда Искариот целованием Сына Человеческого (Лк.22,48). Нет! Это -- способ повседневного существования, поведенческий принцип, который исповедовал другой иуда - щедринский иудушка Порфирий Головлев.
Ведь наш "верный во Христе" повседневно, методично, с фарисейской "искренней" лаской и любовью паразитирует на имени и благодатной силе своего Спасителя. Он предает Христа, не отрекаясь от Него, а хитроумно спекулируя на Нем; исповедуя Закон Божий, он изменяет ему. Он всячески демонстрирует, что постоянно связан с Богом буквально "одной цепочкой" - цепочкой нательного крестика, с которым он никогда не расстается. И в то же время постепенно, по частям предает Церковь, "тело Христово", в угоду своей самости, с которой он так же не в состоянии расстаться ни на миг.
Служение ей, исполнение ее цепких прихотей требует немало сил и времени. Их бесстыдно экономит на служении Богу этот человек, с его уродливо сформированной шкалой жизненных ценностей. На ней божественное, духовное, начало присутствует, оно не исключено вовсе, но подчинено животным инстинктам и материально-бытовым потребностям, эксплуатируется ими. Это обстоятельство, безусловно, отягчает своей подлостью вину предательства как такового. Видимо, ему невдомек (а жаль!), что "измена закону Божию никогда не была безнаказанной, всегда было некое возмездие за отступничество. И не надо думать, что это устаревшие идеи Ветхого Завета" [3], с. 70.
Познав на себе защитительную силу Христа в экстремальных условиях недавней войны, бывший воин, спасенный и сохраненный от смерти и увечий, и в мирных условиях, претендует, видимо, по инерции, на милосердие и покровительство Христа, но в соответственно иных сферах жизни. По существу, он пытается привлечь Бога к соучастию в решении своих бесконечных меркантильных проблем. Ничего не давая церкви Христовой, не уделяя ей ни малейшего внимания, этот эгоист еще и позволяет себе привязывать имя Господа (причем, всуе, наспех) к своим бездуховным желаниям, намерениям и начинаниям.
Признавая Бога только как всесильного защитника и подателя материальных благ, этот "благодарный" христианин закономерно не способен возлюбить Его ни сердцем, ни душою, ни разумением своим (Мк.12,30). Но утратив соборное единение со своими братьями и сестрами по вере, он, однако, лицемерно носит нательный крестик, символ этого единства, который почему-то не пробуждает в нем ни повседневно-бытовой христианской совести или самоосуждения, ни желания хотя бы изредка следовать заповеди "исследуйте Писания" (Ин. 5,39), то есть брать в руки Библию. В противном случае ему было бы известно, что отступничество от Церкви человека, возложившего когда-то на себя "знак вступления в Церковь, мистического приобщения к "Телу Христову" [9], с. 138, чревато для него тяжкими последствиями. Так, в Евангелии от Луки (11,23) Христос предупреждает: "Кто не со Мною, тот против Меня; и кто не собирает со Мною, тот расточает". (Естественно, имеется в виду собирание и расточение богатств духовных). Буква и дух сказанного Учителем, тем более дают все основания считать противником Христа того, кто в трудную минуту, движимый страхом за свою жизнь, слился с защитительным "телом Христовым", и предательски удалился, нодальновидно не отрекся, от Него, когда настали безопасные времена. Если широко трактовать слова протоиерея А. Меня, обращенные к прихожанам его храма: "каждый из нас может стать Его предателем, как Иуда" [10], с.38, то следует признать, что практически каждому христианину следует выбить на стене или зарубить себе на носу фрагмент из Мф. 26,24: "Но горе тому человеку, которым Сын Человеческий предается: лучше было бы этому человеку не родиться".
Бог и человек, как уже говорилось, являются участниками совместного эксперимента, промысленного Первым во имя нравственной эволюции второго. В этом грандиозном взаимодействии у каждого из них свои специфические функции, обеспечивающие полноту эксперимента. Так что, Бог и человек необходимы Друг другу в соизмеримой степени. . Это двустороннее условие подразумевает не только надежную духовную связь "по вертикали" - Бога и человека, но и духовное единство "по горизонтали" - людей, верующих в единого Бога. Обращаясь к членам коринфской церкви, апостол Павел пишет: "И вы - тело Христово, а порознь - члены" (1 Кор.12,27). Отделение же от тела (как физического, так и "тела Христова") малейшего из его членов всегда будет болезненным для тела и гибельным для изолированного фрагмента его. В данном случае - человека.
Бытие Высших Сил - с одной стороны, и людей - с другой, возможно лишь в условиях энергетического взаимодействия сторон - идея, проходящая красной нитью и в оккультизме. Чтобы убедиться в этом, достаточно, например, ознакомиться с понятием эгрегор.
"Эгрегорами называются астральные существа, порожденные обществом людей, объединенных одной мыслью и волей, и представляющие дух этого общества" [11], с.65. В сущности, эгрегор -это энергетический покровитель тех, кто, в свою очередь, питает его личной, устремленной к нему энергией веры, надежды, любви. Аккумулировав в себе достаточный запас энергии "снизу", эгрегор начинает жить самостоятельной жизнью. Трансформируя эту энергию в благодатную силу, он дарует ее "сверху" членам общества по принципу: "по вере вашей да будет вам" (Мф.9,29). "Когда человек с верой произносит слова или употребляет знаки, служащие девизом какого-нибудь общества, то этим он привлекает к себе и располагает в свою пользу эгрегора этого общества. Этим объясняется чудодейственная сила молитвы, а также разных религиозных знаков, например, в христианстве - крестиков, образов, икон" [11], с.67. Более подробную информацию о природе и жизнедеятельности эгрегоров читатель при желании может найти в работе С. Тухолки ""Магия и оккультизм" (МЦ "Форум", 1990).
***
Предвижу раздражение некоторых читателей, связанное с моим обращением к оккультным доводам при обличении христианина. В оправдание хочу сказать следующее:
- оккультная трактовка сугубо христианских образов приведена у С. Тухолки открытым текстом. Он пишет: "Точно так же образы, созданные религиями, например, Христа, Святой Девы Марии и разных других святых, независимо от их настоящей личности, существуют в астрале, будучи созданы воображением и волей миллионов людей; черпая в этой воле принцип и направление своей жизни, они заключают в себе могущественные силы" [11], с.62;
- в Евангелии от Луки (8,41-56) говорится о том, что женщина из толпы, страдающая кровотечением много лет, подойдя сзади к Христу, незаметно коснулась края его одежд и исцелилась. В этом эпизоде ничего необычного (применительно к Христу, конечно) нет, кроме признания Самого Христа: "Иисус сказал: прикоснулся ко Мне некто; ибо Я чувствовал силу, исшедшую из Меня" (Курсив мой. - Г.М.). О какой силе идет речь? Вероятнее всего, о той, что предназначалась Христом для "планового" исцеления другого человека - дочери Иаира: ведь по дороге именно к ней и случилось непредвиденное исцеление незнакомки из толпы. Но эта неожиданная для Христа утечка целебной силы была быстро восстановлена ( исцеление дочери Иаира состоялось) благодаря энергии глубинной веры в Него, исходящей от страдающей женщины. "Вера твоя спасла тебя; иди с миром", - заключает Христос, обращаясь к ней. Таким образом, эгрегор, покровительствующий сообществу верующих в Сына Бога живого (Мф.16,16), не понес энергетического ущерба. Как видим, и в самой Библии, даже в христианской ее части - Новом завете, есть сюжеты, объяснимые лишь в свете оккультных представлений;
- и Евангелия, и оккультный источник сходятся в принципе на том, что действенность молитвы зависит от степени духовности и нравственности ее мотивов. Так, в Нагорной проповеди читаем: "Не собирайте себе сокровищ на земле, ... но собирайте себе сокровища на небе, ... ибо где сокровище ваше, там будет и сердце ваше" (Мф. 6,19-21). А в упомянутой выше работе С. Тухолки прямо говорится: "Чем мотив молитвы чище, духовнее и бескорыстнее, тем более действия имеет молитва. Если же она внушена низменным и материальным эгоизмом, то элемент материи, вводимой в нее, всегда ослабляет силу молитвы" [11], с. 68. Так что, в данном случае можно говорить лишь о расхождении в формулировках одной и той же идеи.
***
Вернемся, однако, к нашему верующему, точнее - к категории людей, почему-то относящих себя к верующим. В нее входят не только неблагодарные Богу "чеченцы". Последние взяты мною лишь в качестве примера. В сущности же, это относится к любому человеку, фактически разорвавшему связь с Тем, во имя Которого он когда-то крестился.
Вступив в православное церковное сообщество с целью обеспечить себе защиту Свыше в грядущих жизнеопасных ситуациях, человек тем самым обретает покровительство эгрегора православной Церкви. В этом, конечно, и состоит смысл поспешного крещения. Однако нетрудно догадаться, что энергетическую броню, спасшую ему жизнь и здоровье, человек получил от Бога как аванс под будущие подвиги будущей веры. Ведь в момент крещения вчерашнего атеиста религиозной веры у него просто не могло быть даже "с горчичное зерно". Тогда её подменял инстинкт самосохранения, животный страх, заставлявший человека схватиться за любую спасительную соломинку, кто бы ее ни протянул, в том числе -- и Церковь. Такой зримой, ощутимой и обнадёживающей соломинкой становится для него нательный крестик, обретённый в результате крещения. Положение энергетического должника, человека, получающего защиту Свыше, но лишенного возможности воздавать Спасителю полной мерой, - в экстремальных условиях войны вполне объяснимо и оправдано: там человека хватает лишь на то, чтобы только благодарить Бога за каждый прожитый день.
Но вот условия жизни изменились в корне: окончилась война. Окончилась она, разумеется, для каждого по-разному: один погиб, другой жив, но инвалид, третий не только жив, но и здоров. Не стану говорить по вполне понятным причинам о первых; воздержусь от комментариев и в адрес вторых, учитывая двойственность их отношения к Богу. Речь пойдет о третьих, о тех, для кого их надежды и упования на божественное покровительство оправдались в полной мере.
Как уже говорилось, эти люди в течение длительного времени являлись потребителями благодатной энергии, даруемой им эгрегором. Говорилось и о том, что образуется она из соединения энергетических посылок (молитв) верующих. Следовательно, ее резерв есть общее достояние членов церкви, и если потребление этого резерва не восполняется, то эгрегор, естественно, теряет силу, защитительные свойства его ослабевают. От этого в конечном счете страдает каждый верующий, становясь менее защищенным Свыше.
Таким образом, человек, не возвращающий энергетический долг эгрегору, покровительством которого он пользовался длительное время, не столь уж безвреден для остальных членов православно-церковного сообщества, ибо этот "христианин" просто обворовывает их. Но одно дело - не возвращать долг, а другое - наряду с этим делать все новые и новые не возмещаемые долги, рассчитывая на щедрость и долготерпение Дающего. Именно так ведут себя люди, о которых идет речь. Их молитвы, обескровленные эгоистическими мотивами, вряд ли способствуют укреплению эгрегора. А хищение (иначе не назовешь) "порций" благодатной энергии, необходимой для воплощения заземленных намерений, наносит последнему прямой вред.
Однако все имеет начало и конец, в том числе - и кредит божественного доверия. Это объяснимо не только в терминах оккультной системы. Благодатная спасительная энергия Духа Святого, сошедшая на человека, доверившегося Богу в роковой период своей жизни, экранировала его от вражеской пули. Осознание свершившегося, а не осознать этого невозможно, казалось бы, должно привести человека к духовному прозрению, пробудить в его душе глубокую благодарность Своему Спасителю, а значит: и веру в Него, и надежду на Него, и любовь к Нему на всю оставшуюся спасенную Им жизнь. Однако произошло нечто иное.
Да, человек, действительно, укрепился в вере, что Бог всемогущ, что Ему подвластны все и вся. И, как следствие, уповая на крестик, человек укрепился и в надежде, что любое его пожелание, обращенное к Богу, независимо от содержания и смысла, отныне будет немедленно исполняться. И только в любви к Богупри таком понимании веры и надежды человек, естественно, укрепиться не мог. Разве наглеющая старуха из сказки Пушкина возлюбила золотую рыбку? Нет, конечно! Она только верила во всемогущество последнейи надеялась на ее безбрежную и безропотную исполнительность. Но ведь именно такой волшебной рыбкой и представляет себе Всемогущего Бога тот тип христианина, к которому я столь неравнодушен. Право же, создается впечатление, что эта категория "верующих" или позабыла финал поучительной пушкинской сказки, или же пренебрегает им.
"Значит, христианство может быть и истинным, и "псевдо". "Псевдо" всегда удобнее, всегда нас больше устраивает, и поэтому в религиозной жизни наших современников очень часто господствует церковная нечестность: когда человек предпочитает то, что ему удобно, спокойно и хорошо, то, что его оправдывает, успокаивает, то, что ему нравится. Совсем не к этому призывал нас Господь, Который сказал, что "врата тесны" и "путь узок" [3], с.110.
Значит, люди, носящие крестик и ходящие в храм, могут быть как "верующими" (в кавычках) так и верующими (без кавычек). И каковы же критерии различия? Думается, что одним (!) из таковых является поведение (в широком смысле) этих людей вне стен храма.
***
Когда миновала опасность смерти физической, и притаившаяся самость вновь подняла голову и подала голос, возникла опасность смерти духовной, умерщвления человеком человеческого же начала в самом себе.Массовое (и это самое страшное!) злоупотребление божественной помощью и защитой, потребительское отношение к их Подателю наглядно свидетельствуют о том, что большинство людей, относящих себя к верующим, так и не усвоили, "что быть рядом с Господом - это значит иметь великую ответственность, быть взвешенным на весах Его правды, поверить в Его любовь и отдать Ему все, что имеешь" [10], с.39. Расчленим эту сложную мысль А. Меня, озвученную им в одной из проповедей Пасхального цикла, на отдельные критерии и предложим нашему воображаемому верующему прокомментировать их. В результате его религиозные представления в целом, думается, станут более ясными. Естественно, я привожу лишь предполагаемые мною, но вполне вероятные, ответы за другого человека.
Прежде всего - относит ли он к себе это высказывание в целом? Ощущает ли себя "рядом с Господом"? Скорее всего, ответ будет утвердительным: ведь наш "христианин" носит нательный крестик с Его распятием! Конечно, в силу религиозной безграмотности ему неведомо, что это - символ невидимого сораспятия Христу (Гал. 2, 19). Он убеждён, что цепочка на его шее является цепочкой связи с Богом.
На вопрос о том, имеет ли он "великую ответственность" пред Господом - ответ, не сомневаюсь, будет также положительным, ибо он вполне ответственно носит крестик, никогда и нигде не снимает его. Более того, он даже изыскивает, хотя и не часто, время, чтобы отстоять в храме несколько минут и возжечь свечу пред святым образом.
Вопрос о "взвешивании человека на весах божественной правды", по-видимому, повиснет в воздухе, поскольку иной правды, кроме собственной, то есть правды личной самости, он не знает и вряд ли когда-нибудь узнает, ибо для этого надо родиться "от воды и Духа" (Ин. 3,5), а не формально принять крещение, которое и водным-то можно назвать лишь с большой натяжкой. Поэтому вопрос о его личной вере в безграничную божественную любовь, наверное, будет для него совершенно неожиданным, поскольку ему никогда и в голову не приходило задаться таким вопросом. При его потребительском отношении к Богу гораздо важнее другое: защитит ли Господь его от невзгод, исполнит ли его меркантильные просьбы, услышит ли его суетные молитвы. А будет ли все это сбываться на фоне божественной любви или без нее -- ему как-то все равно.
И наконец: способен ли он отдать Господу все, что имеет? Думается, этот вопрос вообще поставит опрашиваемого в тупик. "Как! Неужели Всесильный Бог нуждается в чем-либо, исходящем от слабого человека? Да и что я могу предложить Ему?" - вероятно, спросит он себя в полной растерянности. И если первый вопрос свидетельствует о его дремучей религиозной безграмотности, о том, что ему абсолютно неведома заповедь - "отдавайте Божие Богу" (Мф.22, 21), то второй - о его неподдельной искренности, святой простоте: ведь ему и вправду нечего предложить, ибо ничего он не имеет ни за душой, ни в сердце своем; пусты его "органы", где может и должна бы зародиться Любовь - единственный человеческий дар, принимаемый Богом, Который и Сам "есть Любовь" (1 Ин. 4,8). Воистину, "контакт с Богом возможен - как союз между подобными (курсив мой. - Г.М.) существами" [7], с.20.
Вполне очевидно, что ни одному из условий (по А. Меню), дающих человеку право "быть рядом с Господом", современный среднестатистический верующий не соответствует. (По крайней мере, из числа тех, считающих себя верующими, с кем доводилось мне общаться по теме). И тем не менее он станет резко и беспомощно противиться упрекам в неверии, точнее - в обрядоверии.
"Вера в Бога -- это верность Богу в любых состояниях" [10], с. 28. Эту "формулу веры" я назидательно процитировал как-то одному из своих набожных знакомых, не предполагая даже, что лаконичная мысль А. Меня приведет его в восторг. "Так ведь это же обо мне! Ведь я никогда не расстаюсь со своим крестом, ношу его всегда, в любых состояниях!", - воскликнул он. Реакция его была настолько искренней, что у меня не осталось никаких сомнений в том, что смысл христовой заповеди: "...возьми крест и следуй за Мной" (Мк. 8, 34) он упростил до: "носи крестик твой, и будешь под Моей эгидой".
Ох, уж этот нательный крестик... Многие люди видят смысл крещения именно в обретении крестика и права на его ношение. Смею предположить, что если бы сегодня крестик вывели из обряда крещения (как в некоторых протестантских конфессиях), то уже завтра желающих креститься или окрестить своих детей без водружения на шею крестика с гравированной мольбой: "спаси и сохрани" - стало бы значительно меньше, а число прихожан в храмах заметно бы сократилось.
***
Нет, я никоим образом не умаляю значимости нательного креста: это - христианская святыня, и поэтому я бескомпромиссно против ее осквернения, превращения Святого Распятия в амулет, языческий оберег или ювелирное украшение, носимое к тому же вызывающим образом. (Да простит мне читатель несколько раздражённый тон, выдающий моё личное отношение к кощунникам и кощунству над святыней). Разве так уж редко нам встречаются женщины, демонстрирующие золотой крестик для привлечения внимания к обнаженной груди, едва вписывающейся в пределы декольте? Или мужчины, на "шерстяной" груди которых распахнуто для всеобщего обозрения Святое Распятие?
И хотя эта буквально рвущаяся наружу "любовь" к Богу только подчёркивает их внутреннюю бездуховность, сами "крестоносцы" не видят какого-либо кощунства в таком обращении со святыней. Они, как правило, утверждают, что, в отличие от некоторых, не стыдятся своей христианской веры, гордятся ею, а потому, дескать, и славят публично Господа и Его Церковь. А те из них, что мало-мальски знакомы с Евангелием, могут сослаться еще и на слова Христа в Мф. 10, 32: "Итак всякого, кто исповедает Меня пред людьми, того исповедаю и Я пред Отцом Моим Небесным". Правда, они или забывают, или не подозревают, что исповедовать Христа, опошляя Его образ, недопустимо, что "не всякий, говорящий Мне: "Господи! Господи!" войдёт в Царство Небесное, но исполняющий волю Отца Моего Небесного" (Мф. 7, 21).
Ясно, что подобные оправдания, даже с неуклюжей ссылкой на Евангелие, всего лишь - ширма, за которой прячется все то же потребительское отношение к Христу (скорее всего - на подсознательном уровне), воплощение деляческого принципа "я - Тебе, Ты - мне": я Тебе - свою нескрываемую преданность, Ты мне - индивидуальную защиту и покровительство.
На большинство крестившихся постоянное ношение нательного крестика не налагает, к сожалению, каких-либо моральных ограничений, не побуждает их быть христианами за стенами храма. Да и в самих храмах фарисейство и фамильярное отношение к церковным святыням, становятся поведенческими нормами. (Можно, например, с жвачкой во рту молиться и даже целовать иконы).
"Мы не даром носим крест на груди - он означает для нас служение миру, служение людям, служение Богу, нашему Господу и Спасителю" [10], с.43. Так должно быть. Но что мы видим в реальности вокруг нас? С крестиком на груди обманывают и предают, оскорбляют и лицемерят, наживают неправедные богатства и переступают через ближних. Даже вершат страшнейшие уголовные преступления! Уповая на адресную защиту крестика, иной человек, носящий его, доходит буквально до нравственного изуверства: он фактически отводит Богу (!) роль влиятельного пособника в своих злодеяниях и молитвенно, с надеждою взывает к Христу Спасителю (!) стать личным покровителем в богомерзких делах своих. Куда же дальше?!
Циничное унижение святыни, попытка утилизировать её не могут остаться безнаказанными. "Сила святыни, если мы ее не употребим к жизни своей, обернется против нас, и во мрак отпадет душа" [10], с. 38. Естественно, что речь идёт о жизни духовной, с которой святыня связана по определению. Попытка употребить ее силу с меркантильной целью губительна для святыни и бесплодна в достижении самой цели. Но поскольку подобная отрезвляющая мысль сравнительно редко посещает головы некоторых наших "христиан", постольку они, по вопиющему неведению своему, "умножают зло". В потребительском отношении к Богу они подчас заходят настолько далеко, что уже просят (или требуют?) у Него даже не помощи личным усилиям в достижении цели, а прямого замещения их усилиями божественными: не "Боже! Помоги мне в ...", а "Боже! Сделай так, чтобы ...". Иными словами - "Исполни все без моего участия!".
Желания человека обречены на удачу лишь тогда, когда они находят благодатный отзвук в Высших Силах, когда намерения человеческие согласуются с божественными. В противном случае можно часами кланяться иконам, добиваться расположения Бога убедительными просьбами, молитвами и свечами, но... "Кто не почувствует на себе Его руку, так и будет мертвым стоять в храме до конца своих дней"[10], с. 33. И вот тогда-то в человеке может проснуться обида на Бога, разочарование в Нём, особенно, если отказы в божественной помощи имели место и ранее. А далее, вполне вероятно самое страшное и непоправимое: человек может возроптать на Бога, возвести хулу на Него!
А это - тот запретный рубеж, переступив который, человек взваливает на себя всю тяжесть непростительного греха, ибо: "всякий грех и хула простятся человекам, а хула на Духа не простится человекам" (Мф. 12, 31). В данном понимании Дух есть истинный Бог (Деян. 5,3-4). "На Высшего Духа не может кощунствовать человек", - гласит и Живая Этика ("Сердце", 237). Вспомним, кстати, что это табу не нарушил даже страдающий (фактически -- по воле Господа) "проказою лютою" библейский Иов, несмотря на подстрекательство к богохульству его безумной супруги: "И сказала ему жена его: ты все еще тверд в непорочности твоей! похули Бога и умри" (Иов. 2, 6-10). Но Иов, как известно, устоял в вере, за что и был вознаграждён Господом.
Чем же грозит человеку-кощуннику, хулителю Духа Святого, неполучение божественного прощения? Деформацией энергетических структур из-за повреждения его духовного плана - так утверждает Живая Этика ("Мир Огненный"). "Оно (кощунство. - М.Г.) несет в себе настоящую заразу. Кощунник после хулы уже не тот самый, он уже растоптал часть своей заградительной сети. Можно ожидать различных заболеваний, ибо заградительная сеть не только охраняет духовно, но и телесно" (цит. по [15], c. 167). Таким образом, загоняя себя в духовную могилу, человек тем самым сокращает путь свой и к могиле земной.
***
Свои взаимоотношения с Христом большинство людей, крестившихся во имя Его, сформировало в обратном порядке, поставило их с ног на голову. Так, в нормальной последовательности вера как высшая реальность, являющая себя в человеке, должна быть первичной по отношению к таинствам и обрядам. В частности - к таинству крещения. Иными словами, крещение во имя Христово должны принимать люди, открывшие для себя Христа, уверовавшие во Христа. Обратимся за примером к эпизоду крещения евнуха царицы эфиопской апостолом Филиппом (Деян. 8, 36-37): "Между тем, продолжая путь они приехали к воде, и евнух сказал: вот, вода; что препятствует мне креститься? Филипп же сказал ему: если веруешь от всего сердца, можно". Как видим, в соответствии с духом и буквой Священного писания, вера обусловливает крещение (не наоборот!).
Соблюдается ли это условие сегодня? Формально - да. По крайней мере, Церковь весьма своеобразно напоминает об этом. (К примеру, в притворах вологодских храмов можно ознакомиться с письменным обращением к желающим принять крещение. Цитирую его преамбулу: "Обращаем ваше внимание (курсив мой. - Г.М.), что христианское таинство бывает действенным только тогда, когда оно принимается с верой, осмысленно и с должной подготовкой!" Что ж, все абсолютно верно. Равно, как и то, что канцелярский слог, а главное - канцелярский дух успешно проникают под своды православных храмов каким-то "естественным" образом. Впрочем, "святая" казенщина - тема отдельного разговора).
Фактически же - все наоборот. Сегодня - сперва крещение с целью обрести некую защиту Свыше независимо от веры, а уж потом -- как получится: возможно, что вере и в дальнейшем не будет отведено главенствующее место в душе человека( в пространстве, ограниченном цепочкой защитительного крестика). Крещение же не "по вере от всего сердца" есть крещение по суеверию. Здесь "Бог живой" (Деян. 14, 15) не присутствует. Его подменяет некая абстрактная мистическая сущность, способная, по убеждению человека, принимающего крещение, безотказно исполнять все его материально-чувственные желания (иных он практически не ведает) и защищать от житейских невзгод.
Для этого надо всего лишь угождать той сущности, которую человек по наивности и библейской неграмотности принимает за Бога. Чем угождать? Естественно, чем-то видимым физически, невооруженным глазом, чем-то вполне очевидным для себя и своего окружения. И уж, конечно, "пред очами Господа", чтобы Он оценил старания человека. Отсюда - обрядоверие, поверхностная религиозность, показное ношение крестика и другие внешние проявления личной "любви" к Богу. Но "человек имеет кроме телесных чувств еще око духовное, которым он видит, постигает, ведает. Этот орган есть вера". [12], с. 35. Право же, создается впечатление, что око это надежно прикрыто светонепроницаемой повязкой.
Вероятно, не только мне приходилось видеть, особенно в церковные праздники, людей, неистово осеняющих себя крестным знамением перед входом в храм. Эффектные поклоны, красивые дирижерские взмахи не могут не привлекать внимание окружающих (что, в сущности, и требуется). А вот, какова реакция последних на это фарисейство - трудно сказать однозначно. Да, и важно ли это, в конце концов, для того, кто столь рьяно отдает, как он считает, "Божие Богу"? Христос, осуждая показную религиозность, учил: "И когда молишься, не будь как лицемеры, которые любят... на углах улиц останавливаясь молиться, чтобы показаться пред людьми" (Мф. 6,5). Эта заповедь Учителя, как видим, актуальна и сегодня. Жаль, конечно, что немногие христиане о ней знают и очень немногие из них исполняют её.
Однако наш просвещенный и технически оснащенный век значительно приумножил, расширил и усовершенствовал формы проявления "безграничной любви" человека к Богу. Сегодня, например, некоторые "верующие" водители личных автомобилей выставляют в салоне на самом видном месте триптих с ликами Христа, Богородицы и Иоанна Крестителя. Ясно,что этот иконостас на колесах призван выполнять те же функции, что и нательный крестик - "Спаси и сохрани!". Но могут ли на это надеяться те "богобоязненные" водители, поведение которых за рулем и особенно в гаражах, христианским не назовешь даже с натяжкой?
Еще пример: в сегодняшнем храме можно видеть прихожан, общающихся по мобильному телефону с внешним миром и одновременно, как бы между прочим, ставящих свечи Христу, Богоматери и святым угодникам. Очень удобно, не правда ли? И Бога вроде бы не обходишь своим вниманием, и время экономишь. А совсем недавно, будучи в одной из вологодских церквей, я оказался невольным свидетелем быстротечной сценки, потрясшей меня буквально. Из верхнего храма по лестнице, ведущей к выходу, едва не сбив меня, пробежал юноша, громко отчитывающий кого-то по мобильному телефону. В этом не было бы ничего удивительного, по современным меркам, конечно, если бы не одно обстоятельство: не отрывая телефона от уха, на бегу, юноша суетливо и даже раздраженно осенял себя крестным знамением! Такого "совмещения" я еще не видел! Однако я не очень уверен в том, что больше никогда не встречусь с подобным извращением. Какая уж здесь вера, тем более - "от всего сердца"?! Это - даже не пародия на неё и не отрицание ее: это - утончённое издевательство над ней, слегка завуалированное богохульство! А ведь этот юный "христианин" в критической для него ситуации будет претендовать на божественную любовь и защиту! И даже обижаться на Господа, не получая желаемого!
Случай в храме окончательно убедил меня в том, что слова христианин и верующий в приложении к современным посетителям его можно нередко брать в кавычки, что я и делаю. Надеюсь, читатель не осудит меня за это строго.
"Для него (нее) нет ничего святого!". В этом коротком чисто русском сетовании уживаются и глубина, и обобщение. Лучше не скажешь! Да, к сожалению, ни крестик, ни храмовые иконы с ликами Христа и Богородицы, ни сам храм многие современные "христиане" святынями, по сути, не признают и, следовательно, энергией веры, любви и благодарности их не напитывают. Несомненно, эти "верующие", в отличие от убежденных неверующих и религиозно нейтральных людей, как члены Церкви не только бесполезны, но и вредоносны, ибо по их вине происходит необратимое обмирщение ее. "Когда люди оказываются недостойными, святыни отнимаются или рушатся" [10], с. 14. Конечно, эти люди покупают свечи и опускают в копилку "На содержание храма" кое-какие деньги, хотя для них - это отнюдь не "две лепты бедной вдовы". Однако, оказывая Церкви некоторую материальную помощь, они вместе с тем привносят в нее суетность, бездуховность и языческие манеры; загрязняют нравственную атмосферу церкви, разъедают объединяющую прихожан невидимую ткань благоговения перед Спасителем, верой в Которого они должны жить и спасаться. "Любовь ко Христу есть основа нашей духовной жизни. Если этого не будет, мы будем как язычники, которые приходят получить у своих богов то, что сегодня им нужно" [10], с. 33.
Легкомысленное отношение к крещению и, как следствие, недостойное христианина личное поведение в храме и вне его резко осуждается в христианской литературе. Так, в "Библейской энциклопедии" (православное издание 1891 года) читаем: "О тех, которые грешат после крещения, должно думать, что они виновнее в грехах своих, нежели некрещённые в своих, потому что те имели от Бога особую помощь к добру и отвергли ее" [13], с. 413. Незавидную судьбу христианам с нехристианскими мыслями, словами и поступками предрекает апостол Петр: "Лучше бы им не познать пути правды, нежели познавши возвратиться назад от преданной им (полученной ими - Г. М.) святой заповеди" (2 Пет.2, 21).
***
Возвращаюсь к началу данной главы, испытывая некоторое душевное раздвоение, состояние типа: "с одной стороны - с другой стороны".
С одной стороны, как и большинство соотечественников, я с глубоким удовлетворением воспринимаю информацию о восстановлении и открытии новых храмов, о росте числа верующих (то-есть принявших крещение). Это, казалось бы, должно вселять некоторую надежду на заметное повышение нравственного уровня большинства людей.
С другой стороны, на основании реалий сегодняшнего дня, логично предположить, что с возрастанием общего числа верующих, в нем все более будет превалировать доля христиан, имеющих непривлекательное религиозно-нравственное лицо. Это допущение ослабляет надежду на улучшение морального климата общества под влиянием Церкви. В общем, с одной стороны - рост количества верующих, а с другой - снижение "качества" их веры.
Однако речь идет сейчас не о Церкви (хотя она стала слишком уж терпимой и непритязательной в отношении поведения прихожан), а о людях в Церкви. В сущности, все долгие рассуждения о них сводятся к двум вполне очевидным истинам.
Во-первых, отсутствие должной веры у верующего, подмена ее обрядоверием, суеверием и лицемерной набожностью неизменно ведет к негативным последствиям для негосамого. Он никогда не познает истины, и поэтому обречен быть вечным рабом личной самости (Ин. 8, 31-32). "Истинно говорю вам, что они уже получают награду свою", - утверждает Христос в Нагорной проповеди (Мф. 6,2,5)."Они" - это носители показной религиозности, а "награда" - наказание, им предназначенное.
Во вторых, верующий с потребительски окрашенной любовью к Богу вредоносен не только в отношении себя, но, и это главное, в отношении других. Об опасности, исходящей от беззастенчивых просителей у Бога земных благ, предупреждает апостол Павел: "Такие люди служат не Господу нашему Иисусу Христу, а своему чреву, и ласкательством и красноречием обольщают сердца простодушных" (Рим. 16,18). Естественно, "их конец - погибель,... и слава их в сраме: они мыслят о земном" (Флп. 3,19). И наконец, вспомним о том, что эти "верующие" не только не приумножают, но расхищают достояние, им не принадлежащее: энергию эгрегора-покровителя, создаваемую и пополняемую верой, надеждой и любовью христиан (без кавычек), устремлённых к объединяющему их образу. "Заметим однако, что так как образы черпают свою силу в воле и воображении людей, то они зависят от веры в них" [11], с. 62.
Итак, вера с прагматическим уклоном не может в принципе противостоять человеческой самости, ибо работает на последнюю. Но зато лицемерно "облагораживать" ее - может вполне. От такой " веры", как видим, страдают в конечном счете и ее"носитель", и Церковь в целом.
Страдают ли от нее Высшие Духовные Силы? Да, страдают, и убеждает нас в этом история земной жизни Христа. Разве не ради тридцати сребренников был предан на мучения Христос "верующим" в Него учеником? Разве не страдал Христос в плаче над судьбой Иерусалима, жаждавшего Царя-благодетеля, подателя земных, а не духовных благ (Лк. 19, 41-44)? Разве не горьки были для Христа упреки его учеников в том, что пребывание с Ним не только не прибавило им материального богатства, но и лишило их даже имеющихся материальных благ? "Вот, мы оставили все и последовали за Тобою", - укоряет Христа апостол Петр (Мк.10, 28).
Даже атеист В.И. Ленин в работе "Материализм и эмпириокритицизм" отмечает, что прагматик "выводит... бога в целях практических, только для практики, без всякой метафизики" (Ленин В.И. ПСС, т. 18, с. 363). А если так, если человек жаждет лишь покровительства Свыше своим меркантильным, эгоистическим начинаниям, то ему совершенно безразлично - в кого или во что верить: лишь бы была практическая отдача от такой "верности". ("Гибкий" подход к вере применяли ветхозаветные евреи. Они обращали ее к языческим богам, отворачиваясь от Своего Господа Бога всякий раз, когда их материально-биологические требования Он удовлетворял не в полной мере). Насколько же примитивна вера без веры!
Известный церковный просветитель, православный священник Александр Ельчанинов вопрошает и сам же отвечает на свой вопрос: "Для чего нужна вера? - ни для чего. Если бы я сказал, что она нужна, чтобы быть хорошим человеком, чтобы помогать людям, чтобы познавать Бога, чтобы спасти свою душу - все это означало бы корыстное и эгоистическое отношение к вере. Мы верим не для чего-то, а потому что - мы любим Бога, потому что Бог есть для нас (в своем явлении на земле в качестве Богочеловека - Христа) - совокупность всего самого светлого, чистого, бесконечно прекрасного, короче - всего самого желанного" [14], с. 152-153.
Вера большинства современных христиан не может быть глубокой в принципе, поскольку слишком тонок, мелок их духовный план - вместилище веры. Его глубины едва хватает на размещение в нем обрядоверия, которое есть лишь поверхностный слой веры, ее внешняя броская оболочка. Но если она не лежит на прочном каркасе веры, если внутри духовная пустота, то перед нами всего-навсего мыльный пузырь, переливающийся всеми цветами радуги. Его эфемерная ценность и состоит в этой беззащитной привлекательной пестроте.
Наконец, такая вера откровенно скучна и самому верующему, поскольку носит тот же прагматический, коммерциолизированный характер, что и отношение этого человека к людям и жизни в целом. Так, крайне редко бывая в церкви (текучка, знаете ли, заедает!), он ставит Богу, видимо, в качестве компенсации некоего "морального ущерба", непременно самую дорогую свечу. "Видишь, как я люблю Тебя!" - написано на его самодовольной физиономии. Выстояв у иконы аж целых три минуты, он покидает храм. И походя, но все же не так, "чтобы милостыня твоя была втайне" (Мф. 6, 4), он опускает в ящик для пожертвований энную сумму. Всё! С Богом он рассчитался, от Церкви откупился и даже внес некий аванс, совесть очистил, и уже, вполне довольный собой, он будет надеяться на божественное прощение грехов, не только скопившихся в душе его с момента последнего посещения храма, но и грехов предстоящих. По меркам его купеческой нравственности, Бог теперь просто не имеет права поступить иначе!
Как видим, мирская суетность не отпускает от себя этого человека даже в храме. Такой заземленный христианин, являясь носителем и распространителем столь серьезного "инфекционного заболевания", как воспаление нравственности, представляет серьезную опасность для духовной атмосферы Церкви: дурные примеры, хоть и порицаемы, но все же заразительны.
Естественно, что и ортодоксальные обрядоверцы, и бесцеремонные просители земных благ, пренебрегающие всеми обрядами, порознь, в "чистом виде" встречаются сравнительно редко. Гораздо чаще мы имеем дело с неким гибридом, в котором "гармонично" уживаются обе крайности. Это и неудивительно, поскольку обрядоверие и прагматизм происходят от единого корня - маловерия. Христианин, не в меру пекущийся о своих благах, (не духовных, конечно!), и христианин, надеющийся на спасение за счет внешней религиозности, одинаково далеки от веры "от всего сердца", оба находятся на ее периферии, только как бы на разных сторонах.
Один из них мало верит в то, что Бог знает "в чем вы имеете нужду, прежде вашего прошения у Него" (Мф. 6, 8), и систематически напоминает Ему о своих нуждах. Он забывает, точнее - не знает о том, что Дух Божий, невидимо пребывающий в Церкви, не решает материальных проблем, аизменяет отношениек ним в душе верующего, возвышая роль проблем духовно-нравственных.
Другой же, вопреки заповеди (Мф. 6, 4-6), мало верит в то, что все, творимое человеком втайне (молитва, милостыня, пожертвования, почитание Святыни и т.д.), будет увиденным и, следовательно, оцененным Богом. Поэтому он и переводит (на всякий случай!) все невидимое в явно видимое не только Богом, но и людьми - свидетелями его "боголюбия".
Целенаправленность и того, и другого вариантов "веры" вполне очевидна: в первом - "дай мне лучшее"; во втором - "спаси и сохрани меня от худшего". В обоих случаях - прошение о земных сокровищах и благах, в обоих случаях - недоверие человека к Богу, неуверенность в Нем. "Недоверие есть форма маловерия и вообще неверия. Нет доверия к Богу, а отсюда и вечная тревога - что будет завтра со мной, потом, и т. д. Какие же это верующие?" [10], с.27.
Приведенный выше фрагмент пасхальной проповеди протоиерея А. Меня естественным образом подводит нас к ответу на поставленный вопрос. К сожалению, неутешительному, "ибо, где сокровище ваше, там будет и сердце ваше" (Мф. 6, 21). Сокровища же, вопреки заповеди, сегодня собирают на земле. К сожалению, конечно.
Завершая тему, хочу обратиться к Евангелию от Матфея: "Маловерный, зачем ты усомнился?", - упрекает Христос засомневавшегося в спасительной силе Его слова, а потому и едва не погибшего, апостола Петра (Мф. 14, 28-31).
Эта евангельская история убеждает нас как в том, что "по вере вашей да будет вам", так и в том, что по маловерию вашему -- тоже.
ЛИТЕРАТУРА
--
Церковно-исторический атлас Вологодской области. 2007, ч1.
--
Религии мира (Под редакцией Я. Н. Щапова). М., 1994.
--
Мень А. О Христе и Церкви. М., 1961.
--
Барсенков А. Введение в современную российскую историю. М., 2002
--
Богданов А. Перо и крест. Русские писатели под церковным судом. М.,1990.
--
Библейская Библейский энциклопедический словарь ( сост. Э. Нюстрем). Торонто, Мировая Христианская миссия, 1989.
--
Мень. А. Быть христианином. М., 1994.
--
Розанов В. Апокалипсис нашего времени. М., 1990.
--
Мень А. Православное богослужение. Таинство, Слово и образ. М., 1991.
--
Проповеди протоиерея Александра Меня. Пасхальный цикл. М., 1991.
--
Тухолка С. Магия и оккультизм. МЦ "Форум", 1990, ч. 1.
--
Булгаков С. Православие: Очерки учения православной церкви. М., 1991.
--
Библейская энциклопедия. (Труд и издание Архимандрита Никифора). Москва, типография А. И. Снегиревой, 1891. (Имеется современное репринтное переиздание: Свято-Троице-Сергиева лавра, 1990 г.).
--
Ельчанинов А. Записи. М., 1992.
--
Эзотерический словарь (сост. Б. Р. Корженьянц). Москва -- Рига, 1993.