Неделю после отпуска, которая оставалась до работы, Глика не выходила из дому.
Бабушке она все рассказала, и бабуля ответила:
- Глупенькая ты моя, тебе сразу надо было прервать все с ним отношения после того, как ты узнала, что у него есть другая женщина.
Гликочка, я все-таки была права: твой отъезд все расставил по своим местам.
Гликерия и сама понимала, что все сходится, все так и должно быть. Мозги искали доводы в пользу того, что все не так, все совсем не так, и Глика ошибается, и ее удручающие умозаключения не более чем результат случайных совпадений и неверно интерпретированных фактов.
Но в то же время Гликерия понимала, слишком много совпадений, а когда слишком много совпадений...
В случайные совпадения она не верила.
Мысли в эту неделю вертелись только вокруг Александра, а он молчал. Глика иногда заходила в Интернет, смотрела, где Саша, но к своему сожалению, находила его в тех же комнатах вместе с его новой пассией.
В чат не заходила, просто по поиску видела, что они вместе.
Ничего не хотелось, несмотря на то, что Гликерия твердила себе: "возьми себя в руки, ничего страшного не случилось".
Приезжали родители, им она объяснила свое состояние, что устала, перегрелась на солнце, хотя приехала совсем не загоревшая, но Гликина кожа и не располагала к загару.
И с мамой поссорилась из-за того, что не встречается с Мишей.
Мама при каждом удобном случае твердила Глике, что надо замуж.
А сейчас превзошла самое себя, снова начав про замужество: "ой, встретила свою знакомую, у нее сын такой прекрасный мальчик: умный, интеллигентный и неженатый".
Мама почему-то страшно переживала, что Глика до сих пор не вышла снова замуж.
- Ты посмотри, какой сын у Бориса Моисеевича, красивый, умный, работает на хорошей должности, и как в тебя влюблен. Заметь, с первого взгляда влюбился и мечтает жениться.
Папа же только хмыкал на все ухищрения жены, и сказал, останавливая жестом руки, замолчать жену:
- Влюбиться-то Мишка, может и влюбился, но ему все наши местные девицы глазки строят, и он не против.
Так что, Гликочка, надеюсь на твою благоразумность. А мама... она хочет как лучше, хочет, чтобы было все как у людей. Ей, видите, неудобно перед приятельницами, что ты до сих пор не замужем.
- Папа, но я не хочу замуж, сколько раз можно повторять.
- Понимаю, тебя, мое солнышко, - сказал Владимир Арсеньевич, обнимая Глику, и тут же обратившись к Ольге, сказал:
- Оставь ребенка в покое.
- Но мама, "закусив удила", снова начала о том, что Глике надо замуж.
- Мама, тебе не терпится меня пристроить?
- А тебе нравится быть разведенкой?
- А, пожалуй, нравится. Мне как-то легче.
- Неужели тебе так плохо было с Вадимом?
- Если честно, мама, то никак.
- Но ведь он, в сущности, неплохой малый
- Неплохой, - вяло согласилась Глика, - но не мой.
Самое главное понять в жизни, кто из мужчин именно твой, - часто повторяла Глике бабушка
О Володьке с мамой она никогда не говорила.
Сама для себя определила на это табу, зная, что мама чувствует вину, что "выдала" ее замуж за Вадима, хотя маминой вины не было - Володька на ней не хотел жениться, хотя не столько не хотел, сколь не посмел ослушаться отца.
- Тебе уже надо своих детей рожать, - снова завелась мама, - давно пора.
- Мама, я ненавижу слово "надо". Тогда ты убедила меня, что мне "надо замуж". Я поверила. И что из этого вышло?
Может у меня притупленный материнский инстинкт. Бывает же такое. И, вообще, брак - это такая вещь, которая подразумевает под собой какие-то конкретные обязательства обоих супругов, которые должны неукоснительно выполняться. А я еще до этого не созрела.
- Ну вот, я и виновата, - обиженно прошептала со слезами в голосе Ольга Прановна.
- Да, ни в чем ты не виновата. Виновата я, что тогда послушалась. И больше не хочу никого слушать, буду жить не так как надо, а как захочется.
- Что и Гликерию Борисовну, - не будешь слушать? - ядовито спросила мама, - куда и слезы подевались - Глика знала об обоюдной "симпатии" мамы и бабушки, - поэтому просто проигнорировала вопрос.
- Не получится у тебя жить, как захочется? - вдруг сказала Ольга Прановна
- Это почему же? - опешила Глика.
- У тебя слишком развито чувство долга, и ты обязательно найдешь приключения на свою задницу.
Да, и человек всегда зависим. От той же погоды, мнения окружающих, настроения начальства, а главное - от тех, кого любит.
Глика не выдержала и сказала, что у нее есть другой мужчина. Что тут началось...
- Я не могу больше здесь находиться. Меня сейчас хватит инфаркт, - расплакалась маменька, - поедем, Володя, отсюда, а ты подумай, это уже Глике, над своей жизнью, добром это все не кончится, помянешь мое слово.
О каком мужчине ты говоришь? Ты же из дома не выходишь. Где ты могла найти себе мужчину, скорее всего какого-нибудь проходимца.
Ты ничего не понимаешь в жизни, воспитывалась под крылышком у бабушки с дедом, а сейчас вокруг посмотри, какие все прохиндеи, не успеешь оглянуться, как без квартиры останешься,...
Мама продолжала еще что-то говорить, но Глика уже ее не слушала.
Страстный монолог матушки отрезвил Гликерию, нет, она не воспринимала слова мамы о замужестве, она вынесла одно из этого монолога - надо вставать, приводить себя в порядок и готовиться к новой жизни, жизни, в которой напрочь будет отсутствовать Саша.
- Оля, поедем домой. Глика - взрослая женщина, она все поняла и примет твои слова к сведению.
- Я прав, Гликуша? - спросил папа и подмигнул Глике.
- Да, папочка, произнесла Глика и тоже ему подмигнула, а затем, обратившись к матери сказала:
- Мама, я все поняла и постараюсь в ближайшее время выйти замуж. Думаю, своим будущим зятем ты будешь довольна.
Мать, всхлипывая, обняла Гликерию.
Когда же наконец они уйдут?
Кажется, я начинаю оживать. Поистине, не бывает худа без добра.
Потом явилась Тамара и принесла распечатки разговоров в мейл-агенте Свидетеля и Глики, Свидетеля и Юлианны, всю переписку Свидетеля как с Гликой,так и с Юлианной.
И возникшее такое хрупкое равновесие Гликерии испарилось в миг.
Вся, кипя от возмущения, она идет в чат, в комнату "пышки" - обычно там чаще всего бывает Свидетель, и говорит ему открытым текстом, все, что думает по этому поводу.
Александру не нужны разборки в общем чате, и он тут же прибегает к Глике в мейл-агент:
- Что ты выскакиваешь, как черт из табакерки!
К чему эти слова: "ну, ты и ничтожество. Онлайнился со мной одновременно и с другой девицей, как не перепутывал, кому что говорить. Дульсинея приволокла распечатки твоих онлайнов и писем. Не знаю уж, как она их раздобыла".
И тут же без всякого перехода:
- Можно хотя бы один пример творчества твоей Дульсинеи? Что она раздобыла? Мне страшно интересно.
- Ты говорил одно и то же: мне и другой женщине, - на удивление для себя самой, спокойно отвечает Глика.
- Кому говорил? Ник в агенте? - орал Александр.
К спокойствию прибавился еще и смех, хотя смех более похож был на истерику.
"Совсем уж меня за дуру держит, если знает об агенте, то соответственно знает и о нике.
- Что стыдно? - продолжает между тем бесноваться Саша.
- Я не желаю с тобой общаться. Ник, о котором я все время пела тебе, исходя ревностью. И что самое интересное: как раз начался с ней общаться, когда со мной в самом разгаре "любовь была". Недаром чуяло мое сердце. А говорил этой своей новой пассии: женат, возраст, только почему-то убавил на два года свой возраст, имеешь сына, и интим почти тот же, в общем, все, что и мне. Я бы не поверила, если бы Дульсинея не принесла и твои онлайны со мной, и письма твои ко мне, и мои к тебе.
Все - флаг Вам - нет, не с большой буквы, а с малой - вам в руки и побежал.
- Послушай-ка..., бред все это, бред... Ну да не о том речь.
"Цирк сгорел, клоуны разбежались".
Это любимый фильм Глики. Она смотрела его почти ребенком, но фильм этот почему-то так запал ей в душу. Может, оттого, что ситуация фильма, и то, что происходило тогда вокруг Глики было так похоже. Папа Глики в девяностые годы в Прибалтике тоже подрабатывал извозом, зарабатывая деньги.
- Но ты-то как себя ведешь? Родители интеллигентные, бабушки и дедушки. Ты что ж позоришь себя? Самоуважения никакого? - продолжал между тем надрываться Александр.
"Как его разобрало, однако", - усмехнулась Глика, - все равно же врет".
- И я не желаю общаться. В отличие от тебя, и не общаюсь. И надеюсь, что ты больше не будешь выскакивать посреди чата как черт из табакерки, - все никак не мог уняться Свидетель.
- "Прекрасное создание" - это тебе надо было сказать? - разжевать все, - почти выкрикнула Глика и продолжила, - насчет самоуважения - это ты себя не уважаешь, ведя так с молодыми девицами. А ты как себя ведешь - и в "пышках" в качестве клоуна выступаешь. Петух в местном курятнике, по-другому тебя и назвать трудно. Так что, кто не уважает себя - еще посмотреть надо.
А в чат специально зашла, ждала, когда ты появишься.
Сказала больше не пиши, так и не пиши.
А для тебя действительно - ЦИРК СГОРЕЛ И КЛОУНЫ РАЗБЕЖАЛИСЬ.
- Да, действительно, ЦИРК СГОРЕЛ, И КЛОУНЫ РАЗБЕЖАЛИСЬ. Провокаторша и лгунья рассуждает о чем-то... о боги, боги...
И не твое собачье дело - с кем я! И что я! Запомни!
Наконец-то признался, а то все хотел быть белым и пушистым перед Гликой, а Гликерию превратить в монстра.
- Да мне глубоко плевать с высокой колокольни - с кем ты и как! Сам лгун, бабник и провокатор. И извращенец, - Глика высказала то, о чем боялась даже для себя произносить вслух, и уже поспокойнее - грубиян, хам и нахал!
Сказала, пошел вон - и пошел вон!
- Очень хорошо, Гликуша. Я нехороший, неблагородный и, вообще, скверный тип. И мне совершенно неясно, за что ты любишь меня, да еще так долго и упорно.
Прояви терпение. Это пройдет у тебя, Глика. Меня для тебя нет!
- Я еще раз перечитала распечатки, жаль, что только распечатки, а то я бы тебе их отправила - и чтобы ты ни говорил, что это все бред, вопрос на засыпку: "когда ты собрался идти в галерею Шилова?" - остальное просто больно мне тут писать, еще, к сожалению, больно.
Дульсинея мне звонила, интересовалась твоей реакцией. Повторюсь - ты не знаешь Дульсинею - мне стоило большого труда вырвать у нее обещание не посылать эти распечатки Юлианне, хотя не уверена, что Дульсинея сдержит свое обещание. Но ты предупрежден, значит вооружен.
За Дульсинею не могу ручаться.
И запомни: Глики в твоей жизни не было. НЕ БЫЛО - это тебе приснилось.
Фото тоже твое видела, отправленное по тому же адресу.
Адрес,надеюсь, не надо называть. Это тоже бред?
- Под бредом, я имею в виду виртуальные вопли виртуальной особы, не имеющей фото, а следовательно: пола и возраста, но имеющей совершенно забавные в этой связи упреки.
- Упреки мои обоснованные, потому что всегда говорила: или единственная, или, вообще, ничего не надо.
И ты, видно забыл уже, ведь давал мне слово, что я буду единственной, а сам одновременно вертелся как уж на сковородке между двумя девицами - с какой больше можно поиметь? - никак не мог решить.
Снова повторюсь: женщина всегда чувствует наличие соперницы, отсюда мое нежелание с тобой встречаться, все ждала, что ты выберешь что-то одно.
Поскольку подлецу все к лицу, сообщи Администрации mail.ru о взломе твоего ящика и укажи мой адрес, адрес Дульсинеи-то, ты не знаешь. Какая досада для тебя. Желаю успехов в "благородном деле" по стукачеству, импотент-Казанова, - презирающая тебя Гликерия.
Где ваше самоуважение, милорд? Или вы только в отсутствии самоуважения можете упрекать слабых женщин, которые к своему стыду имели неосторожность позволить задурить им голову.
Утром следующего дня Глика проснулась от своего крика - потолок кружился. Ее кружило как на карусели, все мелькало перед глазами, все вокруг было темно. Кричать перестала, уцепилась руками за стенку кровати, начала ровно дышать - немного отходило. Она выпила таблетки, которые всегда лежали на тумбочке рядом с кроватью, полежала немного и позвонила бабуле:
- Бабуля, мне плохо, не могу встать - и отключилась.
Полежала еще, отходило, сказывалось действие таблетки, измерила давление - 80/45 - надо выпить кофе, но как дойти до кухни, квартира огромная.
Но кофе надо выпить, иначе снова будет плохо,- соображала Глика, бабуля приедет еще нескоро.
Внезапно в глазах потемнело, а в голове поднялась настоящая снежная буря. Поморщившись от боли и слабости, Гликерия прикрыла глаза и рухнула обратно в кровать. Но очнувшись, если так можно назвать ее передвижение, поползла на кухню, очнулась она, что кто-то лизал ей лицо - это кот, которого привезли с дачи, когда Глика вернулась из Прибалтики.
Сколько прошло времени, она не помнила, не помнила, как обратно доползла до кровати. И снова разноцветные шарики перед глазами стали расти и превратились в праздничный салют. Красные, желтые, белые шарики вспыхивали, и разбрасывали вокруг яркие брызги. И вдруг салют сменился кромешной мглой.
Пришла в себя, когда бабуля хлестала ее по щекам, а рядом уже были врачи: приехала неотложка. Глике сделали три укола, бабуля напоила ее кофе. Глотнув кофе, Глика мгновенно почувствовала, как ее голове легчает.
Кофе черный, всегда смеялась она, а в голове посветлело.
Головокружение тоже проходило.
Сказывалось действие уколов: и Глика уснула, проснулась только к вечеру. Слабость чувствовалась, но Глика сама дошла до туалета, хоть рядом с ней шагала бабушка.
Потом бабушка кормила ее куриным бульоном, Гликерия Борисовна смотрела на Глику и не узнавала ее: потухшие глаза, на похудевшем лице они казались глубокими впадинами, как будто глаз не было. Кожа бледная, бескровная, словно жизнь покинула ее.
"Такое лицо бывает у смертельно больных", - подумала бабушка.
Сердце Гликерии Борисовны сжималось от боли, и в тот миг она решила, что мужчина, который принес столько страданий ее кровинушке, будет наказан. Как и каким образом, она еще не знала, но что будет наказан, была уверена. Она не пустит случившееся с Гликой на самотек.
Глика допила бульон и снова уснула...
На следующий день Глика была почти здорова, но давление еще было низкое, пришел врач, выписал больничный на неделю.
И Глика стала отдыхать дома, рассказывала все бабушке о Саше.
- Деточка, все забудь, - нехороший он человек, знаешь, хоть и нашей крови, но и среди наших попадаются подлецы, пряча глаза от Глики, говорила бабуля.
Тогда Глика плохо соображала и не могла понять чувства бабули, что ей больно оттого, что еврейский мальчик оказался таким подонком, они еще не знали, что их ждет впереди.
Из дома пропал ноутбук. Бабушка сказала папе, что его надо починить, мол, просила Глика. И отвезла сама ноутбук к родителям.
Во время больничного Глику полностью обследовали, дед поднял все свои старые связи, и Гликино обследование прошло за три дня - ничего серьезного не нашли - та же вегетососудистая дистония - этим страдают почти половина населения.
Правда, Глика случайно услышала, как дед говорил бабушке, - замуж ей надо, и все болячки пройдут.
Потом Глика с бабушкой уехали на дачу.
На даче часто вспоминала Александра: болела душа за него, почему Глика и сама не могла понять. Ей казалось, что он снова стал посещать казино. Хотя понимала, что, если кто влез в игру, то это уже не остановить: из недомолвок и недоговорок Саши о его пристрастии к игре Глика поняла, что Сашу рано или поздно потянет в казино.
О его связи с Юлианной старалась не думать.
Глике все казалось, что ему плохо, и Глика не выдержала, несмотря на все обещания себе, когда дед отсутствовал, пробралась в его кабинет и написала Саше в мейл-агент:
- У тебя все ладно? Болит душа за тебя, не знаю почему, но болит, кажется, что у тебя что-то произошло Я чувствую виноватой.
- Живой пока, Гликуша, - ответил Саша, - как и не было тех до боли рвущих душу разговоров об его измене.
- Спасибо, что ответил. Все будет хорошо у тебя. И бабушка говорит, что все будет хорошо, а моя бабушка все знает.
Хотя бабуля, молча, выслушивала Глику, гладила ее как маленькую по голове, вздыхала, но своих мыслей не озвучивала.
Да с бабулей Глика только и разговаривала о Саше.
Бедная бабушка, что она испытывала, слушая Гликины бредовые речи о Саше.
- Дай-то бог! - ответил невесело Саша.
Во время болезни Гликерии все носились с ней как с писаной торбой, особенно досталось бабушке.
Почему-то на даче появился Володька, заявив:
- Я в Москву приехал по делам, поживу-ка я у вас. Гликерия Борисовна мне разрешила, сказав: "что это ты, Володечка, будешь жить в гостинице, у нас места хватает".
Володька никуда не ездил, целыми днями находился с Гликой, а вот бабушка отлучалась часто.
Глика что-то сомневалась, с каких это рыжиков Шкловский появился в Москве, и напрямую спросила:
- Рыжий, ты-то что приехал? Какие дела, если целыми днями сидишь возле меня? Тебя что бабуля вызвала?
- А хотя бы и так, - ответил Володя.
С Рыжим Глике было хорошо, она чувствовала себя снова той влюбленной девочкой, и на время забывала об Александре, но ночами снова плакала. Почувствовав, что кто-то подходил к двери ее комнаты, зажимала рот рукой, чтобы не услышали ее всхлипы.
А Володька все пытался ее развеселить:
- Рыжая, я куплю самолет, и мы с тобой полетим из Калининграда в Клайпеду, помнишь, как тогда, когда ты ко мне приезжала в Калининград, мы с тобой вдвоем, представляешь, только вдвоем летели в "кукурузнике". Я тогда еще решил, что когда разбогатею, то обязательно куплю себе самолет, и мы будем с тобой на нем летать.
И ведь же купил со временем, только летает не с Гликой, а со своими пассиями.
- Володька, какой же ты еще ребенок, - вытирая, слезы от смеха говорила Гликерия.
Миша часто привозил бабушку из Москвы, куда она ездила каждый день, объясняя Глике, что в издательство по делам. Миша и Володька познакомились, быстро нашли общий язык, даже однажды Рыжий съездил с ним и бабулей в Москву, а возле Глики был Женька.
- Женя, что вы тут все собрались? Подозрительно как-то. Может, я помираю уже, а сама и не знаю об этом.
- А я случайно встретился с Гликерией Борисовной, от нее и узнал, что болеешь. Решил навестить.
Почему-то не приезжали родители. Глика позвонила папе, но "абонемент вне зоны действия", спросила у бабули, почему родители не приезжают и где дедушка?
Глика не знала, ее не хотели травмировать, что и папа, и дедушка - в больнице.
Когда Гликерия Борисовна позвонила сыну и попросила их приехать сразу в загородный дом, предварительно рассказав, что случилось с Гликой, только умолчав причину, почему случилось.
Родители заторопились со сборами.
Ох, эти взрослые дети! Сколько они доставляют хлопот!
Впервые порадовался, что является отцом единственного ребенка, а ведь еще хотел, чтобы Ольга и сына родила.
Владимир Арсеньевич делал вид, что ему почти безразлично, что с Гликой. Он нервничал скрыто, но подавленное беспокойство разъедало его изнутри.
Он достал из бара коньяк, налил себе изрядную порцию и выпил.
- Нам же ехать сейчас, - закричала Ольга.
- Надо больше было уделять внимания дочери. Она у нас одна. А ты только и твердила: замуж ей надо,замуж. Вот и довыдавалась замуж. Раз уже выдала.
- Это ты вечно занят своей работой. Девочка росла без отцовского внимания. Она привыкла делать, все, что взбредет в голову, и мамочка твоя ей во всем потакала, - не осталась в долгу Ольга Прановна.
- Послушай Глике почти 28 лет, и она вправе отвечать за свои поступки, и решать самостоятельно, как ей жить.
- Прекрати каркать, - заорала Ольга, - если бы ты больше уделял внимание дочери, с ней не случилось бы такое.
Тут Владимир схватился за левый бок и медленно начал оседать на пол.
Ольга перепугалась: "Володенька-Володенька", - только повторяла она, и видя, что муж не отвечает ринулась к телефону и набрала 03.
Вместо ответа, почему не приезжают родители, бабушка вначале как-то засуетилась, но Глика, поглощенная своими мыслями, и не заметила неординарность в бабулином поведении, а потом бабуля сказала:
- Разве я тебе не говорила, что папа уехал в командировку, а мама... ты же знаешь, как твоя мама любит сюда приезжать одна. А дедушка живет в Москве на Мира. Там ему спокойнее.
И Глика больше вопросов не задавала.
Неприятной неожиданностью было появление на даче Денгилевского. Вот уж кого Глика не хотела видеть, так это Владимира Николаевича. Тот приехал с огромными сумками, начал сразу распаковывать и выкладывать возле Гликиной кровати разные вкусности, при этом вел себя как хозяин.
Глика, не удержавшись, съехидничала:
- А я, увидев вас с такими огромными баулами, подумала, что вы навеки к нам приехали поселиться.
- Что ты, Гликочка, я в гости вот приехал, а как же без гостинцев.
Вот черт, знает же, что я не разрешаю называть себя Гликочкой, а специально так при Володьке.
Глике было почему-то стыдно перед Рыжим за Денгилевского, не хотелось, чтобы Володя подумал, что у нее такой старый кавалер, а Денгилевский вел себя так, что он действительно чуть ли не муж Глики. Глика попросила бабушку сказать Денгилевскому, чтобы тот не приезжал сюда больше, бабуля так грустно ответила: "потерпи, Гликушенька, он так мне сейчас нужен".
Дела Глики шли к выздоровлению. Она рвалась в Москву.
- Бабушка, я хочу уже домой. Надоело мне тут.
На что бабуля приносила ей бутерброды с красной икрой - любимое Гликино кушанье, которыми бабуля не часто баловала Гликерию, считая почему-то, что нельзя много есть икры, а почему, Глика так никогда и не узнала.
В Москве она себе икру покупала банками, и икру эту могла съесть за вечер.
- Бабуля, что это с тобой? Ты что изменила взгляд на здоровый образ жизни? Что это ты меня икрой кормить стала?
- Мой взгляд невольно задерживается на цвете лица мой любимой внучки, краше в гроб кладут. Еще шоколад ешь, и не по плиточке, а всю шоколадку за раз.
- Да, ладно, бабуля, все восстановится.
- Вот и восстанавливай. А я пошла куриный бульон тебе готовить. Обед скоро, и Володечку надо накормить. Да и Миша сейчас за мной приедет. Мне надо в Москву, звонили из издательства, - и бабуля, произнеся тираду, величаво удалилась из комнаты.
Потом Глике неожиданно стало плохо, приезжала неотложка.
Август этого года стал сплошным кошмаром для Гликерии и ее семьи.
Что-то и спать стала плохо в последние, и тайком от бабушки она пила успокоительные таблетки, потому что бабуля предпочитала, чтобы Глика пила травяные настои, которые бабушка покупала у знакомой старушки.
В результате нервы Гликерии совершенно расшатались, тем более она видела, что бабуля от нее что-то скрывает,
Глику стали раздражать посторонние люди в доме, даже Володька ее раздражал, хотя Володька, да и все остальные окружали ее заботой, каждый день уже стал приезжать Владимир Николаевич, привозил разные вкусности и охапки детективов.
Глике хотелось побыть одной, но ее не оставляли ни на минуту.
А по ночам, когда все спали, Глика бегала на второй этаж к деду в кабинет и беседовала с Сашей.
- Выздоравливай, Гликуша, - обычно всегда на прощание говорил он.
И Глике так легко становилось на душе. Забыты все обиды, забыта Юлианна.
- Как хорошо, что ты есть, что хотя бы изредка появляешься. Как твои дела? Ты мне говоришь как на духу или не хочешь меня расстраивать?
- Все как на духу, резких катастроф пока нет, все нормально.
- Вот и хорошо, тогда я немножко успокоилась.
- Глика, а врачи? - что говорят врачи? - все не унимается Александр, то ли от стыда, что виноват в таком Гликушином состоянии, то ли от простого любопытства, то ли хочет считать, что Глика-дурочка, с отклонениями в психике.
- А врачи говорят - от нервного напряжения.
- Ну, тебе надо расслабиться. Посозерцать. Почитать.
Глике так не хочется расставаться с Александром, несмотря на увеличивающееся головокружение, она продолжает с ним разговаривать, лишь бы только он не уходил:
- Официальный диагноз - вегетососудитистая дистония. Мне провели полный курс обследования: томограф, сосуды и т.д. - все нормально. Так что симулянтка. Доктор сказал: "ничего страшного, у молодых барышень это бывает".
Глика опять расчувствовалась: столько печали было в словах Александра, так Гликерии казалось, и она тут же все сомнения отгоняла прочь: "нет, он хороший, не мог он со мной так подло поступить".
Когда говорило сердце, мозг у Глики начисто бездействовал. Как-то не могли эти два органа ее организма толково взаимодействовать
Как Глика в тот момент любила Сашу.
А себя Глика ненавидела за свою слабость и свою любовь.
Но общение с Александром так и не могла прекратить.
А тот думал: "что она ко мне пристала, у меня завтра свидание с Юлей, а я тут должен с ней тары-бары разводить, и не могу послать, болеет все-таки".
- Юленька, не представляешь, как мне эта Гликерия надоела - пишет и пишет мне, - стуча по клавиатуре послание в другом мейл-агенте и другой женщине.
"Тьфу ты, и не отстает",- перескакивая из одного агента в другой, - уже рычал Александр.
- А завтра, во сколько ты будешь дома?
"Не буду отвечать, в случае чего объясню, что агент не работал", - решил Саша.
Глика, наконец, поняла, что с ней не хотят разговаривать, она и раньше понимала, что не хочет Саша общения с нею. Но так не хотелось верить в истинное положение вещей.
И делая хорошую мину при плохой игре пишет:
- Ладно, Саша, не напрягайся! Извини, что побеспокоила.
- Ты совсем не следишь за тем, что я тебе говорю? Сказал же, завтра с утра уезжаю, вернусь поздно вечером.
- Ты ничего не говоришь, только злишься. Наверно перепутал мейлы. Ладно, не напрягайся, - повторила еще раз Гликерия.
- А, кстати, ты могла бы сделать для меня доброе дело, если найдешь для меня, кого можно застраховать.
Опаньки! - воскликнула про себя Глика, - да Свидетель своего не упустит, - больной женщине предлагает заняться поиском потенциальных страхователей. А что ему - с паршивой овцы - хоть шерсти клок.
Глика понимала: у Саши в настоящее время тяжелое материальное положение, но кем надо быть, чтобы больной, притом больной в некотором роде из-за него, любящей женщине навешивать свои проблемы?
Разговор вяло продолжался ни о чем.
Юля уже ушла спать, можно и с Гликой беседовать, тем более что у Александра давно бессонница, а в чате пока ничего интересного, интересного в том плане, что никто Свидетелем не интересуется, там только случайные лица, которые не обхаживают и не облизывают Александра, а он привык уже к всеобщему поклонению пышек.
- Надо бросать курить - сказал вдруг Александр.
- А я считаю, надо делать все, что тебе хочется, не ограничивать, и не заставлять себя что-то делать через силу, тогда все будет в порядке.
Саша, как я тебя люблю - это мои мысли - ты их не слышал.
- Не слышал, значит, не слышал".
- Не слышал? Это хорошо, что не слышал.
Другой бы от радости прыгал, услышав такие слова, скажи Гликерия их хотя бы в полушутливой форме тому же Владимиру Николаевичу или Женьке, а этот "не слышал".
- Ну за сегодня, спасибо. Спокойной ночи или приятного чатания.
- Пока, - наконец-то отстала, - с облегчением подумал Свидетель и тотчас же отправился в неприличный чат, где собираются одни извращенцы.
- А тебе удачи в завтрашнем дне.
Знала бы Гликерия, что пожелала.
Александр завтра собрался к Юле в Зеленоград, это было их первое свидание, и оно это свидание ударило по Глике огромной булавой, да так ударило, что долго потом она приходила в себя.
Глика продолжала находиться в сети. Ночь - все спят. Ей уже намного лучше. Завтра она собирается переехать в Москву.
Дед вернулся из Москвы, и они с бабулей остаются на даче. Дед не ахти как себя еще чувствует, и бабуля не может его оставить, она бы и Глику не отпускала, но Глике уже надоело здесь. Завтра и Володя уезжает. А в Москве рассчитывала Глика она наконец-то будет одна: надоело ей шумное общество. Спросила у бабули, починили ли ее ноутбук, та ответила утвердительно, сказав, что ноутбук уже дома, на Мира.
Александр, посетив неприличную комнату, получив заряд адреналина, снова вернулся к Гликерии
- Гликуша, выздоравливай, - сказал он.
- Я почти здорова, а ты что разве не ушел спать? А я сижу тут одна, так хорошо. Все спят.
Саша как пришел неожиданно, так и ушел, ничего не сказав. Ему Юля прислала смску, и он уже на время снова отключился от Глики.
У Александра была очень характерная особенность, что Глике не нравилось, да и не только в Александре, а в любом человеке: не отвечать на вопрос. Просто промолчать и все.
Сама по натуре открытая, Глика всегда говорила: я не буду отвечать на этот вопрос, если вопрос ей не нравился или нужно было врать.
Утром Александр перед поездкой в Зеленоград к Юлианне почему-то зашел к Глике. Зачем он это сделал, и сам не мог объяснить: может совесть мучила, ведь Глика болела до сих пор, а после ее приезда прошел почти месяц. Но вот зашел и все тут.
Только начал говорить, позвонила Юлианна, после звонка, где речь шла, в том числе и о Глике, тон разговора Свидетеля изменился.
Вначале все было нормально. Глика сказала о страховке, что нашла для него клиентов, и если позвонят, чтобы он ничему не удивлялся.
Не было у нее еще желания, чтобы Свидетель знал о ней больше, чем знает, хотя он знал о ней практически все, за исключением номера телефона. Хотя всегда считала Гликерия: захотел бы, все узнал. Но видно так надо ему было.
- Тебе бы пора представиться своим настоящим именем, - вдруг неожиданно сказал Александр.
Юлианна сказала Саше, когда он ей рассказал, что общался с Гликой: такого имени не может быть. Ты спроси ее настоящее имя.
И Свидетель, как попка-попугай, повторяя слова своей любовницы, спрашивает.
А это что еще за новости - настоящее имя... Вот она сущность Свидетеля: раз сам врет, значит, считает, что и другие такие же врали.
Но Глика ответила, как бы не понимая, о чем речь:
- Звать меня Гликерия - не веришь, не надо. Может, это даже к лучшему твое недоверие.
А Саше и к Юлианне нужно, но и с Гликой не хочется до конца порывать свои отношения.
А как Глика старалась ради Александра со страховкой, ей так хотелось помочь ему. С утра обзвонила всех кого можно и нельзя, хоть бабушка и предупреждала: не лезь, деточка, в это дело. Мужчины не любят, когда в чем-то зависят от женщин.
- Гликерия, значит Гликерия...
- В чем ты меня обвиняешь?
- С чего ты взяла, что я тебя в чем-то обвиняю? Ты опять сорвалась. И все переиначила. Пока. Я уехал.
- Я переезжаю сегодня в Москву, - сказала Глика, но Саша не слышал ее, мыслями он был уже с другой женщиной.