Аннотация: Стряхиваешь с себя обрывки сна и заходишься в истерическом, удушливом кашле. [..] Столица белых ночей будоражит туристов, сбежавшихся со всего света поглазеть на питерскую архитектуру.
Стряхиваешь с себя обрывки сна и заходишься в истерическом, удушливом кашле. В комнате стоит удушливая синяя дымка. Не понимая, в чем дело, ты пулей подскакиваешь к окну и с треском распахиваешь рамы с бахромой сажи. Но на улице стоит та же дымка. Оказывается, на горушке неподалеку есть небольшой подземный заводик. Как видно, дымка - напоминание его ночной деятельности. Привычное слово - выброс.
И ты выбрасываешь свое тело на улицу, не позаботившись накормить его завтраком, и бежишь куда глаза глядят, засунув руки в карманы. Вещи уже упакованы и громоздятся уродливыми штабелями по всей квартире. Времени остается немного. Я пытаюсь осознать до конца цитадель города на Неве, чарующего воображение и столь мною нелюбимого. Нет, не ненависть это, а какое-то странное чувство. Мое восхищение Петербургом - болезненно.
Но это мой город. Столица белых ночей будоражит туристов, сбежавшихся со всего света поглазеть на питерскую архитектуру. Лето жарким маревом плывет над призрачными мостами. Эти мосты, величественные здания, купола... Свинцовая рябь Невы плывет перед глазами, и вот уже тебе грезятся мачты и скрипящие снасти петровского флота.
Но какая злобная гримаса прячется за чопорным обликом Северной Пальмиры... Невский проспект, главная артерия Петербурга, весь увешан разноцветными лентами и шарами. По Невскому шуршат многие сотни и тысячи ботинок и резиновых шин. Неумолчный гомон прохожих, зазывал и шум моторов наполняет смыслом жизнь города. Но вот ты сделал несколько шагов в сторону, нырнул в какую-то подворотню... Толпы уж не слыхать - лишь влага тихой слезой сырости покапывает с кровель. Ты окружен, замурован - в колодце. Его чахлые стенки уходят ввысь, и взгляд твой скользит за ними в немом вопросе - а где же небо? А вот и он, мохнато-серый клочок вечных питерских облаков. Нечасто здешнее небо бывает голубым.
Об этом скорбит сфинкс с потухшим взором, в котором ты читаешь вызов Вечности, и давно уж выплакали все глаза закопченные смогом античные статуи.
Пора белых ночей проходит, и выгнутые спины мостов вместе со шпилями поглощает серая завеса дождей. Облетят листья желтыми ромбиками - и воцаряется удручающая своим непостоянством питерская зима. Ее постоянно лихорадит, и туманные оттепели сменяются жестокими заморозками.
Сменяются годы и столетия, и каменное покрывало города расползается все шире, ржавым мхом лесов обрастают еще недавно новорожденные дома, снова молодея.
И я скольжу все дальше, дальше, по обледенелому асфальту. Сквозь замочные скважины следов торопливых прохожих черным оком проглядывает земля-матушка, покрытая прошлогодним утоптанным пометом собак.
Влажный, теплый ветер врывается в мои легкие, и я жадно пью, пью этот пьянящий аромат весны, и легкие хлопают, как паруса, рискуя разорваться, но мне не остановиться, ведь Туу-Тикки уже вывернула свою шапочку на красную сторону, и скоро станет совсем тепло, но этого уже не увижу.
Прости нас, Нева. Прости за то, что заковали стройное твое тело в каменные теснины набережных, прости за грязь, которой напитали мы твои воды.
Ночной Питер... Скрип разводимых мостов, и многоцветное море огней, бегущих во все стороны. Здешняя ночь одурманивает, сводит с ума, нагоняя тяжелый морок ночного азарта, веселящий угар которого способен надолго выбить из колеи самых уравновешенных.
В последний раз скольжу я здесь, опьяненный заморскими ветрами, последний раз вижу все это удручающее великолепие. Прощай, город, который я люблю столь странною любовью, которая порой смешивается с терпким отвращением. Когда-нибудь я обязательно вернусь, а пока - прощай, мой Петербург. Прощай.