Мурзин Геннадий Иванович : другие произведения.

Не тревожьте дремлющего зверька

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
Школа кожевенного мастерства: сумки, ремни своими руками
 Ваша оценка:

  
  ПРОЛОГ
  
  Судя по многочисленным и крикливым высказываниям власть предержащих, Россия - это образец для всего цивилизованного мира по части защиты прав личности, при этом непременно тычут пальцем в Основной Закон, то есть Конституцию. 'Гражданин России, - выкрикивает власть, - абсолютно обережен от любого произвола или беззакония. Коли, - аргументирует власть и ее приспешники, - кто-то там попытается руки россиянину укоротить, что-то там запретить или чему-то там воспрепятствовать, то, - советует власть россиянину, - смело и решительно топай в многочисленные государственные надзорные органы, где тебя не только выслушают и покивают головами, поддакнут пару-тройку раз, а и ради твоих интересов всей грудью встанут и, не щадя живота своего, защитят. Ну, - добавляет власть и ее подпевалы, - ежели все-таки и там не сыщется правда, то ноги в руки и - айда, закусив зубами жалобу, в народный, а посему всякому доступный, суд, где, уж точно, всевластие закона, только закона и ничего, кроме закона'. Патриотически настроенные господа явно перебарщивают: с формальной точки зрения, да, Конституция России, хоть и не образец, соответствует мировым стандартам, а вот с практической, я извиняюсь, защита прав человека и гражданина выглядит столь же дремуче, как целинные и залежные земли, которых еще не касался плуг пахаря.
  
  О, наивный и беспечно дремлющий россиянин! Ты ведь веришь любым утешительно звучащим декларациям власти - законодательной и исполнительной - и в твоей истерзанной душе разливается истома, вспыхивает гордость за себя, что живешь в самой распрекрасной стране мира, за вождей нации, которые являются гарантами чего-то там. И пребываешь, любезный моему сердцу россиянин, в этаком благодушии до той поры, покуда жареный петух в задницу не клюнет, а вот когда клюнет, особливо, ежели сильно больно, когда начнешь ходить, обивать пороги многочисленных чиновных кабинетов и перед всяким захочется встать на колени, всякого прыща умолять помочь, то тогда сразу поймешь, почем нынче фунт российского лиха. Походив, понабивав шишек на лбу, ты, отрезвев, придешь к выводу, что отстоять свои права перед сильными мира сего, практически, не только невозможно, но и бессмысленно, если подходить здраво, рассудочно. Находишься до сыта, а толку все равно ни на грош. Предвижу возражение: бывает, дескать, кое-кто и кое-где... Увольте меня, не старайтесь загибать пальцы, перечисляя примеры, когда кто-то из россиян дошел аж до Европейского суда по правам человека и получил желаемое. Верно, подобное чудо бывает, но оно потому и чудом прозывается, что случается редко, является исключением, оттеняющим еще больше правило, пышно цветущее в России: с сильным - не борись, с богатым - не судись, а иначе... Тебя ждут большие приключения.
  
  Это так даже тогда, когда правдоискатель кое в чем кумекает, когда он из стреляных воробьев и оного на простенькой мякинке не проведешь. Но ведь большая часть россиян в смысле права - ни в зуб ногой, к тому же не в силах грамотно или хотя бы понятно изложить свою жалобу на бумаге и, хуже того, невероятно наивны, доверчиво внимают любой бред лица, обряженного властью, слушают, разинув рты; они представления не имеют, куда идти, кому и на кого жаловаться.
  
  Скажут: нынче юридические консультации на каждом шагу. Все верно. Однако консультации, а тем более юридическое сопровождение, стоит денег и денег, между прочим, огромных для большинства нищенствующего населения России. Рад бы россиянин нанять адвоката, да карман у него уж больно дыряв. Вот и является он, обычный россиянин, со своей правдой обезоруженным, является зачастую к тому, на службе у которого отряд профессиональных юристов, готовых при первой же команде хозяина разнести правдоискателя в клочья. Пух-перо полетит только так.
  
  Я себя не считаю простофилей, всегда скептически настроен, поэтому мне непросто навесить лапшу на уши, просто так всякому в руки не дамся, лучше не тревожить во мне дремлющего зверька: хоть мал, но зато невероятно кусач. И что из того? Чувствую ли себя защищенным? Увы, если честно, нет. Стало быть, полная и окончательная безнадега? Ну, не совсем: если дерусь по-настоящему и упрямо иду к цели, то кое-чего все же добиваюсь, и другая противоборствующая сторона иногда пропускает ощутимые удары. Скалится, злясь, но пропускает. И я получаю свою порцию удовольствия.
  
  У меня есть опыт, обретенный в сражениях, где я был один, а против меня были все, в том числе и государство в лице его многочисленных и могущественных структур. И мне удавалось доказать многочисленным российским беспредельщикам, в том числе и находящимся на содержании у государства: врешь - не возьмешь; даже полчища защитников не помогут.
  
  Для статьи я выбрал две истории: первая - уже давняя, другая - еще совсем-совсем свеженькая, как говорится, с пылу да с жару. Обе истории по-своему, как мне кажется, поучительны и красноречивы по части понимания, как обстоят дела с защитой прав личности в самой распрекрасной стране мира. Начну, пожалуй, с истории, которая приключилась со мной больше десяти лет назад.
  
  ПРИКЛЮЧЕНИЕ ПЕРВОЕ
  
  Август-сентябрь 1998-го. Вдруг (только в нашей стране всё и всегда случается вдруг) Россию обуял экономический кризис. Всех залихорадило, в том числе и банковскую систему, этих жирных и самодовольных российских котов. Коснулся кризис и меня, причем самым непосредственным образом. Подкрался кризис с той стороны, с которой вовсе и не ждал. Конечно, я и прежде, по сути, пребывал в постоянном предкризисном состоянии, а тут... Стал без вины виноватым.
  
  Чтобы стало понятным, где собака зарыта, в чем проблема, надобно хоть в нескольких словах объяснить мою тогдашнюю ситуацию.
  
  Дело в том, что на момент кризиса 1998-го ваш покорный слуга, то есть автор этих строк, был един в трех лицах - учредитель, издатель и главный редактор региональной частной газеты. Предприятие, то есть редакция, само собой, имело статус юридического лица со всеми вытекающими из этого правами и обязанностями.
  
  Финансовое положение редакции, можно сказать, - аховое. Газета существовала без какой-либо поддержки - ни стороны государства, ни со стороны спонсоров или рекламодателей. И все-таки выживала. За счет чего? Исключительно, как это не покажется странным другим издателям, за счет реализации тиража. Ну и плюс строжайший режим экономии, экономии буквально во всем. Скажем, чтобы сберечь тысчонку, я вынужден был печатать газету не в самой лучшей типографии, не в Екатеринбурге, а на периферии.
  
  Тяжела была ноша, но я выходил-таки из положения не один год. Во всяком случае, не ходил в должниках - ни перед бюджетом, которому исправно платил налоги, ни перед типографией, которая печатала тиражи только при условии предоплаты. Пусть, считал я, гол, как сокол, но зато никому и ничего не должен. Хотя, к примеру, та же газета 'Уральский рабочий', имеющая богатейшую родословную и приличных покровителей, газета, которая в розничной продаже была в три раза дешевле моей, имела долг перед бюджетом (речь идет о налогах) в миллиард рублей (в старом исчислении). Этот долг, кстати, государство в последствии списало с редакции 'Уральского рабочего'. Свои люди, как водится, всегда сочтутся.
  
  И вот в очередной раз еду в Первоуральск, везу макеты нового номера и оригиналы рукописей. Сдаю в работу. Мне выписывают счет, который я должен буду оплатить к получению готовой газеты. Получая тираж сентябрьского номера, я находился в полной уверенности, что деньги поступили на счет типографии. Однако каково же было мое удивление, когда на другой день после получения мною готовой продукции мне позвонили из типографии и спросили: где деньги? Первоуральск от Екатеринбурга - не за тридевять земель, всего в сорока километрах, стало быть, деньги давно должны были быть там. Получается, что я типографию обманул, но это не так: подтверждением служит имеющийся у меня на руках документ со всеми необходимыми отметками обслуживающего меня банка - копия платежного поручения. Деньги на счете редакции, хоть и небольшие, имеются. Впрочем, если б денег не было, то платежка к оплате банком не была бы просто-напросто принята.
  
  Сгорая от стыда (не терплю тех, которые дают слово и не держат его), лечу в банк с претензией. Как это так, говорю, у меня на руках платежка с вашей отметкой, а деньги по сию пору к получателю не поступили? Оператор, вижу, морщится и отводит глаза, шурша документами, молчит. Я настаиваю. Представитель банка, разжав плотно стиснутые зубы, заявляет: у банка возникли определенные проблемы, из-за кризиса банковские операции приостановлены, но через недельку, другую обстановка изменится в лучшую сторону и тогда банк осуществит операцию, то есть перечислит средства с моего счета на счет типографии. Что мне остается? Уйти из банка не солоно хлебавши. Перехватив у приятелей нужную сумму, поехал в Первоуральск и внес в кассу типографии наличными.
  
  Быть вынужденным должником лишь потому, что у банка какие-то проблемы? Не сильно хочется, да и смысла не вижу никакого. Поэтому с 1999 года я решил приостановить выпуск газеты, стало быть, мое предприятие необходимо ликвидировать. Об этом, то есть о ликвидации юридического лица, ставлю в известность письменно, как и предусмотрено ГК РФ, регистрирующий орган, а также налоговую инспекцию, где поставлен на налоговый учет.
  
  Я по своей воле учредил предприятие (в данном случае газету) и по своей же воле имею право в любое время ликвидировать. Препятствовать в этом мне никто не вправе. Правда, для ликвидации юридического лица, чтобы регистрирующий орган (в тогдашнем случае - администрация Железнодорожного района Екатеринбурга) принял соответствующее решение. Чтобы такое решение принять, я должен предоставить аж 17 разрешительных справок-документов. Скажем, подтверждение из фонда социального страхования, что все обязательные перечисления сделаны или из архива, что необходимая документация сдана на хранение.
  
  Побегав с неделю, я собрал справки, кроме одной, - из налоговой инспекции, где мне сообщили, что ими принято решение провести ревизию ликвидируемого юридического лица. Какие проблемы: ревизия так ревизия. Мое предприятие всегда отличалось исключительной добросовестностью и исправно платило налоги, тем более, только что редакция предоставила годовой отчет и замечаний со стороны налоговиков никаких не было.
  
  Налоговая инспекция имеет такое право, и она воспользовалась им. Но подобное 'право' имеет и законодательные рамки, в частности, у налоговой инспекции есть лишь два месяца и ни днем больше для того, чтобы начать и закончить проверку, а также предъявить требования, если таковые возникнут. Если по истечении двух месяцев проверку не закончили, соответственно, требования не предъявлены, то инспекция обязана выдать справку об отсутствии задолженности и устранить последнее препятствие (в моем случае) на пути ликвидации юридического лица. Кто не успел, тот опоздал.
  
  Таково требование закона. Но требование закона, как оказалось, имеет разное прочтение, в частности, столь могущественной структурой, как Госналогслужба. Она-то никаких рамок для себя неприемлет и считает себя свободной от каких-либо обязательств - как перед законом, так и перед налогоплательщиком.
  
  Уже через две недели я забеспокоился, потому что налоговики, как говорится, ни шьют, ни порют, то есть к ревизии не приступают. Стал ходить и напоминать. Увидев, что с моей стороны проявляется крайняя заинтересованность в том, чтобы предприятие ликвидировать в установленный срок, налоговики даванули на тормоза. И тянули резину почти весь ликвидационный период, хотя провести ревизию инспектору, мало-мальски сведущему в своем деле, не составляло никакого труда и времени (из-за небольшого числа документов) требовалось несколько часов.
  
  Как видишь, читатель, появляются первые проблемные узелки. Они, конечно, уже старательно завязываются, но пока, при желании, их еще легко можно распутать.
  
  Вообще говоря, я тут допустил серьезную тактическую ошибку: из-за своих природных качеств - честности и искренности - я позволил себе разоткровенничаться перед проверяющим. Я сделал признание: есть человек, который готов продолжить издание моей газеты и на это найти средства, но он хотел бы, чтоб у газеты в прошлой истории не было 'хвостов', то есть была бы незапятнанная финансовая репутация. Значит? Нужно подтверждение. И если я быстро разделаюсь с ликвидацией своего предприятия, и у меня не будет проблем, прежде всего, с налоговым органом, то тогда, соответственно, наша сделка может состояться.
  
  После подобных моих признаний (классик прав: иная простота хуже воровства) ревизор вообще перестала работать с моими документами, после моих просьб отделывалась общими словами: загружена, дескать, сильно. Стало понятно: ревизор чего-то очень хочет. Но я не из тех, кто, оказавшись в подобной ситуации, 'золотит ручку'. Во-первых, я не настолько богат, чтобы чиновнице повышать жизненный уровень. Во-вторых, не так воспитан: приучен с отвращением относиться к взяткодателям. А чиновница? Не мытьем, подумала она, так катаньем, но доведу клиента до требуемой кондиции. У нее, у чиновницы, судя по всему, большая практика в таких делах, а у меня наивные представления, что вокруг лишь одни приличные люди. Даже догадываясь, чего от меня хотят в налоговой инспекции, я делал вид, что ничего не понимаю.
  
  Мои регулярные визиты, оканчивающиеся ничем, в налоговую инспекцию продолжались. В таких хождениях прошло два месяца, а воз, как говорится, и ныне там: ревизия не закончена, акта ревизии на руках нет, соответственно, нет и справки, которая требуется для завершения процедуры ликвидации юридического лица. Я прекрасно понимаю, что теперь какие-либо требования к ликвидируемому предприятию предъявлять у налоговиков нет никаких правовых оснований. И, тем не менее, я по-прежнему склоняюсь к тому, чтобы покончить миром. Налоговики же тихой сапой пытаются вымучить что-нибудь из меня.
  
  Убедившись окончательно, что меня водят за нос (поняли, что со мной делать можно все, что им заблагорассудится, поскольку за моей спиной никто из сильных мира сего не маячит), я сажусь и пишу претензию (впервые, между прочим, сначала волокиты обращаюсь письменно, стало быть, оставляю документальные следы), в которой (письмо от 13 мая 1999 года) я, как уже ликвидатор предприятия, проинформировал (как будто они этого не знают!), что срок, установленный законодательством для предъявления каких-либо требований, истек почти месяц назад, проверка финансовой деятельности ликвидируемого предприятия не проведена и никакого акта я не видел в глаза, соответственно, никаких официальных претензий не предъявлено, что может означать одно: нет у юридического лица задолженности перед бюджетом, следовательно, у налоговой инспекции нет никаких правовых оснований и дальше чинить препятствия на пути окончательной ликвидации предприятия. Я попросил: вернуть, во-первых, мне все финансовые документы, переданные ревизору на период проведения проверки, поскольку дальнейшее ее проведение потеряло всякий смысл, выдать, во-вторых, справку об отсутствии у предприятия задолженности перед всеми уровнями бюджета.
  
  Письмо-претензию, где, кстати, упомянул и о неоправданной (с точки зрения закона) волоките, направил, соблюдая все формальности, на имя начальника районной налоговой инспекции Г. Л. Кулашко.
  
  Что оставалось делать чиновнику, получившему подобного рода претензию? Единственное (мой здравый смысл подсказывает): выдать требуемый документ и извиниться перед налогоплательщиком за причиненные неудобства. Как бы не так!
  
  Я жду реакции, и она последовала, причем, привела меня в изумление.
  
  20 мая 1999 года меня просят подойти в офис налоговой инспекции. Прихожу, предвкушая окончание тягомотины. Ан нет! Мне предъявляют окончательный акт проверки (наконец-то!). Знакомят с документом, обратите внимание, спустя 33 дня после истечения установленного для этого срока. Я вправе был (в моем случае) вообще ничего уже не подписывать, поскольку, повторяю, все, о чем повествовал акт, утратило всякое юридически значимое значение. И все-таки я акт подписал (еще один мой интеллигентный компромисс). Правда, с возражением по одному-единственному пункту, гласящему, что, якобы, имеется у предприятия долг перед местными бюджетами по налогу на прибыль за... 1996 год.
  
  Тут читатель, мне кажется, нуждается в некотором пояснении.
  
  Мое предприятие, для начала, не имело и не могло иметь прибыли, поскольку еле-еле сводило концы с концами, а самое главное то, что на конец 1996 года у редакции имелась льгота, предусмотренная законодательством, то есть предприятие мое освобождалось полностью от уплаты налога, в частности, на прибыль, стало быть, укрывать что-то от налогообложения не имело никакого смысла. Я с величайшей охотой показал бы прибыль и с не меньшей охотой ее тотчас же бы пустил в дело, если бы только она была.
  
  Итак, по мнению налоговых инспекторов, есть долг в сумме аж 759 рублей. Если же иметь в виду, что, согласно актам проверки взимания подоходного налога, а также акта проверки правильности отчислений в дорожный фонд (оба документа сторонами без возражений и своевременно подписаны, а потому имеют юридическую силу), установлены переплаты, стало быть, есть и задолженность бюджета перед предприятием, которую, согласно закону, налоговая инспекция обязана ликвидировать. И это означает, что окончательная сумма, якобы, долга моего предприятия существенно меньше.
  
  Конечно, проще всего в данном случае было внести в бюджет эту ничтожную сумму, но я имел все основания к тому времени опасаться, что, уплатив, стало быть, признав долг, этим и все закончится, что не последуют какие-то иные претензии. Увы, я не верил больше в порядочность налоговиков; я наглядно убедился в их подленьких душонках. К тому же надобность спешить с ликвидацией предприятия отпала, потому что время уже потеряно. И я предоставил возможность налоговикам попробовать взыскать долг с, по сути, несуществующего предприятия, у которого уже нет ни расчетного счета в банке (закрыт еще в марте), нет также и собственного имущества, которое бы можно было продать с торгов.
  
  Мне захотелось проверить наличие серого вещества у чиновником налоговой службы, для чего предложил еще один компромисс, который мало-мальски умными людьми был бы непременно принят, ибо давал шанс с сохранением лица выйти из грязного конфликта, в который они уже погрузились по уши.
  
  21 мая 1999 года отправляю еще одно письмо в адрес все того же незабвенного господина Кулашко и официально прошу: а) руководствуясь п.п. 5,6 статьи 64 ГК РФ, признать 'долг' по налогу на прибыль в сумме 759 рублей погашенным по причине отсутствия у ликвидируемого юридического лица каких-либо денежных средств и имущества; б) убрать искусственно созданные препоны на пути завершения ликвидации предприятия, выдав соответствующий документ, то есть справку.
  
  Ну, чем не выход, причем с сохранением, повторяю, лица?
  
  Ни на предыдущие, ни на данное письмо я ответа не дождался. Однако ко мне стали поступать оттуда звонки с угрозами, что если в ближайшие дни не рассчитаюсь с бюджетом, то тогда... Выслушивать явные глупости мне окончательно опротивело, поэтому направил еще одно письмо и все тому же господину Кулашко. Цитирую:
  
  'Ознакомившись с выводами, содержащимися в акте от 20.05.99, по результатам проверки налоговой инспекцией ИЧП - редакции газеты 'Криминальное обозрение' (в связи с ликвидацией предприятия), ни я, как учредитель, ни ликвидационная комиссия не могут согласиться с некоторыми выводами. В частности, с выводами о том, что ИЧП - редакция газеты 'Криминальное обозрение' обязано по результатам финансово-хозяйственной деятельности за 1996 год заплатить налог на прибыль (п. 2.8 акта) в местные бюджеты (областной и городской) в сумме 759 рублей.
  
  На следующий день после подписания сторонами акта проверки, то есть 21.05.09, не видя смысла в глубоком и всестороннем разбирательстве, кто прав, а кто нет, мною было направлено Вам письмо с двумя просьбами, а именно: на основании п.п. 5,6 статьи 64 ГК РФ сумму налога в 759 рублей считать погашенной и выдать соответствующий документ (смотрите письмо ИЧП ? 60 от 21.05.99). Этого сделано не было. Более того, Ваши представители продолжили названивать с требованиями представить дополнительные разного рода документы, с которыми, кстати, проверяющие имели возможность ознакомиться в ходе проверки, до подписания акта.
  
  Подобные звонки ликвидационной комиссии показались более, чем странными и настораживающими. Эти звонки можно расценивать как отказ ГНИ от предложенного компромиссного варианта, как упорное желание любой ценой взыскать с ИЧП 'долг'. Мне и ликвидационной комиссии не оставалось ничего другого, как глубоко вникнуть в существо вопроса, чтобы быть готовыми ко всяким неожиданностям. В результате ликвидационная комиссия установила: за 1995 и 1996 годы были ошибочно перечислены в бюджеты всех уровней индивидуально-частным предприятием - редакцией газеты 'Криминальное обозрение' налоги... Всего за 1995-1996 годы ошибочно ИЧП перечислило в бюджет и различные государственные фонды 4173 рубля 15 копеек (в новых ценах). К такому выводу ликвидационная комиссия пришла после изучения всего существующего законодательства, особенно Федерального закона 'О средствах массовой информации', подписанного Президентом 27.12.91 и вступившего в законную силу после опубликования в 'Российской газете' 08.02.92. В названном законе в статье 19 абзац 3 начинается так: 'В течение двух лет со дня первого выхода в свет (в эфир) продукции средства массовой информации редакция освобождается от налоговых платежей'. Следуя букве и духу закона, редакция газеты 'Криминальное обозрение' с 14.02.95 (дня выхода в свет первого номера) и по 14.02.97 (по истечении двух лет) не должна была перечислять не только налог на прибыль, а и все другие налоги.
  
  Названный абзац статьи 19 закона заканчивается так: 'В случае, если учредитель прекратил деятельность средства массового информации до истечения указанного срока, платежи взыскиваются в полном объеме, за весь срок'. Газета же 'Криминальное обозрение' продолжала существовать вплоть до 01.01.99.
  
  
  
  Таким образом, п. 2.8 акта проверки от 20.05.99 (в части налога на прибыль в областной и местный бюджеты) противоречит закону и подлежит исключению.
  
  В связи с тем, что ИЧП - редакция газеты 'Криминальное обозрение' в течение 1995 - 1996 годов ошибочно (ошибка обнаружена в ликвидационный период) перечислило налоги, в связи с тем, что у ИЧП имеется непогашенная задолженность по заработной плате в сумме 7940 рублей. Прошу вернуть из бюджета 4174 рубля 15 копеек. Тем самым ликвидационная комиссия сумеет хотя бы частично погасить долг по зарплате. Прошу также принять конкретное решение и по возврату переплаты налогов, о которых шла речь в моем письме на Ваше имя ? 59 от 13 мая 1999 года.
  
  В очередной раз обращаю Ваше внимание на тот факт, что ликвидационный период неоправданно затянут... Я искренне сожалею, что в свое время не были приняты меры к ускорению проверки; что к весьма выгодному для государства компромиссному варианту, предложенному мною в письме на Ваше имя ? 60 от 21.05.99, не прислушались.
  
  Прошу Вас принять конкретные решения по всем затронутым проблемам. И о результатах сообщить редакции газеты 'Криминальное обозрение' в письменном виде. Дальнейшее мое общение с налоговыми инспекторами теряет всякий смысл'.
  
  Время идет. И на этот раз жду реакции. Дождался. Спустя 20 дней, получаю на почте заказное письмо и в нем грязно оформленный (в буквальном смысле слова) документ-протокол 'Об административном правонарушении'. Прочитал и развел руками: я им - про Фому, а они мне - про Ерему. Не документ, а сплошная нелепица и полная правовая безграмотность, видимая даже мне, профану в юриспруденции. Во-первых, протокол юридически ничтожен потому, что акт проверки, на который ссылается налоговый орган, не имеет силы, поскольку все претензии к юридическому лицу заявлены значительно позднее установленного срока и в удовлетворении их ликвидационной комиссией официально отказано. Во-вторых (ну, это уж и вовсе глупость), согласно протоколу нарушителем признано должностное лицо (в данном случае - учредитель), которое никогда не являлось распорядителем кредитов, стало быть, и нарушить ничего не могло. Всем этим занимался главный редактор, но и он уже четыре месяца назад, в связи с ликвидацией предприятия и прекращением выпуска газеты, уволен. Ну, право, до какой степени надо быть юридически безграмотным, чтобы не видеть этого нюанса и лихо выпускать в свет подобную филькину грамоту? Решили пугнуть? Но неужто до сих пор еще не поняли, что на сей раз столкнулись, да, с воспитанным человеком, но вовсе не с простофилей и уж, тем более, с человеком неробкого десятка? Это была либо дремучая глупость, либо железобетонная тупость, либо сказалась привычка на всякого нагонять страхи, либо... Я понял так: отстаивание явного беззакония представителем государства - это не что иное, как наезд на налогоплательщика, если хотите, открытое вымогательство.
  
  В том же почтовом конверте имелись и другие, если можно так назвать, документы. В частности, требование, с печатью и подписью должностного лица, немедленно погасить долг в сумме 759 рублей, ну, а если... Вновь взяли на испуг. Именно так и поступают вымогатели.
  
  Кроме того, имелось письмо (первое письмо за полгода) госпожи Н. А. Литвиновой, заместителя руководителя налоговой инспекции по Железнодорожному району. Прочитав, уж в который раз лишь оставалось развести руками. Цитировать эту чушь собачью не имеет смысла. Госпожа Литвинова буквально сообщала, что налоговая инспекция не может принять мои претензии, то есть ссылки на Федеральный закон 'О средствах массовой информации', поскольку они необоснованны, ибо он, то есть названный закон, незаконен, и по следующим основаниям: а) закон не входит в систему налогового законодательства; б) закон не зарегистрирован в Минюсте; в) закон противоречит статье 23 НК РФ.
  
  Вот и думай после подобного письма о чиновнике высокого ранга хорошо, если он, уподобляя меня идиоту, без какого-либо смущения несет околесицу, будто действующий закон незаконен. Если госпожа Литвинова, имея высокий статус, позволяет себе выдавать подобные несуразности, то что остается думать о рядовых инспекторах?
  
  Все в том же пакете (потрудились чиновники на славу) имелся и еще документ, если и его таковым можно считать, постановление о привлечении самого предприятия к налоговой ответственности, того самого предприятия, которое полгода назад прекратило какую-либо деятельность, предприятия, которое давным-давно закрыло свой счет в банке, предприятие, которое еще формально числится, но лишь на бумаге, но и то благодаря самой налоговой инспекции, незаконно препятствующей окончательной ликвидации.
  
  Самым миленьким сюрпризом были даже не все выше перечисленные филькины грамоты, а постановление, подписанное все той же Литвиновой и скрепленное гербовой печатью, о привлечении меня (напоминаю, как учредителя) к административной ответственности путем наложения штрафа. Сумма, конечно, смехотворная, но дело тут не в размере, а в принципе. Слава Богу, жизнь долгую прожил и не 'привлекался', а на закате ее тем более нет никакого желания ходить в статусе правонарушителя.
  
  Что делать? У меня не было другой мысли, как только противодействовать чиновному произволу, чинимому столь открыто и нагло. К тому же мои планы насчет будущего газеты, напоминаю, были уже на тот момент окончательно порушены налоговой инспекцией, мне некуда было спешить и нечего было, изображая из себя миротворца, деликатничать. У меня развязаны руки и мне ничего не остается, как хорошенько проучить господ чиновников. Нехорошо, скажете, мстить? Согласен. Но большим злом обществу будет, если попущусь и оставлю все, как есть. Из двух зол я выбрал все-таки наименьшее.
  
  В тот же день, то есть в день получения объемистого пакета с филькиными грамотами, я обратился с письмом в вышестоящую инстанцию, а именно: к руководителю налоговой службы Екатеринбурга С. В. Хорькову. Изложив суть проблемы, попросил подчиненных ему чиновников наставить на путь истинный, вразумить тех, которые признают действующие законы незаконными, одновременно, чтобы впредь было неповадно, наказать в дисциплинарном порядке тех должностных лиц, которые будут признаны виновными в волоките. На что, обращаясь, рассчитывал? На то, что один большой 'ворон' (пусть глаз и не выклюет) другому, младшему 'ворону' легонько тюкнет в темечко и на ушко тихонько каркнет: чего вы, дескать, дурью-то маетесь, или вам заняться больше нечем, как только месяцами, используя весь чиновный аппарат, вытряхивать безнадежные долги, исчисляемые несколькими сотнями рублей. Понимал, что у меня один шанс из тысячи, но я и его не упустил. Забегая вперед, скажу, что ответил мне не Хорьков, а его заместитель И. Н. Зуева, по сути, повторившая все те досужие мысли, которые излагала Литвинова.
  
  В обстановке отсутствия каких-либо иллюзий мне надо было что-то делать. Что именно? Передо мной было два пути, которые обычно и выбирают россияне: а) пойти и заплатить штраф в 166 рублей; б) сидеть, сложа руки, и ничего не предпринимать, ибо ничего существенного налоговики сделать не могут: все, что могли, они уже сделали, следовательно, для меня хуже не будет. Значит? Признать себя правонарушителем, хотя таковым и не являюсь, и с этим позорным (в моем представлении, конечно) клеймом жить дальше? Ну, уж нет! Дудки, господа чиновники! Вас, конечно, много и все вы, ополчившись против одного, стоите стеной, но ведь, если с умом действовать, то и один в поле может быть воином. И я принимаю решение: идти до конца в поисках правды, доказать налоговикам, что на этот раз натолкнулись не на лоха, что с меня, в отличие от других, не получат даже копейки (по правде-то говоря, с тех, других, задолжавших не сотни рублей, а миллионы и миллиарды, вообще не требуют, разводя лишь руками: ничего, дескать, поделать не можем). Стало быть, остается один выход: продолжить тяжбу, но теперь уже в органах российского правосудия. Опять наивничаю? Да, нет же! Я - не оптимист, но и не пессимист. Я - реалист и потому изначально даю себе отчет в том, что большой беды налоговикам не доставлю, так как на их стороне многочисленная и весьма-таки наглая рать, в том числе и судейская братия, а на моей стороне - никого, даже не имею материальных возможностей нанять адвоката. Печален, да, факт, но ведь не смертелен. Стало быть, начинаю другой этап мытарств, мытарств судебных, которые не менее замечательны, чем мытарства в налоговых органах.
  
  
  ПРИКЛЮЧЕНИЕ ВТОРОЕ
  
  Постановление о привлечении меня к налоговой ответственности (штрафу в 166 рублей) налоговым органом принято. И у меня всего несколько дней, чтобы опротестовать в суде этот нормативный акт, не имеющий, с моей точки зрения, никакой правовой основы. Если просрочу, то налоговый орган будет иметь законное основание начать исполнительное производство, согласно вступившему в законную силу постановлению об административном правонарушении и не оспоренного мною.
  
  В тот же день, то есть в день обращения к господину Хорькову, не дожидаясь его реакции, сажусь и пишу жалобу в Железнодорожный районный суд, уже в сотый раз повторяю приключившуюся со мной историю и прошу, во-первых, отменить постановление налогового органа о привлечении меня к административной ответственности, как противоречащее нормам права, во-вторых, взыскать с ответчика нанесенный мне моральный вред. Чем обосновал? А все тем же: нет и быть не может 'незаконных законов', стало быть, не было, нет и быть не может с моей стороны какого-либо правонарушения. Приложил, естественно, к жалобе копии многочисленных документов.
  
  И поехала, переваливаясь с боку на бог, скрежеща на ухабах, с черепашьей скоростью российская судебная колымага.
  
  С жалобой иду в суд. Там записываюсь на прием к заместителю председателя районного суда И. В. Виноградовой, куратору судей, рассматривающих подобные дела, выстаиваю большую очередь. Наконец, оказываюсь в кабинете и объясняю чиновнице существо жалобы. Та берет жалобу, накладывает резолюцию и говорит, что о дне рассмотрения в суде буду извещен повесткой. Ухожу. Жду неделю, другую. Никто меня ни о чем не извещает и никуда не приглашает. Сам иду в суд. Обращаюсь в канцелярию. Там, шурша папками, долго ищут следы моей жалобы. Наконец, следы отыскиваются.
  
  
  - Жалоба, - говорят, - у судьи Струиной. О дальнейшей судьбе, - говорят, - узнавайте там.
  
  Покорно топаю в сторону кабинета судьи Т. Б. Струиной. Та недовольно встречает и раздраженно бросает в мою сторону:
  
  - У меня куча других дел! Пока не до вашей жалобы!
  
  - А как мне быть? - робко интересуюсь я и далее намекаю. - Ведь постановление...
  
  Судья, догадавшись, видимо, что меня тревожит, обрывает.
  
  - Исполнительное производство не может быть начато до тех пор, пока не будет решения суда по оспариваемому документу.
  
  С тем и ухожу. И жду. Жду целых три месяца. Наконец, извещают, что назначено предварительное слушание. Прихожу. Но слушание откладывается из-за неявки представителя ответчика. Назначается другой день - через месяц. Я снова в суде. Стороны на месте и можно начинать предварительные слушания. Я обращаю сразу внимание на два обстоятельства: а) судья почему-то меня все время спрашивает о том, о чем я подробно изложил в жалобе (неужто, думаю я, за четыре месяца не нашлось времени хотя бы для беглой пробежки по жалобе?); б) судья из кожи вон лезет, чтобы за что-нибудь уцепиться и либо отказать в рассмотрении дела, либо, на самый крайний случай, отложить на неопределенное время, крючочки летят в мою сторону один за другим, но я не попадаюсь на них. После многочисленных попыток старания судьи увенчиваются успехом. Она обнаруживает, что моя жалоба, возможно, подана с нарушением процедуры, срок для оспаривания просрочен, значит, подана тогда, когда уже вступил документ в законную силу. Понимаю, отлично понимаю, к чему клонит судья, поэтому категорически возражаю, заявляя, что подал жалобу в суд на следующий день после получения на почте пакета документов из налоговой инспекции. Струина прищучивает, радостно глядя на меня:
  
  - А чем докажете?
  
  - Могу принести справку из отделения связи...
  
  - Вот! Когда принесете подтверждающий документ, тогда и продолжим рассмотрение дела.
  
  Хотя для добычи справки требуется всего-то час (отделение связи находится в двух трамвайных остановках), судья Струина переносит слушание на декабрь 1999 года, то есть на два месяца. Понимаю, зачем все это: судья всячески затягивает процесс. Действуя в полном согласии с ответчиком, представляющим одну из структур государства, судья подобной тягомотиной пробует вымучить истца, принудить плюнуть на всё и отказаться от требований. У судьи (это очевидно даже мне) нет иного правового выхода, как признать правоту истца, но ей этого явно делать не хочется и, значит, надо всячески затягивать принятие решения; авось, думает судья, и у этого быдло лопнет-таки терпение. Да, понимаю я всё, нервничаю (а судье и ответчику то и надо), но что я могу поделать, когда 'у сильного всегда бессильный виноват'?
  
  Ухожу на очередной перерыв, а в голове вертится вопрос: если требовалось документальное подтверждение, просрочен или нет установленный законом срок для обжалования, то почему не предложила мне представить изначально, то есть почти полгода назад? Не знала? Но разве для внимательного ознакомления с моими требованиями необходимо столько времени?
  
  Как бы то ни было, но декабрь наступил. Собираемся все в том же составе. И тут судья вновь переносит слушание дела аж на март 2000-го. А теперь какой предлог отыскала? Струина потребовала представить документ, подтверждающий, что моя бывшая газета не являлась средством массовой информации рекламного или эротического характера. Вновь крючочек, подцепив на него истца, можно будет отказать в удовлетворении требований. Вновь у судьи и ответчика возникает надежда, что я такого документа не добуду.
  
  - В качестве доказательства, - говорю я, - могу принести сами газеты. И вы...
  
  Судья прерывает:
  
  - Я, - говорит она, - не уполномочена давать экспертные заключения по данной теме.
  
  - А кто 'уполномочен', - спрашиваю, - чье заключение устроит суд?
  
  - Не знаю, - отвечает, - добыча доказательной базы - это ваша проблема.
  
  Просчитались господа волокитчики и на сей раз: я принес в суд надлежаще оформленный документ от органа, зарегистрировавшего мою газету, подтверждающий, что за все время выхода в свет не являлась ни рекламным, ни эротическим изданием.
  
  До марта далеко. Чтобы попусту не терять время и не давать возможности ответчику особо прохлаждаться, чтобы держать его в постоянной боевой готовности, я подготовил и направил в суд новую жалобу, в которой потребовал, чтобы суд обязал ответчика, то есть налоговиков, снять препятствия, мешающие мне завершить процедуру ликвидации предприятия, то есть выдать мне соответствующий документ. Рассматривает эту жалобу судья все того же суда Л. Л. Царегородцева и... Отказывает мне в удовлетворении этого требования. Предлог? Судья полагает, что в данном случае имеет место спор двух хозяйствующих субъектов, а потому это дело должен рассматривать другой суд - арбитражный. 'Субъекты' правоотношений, в самом деле, спорят, но вот 'хозяйствующие' ли они - большой и жирный вопрос. Истец? Но он и не был таковым никогда, ибо учредитель, который спорит, ни дня не хозяйствовал, он лишь, как лицо индивидуально-частное, воспользовавшись правом, предоставленным ему законом, учредил предприятие и теперь с тем же правом претендует на то, чтобы ему никто не чинил препятствий на пути ликвидации им учрежденного предприятия без достаточных на то оснований, предусмотренных в ГК РФ. Ответчик? Но и он далек от 'хозяйствующего субъекта', ибо налоговая инспекция - не есть предприятие, а является государственным органом, наделенным правом взимать налоги с тех самых 'хозяйствующих субъектов', то есть несет исполнительные государственные функции, а также от имени государства следит за правильным применением соответствующего законодательства, что не имеет никакого отношения к 'хозяйствованию'. Более того, судьи прекрасно осведомлены, что налоговая инспекция не до конца дееспособна: она, допустим, не может быть индивидуально привлечена к материальной ответственности за свои незаконные действия или бездействия, а лишь в связке с органом, представляющим Министерство финансов РФ. Так что налоговый орган, скорее, надзиратель-контролер, нежели хозяйственник.
  
  
  
  Мой случай из разряда тех, когда гражданин России, чьи права, как он считает, попраны, требует от органа, выступающего от лица государства, уважать и исполнять законы. Где же тут 'спор хозяйствующих субъектов'?
  
  Я видел, что аргумент судьи Царегородцевой шит белыми нитками и подобное решение суда легко может быть оспорено в надзорной инстанции, однако кассацию не стал подавать. Почему? А потому, что после вынесения столь странного решения исчез предмет моих претензий. Не удивляйся, пожалуйста, читатель: ответчик (его в этом разбирательстве представляла сама начальница юридического отдела налоговой инспекции Л. Г. Дорошенко) посмотрел на истца с иной стороны и обнаружил (наконец-то!), что связался с опасным человек, способным создать для него, ответчика то есть, серьезные проблемы. Стало быть, та сторона напугана? Ничем иным нельзя объяснить тот факт, что сразу же после заседания суда, где мои претензии были отвергнуты, ко мне подошла госпожа Дорошенко и попросила, чтобы я завтра подошел в инспекцию.
  
  - Это еще зачем? - спросил я и напомнил. - Все личные контакты с некоторых пор...
  
  Она прервала:
  
  - Но вам же нужна справка.
  
  - Нужна, - согласился я и добавил, - но не столь остро, как в апреле.
  
  - Подходите завтра за справкой.
  
  
  Я, кивнув головой, отошел, продемонстрировав, насколько равнодушен к этому сообщению, чем несколько разочаровал госпожу Дорошенко, поскольку она ожидала другой реакции - очевидно, бурного восторга.
  
  На другой день, то есть 24 ноября 1999 года, я держал в руках справку, подписанную всё той же Н. А. Литвиновой и заверенную всё той же гербовой печатью. Цитирую документ: 'Инспекция Министерства РФ по налогам и сборам по Железнодорожному району города Екатеринбурга подтверждает отсутствие задолженности перед бюджетом по всем видам налогов ИЧП - редакции газеты 'Криминальное обозрение...' А еще спустя несколько дней, у меня на руках было постановление главы района, подтверждающее тот факт, что мое предприятие окончательно ликвидировано.
  
  И что же получается? А то, что изначально все понимали, что для налоговых претензий нет никаких правовых оснований (даже внешних, хотя бы прикрытых слегка фиговым листком), ибо та самая Литвинова, утверждавшая, что я не просто должник, а и нарушитель налогового законодательства, теперь, по прошествии нескольких месяцев, прозревает и заявляет, что никакого долга перед бюджетом нет. Попытались проучить строптивого налогоплательщика и показать, на чьей стороне сила? Получилось? Нет. Захотели поставить на колени непонятливого (не желающего понять, чего от него хотят чиновники) налогоплательщика? Поставили? Нет и этой цели не достигли. Наоборот, сами встали на колени перед налогоплательщиком-одиночкой. Налоговики, выбросив белый флаг, капитулировали. Вопрос: зачем? Из человеколюбия? Вряд ли. Дело, я думаю, в другом: чиновники, уже побегав по судам достаточно, поняли, что от меня им просто так теперь не отвязаться, решили умаслить меня, надеясь, очевидно, что я их прощу и судебные тяжбы прекращу. Было, если честно, такое желание, причем, сильное, поступить именно так. Мне ведь и самому порядком надоели эти бесконечно нудные судебные заседания. К тому же я добился всего того, чего хотел: официального и полного признания государством моей правоты. Добиться большего? Но это немыслимо в России и я это еще отчетливее, чем прежде, понимал. В любой цивилизованной стране (только не в такой самобытной и уникальной, как Россия) гражданин, оказавшийся в подобной ситуации, обеспечил бы себе безбедное существование до конца своей жизни. У нас - порядки, сходные с дремучим средневековьем, где власть лишь краснобайствует о демократии, свободе и правах человека, но на самом деле не только его не защищает, но и всячески гнобит, добиться полной справедливости и абсолютного торжества закона невозможно.
  
  Вообще говоря, я - человек очень и очень мирный; я никогда не стремился и не стремлюсь к войне; я всегда пытался и пытаюсь любой конфликт уладить и готов идти даже на жертвы.
  
  Вот и в конфликте с налоговой инспекцией (напомню еще раз читателю) я с самого начала был настроен крайне миролюбиво, предлагал законные пути выхода из ситуации, идя на унизительный компромисс (проявлял готовность даже признать несуществующий долг, но при условии, что он, согласно требованию ГК РФ, будет погашен), но та сторона отказалась от протянутой мною оливковой ветви, проигнорировала мои мирные инициативы (вполне возможно, что восприняла их иначе - за мою слабость и боязнь ответственности), объявив войну, первой перешла к боевым действиям, используя при этом запрещенные приемы ведения войны. Что, скажите, мне оставалось делать? Без борьбы признать себя побежденным и покинуть, трусливо сбежав, поле сражения? Что-что, а вот это уже не по мне.
  
  Не я развязал войну, значит, мое дело правое, враг будет разбит, победа будет за мной. Во всяком случае, на этой стадии, когда бои приобретают затяжной и обременительный характер, я не могу пойти на попятную, я должен в сражениях биться до конца, а там - будь, что будет. Зачем? Кому и что я хотел доказать? Недалеким чиновникам, у которых недостаточно ума, чтобы поприличнее выйти из ими же затеянной войны со мной? Им невозможно что-либо доказать: их тупость и глупость (подлинное национальное достояние России) не позволят мне достучаться до их скудненьких мозгов. Нет, я хотел доказать себе и другим, что и один в поле воин, если отстаивает правое дело, что даже я, у которого не было и нет никакой правовой защиты, сумею проучить зажравшихся госчиновников, заставить теперь и их почувствовать, каково это, когда над ними глумятся. Нехорошо, скажете, глумиться? Да, занятие скверное, но государство (в лице Госналогслужбы) глумилось много месяцев надо мной, а чем я хуже, почему я себе не могу позволить того же? Причем, что крайне важно, государство не право как с точки зрения закона, так и с точки зрения нравственности, а я же все время пребываю в узком правовом поле, в тех рамках, которые очерчены самим государством. Если бы это было не так, то давно бы мне дали от ворот - поворот и цацкаться не стали бы и дня. Не дают? Значит, не могут, хотя и очень-очень хотят.
  
  Словом, метод умасливания, использованный госпожой Дорошенко, начальницей юридического отдела инспекции по налогам и сборам Железнодорожного района Екатеринбурга, не принес ей никакого результата. Я продолжил тяжбу. Теперь мне уже было важно, чтобы и судом был признан факт, что по отношению ко мне чинились откровенное беззаконие и произвол. Да, судья Струина из кожи вон лезет, чтобы принудить меня к отзыву жалобы, но мне-то что с того? Она отрабатывает свой хлеб - и всего-то. К тому же не всё и не всегда делается по желанию одной стороны.
  
  Вот и наступил март 2000-го. Судья Струина предлагает примирение. Та сторона, то есть ответчик, похоже, согласна, но теперь я уже категорически отказываюсь. Судье ничего не остается, как начать судебное разбирательство по существу (напомню: жалобу подал в июле 1999-го). Я понимаю, как тяжело судье Струиной. Она в безвыходном положении, потому что в деле крючков больше не осталось, а уцепить истца за жабры страсть как хочется. Ах, если бы она могла! Но не может. Струина как-никак судья, а не чиновник от налоговой службы, поэтому открыто нести чушь не может, вроде той чуши, что действующий закон может быть незаконным. Её-то уж и вовсе никто не поймет. И после довольно непродолжительного судебного разбирательства, носившего явно формальный характер, суд удаляется для вынесения решения. Через буквально пятнадцать минут Струина оглашает свой вердикт. Во-первых, по мнению суда, 'трактовка представителя инспекции по налогам и сборам понятия налогового законодательства... является неправильной, на нормах закона не основана'. Что, госпожа Дорошенко (интересы ответчика представляла вновь она), получила хорошего леща? Ведь получается, что я, профан в юриспруденции и правовых академиев не кончавший, глубже разбираюсь в правовых вопросах, чем она, профессионал. Во-вторых, говорится далее в решении суда, 'доводы представителя инспекции по налогам и сборам о том, что указанный нормативный акт (имеется в виду Федеральный закон 'О средствах массовой информации' - прим. авт.) не входит в систему законодательства о налогах и сборах, не основаны на законе'. Значит, госпожа Дорошенко, извольте-ка принять и еще одну увесистую пощечину. В третьих, указывается в решении суда, 'в силу ст. 3 п. 7 НК РФ, все неустранимые сомнения и неясности должны трактоваться в пользу плательщика налогов и сборов'. Боже мой, профессионалу закатили еще одного леща. Ведь получается то, что ответчик обязан был прекратить любую возню вокруг меня уже на основании только одного этого требования НК РФ. И, наконец, последняя пощечина: суд обратил внимание ответчика на то, что при рассмотрении вопроса об административном правонарушении нарушены были и некоторые процедуры.
  
  Основываясь именно на том, о чем я, кстати, неоднократно, обращаясь в налоговую инспекцию, говорил и писал, суд решил: а) жалобу удовлетворить; б) отменить постановление госналогинспекции о привлечении меня к административной ответственности; в) производство по делу прекратить.
  
  Восемь месяцев судебной волокиты позади, наконец-таки поставлена в деле жирная точка. Впрочем, это была, если уж быть точным, не точка, а многоточие. Если кто-то подумает, что ответчик оспорил решение в суде второй инстанции, и оно было отменено, то сильно ошибется. Да, народ в налоговой инспекции не блещет умом, но не до такой степени страдает идиотизмом, чтобы оспаривать очевидное. Налоговики поопасались становиться в позу, скорее всего, потому, что подумали: а что, если областной суд примет еще более для них неблагоприятное решение. Судья Струина, короче, даже в абсолютно проигрышной ситуации подмогла, как могла, ответчику. Дело в том, что суд, сказав 'а' в моем деле, как мне кажется, должен был одновременно и сказать 'б', то есть удовлетворить мой иск о возмещении морального вреда. Судья же, как истинный иезуит, словчила, приняв определение, выделив требование о компенсации морального вреда в отдельное производство. Мотив? О, он звучит сегодня как откровенная издёвка, хотя на момент оглашения сего документа мне он таковым не казался, а иначе я бы его оспорил, подав соответствующую апелляцию. Цитата из определения суда: 'Принимая во внимание, что раздельное рассмотрение указанных требований (госпожа Струина имеет в виду мои требования, изложенные в жалобе, об отмене неправомерного нормативного акта налогового органа и возмещении морального вреда - прим. авт.) приведет к более быстрому и правильному разрешению спора, определил: выделить в отдельное производство для раздельного рассмотрения исковые требования...'
  
  Вот и сижу в суде, чешу 'репу', недоумевая: если ответ на банальнейший вопрос о том, может ли быть закон незаконным, потребовал от суда восемь месяцев, то сколько же еще времени понадобится другому суду ответить на более каверзный вопрос, достоин ли я возмещения морального вреда, если достоин, то в каком размере?
  
  Потрясающе добродетельна госпожа Струина к истцу: восемь месяцев терзала, терзала, а теперь, ради ускорения и правильности, отправляет на второй круг, где, я уже предчувствую, придется всё начинать заново, то есть доказывать очевидное, доказывать то, что только что доказывал все восемь месяцев.
  
  Неоднозначное определение суда. Но не оспорил. Значит, так тому и быть: чего после драки-то кулаками махать? К тому же находился под воздействием эйфории от только что одержанной победы над врагом, и не хотелось обращать внимания на детали. А напрасно: судья, как человек опытный в судебной казуистике, отлично знала, что этим самым создает мне проблемы, а жизнь ответчику облегчает. Как может, конечно, но облегчает.
  
  20 апреля 2000 года, спустя месяц, приданное 'ускорение' дало результаты. Состоялось новое судебное слушание всё по той же жалобе, правда, уже под председательством известной мне судьи Л. Л. Царегородцевой. Суд был, в самом деле, скорым, но его решение не выдерживало никакой критики. Это было не судебное решение, а бред. Сложилось впечатление, что судья Царегородцева и на этот раз даже не удосужилась перелистать материалы дела. Она просто-напросто, нагородив чепухи, отказала мне в возмещении как материального ущерба, так и морального вреда.
  
  Легкомыслие судьи меня поразило. Впрочем, тут сказалось и то, что два предыдущих решения я не оспаривал, поэтому, как посчитала Царегородцева, и это, третье по счету решение я оставлю без последствий. Тут она ошиблась, недооценила меня. Я обратился в судебную коллегию по гражданским делам Свердловского областного суда с кассационной жалобой, попросив отменить ничем немотивированное решение суда первой инстанции. Я почти полностью привожу эту жалобу, направленную в надзорный орган, с моими мотивами.
  
  'Мотив первый.
  
  Обращаясь в суд, я рассчитывал, что найду судебную защиту от чинимого произвола по отношению ко мне чиновниками налогового ведомства Железнодорожного района Екатеринбурга на протяжении более чем семи месяцев; ту самую судебную защиту, которая гарантирована ст. 46 п. 1 Конституции Российской Федерации; ту самую защиту моего конституционного права свободно заниматься предпринимательской деятельностью или не заниматься, права свободно распоряжаться своими способностями к труду, выбирать род деятельности и профессию (ст. 37 Конституции России); ту самую защиту моего конституционного права свободы творчества, которое предусмотрено в ст. 44 п. 1 Конституции России.
  
  В ходе судебного процесса, состоявшегося 20.04.2000, судья Царегородцева Л. Л. настойчиво 'пытала' меня на предмет того, каким образом были попраны мои конституционные права. Я пробовал объяснить. Суд не принял мои доводы во внимание. Почему? Не убедил? Возможно, мои объяснения и звучали недостаточно юридически грамотно, но я - не юрист, к сожалению, а профессиональный всего лишь журналист. Однако (в отличие от меня) суд - глубоко юридический орган и ему не составляло труда на профессиональном уровне, внимательно ознакомившись с моим заявлением, самостоятельно прийти к выводу, что ответчик нарушил все возможные законы. Причем нарушил сознательно, поскольку нельзя обвинить госналогинспекцию по Железнодорожному району в юридической безграмотности, где (в отличие от меня) большой штат профессиональных юристов, занимающихся вопросами соблюдения закона на профессиональной основе.
  
  Суд обязан был, как я понимаю, защитить меня от произвола (произвол, по мнению знатока русского языка Ожегова, в первом значении означает своеволие, во втором значении необоснованность, а потому, как нельзя кстати, подходит к данной ситуации) чиновников, выполнив тем самым свою конституционную обязанность защиты прав личности. Подобную обязанность суд не исполнил.
  
  Вот почему я и прошу отменить решение суда.
  
  Мотив второй.
  
  Как я понимаю, допущено существенное нарушение процедуры рассмотрения моего дела. В суде председательствующим судьей не были оглашены ни содержание моего заявления, ни документы, приложенные мною к нему, поэтому диалог между мною и судом очень походил на диалог между глухим и слепым. Подобное упущение я мог бы признать и несущественным. То, что ответчик плохо знал содержание моего заявления и постоянно путался (или путал умышленно?), - это проблемы суда и ответчика. Председательствующий мог, при желании, конечно, ознакомиться с материалами дела в период досудебной подготовки, но как быть с двумя народными заседателями, еще с двумя вполне равноправными членами суда, голосовавшими, очевидно, за решение суда?
  
  Участие в процессе народных заседателей, не ознакомленных публично с материалами дела, дает мне право считать подобное процедурное нарушение существенным.
  
  И, наконец, председательствующему в суде нелишне было бы освежить в памяти кое-что из представленного мною. Так, судья Царегородцева, внимательнейшим образом выслушав измышления ответчика по делу насчет того, что я, истец то есть, был крайне заинтересован в том, чтобы предприятие было ликвидировано 'по-чистому', что я нуждался в 'аудите', поэтому сам просил налоговиков провести проверку финансово-хозяйственной деятельности предприятия, стала настойчиво интересоваться по данному поводу: правда ли? Я вынужден был отрицать. Суд далее стал требовать, чтобы я представил доказательства. Хорошо, что я взял с собой экземпляр документа (а ведь копия его была приложена к заявлению). Из документа явствовало: ни какой просьбы насчет 'аудита' с моей стороны не было. Я лишь официально проинформировал инспекцию о начале процедуры ликвидации и не более того. Точно также проинформировал, как пенсионный фонд, фонд обязательного медицинского страхования, фонд занятости и других. Так, ответчик в суде стал утверждать, что я чуть ли не обрадовался, когда увидел о затягивании с проверкой, что, собственно, я был не заинтересован в своевременном получении справки ГНИ об отсутствии задолженности; что инспекция с удовольствием выдала бы ту злополучную справку, если бы я попросил об этом. Судья вновь стала требовать с меня документы, хотя они имеются в деле. Хорошо, что взял с собой резервную копию моего письма в налоговую инспекцию, в котором впервые 13 мая 1999 года письменно уже попросил о выдаче справки об отсутствии задолженности. Затем я напомнил судье, что 21 мая 1999 года опять же письменно повторил просьбу, что эти просьбы и потом следовали одна за другой.
  
  Так вот и шел судебный процесс, на котором истец был вынужден постоянно оправдываться, доказывать, что ответчик лжет. Рискну предположить, что при публичном оглашении моих документов в суде ответчик стал бы лгать поменьше.
  
  Поэтому прошу и по второму мотиву того же, то есть из-за существенного нарушения процедуры отменить решение суда.
  
  Мотив третий.
  
  В решении суда от 20.04.2000 изложены доводы ответчика, однако им не дана правовая оценка, приводимые факты не проанализированы на предмет их истинности и законности. В результате многие 'аргументы' не выдерживают никакой критики и, естественно, противоречат фактическому положению.
  
  Так, в решении суда пересказывается лживое утверждение ответчика о том, что истец... 'попросил провести полную проверку...' Я не просил ни о чем таком и не собирался просить.
  
  Так, утверждается, что 'из-за большой загруженности инспекции' проверку было решено провести с 12 по 19 апреля 1999 года. С одной стороны, это, мягко говоря, не соответствует действительности, так как акт проверки правильности взимания подоходного налога, к примеру, проведенной инспектором ГНИ Ларькиной О. И., мною был подписан еще 31.03.1999 года, то есть за две недели до указанной в суде ответчиком даты. С другой стороны, проверка может считаться законченной лишь при предъявлении проверяемому всех актов. Ответчик утверждал, что проверка была завершена 19 апреля 1999 года, но тогда почему последний акт проверки, являющийся как раз спорным, был предъявлен проверяемому лишь 20 мая 1999 года? Ответа на этот вопрос в решении суда нет.
  
  Так, судя по решению суда, ответчик утверждает, что сроки проверки не были нарушены. Допускаю и такое. Однако суд обязан был выяснить и соответствующим образом оценить, почему при 'ненарушенных сроках проверки' акт проверяемому был предъявлен лишь через месяц? Причем, спустя более, чем через месяц после того, как истек отведенный законом срок для предъявления каких-либо претензий. Или, иначе говоря, акт, утверждающий об обнаруженном нарушении налогового законодательства, к тому времени являлся ничтожным и не мог нести никаких последствий для налогоплательщика. Суду следовало бы с таким же пристрастием, как и истцу, позадавать немало вопросов ответчику, потребовав разъяснить такое количество неточностей и неясностей, потребовав подтвердить 'законность и обоснованность' действий налоговиков.
  
  Так, суд, выслушав довод ответчика о том, что все, как говорится в решении суда, 'должностные лица ИМНС действовали законно и обоснованно', обязан был выяснить, почему же в таком случае инспекция не выдала справку об отсутствии долга перед бюджетом сразу же после окончания установленного срока для ликвидации; почему, не уложившись в установленные сроки, налоговая инспекция продолжала терроризировать истца, угрожая все новыми и новыми санкциями, хотя давно уже потеряла на это законное право; каким образом можно считать действия законными при абсолютно незаконных притязаниях? Я неоднократно просил (сначала налоговую инспекцию, а потом и суд) исходить из требований ГК РФ, в котором порядок ликвидации предприятия строго регламентирован и все стороны должны были исходить при решении возникающих проблем из требований статей 62-65 Кодекса. Ни мне, ни кому-либо еще, в том числе и такой важной государственной структуре, каковою является налоговая инспекция, не дано права нарушать ГК РФ. Да, я поначалу готов был пойти на компромисс, на компромисс, как мне тогда казалось, устраивающий всех. Мне тогда казалось, что инспекторами движет всего лишь чрезмерная амбициозность, а не что-либо еще. И я предложил выход из ситуации, при которой инспекция сохранила бы лицо и репутацию знатока законов, репутацию умело проводящей налоговые проверки и выявляющей даже ничтожные 'нарушения', а я, в свою очередь, получив на руки документ, удостоверяющий невозможность рассчитаться с бюджетом и подтверждающий, что долг признан погашенным, немедленно завершаю процедуру ликвидации. Тем более, что никаких других препятствий не существовало, тем более, что сама возможность признания долга погашенным предусмотрена все тем же ГК РФ, тем более, что сама налоговая инспекция подтвердила отсутствие средств у ликвидируемого юридического лица, а также какого-либо имущества, которое можно было бы продать с торгов. И это означает лишь одно: законных способов взыскать 'долг' не существует. Не существует даже в судебном порядке. 20 мая 1999 года я в письме (копия его имеется в деле) предложил такой компромисс. На тот момент, подчеркиваю особо, выход из той неоднозначной ситуации, меня мог бы устроить, но мое предложение осталось без ответа. Странно, по меньшей мере, это. Особенно странно в свете тех заявлений в суде, которые сделала представительница ответчика госпожа Дорошенко, начальник юридического отдела инспекции. Ее первое заявление (цитирую по протоколу судебного заседания) прозвучало так: 'С 15.04.1999 г. он (ответчик имеет в виду истца - прим. автора) мог получить эту справку, но он этого не сделал, а решил получить акт проверки'. Абсолютно голословное заявление, потому что ответчик подтверждающих документов не представил. На странице 10 (нумерация моя, так как протокол не пронумерован и листы могут быть легко заменены на другие) приведены вновь слова ответчика. Они звучат так: 'если бы истец сразу же обратился за выдачей справки, то мы сразу же прекратили бы проверку и выдали справку'.
  
  Доброта ответчика беспредельна, а законопослушание просто-таки потрясающее. Беда только в том, что в деле имеются многочисленные документальные свидетельства, говорящие о том, что ответчик обманывает суд. Истец обращался и много раз с просьбой снять препятствия на пути ликвидации предприятия, выдать справку либо об отсутствии задолженности, либо любую другую. После многочисленных устных обращений, которые, конечно же, мне подтвердить нечем, я впервые обратился письменно 13 мая 1999 года к начальнику инспекции господину Кулашко Г. Н. И что? Прекратили проверку? Выдали справку? Ничего подобного! Ответчик не удосужился даже ответить на письмо. Так что гуманистические заявления, прозвучавшие в суде, явились для меня настоящим открытием.
  
  Что ж, ответчик волен говорить в суде обо всем, что ему придет в голову: на то и свобода слова. Но суд, как мне кажется, не мог не отреагировать на подобные пассажи ответчика. Ведь у суда перед глазами было мое исковое заявление, в котором черным по белому было написано: истец неоднократно обращался к ответчику с просьбами снять препятствия на пути окончательной ликвидации предприятия, но все письма остались без ответа. Из протокола же судебного заседания явствует: никаких требований что-либо доказать у суда к ответчику не прозвучало. У меня осталось по сию пору ощущение, что суд был заинтересован в том, чтобы ответчик как можно больше лгал, потому что лживая демагогия создает в головах участников суда путаницу, а на ее основе легче вынести любой нужный вердикт.
  
  И вот еще, мягко говоря, маленькая неточность. Как следует из мотивационной части решения суда, ответчик утверждает, что после 05.07.1999 г. 'производство по взысканию налоговых санкций было прекращено', но это совершенно не соответствует действительности. Достаточно сказать, что через десять дней после того, как ответчик прекратил 'производство санкций', я получил постановление ГНИ о привлечении меня к административной ответственности в виде штрафа. Я вынужден был тогда обратиться в суд, поскольку впервые в жизни был признан нарушителем закона, столь наглой выходки стерпеть не смог. Через восемь месяцев, то есть 21.03.2000 г., состоялось решение суда (оно в деле имеется), которое вступило в законную силу. Суд отменил постановление о привлечении меня к административной ответственности и дело производством прекратил. Решение суд принял, руководствуясь не только и не столько формальными признаками. Суд фактически признал, что с моей стороны не было никакого нарушения и все утверждения о, якобы, задолженности моего предприятия перед бюджетом ни на чем не основаны.
  
  Суд, фактически, согласился с лживыми утверждениями ответчика. Потому что молчание суда бывает красноречивее любых слов. Суд пошел на поводу у ответчика. Почему у суда такое раболепие перед налоговиками? Может, из-за того, что ловко врут, без стеснения извращают и подтасовывают факты, выдавая желаемое за действительное и при этом не неся никакой ответственности? Или, может, у суда больше веры юристам из налоговой инспекции, чем к истцу, но тогда где же пресловутое равенство сторон? Нельзя же решать спор в суде, исходя из профессиональной принадлежности той или другой стороны.
  
  Поэтому и прошу Судебную коллегию по гражданским делам Свердловского областного суда отменить решение Железнодорожного районного суда от 20.04.1999 г., так как все свидетельствует о неполном и неточном исследовании судом материалов дела.
  
  Мотив четвертый.
  
  Суд справедливо указал в решении, что статья 15 Гражданского кодекса России предусматривает возможность возмещения ответчиком упущенной выгоды, то есть неполученных доходов, которые мог бы истец получить, если бы его право не было нарушено. Если далее следовать логике, то суд должен был дать ответ, было или нет нарушено мое право ответчиком? Суд не задавался подобным вопросом, поэтому и ответа в решении на него нет. Однако фактически, отказав мне в праве на возмещение 'упущенной выгоды', суд все-таки признал: вины ответчика перед истцом никакой нет. Значит, виновен истец? Но и об этом в решении суда не сказано ни слова. Виновна третья сторона? Наверное, следовало назвать.
  
  Очень странно. Потому что даже ответчик, хотя и в завуалированной форме и крайне осторожно, признал: 'Инспекция... признает факт необоснованного затягивания выдачи справки... об отсутствии задолженности по обязательным платежам в бюджет в связи с ликвидацией и требования в этой части признает'. Это цитата из отзыва налоговой инспекции, представленного в суд. Документ подписан Н. А. Литвиновой и датирован 24 ноября 1999 годом. В материалах дела, исследованием которых занимался суд, есть еще один отзыв, датированный уже 23-м февраля 2000-го года. Этот документ, аналогично предыдущему, имеет печать, изготовлен на фирменном бланке и подписан всё той же Н. А. Литвиновой, но говорится в нем несколько другое, а именно: 'Инспекция... считает свои действия законными и обоснованными'. На второй странице этого отзыва ответчик все же не может начисто обойти вниманием факт 'затягивания оформления справки'. Правда, теперь придумывает обоснование. Совершенно неожиданно для меня говорится, что на лицевой карточки моего ИЧП 'обнаружена недоимка по налогу на пользователей автомобильных дорог в астрономической сумме 250542,94 рубля и пени в сумме 37915,92 рубля, что вызвало необходимость проведения сверки лицевых карточек за весь период деятельности организации'. Цифры поражают, но самое удивительное то, что по поводу этой 'недоимки' инспекция ко мне не обращалась - ни устно, ни письменно. Оно и понятно: в акте проверки от 20 мая 1999 года, подписанного сторонами, говорится: 'Уплата налога в территориальный и федеральный дорожные фонды производилась организацией своевременно и в полном объеме'. Если эта 'недоимка' не миф, то, значит, ошибка. Чья? Опять же не моя, а ответчика, и признать эту ошибку 'объективной причиной' затягивания с выдачей справки нельзя. Ошибка - результат действий не объекта, а субъекта, то есть совершенно конкретного сотрудника инспекции. И ответственность за нерадивость несет организация, в которой он работает. Виновен ответчик и я, как налогоплательщик, являюсь пострадавшей стороной. Имея в деле два полярно противоположных мнения ответчика на предмет спора, суд обязан был все-таки четко определиться, в каком случае правда, а где изворотливость и ложь.
  
  Ответчик прав, когда в третьем отзыве, датированным 20-м апреля 2000 года, пишет: материальный ущерб и моральный вред можно взыскать лишь в том случае, если вина государственного органа доказана в суде. Мудрое замечание, особенно в свете того, что, исследовав до запятой решение суда, я нигде не нашел даже намека на виновность или невиновность ответчика. Не определившись в главном, кто прав, а кто виноват, в споре сторон нельзя принять объективное решение по существу.
  
  По этому мотиву также прошу отменить решение суда от 20 апреля 2000 года.
  
  Мотив пятый.
  
  В оспариваемом мною решении суда говорится: 'Доказательств причинения истцу убытков в виде неполученных доходов суду не было представлено'. Но какие еще нужны доказательства? Разве материалы дела не доказывают, что вина за все, что происходило со мной в течение семи с лишним месяцев, лежит не на мне, а на ответчике? Разве не доказано, что если бы ответчик следовал букве и духу закона, не выходил за пределы правового поля, то я бы своевременно ликвидировал предприятие, смог бы приступить к решению вопроса собственного трудоустройства еще в начале апреля 1999 года и имел бы доходы? Ликвидационный период был умышленно, безосновательно, незаконно ответчиком продлен еще на семь с лишним месяцев, поэтому и обязан возместить мне упущенную выгоду. В этом я пытался убедить суд, однако он, то есть суд, посчитал, что доказательства нанесенного ущерба отсутствуют. Этих самых 'доказательств' действительно не было бы, если бы ответчик, повторяю, строго придерживался требований Гражданского кодекса и при 'наличии загруженности инспекторов', по причине чего не сумел своевременно провести проверку и предъявить соответствующие требования к ликвидируемому предприятию, при наличии ошибок на лицевых счетах ликвидируемого предприятия, допущенных не проверяемым, а проверяющими, снял бы все препятствия на пути завершения ликвидации еще 17 апреля 1999 года, а не 25 ноября 1999 года; если бы ответчик знал к тому же, что закон не может быть незаконным, что всякое сомнение он обязан трактовать в пользу налогоплательщика.
  
  Объективно у ответчика не было никакого права заниматься волокитой, не было и оправдательных мотивов. У ответчика есть юридический отдел, в составе которого - профессиональные юристы, в обязанность которых, как я понимаю, и входит следить, чтобы все притязания в отношении налогоплательщика были законными, чтобы в действиях отсутствовал произвол.
  
  Объективно у ответчика не было права на ошибку, но, допустив ошибку, обязан был, во-первых, принести извинения потерпевшей стороне, во-вторых, компенсировать материальный ущерб, если таковое требование выдвигается. Лучше, если б ответчик выполнил свои обязанности добровольно, но он отказывается, следовательно к этому его должен принудить суд.
  
  Мотив шестой.
  
  В оспариваемом решении суда говорится: 'Само по себе отсутствие справки не препятствует трудоустройству и журналистике. Истцом вообще не было представлено доказательств того, что он предпринимал какие-либо действия для устройства на работу...' Если бы подобное было заявлено только ответчиком, который вообще не ведает, что говорит и пишет, то меня бы не удивило, но суд... Это как себе представляет суд 'трудоустройство и занятие журналистикой' в условиях, когда я уже являлся фактически и учредителем, и ликвидатором, в обязанности которых, согласно законодательству, входит заниматься ликвидацией 'проблемного' (кстати, сделанного таковым ответчиком, а не кем-либо еще) предприятия, заниматься так, чтобы не дать лишнего повода усложнить ситуацию. Учредитель и ликвидатор - это куда ни шло, но еще и журналистика - явный перебор. Это что же? Работать 48 часов в сутки? И потом: как можно совершенно разными делами заниматься одновременно?
  
  Все, конечно, несерьезно. Суд, если он основывался на законе, не мог записать в своем решении, что мне ничего не мешало трудоустройству. По всем формальным признакам я с момента получения свидетельства о государственной регистрации числился учредителем и в этом качестве проходил по всем видам учета и контроля; с 17 февраля 1999 года официально признан государственным регистрирующим органом еще и ликвидатором, а перестал числиться таковым, то есть учредителем и ликвидатором, только 30 ноября 1999 года. С момента получения свидетельства о ликвидации предприятия. Таким образом, работать мне на одной, двух или трех работах одновременно - не в компетенции суда. Я считал своим долгом хорошо исполнить хотя бы одну обязанность и уже одного этого мне было достаточно. И на том основании, что я не представил доказательств отчаянных попыток устроиться на работу, суд не вправе был отказывать мне в иске о возмещении материального ущерба. Достаточно того, что по вине налоговой инспекции я более семи месяцев не имел возможности получать какой-либо доход, поскольку исключительно занимался ликвидацией предприятия, отбивая одну за другой необоснованные нападки ответчика.
  
  Могу понять, почему суд записал подобный пассаж. Я неоднократно слышал от ответчика такое мнение: не стоило вообще 'копья ломать' и ломиться сквозь стену. Встретив препятствие, я, мол, должен был наплевать и забыть, то есть перестать реагировать на любые притязания, устроиться на какую-либо работу, работать себе полегоньку, а лет так через пять-десять налоговики сами бы прибежали и стали умолять ликвидировать болтающееся у них предприятие. Это - не мой путь, потому что противоречит моим нравственным принципам. Был и другой путь, но он столь же безнравственен: я мог наскрести требуемую сумму (в конце концов, 759 рублей - не такие уж большие деньги) и внести в бюджет. Возможно, это был выход из моей ситуации, но я не позволял и не собираюсь позволять себе околозаконные действия: я - добросовестный налогоплательщик и в этом статусе хотел оставаться впредь, поэтому признавать несуществующего долга не мог. Кроме того, уплатив один 'долг', я не был уверен, что недобросовестные налоговики не придумают еще нечто подобное.
  
  Хочу повторить еще раз: зачем искать работу работающему фактически человеку?
  
  Мотив седьмой.
  
  Вопрос возмещения материального ущерба и компенсации морального вреда можно объективно решить с учетом ответа на основной, определяющий вопрос, в чем виноват ответчик и где виноват сам истец?
  
  Итак, налоговая инспекция предъявила последний, заключительный акт проверки, в котором записала: допущено нарушение налогового законодательства, то есть сокрытие налогооблагаемой базы по налогу на прибыль. Я действительно акт подписал, подписал, поскольку все еще теплилась надежда решить вопрос миром. Мог и не подписывать, так как без достаточных оснований проверка была затянута, документ по ее результатам был предъявлен спустя месяц после установленного публично ликвидационного периода.
  
  Я подписал акт с возражениями по пункту, касающемуся налога на прибыль, а далее началась затяжная и изнурительная процедура убеждения (сначала устно, а потом и письменно) о том, что мое предприятие имело и имеет льготы, как средство массовой информации, в том числе и по налогу на прибыль.
  
  Ни письма, ни разговоры не помогали. Я понял, что нашли некий формальный повод сорвать процедуру ликвидации предприятия в установленный законом срок и к концу мая 1999 года добились своего: моим планам, намеченным в начале процедуры ликвидации предприятия, не суждено было сбыться. Все мои попытки убедить в неправомерности требований налоговой службы ни к чему не привели. Прошу обратить внимание (с аналогичной настоятельной просьбой я обращался и к суду), что в тех редких ответах на мои обращения, нет ни слова о том, почему, на каком основании налоговики редакции отказывают в праве пользоваться льготой по налогу на прибыль. Нет, говорили мне, - и точка. Тогда-то я и обратился к Федеральному закону 'О средствах массовой информации', в котором зафиксировано положение о том, что средство массовой информации освобождается от всех налоговых платежей в течение двух лет со дня выхода в свет первого номера средства массовой информации, причем в указанном законе нет разделения на федеральный и местный бюджеты. Налоговики стали усиленно думать и не нашли ничего лучшего, как официально признать, что закон, на который я ссылаюсь, незаконен. Снова стал убеждать, что незаконных законов в природе не существует. Ответчик не слышал и продолжал стоять на своем.
  
  Сейчас-то я понял, для чего это делалось: ответчик повел борьбу на изнурение, чтобы принудить меня сдаться на милость победителя, пользующегося безраздельно своим правом карать и миловать налогоплательщика, особенно такого налогоплательщика, за спиной которого нет ни могущественной мафиозной группировки, ни солидного должностного лица.
  
  К середине июля 1999 года дело дошло до того, что налоговая инспекция своим постановлением привлекла меня, как нарушителя законодательства, лично к административной ответственности, наложив штраф, и теперь по их подсчетам я уже должен был не 759 рублей, как в начале, а 925 рублей. Это стало последним доказательством того, что миром решить конфликт не удастся.
  
  И 19 июля 1999 года я обратился впервые в Железнодорожный районный суд Екатеринбурга с просьбой отменить указанное постановление, как противоречащее закону и здравому смыслу. Через восемь месяцев, то есть 21 марта 2000 года, состоялся суд. Его решением постановление налоговиков было отменено как абсолютно незаконное.
  
  Таким образом, решение суда окончательно раскрыло мне глаза на поведение налоговиков по отношению ко мне. Налоговики знали или должны были знать, что в налоговом кодексе, за соблюдение которого они отчаянно борются, имеется статья 3 пункт 7, где говорится: '...все неустранимые сомнения и неясности должны толковаться в пользу налогоплательщика'. Выходит, инспекция умышленно отказывалась принимать мои доводы и прекращать безобразную возню.
  
  В суде 20 апреля 2000 года я специально попросил приобщить к делу вступившее в законную силу ранее принятое решение. Я считал, что, ознакомившись с документом, суд под председательством Л. Л. Царегородцевой отбросит последние сомнения в том, кто прав, а кто виноват в споре сторон. Но произошло все с точностью до наоборот. В суде ответчик упрямо твердил, что он законов не нарушал, а председательствующая судья не только не остановила разглагольствования ответчика, не только не сделала замечания, а и не удосужилась спросить, с какой целью ответчик вводит в заблуждение суд? И, самое главное, суд своим решением оправдал действия ответчика, оправдал полностью.. Все свидетельствует о том, что суд вообще не собирался глубоко разбираться в существе вопроса. Теперь мне понятно, что суд этот был как самый настоящий правосудный фарс и не напрасно на вынесение вердикта потребовалось суду пять минут, а на подготовку мотивированного решения целый месяц.
  
  Мотив восьмой.
  
  В решении суда от 20.04.2000 г., где речь идет о возмещении морального вреда, что ни слово, то извращение истины. Мне показалось, что суд и в самом деле не знаком с моим заявлением, или знаком, но очень поверхностно. Утверждается: 'требование истца о возмещении морального вреда основано на несвоевременной выдаче справки, то есть на нарушении прав имущественного характера...' На странице 5 искового заявления абзац 4 и последующие посвящены моим требованиям возмещения морального вреда, но там ни о какой справке даже речи не идет и само слово 'справка' ни разу не употреблено; там если и идет речь, то об унижении порядочного и законопослушного гражданина, об откровенном игнорировании законных и обоснованных требований, о произволе и незащищенности от него; о том, что по причине беззакония я, вместо занятия любимым делом - журналистикой, вынужден был заниматься бесплодной и никому не нужной перепиской, постоянно доказывать, что ни в чем не виноват, что не заслуживаю издевательств. А все вместе взятое ничем не напоминает разговора насчет 'прав имущественного характера'.
  
  Так, в решении суда утверждается: '...справка об отсутствии задолженности должна была быть выдана не физическому лицу... а юридическому - ИЧП - редакции газеты 'Криминальное обозрение'. Подобную чепуху мог утверждать ответчик, но не истец. Я же не раз и не два повторял в суде простую и понятную мысль: ликвидируемому юридическому лицу вообще уже ничего не требовалось - ни справок, ни объяснений, ни постановлений или решений. Ему, тому самому юридическому лицу, было совершенно без разницы, ликвидируют его сегодня, завтра или через десять лет. Я раз за разом твердил, что единственный, кто нуждался в скорейшей ликвидации юридического лица - это я, то самое физическое лицо. И при этом отвечал на вопрос, почему? Во-первых, потому, что учредителем предприятия является не юридическое, а физическое лицо, и в этом статусе проходит по всем регистрационным данным. Я очень хотел, чтоб мою фамилию, именно как учредителя предприятия, отовсюду исключили. Во-вторых, именно я, учредитель-физическое лицо, принял решение о ликвидации юридического лица, то есть предприятия. Само юридическое лицо в данном конкретном случае не имело права само по себе принять решение ликвидироваться - это прерогатива учредителя, каковым является физическое лицо.
  
  Так, в решении суда говорится далее: 'Доказательств нарушения прав неимущественного характера... истцом суду представлено не было'. А как быть тогда с многомесячным глумлением, граничащим с издевательством? Разве способствовало повышению моей деловой репутации звание нарушителя закона, в коем я пребывал почти год? Неужели суд искренне посчитал, что систематические угрозы санкций со стороны налогового органа есть великое благо, лишь способствующее укреплению моего здоровья, нравственному благополучию и душевному спокойствию? С каких это пор бюрократическая волокита, устроенная ответчиком буквально на пустом месте, укрепляет нравственное состояние гражданина?
  
  Я считаю, что и по этому мотиву оспариваемое мною решение суда должно быть отменено'.
  
  Кассационную жалобу направил в областной суд 29 апреля 2000 года. Прошел месяц, другой, третий. И лишь 15 августа 2000 года состоялось заседание суда второй инстанции в составе трех профессиональных судей - В. Ю. Зарубина, Ю. А. Тимофеева, Л. А. Колесовой. Моя кассационная жалоба удовлетворена. Правда, частично. Что ж, уж то хорошо, что глупое решение, подписанное Л. Л. Царегородцевой, отменено и материалы дела направлены в тот же суд на новое рассмотрение.
  
  Как-никак, а это еще одна моя победа, пусть и неполная. Есть у меня оправдание. Кто я и кто налоговая инспекция? С одной стороны, всего-то некая маленькая личность, претендующая на уважительное к себе отношение и пробующая в одиночку качать свои права (это ли не нахальство со стороны 'личности'?!); с другой стороны, налоговый орган, представляющий всю мощь, а также ум, честь и совесть российского государства, всесторонне защищенный к тому же и всей судебной системой, рьяно выступающей на стороне того, кто попирает российское право.
  
  Нет, я помню, что в Конституции новой России прямо провозглашается: права личности приоритетны по отношению к правам государства. Однако Конституция, по мнению все тех же российских судей, как свидетельствует мой опыт, всего лишь бумажка и стоит ли на всем, что там изложено, акцентировать внимание? А Конституция, являющаяся для правоведов и юристов Основным Законом государства Российского - есть документ прямого действия, то есть гражданину достаточно указать при обращении к правосудию, что попрано его право, записанное в соответствующей статье Конституции, и этого уже вполне достаточно, чтобы суд принял заявление к своему производству, занялся исследованием дела, а затем принял решение, не обращаясь более к иным нормативным актам, ответил на вопрос, было или нет нарушено право личности (в моем случае - это очевидно) и если же нарушено, то изволь сторона, нарушившая это право, отвечать по полной программе. И не важно, кто нарушитель, - государство, частный бизнес или бомж. Для правоприменителя важен сам факт, а не то, кто за ним стоит.
  
  Теория, скажете? Да, увы, - это печальная российская действительность: мы имеем один из самых демократических конституционных документов в мире, но, несмотря на его прямое действие, бездействует и к тому же постоянно вождями нации, в угоду себе, подчищается.
  
  Словом, гражданин правового государства абсолютно бесправен. Такая, братцы, метаморфоза. Она уникальна, как все, относящееся к России.
  
  Позвольте мне историю, которой придала ускорение судья Струина, о чем подробно рассказано выше, прервать, но я еще к ней вернусь, ибо в ней ведь не поставлена еще точка.
  
  ПРИКЛЮЧЕНИЕ ТРЕТЬЕ
  
  Позвольте мне начать и закончить новую историю, которую я затеял параллельно с первой. Затеял для того, чтобы налоговая инспекция сильно не скучала и подольше запомнила меня: мочалить так уж мочалить по-крупному. Не стоило налоговикам, о чем я предупреждал заранее, тревожить дремлющего зверька, ибо растревоженный он становится опасным и к тому же зловредным.
  
  Надобно кое-что пояснить, чтобы у читателя не возникало путаницы. Первая тяжба, которая все еще не закончена, связана с тем, что меня незаконно привлекли к административной ответственности в виде штрафа. Решение налогового органа я оспорил в суде, оно было признано незаконным и необоснованным, однако тот же суд, на котором председательствовала судья Струина, выделил в отдельное производство вопрос возмещения материального ущерба и морального вреда. Предлог? Еще раз напомню: в целях более быстрого и более правильного рассмотрения. Вот оно и рассматривается - столь быстро и так правильно, как это может лишь российское правосудие.
  
  Но я возбудил (в промежутках первой тяжбы) против налогового органа другое дело, а именно: попросил суд, согласно моему новому заявлению, возместить мне моральный вред, связанный с тем, что ответчик (а он все тот же, то есть инспекция по налогам и сборам по Железнодорожному району Екатеринбурга, в лице ее руководителя господина Кулашко) необоснованно и длительное время мне отказывал в праве, которое принадлежит только мне, ликвидировать учрежденное мною, физическим лицом, предприятие, чиня всяческого рода препятствия, препятствия, не основанные на законе, стало быть, волокитчики должны быть наказаны рублем. Подробности упускаю, потому что о них уже в статье рассказано достаточно. Должен лишь заметить в очередной раз, что я не на столько наивен, чтобы верить, что смогу взыскать с ответчика моральный вред. Мне просто-напросто хотелось вновь и вновь посмотреть, что скажет наше правосудие и дрогнет ли рука у кого-либо из судей возложить на налоговый орган материальную ответственность? Факт, как мне казалось, очевиден, и суду остается лишь определиться с размером морального вреда.
  
  Итак, второе мое исковое заявление рассматривает судья Железнодорожного районного суда В. А. Дмитриев. К полному моему удовлетворению, ответчик нервничает еще больше, поскольку истец его уже умотал, таская по судебным заседаниям и заставляя всякий раз талдычить одно и то же. Я как бы говорю им: извините, господа, но вы сами захотели этого, как говорится, кошка скребет на свой хребет; я не могу наказать иначе, как заставить почувствовать на собственной шкуре, каково быть в роли постоянно виноватого; побудьте в моей недавней шкуре и, возможно, что-нибудь и дойдет до ваших куриных мозгов.
  
  Меня радует, что судья не спешит, откладывает вынесение решения, запрашивая от ответчика все новые и новые доказательства. Проходит несколько наших милых встреч в суде. Я, в отличие от ответчика, не нервничаю, а лишь загадочно ухмыляюсь, когда он, ответчик, в суде, обиженно надув губы, заявляет, что я вознамерился за счет налоговой инспекции обогатиться. Я почти издевательски говорю: почему бы нет?
  
  Но день 'Х' все-таки наступил: 22 декабря 2000-го В. А. Дмитриев выносит-таки решение, которым определяет моральный вред, подлежащий возмещению, в сумме 300 рублей. Победа? Да, но я, будто бы обидевшись на сумму вреда, подаю кассационную жалобу опять же в областной суд. Зачем? Не пора ли остановиться, тем более, что ответчик не собирается возражать, тем более, что это первый судья, осмелившийся поднять руку на могучего моего оппонента? Нет, думаю я, еще не пора: пусть ответчик походит в моей шкуре как можно дольше, а возражение по сумме компенсации - всего лишь мой предлог.
  
  Судебная коллегия по гражданским делам в составе А. А. Столярова, Н. С. Комаровой, Л. А. Тушнолобовой 13 февраля 2001-го рассматривает мою кассационную жалобу и своим определением отменяет решение суда, дело возвращает на новое рассмотрение в том же составе суда. Решение отменено сугубо по формальному поводу: к делу в качестве соответчика не был привлечен представитель Министерства финансов.
  
  Вновь мы встречаемся в суде, снова следуют заседание за заседанием. Но, замечаю сразу, обстановка накалена уже до предела. К нервному ответчику примкнул столь же нервный судья Дмитриев. Почему? Ну, знаете ли, даже формальный повод отмены им постановленного решения - не причина радости. Получается, судья сильно нынче обижен на истца и хорошего ждать нечего. Так и случилось: в этот раз судья Дмитриев принял прямо противоположное решение, совершенно отличное от предыдущего, а именно: отказать истцу в возмещении морального вреда. Ага, мол, не хотел 300 рублей, так получи, отведай-ка кукиш с маком. Получил. Отведал. И лишь усмехнулся грустно в ответ: увы, таково наше правосудие, напрямую зависящее от того, как к тебе в данный момент относится судья. Значит, еще одно подтверждение: закон наш, что дышло...
  
  Я не стал оспаривать это решение суда и оставил вопрос на совести судьи, принимающего в короткое время по одному и тому же делу, в котором не появилось ничего нового, два полярно противоположных решения.
  
  На этом вторую тяжбу я закончил. Я уже чувствую, что ответчика довел до белого каления, что он, охваченный яростью и не способный остановить меня, готов заняться уже мордобитием.
  
  ПРИКЛЮЧЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
  
  Наступил черед вернуться к первой тяжбе, в которой еще немало будет замечательно интересного.
  
  Итак, напоминаю, областной суд отменил решение Царегородцевой. Это случилось 15 августа 2000-го. Я жду последующих событий. Проходит август, сентябрь, октябрь, а реакции никакой. Я полагаю, что пора бы вновь мне встретиться с обожаемым ответчиком, а то, наверное, он затосковал по мне. Иду в суд. Обращаюсь в канцелярию. Канцеляристы, шурша папками, ищут мое дело. Ищут и не находят. Дело со столь славной и долгой историей, выходит, утеряно?
  
  - Что мне делать? - наивно интересуюсь я.
  
  - Заходите через недельку, - ответствуют канцеляристы.
  
  Захожу через недельку.
  
  - Нашли, - спрашиваю, - мое пропавшее дело?
  
  Канцеляристы вновь нервно передергивают хрупкими женскими плечиками, опять суетливо шуршат папками, но, ничего не найдя, прибегают к отмазке:
  
  - Дело, - говорят, - находится в областном суде.
  
  - Когда, - спрашиваю, - вернется?
  
  - Не знаем.
  
  - Но почему, - продолжаю спокойно любопытствовать я, - дело все еще там, если еще в августе по нему принято определение и дело согласно ему возвращено на новое рассмотрение?
  
  - Ну, это, - обрезают канцеляристы, - не вашего ума дело.
  
  Ухожу. Через пару недель возвращаюсь и задаю все тот же вопрос:
  
  - Нашли мое пропащее дело?
  
  - А мы, - отвечают канцеляристы, - и не искали.
  
  Я прекрасно понимаю, что истец умотал не только ответчика, но и Железнодорожный районный суд в полном составе. Понимаю, но не чувствую своей вины. Если и есть вина, то она полностью лежит на совести, во-первых, ответчика, во-вторых, тесно увязана с профессионализмом судей: работайте, господа, качественно и совестливо и тогда уматывать вас никто не будет.
  
  Стало быть, не искали таинственно исчезнувшее дело? Придется в помощь канцеляристам подключать заместителя председателя районного суда Виноградову. Обращаюсь к ней письменно 10 октября 2000-го, ибо давно уже убедился, что у нас слова к делу не подшиваются. Ровно через неделю получаю со стороны госпожи Виноградовой уведомление, что дело найдено и что передано для рассмотрения судье Подкорытовой.
  
  Тотчас же прихожу в суд и обращаюсь к той самой госпоже Подкорытовой. Она нервно встречает меня: видимо, уже наслышана обо мне.
  
  Вижу, что судья откровенно волокитит, но все-таки ей пришлось приступить к рассмотрению дела по существу. Это случилось не в октябре 2000 года, когда 'пропавшее' дело было госпожой Виноградовой найдено, а 14 февраля 2001-го.
  
  Ах, разнесчастная российская Фемида, до чего ж ты убога?! То, что слепа, может, и к лучшему, однако она, бедненькая, еще и глуха. Короче, уродец. Но, несмотря на инвалидность и полную недееспособность, служит и безбедно существует.
  
  Глуха, правда, российская Фемида на одно ухо, на то, которое (в моем случае) обращено в сторону истца. Что бы я ни говорил, не слышит - и все тут. Хоть заорись, хоть кол на голове теши - все равно не услышит. Зато ухо, обращенное в сторону (в моем случае) ответчика, потрясающе чутко улавливает любые вибрации голоса. И не просто улавливает, а понимает с полуслова, принимает, соглашается. Так что не такая уж и уродина наша Фемида. Она просто-напросто отлично знает, кого следует слышать, а кого нет.
  
  Пример - госпожа Подкорытова (впрочем, не только она, а и все другие судьи Железнодорожного районного суда). Ни одна моя мысль до нее не дошла, зато она услышала весь тот бред, который несет ответчик на протяжении уже нескольких лет, более того, она не услышала даже свидетеля, показавшего в суде, что истец действительно сильно переживал, когда незаконно был привлечен к административной ответственности. И, как итог смешного разбирательства, вердикт: отказать в возмещении морального вреда. Она не приобщила к делу письменное показание другого свидетеля на ту же тему, хотя документ был надлежаще заверен.
  
  По мнению судьи Подкорытовой, я мог бы претендовать на возмещении морального вреда (независимо от виновности либо невиновности причинителя вреда), если бы, к примеру, был ответчиком не оштрафован, а арестован или привлечен к принудительным работам. А поскольку вина ответчика судом не установлена и я не был арестован, то, стало быть, пошел вон со своими требованиями.
  
  Ну, во-первых, кто или что мешало всем состоявшимся уже судам признать ответчика виновным и на том поставить точку? Положим, судьи считают виновным кого-то другого, например, истца или какое-то третье лицо, так признайте это за факт и на том делу конец. Ан нет! Судьи не делают ни того, ни другого. По неведению? Ну, полно? Судьи поют с одного голоса, с голоса ответчика, который изначально заявлял и заявляет, что невиновен. Ответчик считает себя невиновным даже в этом случае, когда привлечение к административной ответственности было отменено, как не основанное на законе. Что еще нужно, чтобы установить виновность ответчика?
  
  Во-вторых, судья Подкорытова не могла не знать, что существует статья 1069 ГК РФ, которая трактует однозначно: моральный вред, причиненный гражданину или юридическому лицу в результате незаконных действий (бездействия) государственных органов, органов местного самоуправления, либо должностных лиц этих органов, в том числе в результате издания не соответствующего закону или иному правовому акту акта государственного органа или органа самоуправления подлежит возмещению.
  
  Что тут для судьи не ясно? Незаконно принятый акт налогового органа, являющегося структурным подразделением государственной власти, приложен к делу и, значит, вопрос о возмещении морального вреда или не возмещении не стоит. Статья 1069 ГК РФ говорит: подлежит возмещению. Может стоять вопрос, но другой, а именно: размер компенсации морального вреда.
  
  В моем случае абсурд какой-то получается: государственный орган принимает незаконный нормативный акт, которым привлекает к административной ответственности, но этот орган невиновен и, как следствие, сторона, пострадавшая от подобного произвола, не имеет права на возмещение морального вреда. Налицо - открытое глумление над правом личности на судебную защиту. Неужели кому-то еще непонятно? Оказывается, есть такие, которым даже подобные прописные истины непонятны.
  
  Оспорил, естественно, и это решение, подписанное госпожой Подкорытовой. 20 марта 2001 года (поразительно расторопно) судебная коллегия по гражданским делам в составе председательствующего В. В. Разбойникова и при участии судей О. К. Светлаковой и Т. Б. Струиной (да-да, читатель, это та самая госпожа Струина, придавшая в свое время такое ускорение процессу возмещения морального вреда, что и по сию пору не может тот процесс остановиться, хотя сама Струина уже, сделав карьеру, повысила свой статус до члена областного суда) рассмотрела мою кассационную жалобу и, ни в чем не сомневаясь, скорёхонько отказала мне в требовании, повторив весь тот бред, содержавшийся в решении суда первой инстанции.
  
  Власть (даже на самой вершине пирамиды) заявляет: правосудие таково, каково и само общество. Да, это именно так: в смертельно больном российском обществе нет и не может быть здорового правосудия, в чем, увы, я убедился.
  
  Любопытно и другое: как в налоговой системе, так и в судебной царит круговая порука, там и тут своих не сдают, защищают и защищаются даже тогда, когда защищать и защищаться невозможно. Невозможно, если ты честный человек, ибо так и столько врать больше вряд ли еще где-либо врут. Врут нагло, не скрывая этого от граждан.
  
  Короче, так: получив весьма странное определение судебной коллегии на руки и ознакомившись с его содержанием, я написал письмо председателю Свердловского областного суда И. К. Овчаруку, попросив, в порядке надзора, проверить законность и обоснованность отказа мне в возмещении морального вреда.
  
  Господин Овчарук, видимо, проверил, а потом ответил. Цитирую дословно:
  
  'Ваша жалоба на решение Железнодорожного районного суда и судебной коллегии по гражданским делам оставлена без удовлетворения по следующим основаниям.
  
  В силу ст. 50 ГПК РСФСР каждая сторона должна доказать те обстоятельства, на которые она ссылается. В ходе судебного разбирательства вы не представили доказательства того, что действиями ответчика Вам причинен моральный вред, в связи с чем суд обоснованно отказал в удовлетворении Ваших исковых требований.
  
  Оснований для отвода судьи Струиной не имелось (ст. 17-18 ГПК РСФСР) в вынесении судебного решения по данному делу она не участвовала, доказательства заинтересованности в исходе дела Вами не представлены, отвод Вами при рассмотрении дела в кассационной инстанции не заявлялся, в связи с чем ссылка в жалобе на недопустимость участия судьи Струиной в кассационном рассмотрении не состоятельна'.
  
  Что мне оставалось делать? Писать в Москву. Я вознамерился дойти до конца и посмотреть, отличается ли хоть в чем-нибудь Фемида региональная от Фемиды федеральной. Пишу, короче, жалобу в Москву, адресуя ее председателю Верховного Суда РФ В. М. Лебедеву. Через месяц жалоба с приложениями возвращается назад. Почему? А консультант не смогла разобрать решение суда первой инстанции, так как оно 'нечитаемо' (выражение не мое, а консультанта, свидетельствующее об уровне грамотности работников аппарата Верховного Суда). Что тут скажешь? Я ведь тоже с трудом разобрал написанное судьей Подкорытовой, но прочитал-таки. Потому что я, если бы был таким привередой, каким показал себя московский консультант, и всегда требовал исключительно 'читаемые' решения как в судах первой, так и второй инстанций, то моя тяжба тянулась бы не несколько лет, а несколько веков и могла бы претендовать на занесение в книгу рекордов Гиннеса.
  
  Впрочем, чего это, а? С кем смею равняться? Кто он, консультант, а кто я? Быдло смеет ставить себя на одну доску с теми, кто считает себя светилами юридической мысли? Разве не нахальство с моей стороны?
  
  Пошел, одним словом в тот самый районный суд и в ту самую канцелярию, ставшими мне почти родными, и попросил, чтобы все же заменили 'нечитаемый' документ на 'читаемый'. Канцеляристы по-родственному сердечно буркнули:
  
  - Ждите!
  
  - Простите, сколько?.. Когда подойти?
  
  - Неизвестно, - твердо отвечают канцеляристы.
  
  - Простите...
  
  Не дослушав, режут:
  
  - Как будем свободны, так и...
  
  - А если, - ядовито уточняю я, - вы никогда не 'освободитесь'?
  
  Следует красноречивый взгляд канцеляриста и у меня пропадает желание общаться. Я, вернувшись домой, самостоятельно снимаю копию (причем, сразу делаю несколько 'читаемых' экземпляров), потом иду в суд, обращаюсь к судье Подкорытовой (она морщится, мне бы тоже век ее не видеть), прошу подписать все копии, далее вновь оказываюсь в канцелярии, где зло бухают штампы и печати.
  
  Теперь решение суда выглядит прилично, даже для москвичей. Упаковываю жалобу и все прилагаемые к ней документы в пакет и отправляю заказной бандеролью туда же, то есть в Верховный Суд Российской Федерации.
  
  Жду месяц, другой. Терпеливо жду. Не тревожу, ибо прекрасно понимаю, что подобных моей жалоб туда поступают тысячи. Молчат? Значит, пока что недосуг, руки не дошли.
  
  Прошел почти год. И я рискнул напомнить о своем существовании на этом свете, обратившись с письмом все к тому же В. М. Лебедеву, главному правоприменителю страны. Цитата:
  
  'Уважаемый Вячеслав Михайлович! Не могут ли сотрудники Верховного Суда известить меня, в какой стадии находится моя жалоба?..'
  
  Прошло семь лет. Нет никакого извещения. Значит? Не могут. Не надоедаю больше. Неудобно как-то мне, быдло, тревожить страшно занятых господ-москвичей, сидящих на самой вершине российского правосудия. Вряд ли получу когда-либо ответ. Ну и пусть! Я уже на все махнул рукой. Россия, знаете ли. В ней все самобытно и уникально. Только у нас, в России, вроде бы, есть права человека и все защитные атрибуты, в том числе и Верховный Суд, а вроде бы и нет всего это и в помине.
  
  Значит, попустился? А куда дальше-то, я извиняюсь, идти? Увы, некуда. Выше головы не прыгнешь и плетью, особенно, ежели она столь хиленькая, обуха, ежели он столь твердокаменный, не перешибешь.
  
  Знай, быдло, свое место! И не сметь забываться!
  
  ПРИКЛЮЧЕНИЕ ПЯТОЕ
  
  Быдло, стало быть? Как ни унизительно, но надо признать: это так и только так. Вообще-то, нас - миллионы, но многие предпочитают не сознаваться в этом, а то и не замечать, или же делать вид, что не замечают за собой этакого статуса, пребывая в оном всю жизнь.
  
  Да, я - один из миллионов, однако пытаюсь все же и тут отличиться, иной раз пробую отойти в сторону, отбиться от быдловского стада и даже кого-то там лягнуть или, ощерившись, куснуть легонько. Это - от природной обидчивости, которая, проснувшись, иногда дает о себе знать. Именно: иногда! Потому что в большинстве случаев, как и миллионы моих собратьев по быдловскому стаду, смиренно склоняюсь перед ударами судьбы.
  
  А ведь ко мне, как к быдло, относятся на каждом шагу. Скажем, жрать хочется каждый день, потому как организм требует свое. Иду в магазин 'Кировский' (могу пойти и в магазин 'Купец', который также вблизи моего жилища и который мало чем отличается от 'Кировского'), беру пакет молока с фирменным логотипом, приношу домой и убеждаюсь, что с кислятинкой, хотя срок годности, указанный на упаковке, не истек. Употребить? Опасно: а что как?.. Предложить Муське? У нее губа не дура, язык не лопата: за версту чует любую дрянь. Куда девать? Только в канализацию. И никаких претензий к Игорю Ковпаку, владельцу 'Кировского', местному олигарху. Не машу перед ним руками, не тычу ему в нос дурно пахнущим продуктом.
  
  Боже мой, разве такая история приключается только при покупке молочных продуктов?! Есть в названном магазине кое-что и поопаснее. Допустим, свежемороженый минтай. Купишь, дома разморозишь и хоть из квартиры беги от жуткого запаха. И опять же никому не закатываю истерики, спускаю на тормозах, убеждаю себя, что я не один такой дурень: все мирятся, а я чем лучше? И с тяжелым сердцем (денег сильно жалко) отправляю покупку в мусорное ведро. Прежде, правда, предпринимаю попытку втюхать очередное 'приобретение' все той же Муське. Та, не подходя к мисочке, нос в сторону воротит: нашел, думает, дуру.
  
  А с хлебом? Купишь и после долго размышляешь, в качестве чего употребить, - продукта питания или средства самообороны? Ведь этаким 'кирпичиком' заедешь кому-нибудь - и тот с копыт долой. Хлеб, по своей плотности напоминающий тот самый строительный материал, завозится в вакуумной упаковке. Сколько же дней его надо держать на прилавке, чтобы довести до кондиции? Не меньше недели. Когда-то на упаковке указывали дату выпечки хлеба. С датой тоже мухлевали, но сейчас и этого не делают. Не хочешь? Ну и не покупай. Оно, конечно, все так, однако, повторяю, в том же магазине 'Купец' разве кто-то и что-то гарантирует? Стало быть, нет у меня выбора.
  
  Эти факты далеко не единичны и преследуют меня на каждом шагу. Смею предположить, что не только меня. Морщусь, но молчу. Молчу я, молчат и другие. Потому что 'качать права' (это в моем-то положении?!) - себе дороже.
  
  Ну, ладно: это в торговле, где еще с советских времен приучены относиться к покупателю как к быдло. А в других местах лучше, что ли?
  
  Допустим, в коммунальном нашем обслуживании. Всю прошлую зиму отапливали вполсилы. А больше и не надо было, ибо температуры держались подолгу в пределах нуля. Морозов, практически, не было вообще. Исходя не из российских нравов и обычаев, а из здравого смысла цивилизованного человека, должен был последовать перерасчет платежей за фактически потребленное тепло. Ничуть не бывало! Право, зачем? Быдло, оно и есть быдло. Дурить оных престижно. Глупо не дурить, ежели дозволяют. Смешно отказываться от того, что само прет в руки.
  
  Сейчас, когда пишу эти строки, уже пять дней в доме нет горячей воды: результат проведения регулярных плановых 'опрессовок'. И что? Будет, думаете, перерасчет за горячее водоснабжение? Черта с два! Были подобные 'опрессовки' в прошлом и позапрошлом годах, но мне не вернули ни копейки. Да, я вправе пойти в ближайший ко мне пункт единого расчетного центра, выстоять в душном помещении длинную и шумную очередь, подать заявление на перерасчет. Шанс есть вернуть двадцать-тридцать рублей, но реализуем ли этот шанс? Весьма проблематично. Потому что официально 'опрессовки', стало быть, и отключения горячей воды, рассчитаны не на пять дней, а на один. И то, что у меня не было воды в данном случае пять дней, надо мне еще доказать коммунальщикам. Могу доказать, но лишь на пальцах и на основе своих ощущений, вызванных отсутствием горячей воды. Конечно, в доме страдаю от этого не я один, но соседи еще большие быдло, чем я (впрочем, куда уж больше-то?), поэтому в свидетели не пойдут. Я их хорошо понимаю: зачем им все это?
  
  Совершенно очевидно, что мы сами позволяем подобное отношение к себе и потому вынуждены нести свой крест. Если бы каждый из многомиллионного быдловства осознал себя вдруг равноправным гражданином, хотя бы попытался доказать, что он - вовсе и не то быдло, за которое его держит власть, то в скором времени даже в России все бы переменилось. Правда, одного нашего желания и даже горячего стремления почувствовать себя человеками явно недостаточно. Нужна работоспособная судебная система, справедливые и всем понятные законы, которые бы нельзя было трактовать двояко, не обойтись и без честных правоприменителей, то есть судей, не обращающих внимания на то, кто ищет правду, - быдло или представитель 'голубых кровей', но этого всего нет. И мы, быдло, это отлично знаем. Не хуже нашего это понимают и те, в чьих жилах течет та самая 'голубая кровь'. Вот и, нагло глядя нам, этому быдло, в глаза, нахально ухмыляясь, дают совет: обращайтесь, дескать, в суд.
  
  Есть, оказывается, среди нас и те, которые следуют этому подлому совету. И что? После долгих и унизительных хождений по судам видят большую и жирную дулю. Захотели? Ну, вот и получили.
  
  Ах, что там говорить! Как написал классик, ненадобно иного образца, когда в глазах пример отца. В нашем конкретном случае в роли отцов-благодетелей выступают вожди нации, которые, полагая тех же пенсионеров за быдло, поднимают пенсию на полторы сотни рублей, в то время, как только коммунальные платежи подскакивают на три сотни, а себе, тем временем, увеличивают без всякого стеснения оклады на десятки тысяч. Ну и вопрос: кто тут из благородных, а кто из быдло?
  
  Повторяю: да, я быдло. Но я все-таки временами стучу своими худосочными копытцами об землю, пробуя поменять свой статус, то есть стать другим, отличным от быдло. Норовисто, задрав кверху хиленький хвостик, лечу с открытым забралом на очередную 'ветряную мельницу. Пытаюсь поразить и...
  
  Расскажу-ка я еще об одном своем совсем свеженьком приключении. Ведь дурак (если хотите, быдло) непременно найдет приключение на собственную задницу.
  
  Это мое приключение началось стандартно: летом 2007-го, клюнув на рекламу, решил обзавестись выделенной линией доступа в Интернет. Обратился к рекламируемому поставщику услуг, то есть в 'ТК-Урал'. Наскреб нищий пенсионер требуемую сумму в 2200 рублей, уплатил, получив на руки подписанный сторонами договор, который, если очень коротко, гласил: одна сторона, то есть оператор связи, предоставляет честную и качественную услугу, а другая сторона, то есть абонент, я, значит, оплачиваю, внося на открытый лицевой счет авансы.
  
  И вот желанная конфетка в виде выделенной линии доступа в Интернет у меня в руках.
  
  Нечто странное мною было замечено сразу же, а именно: та сторона, то есть оператор связи, мягко говоря, не слишком добросовестно исполняет взятые на себя обязательства. Однако я - не заклятый привереда, не стал тотчас же придираться к 'мелочам', полагая, что все само собой когда-нибудь да образуется.
  
  Увы, увы... Надежды мои не оправдались. Более того, мое миролюбие сыграло со мной злую шутку: отсутствие претензий с одной стороны натолкнуло другую сторону на мысль, что дело имеет с самым настоящим быдлом, и повело себя по-хамски. Долго закрывал глаза, но в сентябре 2008-го даже моему великому и щадящему терпению пришел конец. Я взбунтовался. Из-за чего? Из-за наглости поставщика услуг. И...
  
  Впрочем, дальнейшие события узнаешь, читатель, из моей претензии. Цитирую:
  
  'Господин Генеральный Директор!
  
  Между ЗАО 'Телефонная компания - Урал' и мною 7 августа 2007 года был заключен договор ? Х01653 по предоставлению услуг доступа к сети передачи данных (Интернет) по выделенной линии. Я, как абонент, в тот же день внес в кассу названной выше компании за услугу определенную договором сумму - 2200 рублей, а компания, которую далее буду называть оператором, через несколько дней обеспечила доступ в Интернет по выделенной линии.
  
  Я позволил себе предположить, что и в будущем оператор будет безусловно исполнять взятые на себя обязательства, отраженные в договоре, и будет оказывать качественную услугу. Но этого не произошло. Видимо, оператор посчитал, что деньги положены в карман, и теперь заботиться о чем-либо не стоит: в течение истекшего года оператор нарушал и продолжает с завидным постоянством нарушать пункты договора.
  
  Чтобы не быть голословным, буду ссылаться на конкретные примеры.
  
  Пункт 2.1.2: 'Оператор обязуется... размещать на сервере все изменения в Регламенте и Прейскуранте не менее, чем за 10 дней до начала их действия'. Но все мои попытки в дальнейшем воспользоваться данным 'обязательством' оператора ни к чему не привели, поскольку неизменно следовало сообщение: 'Раздел на реконструкции'. Положим, была действительно какая-то там на сервере 'реконструкция', но мне, как абоненту, какое до всего этого дело? Проблемы оператора - вовсе не проблемы абонента. Почему бы не посылать информацию по электронной почте? Тем более, что открыт специально для этого почтовый ящик; тем более, что информирование в любом случае - это обязанность оператора, а вовсе не его добрая воля.
  
  Оператор также взял на себя обязательство (пункт договора 2.1.3) 'заблаговременно информировать абонента о различных факторах, затрудняющих или ухудшающих получение услуг'. Никакой 'информации' ни о каких 'факторах' я не получал. Оператор еще брал обязательство (пункт договора 2.1.5) 'обеспечить абоненту доступ к информации о его лицевом счете или уведомлять абонента о состоянии лицевого счета по электронной почте'. И это обязательство не исполнялось, хотя статистика, как и все остальное на сервере, как я уже упоминал, находилось на 'реконструкции' и доступа более полугода не было, как, впрочем, я не получил за все время ни одного электронного письма по данной проблеме. Когда у меня было время и очень горячее желание узнать, что там с моей статистикой, то приходилось идти в офис на улице Технической, выстаивать очередь и в абонентском отделе просить сделать распечатку.
  
  Насколько этот вопрос серьезен оператор прекрасно понимает, возможно, поэтому в договоре ? Х01653 (пункт 3.5) говорится: 'Ежемесячно, до 5-го числа, абоненту на электронный адрес, указанный в Приложении ?1, передается итоговая статистическая сводка (информация) об объеме предоставленных услуг за отчетный период'. И эта обязанность оператором ни разу за весь год не была исполнена. Зато оператор совершенно четко следовал другому положению этого же пункта договора, а именно: 'Если абонент не предъявит оператору свои претензии в письменном виде в течение трех дней с момента отправки в его электронный адрес отчетной информации, то услуга за отчетный период будет считаться оказанной и принятой АБОНЕНТОМ в объеме, направленном в сводке'. Никаких сводок и ни разу за весь год я не получал, по этой причине не имел возможности предъявлять какие-либо претензии в указанные сроки.
  
  Принимал всё на веру. Оказалось, зря. Верить в добропорядочность оператора - это, выходит, верх человеческой наивности.
  
  Мое терпение иссякло, когда в августе был надолго заблокирован мой доступ в Интернет. Это выглядело странно, поскольку именно в августе 2008 года я, как никогда прежде, зачислил на свой лицевой счет большую для меня сумму 500 рублей (200 рублей внес в кассу компании 5 августа и 300 рублей 22 августа).
  
  Будучи заблокированным (согласно договору мой доступ в Интернет автоматически блокируется при любом минусовом балансе) предпринял попытку что-нибудь выяснить в службе технической поддержки оператора. На мои настойчивые и неоднократные звонки никто не хотел отвечать.
  
  4 сентября я решил все-таки добиться хоть какой-то информации, хотя, повторяю, это в обязанности оператора, и с утра стал набирать номер телефона службы технической поддержки 373-77-30. Трубку никто не снял. Тогда я пошел, а мне ничего другого не оставалось делать, в офис на Технической. Там с претензией обратился в окно ?5 абонентского отдела, поскольку я, как известно, числюсь также абонентом. Мне казалось, обратился по адресу. Но нет: женщина лишь пожала в недоумении плечами, сказав, что она этими вопросами не занимается. Посоветовала обратиться в службу технической поддержки. Я сказал, что звонил неоднократно, но никто не отвечает, хотя номер не занят. Получил ответ: 'Не может быть'. Тогда, чтобы доказать, что в этой компании может быть все, что угодно, на глазах работников попытался прямо из офиса дозвониться до службы технической поддержки. Результат был тот же: мне никто не ответил. Я вернулся к окну ?5, где мне любезно подали распечатку той самой статистики за август. Я взглянул и не поверил своим глазам: в статистике значилось, что на первое сентября 2008 года за мной долг 822 рубля. Потом, когда все поняли, что назревает скандал, неожиданно в той же статистике появился (между прочим, лишь 3 сентября, хотя, напомню, внес еще 22 августа) мой аванс в 300 рублей и теперь баланс составляет -522 рубля. И с этой суммой я согласиться не мог, поскольку сама 'статистика' (уж лучше бы не проводил оператор никакой 'реконструкции') приводит в изумление своей несуразностью и тут о доверии речи идти не может.
  
  Перед тем, как я внес аванс в 200 рублей, я три дня был заблокирован (был долг в 5 рублей, а средств сразу для внесения аванса у меня не было) и, естественно, не имел доступа в Интернет. Однако в распечатке значится, что я выходил в Интернет 1,2,3 августа, хотя на самом деле я впервые вышел в Интернет лишь вечером 5 августа, когда аванс в 200 рублей был зачислен на мой лицевой счет. А раз выходил, значит, были входящие и исходящие мегабайты, следовательно, сумма долго (пусть лишь на несколько рублей) выросла. Мне непонятно, как мог, будучи заблокированным в начале августа, выходить в Интернет?
  
  Это - мелочь, но мелочь показательная, поскольку наглядно свидетельствует, что статистике оператора верить нельзя. Но это не последняя и не самая страшная несуразность августа 2008 года.
  
  18 августа я ушел в минус. Тогда мой долг составил 21 рубль. И, соответственно, у меня не было доступа в Интернет 19, 20, 21 августа. Однако вновь по статистике получается, что я выходил в Интернет и на моем лицевом счете числятся как входящие, так и исходящие за эти три дня. Лишь 22 августа я сумел внести аванс в 300 рублей, однако эта сумма была почему-то зачислена на мой лицевой счет лишь 3 сентября, то есть спустя 11 дней.
  
  Поражает даже не то, что мой аванс где-то гулял у оператора целую декаду (мог бы гулять и дальше, если бы я не встревожился и не начал звонить и ходить). Поражает то, что, если верить статистике, имея долг, я каким-то образом умудрялся по несколько раз на дню выходить в Интернет. И долг рос день ото дня. Понятно, что это технически невозможно, как невозможно, например, мне выйти в Интернет в сентябре, когда я с первого числа нахожусь в блокаде. Как говорится, не верь глазам своим.
  
  Итак, все факты свидетельствуют о том, что я имею дело не со статистикой, а с самой обыкновенной свистопляской, причем, рукотворной. Никакая техника подобных глупостей натворить не может.
  
  Конечно, не ошибается лишь тот, кто ничего не делает. Но надо уметь признавать свои ошибки и находить способности их устранять. Не помешало бы и извиниться перед абонентом, который к этим ошибкам оператора не имеет никакого отношения.
  
  В тот день, когда я вынужден был прийти в офис, то есть 4 сентября 2008 года, под вечер мне позвонил мужчина, сообщил, что он из службы технической поддержки (видимо, кто-то из сотрудников офиса передал, что я домогаюсь до них), спросил: 'Какие проблемы?' Сказал я, что длительное время нахожусь в блокаде. Он (видимо, заглянул в ту самую пресловутую статистику) обрадовано сообщил: 'Все понятно: у вас минусовый баланс'. Я в ответ возразил: 'Если баланс минусовый, то почему статистика с 18 августа показывает, что я выхожу в Интернет?' Специалист ответил: 'Не знаю. Может, кто-нибудь другой выходил с вашего компьютера?' Я специалисту объясняю: 'Когда я заблокирован, то никто уже не сможет иметь доступ'. Одним словом, специалист, подумав, пообещал разобраться и позвонить. Не разобрался и не позвонил. В субботу, то есть 6 сентября 2008 года, я вновь звоню в службу технической поддержки, надеясь получить разъяснения. Ответил, но уже другой мужчина. Я вновь во всех подробностях рассказываю о своей проблеме. Этот специалист (видимо, тоже заглянул в 'статистику') сказал: 'Да, статистика странная'. Однако сказал, что сегодня выходной и других специалистов нет. Посоветовал перезвонить в понедельник. В понедельник я перезвонил. Ответил уже третий специалист, который долго не мог понять, чего я хочу. В конце концов, сказал, что он статистикой не занимается, что этим занимаются другие, что он узнает и перезвонит. Действительно, перезвонил, что удивительно. И обрадовал. Он посоветовал обратиться с письмом. Получив столь обнадеживающий ответ, позвонил в приемную по телефону 373-02-02, ответила девушка и я в который уже раз рассказываю ей мою историю. Девушка спрашивает: 'А чего вы от меня хотите?' От вас, говорю, я ничего не хочу. Я хочу переговорить по телефону с генеральным директором компании и высказать свои возмущения работой его сотрудников. В ответ услышал, что генеральный директор не имеет возможности разговаривать с каждым, что у него есть один приемный день в месяц. Лучше, сказала девушка из приемной, напишите письменную жалобу и получите ответ.
  
  Что, собственно, я и делаю. Если оператору нужна была письменная жалоба, то почему этого не сказали сразу? Или рассчитывали, что с помощью откровенной волокиты отобьют у меня желание добиваться истины? Но я не настолько богат, чтобы своим рублем оплачивать ошибки оператора.
  
  Господин генеральный директор!
  
  Исходя из изложенного, прошу о следующем:
  
  а) сделать все-таки 'статистику' правдоподобной, чтобы я, как абонент, ей мог верить;
  
  б) привести в соответствие мой баланс за август, исключив из оплаты все те 'входящие' и 'исходящие', которые сделаны при минусовом балансе, так как оператор не страдает манией благотворительности и не мог мне предоставлять услугу в кредит, тем более я об этом оператора не просил и в благодеянии не нуждался;
  
  в) привлечь к ответственности тех 'специалистов', которые ни за что не отвечают и никакие вопросы не решают.
  
  Вынужден напомнить, что, заключая договор (п.2.1.4) оператор гарантировал мне, как абоненту, 'круглосуточно предоставлять качественный доступ к услугам', но, как свидетельствует вся мною рассказанная история, ваши 'услуги' назвать 'качественными' ни у кого из порядочных людей язык не повернется. Если оператор не может или не хочет исполнять взятые на себя обязательства, то прошу меня, как абонента, также письменно, то есть официально, проинформировать о невозможности нашего дальнейшего сотрудничества. И после этого я буду обращаться (согласно Закону РФ 'О защите прав потребителей') с иском о взыскании с ОПЕРАТОРА нанесенного мне материального ущерба и морального вреда.
  
  Как вы сами понимаете, не этот, так другой оператор сможет мне оказать ту же самую услугу, но, возможно, более качественно и гораздо честнее'.
  
  Отнес жалобу-претензию лично в офис 'ТК-Урал', где передал первый экземпляр под роспись должностному лицу.
  
  Как и в первом приключении, не стал пороть горячку. Я стал ждать реакции, а ее не было - ни устной, ни письменной. Хотя прошло уже почти два месяца, но мой доступ в Интернет по-прежнему оставался заблокированным. Хоть и быдло, но понимаю: в моем случае налицо грубейшее нарушение Федерального закона 'О защите прав потребителей'. Стало быть, попала норовистому быдляге шлея под хвост. Ну и понес!
  
  В октябре 2008-го, то есть спустя почти два месяца после направления претензии, я одновременно обращаюсь с жалобами в два адреса: во-первых, к прокурору Железнодорожного района Екатеринбурга А. В. Гоголевскому, во-вторых, к заместителю мэра Екатеринбурга В. В. Контееву, куратору сферы оказания услуг населению. В обоих случаях приложил копии документов, а именно: договора, заключенного сторонами, и моей жалобы-претензии, направленной оператору связи.
  
  Вновь жду реакции. На этот раз она, то есть реакция, последовала. Начну со второго адресата. Я получаю бумагу, датированную шестым ноября, но не от Контеева, а от его, видимо, подчиненного - В. Н. Тимофеева, председателя комитета связи и информационных технологий администрации Екатеринбурга. Из сообщения узнал, что моя жалоба на безобразное поведение оператора связи направлена для рассмотрения и ответа... Знаете, кому? Тому самому господину Удоду, к которому я уже обращался и который мое обращение проигнорировал.
  
  Данное действие чиновника Тимофеева, по меньшей мере, выглядит странным. Но меня ничуть не удивила реакция господина Удода. Он понял сразу посыл чиновника: не парься, дескать, уж очень-то по сему случаю, пришли, мол, формальную отписочку и все будет нормально.
  
  Господин Тимофеев вежливо попросил, а господин Удод столь же вежливо отписался (копию изволил направить и мне). В бумаге господин Удод повторил тот бред, который несли несколько месяцев назад его подчиненные. Зато ни слова не было сказано о том, почему господин Удод и его подчиненные не отвечают на претензию их клиента, потребителя услуг, хотя даже это условие оговорено в договоре, то есть отвечать на претензии абонента оператор связи не только должен, а и обязан.
  
  Ну, да ладно. Мы - не гордые. Мы знаем, что дело имеем не с быдлом, а с лицами 'голубых кровей', поэтому не вправе претендовать на иное какое-то отношение к себе. И все же, прочитав послание власти господина Удода, не оставил без последствий: подготовил повторную жалобу (опять же на имя господина Контеева), в которой коротко повторил свои вопросы, на которые господин Удод так и не дал ответа. Контеев не ответил на повторную жалобу. Впрочем, об этом я и не просил. Но пришло письмо господина Артемьева, председателя комитета по защите прав потребителей администрации города, в котором он давал советы, куда мне следует обращаться в дальнейшем, если я все-таки захочу восстановить попранные права потребителя услуг. Как я понял, повторную жалобу чиновники теперь уже направили иному адресату.
  
  На этом, собственно, и помощь администрации города завершилась. Завершилась, даже не начавшись. Чиновники иначе и не поступают, особенно, когда против лица 'голубых кровей' выступает быдло.
  
  А что же прокурор? Ну, тут получше, поконкретнее. Господин Гоголевский, понимая, что направлять мою жалобу лицу, действия которого я ставлю под сомнение, и незаконно, и неэтично, порекомендовал поразбираться с проблемой территориальный отдел по надзору в сфере защиты прав потребителей по Орджоникидзевскому и Железнодорожному районам Екатеринбурга.
  
  22 декабря 2008 года я получил письмо, подписанное начальником выше названного отдела О. У. Фархутдиновым. Он сообщил, в частности, следующее:
  
  
  'По существу жалобы нами были проведены надзорные мероприятия в отношении ЗАО 'ТК-Урал'. В ходе проверки установлены нарушения прав потребителей, установленные законом. За выявленные нарушения директор ЗАО 'ТК- Урал' Удод О. В. привлечен к административной ответственности. Также Ваша жалоба передана для рассмотрения о соответствии технического обеспечения деятельности сети ЗАО 'ТК-Урал' требованиям лицензии в федеральную службу по надзору в сфере связи, информационных технологий и массовых коммуникаций по Свердловской области.
  
  В случае наличия спора между Вами и ЗАО 'ТК -Урал' о порядке начисления платы за предоставление услуги связи (Интернет) Вам необходимо обратиться в суд. Согласно ч. 1 ст. 47 ГПК РФ Роспотребнадзор и его территориальные органы могут вступать в судебный процесс по инициативе лиц, в нем участвующих, для дачи заключения по делу в целях защиты прав потребителей до принятия решения судами первой инстанции'.
  
  Сразу видно, что О. У. Фархутдинов и его помощники занимались жалобой и добросовестно выполняли рекомендацию прокурора. В результате официально признан факт нарушения закона 'О защите прав потребителей'. Более того, господин Удод, гендиректор фирмы привлечен к административной ответственности. И, наконец, дано обещание, что в случае моего обращения в суд оказать помощь и выступить на моей стороне.
  
  Все это прекрасно, но ведь главная проблема не устранена и у меня по-прежнему нет доступа в Интернет, моя 'блокада' продолжается, как будто ничего не происходило и не происходит, как будто и не было 'привлечения к административной ответственности' господина Удода.
  
  Что мне остается делать? Набраться терпения и ждать, что скажет, в свою очередь, Россвязьнадзор.
  
  И вот оттуда прилетела 'ласточка'. Мне позвонила некая гражданочка (если не ошибаюсь, ее фамилия Никифорова) и сообщила, что ей поручена проверка. Разговаривала благожелательно, во всем мне сочувствовала, с пониманием реагировала на все мои пояснения. Не сразу я просек, что гражданочка таким манером меня разводит. Потом ее звонки следовали один за другим. И я кое-что стал понимать, а именно: означенная сударыня выступает в роли адвоката господина Удода и его компании. Во-первых, стала уверять меня, что случай со мной - это лишь досадное недоразумение, что 'ТК-Урал' достойная из достойнейших фирм, что пользуется доверием и уважением со стороны клиентов. Ее безудержного оптимизма я не разделил. В разговорах по телефону попытался раскрыть ей глаза. Заявил, в частности, что я их клиент и кому, как не мне, судить о качестве оказываемых услуг, что, когда бываю в офисе, то всегда вижу крайне возмущенных людей и это не единицы, а толпы. И сам, заметил я, не первый раз вступаю в конфликт, причем реакция оператора связи была неизменно одинаковой и выражалась весьма красноречиво - в виде молчания.
  
  - Да-да-да, - спешно успокаивала меня сударыня, - наверное, не все сотрудники компании достаточно добросовестны, но в целом 'ТК-Урал' у нас на хорошем счету.
  
  - Было бы намного лучше, - съязвил в ответ я, - если бы господин Удод и его компания были на хорошем счету не у вас, а у нас.
  
  Во-вторых, проанализировав все телефонные разговоры, я понял, что сударыня пытается меня на чем-либо подловить. Например, высказалась в том смысле, что, возможно, у меня нелады с ПК, точнее - с программным обеспечением, из-за чего и происходит несанкционированный выход в Интернет при минусовом балансе, проще говоря, мой ПК мошенничает, а еще проще - это я мошенничаю.
  
  Чуть-чуть обидевшись, возражаю:
  
  - Пользовался и пользуюсь исключительно лицензионным продуктом и к пиратству относился и отношусь с презрением.
  
  Похоже, сударыню (адвоката той стороны, хотя формально-то выступает от имени независимого государственного надзирающего органа) не убедил, но несколько разочаровал. Потому что не позволил свалить все с больной головы на здоровую.
  
  Смею предположить: чиновница старалась не зря. Ну, скажите, какой ей резон просто так, изменив своему долгу, долгу надзирателя, перекрашиваться в защитника, причем, в защитника заведомо неправого дела?
  
  И вот, как итог стараний чиновницы, получаю официальную бумагу, подписанную А. А. Ермаковым, заместителем руководителя. Кого замещает и кем руководит - это осталось для меня загадкой.
  
  Что нового сообщил мне господин Ермаков? А ничего. Он повторил то, что я уже знаю, а именно: во-первых, имел и имею несанкционированный доступ в Интернет при минусовом балансе, во-вторых, на моем компьютере установлена некая компьютерная программа, позволяющая мне обходить блокировку.
  
  
  Ничего более несуразного придумать невозможно. Я жалуюсь, обивая пороги чиновных кабинетов, на то, что мне не оказывается уж долгое время услуга, а мне отвечают, если судить по фитюльке-ответу, что я имею все-таки услугу. К тому же сам виноват, ибо пользуюсь какими-то непонятными программами, позволяющими мне выходить в Интернет, игнорируя блокировку, автоматически. Совершенно очевидно, что кто-то из нас конченный дурак. Остается лишь ответить: кто именно? А это самое трудное. Впрочем, нет. Хоть я и из породы быдло, но не до такой степени простодушно-наивен, чтобы поверить, что господин Ермаков и госпожа Никифорова уж настолько тупы, чтобы не понимать столь очевидного. Нет-нет, они очень умны и знают, что делают; они прекрасно ориентируются в российской действительности и отлично разобрались, кого им следует защищать, а кого можно безнаказанно и голословно обвинять. Они не собирались и не собираются подрубать сук, на котором удобно и выгодно сидят.
  
  Положим, гендиректор Удод и его покровители из государственного надзорного органа правы. Но тогда ведь грош-цена в базарный день тому оператору связи, которого я, абсолютный профан в компьютерной технике, сумел облапошить. И кого облапошить? Профессионалов! Ухохотаться можно, да мне что-то не хочется.
  
  И смешно, и грустно читать и такое, например, оправдание оператора связи. Как пишет Ермаков, 'отсутствие доступа к информации статистики... вызвано работами по реконструкции сайта оператора связи...'
  
  А мне, простите, какое дело до всего этого? В договоре прописали? Прописали. Стало быть, извольте нести взятое обязательство. Каким образом? А это уж не моя головная боль. У меня и своих забот предостаточно. С какой стати я должен входить в положение оператора связи? Я, что ли, по этому поводу брал на себя какие-то обязательства? Нет. И увольте, господа, от ваших проблем.
  
  А еще работники надзорного органа, если бы прочитали повнимательнее копию заключенного договора между сторонами, обязаны были обратить внимание и на пункт, в котором оператор связи обязывался информировать абонента обо всем, представляющем взаимный интерес, и с помощью направления электронных писем в мой адрес, причем, согласно договору, итоговая статистика, стало быть, и списание с моего лицевого счета средств, считается абонентом одобренной, если абонент в оговоренный всё тем же договором срок не пришлет опять же письменное возражение. А как и на что я мог в трехдневный срок возразить, если доступа к статистике нет, как не было за год ни одного электронного извещения? И если исходить из формальных признаков, то в течение года с моего лицевого счета списывались мои средства безосновательно. Причем, если прежде деньги списывались, так сказать, по-божески и я, не учиняя скандала, мирился, то в злополучном августе 2008-го уже, отбросив всякое стеснение, по-хамски, что и взорвало меня.
  
  Далее в письме господина Ермакова говорится:
  
  'В соответствии с п. 3.7 договора, заключенного между Вами и оператором связи, оператор вправе приостановить оказание телематических услуг, письменно уведомив об этом абонента...'
  
  Чиновник сам не понимает, что пишет и с какой целью пишет. Зачем мне напоминать то, что я знаю даже лучше их, потому что сам, сознательно выбрал тот тариф, который меня больше всего устраивает: есть на лицевом счете деньги - выхожу в Интернет, вышел в минус даже на рубль и пополнить у меня возможности нет - идет автоматическая блокировка, на что у меня не было претензий и быть не может. Наоборот, это меня устраивало: нет денег - нет доступа. Все предельно просто и понятно. Правда, при одном условии: списание средств должно быть оправданным и чем-то подтвержденным. Если нет, то, извините, любое ограничение оказания услуги является нарушением договора, следовательно, является незаконным.
  
  Это, с одной стороны. А с другой стороны, как быть с 'письменным уведомлением абонента'', о котором проговаривается господин Ермаков? Либо чиновник не читал моей жалобы, либо умышленно наводит тень на плетень. Ведь я в жалобе как раз многократно подчеркивал, что нарушением правил оказания услуги является и неисполнение обязательств, взятых оператором связи, в части информирования. Оператор связи не только письменно, а и устно за год не додумался о чем-либо известить абонента. Подчеркиваю: ни разу!
  
  Затем, продолжая прежнюю мысль, господин Ермаков выдает полную нелепицу: 'Доступ в сеть Интернет может предоставляться и при минусовом балансе'.
  
  Что же получается? Наплевав на свой коммерческий интерес, охваченный благотворительностью, оператор связи решил оказывать услугу в кредит? Спасибо за щедрость, но лично я к оператору связи с подобными просьбами не обращался, потому что, повторяю, мне не надо. А из этого следует одно: услуга в кредит, не оговоренная напрямую договором, есть принудительно навязанная услуга и относится к доброй воле оператора. Флаг в руки, действуй, оператор, так и впредь, но, делая благое дело, не требуй его оплаты. Причем тут я и моя 'блокада'?
  
  И последнее. На каком основании господин Ермаков делает вывод, что на моем компьютере установлены подозрительные программы, позволяющие мне выходить в Интернет даже в условиях 'блокады'? Это факт установленный и подтвержденный? Если так, то почему я об этом до сих пор не знал? Или это всего лишь предположения, иначе говоря, досужие мысли досужего человека? То, что 'зафиксированы сессии' - это как раз не аргумент, потому что (читать надо было мою жалобу) я как раз и ставил под сомнение статистику, ее достоверность, потому что статистика, особенно в августе 2008-го, выглядела лихо и разгульно пляшущей, постоянно уходя либо в безумный плюс, либо в сумасшедший минус (однажды, скажу читателю по секрету, на моем лицевом счете очутилась тысяча рублей, потом, правда, она исчезла столь же необыкновенно, как и появилась), что и послужило для меня основанием не верить статистике. Именно о том я и просил (как устно, так и письменно) оператора связи, а именно: чтобы разобрались в пляшущей статистике, восстановили минимум порядка и достоверности, исключили все, что вызывает сомнение. Оператор связи именно это отказался делать. Оператор связи говорит: статистика формируется автоматически. Я и с этим не согласился. Техника, конечно, умная, но ею управляют все-таки люди: что человек в технику заложит, то там и будет. Техника дала сбой? Возможно. Но даже в этом случае вины абонента нет и он не обязан брать на себя чужие риски.
  
  Ермаков заключает: 'Нарушений действующего законодательства в области связи не установлено'.
  
  Что ж, нет так нет: специалистам со своей колокольни виднее. Тут, брат, ничего не сделаешь, выше головы не прыгнешь. А вопросы все-таки остаются.
  
  В жалобе я обстоятельно и, как мне казалось, аргументировано указал на неисполнение оператором связи многих пунктов договора. Как быть с этим? Это разве не есть нарушение законодательства, когда одна сторона не исполняет обязательства по отношению к другой стороне? Или господин Ермаков, представляющий надзорный государственный орган, полагает, что законодательство предполагает двоякое толкование? Если нарушил закон быдло, то одно его прочтение; если же обвиняется в нарушении закона лицо, в жилах которого течет 'голубая кровь', то нарушение перестает быть автоматически нарушением. Так, что ли? Во всяком случае, с моей маленькой колокольни видится именно это. Посчитал для себя глупым вступать в полемику с государственным органом, хотя были все основания, чтобы чиновникам доказать, что в этот раз имеют дело не с заурядным быдлом. Я все сказал и в телефонных разговорах, и в жалобе. Не услышали? Не посчитали нужным услышать? Значит, это не входило в их планы. Чиновники видели одну цель: обелить себе подобного и очернить того, который посмел подняться против человека их круга. И в суд обращаться не стал: сотня, другая компенсации морального вреда (в идеале) не стоят долгих и муторных хождений по судам. Как-никак, имею уже опыт.
  
  И что же выходит? Чиновники добились своего? Я бы этого не сказал. Почему? А вот...
  
  Я уж не знаю (да и знать мне неинтересно), кто повлиял на оператора связи и как так случилось, что господин Удод, генеральный директор ЗАО 'ТК-Урал' резко поменял свою позицию: в феврале 2009 года мне позвонил мужчина, представитель этой компании и сообщил: руководством принято решения, во-первых, долг в сумме 522 рубля, имевшийся на моем лицевом счете, списать (а я чего требовал еще в сентябре 2008-го?); во-вторых, вернуть на мой лицевой счет те 300 рублей, внесенные мною во второй половине августа и подозрительно то исчезавшие с моего горизонта, то появлявшиеся (также, между прочим, одно из тогдашних моих требований).
  
  Это сообщение я воспринял как косвенное признание оператора связи своей вины перед абонентом. Но вот другое меня несколько озадачило. Дело в том, что представитель компании предложил мне подойти в головной офис и заключить новый договор на оказание услуг доступа в Интернет, пообещав, что предоставит мне более выгодный тарифный план. На порядок, между прочим, выгоднее прежнего. Выходит, могут быть человеками, когда захотят?
  
  Поначалу, если честно, не было никакого желания возобновлять сотрудничество, но, поразмыслив, решил дать оператору связи еще один шанс, шанс доказать, что может вести дела цивилизованно, то есть по-человечески.
  
  Сходил в офис. Перезаключил договор. И с первого марта пользуюсь вновь услугой. Пока серьезных претензий нет. Если же вопросы появляются, то реагируют мгновенно и решают их. Не стесняются даже прийти домой, проверить работоспособность модема и бесплатно устранить неполадки, хотя эта услуга и не прописана в новом договоре. Лучшего, короче, и желать в России нельзя.
  
  Рискну предположить: господин Удод подобрел неспроста. Он, пожалуй, в конце концов, понял, что в этот раз столкнулся со своенравным быдлом, которому палец в рот лучше не совать - может оттяпнуть; что он, этот самый быдло, может обратиться в суд и его выиграет, стало быть, будет нанесен ущерб гораздо более существенный, нежели привлечение к административной ответственности, ущерб, прежде всего, не материальный, а имиджу. С таким быдлом, посчитал гендиректор, коли оно такое упёртое, лучше не связываться. Осознал? Поздновато. Хотя лучше поздно, чем никогда.
  
  
  На этом считаю тяжбу благополучно разрешенной. Пока. Документы же храню и если повторится нечто подобное, то тогда уж непременно...
  
  - Изволь-ка, батенька, припожаловать в суд!
  
  ЭПИЛОГ
  
  Такие вот мои приключения. Они очень разные, но видится и нечто общее.
  
  Во-первых, как в первой, так и во второй тяжбах налицо подленькое отношение к тем, кого они, люди 'голубых кровей', принимают за быдло., а посему, объединяясь, идут, сомкнув штыки, в атаку, причем, не опасаясь никого и ничего, не чувствуя угрызений совести. Впрочем, может ли идти речь о совести, когда дело касается тех, кто над нами? Их поведенческие мерки из других категорий.
  
  Во-вторых, посмотрите, как они ловко защищают и защищаются!? Чиновники и их опекуны определенно и сразу щетинятся, когда надо придавить быдло, заткнуть ему хайло, поставить на ему принадлежащее место. Защищают и защищаются, как я понимаю, не по простоте душевной, не из-за красивых глазонек. Как те, так и другие имеют определенную выгоду: те, кому нужен зонтик над головой, получают оный; те, которые крышуют, - имеют в виде мзды дополнительные приработки. Стало быть, всех их накрепко повязал взаимный интерес. А что поимеет тот же чиновник, если примется защищать быдло? А ни-че-го! Если бы тому же чиновнику было все равно, кого защищать, то он, я думаю, перестал бы столь рьяно выдавать очевидно грязное нижнее белье лица, принадлежащего к 'голубым кровям', за белоснежное и ароматно пахнущее, хотя на самом-то деле шибает в нос дурнотой.
  
  В-третьих, даже в такой абсолютно бесправной стране, как Россия, кое-что можно доказать тем, кто причисляет себя к элите, то есть к людям породистым. Трудно? Да. Стоит ли овчинка выделки? Нет. Однако если всякий беспородный, иначе говоря, быдло не станет хотя бы изредка сбивать с тех спесь, то они вконец оборзеют, взбесятся и перестанут вообще считать быдло за людей. Ведь, по большому счету, я наглядно продемонстрировал (как в первой, так и во второй тяжбе), что с быдлом шутить не стоит. Теперь наглецы будут понимать: сошло один раз с рук, сошло во второй раз, но в пятом-десятом случае могут реально схлопотать по мордасам, весьма-таки ощутимо схлопотать, несмотря на всеобщую поддержку ближнего круга и всеобъемлющую круговую поруку.
  
  В-четвертых, на собственном опыте убедился: не столь уж и страшен черт, как его малюют. Бороться с чертями болотными, уверяю, не только можно, а и необходимо. Необходимо даже тогда, когда против тебя вся мощь государственного аппарата и защиты ждать неоткуда. Беда, увы, в том, что беспородный россиянин опасливо относится ко всякой борьбе (напомню, как простой народ испокон выражается: с сильным не борись, с богатым не судись), изначально уступая поле брани тем самым чертям рогатым, а это порождает у последних иллюзию непобедимости: быдло, начинают думать они, абсолютно беспомощно и бесправно, а посему ничего в этой жизни доказать им, породистым, не может.
  
  Но это же, по большому счету, не так. Если быдлу не по силам призвать к порядку с использованием даже правосудия, то, позабыв о природной быдловской щепетильности, следует применить ту же самую тактику, что используют против тебя и это скорёхонько образумит. Тебя мочалят, разводя канитель на пустом месте? Ну, что ж, попробуй и ты их хорошенько помочалить. Пусть-ка походят годик, другой по судам в ранге ответчиков да поотвечают на неприятные вопросы. Это, уверяю, отрезвит даже самого крутого беспредельщика.
  
  Чего я требовал в первой тяжбе? Восстановления в гражданских правах. Добился ли? На все сто! Налоговики отступили и отказались от своих надуманных претензий. Да, помочалили изрядно и сняли все препоны на пути ликвидации предприятия не в апреле 1999-го, а в ноябре, выдав мне на руки тот именно документ, который мне требовался, документ, свидетельствующий, что никакой задолженности перед бюджетами всех уровней у предприятия не было и нет. Долг в одночасье исчез, испарился. Почему испарился? Что заставило могущественных налоговиков пойти на попятную? Потому что, протрезвев, поняли, что меня скрутить в бараний рог не удастся и уж тем более у них нет никаких шансов получить отступные. Да, лично меня привлекли к административной ответственности за, якобы, допущенные нарушения налогового законодательства. Скажите, что мне стоило заплатить те несчастные 166 рублей штрафа? Во всяком случае, беднее, чем есть, не стал бы. Заплатил требуемое с меня? Ни копейки. Более того, походив по судам и потаскав за собой следом представителей Госналогслужбы восемь месяцев, я добился требуемого мною решения, отменяющего постановление о привлечении к административной ответственности и прекращающего всякое дальнейшее преследование за... отсутствием самого правонарушения. Доказал? Опять же на все сто. А они, налоговики, что-то мне доказали? А лишь одно-единственное, но для меня самое существенное: беспомощны, как мокрые курицы да к тому же тупы и глупы. Я, как быдло, потешил собственное самолюбие.
  
  Я победил, хотя даже судья Струина, рассматривавшая дело, явно была не на моей стороне и все сделала, чтобы дело закрыть или хотя бы спустить на тормозах, чтобы только не выставлять налоговиков в глупом свете.
  
  Наконец, посмотрите: налоговики и судьи меня мурыжили восемь месяцев, а я их? Более двух лет. Полагаю, что адекватное возмездие. Я налоговиков, в конце концов, довел до такой степени отчаяния, что они готовы были пасть мне, быдло, в ноги, и умолять отступиться, оставить их в покое. Я же хотел продлить себе удовольствие и все делал для этого.
  
  Я не добился лишь одного - возмещения морального вреда, но и это можно принять лишь с формальной точки зрения. Потому что, по факту, у меня было уже решение судьи Дмитриева в мою пользу и, что важно, ответчиком не оспоренное, стало быть, через десять дней вступило бы в законную силу. Вступило бы, если бы я не оспорил. Зачем я это сделал? Возмечтал о крупном куше? Чепуха, конечно. Кто-кто, а я-то отлично знал, что размер компенсации морального вреда российскими судьями берется абсолютно с потолка и тут ничего истцом доказать невозможно. Так что неудовлетворивший меня моральный вред в 300 рублей - всего лишь повод для того, чтобы законным способом еще поколбаситься над налоговиками. Кто-кто, а я прекрасно понимал, что если данное решение будет отменено, то судья Дмитриев, обидевшись, в другой раз вообще откажет в возмещении морального вреда (российский закон, что дышло: куда повернет судья, туда и выйдет), что, собственно, и случилось впоследствии. Я, между прочим, не согласился с тремястами рублями и добился отмены решения, но согласился (и не стал добиваться отмены) со вторым решением, совсем невыгодным для меня. О чем это говорит? А о том, что мною управляла вовсе не корысть. Очень хотелось видеть налоговиков в качестве ответчиков и потому удовольствие продлевал.
  
  Во второй тяжбе все аналогично первой. Оператор связи не захотел с быдлом решать конфликт миром, разобраться в существе возникшей проблемы цивилизованно. Не захотел по-хорошему? Что ж, изволь получить по-плохому. Я - не гордый. Я - на все согласный. И вновь, заметьте, на той стороне были все - от чиновников администрации Екатеринбурга и до господ из федеральных контрольных органов.
  
  Что требовал я от 'ТК-Урал'? Чтобы сняли 'блокаду' и открыли свободное пользование выделенной линией доступа в Интернет. Добился? Абсолютно! Затем настаивал, чтобы сняли с меня странным образом образовавшийся долг. Сняли? До копейки! Просил навести порядок в статистике. Навели? Конечно! И, наконец, потребовал, чтобы на мой лицевой счет вернули 300 рублей, внесенные мною 22 августа 2008 года и израсходованные сомнительным образом. Вернули? Да. Этими деньгами, между прочим, пользуюсь и поныне, поскольку оператор связи мне предоставил возможность пользоваться весьма и весьма выгодным для меня тарифным планом. Так, кто в выигрыше, а кто в проигрыше? Думаю, что в компании меня надолго запомнили.
  
  Врезался в память я и налоговиков, которые так наглеть, как прежде, не станут. Но это лишь со мной. А с прочими? Надеюсь, станут хотя бы остерегаться и не вести себя столь нагло, как это имело место в моем случае.
  
  Тревожит меня одно: в обеих тяжбах зло повержено - это так. Однако, во-первых, какой ценой? Тут я думаю даже не столько о своем кармане, сколько о государственном.
  
  Давайте-ка, как выражаются финансисты, сведем в общий баланс дебит с кредитом. Прикинем, во что обошлась государству первая моя тяжба? С одной стороны, налоговики, преследуя благие цели, хотели за мой счет пополнить бюджет с помощью взыскания долга в 759 рублей и наложенного штрафа в 166 рублей. Итого: 925 рублей. Эта сумма примерно равна дневной зарплате одного чиновника средней руки.
  
  Я понимаю: дело вовсе не в сумме, а в самом факте. Коли задолжал, то верни и нечего кочевряжиться. Ведь если простишь одному тыщу долга, закроешь глаза на долг другого в миллиард, а там, глядишь, - государство-банкрот. Как говорится, заплати налоги - и спи спокойно.
  
  Но проблема в том, что всякое требование должно быть законным и обоснованным, а не взятым с потолка кабинета полуграмотного налогового инспектора. Иначе... Случится то, что случилось в моей истории. Налоговики взыскали в пользу государства те самые 925 рублей? Нет, ни копейки. Стало быть, упущенный доход? Ну, явный же минус. Причем, я вам скажу, не самый большой. Какой суммой можно определить те многочисленные хождения по судам налоговиков, подготовка документов к каждому судебному заседанию? Прикинем и получится очень-очень кругленькая сумма, поскольку тяжба длилась не день и не месяц, а три года. Кто оплатил эту пустопорожнюю деятельность отряда чиновников? Бюджет государства! Но если бы налоговики знали, что за провал 'операции', разработанной столь неумело, будут расплачиваться из собственного, то есть личного кармана-бюджета, то моей тяжбы не было бы изначально: уж больно им было бы невыгодно проиграть.
  
  Теперь посмотрим на судебные издержки. А они еще больше, ибо зарплата судьи существенно отличается от зарплаты налогового чиновника. Пять судей районного суда в течение трех лет провели не меньше двадцати предварительных слушаний и не меньше десяти собственно заседаний судов. Потрачено тридцать рабочих дней, а с учетом секретарей - в два раза больше (я не беру во внимание, что судье ведь, в идеале, еще надо подготовиться к слушаниям дела), то есть шестьдесят человеко-дней. Умножим дни на дневную зарплату и получится, как минимум, 60-70 тысяч рублей. Как и в случае с налоговиками, если бы судьи знали, что бюджет - не бездонная бочка, что государство не будет терпеть отвратительнейшую их работу и с них взыщет за причиненный ущерб, то моя судебная тяжба тянулась бы не больше месяца. А за счет государства почему бы и не потянуть канитель? Сюда, в судебные издержки, приплюсуем еще четыре заседания областного суда, в которых участвовало 12 профессиональных судей, чья зарплата повыше судей районных судов. Значит, ущерб государственному бюджету, нанесенный, с одной стороны, по вине тупоголовых налоговиков, с другой стороны, по вине безграмотных в правовом отношении судей приближается к сумме в 200 тысяч рублей.
  
  И что же получается? Моя история обошлась казне примерно в 300 тысяч рублей. Положив на одну чашу весов спорные 925 рублей, а на другую чащу весов совершенно бесспорные - 300 тысяч рублей, то куда же качнется баланс, тот самый пресловутый дебит-кредит?
  
  Во второй истории опять же в прогаре государственная казна, понесшая реальные убытки. Десятки чиновников всех мастей пытались доказать недоказуемое. Пытались, потому что знали, что им все сойдет с рук, что пострадает казна, а на их личном бюджете это никак не отразится.
  
  Это разве справедливо, когда за глупость одних расплачивается другой?
  
  Было бы славно, если бы любой причиненный ущерб, в том числе государственной казне, взыскивался бы с проигравшей стороны (имею в виду не структуру или орган, а конкретное виновное персональное лицо) в полном объеме, то дел, подобных моему, существенно поубавилось бы. Найдете дурака, который работает себе в убыток?
  
  Но, увы... Я, как быдло, могу лишь мечтать о той поре, когда справедливость в России будет торжествовать, торжествовать всегда, во всем и, главное, в равной мере по отношению как к породистым существам, имеющим деньги и связи наверху, так и к беспородным, у которых ни того, ни другого, естественно, нет.
  
  Наивные мечтания? Да... Такова судьба-судьбинушка наша, быдляцкая: сидеть, сложа руки, да мечтать - вот если бы да кабы...
  
  ЕКАТЕРИНБУРГ, 1999 - 2009.
  
  
  
  
  
  
  
  
 Ваша оценка:

Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список

Кожевенное мастерство | Сайт "Художники" | Доска об'явлений "Книги"