Это называлось "ренотерапией" - лечение одиночеством.
Удовольствие не из дешёвых, но большинству сотрудников станции услуга предоставлялась бесплатно, если на медкомиссии обнаруживали признаки "удушья". Болели в основном должники - работники, которые подписали контракт на определённый срок, чаще всего на семь или десять лет.
Никто не хотел становиться должником, вынуждали обстоятельства: на планетах жизнь была роскошной во всех отношениях. Позволить себе это чудо могли только высококвалифицированные специалисты, мастера, востребованные деятели искусства. Обычным людям приходилось много и трудно работать, чтобы позволить своей семье местечко в райском уголке.
Вот и Чон подписал контракт, взамен на маленький дом для своей жены и дочери на процветающей планете Кьян-Аспор. Только он подписался на бесконечные двадцать лет... Всё потому, что у его семьи не было сбережений на образование новой ячейки, но вопреки уговорам сотрудников комитета по рождаемости, Чон и Каспара вошли в союз и родили ребёнка. За неимением средств к существованию, их, скорее всего, выселили бы на какую-нибудь малопригодную для жизни планету, уже полную таких же, как они, бедняков, но Чон заранее подумал об этом. Двадцать лет - большой срок, но зато его чадо имело шанс расти в самом центре человеческой вселенной, в окружении последних достижений науки, искусства и технологий. И даже больше - за двадцать лет он должен был заработать столько, чтобы хватило на внука, а это стоило всех мучений.
Но Чон не был готов к суровым условиям жизни на станции: к постоянной изоляции, без возможности выйти на свежий воздух и почувствовать над головой простор неба; к разлуке с родными и близкими; к одиночеству по много месяцев, а следом к жизни в тесной казарме, где спать приходилось плечом к плечу с воняющими потом, храпящими должниками... Чон заболел уже спустя три года работы - очень рано, если верить статистике. Потом ещё спустя два года. Наконец, Чону хватило мужества протянуть пять лет без инцидентов, и вот, он снова тратит драгоценное время в энергетической оболочке на берегу незаселённой и непригодной для жизни планеты, вокруг которой обращалась станция.
Так терапия и проходила: человека помещали в энергетическое поле, которое обволакивало тело, как прозрачный пузырь, а затем спускали в какое-нибудь тихое местечко на пару недель. В этот раз Чону досталась оборудованная для ренотерапии хижина на берегу моря. Благодаря силовой оболочке ему нечего было бояться: ни хищник, ни падение дерева, ни микроорганизмы планеты не могли навредить Чону, а специальные устройства внутри хижины позволяли ему вести скромное существование на планете без взаимодействия с ней.
Первые два раза ренотерапии Чон блаженствовал под слабыми лучами здешнего солнца, любовался звёздным небом ночи напролёт, ходил куда глаза глядят по многу часов в день. В этот раз всё было иначе. Чон явственно осознал это, сидя на песке и глядя, как густая вода здешнего моря перекатывает и слизывает песчинки, чтобы затем вернуть их обратно. Он потерял всякую надежду выбраться когда-нибудь со станции. Он искренне и всей душой поверил, что скоро умрёт где-нибудь в техническом переходе - сожмётся в калачик у стены, и навсегда уснёт. Его уже не мучила ответственность за дочь и жену, оставшихся на Кьян-Аспоре. Он даже не помнил их лиц, потому что перестал отвечать на видеозвонки года четыре назад - мысль, что эти уже незнакомые ему люди блаженствовали, пока он медленно умирал, приводила его в лёгкое раздражение, которое, правда, быстро проходила - на большее он уже не был способен.
Конечно, было в ренотерапии одно приятное для Чона обстоятельства - не нужно было ничего делать, и это давало возможность подумать о своём. Вот сейчас он сидел на берегу и думал, что же, в конце концов, добило его окончательно? Тяжёлая работа? Отсутствие пространства вокруг? Одиночество?.. Скорее всего одиночество, потому что за десять лет, половину которых он провёл дежурным в одиночных капсулах, а вторую в казармах по сотне человек за раз, он не нашёл в себе сил подружиться хоть с кем-то. Состав команды постоянно менялся, и только обречённый на двадцать лет Чон бессменно бродил по станции, обслуживая технические узлы, и убирая помещения от грязи. Значит, его лечили одиночеством от одиночества - забавно...
При посадке на планету у Чона мелькнула мысль покончить с собой здесь, на лоне природы. Однако спустя несколько дней он понял, что то же силовое поле, которое защищало его, мешало владельцу и навредить себе. Так что оставалось только сидеть на песке и смотреть на горизонт, смутно осознавая течение времени.
Очнулся Чон от того, что язычок морской волны приблизился максимально близко к его ботинку, окружённому силовым полем. Это было странно, потому что остальная волна оставалась на приличном расстоянии от Чона. Мужчина не шевельнулся, но принялся следить за поведением вязкой воды глубокого синего цвета. Любопытная волна пощупала песок ровно вокруг силового поля ботинка и затем нырнула обратно к своим лениво перекатывающимся собратьям. Чон решил, что ему почудилось, и остался сидеть на месте, но краем глаза продолжил следить за водой, и вот, волна медленно вытянулась вперед и вынесла к ногам Чона черно-голубую веточку коралла. Чон вздохнул и покачал головой. Он сходил с ума. Эта мысль, почему-то нимало его не встревожила: ну и ради бога, какое теперь до этого дело?! Однако веточка коралла раздражала, поэтому Чон взял её и выбросил обратно в море - ветка исчезла без всплеска. Спустя несколько минут у ног Чона оказалась цветная ракушка, изогнутая необычным для землянина образом. Чон с любопытством повертел её в руках и заглянул внутрь - где-то в глубине сияло отверстие. Мужчина очистил его и сильно дунул. Воздух мог проникать сквозь силовое поле, так что Чон почти сразу услышал низкий вибрирующий звук, который издала раковина. Ему показалось, или вода у его ног, содрогнулась? Показалось, наверное... Чон бросил раковину на песок и направился в хижину. Садилось солнце, и ему хотелось спать.
Следующим утром на мужчину напала такая апатия, что он не смог встать с топчана и остался лежать, глядя невидящим взором в потолок. Бревенчатый потолок был испещрён короедами, но самих насекомых нигде не было видно. Спустя какое-то время он снова заснул, а когда проснулся, пространство вокруг было глубокого синего цвета с белыми искрами солнечного света. Силовое поле почему-то не давало морской воде проникнуть внутрь, но на этот раз Чон был ему благодарен - морская вода казалась живым существом, она вертела его, болтала из стороны в сторону, пыталась сжать силовую оболочку, отчего та начинала искрить. Чон сносил это издевательство, пока его терпение не лопнуло, и он гневно закричал что есть мочи. Вода тут же взметнула его вверх и вынесла на берег. Чон поднялся на ноги, развернулся и сильно пнул воду - та не сделала никакой попытки отстраниться, так что Чона снова посетила мысль, что он сходит с ума: наверное, поднялся во сне и пошёл в море, движимый подсознательным желанием умереть. Но почему-то стало стыдно. Чон смотрел на медленно накатывающие волны, и чувство стыда росло, словно перед ним было существо, которое не заслужило такого резкого наказания. Наконец, ругая себя за потакание безумию, Чон наклонился и сделал попытку погладить воду. Конечно же, у него ничего не вышло - вода как вода. "Безумный тупица",- выругался Чон, возвращаясь в хижину. Настроение было окончательно испорчено, но к нему вернулась жажда деятельности, поэтому, Чон отправился на прогулку в лес. Он долго шёл, стараясь утомить себя ходьбой, чтобы потом заснуть без сновидений, и вернулся к хижине очень поздно. Небо уже вовсю светило звёздами. Одинокая гора далеко по ту сторону берега поблёскивала снежной вершиной. Чон замедлил шаг и вышел на морской пляж, заворожённо вглядываясь в ночной горизонт, когда прямо перед ним что-то мелькнуло розовым светом. Затем блик повторился. К нему присоединились зелёный и голубой свет, но источник бликов оставался непонятен: свет шёл из воды прямо рядом с берегом. Чон наблюдал за мельканием света и вдруг понял, что это необыкновенно красиво: цвета переливались, перетекали друг в друга, меняли оттенки - словно кто-то устроил представление для Чона. Мужчина опустился на песок, и тут же вода вынесла перед ним ту самую раковину. Дрожащими пальцами Чон поднёс её к губам и издал протяжный тоскливый звук, который эхом прокатился по воде. Блики на воде тут же изменились, словно подстраиваясь, стали более тёмными, густыми, печальными... Чон продолжал дудеть в раковину, а море сверкало для него до самого рассвета, пока сморённый Чон не уснул прямо на пляже.
Проснулся он от покачивания морской воды под собой - каким-то образом жидкость держала его на поверхности, не унося далеко от берега. От воды поднималось тепло и горьковатый солёный запах, присущий этому месту. Чон попытался сесть, но волна тут же вынесла его к берегу и мягко уложила на песок. Берег остыл за ночь, и Чон с благодарностью окинул взглядом морскую гладь.
"Спасибо!"- но море никак не отреагировало на его слова. Тогда Чон неуверенно отошёл ближе к лесу и сорвал несколько фиолетовых цветов, которые увивали стволы деревьев. Подношение было принято морем дружелюбно: цветы закружились по его поверхности и один за другим исчезли в глубине, а затем на этом месте вода перестала волноваться и вдруг стала похожа на очертания большого цветка. Чон заворожённо следил за этой метаморфозой, боясь вздохнуть. Наконец, решившись, мужчина протянул морю ладонь и приблизил к поверхности. Вода заволновалась, зарябила, и вдруг приняла очертания пальцев. Раскрытая водяная ладонь приподнялась над поверхностью и прислонилась к его ладони, покрытой силовым полем...
Шатл двигался по обычному курсу за одним из должников, у которого в очередной раз поехала крыша. Санжи и Лев каждый день собирали ренотерапийных по все планете, так что делом это было обычным. Некоторые должники покорно возвращались в шатл. Другие сопротивлялись, пытались убежать, но вживлённые им в тело датчики могли и оглушить, так что проблем никогда не возникало. Этот ренотерапийный не сопротивлялся - встречал шатл прямо перед хижиной. Летательная машина грациозно опустилась перед ним на песок, откинулся люк с трапом, и из динамиков громкоговорителя прозвучало: "Чон Гурун! Следуйте на борт!"
Мужчина вздрогнул, но медленно побрёл по песку к трапу, глядя куда-то в сторону моря.
- Ох уж эти должники долгого срока! Ни за что бы не подписался, хорошо, что мой срок уже через три месяца,- сообщил Лев, зевая.- Ты посмотри на него - ходячий труп! Скорее всего отдаст концы в этом году. И на что он надеялся?
- Тебе-то какая разница,- огрызнулся Санжи.- Станции выгодно набирать таких, премию окончания срока платить не надо. А за десять лет она знаешь, какая набегает?
- Двадцать. У этого недоноска двадцать лет срок!
- Фьюю! Он будет богачом, если доживёт.
- Не доживёт... Уже с катушек слетел, сто процентов! Ты посмотри на него. Ему жить незачем и не для кого.
Санжи глянул на обзорный экран, вздохнул и рявкнул: "Кончай трепаться! Взлетаем".
Шатл плавно взмыл в воздух, сделал разгоночный круг над поверхностью моря и начал подниматься всё выше и выше, как вдруг радары показали под кораблём какую-то активность. "Что за дерьмо?"- изумился Санжи, пытаясь увернуться от водяного гребня размером с гору. Но чем выше поднимался шатл, там быстрее росла гора, словно пытаясь столкнуть летательный аппарат. На борту воцарилась паника: Лев плевался и матерился, запуская первую ступень, Санжи отчаянно молился какому-то неизвестному богу, выруливая между гребнями воды. И только пассажир шатла грустно смотрел в иллюминатор на волнующуюся гладь воды. Вскоре она осталась далеко внизу, волнуясь и не оставляя попыток дотянуться до шатла. Наконец, море засветилась всеми цветами радуги и вернулось в свои берега.
- О великие боги!- завывал Санжи.- Ну, Чон Гурун, скажи спасибо, что мы тебя вовремя выдернули оттуда! Минутой позже бы!...
Чон не слушал. Он с тоской смотрел вниз на огромное цветное море, и понимал, что ему снова есть для чего жить. Он обязан был вернуться... к этому одинокому морю...