Мусланова Екатерина Сергеевна : другие произведения.

Ветта

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Геворг никогда не принимал всерьёз веру отца в Богиню Смерти, посмеивался над суевериями и мечтал стать физиком-теоретиком. Но... если ты во что-то не веришь, это не значит, что ОНА не найдёт тебя ночью посреди улицы перед бампером несущейся навстречу машины.
  Умаир Теруме иввиено Те
  Соишта, Соишме ...
  (Утоли Печаль, приходящую в Тебе,
  Из Света во Тьму...)
  
  
  Погода, как на заказ стояла чудесная: на свежем весеннем небе ни облачка, темнеющий запад уже поблёскивал крохотными точками звёзд и дышал ароматной прохладой - точно звал за собой в просторные объятья улиц. Солнце жгуче-золотым потоком скользнуло по оконным стёклам, пока ещё холодное, но уже многообещающее, и вдруг скрылось за крышей соседнего дома, оставив прыгать в глазах зелёные точки.
  Гево́рг закрыл окно в крохотной ванной, и ещё раз глянул на себя в зеркало, поправляя воротник новой кожаной куртки. Смотрелось очень даже неплохо. Он сбрызнулся одеколоном и, наконец, отодвинул защёлку.
  Отец перестал бушевать и понуро сидел на кухне, устремив печальный взгляд на постылый стакан кефира перед собой, уже три года заменявший ему спиртное. Услышав шум, он поднял голову и в очередной раз укоризненно вздохнул, глядя на сына:
  - Геворг, это традиция, я прошу тебя, останься...
  Молодой человек досадливо поморщился и с вызовом сунул ноги в тяжёлые полувоенные берцы.
  - Я не собираюсь сидеть дома весь вечер только потому, что кому-то из наших предков пришло в голову называть этот день праздником!
  - Сынок...
  Отец тяжело поднялся на ноги, и на какое-то мгновение парню стало жаль дряхлого старика с объёмистым брюшком и костлявыми руками, но молодость звала за собой в город.
  - Я вернусь поздно, не жди меня и ложись спать.
  Геворг захлопнул за собой дверь, машинально ударил пальцем по крохотному колокольчику, висящему на двери, и протопал по ступеням вниз под тихое гудение металлического конуса.
  Отец ещё некоторое время смотрел в спину удаляющемуся сыну через маленькое окно на кухне, а затем окунул большой палец в высокую серебряную рюмку и, вздохнув, поставил три красных точки на стекле.
  
  
  Вечеринка удалась на славу, и поскольку в доме у Ко́жака было выпито, по меньшей мере, девять бутылок бренди, никто не смог сесть за руль, чтобы отвезти Геворга домой. Несколько приятелей Кожака, которым тоже было в сторону пригородного вокзала, вызвались проводить его, и маленькая компания выдвинулась в путь, разгоняя по пути кошек пустыми пивными банками.
  Их маленький городок в такое время уже давно спал; тусклые оранжевые фонари только кое-где освещали улицы, а порой попадались места, совершенно погружённые в темноту стужей весенней ночи. Геворг в очередной раз похлопал себя руками по плечам, пытаясь согреться, и отогнал сон, лёгкой рысцой догоняя ушедших вперёд ребят. Они уже перешли на другую сторону улицы, освещённую чудом уцелевшим фонарём, когда он выскочил на середину дороги и замер, в одно мгновение поражённый мыслью, что на него мчатся два ярких огня.
  Геворг стоял на месте и не мог пошевелиться, его ноги словно онемели и приросли к щербленному асфальту, а руки только и смогли, что вскинуться вверх и заслонить лицо.
  Всё случилось мгновенно.
  Геворг уже знал, что его сбила машина, и практически ощущал хруст собственных коленей, в которые врезается бампер разогнанного до предельной скорости автомобиля. Но роковая секунда затягивалась, буквально выворачивая его наизнанку от нескончаемого чувства приближающегося ужаса.
  
  Внезапно свет фар будто вспыхнул белым химическим заревом, утопив ночь в абсолютной чистоте. Две руки невесомо обняли его из-за спины и ледяным обручем прижали к чему-то твёрдому. Холодные мокрые губы ошеломляющим поцелуем впились в затылок и поползли по линии волос выше, к правому уху Геворга.
  "Соишта, Соишме ..."- морозными иголочками прошелестел сухой надтреснутый голос, и сознание Геворга кануло в темноту боли.
  
  - Эй, парень! Ну же, очнись, не вздумай тут помирать!
  Геворг с трудом разлепил залитые спёкшейся кровью веки, и попытался повернуть голову; но оказалось, на одну только мысль об этом его тело решило отзываться симфоническим перезвоном боли.
  Повсюду мерцал свет, и слышались голоса, кричащие что-то вслед удаляющейся машине; а где-то вдалеке начала мерно завывать сирена скорой.
  - Давай, держись! Помощь уже близко!- всё повторял как заклинание склонившийся над Геворгом незнакомый парень, и зачем-то сжимал его ладонь.
  Второй раз он очнулся уже в больнице, когда несколько санитаров сгружали его каталку на асфальт и неудачно тряхнули её. Боль снова прокатилась по всему телу, но на этот раз приглушённая, словно и не боль вовсе. Геворг понял, что ему дали сильное обезболивающее, и можно больше не отключаться, но на этом его возвращение в реальность закончилось.
  
  ***
  - Умаир Теруме... Уммм маир Теруме... утоли печали, в тебе приходящие,- знакомые с детства, но давно позабытые слова гудели в воздухе, словно буддийский монах читал мантру низким вибрирующим голосом, или мохнатый шмель бился в стекло.
  - Тише! Ты разбудишь его!- наконец не выдержало резкое сопрано.
  - Уммм маир... Ничего не разбужу. Тебе просто нравится ворчать на меня всякий раз...
  - Пшемек Сирумем! Ты можешь хотя бы перед кроватью сына вести себя достойно?! Он пережил ужасную аварию, и мы должны Бога благодарить, за то что он всё ещё с нами!
  Геворг приоткрыл глаза и сквозь мутную пелену влаги, застилавшую взор, увидел сидящих рядом маму и отца.
  Отец был мрачен как туча: тёмные глаза спрятались под нахмуренными бровями, а лоб сложился в несколько складок, не предвещая ничего хорошего. Но мать не собиралась отступать - она сжимала в руках серебряный крестик и вызывающе смотрела на своего бывшего мужа, в надежде, что тот её поддержит.
  - Я не стану благодарить Его. Что бы Он ни сотворил - это благо для нас. А благодарить за одно, и хулить за другое - высшее лицемерие, Матильда.
  - Хочешь сказать, что если бы наш сын лежал сейчас здесь мёртвый, ты бы и слезинки не проронил, потому что это благо?!- ужаснулась мать, и когда отец кивнул, она как гремучая змея с шипением подскочила со стула и влепила ему хлёсткую пощёчину.
  - Мама!
  Геворг попытался подняться, но не смог, потому что пожилая женщина мгновенно оказалась рядом и повисла на нём, покрывая мелкими поцелуями всё лицо. Зажатый в ладони крестик больно впился в щёку.
  - Воржик, сыночка моя! Слава Богу, ты очнулся!
  Когда он слабыми руками сумел отодвинуть её от себя, женщина уселась рядом на стул и, глядя преданными глазами на своё чадо, залепетала:
  - Доктор придёт в одиннадцать осматривать тебя, но медсёстры говорят, что операция прошла хорошо. Я прилетела всего несколько часов назад, а всё это время с тобой был отец. Жаль, его не было рядом, когда этот псих наехал на тебя!- ядовито бросила она в сторону мужа.- Как ты себя чувствуешь, дорогой? Может тебе водички принести?
  - Не надо...
  Геворг ещё раз попытался сесть, однако без помощи отца, сделать этого так и не сумел. Во рту было гадко и чудился привкус тухлых яиц.
  - У меня такое чувство, будто ноги свинцом налились...,- пожаловался он и с тревогой взглянул на взволнованных родителей.
  Мама тут же задрала одеяло до колен и мягко обняла неподвижные ступни сына.
  - Чувствуешь, дорогой?- в её глазах задрожали две огромные слезинки, готовые вот-вот сорваться.
  Геворгу очень хотелось обрадовать престарелую матушку, но он не мог лгать самому себе и отрицательно качнул головой.
  - А так, сыночка?- Матильда провела руками по голеням, но Геворг лишь растерянно пожал плечами и посмотрел на поникшего отца.
  - Я... я что, не могу ходить?..- с недоумением произнёс Геворг и попытался сесть ровнее, но быстрая резкая боль в спине откинула его в полу лежачее состояние.
  Мама вскрикнула, закрыла лицо руками и отчаянно разрыдалась; отец сурово отвёл в сторону влажные глаза и закусил губу.
  - Я... это не может быть правдой, это какая-то ошибка! Позовите доктора! Чёрт возьми, где этот долбанный врач!!!
  
  Была истерика, и медсестра долго не могла успокоить разбушевавшегося паренька, пытаясь попасть иглой ему в вену, пока мать и отец держали дико верещащего сына за плечи. Потом Геворг провалился в глубокий сон и очнулся уже только вечером, когда в палате погасили свет, и дежурящий у кровати сына отец устало поплёлся в коридор на диванчик, чтобы тоже немного отдохнуть.
  Геворг долго лежал с открытыми глазами и слушал, как шумит больница. Наконец и в коридоре погасили свет, оставив только одну лампу перед столом дежурной медсестры, и сразу стало тише. Парень закинул назад голову, насколько это было возможно, и посмотрел в окно, за которым уже вовсю курилась неживыми иллюминациями ночь. Он лежал с вытянутой шеей, и всё старался разглядеть в тёмном облачном небе хоть одну крошечную звёздочку. Но, то ли ночь была слишком тёмной, то ли свет уличного фонаря затмевал их слабое мерцание - только Геворг видел лишь беззубо усмехающиеся ему перистые облака, да беспокойные ветки какого-то дерева, которые качались в такт ветру и чиркали по кирпичной стене.
  
  Утром пораньше к нему заглянул молодой врач: осмотрел свежие операционные швы, пощупал ноги и удалился, пробормотав какую-то ерунду про перевязки и мазь. Геворг всё это время молчал, не подавая никаких признаков раздражения. В душе у него было пусто и скверно, словно он узнал какую-то ужасную правду, сокрытую ото всех, и теперь уже не мог с прежней радостью смотреть на восходящее солнце, или резвящихся в небе птиц. Даже злиться сил не было, одно только раздражение терзало его душу солёными когтями...
  Примерно через час в палату вошёл заспанный помятый отец и, думая, что Геворг ещё спит, принялся читать газету, усевшись подле него. Юноша пролежал с закрытыми глазами ещё около часа, раздражённый настырным появлением отца, когда ему хотелось побыть одному. Но, в конце концов, пришлось "очнуться", потому что в палату зашла медсестра делать обещанную перевязку.
  Когда она удалилась, Пшемек принялся что-то рассказывать, зачитывая интересные статьи из газеты, и всё время интересовался, не нужно ли чего. Потом он принёс сыну завтрак и смотрел, как тот ест.
  Геворг молчал, глядя в пустоту. Его раздражал и отец, и его пустые разговоры, раздражала эта газета и даже сама еда, которую он отправлял в рот, чтобы родитель отстал от него.
  В полдень появилась мать, и отец отправился отдыхать домой.
  
  Так продолжалось всё время, пока Геворг лежал в больнице. Каждую ночь с ним оставались мать, или отец, и подолгу сидели возле, просто глядя, как их сын спит. Но Геворг не спал, а лежал в полу дрёме с закрытыми глазами и дожидался, пока родители отправятся на боковую. Потом он подолгу смотрел в затуманенное пылью немытое окно, выглядывая появление звёзд, или слушая однообразное чирканье веток о стену, которое его успокаивало.
  Несколько раз к нему приходили друзья и пытались развеселить, делая вид, будто не знают, что Геворг больше никогда не сможет ходить с ними на вечеринки и гулять по ночным улицам. Юноше это было неприятно, и он знал, что его приятелям тоже, однако ничего не мог поделать и терпеливо сносил их визиты.
  
  Когда его, наконец, выписали, отец перевёз сына домой, с огромным трудом затащив на второй этаж в свою квартиру. Потом родители долго спорили на кухне, где же останется жить Воржик, даже не советуясь с ним: мама уговаривала отца отпустить сына с ней, потому что она живёт на земле, и им с мужем не придётся каждый раз затаскивать его наверх. Но Пшемек настоял на своём, и Геворг был этому рад: он никогда не навещал маму в её новой семье, и ему было неприятно думать, что какой-то незнакомый мужчина будет тихо ненавидеть его лишь за то, что он просто живёт рядом с ним.
  Так началась новая жизнь Геворга, забитая журналами, телевизором и непривлекательным видом из давно немытого окна на старую рыжую улицу.
  К моменту, когда он научился более или менее справляться с инвалидным креслом и кое-как перемещаться по тесной квартирке, уже вовсю вступила в свои права золочёная багрянцем осень. По вечерам, когда отец уходил на работу, юноша настежь открывал окна в своей комнате, укутывал пледом безвольные похудевшие ноги, натягивал куртку, и подолгу смотрел в прозрачное звёздное небо. Иногда внизу по улице толпой проходили знакомые девчонки с парнями, и от их смеха Геворгом овладевало глухое отчаяние. Тогда он, не стесняясь, беззвучно рыдал в рукав своей дутой куртки и нередко засыпал прямо так перед распахнутым окном. Отец ничего не говорил, когда заставал сына спящим в холодной комнате, и мог только спустя несколько дней выразить своё неудовольствие наплевательским отношением сына к своему здоровью.
  
  Пшемека теперь часто не бывало дома: он много работал, хватался за любое дело, чтобы сделать жизнь сына более сносной. Спустя некоторое время отец даже купил ему хороший ноутбук с выходом в Интернет. Но Геворга не радовали эти перемены; он жалел отца и ненавидел себя, за то, что сидит у него на шее. Юноша стал раздражительным и резким, он постоянно был чем-нибудь недоволен; мог целыми днями зависать во всемирной паутине, иногда даже забывая об отдыхе и еде. Но долго так продолжаться не могло: в конце концов ему приелась и виртуальная компьютерная жизнь.
  
  Случилось это зимой. Геворг проснулся утром, опустошённый ночными терзаниями: ему снова снилась та авария, в которой он потерял обе ноги. Молодой человек полежал несколько минут с открытыми глазами, глядя в потолок, и, уже привычным движением, ощупал безвольные чужие ступни. Доктор сказал, что спинной мозг не пострадал при операции, и возможно со временем функции ног восстановятся. Но что в действительности понимали эти врачи? Будь на то воля Геворга, он бы уже давно вышел из осточертевшей комнаты...
  Юноша спустил ноги вниз и глянул в окно. Вовсю светило умытое снегом холодное солнце; соседние крыши искрились высокими снежными шапками, и слабый утренний ветерок, шаловливо сдувающий лёгкие льдинки, окутался серебрящимся шлейфом. Было так красиво, что в груди у парня защемило от тоски. Он неловко сполз в стоящее рядом инвалидное кресло и подъехал к окну. Внизу уже показались рабочие в тёплых фуфайках с широкими алюминиевыми лопатами, и принялись разбивать смерзшуюся ледяную корку поверх воздушных как лебяжий пух сугробов, расчищая дорогу спешащим прохожим.
  Хотел бы Геворг оказаться в этой весёлой ничего не знающей о своём счастье толпе и просто идти, куда глаза глядят. Подальше от дома, старика отца с его слезящимися глазами и разбитыми от непрерывной работы руками; подальше от этого нечистого заляпанного осенними дождями окна!
  Юноша ударил обеими руками в стекло, и по нему затейливой угловатой молнией пошла длинная трещина. В этот момент что-то перевернулось у Геворга внутри. Он, не помня себя, поспешил в ванную, задевая по пути все углы и проклиная неуклюжую коляску.
  
  На специально сделанной для него отцом низкой полочке лежали бритвенные принадлежности. Геворг взял в руки опасную бритву и развинтил её, достав острую ажурную полоску металла. Из фильмов вспомнилось, что нужно подставить руку под горячую воду, и юноша включил кран.
  Сердце жарко и волнительно заколотилось в груди - впервые за многие месяцы жизни без ног. Было радостно и одновременно жутко. И ещё никогда Геворг не чувствовал себя таким живым, как теперь, глядя на острое лезвие в руке...
  Едва дыша, он поднёс бритву к запястью и прикоснулся острым краем к припухлой дорожке вены под кожей.
  "Ничего страшного",- удивился просебя Геворг, и надавил сильнее.
  Распаренная кожа мгновенно разошлась, выпустив маленькую капельку крови. Юноша остановился, зачарованно разглядывая свою кровь, нашёл её прелестной, и собрался уже сделать последний отчаянный рывок, который прекратил бы существование Геворга Сирумем, как вдруг стукнула дверь, и в коридоре зашаркал вернувшийся с работы отец.
  Геворг перепугался, бросил лезвие в раковину и быстро захлопнул дверь в ванную на щеколду. Пшемек сразу понял, где сын, и крикнул из кухни, раскладывая продукты в холодильнике:
  - Геворг, я пришёл! Сейчас будем чай пить, тётка Джовэна испекла тебе пирог с малиновым джемом!
  Юноша замер у двери, переводя дух и слушая шаги отца по кухне. Всего лишь одна стенка отделяла их, и всё же отец и сын были словно на разных планетах: Геворг собирался покончить жизнь самоубийством, а ни о чём не подозревающий старик кипятил воду для чая...
  Вода продолжала литься в раковину, и пар от неё уже расползся по зеркалу мутной влагой. Юноша вспомнил, что бросил лезвие, и оно могло проскочить в трубопровод; он сунул руку в раковину, порезался и вздрогнул, поражённый. Было больно и страшно, а ещё хотелось есть пирог с малиновым джемом, потому что вчера Геворг совсем не ужинал.
  Парень аккуратно вытянул мокрое лезвие из раковины, вставил его обратно в бритву и положил на полку. Он не хотел лежать мёртвый в луже собственной крови, его ужасала даже сама мысль, что всего несколько минут назад он с радостным волнением готовился располосовать себе вену. В груди словно лопнула медленно натягивавшаяся все эти месяцы пружина, и на душе полегчало.
  
  Геворг, как ни в чём не бывало, выехал к отцу, и они вместе пили чай на кухне. Потом оба смотрели новости по телевизору и обсуждали политику, как бывало прежде, когда юноша ещё ходил в школу.
  Пшемек быстро уснул, сморённый бессонной рабочей сменой, а Геворг отправился к себе в комнату и включил ноутбук: он увидел по телевизору заманчивую рекламу, и ему в голову неожиданно пришла идея...
  ***
  В Тыргу-Теуше учебных заведений было немного, и профессии, которые они могли предложить, Геворга не вполне устраивали. Ещё со школьных лет он склонялся к физике и математике - точным наукам - и по окончании школы собирался поступить в Ворцлавский университет, но опоздал с оформлением документов для переезда в другую страну, и потерял целый год. Инвалидность отняла у Геворга ещё семь месяцев драгоценного времени, однако теперь он не собирался спускать всё на тормозах!
  Отец отнёсся к его желанию поехать учиться с откровенным испугом. За последние месяцы Геворг заметно переменился: он стал нервным, взбудораженным - словно каждую секунду балансировал на границе чувств, оступаясь то в одну, то в другую сторону; часто огрызался на отца и постоянно хмурился. Однако его внутренняя неудовлетворённость словно переменила русло - Геворг приобрёл неожиданную целеустремлённость. Он с остервенением принялся каждый день выбираться из квартиры, чтобы научиться самостоятельно передвигаться по городу. По перво́й не обходилось без травм и казусов, но парень не сдавался, и отцу ничего не оставалось, как начать помогать ему. Теперь Пшемек мог застать сына в квартире только вечером и утром - Геворг целыми днями просиживал в библиотеке, освежая в памяти знания по школьному курсу, а заодно просматривая книги из университетской программы.
  
  Последние месяцы весны пролетели незаметно, и когда наступила пора подавать документы, отец, скрепя сердце, повёз Геворга в Ворцлав. Они прибыли в город рано утром на пятичасовом поезде, и к восьми уже были в здании университета.
  Геворгу предстояло пройти вступительный экзамен, и он очень волновался. Однако внутренний голос вопреки здравому смыслу подсказывал, что за него уже всё предрешено, и ему просто суждено остаться учиться в этом заведении.
  Отец также не сомневался, что Геворг поступит куда угодно, если только пожелает. Втайне от людей он страшно гордился, что его сын оказался сообразительнее и умнее своих родителей, которые всю жизнь трудились простыми рабочими. И теперь, прогуливаясь по красивому старинному зданию университета с трёхсотлетней историей, Пшемек впервые осознал, что Геворгу просто необходимо учиться здесь. Чтобы он больше никогда не горбатился на бесславных малооплачиваемых работах, как его предки эмигранты из Армении, а мог достойно зарабатывать своим умом. Впрочем, теперь для Геворга это был единственный способ вообще получить работу...
  
  Вступительный экзамен проходил в просторной аудитории, амфитеатром уходящей далеко вверх. Юноши и девушки заняли практически все места, и Геворг, оставшийся в инвалидном кресле, с трепещущим сердцем оглядывал своих соперников: все они были молоды, полны жизнью - как свежие цветы, у которых ещё не облетели, не поблекли на солнце лепестки. Рядом с ними Геворг чувствовал себя ущербным, и его сердце наполнялось тёмной густой кровью, которая толкалась в груди, как горячий солидол, заставляя бежать прочь в озлобленном смятении. Юноше пришлось собрать всю волю в кулак, чтобы окончательно не раскиснуть на глазах у сверстников. Те, в свою очередь, изредка и с любопытством тоже поглядывали на парня инвалида, но их блестящие глаза долго не задерживались ни на одном предмете в аудитории - волнение будоражило.
  Тест оказался чрезвычайно простым. Геворг был уверен, что на все вопросы ответил правильно, и даже немного расстроился этой лёгкости, ведь ему пришлось потратить на подготовку не один месяц! Впрочем, по лицам окружающих юноша понял, что не всем этот экзамен дался так же просто. Радоваться чужой неудаче было низко, но Геворг не мог сдержать эмоций - он хотел поступить во что бы то ни стало, пусть даже заняв чьё-то место.
  Ждать результатов пришлось месяц - и весь этот месяц Геворг был сам не свой: подолгу не выходил из комнаты, всё время находился в мрачном настроении и почти не разговаривал с отцом. Пшемек уже начал серьёзно волноваться, когда в начале августа из университета пришло письмо с положительным ответом, и юноша словно ожил. Старику ничего не оставалось, как разделить радость своего ребёнка.
  В университете отнеслись с пониманием к состоянию Геворга: в письме помимо приказа о зачислении было также официальное приглашение посетить Ворцлав пятого августа для обсуждения некоторых вопросов обучения в личной беседе с ректором университета Мареком Бонарским. Незапланированная поездка стоила Пшемеку парочки новых долговых обязательств, но, как оказалось, всё было не зря: помимо сладких речей, которые наверняка полагалось говорить инвалидам в таких ситуациях, ректор пообещал Геворгу отдельную квартиру в съёмном общежитии для сотрудников университета, которое находилось всего в часе ходьбы от учебных корпусов, и назначил его на государственную стипендию.
  Бонарский пояснил, что с началом учебного года Геворг станет обычным студентом, так что никаких опозданий и ссылок на недееспособность без медицинской справки. Благо все корпуса Ворцлавского Университета были расположены в одном месте и представляли собой старинные трёхэтажные особняки, оборудованные грузовыми лифтами, от которых у Геворга теперь имелся магнитный ключ.
  
  Такого счастливого поворота событий не ожидали ни Пшемек, ни Геворг. Первым делом они отправились осматривать квартиру, полученную Геворгом в качестве щедрого дара университета. Район оказался просто прекрасным: старинные дома средневекового стиля больше походили на пряничные игрушки, аккуратно сложенные в затейливую мозаику улиц; ровные шары деревьев тянулись в небо вдоль тротуаров, и повсюду насыщенными красками сверкали цветы.
  Под общежитие университет снимал целый подъезд симпатичного трёхэтажного дома на улице Песчаная. Геворгу дали ключи от двухкомнатной квартиры на первом этаже, с оговоркой, что возможно в будущем к нему подселят ещё одного жильца. В комнатах стояла простенькая хозяйская мебель, на кухне имелся холодильник и микроволновая печь, а в ванной - видавшая виды, но всё ещё рабочая стиральная машинка. Из окна кухни виднелась улица со множеством торговых лавок, где можно было приобрести всё необходимое. В общем - райский уголок для простого студента!
  Обстановка понравилась и Пшемеку: он тут же взялся перечислять фронт предстоящих работ по благоустройству квартиры, и чудом удержался чтобы сейчас же не начать перевешивать полки. Его остановил Геворг: удовлетворившись беглым осмотром квартиры, теперь он хотел посмотреть город, в котором ему предстояло жить.
  
  Первым делом Сирумемы отправились на Соборную улицу, чтобы посмотреть кафедральный собор Святого Иоанна Крестителя. Геворг читал о нём в путеводителе по Ворцлаву и заинтересовался архитектурой: собор был слеплен из двух сужающихся семиэтажек красивым убористым переходом, а на вершине имел два высоких шпиля с крестами, уносящимися далеко ввысь от земли. Внутрь заходить не стали, поскольку отец всячески противился переступать порог католического храма. Пришлось удовлетвориться внешним обозрением и двинуться дальше. На очереди стоял музей Селезии, расположившийся в старинном костёле. От билетной кассы тянулась приличная очередь из туристов, красноречиво говорящая о популярности музея; и на этот раз Пшемеку пришлось пойти на поводу у сына, который очень хотел посмотреть настоящие египетские мумии, привезённые в Польшу в девятнадцатом веке. Они вошли в прохладу старой церковки и не спеша двинулись в сторону выставочных залов.
  В музее были представлены греческие и этрусские амфоры, глиняные безделушки из Древнего Египта, папирусные свитки, а также всевозможные предметы силезского искусства: старинные гравюры, чеканные монеты и серебряные украшения. Однако мумии, бесспорно, занимали центральное место выставки, и около стеклянных кубов с древними останками царил постоянный ажиотаж.
  Геворг ожидал увидеть царственные фигуры, перебинтованные чистыми полосками ткани, с величественно сложенными руками на груди. Но его глазам предстали лишь жалкие человеческие останки, больше похожие на плохо провяленные куски мяса. Юноша был разочарован и обескуражен; теперь становилось совершенно непонятным, зачем эти кости вообще когда-то поднимали из могил и клали в витрины, как предметы искусства? Разве они стоили такого варварского обращения?
  - Взгляни-ка, сынок,- неожиданно подал голос Пшемек, словно прочитав его мысли,- это то, что наши предки называли осквернением могил... Хотел бы я посмотреть, как скривились бы эти учёные-археологи, предложи их тела выставить на всеобщее обозрение!
  Геворг задумчиво кивнул и без дальнейших объяснений предложил отцу покинуть музей.
  Пожалуй, это было впервые, когда Геворг согласился с отцом в таком деликатном вопросе, как смерть. Пшемек ревностно придерживался старинных верований своих предков, поклонявшихся ангелу смерти, как ныне поклоняются святым - не отрицая существования Бога. Возможно, армянские предки Пшемека чествовали смерть задолго до появления христианской религии, но потом их верования органично влились в основную религию, и теперь представляли собой подобие православной секты. Геворг не представлял, много ли последователей у этого странного верования, но ему совершенно не хотелось становиться одним из них. Вопреки страстному желанию отца, он игнорировал всевозможные праздники, и, хотя старался относиться без скептицизма к убеждениям Пшемека, не разделял его трепетного отношения к смерти. В детстве Пшемек часто потчевал сына всевозможными байками о посланниках Костлявой, которые вмешивались в жизнь людей, преследуя, зачастую, личные цели. Рассказы были весьма увлекательны и носили назидательный характер, но по мере взросления Геворг понял, что это всего лишь страшные сказки, не более.
  
  Августовское солнце нещадно палило своими ослепительно-белыми лучами, и на улицах становилось всё жарче, поэтому Сирумемы решили укрыться в тени ботанического сада, открытого для свободного посещения в эти жаркие часы. Расположившись под сенью раскидистого вяза, они молча созерцали прекрасный сад, собравший в себе самые разные виды растений, от тропических до умеренных широт. Этот сад когда-то принадлежал одному из университетов города, но со временем администрация Ворцлава взяла на себя заботу о достопримечательном месте, зарабатывая неплохие деньги на билетах для иностранных туристов. Сейчас в саду было полно людей - горожане прятались от жары, расположившись на многочисленных скамейках и даже на траве. Решив переждать здесь основное пекло, Пшемек предложил сходить за водой, которую продавали в передвижных холодильниках, и оставил Геворга одного.
  Юноша не переносил жару, особенно теперь, когда был вынужден постоянно находиться в инвалидном кресле. Будь у него ноги, он бы сейчас отправился в центр парка, где бил струями небольшой фонтан, и окунулся бы головой в тонкую стену воды... Юноша почти ощущал холодные капли, стекающие по его щекам и подбородку, чувствовал трепет в груди от внезапного переохлаждения головы, и просто мечтал, чтобы открыв рот, почувствовать, как туда попадает вода. Внезапно, в глазах у Геворга потемнело, и он понял, что падает вниз. Попытавшись схватиться руками за кресло, юноша с удивлением отметил, что его ладони прошли сквозь подлокотники и упёрлись в щербленный асфальт. Геворг теперь стоял на коленях, или ему так казалось... Только он был не в саду, а прямо посреди узкой дороги, освещённой одним уцелевшим фонарём. Впереди на него мчались два белых огня, разрастаясь в сплошное сияние, и ужас от происходящего заставил Геворга вскочить на ноги. В то же мгновение он очнулся.
  Вокруг стояли люди с круглыми, как яблоки, блестящими на солнце глазами и пялились на него. Это было так отвратительно, что Геворга стошнило. На затылок ему полилась вода, он почувствовал струи у себя на глазах, щеках и подбородке, и его снова вырвало. Стало чуть легче, но жара, казалось, стала только гуще, и теперь кутала Геворга в свой плотный кокон.
  - О, Боже!
  Это вскрикнул отец, уронив бутылку воды на асфальт. Люди расступились, пропуская его к сыну, и кто-то ободряюще сказал, что скорая уже едет, но Пшемек, казалось, ничего не слышал и не видел вокруг: он упал на колени и подхватил сына на руки, прижимая к себе, как ребёнка. Один из зевак протянул ему распечатанную бутылку, и Пшемек осторожно смочил откинутую голову Геворга и грудь, где бешено колотилось горячее сердце. Когда приехала скорая помощь, юноша уже начал приходить в себя, но всё ещё чувствовал головокружение и слабость. В больнице поставили диагноз - тепловой удар; посоветовали меньше находиться на солнце, не выходить из дома в полдневные часы и пить больше жидкости. Перепуганный Пшемек тотчас отвёз Геворга в университетскую квартиру и до самого вечера хлопотал над ним, как наседка над цыплёнком.
  Когда жара немного спала, и на улицу легли густые вечерние тени, Пшемек начал собирать вещи: им нужно было успеть на одиннадцатичасовой поезд - билеты были куплены заранее. Геворг вяло наблюдал сборы отца, лёжа на диване, и ничего не говорил. Но когда Пшемек развернул кресло и начал поднимать сына, чтобы усадить в него, Геворг вдруг заупрямился. Старик решил, что сыну опять нехорошо, заторопился, схватил его за лоб, проверяя нет ли температуры, и вдруг услышал мрачный голос Геворга:
  - Я никуда не поеду.
  - Ты в порядке? Принести воды?- засуетился Пшемек, но рассерженный сын выбил стакан из рук отца и заорал на всю квартиру:
  - Оставь меня в покое! Я никуда не поеду! Ты иди на поезд и сдай мой билет. Привезёшь вещи, как только сможешь.
  - Что?!
  Сирумем нахмурился и решительно схватился за ручки кресла, толкая его к выходу, но Геворг упёрся руками в дверной косяк. В руках силы у него хватало, и юноша сумел захлопнуть дверь и оттолкнуть отца.
  - Не смей больше меня трогать! Я сказал, что остаюсь, я так хочу! Видеть больше не могу Тырго-Теуш! Меня тошнит от этого городка и от тебя! Понятно?!
  В Пшемеке взыграла гордость. Он подхватил сумку, вытряхнул из неё сменные вещи сына и вышел прочь из квартиры, хлопнув дверью.
  Три дня Геворг провёл один в пустой квартире. Несколько раз он выбирался на улицу купить продуктов, с трудом преодолевая крутой инвалидный пандус в подъезде. Само его наличие говорило о благих намерениях администрации города, однако крутизна подъёма вызывала некоторое сомнение в благоразумности строителей: складывалось впечатление, будто они готовили очередную команду инвалидов-покорителей Эвереста. Тем не менее, Геворг довольно быстро приспособился к подъёму, и лишь сильнее уверился в своём желании остаться одному в городе. На третий день приехал отец с двумя огромными сумками: привёз вещи Геворга и свои. Он довёл до сведения сына, что уволился с работы, и собирается жить с ним под одной крышей.
  Пшемек выглядел обиженным и напуганным, было ясно, что он пришёл в ужас от собственной глупости, когда понял, что поезд увозит его домой одного. Вероятнее всего, отец не спал всё время, пока разбирался с делами в Тыргу-Теуше, и представлял себе ужасные картины. А Геворг, вместо того, чтобы извиниться, не брал телефон, или сбрасывал звонки, - тем самым давая отцу понять, что он всё ещё жив, и испытывая при этом озлобленное удовольствие.
  Вопреки здравому смыслу, юноша винил отца за то, что тот оставил его в чужом городе одного. Преодолевая насущные трудности, Геворг словно доказывал, что вполне может позаботиться о себе сам. Задней мыслью он понимал, что его вероломное поведение лишено всякого смысла, но в этом комплексе брошенного человека Геворг черпал какое-то мазохистское наслаждение.
  Однако когда Пшемек, наконец, приехал, и юноша увидел жалкое состояние отца, его пронзило глубокое чувство вины. Он бросился к нему со слезами на глазах и просил прощения искренне, как в детстве. Растроганный Пшемек тут же всё простил и просил прощения сам. Примирение отца и сына сблизило их на тот короткий вечер, но как оказалось, Геворг твёрдо решил остаться один в Ворцлаве, и никакие уговоры Пшемека не могли сломить волю юноши. Он упрямо твердил, что со всем справится, и просил отца ехать домой. Несколько дней упрямства и ни к чему не ведущих разговоров привели лишь к тому, что Пшемек, скрепя сердце, купил билет в Тырго-Теуш и предупредил, что будет звонить каждый день, и если только Геворг не возьмёт трубку - тут же примчится назад. Юноша поблагодарил отца, а также попросил не говорить матери о том, где он. Пшемек согласился и с этим решением сына, чувствуя, что должен отпустить его, если хочет и дальше поддерживать с сыном добрые отношения. То, каким Геворг стал после аварии, пугало Пшемека, но он ничего не мог сделать для него, только наблюдать со стороны и надеяться...
  Так началась самостоятельная жизнь Геворга в новом незнакомом городе.
  
  Ворцлав оказался шумным, но приветливым городком: повсюду суетились незнакомые люди, куда-то спешили непрерывные ручейки автомобилей и с каждого прилавка старинных магазинчиков, открывающих свои витрины прямо на улицу, на Геворга смотрели невинными жёлтыми глазками пушистые букеты цветов. Цветы здесь были повсюду - жители города уделяли им особенное внимание: разбивали клумбы вместо пресловутых газонов, высаживали их на оконных подвесках, в многочисленных каменных вазах... Наверное, на каждом углу здесь стояли аккуратные бабушки с неизменными улыбками на сморщенных лицах и с букетиками цветов в дрожащих руках.
  Размышляя потом обо всём случившемся, Геворг догадался, что именно этот до смешного трогательный факт заставил его обратить внимание на ту старуху. Он катился вдоль бакалейных магазинчиков и с удовольствием разглядывал всё вокруг: деревья, машины, усатых продавцов, которые на незнакомом языке шутливо переругивались между собой. На коленях у Геворга лежал пакет с продуктами, а в кармане было пусто, как вдруг прямо перед ним, словно из ниоткуда, возникла сгорбленная старуха в обтрёпанной грязной юбке и плюшевом ватнике без рукавов.
  - Купи букетик!- противным голосом задребезжала она, и Геворг невольно отшатнулся от ядрёного старческого запаха, ударившего в нос.
  В руках у "бабули" торчал пучок синих и розовых сентябрин.
  - У меня нет денег!- с облегчением воскликнул юноша, понимая, что ему и лгать не нужно - денег действительно не было, а букет покупать не хотелось.
  - Помоги бабушке, сынок,- проскрипело вонючее существо,- давай я возьму два апельсина, а ты взамен мои цветы.
  Деваться было некуда, и Геворг достал из пакета два оранжевых мячика:
  - Держите!
  Старуха жадно схватила апельсины и поспешно сунула Геворгу цветы, хотя они ему были совершенно не нужны.
  - Спасибо, сынок, уважил старушку!- она продолжила что-то бубнить себе под нос, и Геворг уже хотел объехать её и двинуться своей дорогой, как вдруг бабка с силой схватилась за колесо инвалидной коляски. Её прозрачно-ледяные глаза горели неистовством, как будто только что появились на невзрачном лице.- Возьми это, на!
  Она сунула парню в ладонь какой-то шнурок с подвеской и пророкотала:
  - Носи его на шее вместо нательного крестика, он будет оберегать тебя!
  Геворг испуганно покосился на переменившееся лицо старухи и рывком стартовал с места, чтобы поскорее оказаться подальше от неё. Обратный путь домой он преодолел за каких-то пятнадцать минут и лихо взлетел по крутому пандусу, словно специально занимался этим каждый день и уже набил руку. Оказавшись в квартире, Геворг закрыл дверь на ключ, и только теперь сумел вздохнуть спокойнее.
  - Сумасшедшая какая-то!
  Эти слова, сказанные вслух, дали некоторую психологическую разрядку, и он рассмеялся собственному испугу. Половину цветов Геворг растерял по дороге, но маленький веничек сентябрин всё ещё покоился на его коленях. Юноша взял его в руку потянул носом аромат - старухой не воняло, уже хорошо. В кармане рубашки лежал сунутый туда в спешке талисман; теперь Геворг мог хорошенько рассмотреть его и решить: стоит выбрасывать или нет? Прозрачный синий камешек с белыми прожилками был заключён в потемневшую серебряную оправу и подвешен на толстый чёрный шнур. Вещица производила впечатление старинной, и Геворг сильно призадумался: зачем старухе клянчить на дороге апельсины, а потом отдавать дорогое украшение незнакомцу?
  - Сумасшедшая,- уже более спокойно заключил он и бросил шнурок с драгоценной подвеской на стол.
  
  Поскольку Геворг вызвался жить один, ему приходилось выполнять все домашние дела самостоятельно: стирать, гладить, готовить, убирать комнаты, выносить мусор, надевать на свои безвольные ноги штаны... Всё это требовало с непривычки массу времени и усилий, так что юноша отнюдь не скучал, проводя дома вечера напролёт. Помимо всего прочего он оставлял час перед сном, чтобы посмотреть новости или почитать интересную книгу. Но сегодня вечером, сколько Геворг не пялился в голубоватый экран телевизора, его глаза то и дело возвращались к странному украшению, небрежно брошенному на стол, а мысли витали где-то далеко. Рассердившись на себя, юноша хотел уже бросить талисман в ящик, но как только украшение оказалось в его руках, он невольно для себя начал пристально его разглядывать, отмечая тонкий узор по ободку оправы, чёрный налёт старости, гладкую поверхность камня.... Геворг качнул головой, прогоняя накатившую сонливость, и вдруг подумал, что хорошо бы почистить доставшуюся ему безделушку, неизвестно где старуха её хранила. Юноша медленно покатился в сторону ванной комнаты, где рабочие перевесили все полочки и раковину так, чтобы инвалид мог дотянуться с коляски. Геворг взял пластмассовую миску, поставил под струю тёплой воды и без сожалений бросил подвеску вместе со шнурком в воду. Несколько капель мыла - и струя из-под крана сама взбила густую пену. На мгновение Геворг потерял украшение из вида - сердце тотчас скакнуло у него в горле, странная дрожь пробежала от шеи до поясницы, и он быстро дрожащими пальцами начал шарить по пенистому дну миски.
  Вот оно...
  Скользкое и тёплое, как маленькое голубое сердце птички. Геворг прижмурился, вглядываясь в белые узоры камня, и вдруг понял, что это не прожилки вовсе, а белоснежные волосы, мерно колыхающиеся в прозрачной толще воды. Он тряхнул головой, в который раз удивляясь своей сонливости, вытер украшение полотенцем и бросил его на крышку стиральной машинки. Потом вернулся, положил себе в карман и успокоился.
  
  Августовские дни тянулись друг за другом по-прежнему: каждое утро Геворг выбирался на улицу, чтобы проветриться, а заодно купить свежего молока и ещё тёплую, только вынутую из печи буханку хлеба.
  Скверная старуха больше не попадалась ему на глаза, и вскоре он забыл о неприятном происшествии, даже не замечая, что до сих пор таскает в нагрудном кармашке подвеску на чёрном шнурке. Безделушка ему не мешала, и было как-то спокойнее, когда он точно знал, где она находится.
  Среди продавцов у Геворга вскоре появились знакомые. Они знали, что юноша встаёт очень рано, и готовили для него самые свежие продукты: сначала из жалости, а когда узнавали его историю - из восхищения упорством и мужеством, какое редко встретишь у здорового человека. Геворг стоически терпел и то, и другое: ему не нравилось, когда делали акцент на его увечье, хотелось думать, что он ничем не отличается от остальных. Но тёплое отношение людей располагало к общению, а это было очень важно для одинокого парня в чужом городе. Всё же, иногда он скучал по отцу, хотя старался не показывать этого в разговорах по телефону, и ему довольно часто бывало одиноко. Геворг надеялся, что всё переменится с началом учёбы, но до этого было ещё полторы недели, так что приходилось занимать себя телевизором, компьютером и немногочисленными прогулками. Однако на этот раз Вселенная всё же решила сжалиться над одиноким парнем в чужом городе, и совершенно неожиданно послала ему очень интересного собеседника. А случилось это вот как.
  Геворг возвращался домой после очередного набега за продуктами, когда в переулке показалась женщина. Она стояла прямо и смотрела вперёд, словно кого-то ждала, но увидев Геворга, вдруг обратилась к нему:
  - Молодой человек, не поможете мне донести сумки?
  Парень на мгновение опешил: с того момента, как он пересел в инвалидное кресло, ещё никто не просил его о помощи, наоборот, все старались предложить свою.
  - Я же в коляске...,- напомнил Геворг, но женщину это ничуть не смутило:
  - Тем более это вам не составит труда! А то сумки такие тяжёлые - я не сомневаюсь, что упаду в обморок от этой жары, если пройду с ними ещё хоть метр!
  С этими словами дама водрузила Геворгу на колени два внушительных пакета и жестом полного достоинства подала юноше свою руку, заключённую в длинную бардовую перчатку:
  - Меня зовут Сарасвати Морана. Можно просто Сара.
  Тонко изогнувшаяся чёрная бровь над окулярами очков подсказала Геворгу, что ему тоже стоит представиться.
  - Геворг Сирумем,- спохватился он, пожимая холодную руку.
  - Благодарю вас за помощь, Геворг. Мой дом здесь недалеко, так что я не отвлеку вас надолго.
  И женщина, без лишних слов двинулась вверх по улице, в сторону, противоположную дому Геворга. Парню ничего не оставалось, как следовать за ней.
  Близился полдень, и солнце уже начало палить просто нестерпимо, а дорога шла под уклоном вверх, так что Геворг порядочно взмок, прежде чем понял, что загадочная дама остановилась у дверей какого-то дома и поджидает, пока инвалид догонит её. Она стояла, повернувшись в пол оборота, и юноша не мог не заметить её почти болезненную худобу, мраморную белизну кожи, которую дама сохраняла длинным шёлковым платьем кремового цвета, широкополой шляпой, бардовыми перчатками до середины плеча и газовым шарфом того же цвета. Её лицо в форме сердца не выражало ни капли жалости или сострадания к человеку, которого практически силой заставили тащиться по жаре в гору. Не говоря ни слова, дама отворила дверь, ведущую внутрь, и выжидательно уставилась на юношу.
  - Вы хотите, чтобы я зашёл?- такой наглости Геворг ещё, пожалуй, не встречал на своём веку, но на этот раз женщина реабилитировала себя:
  - По моей вине вы поднялись сюда в такую жару. Я буду чувствовать себя просто ужасно, если не предложу вам прохладительные напитки в качестве благодарности за помощь.
  Геворг взглянул в непроницаемые стёкла солнцезащитных очков, затем на полыхающую дневным жаром улицу, и со вздохом направил свою коляску в дверной проём. Дальше шёл просторный холл и лестница в четыре ступени, рядом с которой (о чудо!) расположился пологий инвалидный пандус. Геворг лихо взлетел наверх и замер перед высокими деревянными дверями. Дом походил на очень богатый особняк, похоже, здесь жила всего одна семья, потому что ни табличек со звонками, ни почтовых ящиков юноша не заметил. Дама решительно распахнула деревянные двери и глазам Геворга открылась просторная светлая комната в два этажа вышиной.
  - Проходите, Геворг. Пакеты поставьте на журнальный столик, а я пока приготовлю нам что-нибудь освежающее.
  Она исчезла в боковой двери, предоставив Геворгу самому осматривать богатое убранство комнаты. Две передние стены в ней занимали высокие книжные стеллажи, между которыми поднималась винтовая лестница на второй этаж. В рабочей зоне телевизора расположились мягкие белые диванчики и кресла, образуя уютный четырёхугольник; с другой стороны комнаты возвышалась барная стойка. Геворг несколько мгновений просто озирался по сторонам, а затем его внимание привлекла коллекция миниатюрных статуэток, выставленных на стеллажах прямо перед книжными корешками.
  - Это Хуан Карлос Хереро, испанские фигурки из фарфора. Прелестные, не правда ли? Когда я в последний раз была в Испании, мне пришло в голову воплотить эту коллекцию в фарфоре, и Хуан согласился выполнить мой персональный заказ. Очень мило с его стороны, хотя коллекция обошлось мне в несколько тысяч.
  - Коллекция? Но что это? Какие-то странные существа...
  - Это боги различных культур: шумерские, египетские, ацтекские - как видите, я позволила себе лишь избранных, а так их великое множество. Прошу,- Сара подала Геворгу высокий стакан с лимонадом, и сняла с самой высокой полки одну фигурку,- Это богиня, именем которой меня назвали родители. Сарасвати - богиня красноречия.
  - Я заметил, что у вас очень необычное имя.
  - Как и у вас, Геворг. Вы прекрасно говорите на польском, но меня не обмануть. Так откуда вы родом?
  - Из Румынии. Моя мама полячка, поэтому я с детства говорил на обоих языках. А сюда приехал учиться.
  - Вот как?
  Брови этой женщины поражали Геворга: они были такими чёрными, тонкими и длинными, что казались татуированными; и в то же время все эмоции Сары выражались этими бровям, поскольку она даже в помещении не снимала тёмных очков. Сейчас эти подвижные горностаи взлетели по бледному лбу вверх, выражая крайне удивление.
  - И в какой университет вы поступили?
  - Ворцлавский Государственный Университет.
  Дама улыбнулась.
  - А меня как раз пригласили преподавать в этом университете! Правда, я всё ещё раздумываю, стоит ли соглашаться? Дело в том, что моё пребывание в Польше продлится всего чуть больше года, а потом я снова вернусь в Бразилию... Что вы думаете по этому поводу?
  Вопрос Сары застал Геворга врасплох: он всё ещё пытался представить себе, как эта белоснежная женщина живёт в Бразилии, где во много раз жарче.
  - А вы правда живёте в Бразилии?
  - Что? Нет! Там очень некомфортно, как видите, солнце меня просто убивает. Подарок родителей - чувствительная белая кожа; они тоже страдали от солнца. Вот почему я большую часть времени провожу в Англии. В Бразилии у меня раскопки древнего города, я профессор теологии,- увидев озадаченные глаза юноши, женщина пояснила,- эксперт по богословию; так сказать, занимаюсь изучением божественных культов и их влиянием на повседневную жизнь и современную культуру. Так что вы думаете, как будущий студент? Хотите, чтобы я преподавала теологию в вашем университете?
  - Думаю, это будет неплохо. Хотя, если честно, я больше по части физики и математики.
  - Но это же чудесно!- возразила Сара, снимая шляпу и распуская волосы.- Мне не помешают услуги хорошего математика. Вы, должно быть, бойко считаете? Не пересчитаете волосы у меня на голове?
  - Что?!
  - В последнее время,- серьёзным тоном продолжала женщина,- я стала замечать, что теряю много волос. Мне бы следовало точно знать их количество, чтобы понять, нормально это или нет.
  У Геворга отвисла челюсть.
  - Вы серьёзно?
  Звонкий хохот Сары был ему ответом.
  - Я заметила, как странно вы смотрите на меня. Должно быть, я выгляжу очень необычно, если вы хоть на мгновение поверили, будто я намерена заставить вас пересчитывать волосы у меня на голове! За все сорок лет моей жизни такого ещё не бывало, правда!
  Она снова рассмеялась и вдруг поманила Геворга за собой.
  - Пойдёмте, я покажу вам нечто интересное.
  Сара повела его в соседнюю комнату, сплошь уставленную различными древними артефактами: статуэтками, осколками ваз и другими предметами человеческой культуры.
  - Они были где-то здесь! Хотя, знаете, у этих камней своеобразный характер, порой они перемещаются по комнате... А!
  Она подняла несколько серых голышей с белыми прожилками.
  - Что это?
  - Как? Вы - румын, и не знаете?! Это же трованты! Я раздобыла их в саду камней в деревне Костешть.
  - Никогда о них не слышал,- смущённо пробормотал Геворг, беря с ладони Сары небольшой камешек.
  - Эти камни отпочковались от большого валуна, когда я их нашла. Со временем они сами вырастут в огромные валуны - увеличатся при попадании на них влаги. Учёные рассказывали мне, как это происходит, но я по части теологии, и в таких вещах не сильно разбираюсь. Не представляю, куда я их дену, когда они вырастут?..
  Улыбка Сарасвати была странной: красные тонкие губы казалась высеченными на мраморе и застывали всегда в строго определённой форме - но она была так обаятельна, что не улыбнуться в ответ было просто невозможно.
  - На самом деле, я страшная лгунья... ведь у меня есть гораздо более интересная вещь! Но я добыла её незаконным путём. Вы ведь не сдадите меня, Геворг, если я покажу её вам?
  Юноша неопределённо пожал плечами, опасаясь, как бы экстравагантная леди не показала ему что-нибудь совершенно запрещённое. Сара прошла в дальний конец комнаты, отодвинула небольшую картину, и за ней оказался встроенный в стену сейф.
  - Этот камень я украла. Ну, то есть, я его нашла, но брать его мне было строго запрещено, а я не послушала. Получается, украла у вашего государства...
  Сара вернулась, бережно неся в ладонях маленький синий камешек.
  - Это тоже тровант, но такие встречаются очень редко, и о них нигде не упоминается. Ваши власти их скрывают, чтобы в Румынию не повалили толпы "собирателей". Драгоценные трованты очень дороги, частные коллекционеры готовы за них землю рыть. Но я свой ни за что не продам.
  Геворг с изумлением смотрел на синий камень с белыми прожилками и не верил своим глазам.
  - Могу я посмотреть?
  Леди поколебалась мгновение, но тут же с улыбкой вложила его в протянутую руку Геворга.
  - Я вам доверяю, юноша, вы кажетесь мне честным человеком.
  Геворг благодарно улыбнулся и занялся камнем: потёр его, посмотрел на свет, а затем достал из нагрудного кармана свой талисман - точно такой же тровант, только в серебряной оправе на чёрном шнурке.
  Брови Сары дёрнулись вверх, но вдруг замерли. Губы сжались в тонкую бескровную полоску.
  - Могу я?..
  Она дрожащими пальцами взяла талисман и отвернулась от Геворга, сняв очки.
  - Это поразительно! Они так похожи..., откуда он у вас?
  - Мне подарили. Но я понятия не имел, что он дорогой.
  Сара снова надела очки и протянула амулет Геворгу.
  - Храните бережно. Очень немногие, но всё же есть люди, которые знают его цену, и сделают что угодно, чтобы добраться до него.
  - Спасибо за предупреждение...
  Настроение Сарасвати вдруг резко упало, она стала холодной и отстранённой, словно Геворг сам напросился к ней в гости, а теперь не желал уходить. Почувствовав неладное, юноша заторопился домой, благодаря хозяйку за лимонад и гостеприимство, - та не возражала, и вызвалась проводить до дверей. Когда же Геворг выезжал в холл, она вдруг наклонилась из-за его спины и коротко поцеловала в щёку, при этом Геворг услышал тихий звон колокольчика. Он ошеломлённо повернул голову и успел заметить на двери маленький конус на серебряной цепочке, такой же, как у него дома в Тырго-Теуше. Дверь захлопнулась, и Геворг остался в небольшом холле один, недоумённый и удивлённый. Стучать назад и спрашивать, что это за колокольчик висит на двери, было бы неприлично, особенно после того, как Сара его поцеловала. Жест вежливости, конечно, но у Геворга всё внутри перевернулось от прикосновения холодных красных губ этой странной женщины. Странной и очень красивой.
  Геворг выкатился на горячую мостовую улицы и с некоторым облегчением покатился с горки вниз к своему коттеджу.
  
  Ни в следующий, ни в последующие дни он не видел Сарасвати, хотя неоднократно проезжал мимо переулка, в котором они познакомились. Впрочем, вскоре началась учебная неделя, и Геворгу было уже не до того. Пришлось приспосабливаться к передвижению по университету, знакомиться с новыми предметами и учителями, улаживать технические вопросы с документацией, заводить дружбу с одногруппниками... Всё это заставляло Геворга переживать серьёзный стресс - он похудел от постоянного напряжения душевных и физических сил, стал замкнутым и нелюдимым.
  Учёба поглощала его с головой: по вечерам юноша засыпал с учебником на груди, а после занятий оставался в библиотеке до закрытия, лишь бы не возвращаться в пустую квартиру. Геворг осознавал, что долго так не продержится, но странное чувство охватывало его всякий раз, когда он начинал думать об отце. В голове всплывали старые обиды, за которые он уже давно простил Пшемека, и принимались разъедать сознание с удвоенной силой. В такие моменты Геворг старался позвонить отцу и, слушая его обеспокоенный голос, говорил что у него всё в порядке, и что он скучает, но нет, лучше не приезжать.
  Ещё хуже было то, что первый заряд эйфории от поступления в университет уже начал проходить, и в душе Геворга поселилась необъяснимая тоска. Ему словно чего-то не хватало; он смотрел на окружающих людей и испытывал зависть к их легкомыслию, беспечности и простой жажде жить. Помнится, он и сам был таким: не задумывался зачем живёт, стоит ли оно того? Но авария словно передвинула в его голове какой-то рычажок, и мир перевернулся. Теперь Геворг не знал ответов на свои же вопросы, постоянно возникающие в голове. Хотелось винить кого-то в произошедших переменах, свалить всю ответственность на других - но виноватых не было.
  Он барахтался в этой жизни, как слепой щенок: не видя берега и не имея сил добраться до него. И с каждым судорожным взмахом лап Геворг чувствовал, что неизбежно приближается к бездне... Он осознавал её присутствие во всём, но не решался сдаться и получить беспредельный покой на дне этой пучины.
  Состояние Геворга не осталось незамеченным. Преподаватели вскоре подняли тревогу и обратились в деканат, подозревая, что юноша мог пристраститься к наркотикам - всё-таки новый город, отсутствие родных и полная безнаказанность... Однако комендантская проверка в квартире Геворга ничего не показала. Кроме того Геворг имел отличную успеваемость, и в этом отношении к нему не было никаких претензий, так что администрация университета на некоторое время оставила юношу в покое - одного в пустой квартире.
  
  Начиналась поздняя осень, пора свинцовых туч, пронизывающего холода и мрачных унылых дождей, льющих без конца с неба. В воздухе запахло горьковатой холодной свежестью, и пространство вокруг сделалось звенящим и пустым, должно быть оттого, что с деревьев облетела последняя листва. Ворцлав уже не выглядел таким ярким и жизнерадостным: цветочные горшки опустели, и даже цветные крыши домов выглядели тусклыми в туманном свете дня. Но отчего-то Геворг был рад такой погоде и с удовольствием выезжал на улицу подышать свежим воздухом. Он уже привык передвигаться по городу на коляске и не чувствовал себя абсолютно беспомощным, как когда-то. Да и люди вокруг больше не выглядели такими уж счастливыми и беззаботными - осень смешала их лица в одну сосредоточенную серую маску, и Геворг, как помешанный художник, не уставал наслаждаться ею.
  Перемена в настроении позволила ему немного прийти в себя и даже поправиться. Однако как Геворг ни старался, - наладить отношения со сверстниками ему всё же не удалось. Отчасти из-за его инвалидности, отчасти из-за поведения Геворга: прекрасная успеваемость и замкнутость сделали его высокомерным в глазах других людей, а постоянное самоедство мешало юноше развеять это дурное впечатление. Геворг предпочитал отсиживаться в библиотеке университета, чем пытаться завязать с кем-то дружбу, выставляя себя дураком или претворяясь рубахой-парнем. И всё же, внимание окружающих вовсе не обходило его стороной... Геворг, конечно, замечал иногда на себе недружелюбные взгляды сокурсников, но старался не придавать им значения, ведь он не делал ничего плохого. В университете Геворг всегда вёл себя скромно: здоровался с одногруппниками, стоял в общей очереди в столовую, не пользуясь привилегиями инвалида, - никто не высказывал ему претензий до того злополучного дня.
  Всё произошло в библиотеке.
  Группа Геворга писала тест на право получить автомат по физике, но вышло так, что сдал его один лишь Геворг, причём на отлично. После занятий он как всегда отправился в библиотеку, намереваясь убить там время до шести вечера.
  Библиотекарь - милая и ещё сравнительно молодая женщина - уже давно привыкла к Геворгу. Она знала, что до закрытия он никуда не денется, и нередко оставляла его одного, чтобы попить чаю. Вот и сегодня, доверительно улыбнувшись, смотритель вышла, притворив за собой дверь. Юноша погрузился в чтение, машинально поглаживая тровант у себя под рубашкой, когда снова услышал скрип двери. Юноша не следил за временем и решил, что это вернулась библиотекарь, но внезапно раздавшийся позади него громкий смешок заставил его вздрогнуть:
  - Ой, ну вы только посмотрите на этого хорошего мальчика!
  Геворг резко обернулся и увидел четверых ребят со своего потока. Они приблизились к нему и теперь язвительно рассматривали Геворга, как какую-то забавную игрушку. Юноша даже не знал их по именам, но, похоже, эти парни имели какие-то претензии к нему, и от дурных предчувствий у Геворга засосало под ложечкой.
  - Чего вам?
  - Фу как невежливо!- один из парней взмахнул рукой и голова Геворга откинулась от резкой пощёчины.
  Ошеломлённый, он не знал что сказать, и просто смотрел на своего обидчика, когда получил вторую пощёчину.
  - Скажи спасибо, что ты инвалид, иначе получил бы по полной! Но мы ведь не трогаем слабаков, да ребята?
  - Да! Да!- послышалось в ответ.
  - Что я вам сделал?- сдавленно прошептал Геворг, утирая бегущую из носа кровь.
  - А ничего! Просто меня бесит, что ты такой умник!
  Они заржали, подначивая друг друга, как шакалы в стае, и Геворг понял, что он не отделается парой пощёчин. Если бы у него только были ноги... В школе он запросто отшил бы таких мерзавцев! Но подонки знали, что будут безнаказанны перед инвалидом в коляске, и только сильнее распалялись.
  - Ты чёртов ублюдок!- продолжал экзекуцию самый наглый в стае, сопровождая каждое оскорбление тяжёлой пощёчиной.- Ты сосёшь у преподов за оценки! Вонючий педик!
  У Геворга онемели щёки от жжения, он только чувствовал, как голова мотается из стороны в сторону, да слышал как остальные подонки ржут в голос над восклицаниями своего предводителя.
  Всё дальнейшее стало неожиданностью для самого Геворга. В какой-то момент он словно отключился от реальности; боль перестала существовать, и ярость захлестнула разум Геворга. Улучив момент, он схватил ударившую его руку и вцепился зубами в указательный палец с такой силой, что послышался хруст. Парень завопил от боли и дёрнулся назад, но Геворг вцепился крепкой бульдожьей хваткой, и кровь лишь сильнее потекла на пол. Остальные обидчики в ужасе отпрянули, а Геворг, воспользовавшись оцепенением своего палача, разжал зубы и с упоением принялся грызть его руку, наслаждаясь отчаянным криком боли и ужасом в глазах поверженного обидчика.
  В этот самый момент торжества справедливости над злом в библиотеку вернулась смотрительница с кружкой чая в одной руке и пирожным в другой. Её полдник тут же полетел на пол, а сама женщина, схватив первую попавшуюся книгу, бросилась на Геворга с криком "Отпусти!" и принялась лупить его по голове. Юноша не хотел расставаться с добычей и к ужасу библиотекарши и хулиганов, принялся рычать и трясти головой, как собака, доставляя очумевшему парню ещё большую боль. В конце концов на вопли прибежала охрана и студенты из ближайших кабинетов, Геворга отцепили от полуобморочного парня, но тот не сумел сделать ни шагу и упал без чувств. К изумлению зевак, сам Геворг тоже мгновенно отключился, и обоих пришлось везти в медпункт.
  
  Говоря на чистоту, в глазах администрации и всего университета происшествие выглядело неважно. Слухи одни ужаснее других начали бродить из уст в уста, и каждый раз в них всплывали всё более жуткие подробности. Да и последствия оказались не самыми безобидными: парню пришлось ампутировать раздробленную фалангу пальца...
  Но учитывая тот факт, что хулиганы с перепугу выложили всё как было на самом деле, и вызванные на место происшествия полицейские зафиксировали побои на теле Геворга - родителям пострадавшего пришлось замять свой иск. Спустя неделю студент подал заявку на перевод в другой университет, а на Геворга начали смотреть, как на чудовище Франкенштейна.
  Естественно ректор не мог без серьёзных оснований отчислить студента инвалида, приехавшего учиться из другой страны, хотя давление родителей не ослабевало ещё месяца два после злополучного происшествия. Поэтому Геворга принудили пройти месячный курс психотерапии в медпункте университета.
  Сам юноша смутно помнил случившееся и с неподдельным удивлением слушал отчёты полицейских. Похоже, стычка произвело на него большее впечатление, чем на хулиганов, и вызвала частичную потерю памяти. Конечно, никто не поверил в амнезию - это казалось слишком надуманным для правды; впрочем, администрация решила оставить всё как есть. Но хуже всего было то, что деканат решил оповестить родителей Геворга о проблемах сына, и в Ворцлав тут же примчались мать и отец, делая жизнь сына совершенно невыносимой.
  Конечно, тот факт, что Пшемек и Геворг скрыли от матери его поступление в университет другой страны, буквально вывел Матильду из себя. Она приехала в Ворцлав перекошенная от гнева, и Пшемеку пришлось выдержать серьёзную взбучку, прежде чем гнев Матильды обратился в жалость к своему сыну. Она не уставала причитать целыми днями, доставая Геворга своей заботой и слезливыми глазами, которые сносили любые грубости со стороны сына. Чем дольше длилось пребывание родителей в жизни Геворга, тем сильнее он это ненавидел. Ему уже начинало казаться, будто его ни на секунду не оставляют одного: студенты в университете провожали коляску хмурыми взглядами; учителя держались холодно и недружелюбно; а дома, вцепившись друг в друга словно разъярённые коты, - мать с отцом каждый день оспаривали право ухаживать за сыном, а если точнее - управлять его жизнью. Это был кошмар наяву, и, в конце концов, Геворг не выдержал.
  Как можно мягче он выставил матери ультиматум: она должна уехать домой на ближайшем поезде, иначе её сын бросит университет и тем самым лишится самой заветной мечты. Отца долго уговаривать не пришлось - тот уже смирился с настойчивым желанием сына жить самостоятельно. Конечно, инцидент в библиотеке немало напугал Пшемека, но ему пришлось поверить сыну, что это была самооборона, и поддержать его. Ведь мужчина должен оставаться мужчиной, независимо от состояния здоровья - этого кредо Пшемек придерживался вот уже пятьдесят с лишним лет.
  Как только родители уехали домой, жизнь Геворга потянулась своим чередом, сглаживая углы памяти рутинной суматохой. Спустя несколько недель многие студенты уже не вспоминали, что случилось в университетской библиотеке. Геворгу это было только на руку, и он старался вести себя как можно тише и незаметнее, лишь бы опасная ситуация больше не повторилась. Юноша исправно посещал психолога, ежедневно отвечая на одни и те же завуалированные вопросы, целью которых было выявить в нём скрытую агрессию. Однако по прошествии положенного ректором месяца, молодой психолог Халина Марудо так и не обнаружила за Геворгом ни одного тёмного пятна, разве что излишнюю замкнутость - следствие травмы. Она посоветовала юноше пить успокоительное на ночь и дала ему на руки справку об окончании курса терапии, которую он благополучно отнёс в деканат.
  
  Все эти заботы и треволнения порядочно измотали Геворга. Он стал плохо спать, просыпаясь по нескольку раз за ночь от непонятного чувства тревоги, и заметно похудел. Восполняя недостаток отдыха, его мозг буквально отключался на парах в университете, и большую часть суток Геворг походил скорее на сомнамбулу, чем на студента.
  Наверное, поэтому он не сразу понял, что происходит, когда увидел знакомый силуэт в дверях учебной аудитории. Юноша замер на месте, и мир словно разом обрушился на него, вернув в реальность. Давно оставленное позади жаркое лето, полное приключений и радостных предвкушений вернулось к нему, обдав нестерпимым жаром.
  Сарасвати, конечно же, заметила своего нового знакомого, но лишь сухо кивнула ему и прошла дальше вместе с потоком своих учеников. Геворг обернулся и довольно долго наблюдал, как женщина идёт по коридору. На ней была белая блузка с длинным рукавом и бардовая юбка-карандаш - Геворг впервые увидел её ноги, худые и такие же белоснежные, как лицо. Несколько секунд он бесстыдно пялился на ноги взрослой женщины, потом вдруг опомнился, покраснел, и поспешно отвёл глаза. Один из его одногруппников, который в своё время поддержал Геворга в стремлении дать отпор обидчикам, заинтересованно посмотрел в ту же сторону:
  - А! Это наш новый преподаватель по теологии. Ну и бледная - как смерть! Слышал, характер у неё не лучше, та ещё сука: пару лет назад она преподавала здесь у третьего курса, и они весь семестр бегали за ней с зачётками. Не повезло нам.
  - Она будет вести у нас теологию?
  - Ну да, ты расписание читал? По субботам две пары.
  
  Это было как гром среди ясного неба. Геворг, почему-то, не задумывался, что Сарасвати может преподавать у него - таким нереальным казалось появление этой странной инфантильной особы в обыкновенной учебной аудитории. И всё же, факт на лицо.
  Многие студенты уезжали по субботам домой, и теология была им как кость в горле. Однако пропускать лекции у "вампирши" оказалось чревато, поэтому на первую же пару пришёл весь поток. Занятие проходило в той же аудитории, в какой Геворг сдавал вступительные экзамены, и это навевало на него чувство тревоги. Нервозность только усилилась, когда Сарасвати вошла в аудиторию. Внешне она не обратила на Геворга никакого внимания, но на протяжении всей лекции его не оставляло чувство, будто каждую минуту его пристально разглядывают глаза из-под тёмных очков.
  Геворг слушал без особого интереса, как он и говорил, его больше занимали физика и математика. В продолжение всего занятия он тупо разглядывал слайды с изображением уродливых божков и машинально трогал амулет, надетый на шею. Слова Сары, брошенные несколько месяцев назад, в корне изменили его отношение к камню: теперь тровант прочно ассоциировался у Геворга с родным домом, и, поглаживая гладкую поверхность амулета, он словно возвращался к родной земле, набирался у неё сил.
  Когда лекции закончились, Геворг попытался поговорить с Сарой наедине, но та собрала вещи и вышла из аудитории так стремительно, что он попросту не успел за ней в потоке студентов. Этот факт немного обескуражил юношу: и дураку становилось понятно, что женщина не была намерена поддерживать дружеское знакомство со своим студентом, и попросту не хотела его оскорбить. Порешив на этом, Геворг оставил свои попытки привлечь внимание Сары, и продолжил ходить на лекции профессора Морана, бессмысленно просиживая три субботних часа, пялясь то на экран со слайдами, то на свой тровант.
  
  Примерно в это же время его начали мучить ноющие боли в пояснице и страшные кошмары, в которых нередко фигурировали уродливые божества. Геворг просыпался ночами в липком поту, избежав жестокого растерзания когтями какого-нибудь Дамбаллы или Миктиана, и судорожно сжимал в ладони скользкий горячий тровант, пытаясь унять бешеное сердцебиение. Он смотрел, как огни неспящих машин скользят по потолку его комнаты, и представлял, что где-нибудь в темноте за дверью прячется ужасное существо, такое же реальное, как и передающаяся из уст в уста легенда о нём. Лишь только рассвет касался кромки неба - все его страхи рассеивались как дым, и казалось невероятным, что несколько минут назад это он лежал оцепеневший под одеялом, вздрагивая от любого шороха и в каждом сгустке тени видя стремительно приближающегося монстра.
  Чтобы успокоить расшатавшуюся нервную систему, Геворг взялся пить на ночь снотворное, но это только усугубило ситуацию, поскольку теперь он попросту не мог проснуться из своего кошмара, который с каждым днём становился всё красочнее и изощрённее. И чем дольше это продолжалось, тем сильнее Геворга мучила спина, отзываясь простреливающей болью всякий раз, как он перебирался из кровати в инвалидное кресло. В конце концов, тревожные симптомы вынудили юношу обратиться в клинику, но обследование позвоночника показало, что все позвонки срослись правильно, и в общем и целом Геворг представлял собой "здорового" человека. Невролог также не обнаружила никаких симптомов воспаления или растяжения, так что ей ничего не оставалось, как посоветовать юноше больше отдыхать, пить успокоительное и ни в коем случае не перетруждаться - иными словами, бросить университет и ехать домой к отцу. Геворг принял к сведению эти предписания врача, однако покидать Ворцлав раньше намеченного срока не входило в его планы, и отступать он не собирался.
  Накупив в аптеке обезболивающего, Геворг продолжил ездить на занятия в университет, как ни в чём не бывало, игнорируя ухудшение своего состояния. В какой-то момент от недосыпа он попросту перестал осознавать реальность и, на мгновение отключившись, скатился с лестницы второго этажа учебного корпуса, перепугав студентов и преподавателей. Юношу тут же доставили в медпункт, и терапевт поставила диагноз: крайнее истощение и переутомление. Благодаря этому инциденту Геворг на две недели загремел в больницу, где его опутали множеством капельниц с витаминными растворами.
  
  Геворг долго сопротивлялся намерению врачей продержать его на больничной койке так долго - юноша боялся безнадёжно отстать по учебной программе; но в глубине душе он понимал: решительные меры действительно помогали его измотанному организму поправиться.
  Как оказалось, длительный больничный мог сослужить Геворгу службу не только в плане здоровья...
  На третий день вынужденного заключения в палате, после обеда к юноше заглянула медсестра и предупредила, что сейчас к нему поднимется посетитель. Парень наскоро замотал худые безжизненные ноги пледом и приготовился встретить кого-нибудь из администрации университета, но в дверях неожиданно появилась профессор Морана. Остальные больные - в основном пожилые мужчины, - заметив нервозную реакцию парня, тактично удалились из палаты с лёгкими улыбками на измождённых лицах. А Сарасвати, как ни в чём не бывало, подождала, пока за джентльменами закроется дверь, и присела на стул рядом с кроватью Геворга. На ней была красная юбка и ослепительно белая блузка, оттенявшая длинные чёрные волосы, не тронутые сединой. Глаза, как всегда, скрывались за тёмными очками. Сара небрежно поставила на тумбочку пакет с фруктами, словно подчёркивая, что это всего лишь жест вежливости, и улыбнулась юноше улыбкой мраморного изваяния:
  - Как ты себя чувствуешь, Геворг?
  От неожиданности юноша не нашёлся что ответить, и Сара продолжила вместо него:
  - Болит старая рана, не так ли? Должно быть это связано с ногами... Ведь я права?
  Геворг кивнул, не совсем понимая, к чему клонит эта странная женщина, подвергая его подобному допросу.
  - Я хорошо понимаю тебя,- неожиданно вздохнула Сара, покачивая головой, и сняла очки.
  Её веки были сплошь опутаны шрамами и рубцами от ожогов, а правый зрачок подёрнулся бельмом - должно быть она была слепа на один глаз. Геворг впервые увидел её такой, да и, судя по смущению Сарасвати, она впервые за многое время показала кому-то своё уродство. Женщина сильно склонила голову, пытаясь скрыть ужасную картину за волосами, всё её тело напряглось в какой-то неловкой позе, но она всё же не надевала очки.
  - Они стали очень болеть в последнее время. Это тяжело...,- прошептали красные губы едва слышно.
  Геворг замер на мгновение, а затем протянул руку и отвёл прядь шелковистых волос ей за ухо - чёрный глаз тут же пронзительно уставился на него с недоверием и опаской.
  - Тебе не противно?
  - Нет...
  Словно ужаленная, Сарасвати подскочила с места и, не говоря более ни слова, выскочила вон из палаты, не забыв надеть свои непроницаемо-чёрные очки.
  Больше она не приходила навестить Геворга, и это оставило в его душе неприятный осадок. Юноша не понимал, что случилось в тот день, почему Сара так быстро ушла, даже не попрощавшись? И с чего вдруг она решила показать Геворгу свои шрамы? Это потребовало от неё немалых усилий, Геворг сам это видел, но она всё же решилась снять очки перед парнем, с которым не хотела разговаривать ещё несколько дней назад.
  Все эти вопросы оставались без ответов, и юноша напрасно ломал голову бессонными ночами, надеясь понять причину поступков Сарасвати. Время от времени в его мозгу возникала безумная фантазия, что профессор увлеклась им. Не по-настоящему, конечно - кому могло прийти в голову увлечься безногим инвалидом, который, к тому же, лет на двадцать моложе? Но хотя бы платонически...
  Это будоражащее предположение заставляло Геворга краснеть всякий раз, как он задумывался о подобной возможности. Парню уже доводилось встречаться с девушками: ничего серьёзного, так, детское увлечение. Но никогда прежде девушка не могла затмить для него всю существующую реальность, проникнув в самые потаённые уголки сознания. И если чувства профессора Морана были под большим вопросом, то сам Геворг увлёкся не на шутку, даже не замечая этого за собой. Его волновало буквально всё: как он придёт на лекцию в субботу, и что сделает Сара при его появлении? Сумеют ли они поговорить наедине, или Сарасвати опять начнёт избегать юношу?
  В душевных терзаниях две недели больничного пролетели незаметно, и вот уже Геворг снова водрузился в своё привычное кресло, чтобы месить колёсами хлипкую подмерзающую грязь на дорогах Ворцлава. Никто не забирал его из больницы, так что юноше пришлось несладко с двумя огромными пакетами вещей. Он добирался до дома около двух часов и порядочно взмок, оказавшись в родном подъезде. На тот момент грузовой лифт, обычно доставлявший юношу на второй этаж в университете, показался Геворгу самым желанным изобретением на земле, но и здесь пришлось попотеть, чтобы взобраться по крутому пандусу к двери своей квартиры.
  Оказавшись внутри, Геворг замер от неожиданности, с ужасом озираясь по сторонам: все вещи были перевёрнуты и раскиданы, мебель сдвинута со своих мест, словно толпа людей что-то отчаянно искала в его скромном жилище. Возмущённый до крайности, Геворг тут же позвонил коменданту, но как выяснилось, никто не брал ключи от квартиры до его приезда. Комендант принялся расспрашивать, что случилось, и стоит ли ему обращаться в полицию, но юноша сослался на чью-то глупую шутку и быстро повесил трубку. Что бы там ни было, а приплетать сюда полицию Геворгу не хотелось вдвойне: это бы только прибавило слухов к его и без того неидеальной репутации. В конце концов, погром в квартире действительно могли устроить недоброжелатели Геворга - таких в университете наверняка было больше, чем он догадывался. Как они проникли в квартиру, было делом десятым; пока что Геворга интересовало только, что они могли стащить, и для чего потом использовать украденное? Он взялся за уборку, отмечая про себя, все ли вещи на месте, и вскоре убедился, что из квартиры ничего не пропало. Похоже, кто-то просто решил позабавиться и доставить Геворгу лишние неприятности.
  Покончив с уборкой, юноша, до крайности утомлённый, перебрался из инвалидного кресла на диван и решил несколько минут отдохнуть перед телевизором. Он откинулся на мягкую спинку дивана и мгновенно отключился, даже не подозревая о происходящем в его комнате. А что-то действительно происходило в эти полчаса, пока он сладко дремал, потому что очнувшись за полночь, Геворг с непередаваемым ужасом воззрился на перевёрнутую с ног на голову квартиру. Вещи валялись на полу вперемешку со стульями, вся посуда перекочевала из кухонных шкафов на пол, и даже диван, на котором так удобно разместился юноша, оказался придвинут к телевизору вплотную, словно чтобы не мешать таинственным хулиганам беситься в его квартире! В немом оцепенении оглядывая погром, Геворг почувствовал, как волосы на его голове и руках встали дыбом, а грудь сдавило леденящим душу ужасом. Он ничего не слышал, ни единого звука, иначе бы обязательно проснулся, пока творилось это безобразие! Но происходящее едва ли можно было назвать галлюцинацией.
  Подавив в себе отчаянное желание забиться в угол дивана и зажмуриться, Геворг на руках подполз к своему инвалидному креслу, которое единственное стояло там, где он его и оставил - рядом с местом прежней дислокации дивана. Не без труда забравшись в кресло, Геворг первым делом проверил замки на входной двери и с досадой понял, что они надёжно заперты.
  Значит, у подлецов имелся дубликат его ключей.
  Следующим шагом было проверить, не спрятались ли шутники непосредственно в его квартире. Это не заняло много времени, поскольку мест подходящих для игры в прятки было всего два: ванная комната и спальня Геворга. Но ни под кроватью, ни в шкафу, ни в ванной юноша не обнаружил даже следов чьего бы то ни было пребывания. Чрезвычайно рассерженный и подавленный происходящим, Геворг закрылся в своей спальне на щеколду (уж её-то с внешней стороны никак не открыть) и попытался уснуть, что ему в скором времени удалось сделать.
  
  На следующий день Геворг решил прогулять занятия в университете, чтобы пригласить домой слесаря заменить замки на входной двери. Комендант не удивился, получая от юноши новый дубликат ключей, лишь посоветовал быть поосторожнее с малознакомыми гостями. Геворг выслушал это замечание со здоровой долей скептицизма: он отродясь не приводил никого к себе домой и подозревал, что в данной ситуации оплошал именно комендант. Но говорить об этом юноша не стал - после смены замков загадочные происшествия в его квартире прекратились, а значит, волноваться больше было не о чем.
  Всю следующую неделю голова Геворга оказалась занята вычислением недоброжелателей среди сокурсников, но как внимательно он ни вглядывался в окружающие лица - интуиция не подсказывала ничего путного. Суббота подкралась незаметно, и, засыпая вечером пятницы, Геворг с ужасом представлял себе очередную встречу с Сарой. Он боялся показать ей свои чувства, боялся увидеть в ней отклик на его неблагоразумную страсть... Только вот страхи эти не имели ничего общего с реальностью, и юноша хорошо понимал это, когда утром заезжал в аудиторию, где проводилась лекция.
  
  Как и ожидалось, профессор Морана ни разу за всю лекцию даже не взглянула в сторону Геворга, но когда занятие окончилось, она неожиданно поманила юношу к себе пальцем и коротко бросила ему, собирая свои вещи в добротный кожаный портфель: "Зайдите в мой кабинет".
  Едва перебирая занемевшими от волнения руками колёса своего кресла, Геворг последовал за Сарой к двери её крошечного кабинета и неуклюже закатился туда, с нетерпением ожидая, что же произойдёт. Сарасвати бросила портфель на стол и сама облокотилась на его крышку, сложив руки на груди. Несколько мгновений она молчала, словно собираясь с мыслями, а потом вдруг заговорила резким голосом:
  - С тобой происходят странные вещи? Не так ли? Вероятно, ты плохо спишь по ночам, и вокруг тебя постоянно случаются какие-то необъяснимые происшествия?
  Геворг онемел от изумления.
  - Откуда вы... откуда вы знаете? Вы как-то к этому причастны?.. На днях кто-то забрался в мою квартиру и перерыл там всё вверх дном! Не представляю, что они могли искать...
  Внезапно в голову Геворга пришла ошеломляющая мысль, и он порывисто схватился за висевший под рубашкой тровант.
  - Это из-за него?.. Кто-то ищет его?..
  Сара обречённо кивнула, глядя в стену окулярами своих чёрных очков.
  - Но кто? Как они могли узнать, что он у меня?
  Сарасвати резко оттолкнулась от стола и сделала два шага до стены - единственное, что позволял её крохотный кабинет.
  - А как можно не заметить?! Ты мотаешь тровантом перед носом у каждого в университете! И в больнице то же самое! Я же предупреждала тебя, что его нужно хранить в надёжном месте! А ты нацепил на шею!
  - Если бы не это, его бы уже стащили!- растерянно огрызнулся Геворг.
  Женщина вернулась к столу и что-то достала из портфеля, крепко зажав в ладони.
  - Она предупреждала меня, что это случится, но я не верила, я насмехалась... Да и как было поверить! Когда владеешь собой все сорок лет жизни, поддаться порыву кажется просто невозможным! Но она оказалась права... Невозможно устоять, просто невозможно.
  С этими словами Сарасвати опустилась перед Геворгом на корточки и обхватила ладонями его лицо.
  - Когда вот так чувствуешь запах осенних листьев от кожи..., когда понимаешь, что он единственный не боится заглянуть тебе в глаза!..
  Женщина доверчиво сняла очки и отложила их в сторону. Мраморное лицо, изуродованное сеткой шрамов и незрячим глазом, надвинулось на затаившего дыхание Геворга, обдав волной жара и запахом тела. Женщина, не колеблясь, поцеловала его прямо в губы, и из её груди вырвался облегчённый вздох.
  - Как долго я ждала, как долго сопротивлялась!.. Чтобы, в конце концов, оказаться здесь!
  Она принялась расстёгивать на себе кофточку и, оставшись в одном бюстгальтере, устроилась на коленях юноши верхом.
  - Прости меня, Геворг, теперь кто-то из нас погибнет..., но ты должен знать, что я действительно не хотела этого!
  Перевозбуждённый Геворг едва ли понимал хоть слово, сказанное ею. Плохо соображая, осознавая только горячую плоть под своими руками и губами, он позволил Саре соблазнить себя, и сделал это с радостью. В тот момент он не думал, что кто-то может зайти в дверь, или услышать странные звуки из кабинета профессора Морана. Сарасвати стала его первой женщиной, и ощущения были так сильны, что Геворг практически отключился, когда всё закончилось. Несколько мгновений затуманенным взором он следил, как Сара поспешно собирает свои вещи, потом ощутил её горячий поцелуй на своих губах, и окончательно провалился в дрёму.
  Проснулся Геворг от сильного стука в кабинет. Поняв, что Сарасвати куда-то вышла, он спешно застегнул на себе одежду, попытался привести в порядок волосы, и робко отворил дверной замок.
  - А вы что здесь делаете?!- изумлённо воскликнул заместитель декана.
  - Я, эээ... А где профессор Морана?
  Мужчина ещё несколько мгновений недоумевал по поводу местонахождения студента, но его мысли быстро переключились на госпожу Морана, и лицо сделалось кислым.
  - Если вы искали профессора, то поздно, мой юный друг. Госпожа Морана только что подписала заявление о своём уходе из университета, вот такие дела.
  - Заявление об уходе?! Где она сейчас?!
  Ошеломлённый заместитель декана пожал плечами, и Геворг, насколько это было возможно в его инвалидном кресле, помчался на первый этаж, предчувствуя нечто ужасное. Вылетев на улицу без верхней одежды, юноша бросился к парковке и успел заметить, как какой-то мужчина сажает Сару в свою машину.
  - Нет! Сара!
  Женщина услышала его, но в этот момент машина тронулась, и она лишь приложила ладонь к стеклу и печально покачала головой. Автомобиль резко вырулил на дорогу и скрылся в потоке машин.
  - Не-е-ет! О, Боже, нет! Они схватили её, о Господи!
  Геворг бросился в фойе университета и накинулся на охранника, чтобы тот скорее вызвал полицию. Юноше удалось переполошить всех, кто находился на тот момент в главном зале, но время перерыва быстро закончилось, и студенты разошлись по кабинетам, оставив Геворга одного нервно дожидаться офицеров. Он так никому и не объяснил толком, что случилось, однако перепуганный вид студента возымел своё действие над охранником, и тот позвонил в полицию, не задавая вопросов. Вскоре к университету подъехала машина, однако вопреки ожиданиям Геворга, это были не детективы, а патруль. Двое офицеров лениво выслушали сбивчивый рассказ юноши о похищении профессора, и затем неторопливо поднялись в деканат факультета. Там они выяснили номер телефона профессора Морана, а также печальный факт её увольнения, и на этом распрощались и с университетом, и с Геворгом. На протестующие крики парня, полицейские пренебрежительно хмыкнули что-то вроде "подавайте заявление через три дня" и благополучно удалились.
  Возмущению Геворга не было предела. На его глазах злоумышленники похитили и, возможно, даже собирались убить Сару! А эти ленивые никчёмные профаны только посмеялись над ним! Но юноша не собирался спускать всё на тормозах. Он забрал свои вещи из гардероба и самоходом направился в отделение полиции Ворцлава. Погода ухудшалась с каждой минутой; вот уже мокрые хлопья снега посыпались на тротуары вперемешку с дождём, тормозя промёрзшего до костей колясочника, но Геворг не сдавался. Одна только мысль, что Сарасвати в руках преступников, заставляла кровь приливать к лицу, а руки сжимать поручни колёс с удвоенной яростью, развивая приличную скорость. Никогда ещё он так сильно не жалел, что у него больше нет ног! Если бы только... тогда никто не смог бы отобрать у него Сару! Но жестокая реальность была такова, что он нашёл полицейский участок только к вечеру, когда уже почти совсем стемнело. На улице вовсю метались хлопья снега, мокрые тротуары завалило грязной кашей, и передвигаться стало совсем тяжело. Когда дежурный увидел состояние ввалившегося в помещение Геворга, он охнул от изумления, и бросился ему помогать: вкатил поближе к обогревателю и молниеносно сообразил кружку горячего кофе. В каком-то смысле плачевное состояние юноши сослужило ему службу: дежурный не стал вдаваться в подробности дела Геворга, и сразу проводил его к следователю.
  В просторном кабинете работало сразу несколько человек, но они были так погружены в свои дела, что лишь вскользь обратили внимание на парнишку, да и то, наверное, потому, что он был в коляске. Следователь, которому дежурный передал Геворга, неохотно поднял мрачный взгляд на очередного гражданина с проблемами и тяжко вздохнул:
  - Что стряслось? Одноклассники деньги вымогают?
  - У меня вопрос жизни и смерти! Профессора университета, госпожу Сарасвати Морана похитили у меня на глазах с автомобильной стоянки, а ваши патрульные проигнорировали это!
  - А-а-а, так это ты... Ну да, проигнорировали. Ты же сам сказал, что в машину она села сама, никто её не принуждал. С чего ты вообще взял, что её кто-то похитил?
  - Господин!.. Как вас там...
  - Лебовски, Раду Лебовски.
  - Так вот, господин Лебовски, она сама мне говорила, что ей угрожали!
  - Говорила, да?
  - Именно! Дело в том, что у Сары в домашней коллекции есть очень редкий драгоценный камень, и она прямо сегодня обмолвилась, что ей угрожают какие-то коллекционеры! Она говорила, что за ней следили!
  Лебовски переложил голову с одной руки на другую и вздохнул.
  - Следили... прекрасно. Но заявление о пропаже человека можно подать только по прошествии трёх дней, не раньше. Может, её просто решил подвезти домой знакомый!
  - Это совершенно точно было похищение. Вы не понимаете, она же прямо сейчас в лапах убийц!
  Раду порыскал в карманах, достал сигарету и, не зажигая, сунул себе в рот.
  - Малыш, по-моему, ты преувеличиваешь. Но, как бы там ни было, я ничем не могу тебе помочь пока. Приходи через три дня.
  Геворг перекосился от злобы и со всей дури хлопнул по столу, расшвыривая бумаги полицейского на пол.
  - Придурок! Она в опасности, ей нужна помощь! А я, я!.. Я безногий, и не могу ей помочь!
  Другие офицеры повскакивали с мест, но Лебовски жестом показал им, что всё в порядке и продолжил жевать свою незажженную сигарету губами.
  - Истерики не помогут. Есть закон, который гласит...
  - К чёрту закон!!!- Геворг завопил это во всё горло, как будто от силы его крика что-то могло измениться. Его грудь бешено вздымалась, глаза почернели от гнева и отчаяния. Он завис над никчёмным, фамильярным Лебовски всей высотой своего роста и вдруг... понял, что стоит на обеих ногах.
  Лебовски этого явно не ожидал - сигарета повисла в уголке его раскрытого рта, а круглые глаза уставились на Геворга в немом вопросе.
  Геворг охнул и тут же грохнулся на пол.
  
  Шок, озарение, радость, смешанная со страхом - всё это разом отразилось на лице юноши, и его разум померк, не выдержав удара произошедших событий. Очнулся Геворг только на каталке скорой помощи, когда его грузили в машину, пристёгнутого ремнями по груди и ногам. Влажный снег хлопьями сыпал в лицо так, что не проморгаться, - но юноша успел заметить лицо офицера Раду Лебовски, стоявшего позади медбратьев. Тот задумчиво хмурился, провожая взглядом носилки, и его губы что-то тихонько шептали, чтобы никто не мог услышать.
  В машине скорой помощи Геворгу не дали опомниться и тут же принялись расспрашивать об обстоятельствах его инвалидности, в какой больнице его оперировали и какой диагноз поставили. Юноша старался отвечать предельно чётко, но порой забывался в радостном кураже, и повторял свою историю снова и снова, припоминая новые детали, и пускаясь в пространные объяснения. Его давно уже никто не слушал: врачи тоскливо глядели в окна, за которыми стеной валил сверкающий в свете фар мокрый снег. А юноша всё бормотал себе под нос, что тогда в огнях несущейся на него машины он увидел свою смерть так же ясно, как можно видеть отражение в стекле. Геворг бормотал это полусонный, сморённый успокоительным и пережитым стрессом, и едва ли сам понимал, какую чушь он несёт...
  
  Юношу положили в хирургическое отделение больницы имени Ры́дыгера по улице По́двал, которая расположилась в престижном районе города на берегу одного из многочисленных рукавов реки Одры. Почему-то на этот раз больница показалась Геворгу не таким уж плохим местом: его не резали и не кололи иголками, хорошо кормили, а из окна открывался чудесный вид на засыпанные снегом, склонённые к тёмной воде деревья. Фактически, не было никакой нужды держать юношу под присмотром: на снимках, сделанных сразу после поступления в отделение и присланных из Тыргу-Теуша - не было никаких изменений: ни улучшений, ни ухудшений. Врачам оставалось только радоваться за парня, который снова начал чувствовать свои ноги, и помогать ему с реабилитацией.
  После года бездействия мышцы на ногах значительно ослабли, каждое движение отдавалось болью и тяжестью, но всё это было неважно, потому что теперь Геворг знал наверняка: рано или поздно он поднимется с кресла. Единственное, его мучило чувство ужасной вины за эту неприкрытую радость и облегчение. Он не мог простить себе, что в тот вечер в отделении полиции он напрочь позабыл о Сарсвати и о своей миссии спасти её. Днями напролёт он не отходил от поста медсестры, выпрашивая сделать ещё один звонок в полицию или в деканат университета, чтобы узнать, не слышно ли чего-нибудь о профессоре.
  К облегчению Геворга, полиция взялась за это дело, и опасения юноши быстро подтвердились - женщину похитили. Когда полиция пришла с ордером, чтобы обыскать её квартиру, там всё оказалось перевёрнуто вверх дном. Правда, ни записки, ни предложений о выкупе не обнаружилось, но после тщательной проверки Лебовски выяснил, что профессор Морана не покидала страну, как утверждали её коллеги. Из всех родственников Сарасвати живыми остались только дальние - тётушки и дядюшки, живущие где-то в северной Англии. На официальный запрос они ответили, что не поддерживали близкого знакомства с двоюродной племянницей.
  Все указывало на то, что женщину действительно похитили, или же она ввязалась в какую-то сомнительную аферу, о которой полиция пока не подозревала. В любом случае, Раду Лебовски взялся за поиски Сарасвати с завидным рвением, чем немало удивил своих флегматичных коллег.
  
  Раду был самым молодым офицером, когда-либо поступавшим на службу в Ворцлавское отделение полиции. И, несмотря на уже завидный опыт ведения расследований, даже спустя семь лет коллеги продолжали относиться к нему, как к мальчишке, всячески поучая и ставя себя в пример. Лебовски в чём-то симпатизировал коллегам, однако следуя их примеру, единственное, на что он мог рассчитывать - это обрюзгнуть к сорока годам и стать скучным бумажным клерком. Ворцлав же представлял собой образец маленького старинного городка с его безупречной репутацией, поэтому серьёзных нарушений порядка в нём практически не возникало. Так что загадочное дело об исчезновении профессора университета заинтриговало Раду. Он как ищейка "встал в позу", и всё своё время посвятил расследованию, вгрызаясь в дело с упорством питбуля.
  
  Личность профессора Морана оказалась весьма загадочной. Опросив её коллег по университету и Государственному Историческому Обществу Польши (ГИОП), в котором она состояла, Раду лишь выяснил, что Сарасвати была чрезвычайно замкнутым человеком, полностью посвящала себя работе и много путешествовала по делам ГИОП, годами не возвращаясь в Польшу.
  Госпожа Морана владела сразу несколькими домами в разных странах мира, так что ей не составляло труда отправляться в командировки на длительные сроки, тем более что женщина была одинока как перст: ни друзей, ни близких родственников. Раду прозвонил все зарубежные дома Сарасвати, потратив около пятисот злотых, но выяснил лишь, что на время отсутствия хозяйки все они сдавались туристам и находились в ведении разных туристических компаний. Ни одной зацепки, ни одной ниточки, ведущей к Сарасвати Морана! Женщина просто растворилась в воздухе.
  Испробовав все имеющиеся в распоряжении Раду средства, он решил вернуться к началу, и его взор немедленно обратился на Геворга Сирумем, который, судя по всему, единственный мог похвастаться близким знакомством с профессором за последние несколько лет.
  Связаться с мальчишкой оказалось делом простым - тот сам названивал в участок чуть не каждый день, и с лёгкостью согласился дать Раду показания ещё раз. Лебовски уже допрашивал Геворга, когда тот лежал в больнице, но полицейского не оставляло чувство, будто он что-то упустил, или Геворг чего-то недоговорил... Вообще этот юноша, загадочным образом вставший из инвалидного кресла прямо на глазах у всего участка, вызывал много подозрений и недоумений у Лебовски. Даже тот факт, что именно Геворг первым поднял шумиху об исчезновении профессора, не снимал с него всех подозрений.
  Раду допускал, что он просто насмотрелся детективных фильмов, где одарённые преступники шли и не на такие глупости, лишь бы запутать следствие... Но всё же Лебовски терзался сомнениями, и это что-то да значило.
  
  На момент повторного допроса Геворга уже выписали из больницы, и он даже возобновил свои занятия в университете, одновременно сдавая пропущенные по причине болезни экзамены.
  Очевидно, ректор благоволил юноше, ведь Раду было достоверно известно, что должников в университете не держали - он сам когда-то пытался закончить Ворцлавский Университет, но из-за неуспеваемости был вынужден перевестись в Высшую Школу Полиции Явора. Этот факт, не имеющий к делу никакого отношения, в глазах Раду почему-то делал Геворга ещё более подозрительным.
  Раду не хотел беседовать с парнем в участке, чтобы коллеги не увидели, как он снова плетётся по замкнутому кругу, поэтому предложил встретиться в дешёвом кафе недалеко от университета Геворга. Мальчишка опоздал минут на пятнадцать, зато пришёл на своих двоих при помощи костылей, чем по-детски смущённо гордился. С его лица не сходила улыбка, когда он пожимал Раду руку: видимо Геворга забавлял тот факт, что он возвышается над полицейским на целых пол головы, в то время как раньше едва доставал ему до груди. Это ещё сильнее задело Лебовски, и он начал свой допрос довольно резко:
  - Хочу ещё раз прояснить, какие у вас с профессором отношения? По словам коллег, госпожа Морана вела уединённый образ жизни и практически ни с кем не общалась. Как вышло, что ты, Геворг, стал единственным, кому она поведала о своих опасениях? Если между вами что-то было, тебе лучше сказать об этом сейчас.
  Геворг заметно смутился после этих слов, но постарался отвечать как можно чётче:
  - Мы познакомились случайно ещё до университета, и просто общались. Профессор очень интересная женщина.
  - Да, это бесспорно так,- прищурившись, ответил Раду.- Значит, она не упоминала о своих друзьях или бойфренде?
  - Нет.
  - Это странно, тебе не кажется?.. Ведь она было очень недурна собой, несмотря на свой возраст...
  Геворг пожал плечами, и Раду сменил тему.
  - По поводу редкого камня, о котором ты говорил, эээ тровант? Так она его назвала? Я навёл справки, но не нашёл ни одного упоминания о драгоценных тровантах.
  - Я думаю, всё дело в том, что это действительно очень редкий камень. Сара даже как-то обмолвилась, что добыла его незаконным путём... Вдруг это поможет вам найти похитителей.
  - Настолько редкий, что о нём не знают даже ювелиры? Очень запутанно...
  - Я не могу сказать точно, почему Сару похитили,- ершисто ответил Геворг,- но она назвала именно эту причину, так что делайте выводы сами.
  Раздосадованный Геворг задумчиво уставился в окно, за которым мелькали цветные лоскуты весенних пальто, и машинально погладил висевший под свитером амулет.
  - А что у тебя здесь?- внезапно нарушил молчание Раду, и юноша даже вздрогнул от неожиданности.
  Показывать свой тровант ему не хотелось; он собрался уже что-нибудь соврать - однако Раду показывал на замысловатый браслет Геворга, сплетённый его отцом Пшемеком.
  - Это? Защита от злых духов. А что?
  Раду повертел в пальцах несколько деревянных крестиков необычной формы, которые были прицеплены к кожаному ремешку, и в его глазах появился странный блеск.
  - Я уже видел подобные в доме госпожи Морана. Это ведь не просто безделушки, а часть какого-то культа?
  Геворг невольно прыснул в кулак при упоминании слова "культ", и доброжелательно пояснил:
  - Это не культ, а православная секта. Мой отец состоит в ней; называется "Секта э Мо́рти Апостолу́луй".
  - Секта Апостола Смерти? Никогда не слышал, но звучит угрожающе... Госпожа Морана тоже была её членом?
  - Эээ, нет, насколько я знаю...
  - Геворг?
  - Я правда не знаю,- попытался объяснить юноша, путаясь в своих же словах и мыслях,- у неё на двери висел тот колокольчик... но она никогда не говорила... Да и какое это имеет значение? Разве это поможет её найти?!
  - Твой отец состоит в этой секте, ты хорошо знаешь её обычаи? Скажи откровенно, может ли она быть причастна к исчезновению госпожи Морана?..
  Тут уж Геворг окончательно вышел из себя, и неловко вскочил на ещё слабые непослушные ноги:
  - Да вы просто не знаете, за что ухватиться! Вы... вы зашли в тупик и пытаетесь выкрутиться! Это просто омерзительно! Зачем вы пригласили меня сюда?
  - Я просто прорабатываю все варианты!- попытался успокоить его Лебовски, но ничего не вышло: мальчишка ухватил свои костыли и заковылял прочь из кафетерия, игнорируя оклики полицейского.
  Раду расплатился за напитки и поспешил на улицу, рассчитывая быстро догнать Геворга, но мальчишка оказался на удивление шустрым, и детективу пришлось пробежаться. Уже почти догнав его, Раду вдруг поскользнулся и упал на грязную мостовую, ушибив колено. Прохожие даже не обернулись, чтобы помочь, а вот Геворг услышал кряхтение и остановился. Несколько секунд он стоял и смотрел, как Раду пытается подняться на ноги, а затем подошёл к нему и предложил руку:
  - Сильно ушиблись?
  - Да не очень,- прихрамывая, прошипел Лебовски.- Ты извини меня, Геворг, за то что я там наговорил тебе... У меня действительно не осталось никаких зацепок, и вся эта история...
  - Это я погорячился,- неожиданно запротестовал юноша.- Вы делаете всё, чтобы найти Сарасвати, и я должен вам помогать... По поводу "Секты Апостола Смерти". В детстве я посещал Тыргу-Теушский приход, и на моей памяти они не занимались ничем противозаконным. Пели непонятные псалмы и поддерживали друг друга в трудную минуту, только и всего.
  Геворг улыбнулся воспоминаниям, но Раду был настроен прагматично и тут же прервал его мечтания очередным вопросом:
  - А о Ворцлавском приходе тебе что-нибудь известно?
  - Да, отец говорил, что здесь есть почитатели его веры. Но, понимаете, я давно отошёл от всех этих бредней. Я учусь на физико-математическом факультете - это единственная вера, которая меня сейчас интересует.
  Раду усмехнулся, но его мозг продолжал обдумывать возможности.
  - Послушай, Геворг, ты можешь связаться со своим отцом и узнать у него, как можно найти здешний приход? Если госпожа Морана была членом секты, там могут что-нибудь знать о ней.
  - Мне эта мысль в голову не приходила,- задумчиво протянул Геворг и потянулся за телефоном.- Узнаем прямо сейчас!
  Он набрал номер и несколько секунд ждал ответа, а потом заговорил на незнакомом Раду языке. Лебовски стоял, прислонившись к стене дома, и наблюдал за Геворгом, пока тот разговаривал. Юноша выглядел таким безмятежным, улыбался, отвечая на какие-то вопросы отца... Но было в его облике что-то, что не давало Раду покоя: лицо парня заметно похудело с тех пор, как детектив видел его в последний раз; под глазами красовались глубокие тёмные круги, а кожа казалась выбеленным пергаментом - сухая и тонкая, сквозь неё даже вены на висках просвечивались! Отчего человек может так подурнеть за пару месяцев? Что-то сильно мучило Геворга, подтачивало здоровье, как гусеница дерево. Может, совесть?..
  Лебовски так пристально сверлил затылок Геворга взглядом, что тот почувствовал и обернулся. В глазах мелькнули тревога и вопрос, но Раду отрицательно качнул головой и закурил. С этим мальчишкой что-то было не так, он это чувствовал!
  - Отец сказал, что узнает адрес у своего пастыря, и позвонит мне.
  - Как много времени это займёт?
  - Не знаю, возможно, день или два. Отец работает в смену, так что бывает на собраниях по случаю. Но как только он выяснит адрес, я вам позвоню.
  - Хорошо. Тебя проводить?
  - Не стоит, я доберусь сам.
  
  ***
  Геворг солгал детективу, но, почему-то, не чувствовал предательских уколов совести. Ему не нравился Раду Лебовски, было в его манере говорить, задавать вопросы - что-то подозрительное, заставляющее не доверять.
  Конечно, отец знал адрес Ворцлавского прихода. Он даже как-то посещал его по просьбе своего пастора. И теперь Геворг намеревался сходить туда сам и выяснить, что адептам секты известно о госпоже Морана. У Лебовски и так не было никаких зацепок, а разговаривать с детективом адепты не стали бы, перепоручив это какому-нибудь последователю. Впрочем... Геворг сомневался, что к нему самому отнесутся с должным пониманием.
  
  Последователи секты обосновалась в ближнем пригороде Ворцлава, в тишине и спокойствии уютных семейных домов. Резиденция представляла собой двукрылое одноэтажное здание, окружённое обширным садом и высокой каменной изгородью. Это так разительно отличалось от убогого прихода Тыргу-Теуша, что Геворг несколько оторопел. Он нерешительно подошёл к автоматическим воротам и нажал кнопку селектора. Пару минут никто не отвечал, а затем ворота распахнулись, и динамики прошипели скупое: "Проходите!".
  Геворг быстро пересёк широкое пространство земли, отведённое под лужайку, и остановился у двери дома, раздумывая, стоит ли нажимать звонок, или лучше подождать, пока хозяева спустятся. Наконец, внутри послышались степенные шаги, и из-за двери возникло лицо сухонького старичка в парадном чёрном костюме и белой рубашке. Он медленно обвёл Геворга взглядом с головы до ног, а затем сделал приглашающий жест. Геворг проскользнул в просторный холл и почтительно снял шапку:
  - Извините, с кем я имею честь говорить?
  - Меня зовут Далила Пражек, я второй посвящённый,- высокомерно доложил старик.- А вы?..
  - Геворг Сирумем, господин Пражек. Это ведь резиденция "Секты э Мо́рти Апостолу́луй"?..
  - Сирумем... Что ж, добро пожаловать, Геворг! Мы и не надеялись увидеть тебя здесь. Твой отец - Пшемек - упоминал, что ты отошёл от веры и посвятил себя науке?
  - Это так, господин Пражек. Но меня привело сюда срочное дело, и я надеялся поговорить с адептами.
  Старик никак не отреагировал на данное заявление - даже бровью не повёл. Его взгляд устремился куда-то вдаль, видимо он раздумывал над услышанным, а затем сложил руки за спиной и двинулся по коридору в сторону зала посвящений. Геворг засеменил следом.
  - Понимаете ли, юноша, я не могу допустить вас к адептам, если вы не причастились. А это невозможно без искренней веры!
  - Но ведь адепты ведут и мирской образ жизни. Я бы мог встретиться с ними за пределами прихода,- предложил Геворг выход из ситуации.
  - Это исключено, мой друг. Адепты не покидают резиденцию.
  - Что, никогда?- изумлённо переспросил Геворг.
  - Мне больно слышать недоверие в голосе человека, воспитанного нашим братом. Разве Пшемек не рассказывал об адептах Смерти?- не дожидаясь ответа, Пражек продолжил.- Люди, произведённые в адепты, принадлежат миру живых лишь наполовину - так они могут получать наставления нашего Апостола, и проповедовать их. А вы хотите просто так, без подготовки, без молитвы - вступить с ними в контакт? Это слишком рискованно! Ваш неподготовленный разум может повредиться.
  В душе Геворг плевался от этих слов, но выразить своё непочтение в открытую не мог - ему нужны были сведения о Сарасвати, значит, следовало юлить хвостом и призывать всё своё красноречие.
  - Последователи тоже живут в резиденции? Или у них свои дома в Ворцлаве?
  - Некоторые предпочли поселиться здесь, в непосредственной близости к адептам. Но большинство наших последователей рассеяны по миру, как и ваш приход в Тыргу-Теуше. Мы не признаём государственные границы и считаем, что для истинной веры нет преград.
  - Истинно так,- подобострастно согласился Геворг.- Видите ли, дело, которое меня сюда привело, касается одного из ваших последователей. Возможно, вы можете мне помочь?
  - Я владею информацией обо всех членах нашей секты. Но выдавать её постороннему не имею права.
  Они как раз подошли к двери, ведущей в просторный зал посвящений, и Пражек вдруг остановился.
  - Вы ведь не проходили посвящение в своём приходе?
  Геворг задумался, стоит ли лгать. Возможно, этот старик только кичился своими знаниями, а на самом деле не имел никакого понятия о статусе Геворга в секте. С другой стороны, Геворг уже признался, что отошёл от веры, и, солгав сейчас, мог только усугубить ситуацию.
  - Нет, меня не посвящали.
  Пражек выдержал долгую паузу, опустив глаза в пол, а затем, как бы между прочим, заметил:
  - Сейчас зал посвящений свободен, все последователи на обедне.
  Геворг сначала не понял намёка, и просто хлопал глазами, ожидая продолжения фразы. А когда до него дошёл смысл сказанного, его щёки и уши покрылись пунцовой краской стыда.
  Даже при всей нелепости веры отца в этого "Апостола Смерти", Геворг всё равно с уважением относился к его приходу; он лично знал пастора, краем глаза следил за его деятельностью, и был уверен - за ним не стояли мошенники, выуживающие деньги из доверчивых карманов! А сейчас этот второй посвящённый торговал местом в секте, как рыночная проститутка! Заманивал в свои сети, чтобы потом скрутить обязательствами? Это становилось опасным уже оттого, что в случае Геворга приверженцы секты знали, где его искать, и могли действовать даже через отца...
  - Что от меня потребуется?
  Пражек недовольно поджал губы, но спокойно изрёк:
  - Ничего особенного. Небольшой индексированный взнос на свечи и ладан. И письменное согласие на посвящение, чтобы избежать юридических исков с вашей стороны. Всё это вы можете оформить прямо здесь - в нашем приходе работает квалифицированный юрист.
  - Очень предусмотрительно,- пробормотал Геворг.- И после этого я смогу получить сведения о ваших прихожанах?
  - Да, это будет возможно.
  - Ну что же... у меня нет выбора. Я согласен!
  Пражек словно ждал этих слов, и резко отворил дверь в зал посвящений. Там царил густой полумрак - все окна были завешаны деревянными щитами с изощрёнными рисунками. Слева возвышался затейливый алтарь.
  - Сначала подпись у юриста. Он сидит в каморке, за дальней дверью. Как только получите на руки договор - возвращайтесь сюда. Я пока разложу на алтаре всё необходимое для посвящения.
  В кабинете юриста не было даже окошка; оставалось только удивляться, как плотный мужчина в очках всё это время работал в духоте церковных запахов. Он без лишних разговоров дал Геворгу заполнить небольшую анкету, а сам распечатал три экземпляра документов, которые тут же пришлёпнул красными штампами.
  - Внимательно прочитайте и поставьте свои автографы на всех экземплярах.
  Геворг присел на краешек стула и внимательно пробежал договор глазами: никаких финансовых оговорок там не обнаружилось; судя по тексту, Геворг лишь отказывался от претензий к секте за проводимые в ней обряды. Будь юноша новичком, его бы насторожила такая постановка вопроса: создавалось впечатление, будто он соглашался на какое-то шокирующее противозаконное действо. К счастью, Геворг прекрасно знал, что мессы "Секты э Мо́рти Апостолу́луй" не отличались от православных служений (за исключением обрядов, посвящённых именно Апостолу Смерти), поэтому юноша без колебаний подписал бумаги, и, получив один экземпляр на руки, был довольно бесцеремонно выдворен из кабинета юриста.
  Пока он отсутствовал, второй посвящённый зажёг по периметру зала посвящений ряд тонких свечей и раскурил ладан, душный запах которого теперь наполнял воздух сизой дымкой. Далила Пражек стоял перед алтарём, склонив голову в молитве - его монотонный голос тихо читал обращение к святым духам. Прислушавшись, юноша различил несколько знакомых слов и понял, что молитва на армянском языке; должно быть, таким образом второй посвящённый пытался расположить юношу к вере, зная об его армянских корнях. Но, к сожалению, Геворг не понимал смысла молитвы - вслед за Пшемеком он почти утратил связь с прародиной.
  Взгляд Геворга переместился от второго посвящённого к высокому алтарю, накрытому тяжелой белой тканью с красной окантовкой. На алтаре стояли серебряные чаши с вином и маслом, безликие почерневшие от времени иконы в серебряных окладах, вазы с цветами и большой серебряный крест, на котором висел детально вылепленный жутковатый скелет в терновом венце.
  Внезапно молитва оборвалась, и Пражек повернулся к замершему Геворгу.
  - Подойди ближе и опустись на колени.
  Юноша сделал, как ему приказали, и с некоторым трепетом отметил, что в таком положении пустые глазницы серебряного скелета смотрели прямо ему в глаза. Должно быть, служители секты долго выверяли положение литьевого шедевра, чтобы производить впечатление на посвящающихся людей. Тем временем Пражек взял с алтаря высокую серебряную рюмку, наполненную густой тёмной жидкостью, и окунул в неё большой палец. Геворг невольно отшатнулся, когда второй посвящённый попытался сделать ему метки на лбу, и Пражек усмехнулся:
  - Это не кровь, всего лишь краска! Мы давно отошли от жертвоприношений...
  Он поставил два пятна в основании бровей Геворга, и одну метку в центре лба. Затем провел краской по носу, и прочертил линию под глазами, выводя таким образом крест на его лице.
  - Умаир Теруме Иввиено Те, Соишта, Соишме.
  Геворг часто слышал эти слова от отца, наверное, поэтому его сердце застучало быстрее, когда второй посвящённый повторил древнее заклинание.
  Пражек попросил Геворга снять рубашку, взял в руки чашу с маслом и прочертил линию на месте солнечного сплетения, повторяя какую-то мантру, в которой фигурировало слово Соишта. Затем Пражек окунул всю ладонь в чашу с вином и поставил свой отпечаток на спине юноши, повторяя "Соишме". Геворг терпел все эти прикосновения и манипуляции, задыхаясь от одуряющего запаха ладана и масла. У него кружилась голова, а в животе скручивался тяжелый ком тошноты. Хотелось встать и уйти, но ноги сделались ватными. В какой-то момент Геворг потерял связь с реальностью: перед глазами всё поплыло, легкие охватил сухой жар, как будто он пробежал стометровку, и тровант на шее вдруг стал неимоверно тяжёлым, заставляя юношу склониться вперёд. Как только Геворг опустил голову, ему в виски ударил морозный холод, в глазах потемнело и руки отнялись. На мгновение он потерял сознание, а когда очнулся раздался громкий треск, заставивший Пражека подпрыгнуть. Комнату внезапно залил дневной свет, и наполнил свежий уличный воздух - один из деревянных щитов, закрывающих окно, сорвался с петель и раскололся надвое, выбив стекло.
  Одуревший от духоты Геворг лениво посмотрел на разорённое окно, затем на перепуганного Далилу Пражека, и хотел было уже встать с колен, но Пражек не дал ему этого сделать, положив на плечо дрожащую руку:
  - Ещё одна молитва...
  Он спешно пробормотал ничего не значащие для Геворга слова и приказал смочить губы и язык в вине, после чего объявил, что посвящение закончено. Юноша натянул на себя рубашку, перемазавшись в елее, и как пьяный по стеночке выбрался в коридор. Дурнота всё не отпускала, но дышать стало легче, и Геворг позволил себе закрыть глаза, чтобы унять головокружение. Перед мысленным взором тут же возникла картина из его детства: маленькая комната с обшарпанными деревянными полами, сумрачный свет льётся из окон, и толпа людей со свечами в руках стоит перед скудным алтарём, произнося хором нараспев слова "соишта, соишме". Кажется, это привиделось ему, когда Геворг отключился. Он не помнил, чтобы ходил с отцом на домашние службы - их проводили, когда в Тыргу-Теуше ещё не было своего прихода; Геворгу тогда было года три, не больше. Должно быть, атмосфера обряда подействовала на его память, вернув в далёкое прошлое.
  
  Разбирая свои новые воспоминания, юноша не сразу заметил людей, идущих в сторону зала посвящений. Для него стало неожиданностью увидеть их рядом, когда он поднял глаза; ещё большей неожиданностью стало поведение этих людей: заметив Геворга, женщина, шедшая впереди, вдруг закричала и рухнула ниц перед ним. Четверо мужчин тут же последовали её примеру, едва слышно бормоча себе под нос: "Вот идёт король мёртвых!". Геворг вскочил на ноги и позвал на помощь Пражека, испытывая ужасное чувство тревоги от происходящего. Второй посвящённый быстро окинул взглядом картину и потупил глаза:
  - Не обращайте внимания, они просто дали обет не смотреть на мирян...
  Это заявление немного успокоило юношу, однако вокруг всё же происходило что-то непонятное: второй посвящённый вдруг сделался чрезвычайно любезным и обходительным, словно разговаривал с особой голубых кровей. Он не поднимал глаз от пола, выдавая изысканнейшие перлы, и выполнял все требования Геворга. Стоило юноше напомнить про его обещание выдать необходимую информацию, и Пражек тут же согласился проводить Геворга в канцелярию, чтобы просмотреть регистрационные журналы на предмет фамилии Морана. Отбросив на время домыслы и тревоги, Геворг заставил себя сосредоточиться на поисках профессора, и вскоре нашёл её имя среди первых, занесённых в журнал посвящений. Из журнала следовало, что женщина была старейшиной секты, хотя и не появлялась здесь с момента посвящения. Удивлённый таким положением вещей, Геворг обратился за объяснениями к Пражеку, и тот с неохотой вспомнил, что у адептов секты действительно было доверенное лицо за пределами прихода, с которым они общались исключительно посредством сотовой связи. Никто не знал, как этот человек выглядит, но он принимал активное участие в решении финансовых вопросов секты и даже имел некоторое влияние на адептов.
  - Получается, госпожа Морана общалась с адептами без риска "повредиться умом"?
  Пражек попытался скрыть своё недовольство, но его кислое лицо было трудно подсластить даже старательной улыбкой:
  - Если принимать в расчёт, что это действительно была она...
  - Ну, в таком случае, мне тоже следует поговорить с ними! Теперь, когда я посвящён...
  - Это невозможно!
  Вырвавшийся из груди Пражека крик явно свидетельствовал, что второй посвящённый на грани срыва, но почему?.. Следовало проверить это. Геворг поднялся из-за стола, заваленного регистрационными журналами, и сделал грозное лицо:
  - Я приказываю, слышите? Я вам приказываю отвести меня к адептам секты немедленно!
  В канцелярии на мгновение повисла тишина. Пражек съёжился под гневным взглядом тщедушного паренька, и вдруг склонился перед ним в коротком глубоком поклоне:
  - Конечно, как изволите...
  От удивления у Геворга отвисла челюсть. Однако долго пребывать в изумлении ему не пришлось - второй посвящённый уже развернулся на месте и быстро заковылял к выходу, так что Геворг, не мешкая, последовал за ним.
  Покои адептов находились в другом крыле здания, и юноша невольно получил экскурсию по приходу "Секты э Мо́рти Апостолу́луй". Ворцлавский приход недаром носил статус "главного", здесь повсюду были люди: за остеклёнными дверями проходили какие-то занятия, тут и там слышались монотонные песнопения и речитативы служб, но одно оставалось неизменным - увидев Геворга, подвижники все как один падали на пол и простирали ниц. Это начинало бесить. К концу пути юноша убедился, что все до единого прихожане секты в какой-то момент своей жизни решили дать обет, не позволяющий им смотреть на Геворга. Только Пражек вёл себя более-менее сносно, хотя, конечно, и он заметно сдал.
  Вопреки ожиданиям Геворга, адепты заседали не в тёмном склепе, а проводили большую часть времени в просторной светлой комнате, больше похожей на гостиную. Пражек даже не стал заходить туда и спрашивать аудиенции для юноши, просто открыл дверь и сделал Геворгу приглашающий жест. Юноша шагнул внутрь и тут же услышал за спиной скрип закрываемой двери.
  В комнате находилось шесть человек. Все они занимались своими делами: кто-то читал книгу за столом, заваленным древними фолиантами; кто-то писал и запечатывал письма в молочно-желтые конверты; один старичок вовсе лежал на каталке под капельницей, устремив неподвижный взор в прикреплённый над головой монитор. На вошедшего Геворга никто не обратил внимания. Помявшись у дверей, юноша подошёл к женщине с конвертами и покашлял. Дама подняла глаза от своего занятия, деловито поправила очки на серебряной цепочке, и быстро моргнула, рассматривая пришельца. Её губы поджались.
  - Я пришёл поговорить с адептами...,- начал Геворг, немного обескураженный поведением лидеров секты, но женщина не дала ему договорить:
  - Присядьте и подождите, вы же видите, мы все заняты!
  Юноша оторопело уставился на даму в очках, но всё же послушался её приказа и плюхнулся на мягкий диван, обитый узорчатой тканью. В просторной комнате снова воцарилась тишина, пронизанная шелестом страниц, шорохом пишущей ручки и редкими щелчками по клавиатуре компьютера. Обстановка успокаивала; постепенно Геворг расслабился, вытянувшись на удобной спинке дивана. Его взгляд лениво заскользил по книжным полкам, детально исследовал каталку с лежачим мужчиной и вернулся к даме с конвертами, что так бесцеремонно посоветовала ему обождать. Она сидела напротив окна, и дневной свет чётко обозначал её контур за столом, словно Геворг разглядывал проекцию. Несколько секунд он наблюдал, как женщина пишет письмо, прежде чем понял, что видит её скелет сквозь кожу. Это было так натурально и неожиданно, что Геворг списал всё на игру света и воображения. Но вот дама повернулась к нему лицом, и юноша ясно различил половину её черепа. Вторая половина лица не просвечивалась и выражала крайнее удивление.
  - Как вас зовут, юноша?
  - Геворг Сирумем, мадам,- машинально ответил Геворг, не доверяя собственным глазам.
  Эти слова заставили всех, кто находился в комнате, повернуться к нему. Дама в ужасе резко поднялась из-за стола, уронив свои очки. Пустая глазница её черепа выглядела зловеще, и Геворг тоже встал, пятясь от неё.
  - Вы должны немедленно уйти!- взвизгнула женщина, безуспешно пытаясь вернуть на нос очки дрожащими руками.
  Повторять не требовалось, Геворг и сам был не прочь свалить из комнаты подальше. Он бросился к двери, но не рассчитал направления и натолкнулся на каталку. Лежащий в ней старик раскрыл свой беззубый рот и уставился на Геворга. Их взгляды пересеклись, и этого хватило, чтобы лицо старика исказилось от дикого ужаса, он откинулся на подушки, весь затрясся, беспомощно дёргая руками, и вдруг затих.
  - Матерь Божья...,- выдохнул Геворг, медленно отступая от каталки.- Врача! Скорее позвоните в скорую!
  Но адепты стояли не шевелясь. И в этот момент Геворг услышал.
  
  Крик.
  
  Далёкий крик...
  
  За стеной этой комнаты, заглушённый кирпичом и утеплителем, протяжный, долгий и томительный, как само мучение.
  Кажется, его услышали все, кто находился в комнате, и это заставило лица адептов посереть. Геворг обвёл взглядом застывшие маски, наполовину просвечивающие скелетами, и медленно двинулся к двери, боясь сделать какое-нибудь резкое движение. Оказавшись в коридоре, он оттолкнул подошедшего к нему Пражека и стремглав бросился бежать. Во дворе, не удосужившись проверить, заперты ли ворота, перелез через решётки.
  Геворг всего несколько дней обходился без костылей, его ноги не привыкли к перегрузкам, и вскоре он уже не мог сделать и шагу. Опустившись по стене какого-то дома в нескольких кварталах от прихода секты, юноша сел на асфальт и обхватил голову руками. Ему было очень страшно. Спустя какое-то время Геворг нашёл в себе силы встать с холодного асфальта и нащупал в кармане куртки телефон.
  - Раду Лебовски?
  - Да, кто говорит?
  - Это Геворг Сирумем. Мне кажется, я знаю, где профессор Морана. Её держат в здании прихода секты Апостола Смерти.
  - Чёрт побери, Геворг, ты что, пошёл туда без меня?! Мы же договорились ...
  - Я слышал, как она кричала!
  В телефонной трубке повисло секундное молчание.
  - Немедленно приезжай в управление. Я постараюсь получить ордер на обыск как можно скорее.
  
  ***
  
  Как и можно было ожидать, ничего подозрительного на территории секты не обнаружилось. Ни загадочных подвалов, ни сырых склепов, где бы совершались демонические обряды с жертвоприношениями, - ничего. Сектанты оказывали полное содействие полиции, и вели себя спокойно; в отличие от Геворга, который лихорадочно метался по комнатам, как безумный. Конечно, Раду тоже было немного не по себе оттого, что при виде него сектанты падали на пол. Но лезть со своим уставом в чужой монастырь он не собирался - главное обыску не препятствовали.
  Закончив позориться, Раду тет-а-тет переговорил с адептами секты, которые охотно пошли ему навстречу и выложили всё, что им было известно о Сарасвати Морана.
  Как оказалось, госпожа Морана действительно была старейшиной "Секты э Мо́рти Апостолу́луй". Она прошла посвящение ещё шестнадцатилетней девочкой, спустя месяц после того как чудом выжила в пожаре, унёсшем жизни её родителей. К приходу юную Сарасвати привела тётя - третья посвящённая О́льса Ме́ркец; она же стала опекуншей племянницы до её восемнадцатилетия. С наступлением совершеннолетия девушка решила покинуть секту и приняла назначение Посвящённого Делегата - доверенного лица адептов в приходах секты по всему миру. Такой способ отдавать дань уважения людям, принявшим сироту в трудную минуту, оказался по вкусу госпоже Морана, и она больше не появлялась в стенах прихода, успешно трудясь на благо адептов за пределами страны. По словам Ма́рженки По́ловец - одного из адептов - Сарсвати связывалась с ними, только когда в этом была необходимость. Женщина мастерски справлялась со своими задачами и никогда не обращалась за помощью, поэтому адепты не докучали ей своим пристальным вниманием.
  В общем и целом, адепты дали понять Раду Лебовски, что не имеют ни малейшего понятия, где в данный момент может находиться Сарасвати Морана, и вообще знают о ней не больше, чем известно представителям полиции. Поэтому Раду не поверил ни единому слову - уж слишком гладко они стелили, слишком рьяно пытались откреститься от женщины!
  
  Геворг, в свою очередь, наотрез отказался встречаться с адептами, проявляя признаки необоснованной паники при одном упоминании о них. Всё это снова навело Раду на недобрые размышления в отношении Геворга - с этим парнем было явно что-то не так: слишком уж он рьяно вцепился в версию о похищении профессора фанатичными сектантами! Заявил, будто слышал крик... Зачем ему врать?
  Чтобы это выяснить, Лебовски решил установить за юношей слежку. Начальство уже давно завалило его другими, более перспективными в плане раскрытия делами, и с неодобрением следило за неугомонными попытками юноши распутать гордеев узел похищения профессора. В управлении на Раду возлагали большие надежды: начальник ворцлавского отделения полиции уже давно подготавливал почву для перевода молодого детектива в Варшаву, где бы юноша смог карабкаться вверх по карьерной лестнице. Поэтому рекомендации Лебовски должны были выглядеть идеально, а такие висяки, как дело профессора Морана, вполне могли бы остаться в пределах участка, не привлекая особого внимания столичных. В итоге, Раду получил серьёзную взбучку за не оправдавший себя ордер на обыск секты, и устное предупреждение отойти в сторону. Так что Раду выделил для слежки своё личное время, сделав вид, что оставил дело профессора Морана в покое.
  Он начал исправно два раза в неделю ходить за Геворгом в свои законные выходные. Геворг Сирумем оказался не самым прилежным студентом - он часто пропускал лекции, возвращался домой раньше положенного, или уходил в городской ботанический сад, где мог часами сидеть над какой-нибудь непримечательной книжкой, делая себе пометки в тетрадь. Вообще Геворг вёл себя странно. Раду заметил, что когда юноша общался с приятелями или разговаривал с преподавателями на улице, он как будто надевал на себя маску доброжелательности и беззаботности. Когда же Геворг думал, что его никто не видит, его лицо преображалось страшным образом: белоснежная пергаментная кожа натягивалась в гримасе холодного равнодушия, неулыбчивые губы опускались, как шнурки кошеля, а глаза тускло скользили по предметам, словно окружающий мир его мало интересовал. И в то же время... порой Раду казалось, что юноша видит нечто такое, чего остальные люди не замечали вовсе.
  Как-то вечером Геворг прогуливался по оживлённой набережной Одры. Весеннее солнце уже растопило ледяную корочку на асфальте, повсюду с крыш дробно капала вода, и синяя тёмная грудь реки грозно вздымалась в тесных пределах канала, пополняемая многочисленными ручьями с улиц. Раду шёл в отдалении, кушая мороженое и наслаждаясь тёплым влажным ветром, дующим с реки. Внезапно юноша остановился напротив старинного дома с широкой лестницей и двумя статуями женщин по бокам. Было странно наблюдать, как вокруг него неторопливо прогуливались люди, заполняя набережную шумом голосов и радостными вскриками, а Геворг всё стоял и смотрел на позеленевшее, покрошившееся от времени бетонное изваяние девушки с кувшином. Так прошло минут десять; потом Геворг вдруг отпрянул назад, натолкнувшись на мирно шагающего мужчину, замотал головой и бросился дальше по набережной, словно ничего не случилось.
  Другой раз Раду наблюдал, как юноша покупал хот дог в уличной тележке: он получил на руки горячую сосиску в булке и расплатился за неё, но не прошёл и нескольких шагов, как вдруг с ужасом уставился на еду, скривился от омерзения и отбросил в сторону. Это можно было бы объяснить простым отсутствием аппетита или заботой о здоровье, но буквально спустя пару дней Раду стал свидетелем того, как Геворга вырвало в кафе от одного вида жующих людей - он не дождался своего заказа и выбежал на улицу, бледнее полотна.
  Похоже, у юного Сирумем были серьёзные проблемы со здоровьем. Раду навёл справки - Геворг не обращался в больницу с жалобами, и вообще не появлялся там с того момента, как научился самостоятельно передвигаться на костылях. Должно быть, юношу мучил какой-то внутренний недуг, о котором он и сам хорошо знал, поэтому не шёл к врачам... Может, совесть? Муки совести... почему бы и нет? Это очень хорошо стыковалось с его теорией о похищении и, возможно, убийстве профессора неуравновешенным студентом! Но вот доказательств у Раду не было.
  До тех пор, пока однажды после университета Геворг не изменил свой привычный маршрут.
  
  Юноша шёл, ориентируясь по карте - ясно, что он делал это впервые - и конечным пунктом его путешествия оказался четырёхэтажный дом, полностью занятый маленькими офисами. Здание относилось ещё ко временам Мошицкого и считалось историческим памятником эпохи, поэтому его не сносили. Жить в тесных клетушках незавидной планировки тридцатых годов было немыслимо, посему государство выкупило пустующий дом и сдало помещения развивающимся фирмам, а те были только рады получить свой небольшой офис в центре Ворцлава.
  Уже вечерело, когда Геворг поднялся по истёртым ступеням здания; выждав немного, Раду последовал за ним. Он заглянул внутрь, приоткрыв скрипящую дверь: длинный коридор первого этажа со множеством дверей был пуст, в мигающем свете дневных ламп сверкали всевозможные таблички с названиями фирм; на тёмной лестнице слышались неуверенные шаги. Раду пошёл на звук и оказался на втором этаже, полутёмном из-за погасшей лампы. Геворг стоял там, на границе света и темноты перед неприметной дверью. Тишина в здании казалась напряжённой, и фигура застывшего перед дверью паренька странным образом подействовала на Раду - угнетающе. Наконец он пошевелился, поднял руку и негромко постучал. Из-за двери ответил женский голос, и волосы на голове Лебовски встали дыбом: неужели Морана?! Как только Геворг скрылся за дверью, Раду на цыпочках подбежал ближе и прислушался - в комнате разговаривали. На двери висела золотая табличка с чёрными оттеснёнными буквами: "Халина Марудо. Психолог".
  
  ***
  - Прежде всего, поговорим об оплате. Ты же понимаешь, это не подработка в университете, а моё дело... Я беру 60 злотых за сеанс. Если ты решишь регулярно приходить ко мне в течение какого-то времени, я вставлю тебя в своё расписание. Опоздания остаются на твоей совести, они будут оплачиваться как отнятое у меня время. Тебя устраивает такой расклад?
  Геворг слушал Марудо лишь краем уха, витая далеко в своих мыслях. Как только женщина замолчала, он рассеянно кивнул, соглашаясь со всеми условиями.
  - Хорошо. В таком случае, расскажи мне, что произошло? Почему ты решил обратиться ко мне вне университета?
  - Помните, я говорил вам, что плохо сплю?
  - Кошмары. Да, я помню. Они не прекратились?
  - На самом деле, прекратились: я всё ещё плохо сплю по ночам, но не вижу снов. Дело не в этом... Я не знаю, что со мной происходит. В голове каша, и постоянное давление... всего!
  Геворг пытался выразить какую-то мысль, но у него не получалось подобрать слова: он постоянно сбивался, терял нить предложения - а потом вдруг резко замолчал и, сглотнув, прошептал:
  - Я вижу галлюцинации.
  - Галлюцинации?
  - Да... Я точно знаю, что не сплю. Просыпаюсь утром, встаю с кровати, иду в университет, и всё как обычно! Но потом... я снова просыпаюсь. В незнакомом месте, и не помню, как пришёл туда! Пропадает время: я могу сесть на автобус в полдень, а выйдя через две остановки обнаружить, что уже вечер... Со мной что-то не так.
  - У тебя провалы в памяти. Так. Но ты сказал - галлюцинации. Это немного другое...
  - Ммм. Иногда, очнувшись, я иду. То есть, я уже шёл до этого, но не помню, зачем и куда, и... Когда это случается, люди не похожи на себя. Бывает, я по нескольку часов не могу различить их лица, они все как смазанные тени. Это так ужасно! Если бы кто-то увидел такое, он бы точно сошёл с ума! Скажите, я сошёл с ума, да?!
  Юноша закрыл лицо ладонями и громко задышал, пытаясь успокоиться.
  - Тише, тише, Геворг. Мы во всём разберёмся: ты пришёл ко мне за помощью, и получишь её. Только не нужно паниковать. Тебе следует знать, что галлюцинации - это симптом.
  - Симптом психического заболевания?- тихо прошептал Геворг.
  - Не всегда. Галлюцинации - основной признак шизофрении, это правда. Но они могут появляться и у совершенно здоровых людей, если мозг длительное время подвергался перегрузкам, недосыпанию и стрессам. Или под воздействием наркотических препаратов...
  - Я ничего не принимаю!- возмутился Геворг, сжав подлокотники кресла побелевшими пальцами.
  - Ты мой пациент, и я не имею права разглашать то, что сказано в стенах этого кабинета. Ты можешь и должен быть полностью откровенным со мной, чтобы мы во всём разобрались.
  - Повторяю, я ничего не принимаю, и никогда не принимал!- яростно процедил сквозь зубы Геворг, глядя застывшим взором на красные туфли Халины Марудо.
  Красные.
  Как губы Сарасвати...
  - Хорошо. Хорошо, я тебе верю. Значит, пока что будем исходить из предположения, что ты не шизофреник, и посмотрим, что с этим можно сделать. В последнее время в твоей жизни что-то происходило?
  - Происходило?.. Не совсем понимаю.
  - Ты плохо спишь по ночам, не высыпаешься. Я заметила, что ты сильно похудел с тех пор, как мы виделись. Тебя что-то тревожит?
  Надо было что-то ответить, но Геворг не мог оторвать взгляда от красных туфель женщины. Её лодыжки казались такими изящными, а белоснежная кожа стоп ещё сильнее подчёркивала дерзкий дизайн обуви... Юноша поймал себя на мысли, что откровенно жаждет увидеть её пальцы.
  - Похищение. Профессора Морана. Вы же слышали?
  - Конечно, я так и подумала... Ты видел, как это произошло?
  - Да.
  - Расскажи мне, что ты почувствовал, когда это случилось?
  - Почувствовал?- Геворг пристально посмотрел Халине Марудо в глаза и понял, что находится в полнейшем замешательстве, поскольку не помнит, что чувствовал в тот момент. Воспоминания отражались в голове, словно кадры давно просмотренного кинофильма. Должно быть, он чувствовал гнев...
  - Гнев.
  И страх...
  - Страх.
  Беспомощность...
  - И беспомощность. Я... был в коляске, и не успел остановить похитителя.
  - Ты чувствуешь вину?
  Геворг кивнул, не отводя взгляда от ярких туфель психолога. Зачем она надела красную обувь? Чёрное платье, закрытого покроя, чёрные клипсы в ушах - минимум во всём. И кричащие, красные туфли, похоже на кровавые бутоны цветков-хищников, которые сжались вокруг изящных стоп. Зачем она их надела?! Как будто специально!
  - Геворг?
  Юноша резко поднял глаза, и тут же вжался в кресло: лицо Марудо стало одним смазанным пятном в ореоле чёрного тумана.
  - Геворг, что с тобой?!
  - Это происходит... прямо сейчас, я!..
  Женщина подалась вперёд, чтобы взять Геворга за руку, но он быстро отдёрнул ладонь и буквально побелел от ужаса. Кажется, у него даже волосы на голове встали дыбом...
  - Успокойся! Геворг, ты должен успокоиться - всё это не по настоящему, твой разум играет с тобой! Давай же...
  Юноша вскочил на ноги, бросил на Марудо последний отчаянный взгляд и, не говоря ни слова, выбежал вон из комнаты.
  Полумрак коридора, ступени и скрип входной двери - всё смешалось в паническом бегстве. Оказавшись на узком тротуаре, граничащем с автострадой, Геворг позволил себе отдышаться, но даже сама улица, на которой стоял дом, показалась ему холодной, неприветливой и пустынной - улица промышленного района. Тёмные глаза офисных домов тоскливо проводили сгорбленную спину Геворга до тёмного переулка и равнодушно отвернулись. Впрочем, у них хотя бы фасады не были смазаны чёрным облаком, в отличие от людей.
  Геворг прислонился к холодной кирпичной стене и медленно сполз на асфальт, не заботясь о сырости и простуде.
  "Я просто сошёл с ума, это происходит не по-настоящему. Как в том фильме, когда математик видел несуществующих людей!.. Но он же смог с ними справиться - просто начал игнорировать. Почему я не могу поступить так же? Да всё потому, что я чёртов слабак! И мне страшно... очень..."
  Геворг достал из кармана куртки мобильник, и привычным кликом открыл телефонную книгу: надпись "Отец" засветилась в темноте, как спасательный круг. Пошли гудки, и юноша с ожиданием прижал телефон к уху. Он так давно не разговаривал с отцом! Попросил не звонить и только присылать смс-ки, а сам отвечал на них через раз. Пшемек обладал золотым терпением...
  - Да, сынок? Что-то случилось?
  - Нет, па, всё хорошо. Просто решил позвонить, знаешь... соскучился.
  - А-а-а, хорошо. Как у тебя дела?
  - Ну, нормально. Хожу в универ, всё как всегда. Ты как?
  - Я нормально! Работаю потихоньку: заказчик подкинул ещё проект, и мы теперь ходим в две смены. Делов хватает! На кухне кран сломался, теперь приходится всё мыть в ванной, пока не починю,- Пшемек хрипло рассмеялся.- А когда чинить? Сам понимаешь, выходных у нас не так много. Ты не приехал на зимние каникулы...
  - Да, решил не тратить деньги на билеты, всего ведь неделя!
  - Ну, ты же приедешь летом?
  - Постараюсь - если не найду работу. Не могу же я всё время у тебя на шее сидеть!
  - Ты и не сидишь...
  Геворг вспомнил о тех деньгах, которые он отослал назад отцу. Нельзя сказать, что юноша не нуждался в средствах, но пенсии по инвалидности ему вполне хватало, а выплачивать её должны были перестать к августу. Чёрт... как он вообще мог думать о таких мелочах, когда с ним творилось ТАКОЕ?!
  - Пап, мне надо идти. Я ещё как-нибудь позвоню.
  - Подожди, сынок! У тебя с учёбой всё в порядке?
  - Да, да. Сессию закрыл. Правда, две тройки, но я подтянусь.
  - Ну, хорошо. Тогда пока, наверное.
  - Да, пап, пока!
  Сбросил звонок и тяжело вздохнул. Он не мог рассказать. Как это вообще можно объяснить? "Пап, у меня всё хорошо, сессию сдал, но я тут, знаешь, немножко помешался: галлюцинации, паника - в общем, всё как обычно!"
  Может, он заболел? Какое-нибудь воспаление мозга, или опухоль в голове? Правда, пока он лежал в больнице после падения с лестницы, ему провели полное обследование. Врачи бы, наверное, заметили опухоль в голове? Или нет? Бред какой-то...
  Геворг поднялся с холодного асфальта и пошёл в сторону освещённой улицы, надеясь быстро сообразить, как ему попасть домой. Рука машинально легла на шею, чтобы проверить, на месте ли его амулет? Тровант как всегда был тёплым на ощупь, это чувствовалось даже сквозь ткань свитера.
  "Должно быть, нагревается от моего тела"
  Внезапно прямо перед Геворгом возникла молодая парочка, зачем-то решившая свернуть с многолюдной улицы в тёмный проулок. Девушка и парень в одинаковых плащах песочного цвета держались за руки, но не разговаривали между собой, и даже не смотрели друг на друга - просто целенаправленно шли вперёд. Заметив Геворга, они остановились. Геворг тоже замер в нерешительности. Складывалось ощущение, будто его загнали в угол и хотят ограбить, хотя молодые люди не подавали никаких признаков агрессии. Наконец, юноша не выдержал и решил пройти мимо них, но стоило ему сделать шаг, как девушка и парень тут же расцепили руки и встали по обе стороны от прохода, опустив головы.
  - Король... Король Мёртвых среди живых!
  - Муж Смерти, отец Великого Мора!
  Геворг вскрикнул от неожиданности и пулей проскочил мимо, оглядываясь на полоумных - опасаясь как бы они не набросились на него сзади! Он успел заметить, что их руки, соединённые вместе пока они шли, теперь сильно кровоточили - песочные рукава плащей быстро пропитались тёмной влагой, а с пальцев дробно срывались чёрные капли.
  - Сумасшедшие! Психи какие-то!- Геворг с облегчением выскочил на освещённую улицу, по которой даже в позднее время прогуливались люди, и постарался вглядеться во тьму переулка: кажется... они ещё стояли там, опустив головы и бормоча какие-то заклинания.
  - Что за чёрт...,- юноша решил выбросить этот эпизод из головы, но стоило ему оглянуться на прохожих, сердце пропустило удар и заколотилось где-то в области желудка.
  Лица людей были смазаны чёрным туманом, а рядом с ними... вышагивали, как покорные слуги, толпы прозрачных теней! Их было так много, и они шли так плотно, что просто заполнили собой всё свободное пространство тротуара, искажая свет фонарей своей подвижной прозрачностью. Их не задерживали ни фонарные столбы, ни стены домов - они выползали отовсюду и двигались в никуда.
  Геворг замер как вкопанный, поражённый фантасмагоричностью и ужасом происходящего - переутомлённый разум отказывалась даже испугаться как следует. Он стоял и наблюдал этот круговорот, когда группа проходивших рядом, ничего не замечающих молодых людей оказалась атакована тенями. Сразу несколько чёрных пронырливых тварей прошмыгнули внутрь их тел, и прохожие замерли. Наконец, они медленно повернулись к Геворгу и молча уставились на него.
  - Ч-что?! Я, я...,- Геворг начал медленно отступать, но парни не собирались его преследовать, они просто склонили головы и мерно заговорили в один голос:
  - Вот идёт Король Мёртвых, Король Мёртвых среди живых. Муж Смерти, отец Великого Мора. Вот идёт Король Мёртвых, Король Мёртвых среди живых, муж Смерти, отец...
  Геворг бросился в бегство, споткнулся и слетел с тротуара на дорогу, по которой шло оживлённое движение автомобилей. Послышался визг тормозов, в лицо ему ударил ослепительный свет фар. Юноша сжался и зажмурился, но удара не последовало - водитель успел затормозить. Открыв глаза, Геворг с ужасом понял, что с ним творится что-то совсем невероятное: образ вышедшего из машины водителя расплылся в каком-то грохочущем и надрывно гудящем тумане, свет улицы померк, и над головой засияла огромная для здешних широт белолицая луна. Её круглые вечно удивлённые кратеры внезапно пришли в движение, подражая человеческой мимике, и Геворг явственно услышал шипящий голос:
  - Умаир Теруме Иввиено Те, Соишта, Соишме...
  
  ***
  Когда Раду подоспел, было уже поздно: парень лежал на дороге, весь содрогаясь в припадке. Водитель притормозившей машины отчаянно пытался вызвать скорую, но что-то стряслось со связью, и его мобильник даже не пропускал гудки - просто мёртво молчал.
  - Да что за ***ня! Эй, приятель! У меня что-то с телефоном, позвони в скорую! Этот полоумный выскочил на дорогу прямо перед моей машиной!
  Раду склонился над пареньком и достал свой мобильник - зелёные штрихи связи отсутствовали и у него.
  - Надо отвезти его до ближайшей больницы...,- он обратился к водителю, но прежде чем успел договорить, услышал его вскрик и оглянулся: мужчина стоял, недоуменно разглядывая свой телефон.
  - Кажется, я куда-то дозвонился... Но это точно не больница.
  Раду уже порядком надоела эта ситуация: нужно было срочно оказать Геворгу помощь, а они глупо топтались на месте - поэтому он резко вскочил и выхватил мобильник из рук оторопевшего водителя. Приложил трубку к уху, и сам остолбенел на пару мгновений:
  "Вот идёт... Король Мёртвых... Шшшш... Король Мёртвых среди живых... Шшшш... Муж Смерти... Шшшш..."
  - Боже мой, что за штука?! Это какой-то телефонный терроризм?- вопрошал водитель, нервно переминаясь с ноги на ногу.
  - Не знаю,- озадаченно ответил Раду, захлопывая телефон.- Сейчас не до этого. Нужно отвезти парня в больницу.
  - Конечно! Да-да... Вы мне поможете?
  Они вдвоём затащили извивающегося Геворга в машину и уложили на заднее сидение. Раду выразил желание сопроводить парня в больницу, чем вызвал невероятное облегчение водителя.
  - Клянусь, я успел затормозить, моя машина даже не коснулась его! Он просто свалился с тротуара и начал биться в агонии - так ужасно... Но это странно, что нет связи! И этот звонок... Я вроде перестал набирать скорую, он как будто сам включился,- мужчина рассмеялся, нервно похлопывая по баранке руля,- ну не странно ли всё это?!
  - Странно...,- буркнул в ответ Раду, то и дело оборачиваясь назад, чтобы проверить как там Геворг.
  - Я не параноик, и не верю во всю эту чушь с теориями заговора... Но вам не показалось, что на нас пялилась целая толпа народу, пока мы возились над парнем?
  - Люди всегда пялятся, вместо того, чтобы помочь!- едко ответил Раду, проверяя мобильник - связи всё ещё не было.
  - Но тогда... почему они продолжают пялиться на нашу машину?
  Лебовски непонимающе посмотрел на водителя, и проследил его взгляд: они проехали уже целый квартал, но прохожие, завидев их машину, начинали останавливаться и ПЯЛИТЬСЯ на их машину, провожая взглядом.
  - Чт... что происходит, чёрт побери?!- Раду приник к стеклу и всмотрелся в темноту улиц: прохожие останавливались, и так и оставались стоять беспорядочными шеренгами, развернувшись лицом к их машине, словно увидели нечто настолько важное, что заставило их позабыть о своих проблемах и заботах.
  - Это уже не смешно! Я что, попал в какое-то придурочное телешоу?!- взвизгнул водитель, заметив, что водители встречных машин смотрят на них, поворачивая головы и не глядя на дорогу.- Эй, вы! Что происходит?!
  - Я не знаю!- зло рявкнул не менее испуганный Раду.- Просто езжай вперёд, больница в трёх кварталах!
  - Боже, спаси и помилуй нас... Это всё из-за мальчишки! Это всё из-за него!
  Водитель не выдержал и резко затормозил прямо посреди улицы - чудо, что в них никто не врезался - выскочил из машины и бросился прочь, оставив дверь распахнутой.
  - Да он издевается!- Раду перебрался на водительское место, захлопнул дверь и дал по газам.- Держись, Геворг, что бы там ни было, умереть я тебе не дам!
  Он принялся обгонять встречные машины, которые всё чаще останавливались прямо посреди улицы, теперь даже опережая их появление. Внезапно на заднем сидении послышался шорох, и Раду на плечо опустилась холодная рука, крепко сжала:
  - Останови.
  Мужчина еле справился с управлением от неожиданности.
  - Геворг! Слава Богу! Тебе лучше?
  Парень привстал с сидения и наклонился к самому уху детектива:
  - Останови этот агрегат.
  - Что?! О чём ты? Что за чушь?!
  Видимо поняв, что Лебовски не собирается его слушать, Геворг протянул вперёд руку и коснулся приборной доски - она мгновенно потухла, мотор заглох.
  - А?!- Раду в панике нажал педаль тормоза, и движущаяся по инерции машина резко встала.- Ты что творишь?! Как ты это сделал?
  Вместо ответа юноша плюхнулся обратно на сидение и пристально посмотрел Раду в глаза.
  - Как тебя зовут?
  Мужчина решил, что у Геворга помутился рассудок, поэтому не стал отвечать, отчаянно размышляя над возникшей ситуацией. Машина заглохла, а вокруг продолжали останавливаться другие автомобили, и их водители просто сидели, уставившись на...
  - Как звучит твоё имя?
  - Раду Лебовски... Геворг, ты не помнишь меня?
  - Ра-а-аду Лебовски... Со-о-и-и-шта-а-а... Тебе лучше уйти, Раду Лебовски.
  - Геворг, тебе нужно как можно скорее попасть в больницу. Здесь недалеко, ты должен пойти со мной.
  Юноша скрестил руки на груди и недовольно повёл чёрной бровью. Его лицо светилось в темноте, как фарфоровая чаша...
  - Ты хочешь увидеть это? Ну что ж...
  Геворг откинулся на сидении и закрыл глаза. Его руки поднялись к горлу и начали гладить кожу, ключицы, как будто... он ласкал себя, проводя пальцами по чёрным волосам, векам и губам.
  - Он так красив... не так ли?- прошептал Геворг, внезапно сверкнув глазами в темноте и глядя Раду прямо в глаза.- Посмотри, Соишта! Это тело было создано для меня, выращено под мои песни, и отдано мне по собственной воле... Смотри и запоминай: едва ли ты увидишь что-то подобное до своей смерти.
  Раду просто потерял дар речи. Нужно было срочно брать ситуацию под собственный контроль, иначе он рисковал сойти с ума вслед за Геворгом! Мужчина выскочил из машины, решительно обошёл её и распахнул заднюю дверь, намереваясь вытащить Геворга и силком привести в больницу, но стоило ему заглянуть в салон, как от ужаса волосы на голове встали дыбом: Геворг всё так же сидел, вальяжно откинувшись на спинку кресла, но на том месте, где туловище человека переходит в шею, у Геворга каким-то невероятным образом оказалось две шеи, и на них покоились две совершенно одинаковые головы. На шум они резко обернулись и оскалились - послышалось шипение и утробное рычание.
  - Мама дорогая!- Раду споткнулся и упал на спину, пытаясь отползти подальше.
  Головы тем временем снова расслабились и продолжили наслаждаться ласками рук, которых каким-то образом стало четыре...
  Раду смотрел и не мог отвести взгляд, не мог просто встать и убежать - даже глаза закрыть не мог - его словно парализовало. В какой-то момент он понял, что "Геворг" окончательно разделился, и теперь это были два абсолютно одинаковых человека, которые ласкали друг друга на заднем сидении машины под пристальными взглядами доброй сотни человек.
  "Я же брежу, да?"- промелькнуло в голове Раду, прежде чем он окончательно запутался в тумане своих мыслей и провалился в обморок.
  
  Раду очнулся в светлой больничной палате, судя по койкам и стандартным тумбочкам, заваленным лекарствами. В комнате никого не было, и он попытался встать с кровати, чтобы позвать медсестру и разведать обстановку. Тело оказалось слабым и ватным, ноги не слушались его, а голова начала кружиться, как только он оторвал её от подушки. Внезапно дверь отворилась, и в палату зашла полная женщина в белом халате и с передвижной капельницей.
  - Что это вы делаете?! А ну-ка, живо в постель! У вас же сотрясение мозга, молодой человек, вам нельзя вставать!
  - Сотрясение мозга?- Раду, хоть убей, не помнил, как здесь оказался, и что вообще произошло.
  - Ну да! Вчера ведь с вами разговаривал доктор. Вы попали в аварию и три дня пролежали в коме. Слава Богу, очнулись!
  - Авария? Кома? Я ничего такого не помню...
  Медсестра тем временем закатала рукав его больничной пижамы и наложила жгут на предплечье.
  - Поработайте рукой. Странно, что вы не помните: вчера вечером вы сами рассказали доктору, как поехали на приём к психологу, и не справились с управлением! Он даже пригласил полицейского, и тот запротоколировал ваши показания. Я хорошо это помню.
  Медсестра ввела ему в вену катетер и отрегулировала скорость закапывания.
  - Полежите вот так, я вернусь через пятнадцать минут.
  - Подождите!- она обернулась.- Но как... Со мной ещё кто-то был в машине?
  Женщина пожала плечами и улыбнулась:
  - Вы вроде бы говорили, что были один в машине. Неужели ничего не помните? Я скажу об этом доктору Звиннику. Не переживайте, он с этим разберётся!
  Дверь в палату захлопнулась, и снова повисла приятная расслабляющая тишина, полная утреннего света, танцующих пылинок и приглушённого щебета птиц за окном.
  "Я ехал к психологу и попал в автокатастрофу. Я не справился с управлением. Я был в машине один. Я... ничего не помню!"
  Раду подождал, пока раствор полностью прокапается, и сам вытащил из вены катетер. Ему уже было значительно лучше, и захотелось пройтись - похоже, он действительно провалялся без движения несколько дней. В коридоре было на удивление тихо: ни пациентов, ни персонала. Раду решил, что они все на завтраке, и побрёл в сторону поста главной медсестры в надежде выяснить, что это за больница, и где его личные вещи. Проходя мимо одной из палат, он случайно бросил взгляд внутрь и остолбенел: на койке, до подбородка укрытый простынёй и в кислородной маске - лежал Геворг Сирумем. Раду огляделся по сторонам и вошёл внутрь, стараясь не шуметь: в палате лежало ещё несколько человек, подключенные к аппаратам жизнеобеспечения, похоже, все они были в глубокой коме...
  - Что за чёрт?..- Раду подошёл ближе и тронул неподвижного Геворга за руку - никакой реакции не последовало.- Не может быть... я же...
  "Я же - что? Видел его? Или, может, он был со мной в машине?! Дьявол, я ничего не помню, но откуда у меня такое чувство, будто эта медсестра мне солгала, и я был там не один?! Дьявол!"
  - Господин Лебовски? Что это вы здесь делаете? И почему не в своей палате?- послышался в дверях удивлённый мужской голос.
  - Ох, доктор Звинник, вы меня напугали...
  "Стоп!"- Раду обернулся и оглядел совершенно незнакомого человека, которого он, почему-то, узнал, и даже назвал по фамилии. Доктор оказался плотным мужчиной с чудесной белой бородкой и добрыми глазами на пухлом лице,-"Что происходит? Я могу поклясться, что вижу его впервые в жизни!"
  - Это ваш знакомый?- Звинник подошёл ближе и с отеческой добротой поправил на Геворге одеяло.- Бедный мальчик, уже два месяца как в коме!
  - Два месяца в коме? Как это возможно, я же...
  - О! Люди лежат и по многу лет, не приходя в сознание - в этом нет никакого прецедента.
  - Но что с ним случилось?
  - Да уж, неприятная история. В декабре произошло похищение профессора Ворцлавского университета, вы же помните? Нашумевшее дело... Парень первым забил тревогу, но его и слушать не стали. И он в инвалидном кресле в метель сам добрался до полицейского управления, чтобы привлечь их внимание. Там и впал в кому, мои коллеги считают - от нервного перенапряжения. Жаль паренька, такой молодой... Неизвестно, придёт ли он когда-нибудь в сознание, или останется вот так лежать мёртвым грузом на плечах у родителей... Так! Навестили знакомого? Теперь возвращайтесь-ка в свою палату и будьте паинькой! Не хватало, чтобы вы тоже слегли.
  Раду послушно вернулся в свою палату и в глубокой растерянности присел на кровать. В его памяти словно начали существовать два параллельных друг другу мира.
  В одном из них он видел, как молодой паренёк отключается в инвалидном кресле прямо напротив его стола, и скорая забирает его, констатируя кому. Помнил, как потом обнаружилось, что мальчишка оказался прав, и профессора Морана действительно похитили неизвестные. Как тело женщины нашли в Одре по весне. Как Раду начал посещать психолога - молодую женщину Халину Марудо, пытаясь справиться со стрессом и чувством вины перед парнем в инвалидной коляске...
  В другой версии своей памяти он видел, как тем самым декабрьским днём Геворг, пытаясь доказать свою правоту, вскочил из инвалидного кресла и встал на ноги. Как потом Раду взялся за поиски профессора и начал подозревать паренька в ещё не доказанном убийстве... Как проследил за Геворгом до офиса Халины Марудо...
  
  Женщина психолог.
  
  Раду не мог видеть её, если он действительно следил за Геворгом! Но в другой версии памяти юноша хорошо знал невысокую приятную леди с каштановыми волосами... Значит, дело оставалось за малым: встретиться с Халиной и всё выяснить! Если Марудо в действительности будет выглядеть так, как он её помнил, это поможет определиться с истинностью воспоминаний.
  План действий был ясен - оставалось только набраться большого терпения, потому что врачи не желали отпускать Раду из больницы. Они снова и снова проводили анализы, ставили ему капельницы, после которых мужчину бросало в тягучий томительный сон, делали снимки головного мозга... Раду уже ненавидел унылые белые стены своей палаты. Единственный раз к нему заглянули коллеги из отделения, но надолго не задержались - у всех семьи, всем надо спешить. В итоге Лебовски провалялся в больнице ещё неделю. К концу его "заключения" погода на улице окончательно перешла в режим "весна" и, если не считать слякоти, была просто чудесной. "Самое время, чтобы назначить встречу одной молодой даме",- решил Раду, с воодушевлением вдыхая полной грудью. Улицы Ворцлава оказались запружены студенческой молодёжью и престарелыми парочками, которые, наконец, выбрались из зимней спячки, чтобы погреть свои косточки на солнце. Остальное население города либо ещё не умело самостоятельно передвигаться, либо тоскливо смотрело на весну из окон рабочих офисов, планируя вечернее дефиле по набережной или поход в ресторан.
  Раду не торопился звонить Халине в середине рабочего дня: сначала заглянул домой, чтобы проверить, всё ли в порядке - вдоволь постоял под горячим душем, побрился, сменил костюм... Он был ещё очень молод, хорош собой и любил приодеться; женщины не раз делали комплименты его внешнему виду. Но всё это баловство - словно маскирующая сетка - скрывало одно лишь стремление: добиться своего, во что бы то ни стало. Раду был упрям по природе своей: он не мыслил жизни без методичного движения к намеченной цели, даже если это его стремление было неразумно, безрассудно и опасно. Особенно если безрассудно и опасно.
  В три часа по полудню Раду нашёл в справочнике телефон госпожи психолога и позвонил. Женщина ответила очень официально, так что Лебовски не смог понять, знакомы они, или нет. В любом случае, он назначил встречу на восемь вечера в людном кафе у Собора Святого Иоанна, и приготовился.
  Вечер выдался прохладным и ясным. Шпили Собора Святого Иоанна кололи небо выше обычного, и где-то там высоко уже начинали моргать крохотные звёздочки. Раду пришёл в кафе на полчаса раньше и занял подходящую для наблюдений позицию: у стеклянной витрины, из которой отлично просматривалась освещённая фонарями улица и тёмная громада собора. Ждать было недолго, но Раду нервничал. Внутри него словно закручивалась тугая спираль, не дававшая расслабиться. Краешком сознания Раду понимал, что в его воспоминаниях: и в правильных, и ложных - есть своя толика истины, и от этого ему становилось ещё страшнее, ведь тогда он совершенно запутывался в происходящем. Юноша отчаянно надеялся разрубить этот Гордеев Узел одним ударом - с приходом психолога. Поэтому ожидание становилось совершенно невыносимым.
  
  Как только Халина Марудо появилась в дверях "Далилы и Самсона", Раду узнал её. То есть, он никогда не видел её прежде: лицо было ему совершенно незнакомо. Но... какие-то едва заметные черты хранились в памяти: фигура, рост, каштановые волосы, любовь к красному... Как будто кто-то прошептал ему на ухо, как должна выглядеть Халина Марудо, и теперь Раду просто примерил этот образ на невысокую женщину, которая уверенно шла к его столику.
  - Господин Лебовски! Рада, что вы в добром здравии. Не предполагала увидеть вас так скоро... Я слышала, вы попали в автокатастрофу? Если хотите, я проведу первый сеанс прямо сегодня - остальные согласуем с моим расписанием.
  Раду откинулся на спинку стула, пытаясь совладать с собой. Сердце неровно перестукивало в груди, в голове всё смешалось...
  Она знала его.
  Знала, его имя, как он выглядит. Раду был почти уверен, что она знала и более сокровенные вещи, какие он поведал бы только священнику на исповеди - это читалось во взгляде её карих, с отливом красного дерева, глаз. И в то же время, Раду понимал, что она лжёт. Непонятно откуда - просто знал, чувствовал. Эта женщина опасалась своего собеседника: она сидела выпрямившись, отстранившись от стола, её белые руки в чёрных кожаных перчатках, покоились, сложенные, на коленях, ноги под столом - тоже скрещены. Но в глазах вызывающее спокойствие.
  Она боится, потому что знает, что я знаю.
  - Халина...
  Женщина кивнула, и выжидательно уставилась на Лебовски. Холодная улыбка. Красная помада. На дне её зрачков дрожали едва заметные пятнышки страха.
  - Что... Что вы будете заказывать? Я думаю, нам следует для начала подкрепиться, а потом уже обсуждать дела. Вы же не против? Я знаю, это выходит за рамки наших отношений психолога и пациента, но...
  - Салат,- она улыбнулась и кокетливо продолжила,- небольшой ужин никак не повредит нашим "отношениям психолога и пациента"!
  Ужин длился не более получаса. За это время они успели немного поговорить о погоде, перемыли косточки некоторым местным политикам и обсудили новое расписание сеансов психотерапии. Раду шутил и слегка заигрывал, старался быть самим очарованием, но на самом деле он дьявольски хотел оказаться как можно дальше от насквозь лживой Халины Марудо.
  Инстинктивно Раду попытался убедить женщину в том, что она надеялась услышать при встрече: он ничего не помнит, а то, что помнит, полностью согласуется с официальной версией произошедшего. Ведь кто-то, стоящий за психологом, хотел, чтобы Раду помнил именно это, и ничего больше? Кто-то настолько могущественный, что почти добился успеха в своём невероятном стремлении! Ведь гораздо проще было бы убить надоедливого детектива, если он мешал... Мешал чему?
  Этот вопрос свербил в мозгу Раду, не давая покоя. Он не видел мотивов, но с каждым днём находил всё больше подтверждений широкомасштабного заговора. В преступную группировку входили и сотрудники больницы, и профессора Ворцлавского Университета, и даже (трудно представить!) вышестоящие коллеги Лебовски! Мужчина понял это, когда начал перебирать все ниточки заново: прошёлся по преподавателям и одногруппникам Геворга Сирумем, переговорил со своими коллегами из отделения. Выяснилась ошеломляющая вещь! Все они либо не могли припомнить точно, что произошло с юношей, либо придерживались лживого варианта развития событий! Ещё большее разочарование Лебовски испытал, когда доложил обо всём этом безобразии своему начальству. Седобородый и глубоко уважаемый капитан отделения полиции Ворцлава - Мирослав Кладень - которого Раду почитал за своего наставника, сначала сделал круглые глаза и попытался убедить Раду, что он что-то напутал! Мол, шестнадцатого декабря Геворг Сирумем действительно упал к его ногам без чувств в отделении полиции, а позже впал в кому в больнице! Когда же Раду возмущённо попытался протестовать, старик рассердился и приказал ему взять больничный или отпуск. Услышать такое от человека, к которому пришёл за помощью, оказалось чертовски неприятно. Лебовски не хотел верить, что Кладень каким-то образом замешан в этом. Но ему пришлось. Геворг Сирумем, профессор Сарасвати Морана, психолог Халина Марудо, сектанты "Секты э Морти Апостолулуй", полицейские, даже сам он - Раду Лебовски - все оказались связаны в какой-то непонятной, но оттого не менее опасной игре с головокружительными ставками! Только вот Раду оказался на стороне закона в полном одиночестве, а против него выступала целая сеть из лжецов, преступников и фанатиков.
  И никаких ответов.
  Ни мотивов, ни подозреваемых.
  
  
  Раду Лебовски ушёл в трёхнедельный отпуск, а сразу после этого подал заявление на увольнение. Мужчина больше не верил в правосудие - ложь чудилась ему всюду. Какая-то скрытая идея красной нитью протянулась через весь Ворцлав и за его пределы, опутала людей - Раду был просто обязан что-то сделать! Хотя бы ради себя и своих затуманенных воспоминаний...
  
  Увольнительные и пособие по безработице не могли обеспечить молодого перспективного человека; чтобы как-то поддерживать своё существование и в то же время не оставлять расследование, Раду пришлось работать на подённых работах, часто по ночам. Но он не оставлял попыток раскопать компромат на своих основных подозреваемых: профессоров Ворцлавского университета и членов "Секты э Морти Апостолулуй". Лишившись информационной базы полиции, Раду пришлось работать "вручную", по крупицам собирая информацию. Он начал тщательно следить за влиятельными фигурами секты, вскрывая их почту, записывая встречи, отслеживая звонки (совершенно незаконными методами, к слову сказать). И в итоге это дало свои результаты.
  
  Раду удалось составить полноценную картину доходов секты от вливаний каждого нового члена. Адепты долго обрабатывали своих "жертв", возили их на ритуалы (которые, к сожалению, Раду так и не удалось увидеть), помогали решать финансовые проблемы, держали под постоянным контролем, и, в конце концов, те сами отписывали своё имущество в копилку секты! Всё это делалось с исключительным мастерством - не подкопаешься: деятельность "Секты э Морти Апостолулуй" по части законности можно было сравнить разве что с накрахмаленной простынёй. Раду оставалось только наблюдать, как люди постепенно сходили с ума и отдавали всё своё имущество ради эфемерной идеи, превращаясь в бесплатных рабов. Доход секты от каждого человека ежегодно составлял около полутора миллионов крон! Можно было только представить с каким рвением адепты секты стремились заполучить новых прихожан!
  Больше всего Раду интересовало, что же такого удивительного происходило на "ритуалах", после которых будущие сектанты выходили совершенно другими людьми. Лебовски как-то увидел вблизи одного из новообращённых, когда он покидал собрание: мужчина был бел, словно полотно, а его обезумевшие от страха глаза смотрели сквозь предметы - он даже не заметил возникшего из-за поворота Раду, и прошагал мимо, напоминая испуганного зомби.
  Заинтересовавшись "ритуалами", Лебовски начал пристальней следить за непосредственными участниками этих регулярных действ, и вскоре обнаружил среди посетителей тщательно маскирующихся "жрецов" секты, которые вели собрания. С исключительным терпением юноша ходил за ними по пятам в любую свободную от работы минутку, и, в конце концов, услышал нечто, ради чего ушёл из полиции, и что уже не надеялся услышать.
  Это случилось в начале августа, когда Раду в который раз следил за двумя "жрецами" секты и вошёл следом за ними в прохладное кафе. Лебовски мог гордиться своими способностями к слежке: он был уверен, что за все эти месяцы его ни разу не засекли, и потому вальяжно расположился за соседним столиком, заказав себе мороженое. Мужчины шептались о чём-то сокровенном и тихонько посмеивались, к чему Раду уже привык и вслушивался лишь краем уха. Он знал, что о серьёзном они заговорят чуть тише и отчётливее. Так и случилось: худой лысоватый мужчина с огромными ушами, в одно из которых была вставлена замысловатая чёрная серьга, вдруг получил телефонное сообщение и, прочитав его, замер. Собеседник напрягся и весь подался вперёд:
  - Что там, Де́нис?..
  - Двадцать восьмого. Владеш, это случится двадцать восьмого!
  - Неужели всё решено?!
  - Мне приказали готовить жертвоприношение...
  Последние слова "Де́нис" прошептал так тихо, что Раду пришлось замереть с ложкой холодного пломбира во рту, отчего секунду спустя у него отнялся язык и на глазах навернулись слёзы.
  - Это... серьёзно? То есть, мы же никогда... мы сами не знаем, что произойдёт! Полвека прошло, всё это похоже на сказки!
  Денис ответил не сразу, и Раду услышал, как Владеш неудобно заёрзал на диванчике.
  - Как ты можешь сомневаться, ты же видел её! Мы все видели! Адепты были правы, они знали, о чём говорят: секта не живёт на пустом месте! Двадцать восьмого. Либо Геворг Сирумем, либо госпожа Морана. Адепты решили, мать должна выжить...
  - Это мудро.
  - Необходимо. Мы должны начать приготовления. И... нужно будет как-то сообщить отцу.
  - Пшемек знал, что рано или поздно это случится!- неожиданно сурово отчеканил Владеш.- Сам отдал его нам.
  Мужчина встал из-за стола и, не прощаясь, пошёл к выходу, а Денис остался сидеть, ковыряя ложечкой своё растаявшее крем-брюле. Стараясь не вызвать подозрения, Раду покинул кафе вслед за Владешем, но на этот раз пошёл в противоположную сторону.
  
  ***
  Двадцать шестого числа в одиннадцать часов пятнадцать минут Раду Лебовски, бывший офицер полиции, прибыл на станцию Кеременша - железнодорожную станцию города Тыргу-Теуш. Августовское солнце в Румынии было таким же беспощадным, как и в Польше: Раду весь взмок, пока добрался до едва обозначенной на крошечной туристической карте улицы под коротким названием "Така". Дом восемнадцать встретил незваного гостя пыльными окнами и неприветливым фасадом - здесь, по сведениям отдела кадров Ворцлавского университета, находился на попечении отца так и не пришедший в себя из комы Геворг Сирумем, которого сумасшедшие адепты "Секты э Морти Апостолулуй" задумали принести в жертву, ради достижения своих целей...
  Раду бросил всё и купил билет на первый же рейс в Румынию, когда услышал разговор "жрецов" в кафе-мороженое. Он твёрдо решил защитить парня, и с его помощью вывести преступную банду на чистую воду. Оставалось только привлечь на свою сторону отца Геворга.
  
  Поднявшись на второй этаж, Раду замер перед дверью с висящим на длинной цепочке крохотным колокольчиком. Пальцы сами потянулись к нему, но Раду одёрнул себя и заставил громко постучать. Послышались тяжёлые шаркающие шаги, и юноша почувствовал, что его разглядывают в дверной глазок.
  - Кто вы?
  - Меня зовут Раду Лебовски, господин Сирумем! Я хочу поговорить о вашем сыне, Геворге!
  - Вы его университетский друг?
  Часто вопрос содержит в себе часть ответа, так что Раду не преминул этим воспользоваться:
  - Да! Мы учились в параллельных группах! Вы откроете?
  Пшемек не стал отвечать, но дверной замок щёлкнул, и в проёме показалась лысеющая голова с клочками абсолютно белых волос. Глаза Пшемека смотрели недоверчиво:
  - Зачем вы приехали?
  - Я хотел его увидеть.
  - Напрасный труд, молодой человек, Геворг сейчас у матери в Польше. Ничем не могу помочь.
  Он уже начал закрывать дверь, когда Раду налёг с другой стороны с отчаянным криком:
  - Стойте!
  - Это что ещё такое?!..
  - Подождите, впустите меня! Нам нужно поговорить, это очень важно и касается Геворга. Меня зовут Раду Лебовски, я детектив. Бывший... но это не важно! Я расследовал дело об исчезновении профессора Ворцлавского университета, госпожи Морана. Геворг ведь рассказывал вам об этом?
  - И что?!
  - Это сложно, но ваш сын в опасности! Люди, которые похитили профессора, охотятся за вашим сыном! Я не знаю, какая между ними связь, но я совершенно точно уверен, что адепты "Секты э Морти Апостолулуй" готовятся похитить Геворга!
  - Постойте... Что?! Какая чушь! Убирайтесь!
  - Нет!- Раду буквально втиснулся в узкий тёмный коридорчик квартиры Пшемека и спиной захлопнул дверь.- Выслушайте меня! Мне нужно узнать адрес вашей жены в Польше. Геворг в опасности, и я хочу ему помочь!
  - Вы с ума сошли! Я звоню в полицию, убирайтесь из моего дома!
  - Адрес вашей жены!- рассердился Лебовски, переходя на командный тон.
  - Немедленно покиньте мой дом!
  - Значит, они были правы... Вы сами отдали им сына! Поверить не могу.
  - Чт... О чём это вы?!- возмутился Пшемек, замерев с поднятой трубкой домашнего телефона.
  - Ни один нормальный отец не поступил бы так, как вы ещё с этим живёте?! Они травили его наркотиками! И его, и меня - потому что я сунулся не в своё дело! Они запудрили мозги всем вокруг, неужели и вам?! Что они вам рассказали, что он станет святым мучеником? Его имя войдёт в историю?! Что они вам наговорили?! Его просто убьют ради денег, неужели непонятно?! Вся эта мишура и фокусы - эти психологические пассы - только ради того, чтобы жертва сама поверила в реальность происходящего! А они следили, как вы медленно маринуетесь, вы оба, в собственном соку, всё больше убеждаясь в необходимости жертвы! Пшемек, это всё нереально! Они просто ждали, как пауки, чтобы Геворг сам поверил во всю эту чушь с Апостолом Смерти, чтобы добровольно пошёл на заклание, и тысячи новых денежных кошельков увидели это и уверились в своей новой вере! Наверняка в их планы не входило, чтобы парнишка впал в кому! Это ведь не так эффектно, когда убивают агнца на больничной койке - поэтому они так долго тянули? А вы, вместо того, чтобы защитить сына, просто отступили в сторону! Какой позор! Но у вас ещё есть шанс, и он перед вами прямо сейчас. Скажите мне адрес вашей жены, я обязан защитить вашего сына и дать занавес этой ужасной постановке!
  - Вы... Это...
  - Ну же!
  - Они уже забрали его. Два часа назад приезжала машина, они уже забрали его,- пробормотал Пшемек, нервно тряся головой, словно не верил собственным словам.
  Раду окинул взглядом видневшуюся из коридора комнату и понял свою ошибку: чистые и грязные простыни в кресле, использованная капельница в углу... Конечно, он был здесь!
  - Куда они повезли его?!- набросился юноша на старика.
  - Я не знаю!- со слезами на глазах завопил Пшемек, оседая вниз по стене.- Быть может... В главный приход Ворцлава... Не знаю!.. Я всего лишь рядовой член секты, у меня не спрашивали! Они сказали, он избранный! И я поверил! А вы бы не поверили?! Вы видели его?! Эта печать на лице, он же весь просвечивался насквозь! Мой сын, мой Воржик!
  Старик отчаянно разрыдался на полу, а Раду стоял и не шелохнулся. Наконец-то, наконец какая-то твёрдая почва! Он действительно был прав, ему не почудилось, и не привиделось. Он во всём оказался прав.
  Стряхнув накатившее оцепенение, Раду смерил холодным взглядом рыдающего на полу Пшемека и рявкнул:
  - Хватит! Поднимайся, бери свои документы и иди за мной!
  Пшемек, казалось, не слышал. Тогда юноша схватил его за плечо и хорошенько тряхнул:
  - Я сказал, собирайся! Ты должен мне помочь пробраться в секту.
  - Слишком поздно!- взвизгнул старик, заливаясь слезами, но Раду был неумолим. Звонкая пощёчина привела Пшемека в чувство и заставила выполнять чёткие приказы. Пшемек собрался за десять минут; не говоря больше ни слова, они отправились на вокзал.
  
  Дорога оказалась на редкость утомительной: не из-за длины - из-за напряжения. Раду больше времени проводил в тамбуре с сигаретой, чем в отдельном купе, которое заказал для себя и Пшемека. Старик выглядел убитым, но больше не впадал в истерику и не ныл, за что Раду был ему благодарен. На самом деле, у детектива не было никакого плана, он попросту не представлял, что будет делать, когда окажется внутри секты! На помощь полиции рассчитывать не приходилось, от Пшемека в его состоянии толку было мало... Единственным преимуществом Лебовски мог стать его пистолет - но просто защитить Геворга было недостаточно! Не он, так другой парнишка ляжет на жертвенный алтарь, и всё это продолжится, как отрепетированная театральная постановка! Выход был, но Раду сомневался, что сумеет достать всё необходимое достаточно быстро, чтобы успеть предотвратить жертвоприношение.
  События закручивалось на ось этого мерзкого действа: Раду не мог вступить в игру раньше, чтобы не спугнуть осторожных адептов и их верных "жрецов". Но он также не имел права опоздать...
  
  Поезд прибыл в Ворцлав ранним утром. Хотя с момента отбытия Раду прошли всего сутки, от жары не осталось и следа! Пассажирам пришлось буквально пробираться на ощупь в тумане, который накрыл город плотным покровом. На улице стало зябко и влажно, солнце, попытавшееся пробиться сквозь густой туман, тут же оказалось в окружении заунывно серых облаков и кануло в лету. Пшемек расценил это, как недобрый знак, и принялся перебирать крестики на своём браслете, пока шёл за Раду, петляя в бестолково движущейся к выходу толпе. Заметив это, Раду со злостью дёрнул его браслет, и бусины с деревянными крестами посыпались на мостовую.
  - Забудьте про эту чушь! Вам всё время лгали - так кому же вы молитесь?! Лучше выполняйте мои указания, и тогда мы спасём вашего сына. Мы - а не чудо!
  Пшемек растерянно глянул себе под ноги, но собрался с духом и кивнул детективу.
  - Хорошо. Мне нужно отлучиться по очень важному делу. Я изучил расписание работы секты - собрания обычно проходят поздним вечером, так что ещё есть время подготовиться. Вы будете ждать меня в гостинице. Когда я вернусь - объясню план наших действий. А пока идите в гостиницу Лаволь и ждите меня там. Вам всё понятно?
  Пшемек кивнул и повернулся идти, но Раду окрикнул его:
  - Господин Сирумем! Если вы передумаете и позвоните в секту, или своим друзьям в приход - вы погубите сына. Помните об этом.
  Пшемек ничего не ответил, и почему-то Лебовски ощутил странную тревогу в сердце, как будто должно было случиться что-то плохое. Нет, Пшемеку он верил! По глазам видел, как сильно отец боялся потерять сына... Но всё равно назревало что-то скверное. Даже погода выкидывала непонятные финты - затевала какую-то свою игру, неизвестно в чью пользу...
  
  Достать всю необходимую аппаратуру оказалось не так просто, хотя Раду знал нужных людей и уже выходил на них раньше. Пришлось выложить кругленькую сумму за "шпионский набор": несколько хороших мини-камер, вставленных в пуговицы, крошечные записывающие устройства с дистанционным выходом в интернет, датчики автоматического включения на звуки голоса, фильтры шума... И ещё много такого, с чем Раду приходилось работать, но в чём он мало соображал.
  План Лебовски был давно избит фильмами, книгами и детективными сериалами, но он был прост и в каком-то смысле надёжен. По крайней мере, Раду не приходилось привлекать дополнительных людей - важный фактор, учитывая, сколько сторонников среди полиции насчитывала в своих рядах "Секта э Морти Апостолулуй". Детективу нужно было только получить хорошие кадры, подтверждающие намерения адептов убить юношу на жертвенном алтаре. Тогда - при хорошей игре - он сумел бы спасти мальчика, и разоблачить адептов... План, основанный на куче неизвестных и переменных, но у Раду не было другого, поэтому он полагался на удачу и на чудо. Да! Пусть Пшемек верит в их план - детективу, знающему все его слабые места, оставалось только чудо...
  
  Вернувшись в гостиницу, Раду застал Пшемека за молитвой, но на этот раз ничего не сказал и молча позволил старику закончить свой ритуал.
  - Каков наш план?- тихо поинтересовался господин Сирумем, поднимаясь с колен.
  - Вы должны будете пойти в секту и настоять на том, чтобы вам позволили смотреть на жертвоприношение.
  - Но мне не разрешат! Они не допустят меня!
  - Откуда такая уверенность?- недовольно поморщился Лебовски, заранее знавший, что здесь будет загвоздка.
  - Я уже просил, когда они забирали Геворга, и мне отказали!
  - Господин Сирумем, вы обязаны попасть туда, без этого у нас ничего не получится!
  - Но как... как же мне сделать это?!
  - Я не знаю!- Раду прошёлся по комнате, меряя пол из угла в угол.- Вы же отец! К тому же преданный настолько, что отдали своего ребёнка на смерть! Неужели они не допустят вас?! Неужели они будут сомневаться?!
  - Вы не знаете их... Когда дело касается ритуала Мораны, всё должно быть приготовлено идеально - в этом весь смысл ритуала! Даже если я попрошусь во второй раз...
  - Мы обязаны попробовать,- твёрдо отчеканил Лебовски,- другого плана у меня просто нет...
  
  Они подъехали к территории секты за пару часов до заката: Раду справедливо полагал, что главное событие вечера, как и всегда, начнётся не раньше одиннадцати, поэтому засветло незаметно обвёл Пшемека вокруг территории, выспрашивая у него, где что находится. Пшемек не знал точного местоположения тайно-залы Ворцлавского прихода, но был уверен, что это подвальное помещение с восточной стороны здания.
  - Понимаете, ритуал Мораны длится почти всю ночь, и заканчивается, когда солнечные лучи попадают в специальное отверстие "Нанштара" - это означает утренняя звезда на языке секты. Свет должен быть естественным, солнечным, так что...
  - Да, всё логично, эта ваша "тайно-зала" в левом крыле, и скорее всего, в подвале. Но я уже проводил обыск прихода! Тогда со мной работало несколько полицейских, и мы не обнаружили никаких потайных помещений!
  - А вы уверены, что они искали так же усердно, как вы?- почти с насмешкой поинтересовался Пшемек, и Раду стало не по себе. А действительно, что если все те молодые ребята только делали вид, что ищут? А на самом деле выполняли тайный приказ адептов...
  - В любом случае, я навешу на вас маячок, так что буду знать обо всех ваших перемещениях и не отстану. Ваша задача - попасть на жертвоприношение и постараться сделать так, чтобы камера,- он поправил стеклянную пуговицу у Пшемека на груди,- всё хорошо и чётко записала. Вам понятно? Когда станет жарко, я выйду на сцену и сделаю всё, чтобы остановить этих мерзавцев!
  - Они могут вас не послушать,- тоскливо протянул Пшемек.
  - У нас будет преимущество,- ободряюще улыбнулся Раду,- против научного прогресса не попрёшь! Да и вот это,- он показал Пшемеку свой пистолет, заткнутый за пояс,- тоже может произвести определённое впечатление. Вы говорите, охраны у них нет?
  - Как таковой - нет. Но в приходе постоянно ночует около полусотни молодых девушек и юношей, и все они прекрасно знают друг друга. Если им на глаза попадётся чужак - вы окажетесь в незавидном положении!
  - Постараюсь не попасться. А сейчас предлагаю вам выдвигаться в путь! Пока вы будете идти к воротам я ещё раз проверю, как работает наша связь, так что не пугайтесь. И удачи вам, господин Сирумем.
  - Умаир Теруме,- загадочно ответил Пшемек, со вздохом перекрестился и пошёл вверх по темнеющей улице.
  Раду наблюдал за ним из-за угла дома, время от времени шепча в микрофон слова, и наблюдая реакцию Пшемека - связь работала отлично, да и картинка шла очень хорошая. Оставалось только надеяться, что несчастного отца пустят посмотреть на последние секунды жизни его парализованного сына...
  Когда Пшемек позвонил, и к воротам вышел человек, одетый в тёмный костюм, Раду окончательно скрылся за углом, чтобы неосторожным движением не выдать себя - он всё прекрасно слышал через наушники, и видел картинку происходящего на мониторе портативного компьютера.
  
  "Здравствуйте, господин Пражек!"
  "Си-ру-мем"- с нескрываемой досадой в голосе протянул второй посвящённый,- "Что ты здесь делаешь? Это запрещено, уходи!"
  "Далила, там ведь мой сын! Мой Воржик!"
  Пражек схватил старика за плечо и крепко встряхнул.
  "Смирись, Пшемек! Мы всё понимаем. Но только представь, какая великая честь выпала на его долю! Если бы ты только видел её... Уже поздно идти на попятный, ещё восемь месяцев назад было поздно, понимаешь?!"
  Пшемек замолчал, и у Раду перехватило дыхание от чувства подступающей катастрофы. Если отец сейчас отступит, у Геворга не останется шансов!
  "Я понимаю. Я пришёл, чтобы благословить его в последний путь. Далила, впусти меня, я должен увидеть это! Я должен увидеть, как его душа станет началом новой жизни, что всё было не напрасно! Ты же сам отец, ты должен понять меня! Если бы твоя дочь... Разве ты не хотел бы оказаться рядом?"
  Пражек вздохнул и оглянулся назад, на тёмные окна дома.
  "Уходи Пшемек! Это моё последнее слово!"
  Сирумем издал какой-то звук, больше похожий на всхлип, но тяжело отступил назад и побрёл по дороге.
  "Вниз по улице и направо, там калитка. Она будет не заперта...",- донеслось Пшемеку в спину, и у Раду сердце в груди подпрыгнуло от облегчения.
  Первый шаг они сделали - дальше всё зависело от проворности Раду Лебовски и от счастливого случая. Впрочем, хотелось верить, что в большей степени от настырного детектива: своим упорством Раду, кажется, мог достать самого дьявола с того света и потребовать у него объяснений!
  Пшемек спустился вниз по улице и повернул за угол тёмной ограды, ища глазами неприметную калитку. Наверное, он бы прошёл мимо, если бы зоркий Лебовски не приметил её через камеру, и не шепнул старику, что ему следует остановиться. Калитка, вопреки словам Пражека, была закрыта, но Лебовски предложил Пшемеку подождать, и точно: в кустах жасмина, высаженного вокруг забора, чтобы скрыть секту от любопытных глаз, вскоре послышался шум. Появилась чёрная тень, загремела ключами, и ржавый замок со скрипом поддался напору.
  "Проходи скорее, нас не должны увидеть! Я дам тебе мантию новопосвящённых, в капюшоне тебя никто не узнает... Но помни, Пшемек, ты не должен выдать своего присутствия! Ни вздохом, ни словом - как бы ни было тяжело..."
  Раду, тем временем, перебрался через ограду, и незримой тенью как можно тише двинулся за двумя мужчинами. Когда они вышли на открытую лужайку перед домом, Лебовски пришлось остановиться и переждать, пока тёмные фигуры исчезнут в небольшой двери, спрятанной в самом низу полуподвальной лестницы цокольного этажа. Далила и Пшемек больше не разговаривали, но Раду всё ещё видел изображение с камеры на груди старика - мантия была сделана с глубоким капюшоном, но достаточно низким вырезом, чтобы верхняя пуговица рубашки Пшемека выглядывала наружу. Старик всё понимал, и намеренно оправлял воротник, чтобы рубашка торчала как можно больше.
  Лебовски пока не предпринимал никаких попыток проникнуть в здание, и просто запоминал дорогу, едва различимую в потёмках. После недолгих петляний, Пражек и Сирумем, наконец, начали спускаться по узкой каменной лестнице, упиравшейся в грубо сколоченную деревянную дверь. Из-за двери слышались глухие обрывки фраз на незнакомом языке, и негромкая музыка. Пражек открыл дверь и провёл Пшемека в невысокую, но просторную подвальную комнату, заполненную людьми. Не говоря ни слова, он оставил старика стоять рядом с такими же неразличимыми под балахонами людьми, а сам перешёл в другое крыло зала, где степенно переговаривались между собой седобородые мужи, обвешанные символичными побрякушками.
  Воспользовавшись моментом, пока на Пшемека не обращали внимания, Раду вышел с ним на связь, прошипев электромагнитными волнами в ухо: "Вы помните, что нужно сделать? Оставьте то, что я вам дал, рядом с какой-нибудь колонной, или стеной - чтобы рядом не было людей! После этого стойте и следите, чтобы камера всё время оставалась открытой. Если вы меня поняли - прикоснитесь к камере".
  Изображение на мгновение стало чёрным, и Раду понял, что Пшемек его услышал: пора было начинать своё путешествие вниз, к подвалам секты.
  Лебовски был почти уверен, что его ждёт впереди множество препятствий, одним из которых будет дверь в цокольный этаж здания. Он был к этому готов и захватил с собой набор отмычек, которыми умел пользоваться весьма посредственно; но стоило ему лишь слегка надавить на ручку - и дверь сама открылась, словно приглашая внутрь. У Раду засосало под ложечкой от дурных предчувствий - всё складывалось чересчур гладко...
  
  Тем временем в подвале секты продолжали разворачиваться события, собравшие всех этих фальшивых и верящих людей вместе на жестокую церемонию, посвящённую Апостолу Смерти. Вскоре после того, как Пшемек незаметно обошел "свою группу" по кругу и оставил у пыльной стены небольшую картонную коробочку, - под низкими полукруглыми сводами подвала начала раздаваться настойчивая ритмичная музыка. Пшемек заметил у дальней стены широкий занавес из ткани кирпичного цвета, и теперь перед этим занавесом сновали жрецы, переставляя какие-то атрибуты, протягивая провода к реанимационной установке (скромно расположившейся в тёмном углу), проверяя прочность канатов, удерживающих ткань. Переместившись так, чтобы всё отчётливо видеть, Пшемек случайно услышал перешёптывания двух новопосвящённых. Оба страшно трусили перед предстоящим зрелищем, и один из них передал другому в руку небольшую таблетку, сказав, что после этого он совершенно "улетит". Кажется, все собравшиеся здесь были чуть-чуть под кайфом, потому что уже через пару минут ритмичной музыки, все они стали покачиваться в такт, постукивать ногами по полу или похлопывать себя по бедру. Чтобы не выделяться, Пшемек тоже начал чуть раскачиваться из стороны в сторону - он видел, как внимательно смотрели в их сторону старшие посвящённые.
  Наконец, музыка достигла своего апофеоза, и перед тканью появился высокий худой мужчина с обвисшей морщинистой кожей на лице. К нему приблизился другой человек и с поклоном передал в руки кинжал с волнистым лезвием и шнурок с амулетом.
  - Умаир Теруме...
  - Иввиено Те!
  - Соишта...
  - Соишме!
  - Передаю Смерть в ваши руки, Де́нис Ра́тис!
  Денис Ратис сжал шнурок амулета, прижал его к груди, а кинжал вскинул высоко вверх, потрясая им, как отвоёванным трофеем, в такт музыке.
  - Тихо!
  Музыка смолкла, и худощавый жрец с горящими глазами заговорил низким и звучным голосом:
  - Сегодня Апостол Смерть вновь возродится в нашем мире! Вы, избранные, увидите то, ради чего наши братья и сёстры умирали тысячу раз, и готовы умереть вновь!
  Он сделал долгую паузу, обводя молчаливую публику почти безумными глазами, и продолжил:
  - Два человека, отмеченные Мором, сегодня станут её сосудами. Через их тела Смерть вольётся в наш мир, и мы - её смиренные служители - проведём это вечно юное дитя через Жизнь, как она потом проведёт нас через Ворота Забвения!.. Это было уже тысячу раз, и будет ещё тысячу - до скончания дней человеческих! Склоните головы перед своей госпожой! ОНА ИДЁТ!!!
  Под громогласные звуки записанных на плёнку альпийских труб канаты были перерезаны, и красная ткань рухнула вниз, открыв зрителям железную клетку, в которой, привязанная на цепь, сидела грязная, всклокоченная, рычащая женщина! На ней ошмётками висели какие-то тряпки - должно быть, когда-то это было одеждой. В клетке стояла койка, рукомойник, некое подобие туалета, но цепь женщины сейчас была натянута так, что она сидела на полу, прижавшись спиной к прутьям, и оглядывала толпу полубезумными глазами. Пшемек вздрогнул, когда понял, что женщина беременна, и явно на последнем сроке...
  Внезапно из горла несчастной раздался рычащий, срывающийся крик:
  - Денис! Где он?! Я должна его видеть!!!
  Ратис почтительно склонился перед клеткой.
  - Моя госпожа, ваш муж уже здесь!
  Он щёлкнул пальцами, и в подвал тут же вкатили больничную каталку, на которой неподвижным грузом лежал бледный и такой худой юноша, что казалось, будто он вот-вот растворится в простынях... Пшемек не удержался, и всхлипнул, но к счастью на него никто не обратил внимания.
  - Король Мёррртвых!- прорычала сквозь зубы женщина, вцепившись в прутья своей клетки.- Отпустите цепь! Отпустите!!!
  Её послушали, и женщина тут же вскочила, прижавшись к прутьям своей клетки, чтобы лучше видеть больного юношу.
  - Почему он лежит?! Он должен быть жив!!! Смерть не могла оставить его!!! Денис! Почему он не шевелиться?! Он должен быть жив, когда всё начнётся!!!
  Внезапно женщина охнула и упала на колени, схватившись за свой огромный живот.
  - Не беспокойтесь, моя госпожа! Геворг Сирумем жив! Вот его амулет, он готов!
  - Тогда разбудите его, мерзавцы! Она уже идёт!- простонала женщина, срываясь на глухие крики.- О, мать, заступница, моя жизнь! Пощади меня, забери своего отца! Я хочу жииииииить!
  Несчастная повалилась на спину и начала тяжело дышать, её живот будто колыхался изнутри... Должно быть, беременной было очень больно, но никто из жрецов не пытался войти в клетку и помочь ей! Вместо этого Ратис подошёл к кровати Геворга и, приподняв почти невесомую голову, надел на его шею амулет.
  - Просыпайтесь, мой Господин! Время пришло!
  Женщина продолжала глухо стонать в клетке, как вдруг её рука схватилась за ножку привинченной к полу кровати и вырвала её с корнем! Под стенами свода раздался душераздирающий крик, смешанный с утробными словами на непонятном языке: "Ламеяаааа! Сохавтара! Селемтег! Весо прадо лембертино, весо прадо лембертиноооо!"
  Пока пронизанные ужасом сектанты смотрели на это душераздирающее зрелище, Пшемек заметил, как шевельнулся на кровати его сын - его Воржик! Закашлявшись, юноша открыл глаза и посмотрел на склонённого над ним Ратиса:
  - Где я? Кто вы?
  - Мой господин! Пришло время! Великий Мор идёт!
  - Что?.. я не понимаю! Где я?! Кто все эти люди, что происходит?!
  Он сел в кровати - почти невесомый, почти прозрачный - и вдруг вскрикнул от ужаса, остановив свой взгляд на железной клетке.
  - Сарасвати!!!
  Геворг попытался вскочить на ноги, но тонкие былинки, которые теперь были у него вместо ног, не послушались, и он упал.
  - Что вы с ней делаете, изверги?! Отпустите её!!
  Не помня себя, Геворг пополз вперёд и прижался к прутьям клетки.
  - Сара, Сара!
  Женщина на мгновение успокоилась и посмотрела полуслепыми глазами в шрамах на бледного юношу.
  - Убейте его,- отчётливо и спокойно произнесла она.- Немедленно убейте его, пока она не вышла из меня. Она идёт! Ааааааааа! Убейте его, убейте! Убейте!!!
  Денис Ратис подскочил к Геворгу сзади, схватил его за волосы, и уже занёс клинок, чтобы перерезать горло, но в это же мгновение в дальнем конце зала раздался оглушительный хлопок, и вспышка ослепительного света на несколько мгновений озарила полутёмный подвал.
  - Всем стоять! Не двигаться! Полиция! Брось клинок!- раздался выстрел, и пуля выбила кусок кирпича из стены.- Брось, или следующий выстрел будет в тебя!
  Денис разжал пальцы, и сталь звонко брякнула об пол.
  - Отойди от мальчишки! Живо!
  - Нееееееет!- раздался в полной тишине душераздирающий крик Сарасвати.- Соиштааааааа! Что вы стоите! Убейте их обоих!
  Но сектанты сбились к стенам, и так слишком напуганные, чтобы сделать хоть что-то.
  - Я сказал, отойди от мальчишки!- прогремел голос Раду под сводами.
  Ратис сделал несколько шагов в сторону, и Лебовски тут же оказался рядом с Геворгом, настороженно следя за сектантами через дуло пистолета.
  - Геворг, ты в порядке? Встать можешь?- прошептал он, не глядя вниз.
  Но парень, казалось, не слышал - он прижался к прутьям клетки и что-то пытался сказать тяжело вздыхающей как буйвол Сарасвати Морана. Раду уловил лишь обрывки фраз: "Моя милая... Не бойся...". Женщина была не в себе: она уже не металась по клетке, но её безумные глаза срывались с одного предмета на другой, не выражая ничего, кроме боли. Внезапно она закричала, и стоявший неподалёку Денис Ратис прыгнул вперёд, схватил с пола клинок и бросился на Раду.
  Раздался выстрел.
  Облачко порохового дыма окутало их в тусклом свете прожекторов.
  Ратис упал на спину и застыл. Лебовски, потрясенный произошедшим, не мог оторвать глаз от его распростертого тела и просто стоял, едва держа пальцами тяжелый пистолет. В клетке надрывно кричала Сарасвати Морана. Толпа людей в черных балдахинах медленно сползала на колени, даже не пытаясь сопротивляться происходящему.
  Откуда-то снова выплыла музыка; а может, Раду просто не слышал её в пылу действа? Она давила своим ритмичным гулом, взвинчивала нервы - и уже сектанты начали бормотать какие-то слова, медленно покачиваясь из стороны в сторону...
  Сарасвати вновь издала крик, переходящий в рыдание, и внезапно к нему примешался визгучий крик младенца.
  "Мор, Мор!"- раздались приглушенные восклицания в подвале, и сектанты упали ничком. Дверь в подвал резко отворилась, лучи фонарей заплясали по стенам и склонённым фигурам.
  "Всем оставаться на своих местах! Это полиция!"
  Раду облегченно опустился на пол, закрыл лицо ладонью и провалился в обморок.
  
  
  ***
  На этот раз, когда он очнулся в больничной палате, перед ним тут же возникло лицо Пшемека Сирумем:
  - Господин Раду, как вы себя чувствуете?
  - Где я?- с трудом поинтересовался Лебовски, пытаясь сесть.
  У него пересохло в горле и губы опухли, словно он очень давно не пил воды.
  - Вы в больнице!
  - Воды, дайте.
  Сирумем поднёс стакан, и Лебовски, наконец, удосужился пристальнее взглянуть на него.
  - Где Геворг?
  - Здесь же, в больнице. С ним всё в порядке, он поправляется; я больше беспокоился о вас - вы три дня не приходили в себя!
  Понятно, откуда эти слабость и жажда... Но сейчас Раду больше беспокоило произошедшее в подвале секты, поэтому он тут же попытался резко встать с кровати:
  - Мне нужна моя одежда, попросите, чтобы её принесли.
  - Постойте! Вы же только очнулись!
  - Я чувствую себя нормально, и мне нужно переговорить с капитаном полиции.
  - Зачем? Что вы хотите узнать?
  - Что произошло, чёрт побери!- не выдержал Раду.- Где сектанты, открыто ли дело, где Сарсвати Морана, и, в конце концов, будут ли заводить на меня дело!?!
  - Не надо никуда идти,- раздался в дверях густой голос Мирослава Кладень, и его плотная фигура в тёмном полицейском камзоле тут же возникла в дверях.- Здравствуй, Раду. Как ты себя чувствуешь?
  - Нормально,- резко ответил Лебовски и сел на кровать.- Что, припугнул я вас своей записью, да? Трансляция прямо в интернет - такого вы не ожидали! Что будете делать? Варшава начнёт расследование, и уж тогда вам не отвертеться!
  - Она уже начала, вместе с сотрудниками нашего отделения. Не беспокойся, Раду, их всех посадят, и очень надолго - помимо твоей записи, в стенах прихода обнаружили большой запас наркотиков! Мне очень жаль, что я тебя не послушал тогда, мы все были неправы, а твоё чутьё не подвело...
  Лебовски хищно улыбнулся, отодвигаясь к стене.
  - Значит, вот как? Решили сдать их, чтобы самому не всплыть кверху брюхом?! Думаете, я стану молчать?.. О том, как вы лгали мне, пытаясь привести их план в действие?! сводя меня с ума!?! Чёрт побери, вы крупно ошибаетесь на мой счёт!
  Мирослав скорбно взглянул на Пшемека, как бы выражая всем своим взглядом горечь и недоумение, а потом бросил на прощание:
  - Никто не станет заводить на тебя дело, Раду... На пленке хорошо видно, что ты защищался. Мне жаль, что тебе пришлось пережить такое... выздоравливай поскорее.
  Как только он ушёл, Раду вскочил на кровать и навис над Пшемеком:
  - Нет, вы видели?! Вы видели?! Как убедительно он врёт! Словно я действительно не помню, как он сам пытался вбить мне в голову, будто я помешался! Сукин сын! Ничего-о! Столичные детективы меня послушают! Надо только раздобыть одежду и поговорить с ними! Пшемек! Почему мне всё ещё не принесли одежду?!
  - Но вам нужно отдыхать!- робко попытался протестовать старик.
  - Живо принесите мои вещи!
  Крик подействовал на Пшемека отрезвляюще, и тот выскочил в коридор как ужаленный; но он не пошёл за вещами. Вместо этого Пшемек подошёл к медсестре и шепнул ей, что господин Раду опять перенервничал, и ему не повредит немного успокоиться. Медсестра почтительно кивнула ему и вместе с двумя здоровыми медбратьями направилась в палату Лебовски, откуда почти сразу послышались возмущённые крики.
  - Ничего, ничего, дружок. Быть может, когда-нибудь мы вытащим тебя отсюда и приведём поклониться Великому Мору... А пока не мешай мне, Р а д у Л е б о в с к и!
  Он усмехнулся себе под нос и вызвал лифт, чтобы спуститься несколькими этажами ниже. Здесь было отделение реанимации, но Пшемека без вопросов пропустили к сыну, который два дня назад пришёл в себя, но был слишком слаб, чтобы покинуть отделение.
  Он лежал на койке бледный, весь опутанный капельницами, с трубкой для дыхания в носу - но улыбнулся, как только увидел отца.
  - Папа! Посмотри на это чудо!
  На худых руках парня лежал крошечный шевелящийся сверток. Пшемек подошёл ближе и осторожно отвернул мягкий край розового капюшончика - на старика тут же взглянули внимательные чёрные глаза ребёнка. Девочка, всего нескольких дней отроду, ни разу не плакала кроме той ночи, когда родилась. Мед. работники нашли малышку у тела мертвой матери, сердце которой не выдержало выпавших на её долю испытаний. Новорождённая лежала на холодном бетонном полу в крови своей матери, кричала и плакала, но как только её передали на руки Геворгу - тут же смолкла и уставилась на окружающих огромными, чёрными как сливы, глазами. Она словно всё понимала, и не протестовала, когда её вновь забрали у едва живого отца. Малышка сносила все процедуры, уколы и пеленания молча и важно, как будто нехотя позволяла людям делать своё дело. Медсёстры, переговариваясь, называли её Веттой - мудрой не по годам. Геворг, услышав это, тоже начал звать её так; похоже, имя прикипело к ребёнку.
  - Могу я её подержать, сынок?
  Геворг кивнул и почти нехотя отпустил живой свёрток. Пшемек осторожно покачал внучку и опустился в кресло неподалёку от кровати сына. Геворг опять засыпал, ещё очень слабый; в палате стояла умиротворяющая тишина, солнечный свет мягко согревал потёртый линолеум и кружился в воздухе вместе с хлопковыми былинками от простыней. Пшемек качал свою темноглазую внучку и бормотал себе под нос то ли колыбельную, то ли притчу:
  "Мне никогда не нравился этот Ворцлавский приход, этот жадный, напыщенный Ворцлавский приход! Да, моя девочка? Хорошо, что их всех разгонят! Хо-ро-шо-о-о! Больше они не будут совать нос в наши дела! Но, видно, это было твоё проведение, моя маленькая госпожа? Ты знаешь, я не хотел отпускать Геворга в Польшу, но я не знал, что в этом его предназначение! Ты же не гневаешься на меня, Ветточка? Я знаю, ты простишь меня... Ведь я сделал так, что твой папочка жив! Он, а не эта вульгарная красноротая сука! Ты бы не хотела видеть такую мать рядом с собой! Но у тебя будет превосходный отец! Превосходный отец... и дед!"
  Старик достал из кармана два черных шнурка с амулетами-тровантами и поочерёдно надел их на маленькую шею ребёнка. "Великий Мор! Мы готовы послужить тебе в твоих великих делах! Земля вновь содрогнётся от величия Апостола Смерти - ОТ НАШЕГО С ТОБОЙ ВЕЛИЧИЯ!"
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"