Впервые Дан увидел ее в автомобиле. Она сидела откинувшись на заднем сиденье такси за полуопущенным стеклом, и палящее солнце освещало нижнюю часть ее лица. Подбородок и шея были розовыми от жары, и вначале он не обратил на нее особого внимания, с раздражением представляя, сколько же времени придется простоять в автомобильной пробке, проводя драгоценные минуты в бессмысленном ожидании свободы. У него была привычка проговаривать про себя описания происходящего с ним в данный момент в репортерском стиле - пережиток вынужденного журналистского прошлого, и иногда он ужасался невозможной избитости фраз, возникающих в его сознании, понимая, как безнадежно замусорен его мозг. Иногда он оправдывался тем, что это похоже на опорожнение творческого кишечника - шлаки выходят, а все полезное преобразуется в энергию.
Так и сейчас Дан, устав от ожидания дальнейшей наполненной действием жизни, принялся разглядывать машины, вплотную примыкавшие к его "Хонде", и изучать сидящих людей.Ничего примечательного он не увидел - фургон с прохладительными напитками с освежающей рекламой заставил почувствовать шершавость языка и отвести глаза в другую сторону. В сторону такси.
Она сидела , прижимая к груди какой-то плоский сверток, похожий на картину и время от времени наклонялась к окну, высматривая какие-нибудь перемены, и тогда он мог увидеть персиковую щеку и уголок длинного блестящего глаза . Цвет глаз он не сумел уловить, но судя по светло-каштановым прядям , свисающим из-под джинсовой кепки, они могли быть только светлыми. "Светлая женщина в темном окне, ты не знаешь ничего о том, как я смотрю на тебя..."- он забыл на мгновение, какую изжогу вызывают в нем стихотворные конвульсии и передернулся. Шум бессчетного количества машин, толпящихся на площади, клубился и давил на обезвоженных утомленных людей, вызывая желание вырваться и убежать далеко-далеко, хотя бы вот к тем зеленым холмам на горизонте.Он снова взглянул на женщину, которая не совсем вписывалась в общую картину. Казалось, она совсем в другом месте и получает массу удовольствия.
Он все больше интересовался ею и немного занервничал, когда она что-то сказала и засмеялась: видимо, заговорила с таксистом. Таксиста разглядеть было невозможно из-за затемненных стекол, но он неопровержимо представил себе здоровенного жлоба, небритого и наглого. Ему стало противно, что эта женщина, такая ...такая персиковая, такая юная и свежая, кокетничает с грубым мужланом. "Такая же, как все,"- мысленно проговорил он и скривил губы. На время женщина в такси выпала из его сознания, потому что на площади замаячили полицейские, невозмутимо наблюдающие за столпотворением. Кто-то вылез из машины чуть не до пояса и с жаром объяснял что-то полицейскому, тот, уперев руки в бока и глядя вниз, помахивал головой скорее озабоченно, чем категорически.
Понемногу машины поползли, и в перемещении каждой из них выражался характер и настроение ее хозяина. Кто-то чинно дожидался, пока освободится достаточно места, кто-то непрерывно юлил на месте, как будто расталкивая надоевших соседей, а большинство шли след в след, как слоны на водопой. Такси с женщиной поравнялось с его машиной, и он мельком увидел, что она курит, потом обнаружил, что вблизи она не очень юная, а потом пригляделся и через открытое стекло увидел водителя: оказалось, что это симпатичнейший старичок, бодрый и востроглазый. Ему как будто стало легче дышать, хотя этот совершенно незначительный эпизод не имел ровным счетом никакого отношения к его жизни и должен выветриться из памяти немедленно после окончания. Да, это лукавство, и я прекрасно знаю, что запоминаю все на свете, и каким мусором забита моя бедная голова.
Дан снова перевел взгляд на пассажирку, она стряхивала пепел с сигареты и смотрела на него, усмехаясь. Он любил курящих женщин в принципе, любого возраста, цвета и формата, это осталось в нем от курившей бабушки, необыкновенно любимой им старухи , сухой, как кочерга, и обаятельной, как годовалая девочка. Потом он был благодарен этой незнакомке за то, что она вовсе не такая, как остальные женщины и разговаривает и смеется не со жлобами, а с милым старичком-таксистом. Все это как-то скомпоновалось в его душе, не успев дойти до мозга, к этому добавилась почему-то мысль об уик-энде, проведенном в сугубо семейном кругу и невозможно скучном, и вылилось в неожиданную форму: он спустил стекло и , протянув руку, сказал:
- Простите, нет ли у вас лишней сигаретки? Свои дома забыл.
Она повернула голову внутрь машины, очевидно, к сумке, достала пачку и протянула через окно. Он вытащил сигаретку - в меру дамскую - и попросил заодно огоньку. За всеми этими манипуляциями его "эго" наблюдало с интересом и легким удивлением: как, ты, домашний и воспитанный мальчик, знакомишься на улице, да еще и с женщиной явно старше себя?! Такого я от себя не ожидал, друг мой. Ты пока еще не знакомишься, холодно окатил презрением он внутренний голос. Нечего пороть панику, мамин шпион, доносчик и..и трус.
- Мне двадцать пять лет,- с неожиданно нахлынувшей решимостью он чуть не вывалился из окна машины, глядя прямо в светлые глаза. - Я не женат, в данный момент совершенно свободен и очень хочу узнать, что у вас в свертке.
Его понесло, как бывало нечасто, но всегда внезапно и непредсказуемо. Он успел остатком здравого смысла отметить, что реакция женщины была самая что ни на есть удачная - она не стала строить из себя Монашку, Светскую львицу или Добропорядочную матрону. Она не стала, узнав о его возрасте, принимать насмешливые мины и покровительственный тон. Она смотрела на него с ласковым интересом и нежно разгорающимся огнем в глазах - светлых зеленовато-карих глазах, попутно обрадовался он давешней догадке..
- Я везу свою картину на благотворительный вечер... в одном посольстве.
-То есть вы художница.
- Не совсем, - поправила Женщина прядь, беспрестанно падавшую из-под кепи.- Я не зарабатываю этим на жизнь.
- А чем же? - спросил он, радуясь, что угадал про картину.
- Я фотограф. - Короткий ответ давал огромнейшую перспективу для продолжния беседы, в голове зашумела радость путешественника. Не первооткрывателя, который вырубает топором неизведанные леса и ждет нападения с любой стороны, и не туриста, внимающего заученным рассказам гида, а простого путешественника, который пришел без провожатых в приветливый безопасный уголок вдали от шума и суеты и наслаждается красотой и покоем охраняемого национального парка.
Машины понемногу выбирались из кольца, но пока было время до того момента, когда можно будет жать на газ и двигаться по своим делам, а значит, мило распрощаться и унести еще одно воспоминание о случайной встрече.
- Как это удачно, - понесло его снова, - я работаю в иллюстрированном журнале и нам как раз нужен фотохудожник. Ваши работы где-нибудь выставлены?
- Сейчас нет, в прошлом году в Белой галерее была выставка.
Он присвистнул, демонстрируя свою осведомленность о классе галереи и уважение к собеседнице.
-А рисунок, в смысле картина, - это хобби?
Женщина улыбнулась. Впрочем, она слегка улыбалась все время, но сейчас ее улыбка приобрела какое-то особое значение, примерно - "я понимаю вашу любознательность, но ответить на такой вопрос невозможно коротко и правдиво". Что-то такое увидел он в ее улыбке, и это его кольнуло. Неужели она все-таки тщеславная и суетная бабенка, которая не может поддержать беседу со случайным ...знакомым - нет, попутчиком - вроде того. Что ж, мы и это можем вынести, но и вам ,сударыня, в таком случае грозит непростое испытание. Я сделаю вас своей рабыней, запросто.
-Это просто картина, которую может намалевать каждый, кто хотя бы ХОЧЕТ это сделать. Так рисуют дети.
-Вы знаете, всю жизнь завидовал людям, которые делают то, что им нравится и за это еще и получают деньги,- он додумывал стратегический план дальнейшего развития отношений и поэтому пустил сравнительно нейтральный лестный ход, - я сам, к сожалению, раб нелюбимой работы.
Предполагалось, что женщина должна как минимум поинтересоваться, что за работа такая, " а чем бы вы хотели заниматься", но она смотрела ласково и странно, улыбаясь как бы ему, а на самом деле у нее просто ровное настроение. Она так и не задавала простейший и такой ожидаемый, вполне логичный вопрос, черт возьми! и ему пришлось продолжать нести околесицу, чтобы не прерывать контакта с ней, не расставаться с ускользающим и окутывающим ароматом персика в цвету, он, как пчела, кружил и кружил над ней, так неистово надеясь отведать нектара из глубины розоватых лепестков...
У нее были удивительные жесты - грациозные, как у олененка, и простой поворот головы отдавался в его душе болью очевидного совершенства , которое так близко, но попробуй достань его! И улыбка - улыбка королевы, и покрытые медовым загаром скулы...
Такси вдруг медленно, но неумолимо тронулось с места, и женщина лишь успела пожать плечами с легким сожалением - ах, если бы! - и помахать рукой в прощальном жесте. Он почувствовал холод, после изнуряющей жары так странно было ощутить свои ледяные пальцы, холод одиночества набросился на него, как сеть , и резкие гудки напиравших сзади машин пробились в сознание, как сквозь толщу воды. Я ничего не спросил по делу - как же я туп, я не умею вести себя с женщиной, которая мне понравилась по-настоящему, я потерял ее в огромном городе, в огромном мире, в огромной жизни, я потерял шанс разбить свою покинутость и бесприютность, я никогда не опущу голову на ее колени и не почувствую прохладу ее пальцев на моем разгоряченном лице.
Телефонный звонок был негромким, но неожиданным, и ошалевшим взглядом он посмотрел на экранчик: Нини.
- Да еду я, еду! В пробке застрял, - выруливая на проспект одной рукой, заорал он в трубку.
- Ты что, опять в плохом настроении? - обиженно произнес девичий голосок.
- Нет. Слушай, пойдем со мной в бар, ладно? Только быстро, сейчас же!
* * *
Год спустя он встретил незнакомку из такси на приеме в честь презентации нового альбома своих друзей-музыкантов. Он пришел туда с юной женой - Нини, очаровательной в лиловом вечернем платье, отправился поболтать с приятелями и вдруг увидел ее возле стола с напитками - точно такую же, как тогда: в кепке, с конским хвостом и небрежно свисающей прядью светлых волос. Она оказалась довольно высокой и худощавой, в джинсах и в чем-то облегающе -коротком, по-прежнему она курила - как-то очень изящно держа сигарету и раскачиваясь с пятки на носок, болтала с невозможно респектабельным иностранцем. Болтала и смеялась, откидывая назад голову, как будто никого больше на свете нет - бедный иностранец, он уже окутан ароматом персика и меда, но не понимает, что это всего лишь иллюзия, и сладкий плен ему не грозит.
Она на мгновение окинула зал и скользнула мимо него глазами, но его отрешенность и явное одиночество посреди суетящейся тольпы привлекли ее внимание. Раздумье и - о, радость! она вспомнила его и снова улыбнулась, наклонила голову и помахала рукой. Одеревеневшим губами он улыбнулся в ответ, внезапно на него навалилась дикая усталость.
"Мне всего 26 лет, а я уже старик" - подумал он как-то невпопад и, повернувшись, пошел к выходу. Жена окликнула его, но он смутно вспомнил, кто она и как ее зовут.
- Машину? - вежливо спросил парень в униформе. Он мотнул головой и пошел в сторону заката. Тени от деревьев становились все гуще.