Саратовский вокзал был наполнен народом. Так бывало всегда, когда отправлялся фирменный поезд Саратов- Москва. Илья вскочил на уже поднятую площадку и пристально смотрел на остающихся внизу родителей и родственников, пытаясь оставить в памяти момент расставания. Отец изображал улыбку, а мама отрешенно смотрела на него. Эта последняя минута была тяжелой и тягостно долгой. Поезд покатился неощутимо. Кто-то еще мог следовать за ним шагом, но скорость нарастала...
К счастью, попутчики оказались несловоохотливыми и не лезли с расспросами, а в голову назойливо лезли строчки: " С любимыми не расставайтесь и каждый раз навек прощайтесь..." Предстояла дальняя дорога через Москву в Восточную Сибирь, почти до Иркутска. Там, именно там, он должен был доказать чего он стоит как человек, как мужчина, как геолог... На дворе стоял конец октября 1957 года. Двадцать шесть лет- пора решаться! Но как больно оставлять одиноких родителей!..
Фото 1. Момент расставания. Автора провожают родители и родственники.
Но хватит нюнить! Не в Антарктиду же отправился- будут отпуска, будут встречи, будут свершения. Если не сейчас, то, когда?..А поезд все набирал и набирал скорость, увеличивая безвозвратное расстояние...
Прибытие.
Начало ноября 1957 года. К станции Мальта, куда Илья был направлен для работы в Восточно- Сибирской геолого- разведочной эвспедиции, пассажирский ( не скорый! ) поезд Москва- Иркутск прибывал по расписанию, то есть к четырем двадцати утра. Проводник сунул ему билет для отчета и предупредил, что продолжительность стоянки - одна минута. Он притянул дверь внутрь тамбура и, подняв с пола железный лист, открыл ступеньки к выходу. Из дверного проема ворвались свежий морозный ветер и падающий из темного неба снег. Колеса застучали по стыкам, промелькнули столбы переезда и сигнальные фонари, пронзительно завизжали тормоза и поезд, наконец, остановился. Едва он со своими чемоданами соскочил в снег, как поезд со спящими в нем пассажирами уже тронулся и, не прошло и минуты, как Илья увидел только его удаляющиеся хвостовые огни...
Фото 2. И вот он один в чистом поле, прочерченном несколькими парами рельс.
И вот он один в чистом заснеженном поле, перечерченным несколькими парами рельс. Вокруг за метельным туманом угадывался лес и лишь в одной стороне светили два фонаря на высоких столбах. Туда, утопая в своих городских штиблетах в снегу, он и направился, надеясь найти место, где можно "перекантоваться" до утра. Предположения оказались верными и между двумя фонарными столбами он увидел длинное одноэтажное брусчатое здание станции. В помещении для пассажиров, тускло освещенном электрической лампой в матовом стеклянном кожухе, пышали жаром две цилиндрические, обшитые жестью и покрашенные в черный цвет, печи. Возле одной из них на деревянной скамье лежала одетая в черный полушубок пожилая женщина. Илья занял скамью возле другой печки, достал из чемодана сухие носки, переоделся и, укрывшись своим демисезонным пальтишком, задремал...
Начиная с семи утра зал начал наполняться пассажирами. Ждали "Матаню", как любовно и ворчливо называли местный поезд Тайшет- Иркутск аборигены. Разумеется, было не до сна, хотя женщина возле другой печки продолжала себе похрапывать. Пришел поезд, увез пассажиров и к восьми совсем рассвело. И дама поднялась. Направлялась она в поселок Белая на другой стороне реки Белой и ждала встречающих. Мальту она знала хорошо и объяснила новоприбывшему как нужно двигаться, чтобы выйти на экспедицию.
Дорога, точнее запорошенная снегом тропа, повела в гору через сосновый бор. Примерно, через полчаса хода сразу за опушкой леса появились деревенские бревенчатые постройки и участки земли, огороженные плетнями, изгородями из жердей, реже- из досок.
Фото 3. За опушкой леса появились деревенские бревенчатые постройки.
Экспедиционный поселок за ними угадывался по длинному высокому досчатому, без щелей забору с колючей проволокой по верху, за которым высились серые гофрированные шиферные крыши. Из-за забора неслись звуки работающих циркулярных пил и стук движка электростанции. Ворота оказались за левым поворотом забора. Напротив них, за дорогой, над склоном к реке Белой строился клуб. Сама река еще не покрылась льдом и темною лентою прорезала заснеженную долину.
Встретили Илью спокойно, по- деловому, начальника не было, но о приглашенном геологе были предупреждены. В отделе кадров его оформили в качестве геолога Удинской геологоразведочной партии. Водушевил аванс...
Общежитие еще строилось и Илью проводили к местному жителю Афанасию Мефодиевичу Крохалеву, у которого он снял небольшую очень теплую комнату, одна из стенок которой была задней стороной огромной русской печки. Ситцевой занавеской комната была отделена от кухни.
Восточно- Сибирская экспедиция.
Пришел багаж. И вовремя. Незаметно стали крепчать морозы. Свое, еще сшитое отцом, черное пальто с каракулевым воротником и валенки, полученные со склада, были как раз по сезону.
Хозяин жилья, как он выражался, "баловался охотой", и держал прекрасную породистую собаку- курцхарта. Джим, так его звали, нередко провожал Илью на работу и тогда он, для забавы, демонстрировал приятелям особые свойства пса. Для этого геолог что-нибудь ронял из кармана на дорогу, - платок, кошелек, - проходил метров 200 и, заглядывая Джиму в глаза, растерянно произносил
- Потерял?!- и при этом панически разводил руками. -Выручай, Джим, ищи! И всякий раз пес по-плутовски заглядывал ему в глаза и потом вскачь, опустив нос до земли, отправлялся обратно и обязательно находил, и приносил "потерянный" предмет.
Экспедиция была небольшая. В ее состав входили три Саянские поисково-разведочные, две Байкальские, геофизическая, а также две ревизионные партии. Их обслуживали несколько небольших лабораторий: минералогическая, спектрального анализа, химическая, а также вспомогательные подразделения- склад, гараж, мастерские и управленческий состав.
Начальник экспедиции, Владимир Николаевич Гусев был из проштрафившихся ответственных работников. Говорят, он был начальником управления кадров одного из министерств СССР. Но ему изменила жена и он, к счастью неудачно, стрелял в обидчика. Пистолет у него отняли и сослали под Иркутск создавать новую экспедицию. Стране были нужны руды редких элементов. Обладая необходимыми связями, волей и организационным талантом, он довольно быстро собрал коллектив геологов и геофизиков, в основном, молодых, и приступил к строительным работам. Буквально за год из деревянных брусьев он построил за высоким досчатым забором поселок с двумя рядами двухквартирных коттеджей, с баней, с клубом, с котельной, с камеральными блоками, с гаражом, складами...
Сам начальник жил бобылем, первое время, с дочкой.
Дочка, тоненькая беленькая гибкая привлекала многих. Странно, что такое субтильное создание породили мужчина и женщина общим весом под 200 килограмм. Она казалась небесным непорочным ангелом. Но эти предательские завлекающие огромные синие глаза... Они отражали непреодлимый внутренний спрос на самое разнообразное мужское внимание, и интерес- что же будет делать парень в момент икс, когда ему будет предложено все!
И Илье она понравилась. Как- то весной, когда еще не сошел снег, она встретила его с обычной приветливой улыбкой.
- Правда ли, что я тебе нравлюсь? - спросила она, игриво поводя плечами.
- Правда.
- Ну, так давай, - и она, схватив Илью за руку, потянула его в довольно пологую выемку, расположенную рядом с дорогой.
- Что ты, что ты? Разве это место для свидания, да еще посреди дня? - удержал он ее.
- Ну так- как хочешь, - спокойно отметила она, махнула рукой и поспешила домой. Другого подобного случая уже не было...
Почему-то везло с ней больше женатым мужчинам и, особенно, летчикам с авиабазы, расположенной в нескольких десятках километров от экспедиции. Они-то хорошо знали, что надо делать в момент икс...
Ей можно было дать от 16ти до 20ти, однако она нигде не училась и не работала... Единственным геологом, которому удалось успешно сдать ей "экзамен", был Павел Арутюнян, но и он был человеком женатым...
Павел был очень обходительным человеком со смазливым лицом и черными масляными глазами. Когда-то ему привелось работать на одном из месторождений в Читинской области, где он собрал прекрасную коллекцию драгоценных и поделочных камней, которую хранил в коробочках, обложенных ватой. Для геологов, своих сослуживцев, он, временами, устраивал просмотр коллекции. Тогда он раскрывал коробочки, разворачивал ватные прокладки, и они любовались прекрасными халцедонами, аметистами, аквамаринами, гелиодорами, изумрудами, полихромными турмалинами, горными хрусталями... Илье особенно нравился полихромный турмалин, прозрачный каменный "карандаш", вдоль которого цвета переходили друг в друга, подобно радуге. И еще Арутюнян любил готовить пищу и на праздники отстранял жену и сам священодействовал на кухне.
Потом приехала жена Лебедева- крупная статная блондинка с надменным выражением лица. Но частная жизнь начальника не улучшилась, начались семейные скандалы, звуки которых разносились по всему городку. Закончились они только тогда, когда и мать и дочь вернулись в Москву...
Еще один персонаж- Игорь Николаевич Подбольский- пожилой рыхлый, тучный, неопрятный тип, с круглым и дряблым лицом и с неожиданно визгливым голосом. Он был старым приятелем Гусева и тоже- бобыль. Приехал он из Магадана, где кое-чего повидал и любимым его выражением было: "На хрен мне такой телевизор, в котором бриться нельзя." И это говорилось в те времена, когда о приобретении телевизора в дом даже не мечтали, а его изображение можно было найти только в журналах "Техника молодежи" и "Знание- сила". Вторым его крылатым выражением стало: "Что это за начальник партии, который хвосты кабылам крутить не умеет." В нем, очевидно, сказывался многолетний опыт геолога- полевика, давно потерявшего то, что называют романтикой профессии. Можно было только представить себе,- чего он понавидался на Колыме и, вообще на востоке огромной страны.
Он состоял в штате в качестве начальника ревизионной партии, в обязанности которой входила проверка сведений о неразведанных рудопроявлениях, открытых, но не изученных другими геологами. Подбольский работал трудно. Временами он засыпал, положив голову на стол, а его сотрудники боялись прервать храп начальника.
Творческая активность, как правило, возрастала у него к концу рабочего дня, и поэтому он обычно засиживался на работе, иной раз до полуночи. Его сотрудникам поэтому приходилось нелегко, так, как и их он задерживал для получения всяких справок. На торжественных собраниях Подбольский всегда сидел в президиуме. И здесь он тоже засыпал. Бывали случаи, когда он просыпался и невпопад, под смех и аплодисменты собравшихся, выражал свое мнение по выступлению предыдущего оратора, всегда критическое...
Помощником Подбольского был Иван Кайтан, небольшого роста худощавый и сдержанный парень, избегающий давать информацию о результатах ревизионных исследований, хотя именно он проводил полевые работы, нанимал и увольнял рабочих. Партия Подбольского всегда была в передовиках и получала немалые премии за экономию средств и своевременное написание отчетов.
Как-то, впоследствии, Илье привелось провести проверку залежи железо-титановых руд, ревизовавшихся Кайтаном. Линейная по форме залежь была почему-то раскопана вкривь и вкось и Илье стало понятно каким образом выполнял план Кайтан. Он производил немалые объемы горных работ, не утруждая себя их объективной ценностью. Это был пример умелой показухи, которая давала возможность Подбольскому и Кайтану регулярно стричь премии из наспех проведенных работ. Партия Подбольского, как было принято говорить отличалась высокой экономической эффективностью при низких геологических результатах.
Впрочем, независимо от результативности геологоразведочных работ, все геологи были вынуждены гнать "туфту", то есть прибавлять придуманные трудозатраты, чтобы обеспечить горнорабочих приемлемым заработком.
Сложность тут состояла в том, что описание вскрытого разреза не должно было отличаться от наблюденного, ибо в противном случае искажались бы результаты разведки. Поэтому даже честные геологи (то есть те из них, кто не клал "туфтовые" деньги к себе в карман) "играли" на второстепенных деталях: завышали глубину проморозки и необходимости проходки с применением костров для оттаивания грунта, завышали категорию тяжести проходки вскрышных пород...
Это был риск попасть под суд, но иначе невозможно было заинтересовать рабочих в выполнении плана по проходке шурфов, канав, расчисток, то есть сорвать работы. Эту специфику социалистической геологоразведочной службы хорошо знали и контролеры. Как-то Илья разговорился с трестовским ревизором, который приехал проверять финансовую деятельность экспедиции.
- Ты, парень, должен твердо усвоить разницу между финансовым нарушением и финансовым преступлением, - поведал он секреты своей службы, - финансовое нарушение- это тогда, когда ты руководствуешься выполнением плана и не кладешь деньги к себе в карман. В других случаях это уголовное преступление.
Оставалось только утешаться мыслью, что если попадешься, то всего только на финансовом нарушении...
Наступила зима. Ближе к январю установились крепкие морозы. По утрам доходило до 50ти градусов и больше. Илья одевал черное суконное с подкладкой на вате, сшитое еще в студенческую пору, пальто. Меховую шапку-ушанку Илья дополнял поднятым каракулевым воротником. Но и это пальто, и валенки на ногах, и подштанники под брюками казались слишком легким прикрытием от мороза. На работу нужно было идти медленно, чтобы не отморозить щеки и нос. Хорошо еще, что такой мороз стоял при полном безветрии и сопровождался только странным туманом из миллиардов микроскопических кристалликов льда.
Камеральное помещение первое время отогревалось большой железной печкой, труба которой была выведена в окно. Поэтому с приходом на работу геологи первым делом затапливали железную печку. Сначала ее "кормили" сухими сосновыми поленьями и только тогда, когда они начинали весело трещать, а сама печка- кряхтеть и пламенеть- в нее добавляли каменного угля. Теперь, по мере увеличения волн тепла, исходящих от нее, начиналось таяние толстого слоя льда, намерзшего на окне за ночь. Лед начинал светлеть, а талая вода сбегала с подоконника на пол, где впитывалась сухими тряпками. Через полчаса оконное стекло обнажалось и через него на другой стороне улицы можно было увидеть водораспределительную будку- тепляк, из которой наружу выходила толстая труба с краном. Теперь в камералке становилось так тепло, что можно было сбросить даже пиджаки и приниматься за работу.
Однажды чертежник Онуфриев обратил внимание на двух женщин, которые стояли возле будки-тепляка. Одна из них стояла с коромыслом с полными ведрами на плечах, а вторая наливала воду. Вот и вторая водрузила ведра на плечи. Обе они, кажется вот-вот отправятся по домам, но нет продолжают стоять, не спуская ведер с плеч. Геологи заинтересовались, засекли время. Дамы с дымящимися полными ведрами на плечах простояли на лютом морозе еще 17 минут! И только после этого отправились в разные стороны. Видно, они так торопились домой, что не позволяли себе расслабиться- поставить тяжелые ведра на землю...
В конце января вошло в строй деревянное здание общежития, в котором Илья получил уютную комнату с большим окном, обращенным на запад. Радиаторы центрального отопления поддерживали в комнате приятное тепло. Облегчали жизнь также кухня и вода в кране. Но, вот туалет был типа "сортир" и с баней проблема.
Экспедиция сняла для сотрудников деревенскую баню, которая топилась "по-черному", и геологи в ней мылись до апреля, пока не была построена собственная баня.
"Черная баня" представляла собой бревенчатый сруб 4х4 метра, покрытый плоской бревенчатой крышей. Сруб был без предбанника и освещался крохотным оконцем. Посредине сруба располагался очаг, погребенный под грудой округлых камней, среди которых размещалась бочка с водой. Вдоль стенок сруба были установлены скамейки из тесанных бревен. На них размещались оцинкованные тазы, а по углам стояли открытые бочки с холодной водой. Хозяин бани по воскресеньям протапливал сруб, выпуская дым из открытой двери. Когда закипала бочка с водой, накалялись камни и прогорали последние дрова, дверь запиралась, и баня была готова к приему клиентов.
Геологи приходили со свертками чистого белья, которые они складывали на деревянную ограду соседнего огорода. Нужно было очень быстро раздеться, повесить одежду на упомянутую ограду, сбросить валенки и согнувшись так, чтобы не удариться головой о низкий косяк дверного проема, нырнуть в черное прокопченное и прожаренное пространство бани. Через некоторое время в этом пространстве можно было различить оконце и в полумраке найти свое место и таз. Мылись и хлестали друг друга вениками, не жалея сил, то и дело окатывая камни водой, что усиливало жару. Но вот последний раз окатываешься ледяной водой и выскакиваешь на мороз! Тут только успевай! Встаешь на сброшенное белье и очень- очень быстро вытираешься махровым полотенцем, но, увы, волосы уже стали смерзаться и скорее-скорее нахлобучиваешь ушанку на голову. Кое-как одевшись и наскоро застегнувшись, бегут геологи по скрипучей заледеневшей дорожке к спасительному теплу... А дома на столе уже ждут заранее приготовленные бутылки столичной, селедочка с лучком, банки тушенки, нарезанная колбаса, хлеб. Первые 200 грамм проходят почти незамеченными и только потом появляется тепло и желание поговорить за жизнь...
Герман Михайлович Аркадин появился в экспедиции ближе к весне. Он приехал из Средней Азии. Ему вместе с женой Фросей выделили половину коттеджа, внутреннее убранство которого отражало романтические потребности таежника - интеллигента. Туркменские ковры, медвежьи шкуры на полу, волчья шкура на тахте, китайские шерстяные одеяла на кровати, копии картин Рериха на стенах между книжных шкафов. Они отражали экспедиционное прошлое хозяина и его привязанность к русской культуре. Черноволосый с проседью с черными непроницаемыми масляными глазками любителя "клубнички" на круглом, тронутом морщинами энергичном лице, он сразу стал привлекать к себе молодежь. В его коттедже, приняв по стакану водки , обсуждали широкий круг вопросов бытия, избегая, разумеется, советских политических реалий. Обладая превосходной памятью, Герман Михайлович любил декламировать наизусть Евгения Онегина и другие произведения Пушкина...
Его жена, Фрося, была дородной рыхлой малограмотной деревенской женщиной, которую он вывез откуда-то из Казахстана. Вряд ли у супругов существовала общая духовная близость. Он, видимо, довольствовался ее добротой, тихой привязанностью, достоинствами домашней жены. В то же время, чувствовалось, что непреодолимые душевные пристрастия этого человека определили его решение уже в пожилом возрасте поселиться во временном экспедиционном жилье в 80ти километрах от Иркутска. Он много с гордостью рассказывал о сыне, известном ученом, о внуках, которых никак не удается увидеть. Но, увы, сын не хотел видеть отца. Какая-то трагедия минувших дней разделяла этих людей.
Герман вырос и выучился в Иркутске Он долгие годы вел мелкомассштабную геологическую съемку Восточной Сибири, а затем перебрался в Среднюю Азию. Он с упоением рассказывал о романтических годах геологического освоения огромных азиатских просторов Советского Союза, когда один маршрут охватывал несколько сот километров и тянулся несколько дней. Он поведал о том, что, временами, вел съемку, не слезая с лошади, с оленьей нарты. Молодых геологов особенно восхищали способы финансирования и финансовой отчетности того времени.
- Просто давали деньги и не требовали документального доказательства обоснованности затрат? Здорово!
- Да, это так. Просто пишешь отчет с указанием на что пошли деньги. Верили на слово!
- Да-а, это не то, что сейчас- на каждый затраченный рубль подавай бумажку, да еще с печатью!..
Аркадину, как и Подбольскому, поручили проведение ревизионных работ. Он организовал небольшой отряд в составе его самого и двух коллекторов- молодого техника- геолога и крупной смачной деревенской девицы. Он и не скрывал того, что ее женские достоинства привлекли его в первую очередь...
Когда экспедицию расформировали, геологам- пенсионерам разрешили остаться в предоставленном им жилье. Илье рассказывали, впоследствии, что Аркадин с Фросей воспользовались этой возможностью и остались доживать свой век в Мальте...
Эдуард Кувшинов закончил Иркутский горный институт по специальности инженера по разведке и разработке месторождений полезных ископаемых. Невысокого роста, чернявый и ладный он появился в Мальте вместе с кареглазой красивой женой и двумя детьми Его Тамара закончила биофак Иркутского университета. Очень серьезная и энергичная она быстро нашла свою нишу в экспедиции, занявшись применением биогеохимических методов поисков полезных ископаемых в геохимическом отряде под руководством своего мужа. Еще в студенческую пору, как командир отряда содействия милиции, Эдик, испытал себя в стычках с криминалом. С этих пор остались у него навыки боевого самбо, которые ему пришлось применять и после учебы.
Клуб экспедиции был построен за ее стенами. Поэтому вход в него был доступен всякому, кто проходил мимо. Особенно это было неприятно, когда в клубе отмечались праздники. В таких случаях, на входе, обычно дежурили крепкие молодые ребята под руководством Кувшинова. Незваных гостей впускали и просили удалиться. Но тех, кто не поддавался увещеванию просто выбрасывали из дверей.
А, однажды, когда Кувшинов и его помощник Саша Булин возвращались на поезде из Иркутска, к ним привязались трое хулиганов с требованием денег. В дело вмешался Эдик и здоровенные наглые парни один за другим оказались на полу пустого вагона и позорно сбежали из поезда на первой же остановке...
Казалось бы, прекрасная семья, смелость, работоспособность и трезвый ум предсказывали Эдику и Тамаре счастливую судьбу, но их счастье длилось только те несколько лет, пока они жили в Мальте...
Еще один примечательный тип работал в Мальте- техник- геофизик Никита Пыреев. Это был знающий опытный и дельный специалист по наладке геофизической аппаратуры и в, то же время, - законченный алкаголик. На работу он всегда появлялс с чисто выбритым узким желтым лицом и с дымящим "Беломором" в углу рта. На собеседника он обычно не поднимал глаз и, поэтому, только изредка можно было увидеть его осмысленный, но углубленный в себя взгляд...
По его поведению можно было определять дни недели. В понедельник он появлялся на работе с опозданием, был хмурым и неразговорчивым. Вторник и среда отличались максимальной работоспособностью. В среду было лучше всего делать ему заказ на починку и наладку приборов. В четверг к нему не было отбоя, и он терял много времени на разговоры с друзьями. Пятница была, фактически, нерабочим днем, так как большая часть времени уходила на закупку в экспедиционном спецмагазинчике продовольствия и спиртного... Вечером в пятницу начиналось главное действо, ради чего человек тяжело работал всю неделю, Мареев с друзьями садились за преферанс с переходом на застолье, как где-то было написано "с водкой сельдями и песнями". Заканчивалось это действо только к воскресному вечеру, а иногда, только к утру следующего понедельника...
2. Первый проект.
Владимир Александрович Соркин- Казанский, кандидат наук, геохимик, курировал экспедицию, как технический руководитель всех работ по Северному Прибайкалью. Очки большого диаметра, широкий и толстогубый рот на белокожем лице делали его похожим скорее на заштатного бухгалтера, чем на геолога- таежника. Трудно было по внешнему виду определить его истинное предназначение- философа, искателя истины, любителя выпить и знатока теории геохимических процессов в земной коре. Любил он похвастать своим происхождением. Его мать была дворянского происхождения, чуть ли не княжеского рода, а отец - еврей, получивший приставку к фамилии по месту революционной работы.
Специализировался Владимир Александрович на изучении пегматитов- очень своеобразных, застывших на больших глубинах и сложенных очень крупными кристаллами, так называемых пегматитовых жил. С пегматитовыми жилами обычно связано множество месторождений слюды, драгоценных и поделочных камней...
Именно с легкой руки Володи, Илье было поручено составить проект Горно- Байкальской геологоразведочной партии, а потом стать ее руководителем... Но это было потом.
Удинской партией командовал Виталий Павлович Царев. Именно в этой партии Илья прошел первые "университеты". Царев, брюнет с кудрявой черной шевелюрой, голубоглазый ироничный, басистый москвич закончил Московский геологоразведочный институт и нет- нет приходилось обращаться к нему с вопросами. К счастью, сильной стороной Ильи оказались те предметы, которыми он когда-то увлекался в университете- структура каменных масс и геохимия. Царев составлял промежуточный отчет по работам 1957 года. Он тут же поручил Илье писать общий геологический очерк района, что он успешно выполнил.
Нехватало знаний. Университетский запас Ильи не включал множества практически важных вещей. Как- то он опрометчиво "показал" свои знания в области способов характеристиеки минералогического и химического состава руд и попал впросак. Было стыдно, и Илья дал себе слово не высказываться по существу дела без нобходимой предварительной проработки вопроса. Днем он трудился в камеральном помещении, работал со справочниками, а вечером, уперев ступни ног в теплую заднюю стенку русской печки, штудировал учебники по разведке твердых полезных ископаемых...
Соркин- Казанский был знаком с хозяином дома, в котором Илья снимал угол. Как-то вечером он зашел, чтобы проглотить "грамульку", где, собственно, и произошло знакомство. О чем только они ни переговорили: о моральных основах социализма, о "порядочности" власть имущих, о пегматитах и их редкометальном потенциале, о радости работы в тайге, о радости достижения чего-то в жизни, о радости открытия... Вот тут- то, Владимир предложил Илье возглавить Горно-Байкальскую геолого- поисковую партию, научным руководителем которой он был. Илья всячески отнекивался, ссылаясь на свою неподготовленность и некомпетентность в вопросах поисков руд редких металлов, тем более в таком специфичном и геологически сложном районе, как северная часть Байкальского хребта... Но не таков был Соркин, чтобы не привлечь понравившегося ему человека.
Уже на следующий день Илью вызвал к себе главный инженер экспедиции Михаил Владимирович Блинов.
- Вот, по представлению Владимира Александровича, мы решили обязать вас выполнить проект Горно- Байкальской партии. Но, пока будете числиться в Удинской- там будете получать зарплату. Ну, с богом!
Возражать приказу было невозможно. Так Илья стал связанным с поисками руд редких металлов в Северном Прибайкалье...
Защита проекта проходила сразу после празднования Нового 1958 года. В конференц- зал экспедиции уже набилось много народу. Кое-кто среди собравшихся жаждали "крови" новоприбывшего геолога, в том числе начальник Туманшетской партии Зиновий Скроцкий. Илья "провинился" перед ним тем, что, не расслышав как-то точного звучания, "офамилил" его Строцким. И это в то время, когда "врагее" Троцкого у КПСС никого тогда не было!
Илья, к счастью, во время защиты находился в еще не совсем протрезвившемся состоянии, а потому был совершенно спокойным. После доклада начались вопросы. Как он и ожидал- все по опробованию. Но на этот раз именно они позволили Илье блеснуть знаниями и согласованными с главным инженером решениями...
Проект и смета к нему были завизированы начальником экспедиции, главным инженером и начальником планового отдела и направлены на утверждение в Москву, руководству треста, а Илья остался работать в подчинении у Царева до того момента пока спроектированная им партия не будет обеспечена финансированием...
Приближалась весна. Сразу после 8 марта Илью вызвал главный инженер.
- Ну, Илья Моисеевич, есть мнение, чтобы вас поставить начальником спроектированной вами партии, на первых порах в должности начальника отряда. Времени на раскачку нет- пора подготавливаться к полевым исследованиям! Я знаю, что у вас нет опыта руководства поисковыми работами в горно- таежных условиях и я даю вам право, пока не поздно, отказаться от них...
- Михаил Владимирович! - обратился Илья к главинжу, - уверен, что вы знакомы с членом- корреспондентом Академии Наук Александром Григорьевичем Вологдиным. Так вот- его любимая поговорка- "Учиться плавать- так на глубокой воде!" И я придерживаюсь такой же позиции- Блинов пристально заглянул Илье в глаза и затем крепко пожал ему руку, повторив свое любимое- " Ну, тогда, с богом!"
Уже через день появился приказ о его назначении начальником геологоразведочной партии в должности начальника отряда с окладом 1400 рублей в месяц. Вместе с доплатами за круглогодичное нахождение в поле, полевым довольствием, коэффициентами районным и редкометалльным получалась кругленькая сумма около 2000 рублей. В то время, можно было купить первый микроавтомобиль "Москвич" за 8300 рублей, а "Победу" за 18000 рублей. Так что для Ильи это были не маленькие деньги. Теперь он получил возможность регулярно помогать родителям... Однако нужно было комплектовать партию и готовиться к работам в новом районе.
Начал с себя. Предстояло действовать в тяжелых географических условиях: в горах до 2500 метров высотой с расчлененным рельефом альпийского типа и на высокогорной тундре, за сотню километров от жилья; преодолевать ледяную воду горных речек, снега и наледи, не тающие даже за короткое лето; научиться пользоваться вьючным транспортом, лошадьми и оленями; нанимать и увольнять рабочих, платить им зарплату, следить за соблюдением безопасности персонала партии, вернуть сотрудников домой в целости и сохранности, одевать, кормить и поить их и еще многое чего делать...
Нужно было иметь отменное здоровье и выносливость. Где-то он вычитал совет о том, что можно закалить организм путем приема холодных ванн для ступней. И Илья принялся за дело. Вечерами перед сном он опускал ноги в таз с ледяной водой и с каждым днем увеличивал время их охлаждения. Через месяц он стал класть ноги в снег, а в апреле позволил себе прохаживаться босиком по снегу во дворе...
Но нужно было, также, подготовиться к пониманию главного: геологического строения района, распределения тех его особенностей, которые ведут к открытию концентрации руды в недрах. Увы, практические навыки Ильи были получены в районах распространения горизонтально залегающих пластов осадочных пород- глин, песков, известняков, различных солей. Однако на Байкальском хребте его ждали разнообразные кристаллические породы- застывшие в недрах лавы с переработанными за миллионы лет структурами, следами их чудовищного сжатия и разогрева. Требовался опыт поисков вообще и поисков руд редких металлов, в частности. Все ранее выработанные способы применения десятков методов были ему известны только теоретически. Поэтому он решил, что недостаток знаний нужно перекрывать объемом собранного каменного материала. Может быть правильнее было бы сначала внимательно изучить небольшой участок, а потом распространить полученный опыт на весь район, но этому мешал его величество план. В советской стране его нужно было выполнить на все 100 процентов и согласно установленным нормам.
3. Клодчихин.
Потрепанный АН-2 жестко коснулся грунта и громыхая побежал по полю вдоль обрыва к блестящей ледяной поверхности озера Байкал. Весь персонал партии в составе двух геологов, двух студентов- практикантов и одного рабочего высыпал из чрева воздушного судна на поросшую низкой травой твердую землю и оказался во власти горячего летнего дня. Тут же приступили к разгрузке и через десять минут все привезенное снаряжение было сложено на земле, в стороне от "Аннушки", а еще через десять минут самолет взлетел в обратном направлении, оставив резкую, после недавнего рева авиадвигателя, тишину...
Подъехала телега. Вихрастый парень в завернутых наружу голенищах керзовых сапог подобрал мешки с почтой, выброшенные летчиками. Илья быстро договорился с возчиком, и геологи дополнили телегу своим снаряжением. Серая невысокая лошадка напряглась и телега со скрипом покатилась.
Прошли через проход в изгороди из сосновых жердей и оказались на длинной дугообразной широкой и пустынной улице, застроенной деревянными избами, иногда окруженными заборами. Миновали клуб и, после короткой остановки возле почты для передачи предназначенного ей груза, покатили до самого конца улицы, до ворот дома тети Сони. Именно у нее порекомендовал парням остановиться вихрастый возница Петя.
Тетя Соня была во дворе, где подкармливала кур зерном.
- Конешно, Петя, пусть поживут. Мештов у меня много, - ответила она на обращение Пети, - вот, пушть занимают этот дом, - показала она на длинное бревенчатое здание, - и лабаз пуштой- пушть берут. -
Фото 4. Сборы в тайгу.
Хозяйство тети Сони включало несколько почерневших деревянных строений- остатков когда-то добротной усадьбы- два бревенчатых дома, большой лабаз, хлев и курятник. Тетя Соня, довольно рыхлая женщина около сорока пяти лет жила вместе с единственным сыном- рыбаком в доме, обращенном к улице. Отведенный геологам дом помещался на другой стороне двора, ближе к Байкалу.
Парни быстро побросали снаряжение в лабаз, а спальники и рюкзаки- в просторный дом. В нем было две комнаты, отделенные досчатой перегородкой и печкой. Он был "меблирован" весьма скромно- стол и несколько жестких кушеток и табуреток. Взяли у тети Сони электроплитку, сварили чай и уже сели позавтракать консервами, когда подошла тетя Соня с тарелкой яиц и литровой банкой сметаны. Пока они насыщались, тетя Соня рассказывала о себе. Сама она выросла на на Лене, в местах, где вместо буквы "с" употребляют "ш". Вот и получается у нее "леншкие", Илью и младшего геолога Густава она называет уважительно по отчеству- "Мышеич", "Кыштымыч" вместо Моисеевич и Касимович. Сын, Сергей, рыбак, плавает на колхозном небольшом сейнере...
Лето было уже в самом разгаре и Илью беспокоили возможные задержки. Предстояло запастись продовольствием, нанять рабочих, арендовать лошадей и отправиться на поиски в приосевую часть Байкальского хребта. Его заснеженные вершины сверкали вдали, в западной части горизонта. Лето на Северном Байкале короткое и важно было не потерять погожие дни.
Председатель колхоза "Победа", Федор Петрович Клодчихин, суровый скуластый, с висячими усами, хмурый мужчина с пронизывающим взглядом, долго изучал письмо- обращение экспедиции к партийным и государственным организациям с просьбой об оказании начальнику геолого-поискового отряда помощи со стороны местных властей в выполнении стратегически важного задания. Но вот он поднял свои оловянные глаза и произнес:
- Ничем, товарищ, помочь не могу, сенокос, понимаете, лошади самим нужны и, к тому же, что могли- уже отдали Иркутскому университету, тоже геологам.
- Но, поймите, Федор Петрович, из- за транспорта наши работы могут быть сорванными и нас обоих по головке не погладят.
- Не стращай, начальник, нет у меня коней и баста!.. Ишши в других местах, или повремени- лошади с сенокоса вернутся, тут уж я их тебе тотчас отдам...
Илья вернулся на базу в скверном настроении. На северо-западном побережье Байкала действовал только один колхоз- Клодчихинская "Победа", который, в основном, занимался рыбной ловлей. Овощеводство и животноводство, в том числе- коневодство, имели подчиненное значение, и только для удовлетворения собственных нужд. Не привяжешься... Разве что поехать в Верхне-Ангарск и арендовать лошалей там? Но это займет немало времени- добраться туда, договориться, перегнать лошадей до Байкальска, около 100 километров в один конец...
- Ну, што, Клочихин дал лошадев? - Это прервала грустные размышления начальника отряда тетя Соня. Он вкрадце передал ей содержание беседы с председателем колхоза.
- Наш предшедатель такой, ш карактером! Шину моему, Пашке, не дал в армию пойти, боялси, што опосля армии не вернется Пашка в колхоз. И тебе, вот, лошадев не дает. Врет он, што их у ево нету. Ты не отштавай, требуй швое. Он выпить не дурак- напои ево, он тогда шоглашится лошадев тебе дать...
И пошел Илья опять к Федору Петровичу и пригласил его зайти после работы в гости, отметить начало полевого сезона. Закупили водяры, закуси... Вечером собрались. Еще и Густава он пригласил для участия в выпивоне.
Уже стемнело и пришлось зажечь керосиновую лампу. Гигантские тени, легли как прислуги за плечами на пол, стены, потолок, сообщая собранию стиль "Тайной вечери" Рембрандта. Сначало шло хорошо, по- доброму. Клодчихин рассказал о себе. Председателем рыбацкого колхоза он стал восемь лет назад, по направлению райкома партии. А, еще раньше, в военные и послевоенные годы он служил начальником СевероБайкальского отделения милиции. На фронт его не посылали. Он должен был воевать с дезертирами, выискивать их, наказывать, отправлять на фронт.
- Вы не знаете этих людей-, постепенно распаляясь рассказывал он, - там, у вас, на западе, шла война, а тут были всякие. У кого остались одни бабы и детишки, а сам был на фронте, а кто убегал от призыва в тайгу, сектанты всякие, кулаки недобитые, всякий сброд, в общем, дизертиры... Ну и с ними приходилось жестко расправляться. Были дела... А потом этот колхоз- одни гребные лодки да дырявые сети. Пришлось крутиться, добывать средства. Сейчас есть пара сейнеров, сети буксируемые и ставные...-
Опорожнялись стакан за стаканом, Клодчихин стал захмелевать, говорить медленнее, в то же время отказываясь вникнуть в наши транспортные проблемы... В конце концов он стал пытаться положить голову на локти, лежащие на столе. Нечаянно спихнул свой стакан и не заметил этого. Нужно было отправлять его домой.
Пришлось геологам тащить упирающегося председателя по ночной деревне мимо злобно лающих собак...
Утром следующего дня Илья вновь отправился в колхозную контору. Клодчихин как ни в чем ни бывало сидел за своим столом. Усы его по-прежнему были сурово опущены вниз.
- Ну как, Федор Петрович, насчет лошадей? - не очень уверенно спросил его Илья.
- Как вчера- так и сегодня- нет лошадей! Приходи после обеда, обещали, вроде, с Горемыки коней пригнать. Звонили с фирмы...
Что делать- кони нужны позарез. Надо подождать до полудня. Вдруг удастся заполучить так нужных отряду сивок. Какую-то надежду Клодчихин все же дал. В устье реки Горемыки числится у колхоза животноводческая ферма. Именно оттуда он и ждет лошадей... Илья вернулся на базу к тете Соне. Сели позавтракать.
- Ты, Мышеич, смотри, наш Клочихин и не поперхнетшя человеку попакоштить. Во время войны наш охотник Перфилий Шыромятин отказалши на фронт идти, штаровер он был. Ушел в тайгу и шпряталси тама. Бабы чашто видали ево. Давале ему хлеба, соли, шпичек. Он никаво не трогал, даже помогал. Указывал- игде ягодники добрые, или грибов полно, иной раз и мяша давал. Клочихин выведал- игде Перфилий схоронилси и зимой окружили минцанеры ето мешто. Долго Широмятин оборонялши, двух ранил и шамово подштрелили и раненново повязали и отправили в Нижний Ангаршк...
После обеда Клодчихин торжественно объявил:
- Вот и кони к вам пришли. Иди, начальник, на конный двор. Я там старшему конюху оставил список- каких коней он может тебе выделить. Видишь- я государству иду навстречу! Посмотри и вернись обратно- составите с нашим плановиком договор по аренде и об оплате за коней...- Илья, само собой, обрадовался и поспешил на скотный двор.
Лошади стояли возле коновязи. Всего их было четыре. Лучше всех выглядел Бандит, еще весной "служивший" жеребцом и огуливавший местных кобыл. Однако в конце мая он был оскоплен и превратился в вороного мерина. Тем не менее у него еще играла кровь, и он беспокойно дергал повод и переминался на месте. Самый плохой вид был у Богатыря, тощего старого мерина, смирно и печально поглядывавшего на окружающих людей в ожидании своей судьбы. В то же время, казались вполне подходящими и смирными остальные лошади: гнедой в яблоках Пегашка и саврасая кобыла Планета.
- Бери их, Моисеич, - предложил хромой Кузьма, которого порекомендовали Илье взять на должность конюха, - все равно Клодчихин ничего другого не даст.
- А, может, начальник желает попробовать? - это обратился к Илье конюх Федор, -не дрейфь, мы поможем тебе, раз ты до этово ни разу на коня не садился-
Деваться Илье было некуда, не следовало показывать свою неуверенность. Тем временем двое конюхов живо заседлали Бандита, взяли его под уздцы и ввели в станок, устройство, напоминающее спортивные брусья, только шире и прочнее. Илья вставил левую ногу в стремя, конюхи помогли, и , взлетев на спину лошади, он прочно втесался в седло. Седоку сунули в руки поводья и отпустили животное...
Бандит рванулся, вылетел из ворот и понесся рысью по широкой деревенской улице. Илья было решил его попридержать и натянул поводья... Вместо успокоения Бандит начал брыкаться и подался вправо боком, в попытке сбросить его или прижать к забору. Седок, однако, удержался и, что есть силы потянул левый повод. Тогда Бандит тем же способом, боком, пошел влево и вынес его на край обрыва к Байкалу... Лошадь храпела, таращила глаза, и была готова, как казалось, ринуться с обрыва вниз. Илья отпустил поводья и тут же мерин сам развернулся и рысью побежал обратно на скотный двор, где его остановили хохочущие конюхи...
Геолог спрыгнул с лошади, он был весь в поту и долго смеялся над собой вместе с конюхами...
В уже составленном договоре на аренду лошадей, была указана и их стоимость в случае увечья или гибели. Самым дорогим оказался Бандит- 30000 рублей, а самым дешевым- Богатырь- 3000. Остальные шли по 10000 рублей, что, примерно, соответствовало средней зарплате того времени за год. Непомерно дорогой оказалась и арендная плата- по 3000 рублей за каждую лошадь в месяц. Клодчихин, что называется, пошел государству навстречу...
![Момент расставания. Автора провожают родители и родственники. [Михаил Язмир]](/img/m/ostawitxprezhnee/romantiki/foto1.jpg)
![И вот он один в чистом поле, прочерченном несколькими парами рельс. [Михаил Язмир]](/img/m/ostawitxprezhnee/romantiki/foto2.jpg)
![За опушкой леса появились деревенские бревенчатые постройки [Михаил Язмир]](/img/m/ostawitxprezhnee/romantiki/foto3.jpg)
![Сборы в тайгу. [Михаил Язмир]](/img/m/ostawitxprezhnee/romantiki/foto4.jpg)