Вечереет. Идем прямо на предзакатное солнце. Оно уже не слепит, а мягко
и грустно освещает скалы и нагромождения каменных глыб, неустойчивых
на крутом склоне глубокого ложа растаявшего древнего ледника. Наш
небольшой отряд осторожно лавирует по бездорожью между гигантскими
камнями, спускаясь все ниже и ниже.
Открывшаяся перед нами и далеко внизу долина окрашена июньской
палитрой свежих и еще не смешанных красок: темно- синей с серебряными
искрами стремнины Ирели, блестящей белизны длинной наледи и ярко-
зеленой травы по проталинам вдоль русла реки по обеим ее берегам.
Громадная тень зубчатого серого силуэта противоположного хребта там, где
она легла, сгустила краски, а темно-синий купол неба дополнил картину
равнодушной и прекрасной природы.
Пять человек растянулись на несколько десятков метров. Первым иду я. За
мной вплотную карабкается по камням черная лаечка Дамка. За нею следует
Стасик, восемнадцатилетний деревенский парень с недовыпеченным лицом и
маленькими хитроватыми бесцветными глазками за припухлыми веками.
Стасику доверено нести наше единственное оружие- мою малокалиберную
винтовку. Почти вплотную к Стасику передвигается Саня, тоже деревенский
парень, конопатый, бойкий, смазливый и хвастливый. Через пятнадцать-
двадцать метров за Саней идет Жора, бывший колхозный бухгалтер, честный
дельный парень. От всех отстал Густав, геолог, молодой выпускник
Иркутского университета, высокий, стильный с редкими усами, бородкой
клинышком...
Два дня перехода через Байкальский хребет нас измотали. Ноги гудят,
плечи под рюкзаками ломит, но спускаться нужно не торопясь, осторожно,
аккуратно, камни и глыбы под ногами еле держатся. Даже говорить от
усталости трудно.
- Гляньте, робя, Топтыгин! - вдруг в изумлении воскликнул Стасик.
- Где медведь? - Я остановился, чтобы полюбоваться на зверя.
- Да вона- вона! - Стасик указывает пальцем вниз на долину. И, вдруг, я вижу
зверя, который медленно бредет по зеленой кромке речки к ее верховью.
Подоспел Саня и тоже увидел медведя.
- Эх, паря, добрый хозяин! Вот бы карабин, шмальнуть по Михал Иванычу!
Но медведь, который до сих пор надежно расходился с нами, направляясь в
истоки Ирели, вдруг неожиданно повернул в нашу сторону...
Вот он прибавил ходу и пересек луговую проталину. Вот перешел на
рысь, преодолел наледь. Вот он уже достиг края каменной осыпи и
сноровисто, отдельными прыжками направляется прямо к нам! Издалека я
вижу огромную голову чудовища и его оскаленную пасть, но еще не слышу
его охотничьего рева. Первая реакция- оцепенение- мы же абсолютно
беззащитны перед хозяином тайги и представляемся ему легкой и вкусной
добычей...Что толку от малокалиберки, ибо, чтобы убить медведя, нужно
попасть в него, бегущего, в глаз! Но я преодолеваю первую растерянность-
ведь за отряд отвечаю я!
- Доставайте что есть, топоры, молотки! - командую я.
- Топоры у меня в рюкзаке, - подает голос Жора
- Кричать надо, это помогает, - слышу голос Густава. "Черт побери, -
мелькнуло в голове, и он уже здесь, вместе со всеми".
- Дай-ка, мне мою мелкашку, Стасик!
Стасик подает мне малокалиберку. Передергиваю затвор- из ствола вылетает
патрон и падает между камнями...Достаю из кармана и закладываю новый.
Оружие в руках успокаивает и придает уверенность. "Пусть, для начала,
услышит свист пуль, почует запах пороха, соображаю я,- а подойдет
поближе, буду стрелять на поражение". Вместе с тем понимаю, что
малокалиберный патрон медведя не проймет. Разве что попасть ему в глаз...
И началось. Выстрел. Быстро перезаряжаю патрон. И парни в голос, Жора-
басом, Густав- фальцетом, Стасик-сиплым хрипом, Саша-тенором, а Дамка-
каким-то визгливым прерывистым лаем: "ААА, ИИИ, ООО, ЭЭЭ, Ав-Ав-
Ав!" А медведь устрашающе быстро и ловко взбирается по глыбам. Волнами
бежит по его спине черно-бурая, местами с проседью, шерсть. Выстрелы,
вопли, лай собаки вполне могли бы потешить публику, если бы вся эта
какофония исполнялась на эстраде. Но здесь было не до смеха, нами
руководил страх и борьба за нашу собственную жизнь. Это уже не кино, а
мы, увы, не на сцене. Здесь- кто- кого! "УЮЮЙ, АЙЯЯЙ, ОЙЕЕЙ!" Первый
выстрел на поражение, второй...
Кажется, попал в камень... Еще выстрел. Медведь делает еще один
прыжок. Еще выстрел- попал- не попал? Кажется, он заколебался...
И вдруг медведь разворачивается и бежит вниз! Он испугался, он удирает!
Теперь мы видим его огромный зад, который то поднимается, то опускается в
ритме бега...Буйное веселье охватывает нас. Тут наши крики приобретают
уже победные торжествующие нотки: АГАГА-А, ОГОГО-О, ЭГЭГЭ-Э,
УЛЮЛЮ-У! А Дамка! Дамка бросилась бежать вдогонку за убегающим
зверем. А тот, передние ноги короче задних, бежать вниз, да еще по
каменным глыбам, неловко, он спотыкается, падает, еще раз спотыкается и
еще раз падает... Но вот он выбежал на наледь и смешно подбрасывая зад,
несется вниз по ледяному берегу Ирели. Лед на нем летний, рыхлый, и
медведь нет- нет, а теряет равновесие и поскользнувшись вспахивает
длинную борозду в слабом ледяном покрове. И тогда следом за ним, в эту
борозду ложится, извергаемая им, длинная ярко- желтая полоса...
- Глянь, обосрался со страху! - воскликнул с удовольствием Стасик.
- Редкий случай медвежьей болезни, - констатирует Густав, - это ведь не
каждый день увидишь. Я так, в первый раз!
- Видно, молодой медведь, людей не видел, вот и обознался, - добавляет
Жора. Тут в вершине Ирели еще тот медвежий угол. От Байкала, хоть всего
около семи десятков километров, но надо перелезать через Байкальский
хребет по бездорожью. А от Лены идти- пропащее дело! По воде: сотни
километров по Киренге и Ирели через заторы и завалы, а в предгорье через
шиверья. Ну а в хребте по Ирели- только пешком вдоль русла... Еще зимой,
когда речки замерзнут, сюда можно от Лены добраться по льду, а от Байкала
вообще не дойдешь сюда. Снега, погода, крутяки...
- Кабы эта зверина добежала до нас, я бы со скалы бросился, - вдруг заявил
Саня, - чем этой образине в лапы попасть, лучше самому разбиться...
И тут я обратил внимание на этого парня. Румянец у Сани пропал и лицо его
охватила нездоровая бледность.
- Моисеич, обратился он ко мне, - у вас не найдется чего- нибудь от сердца?
Сане явно не по себе. Нападение медведя что-то оборвало в нем, и он упал
духом. Сердечных таблеток у меня не было, но были таблетки от кашля. И я
даю ему их вместо сердечных в качестве психологической поддержки...
- Смотри, - говорю я ему, - медведь был один, а нас пятеро, и мы вооружены.
Впрочем, солнце садится, и пора двигаться...
Дальше вниз, после всего пережитого, мы спускаемся намного
сноровистее и шустрее, чем до встречи с косолапым. Еще около часа мы
преодолеваем опасный спуск, достигаем наледи и выходим на прибрежную
террасу, поросшую свежей травой...
Остановились на каменистом сухом пригорке. Какое это удовольствие-
сбросить с натруженных плеч рюкзак, распрямить плечи и свободно и
глубоко вдохнуть быстро холодеющий чистейший горный воздух, внять
затихающей песне Ирели, проникнуться немым величием каменных громад,
замкнувших бледную бирюзу оставленного солнцем неба!..
-Пойду, посижу немного, - роняет Саня, и присаживается на рюкзак с
палаткой. Ему нельзя давать уйти в свои переживания. Мне кажется, и я
боюсь этого, что если он не будет двигаться, то его охватит оцепенение, из
которого трудно выйти.
-Ты весь пропылился, Саня, иди умойся. Не ленись, речка рядом.
- Умылся?
-Угу...
- Все ребята работают, ставят палатку, разжигают костер, таскают хворост.
Иди, хотя бы за хворостом. - Послушно идет...
Совсем стемнело. Вспышки костра высвечивают из темноты
расставленную палатку и лица моих товарищей. Дружно скребем из банок
разогретую тушенку. Запиваем ее горячим чаем с размоченными в нем
черными сухарями...
Подтрунивая друг над другом, располагаемся палатке- на всех всего два
стеганных ватных одеяла!
- Можно, я лягу в середину? - спрашивает Саня. Он не может избавиться от
пережитого страха. Парни это понимают.
- Топтыгин чует бздилу по запаху. Вытащит ночью из середины и съест! -
пугает приятеля Стасик.
- Не слушай его, Саня, утешаю я мальчишку, - там за поворотом реки, куда
удрал медведь, он издох от заворота кишок. Было бы время, можно бы
сбегать за шкурой... А потому можешь спать спокойно. К тому же Дамка
охраняет наш сон...
Усталые парни похрапывают. Саня ворочается, вздыхает. Я тоже не сплю.
Размышляю над природой страха. Может быть это острое чувство жизни,
риска ее потери?.. Бедный Топтыгин, вот и он познакомился со страхом.
Интересно- он все еще страдает от поноса?.. За палаткой первозданная
тишина. Далеко мы зашли...