Катится клубочек красной шерсти, подпрыгивает на ступенях. Ты пряла эту шерсть ночами, когда я напрасно ждал тебя и бил кулаками по стенам своей тюрьмы и камни окрашивались кровью - свежие пятна поверх давно потемневших и полустертых. Старая кровь должна уступить новой. Я должен уступить - поблекнуть и исчезнуть во тьме. Хранят ли мертвецы воспоминания? Я хотел бы помнить твою белую кожу, ее прикосновение к моей шкуре. Когда моя голова покатится по каменным ступеням, забуду ли я о тебе? Знаю одно: ты забудешь.
Ты не появлялась в моём лабиринте несколько месяцев. Семь раз луна истаивала до тонкой царапины на темном небе, потом снова становилась круглой и блестящей, а ты всё не приходила. Я маялся бессонницей на своём жестком ложе и умолял тебя прийти или хотя бы присниться мне.
Иногда видеть тебя во сне - это уже очень много.
Я начал сомневаться, была ли ты настоящей или я сам создал тебя в своем воображении и влюбился в зыбкий образ. Эта лента - принадлежит ли она тебе или ее обронила одна из дев, присланных Миносом? Эти цветы - кто принес их сюда? Они давно засохли и от одного прикосновения могут рассыпаться в пыль. Я не трогаю их. Воспоминания так же хрупки, я должен их беречь, но не могу - и раз за разом оживляю в памяти твоё лицо. Мы мало говорили, но даже в том немногом, что я знаю из твоих слов, нельзя быть уверенным: всё могло оказаться ложью. Верить можно лишь тому, что видят глаза и чувствует тело.
Ты была первой женщиной, прикоснувшейся ко мне с нежностью. Даже от собственной матери я не получил ни крупицы любви. Я был зачат в грехе и мерзости. Что сделала Пасифая, когда повитуха протянула ей уродца с телячьей головой? Закричала от стыда и ужаса? Отвернулась царственно, приказала унести его? Она позволяла моему отцу - посланнику богов - покрывать себя, но вслед за похотью пришло сожаление, и плод этой похоти должен был исчезнуть в каменной тюрьме. Слава богам, я не смог дать потомства, и тебе не нужно заботиться о том, чтобы скрыть свой позор. Тот, кто введет тебя в свой дом, никогда не узнает, как ты сгорала от страсти в объятьях чудовища: я унесу память о твоих медовых поцелуях в Аид, а ты... ты всё забудешь.
Шерстяная нитка змеится по полу, словно тонкая струйка крови. Она ведет ко мне. Ты знаешь этот путь, ты ходила им сотни раз, а теперь им идёт, наступая на твои остывшие следы, моя смерть.
Признаться, я знал, что однажды всё закончится. Все эти годы, когда ты уходила, я думал, что это навсегда, что закончилась наша последняя ночь. Боги качнули маятник, но рано или поздно он должен был вернуться в начало. Это случилось, когда в моем сердце поселилась безумная надежда, что ты останешься со мной. Боги жестоки.
Восемь лет - долгий срок, из девочки ты превратилась в женщину и перестала желать меня. Я должен быть благодарен богам за годы, когда ты, неуловимая, как Ирида, появлялась в моих объятьях и исчезала, но вместо этого я кляну богов и разбиваю кулаки о стену. Тот день, когда ты пришла вместе с шестью другими девами и семью юношами в мой лабиринт, я тоже проклинаю. Каждый девятый год Минос посылал мне дары из плоти и крови. В белых одеждах они шли по лабиринту: кто-то мрачно покорялся судьбе, кто-то - рыдал и в отчаянии раздирал ногтями лицо. Я ждал в темноте, слыша шаги, чувствуя запах молодого пота. Голод мучил меня, но еще сильнее была ненависть. Когда она достигала своего предела, я хватал первую жертву и с удовлетворением слышал ее крик - за ним всегда следовали крики остальных. Сквозь дыры в потолке светила луна - я знал свой лабиринт и мог бы обойтись вовсе без света, но мои жертвы метались, словно слепые котята, натыкаясь на стены и друг на друга. В моих руках хрустели рёбра и позвонки, я с наслаждением впивался зубами в сочную плоть, рвал ее, погружал пальцы в дымящиеся внутренности - жаль, я не мог предсказать по ним своё будущее. Тогда, увидев тебя, я не замер бы и не прекратил бы своё кровавое пиршество. Ты стояла у стены, глядя на меня со странным любопытством. Растерзанные тела грудой лежали у твоих ног; черная кровь растекалась по камням, и запах смерти заползал в ноздри, но ты застыла, гордо вздернув голову, словно находилась в царских покоях, а не в гибельном лабиринте чудовища. Белый хитон мягко обтекал изгибы девичьего тела, и я почувствовал голод иного свойства. Раньше я не знал желания к женщине. Девы, которых присылал Минос, в страхе убегали от меня, а когда я настигал их, рыдали, умоляли о пощаде. Я ломал их нежные шеи одним движением, вгрызался в разорванную плоть, пока кровь маской не застывала на моей шкуре. Я так спешил насытиться, что даже не брал на себя труда заглянуть в их лица, узнать, красивы ли они. Ты была красива. И смотрела на меня дерзко, без капли страха. Я склонился ниже, чтобы ты увидела мою уродливую бычью морду, но ты не отпрянула, напротив - усмехнулась, показав жемчужные зубки.
- Кто ты такая? - спросил я, вытирая кровь с губ.
- Ариадна. Дочь царя Миноса.
Признайся, что солгала той ночью. Разве нас могло породить одно чрево? Я взял тебя пальцами за подбородок, заставил повернуть голову. Похожа ли ты на Пасифаю? Я никогда не видел ее, но глядя на твоё прелестное лицо, мог представить красоту царицы. Ты наследовала ей и преумножила это богатство, клянусь Афродитой.
Ты мягко отстранила мою руку, но не опустила головы. Золотые волосы выбились из-под повязки и разметались по плечам.
- Почему Минос отдал тебя мне?
- Я пришла сама.
Ты расстегнула фибулы, и хитон упал на камни. Твоя нагота ослепила меня. Как завороженный, я протянул руку к твоей шее, провел по ней кончиками пальцев. Ты закрыла глаза, приглашая меня продолжать. Я встал перед тобой на колени, вдохнул запах твоего лона. Ты гладила мои рога, направляя меня. Браслеты на твоих запястьях звенели, и этот звон до сих пор стоит у меня в ушах. Не только красоту ты унаследовала от Пасифаи, но и ее распутство. Всем, что я умею в искусстве блуда, я обязан тебе. Только зачем мне это теперь, когда ты ушла навсегда?
В ту ночь ты опьянила меня и сделала своим рабом. Потолок кружился и плясал перед глазами, я боялся шевельнуться и прогнать прекрасный сон, в котором твои мраморно-белые руки обвивают мою шею. Перед самым рассветом ты свернулась калачиком у меня под боком, а вслед за тобой, задремал и я.
Когда я проснулся, тебя уже не было, только забытая головная повязка сверкала золотом на камнях. Я, словно безумец, метался по коридорам, выкрикивал твоё имя. Ты - единственная, кто смог покинуть лабиринт. Даже я, его хозяин, останусь здесь: меня зароют в одном из коридоров, как я зарывал тела своих жертв, и ты не проведешь ладонью по моему лицу, не закроешь мне глаза и не положишь на веки монеты для Харона. Моя душа навеки останется на этом берегу, рядом с тобой.
Я не думал, что ты вернешься, но через несколько дней услышал твои шаги. Ты шла неторопливо и уверенно, как будто давно знала дорогу. Мне хотелось сорваться с места и побежать навстречу, но я не хотел напугать тебя. Поэтому я просто ждал. Ты выступила из темноты, опустилась на ложе, прижалась спиной к моей груди, и твоё тело совершенно дополнило моё. Я так привык обнимать тебя во сне, что теперь ночами чувствую себя ущербным, словно расколотый сосуд.
Где-то снаружи светит солнце, девушки и юноши с цветами в волосах поют песни, танцуют и любят друг друга. А нам с тобой никогда не плясать на празднике урожая под звон кимвалов, не целовать друг друга у всех на глазах. Нашим уделом стала тьма лабиринта. Она приглушала сияние твоего тела и моё уродство. Темнота почти уравняла нас. Под ее покровом ты ласкала меня и отдавалась наслаждению, забыв стыд. Но тебе наскучила тайная любовь. Теперь ты хочешь выйти наружу, позволить Тесею перенести тебя через порог своего дома, сесть у его очага, а я ничего не могу дать тебе, кроме холодных, запятнанных кровью камней.
Вчера ты наконец пришла. Застыла у стены, как в первую нашу встречу, но почему-то смотрела в дальний угол, избегая встречаться со мной глазами. Я встал, обошел полукругом, разглядывая тебя. Ты изменилась: тело скрыто пеплосом, губы жестоко сжаты, в глазах - холод. Ты стала женщиной, Ариадна. Я всегда боялся прикасаться к тебе, боялся причинить боль неловким движением, а сейчас я и вовсе не осмелюсь дотронуться до этой незнакомой плоти. Да и ты больше не поведешь меня по лабиринту своего тела. Ты выросла из детских игр. Мы стояли напротив друг друга, не решаясь заговорить. Наконец ты нарушила молчание.
- Ты должен бежать отсюда.
Ты, должно быть, пошутила. Я усмехнулся, но ты оставалась серьезной.
- Дары Миноса уже на острове. Скоро они будут здесь.
В лабиринте было холодно, и я всё-таки решился обнять тебя за плечи, чтобы согреть. Ты прильнула ко мне, сцепила пальцы в замок за моей спиной.
- Среди них есть юноша... Тесей... - Ты подняла голову, и в блестящих, как новенькие драхмы, глазах я увидел всё, что не было сказано вслух.
- Достаточно твоего слова, и я не трону его.
- Дело не в этом. Он хочет убить тебя. Чтобы стать героем.
Я вдохнул запах цветов в твоих волосах. Значит, бежать? Отдать тебя ему?
- Я не уйду без тебя. Я твой пленник, Ариадна.
Ты разомкнула руки, отстранилась и взглянула мне в глаза.
- Нет, Минотавр. - Ты впервые назвала меня этим прозвищем. - Нет. Я не желаю твоей смерти, клянусь богами, но уйти с тобой не могу.
- Ты любишь его. Не меня.
Мне трудно было удержаться на ногах, и я упал на колени перед тобой, закрыл голову руками и зарыдал. Ты села на край ложа и позвала меня. Я подполз к тебе, спрятал лицо в складках твоего хитона, а ты гладила мой затылок и шептала слова утешения. Той ночью я не смог быть мужчиной и лежал без сна, глядя на небо сквозь дыру в потолке, а ты дремала на моей груди. Утром ты снова заклинала меня бежать. Я отвернулся к стене, чтобы не видеть твоего умоляющего взгляда.
- Уходи, царевна.
- Обещай, что бежишь.
- Клянусь Аресом, я убью тебя, если ты не уйдешь! - зарычал я, и ты, закрыв лицо ладонями, скрылась в коридорах. Не такого прощания я желал для нас и скорей бы размозжил свою голову о стену, чем причинил тебе вред, но видеть тебя и знать, что скоро ты взойдешь на брачное ложе с моим соперником, было горше смерти.
Когда звук твоих шагов совсем стих, я сел на пол, прислонился спиной к камням и стал ждать.
Клубок катится к моим ногам. Твой любовник совсем близко, звук его шагов оглушает меня. Наконец я вижу его: он совсем мальчишка, красивый, как Эрот. Твердым движением он направляет меч в мою грудь, и я раскидываю руки в стороны, обнимая воздух, еще хранящий запах цветов в твоих волосах, Ариадна.