Любой отзыв на этот эпохальнейший киноартефакт следует предварять сакраментальными заклинаниями тире мольбами по поводу того, что ох как невероятно сложно и практически нифига невозможно написать полноценный в плане большей или меньшей объективности отзыв. Насколько я заметил, все именно так в основном и поступают. "Невозможно писать отзыв на такой фильм" - то и дело проскальзывает в откровениях иных товарищей, после чего, как ни в чём ни бывало, следует именно то, на нереализуемость чего только что пенялось.
Так сложно ли оценивать этот фильм? Вроде бы - да. В самом деле, писать отзыв на фильмы немой эпохи невероятно сложно в виду откровенной нестыковки современных представлений о том, каким должно быть качественное кино, и представлений тех людей, для которых выход на экраны того же "Носферату" произошёл в режиме реального времени. Справедливо ли будет ставить оценку фильму Мурнау исходя из нынешних киностандартов? Ответ очевиден: нет, не справедливо. С другой стороны, почему при оценке того или иного фильма я должен делать скидку на его возраст? Ведь, в конце концов, киношедевр должен быть таковым в рамках любых применяемых к нему параметров.
Впечатления от "Носферату" действительно сложно привести к общему знаменателю. И дело не в отсутствии цельности у этого фильма - дело в невозможности найти правильный подход к его оценке, уж больно он староват. Но есть фильмы и куда как постарше. Но "Носферату" тем и отличен от десятков своих более или менее старых коллег по немой эпохе, что он как бы и не совсем их коллега. В 1890-х и 1900-х гг. во всём мире ставились преимущественно примитивные поделки без каких-либо претензий на высокое искусство и без самого допущения о применимости термина "искусство" к означенным поделкам. В 1910-х гг. зарождающееся нечто наконец стало свидетелем проявления пред собой первых проблесков прекрасного. Ориентировочно с 1910 г., когда на студии удивительно безалаберно отнёсшегося к перспективам главной развлекательной новинки конца прошлого века Тома Эдисона была сварена-состряпана короткометражная адаптация мэришеллиевского "Франкенштейна", кинематограф, уже не иллюзион, но ещё не искусство, вступило на продолжающийся и поныне путь к столь недосягаемым и столь легко дающимся далям в своём всемирном развитии. Годы, непосредственно предшествовавшие появлению "Носферату", так и вовсе оказались неприлично богатыми на киношедевры, настоящие, вневременные, сомнений в высочайшем статусе которых не возникнет даже сейчас. "Носферату" вместе с ними тоже оказался каким-то вневременным. Вроде бы это такой же непретенциозный фильм, как и куча его современников, но при этом он явно не так прост, как они. "Носферату", как минимум, многократно атмосфернее и многократно эмоциональнее, чем большая их часть.
Фильм Мурнау обладает зверской для немого кино втягивающе-подавляющей силой: он поглощает, пугает, гнетёт, закрадывается в душу и чёрт бы меня побрал, если вытрясти его из глубин своей бездонной души не в пример сложнее, чем впустить его туда. Растиражированные приёмчики хоррора, стандартизировавшиеся и опопсевшие к настоящему моменту, в фильме, их породившем, выглядят так, словно не было этих девяти десятилетий с их многократным перемалыванием-пережёвыванием всего того, что кинематограф 10-20-30-х гг. изобрёл, усовершенствовал и завёл на конвейер, который и не думает останавливаться, разве что нуждается в косметическом ремонте и визите ребят из дезинфекции. Напротив, приёмчики, которым лет стукнуло больше, чем кинокомпании эмджиэм, в своём материнском фильме смотрятся органично, естественно, главное - задняя мысль о том, что 90 лет их потом насиловали как шалаву, пропадает, уступая место хрен пойми откуда взявшемуся соображению об их чистоте, но они ведь и вправду чисты. Это ещё ребёнок, а не опустившаяся шалава. То есть мы-то знаем, что ребёнку суждено стать шалавой, но на время как бы забываем об этом. Это как бы не имеет значения, ибо всё правильно, всё грамотно и всё так, как и должно быть. Абстрагирование происходит само собой. Главное - было бы желание, а не обязанность, смотреть всё это дело.
В своё время (и только в своё) "Носферату" произвёл ошеломляющий эффект. Но с тех пор утекло слишком много воды и не только воды. "Носферату" больше не производит того умопомрачительного "эффекта присутствия", которым он по праву гордился в 20-е гг. По крайней мере, для того, чтобы быть задеваемым этим эффектом в наше время, необходимо полнейшее погружение в прошлое. Мысленное путешествие в Германию 1922 года, страну, уже оправившуюся от всякой заразы типа испанки, но только-только подхватывающей другую заразу - заразу уже не из медицинского ящика пандоры, а политического. Нужно живо вообразить себе дух времени, ощущение момента, интуитивное понимание эпохи. Отсечь от себя всё, что будет после и оперировать лишь теми данными, которые были до и которые есть сейчас. Проще говоря - поступить примерно так, как поступил герой Кристофера Рива в "Где-то во времени": мысленно, на уровне самогипноза переместить себя в другое время, заставить себя жить, действовать и мыслить по другим правилам и в других категориях, запрограммировать себя на временное выключение из повседневной, столь привычной, сколь же и опостылевшей реальности. И тогда, быть может, и на вас фильм Фридриха Мурнау окажет грандиозное впечатление, в сопровождении всех эффектов, которые только его и могут сопроводить. Но поскольку те овощи, которые читают этот отзыв, не способны в принципе на какие-либо эксперименты во имя понимания прекрасного, то и распространяться на эту тему долго не следует.
Есть несколько моментов, которые на полном серьёзе кажутся мне вполне примечательными. Один из них касается общей судьбы немых фильмов. Как-то совершенно незаметно, вне зависимости от нашего к нему отношения, немое кино превращается в отдельный и более чем самобытный (самобытнее не найдёшь) поджанр кино как такового. Необходимое уточнение и оно же поправка - современного кино как такового. И не то, чтобы поджанр. Скорее - подвид. Оставаясь по сути архивным скопищем старинного хлама, немые киноленты обзаводятся такой своеобразной арт-хаусной стилистикой, что ущербность этого кино, как якобы старого, а потому типа неполноценного, вдруг куда-то исчезает. И вот уже на месте кривоватого, смазанного, немого, чёрно-белого примитива оказывается ультрамодное откровение с претензией на культовость. Кино осталось таким же, просто акценты сместились. Ну то есть, они могут сместиться. И тенденция, к тому располагающая, лично меня радует. Я уже говорил об этом на примере какого-то другого фильма, но эта мысль не даёт мне покоя. Я уверен: немое кино, оставаясь номинально в статичном и давным-давно застекленевшем положении, непрерывно при этом развивается и эволюционирует на протяжении всех тех лет, когда на смену немоте приходил звук, на смену чёрно-белым теням подваливали все цвета радуги и ещё чёрт знает чего, на смену малому экрану заводили широкий и тд, - все эти годы на фоне объективного технического развития привычного нам кинематографа немой кинематограф, брошенный и забытый где-то в далёком и неприятном прошлом, медленно и уверенно приближался и приближается к той исторической отметке, за которой уже никто не подвергнет сомнению его актуальность в современной нам действительности, его неповторимость и его оригинальность. В новых условиях кинематографическая стилистика 10-20-х гг. получает новое рождение. Мы настолько отвыкли, а кое-кто никогда и не привыкал, от понимания такого простого и очевидного факта, что когда-то кино было другим, таким, какого сейчас уже нет. И именно потому, что такого сейчас уже нет (и давно нет), старая школа кино начинает восприниматься как выражение новых веяний и получает зелёный свет спустя почти сто лет после своей смерти. Эволюция кино от корявого и однообразного к высокотехнологическому и разноликому должна была преодолеть все те стадии, которые она преодолела, только лишь для того, чтобы выработанная в процессе этой эволюции философия кино обосновала необходимость возвращения к активной жизни стадии ?1. Цепь сомкнулась. Звуковое и цветное кино, в своё время убившее немое и чёрно-белое, отдало должок за грехи юности и возродило своего предшественника под маской постмодернизма и гиперкреативизма. Одновременное и равновеликое существование кино из разных эпох нивелирует различия прошлого с настоящим и допускает их нивелировку с будущим. Немое кино 1920-х и 3D-многотонники 2010-х годов оказываются в положении равнозначимых постоянных величин. Наступила эра бесконечности. Мы живём в интересное время: с точки зрения киновселенной это время характеризуется как нигде и никогда и как везде и всегда. Но это ни разу не плохо, напротив - это прекрасно.
Второй момент, который меня жутко интересует, уже непосредственно касается заявленного фильма. А именно он касается внешнего облика и сценарной прописанности заглавного героя фильма Мурнау. Почему граф Орлок изображён столь кричаще явным, столь очевидным монстром? Не по деяниям его даже (о них отдельный разговор), но по морде лица и прочим ужимкам. Забудем о первоисточнике, где вампирская сторона Дракулы соседствовала с вполне пристойной человеческой стороной. Речь не об этом. Орлок у Мурнау - это абсолютное зло. И для того, чтобы понять это, нам достаточно на него взглянуть. Что в этом от застарелой традиции награждать отрицательных героев в немом кино нарочито отталкивающими данными, а что - от авторского расчёта Мурнау изначально абсолютизировать зло в облике данного персонажа и оградить тем самым зрителя от излишних вольностей в деле самостоятельной характеристики героев? Режиссёр не оставил зрителю ни тени сомнения: вот граф, посмотрите на него, - он явный плохиш, его надо бояться. Какую цель преследовал Фридрих наш Вильгельм, облачая Макса Шрека в столь режущий глаз инфернальный облик? У меня только один ответ на это: да, он действительно таким образом вместо зрителя, но именно для зрителя, расставил галочки "свой" - "чужой". Орлок и в принципе не может быть "своим", но Мурнау почему-то решил подстраховаться.
Но что же символизирует этот персонаж, на лицо которого знает каждый, но фильм с которым в главной роли видели единицы? Он появляется в Бремене издалека, завозя с собой полчища крыс - разносчиков захлестнувшей город эпидемии чумы. Это - нововведение Мурнау, у Стокера ничего про крыс, несущих алую смерть, не было. То самое абсолютное зло, доселе формально выраженное лишь в отвратительной фактуре Орлока, находит своё выражение и в делах его - он опасен не только и не столько сам по себе. Намного более значительную опасность он представляет в качестве инициатора зачумления просвещённого и цивилизованного мира. Орлок убил цивилизацию. Судя по некоторым эпизодам фильма, Бремен вымер. Побочная миссия Орлока выполнена - жизненное пространство, кишащее людьми, пространство столь чуждое и таящее в себе столько опасностей для одинокого вампира, пребывающего в евротуре за свой счёт, наконец расчищено для наведения новых порядков. Впрочем, сложно сказать, собирался ли Орлок прям уж строить новый мир взамен прежнего. Он остаётся таинственным и загадочным в этом плане. Его помыслы остаются за пределами позволения понять их. Он, как и любой абсолютный монстр, вселенский зверь, олицетворение космического ужаса, не преступает ту прелестную грань, которая отделяет страшное и непознанное от карикатурного и банального. Образ Орлока остаётся в тени, он приходит на сцену всего на девять минут отведённого ему экранного времени, незримо суетит всех вокруг, и, не выходя из сумрака, покидает подмостки так, как свойственно ночному кошмару. Внезапно.
Ну и напомню, что чумной мотив у Мурнау не может не быть прямым отголоском небезызвестной "испанки", терзавшей за два-три года до появления "Носферату" всю Европу. Возможно, именно в таком облике, в облике Носферату, Мурнау, как истинный художник-экспрессионист, сконцентрировал антропоморфное воплощение исходной причины беспримерного всеевропейского зла. Носферату как зримое отображение абстрактного облика пандемии.
В итоге мир получил такого вампира, о котором и не помышлял. Эталоннейший образец отвратительного упыря. На все времена. Пугает ли Орлок сейчас? О да, он страшен. Он необъяснимо страшен. Внешнее уродство в этом случае остаётся не у дел. Бояться уродов глупо. Но ужас, вселяемый Орлоком, достигает своего адресата не прямым визуальным влиянием, а пробуждая этим визуалом в головах и сердцах зрителя его собственные потаённые страхи. Вроде детских бабушкиных сказок про домашнюю нечисть, которая благодаря Орлоку обзаводится осязаемым, пусть и на уровне подсознания, воплощением. Правда, иногда он бывает нелеп, но в целом он производит эффект рычащей годзиллы одним своим внешним видом, обходясь для этого очень скромными, почти минималистичными средствами. Ну и игра теней помогает: Мурнау один из первых, кто по достоинству оценил возможности теневых экспериментов для игры в рок-н-ролл на нервах зрителя. А ещё он не моргает. Не разговаривает (ну, может быть, и разговаривает, но мы-то этого не видим). Не жестикулирует. Не спешит. Никогда и никуда. Он последователен и он неумолим. Он - это тень вампира. Вампир - это тень его. Это то, что называется тихий ужас.
Ну и немного напоследок. В принципе - я не сторонник пристрастных вскрытий. Если уж перед тобой мертвец, и твоя работа состоит в том, чтобы его разрезать, ты должен делать это легко, непринуждённо, максимально отстранённо от морально-эмоционального осознания происходящего, проще говоря - профессионально. Но есть экстремисты, которые вскрывают мертвяка не иначе как любовно - нежно, гипераккуратно, ласково, разрезая миллиметр за миллиметром некогда живой плоти и испытывая жуткий ужас от понимания фатальной неизбежности гипотетической возможности ошибиться, допустить помарку, оскорбить живую душу уродованием её мёртвого тела, которое уже вообще-то и не её. Врач, который видит в мертвеце человека, пусть и мёртвого, долго на своём месте не продержится, ибо это всё-равно, что видеть в живом человеке стопроцентного мертвеца. Так давайте и мы не будем пристрастны и наконец-таки оторвёмся от любовных телодвижений вокруг да около "Носферату". Сюжет фильма, представляющий собой очень упрощённый и обрезанный вариант книги Стокера с вкраплением нескольких оригинальных моментов, больше не воспринимается как некое откровение - со всей очевидностью он представляется набором наивно-банальных штампов. С другой стороны, нельзя упускать из виду тот очевидный факт, что именно "Носферату" как раз и породил то, что к настоящему моменту трансформировалось в штамп. Никто сейчас не станет восхищаться работой оператора, монтажёра, художника-постановщика. Из числа актёрской группы по обыкновению выделят Макса Шрека, да и то с оговоркой, что вообще-то чрезмерно устаревшая манера игры ни чем не отличает его от прочей актёрской массы. Интересные эпизоды? Ну разве что граф Орлок, который плетётся по баварским улочкам, таская за собой собственный гроб или застывает в знаменитом предсмертном изгибе у окна. А вообще и здесь нет ничего особенного. Но в любом случае, как бы вы ни относились к немому кино и каким бы неполноценным его не считали, "Носферату" - это классика, это легенда. В конце концов, это живой памятник навсегда ушедшей киноэпохе.