Пассажир с билетом в левой руке уселся в самолёте на своё место с номером, сумма цифр которого была равна числу десяти. Он обратил внимание, что они соотвествуют последним двум цифрам его года рождения и равны сумме цифр тысячелетия и столетия его рождения. Нельзя сказать, что пассажир, Десятый, был суеверным человеком, но в этом он увидел интересное сочетание цифр и чисел, указывающее на некий знак, как ему казалось, в его судьбе. Примечательно, что рядом с ним сидела пассажирка точно с таким же совпадением цифр, числа места в самолёте, и таких же сумм первых двух цифр и вторых в её годе рождения, о чём Десятый узнал после короткого общения с ней. На этом, пожалуй, их сходство почти и заканчивалось. Но что значит "почти"? Они были несколько похожи и внешне. Всё это вместе давало основание для Десятого думать, что это не просто какая-то случайность. Примерно, через год Десятый увидел эту пассажирку в Буэнос-Айресе, идущую по проспекту Santa Fe. Да, это была она. Разумеется, он подошёл к ней, поприветствовал. Интересно, что она не удивилась, увидев Десятого. У обоих было такое ощущение, что они не виделись всего лишь несколько дней. Между ними завязалась оживлённая беседа, несмотря на то, что впервые виделись только год назад. Десятый предположил, сказав ей, что между ними существует, вполне возможно, генетическая связь, с чем она, к его удивлению, не думая долго, согласилась, добавив при этом, что все люди на земле так или иначе имеют между собой генетическое родство. Понимая, что эта её реплика может привести к слишком абстрактным сентенциям, Десятый промолчал, преподнёс ей букет цветов и, сказал, что всё в этой жизни не исключено, попрощался, и внезапно, как и появился перед ней, исчез.
После этой встречи прошло десять лет.
И снова Буэнос-Айрес. Утро. Площадь Италии. Рядом с памятником Джузеппе Гарибальди небольшая аллея с растущими фиалковыми деревьями. Это жакаранды с неверояно приятным запахом. На одной из скамеек сидит Десятый. Замечательная небольшая площадь, чудесный памятник, но вот, оказия, нет поблизости общественных туалетов. Воспитанность Десятого не позволяет ему скрыться среди извилистых стволов деревьев и совершить акт мочеиспускания, а потому он заходит в рядом стоящее кафе, где всё к услугам посетителей. Он садится за столик и заказывает чашечку кофе, хотя ему хочется выпить мате, которого здесь, к сожалению, не оказалось. Интересно, глядя в окно, думает Десятый, встретится ли ему и на этот раз пассажирка из самолёта, сидящая рядом с ним одиннадцать лет назад. Конечно, вероятность существует, но очень микроскопичная. Десятого это нисколько не озадачивает: он живёт тем, что бог даёт. Внезапно за окном стало темнеть: небо покрылось тучами, похожими на многочисленных совсем маленьких и очень больших серо-стального цвета медуз с опускающими из них извилистыми, словно водоросли, тончайшими волокнами. Через несколько минут тёмное небо стало разрываться сетчатыми, венообразными молниями, напоминающие искрящие щупальца спрута, а Plaza Italia погрузилась на дно океана, подсвечиваемая тысячными светящимися планктонами, бессмертными медузами, разного цвета кораллами, горящими ярким жёлтым, оранжевым светом фарами автомашин, уличными, причудливой формы фонарями, яркими люстрами из окон зданий, неоновыми рекламами. Но стоило начать рассеиваться тучам, как в их просветах появляется золотистое солнце, а Plaza Italia постепенно выплывает со дна океана, радуя Десятого своим феерическим представлением. Смотря в окно, ему послышалось, что кто-то подошёл к столику и сел рядом с ним. Услышав слова женщины, обращённые к нему: "Como estas?" - "Как ты?", Десятый повернул голову в сторону, откуда услышал голос, но никого не увидел. Явно, что это ему померещилось, подумал он.
Для чего Десятый прибыл в столицу Аргентины? Чтобы встретиться с женщиной, имеющей с ним, как он вслух когда-то предположил, возможное генетическое родство? Конечно же, нет. Но если бы он и встретил её, то ничего в его жизни от этого, как ему казалось, не изменилось бы. Буэнос - Айрес привлекал его особым глубинным мировосприятием, отличающим от европейского, несмотря на тысячелетние культурные ценности европейцев. Хотя это может показаться несколько странным, потому что в нём проживает очень много выходцев из Европы. Не следует забывать, есть в этом огромном городе много и потомков индейцев, значительная часть которых, хоть и ассимилировалась с культурой, с укладом жизни испанцев, итальянцев, португальцев, англичан, ирландцев, сохранила всё же многовековое национальное наследие, национальные традиции, продолжила развивать свою уникальную, процветающую культуру, характерную для всего латиноамериканского континента. Поэтому Буэнос - Айрес, в результате такого слияния культур, представляет для Десятого чрезвычайно яркий, многогранный колорит, привлекающий своим удивительным, захватывающим магнетизмом. Но это совсем не означало для Десятого, что он мог бы долго находиться в этом огромном городе. Ему необходимо было, чтобы заряд энергетики, получаемый им от многообразия латиноамериканского мировосприятия не разрывал его изнутри, а постепенно, дробясь, распространялся по всем его нервным окончаниям, оседая частицами где-то в глубине его сердца и души. Поэтому он знал, что пробудет в Буэнос - Айресе совсем недолго и будет стремиться попасть либо в аризонский Тусон, сочетающий в себе одновременно и простор, без непомерного нагромождения всяких зданий, с открытой глазу фантастической природой, и замкнутость на северо-востоке горами Каталина, либо в штат Огайо, где красивейшая природа, успокаивающая, радующая душу человека, одно из лучших в этом плане мест в штатовской Америки, несмотря на то, что там идут постоянно дожди. Вместе с тем, он признаётся сам себе, что не смог бы удержаться, о, нет, нет, ради бога, нет, только не Нью-Йорк с его огромным количеством народа, не посетить крупный город Чикаго, с его замечательной архитектурой и великолепными музеями. Десятый мог бы, конечно, вернуться и в родные места, где прошло его детство, чтобы набраться душевных сил. Но, удивительно, побывав последний раз лет пятнадцать лет назад в шахтёрском посёлке, в котором уже и шахты давно нет, остались стоять только два буро-марганцевого цвета террикона, опустевшие, безлюдные улицы, развалюхи без окон и дверей, огороды, заросшие сплошными, непроходимыми кустами, кладбище с почерневшими от сырости, дождей, тумана деревянными крестами, горестно наклонившими, попадающими в разные стороны, от чего Десятый почувствовал там такое ужасное гнетующее состояние, что он чуть не закричал от боли, от всего этого страшно увиденного, и ему, плачущему в тот момент, несмотря на то, что был смелым человеком, много раз с презрительной улыбкой смотрящим смерти в глаза, захотелось умчаться хоть куда, хоть на край земли, улететь в заокеанские дали, что и совершил всё же через некоторое время Десятый, этот непокорный, вечно бунтующий против всей мерзости, окружающей его вокруг.
Выйдя из кафе, Десятый перешёл площадь и зашагал по проспекту Santa Fe, напоминающий своей широтой и протяжённостью проспект Независимости в Минске, который ему из славянских городов больше всего импонировал прежде всего духовной, психической уравновешенностью и открытостью горожан. Десятый прощался с Буэнос - Айресом ... Испытывал ли он при этом грусть, печаль? Нет, он никогда ни о чём не жалел в своей жизни, понимая, что не всё зависит от его желаний, думая больше о том, что ждёт его впереди. Разумеется, невозможно узнать, угадать будущее своей жизни. Если не встретит сейчас на проспекте второй раз знакомую пассажирку, сидящую когда-то рядом с ним в самолёте, то это совсем, подумал Десятый, проходя мимо фиалкового дерева, не катастрофично будет для него: катастрофа это потеря человека, присутствующего в мыслях и чувствах очень значительный период в жизни. Но даже после такой катастрофы необходимо стремиться идти к новым свершениям. Ничего не поделаешь, так устроена человеческая жизнь, сказал вслух неожиданно для себя Десятый, чем привлёк взгляды проходящих мимо него аргентинцев. Всегда, находясь за границей, ему нравилось, что никто из людей его не знает, а он их. Дистанция между людьми, в самом широком её понимании, несмотря на то, что Десятый был коммуникабельным человеком, придавала ему ощущение независимости, свободы. Быть ни перед кем чем-то обязанным, соблюдая при этом, разумеется, элементарный этикет человеческого общения, являлось своего рода некоторым кредом для него. Он сразу ретировался от тех знакомых, некогда бывшими коллегами, приятелями, разрывал с ними всякие отношения, если замечал исходящую от них, пусть едва заметную, фальшивость, хитрость, обман. Нет, у него не было злости на них, ему они становились просто неинтересными людьми. При этом он не пытался находить новые человеческие контакты: его устраивало больше одиночество, чем быть среди тех, кому он не доверяет. Может быть, зарубежное общество его и привлекало больше и тем, помимо всего прочего, что в нём было меньше возможностей, по вполне понятным обстоятельствам, причинам, контактировать, а это априори позволяет уменьшать разочарование в людях. Десятый понимал того или иного человека, считающего его, возможно, сложным человеком, но ничего не мог с этим поделать. Хотя, говорил он сам себе, это только кажется, что есть простые люди, а ведь они тоже сложные, только "косят", выражаясь современным молодёжным сленгом, под простых, пытаясь скрыть свою сложную натуру не только от окружающих их людей, но и от самих себя, как это ни странно может показаться на первый взгляд, потому что в них находятся такие глубочайшие пласты их психики, что даже, пожалуй, ни Достоевскому, ни Фрейду, при всём их литературном таланте и психоанализе, не докопаться.
Продолжая идти по проспекту, Десятый увидел несколько художников, рисующих портреты, которые он с интересом начал рассматривать. На одном из них Десятый вдруг увидел лицо той женщины, с которой он встретился десять лет назад на этом же проспекте. Натурщица сидела к нему спиной, а художник, судя по всему, заканчивал рисовать портрет. Узнав у художника стоимость этого нарисованного портрета, Десятый тут же оплатил его. Удивлённая этим поступком мужчины женщина повернулась, ещё больше удивилась, что это был Десятый, улыбаясь, поблагодарила его. Забрав портрет, она пошла вместе с Десятым, рассказывая ему о своей жизни, говоря ему о том, что их встречи устроил сам Бог: уж очень много совпадений.
- Да, ответил ей Десятый, жизнь штука непредсказуема. Странно, при всём этом, я до сих пор не знаю твоё, красавица, имя, - сказал, улыбаясь, Десятый.
- Альба. Моё имя в переводе означает свет, - ответила, тоже улыбаясь, женщина.
- Лучшего имени и не придумаешь, - сказал Десятый.
Оба рассмеялись и продожили идти по проспекту Santa Fe, не зная, что ждёт их ещё впереди.