О, нет, не обращаюсь к миру я И вашего не жду признания. Я попросту хлороформирую Поэзией своё сознание. Георгий Иванов
Сто пятнадцать лет назад, 29 октября ( по старому стилю ) 1894 года, родился замечательный русский поэт Георгий Владимирович Иванов. К сожалению, его имя длительное время было малоизвестным для широкой читательской аудитории. Даже в энциклопедических словарях оно отсутствовало. Долго, очень долго Россия не признавала первого поэта русской эмиграции. Странно, но и за рубежом, в самом Париже, в эпицентре европейской культуры и разнообразных литературных вкусов, где в 1955 году в Малом зале Русской консерватории выступал последний раз 62-летний Георгий Владимирович, не собралось и сорока человек. Наконец, в последнее десятилетие, в результате длительных социально-политических и литературно-эстетических трансформаций в российском обществе стала постепенно, словно стесняясь своей очаровательности, отсвечивать удивительными блесками, переходящими в яркое свечение, поэтическая корона Георгия Иванова. И всё же с чем связано такое игнорирование, безразличие и блокирование талантливого русского поэта? Почему его поэтическое дарование настолько не находило должного резонанса в русском обществе, что даже сам поэт с грустью отмечал в одном из своих стихотворений, что его состояние напоминает "печальное положение принца без королевского дворца и без короны"? Одна из немногих некрологических статей, когда умер в августе 1958 года Георгий Иванов, один из самых ярких русских поэтов, как писал Александр Блок, так была и названа - "Принц без короны".
Причин, на взгляд автора этих строк, было несколько. Одна из них состояла в том, что в послереволюционной России преобладали известные политические доктрины, которые Г. Иванов не принимал, категорически отвергал и обличал. В этом плане он был очень схож с Иваном Буниным. Соответственно им не принимались и литературные штампы. Понятно, что инакомыслящих личностей на литературном (и не только на нём!) Олимпе не приветствуют. Причина же того, что и русское зарубежье отнеслось к Георгию Иванову весьма прохладно, заключалась, как мне представляется, в неприятии мировосприятия, именуемого экзистенциализмом. Эта философия существования не получила широкой поддержки и своего развития не только в советской России, но и в русских круга за рубежом. Несомненно, что экзистенциализм никаким образом не вписывался и в фундаментальную, традиционную концепцию русского православия. А оно, как известно, для большинства русских являлось основой миропонимания. Г. Иванов же, оказавшись в 1922 году в эмиграции, сначала в Германии, а потом во Франции, где экзистенциалистские воззрения, активно проповедуемые, Ж. Сартром, оказались более приемлемыми в европейском обществе с его католическими и протестантскими отличиями от русского православия, воспринял их, видимо, достаточно близко. Не последнюю роль, думается, сыграла в этом и его меланхолическая натура.
С точки зрения морали и этики ничего, выражаясь распространённым сегодня словом, криминального в экзистенциалистских настроениях нет. Хотя они и не входят в традиционные постулаты, суждения. Однако влияние государственного диктата, переходящего часто в откровенный деспотизм, характерного с давних времён для России, ярко выраженное стремление принимать в штыки всё, что хоть как-то может повлиять на удивительно ортодоксальные устои обывателя, было настолько велико, что это чувствовалось даже в русских кругах за рубежом. А потому Георгий Иванов со своими экзистенциалистскими настроениями был, как говорится, не ко двору. Сейчас, когда после чрезвычайно длительного периода ограничений и тенденциозного умонастроения, наше сознание раскрепощается и поэзия Георгия Владимировича Иванова, одного из лучших лириков 20 века, получает достойное признание.
Иногда считают, что его поэзия перенасыщена трагизмом и мрачностью ("Тот блажен, кто умирает, тот блажен, кто обречён"), что он подступил к порогу, за которым будущее - бесконечная пропасть, пустота: "И вижу огромное, страшное, нежное. Насквозь ледяное, навек безнадёжное". Да, временами он испытывал жуткое одиночество "полужизнь, полуусталость - это всё, что мне осталось". Эта поразительная обнажённость состояния души схожа с "Авопортретом" Ван Гога, где отраженна безысходность, глухое отчаяние, полная безнадёжность. Что сказать по этому поводу? Во-первых, в мировой поэзии предостаточно поэтов, к тому же и крупнейшей величины, которые в своём творчестве не избегали мыслей и чувств, волнующих человечество во все их времена, несмотря на то, что они не соответствовали философским, религиозным или социально-политическим представлениям их времени. И от этого их значимость нисколько не уменьшается. Более того, попытка приблизиться к запредельному миру всегда манила людей. Такова уж ипостась человеческой натуры. Сторонники воинствующего оптимизма проявляют самодовольство и ограниченность мировосприятия, пытаясь обрушиться на художников, в произведениях которых прослеживается пессимизм, смятение души. Человеческая психика многогранная, спектральная. Не следует её за это судить. Это воля Всевышнего. Далеко не каждый может преодолеть "скуку мирового безобразия". Он может и погибнуть в ней. Не все способны "хлороформировать своё сознание". И вот здесь успокаивающим, целительным для души оказывается Поэзия. Часто Георгий Иванов в своих стихах стремиться понять и ощутить вечность, пытается перебросить мостик из одного времени в другое, желая бродить по его бесконечности. Разве это не желание уловить вечность? В поэзии такое, возможно, доступно. В жизни - полное фиаско. А потому Поэт был пронзителен и беспощаден к самому себе. Во - вторых, как же ему было не печалиться и не отчаиваться, если его поэзию окружала людская стена непонимания и безразличия? Прислушаемся к его душераздирающим строкам:
Как обидно - чудным даром, Божьим даром обладать, Зная, что растратишь даром Золотую благодать.
И не только не растратишь, Жемчуг свиньям раздаря, Но ещё к нему доплатишь Жизнь, погубленную зря.
И неправда, что Георгий Иванов был только мрачный поэт! Его стихи полны тонкой лиричности, поэтической нежности. Я не припомню ни одного русского поэта, у которого в таком удивительном изобилии часто употреблялись, несущие свежесть и ослепительную белизну, слова и от них производные: сияние, свет, звёзды, синий, снег. Это убедительный поэтический показатель внутреннего свечения поэта, его светлой души. При всей его тоске и отвращении к мерзостям жизни он писал: "Я жизнь люблю - чужую и свою. Взволнован ею, как солдат сраженьем, которое окончится вничью". Он знал, что всё равно, так угодно Богу, что его поэзия не только будет признана на его Родине, но и получит искреннее восхищение от его соотечественников: "Но я не забыл, что обещано мне воскреснуть. Вернуться в Россию - стихами". И он не просто вернулся со стихами. Георгий Иванов подарил своей дорогой России, о которой так сильно тосковал за рубежом, поэтические жемчужины. На мой взгляд, стихотворение "Особняк" по своей высокой художественности и восхитительной передачи таинственного состояния души можно смело отнести к эталонам русской поэзии:
Стучат далёкие копыта, Ночные небеса мертвы, Седого мрамора сердито Застыли у подъезда львы. Луны отвесное сиянье Играет в окнах тяжело, И на фронтоне изваянья Белеют груди, меч, крыло... Но что за свет блеснул за ставней, Чей сдавленный пронёсся стон? Огонь мелькнул поочередно В широких окнах, как свеча. Вальс оборвался старомодный, Неизъяснимо прозвучав. И снова ничего не слышно - Ночные небеса мертвы. Покой торжественный и пышный Хранят изваянные львы. Но сердце тонет в сладком хладе, Но бледен серп над головой, И хочется бежать, не глядя, По озарённой мостовой.
Будем же благодарны русскому поэту Георгию Иванову за то, что он с поразительной откровенностью и трогательностью описал, выразил нам радостное и тревожное состояние своей души, доверился своим потомкам, соединив навсегда себя с ними. И если у нас сохраняется светлая память о нём, значит, чудный дар его не растратился зря, а жизнь его не прошла даром. Почти до самой смерти Георгий Иванов писал стихи. О многом мечтал он на исходе жизни:
Мне с читателем хочется поговорить, Всех, кто мне помогали, - поблагодарить. Есть такие прекрасные люди средь вас, Им мой земной поклон в предпоследний мой час.
Уверен, современный российский читатель, страстно любящий и высоко ценящий русскую культуру и литературу тоже очень хотел бы, как и автор этих строк, побыть рядом с Георгием Владимировичем, посмотреть ему в глаза и искренне поблагодарить за его чудесные творения. В посмертном стихотворном дневнике Г.Иванова есть строки, посвящённые А. С. Пушкину. Я хочу привести их, изменив, да простит меня мой любимый поэт, в них лишь имя и отчество. Думаю, что современный читатель поймёт меня:
Георгий Владимирович, я о вас скучаю. С вами посидеть бы, с вами б выпить чаю. Вы бы говорили, я б, развесив уши, Слушал бы да слушал.
Вы мне всё роднее, вы мне всё дороже. Георгий Владимирович, вам пришлось ведь тоже Захлебнуться горем, злиться, презирать... Георгий Владимирович ушёл из жизни, когда ему было ровно столько лет, сколько сейчас автору этих строк. Поэтому я обращаюсь к нему и как к своему ровеснику. Георгий Иванов писал: "Ни границ не знаю, ни морей, ни рек. Знаю там остался русский человек. Русский он по сердцу, по уму. Если я с ним встречусь, я его пойму".
Вот и состоялась наша встреча с ним. Да, мы с ним чаю так и не выпили. Но через его замечательную поэзию мы его поняли. Русский он по сердцу, по уму.
Думая о Георгии Иванове, мне очень хотелось побывать, что, увы, неосуществимо, на русском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа, постоять, склонив голову, у его могилы, на которой установлен большой крест, и возложить ему полевые цветы из его России. Мне очень хотелось, о чём я уже не раз писал, чтобы посещающие Францию мои соотечественники не сочли за труд побывать в Иере-ле-Пальмье, найти могилу Георгия Владимировича, низко поклониться и возложить цветы от его многих российских почитателей. А ещё больше всего мне хотелось, чтобы его прах покоился на его Родине. Он не должен вечно оставаться на чужбине. В конце концов, в Петербурге покоится его горячо любимая жена, Ирина Владимировна Одоевцева. В возрасте 92 лет она всё же вернулась в Россию. И прожив ещё четыре года, ушла из жизни, имея российское гражданство. Им, горячо любящим друг друга, необходимо быть вместе. Да как же может быть иначе?! Только избранницы Божьи, как Ирина Одоевцева, могут получить от мужа такое бесценное послание:
Распылённый мильоном мельчайших частиц, В ледяном, безвоздушном, бездушном эфире, Где ни солнца, ни звёзд, ни деревьев , ни птиц, Я вернусь - отраженьем - в потерянном мире. И опять, в романтическом Летнем Саду, В голубой белизне петербургского мая, По пустынным аллеям неслышно пройду, Драгоценные плечи твои обнимая.
Георгий Иванов мечтал, что когда-нибудь, возможно, для России он будет любимейшим поэтом. Он им стал. И, слава Богу! Он не одинок. Потомки всегда с благодарностью будут его помнить, чтить и гордиться Русским человеком, Русским поэтом.