Мысли ползут по оконному стеклу, как многочисленные струйки дождя: где-то они сливаются, переливаются, где-то расходятся в разные стороны. Туманное окно формирует их сложную, загадочную картину. Импрессионизм чувств и ощущений путника, прибывшего, наконец, после многих посещений разных неизведанных мест, к сыну, проживающему на берегу моря, прямо такой же. Не обязательно ходить в музей авангардной живописи. Путник с удовольствием смотрит в окно, пытаясь уловить в хаотичном движении струй дождя определенный узор, проецируя его на свои мысли, чувства, ощущения. Странная картина на оконном стекле... И все это потрясающе интересно.
Шаги... ...Дни... Века... Путник был очень чувствительным. Тонко чувствителен. Необычайно чувствителен. Каждый шаг становился для него не просто шагом, а целой историей. Один шаг... И вся жизнь может круто измениться. С каждым шагом желания, мысли, чувства, пульс сердца. Каждый шаг таит в себе тайну. Один шаг... до радости, до беды, до счастья, до смерти, до дружбы, до любви, до рождения. Чувствовать, ощущать, измерять своими шагами не только расстояние... О путнике никто не знал, никто не знал, чем он занимается, куда он идёт, у него не было великих свершений, никаких открытий общепризнанных ... У него не было времени и желания делиться о, казалось бы, обыденном, реализуемом в каждом шаге, который он считал лишь умозрительным; сделать шаг, воплотитьсь в этом обыденном шаге в то, что он считает значимым в своей жизни, чтобы с этим жить. Сколько шагов в каждом дне, в столетии, в тысячелетии? И в каждый момент они составляют жизнь, времена, судьбу. Маленький шаг, быстрый шаг, осторожный шаг, уверенный шаг... часть жизни, короткая, большая, медленная, быстрая, загадочная, смешная, грустная, пустая, богатая, бедная, глупая, прозрачная, завуалированная, замысловатая, странная, интересная.
Путник прошёл в своей жизни много дорог, каждая из которых была по-своему значимая для него. И вот сейчас, в этот жаркий, знойный день с очень высокой влажностью он шёл к тем местам, где никогда не был, не осознавая того, что они станут для него самыми значительными из всех тех, которые ему пришлось видеть в своей жизни. Примечательно, что путник не знал до этого о их существовании. Его сын убедительно настоял, чтобы обязательно посетить эти исторические места. Они вместе шли долго, очень долго. Местами на пути росли лимоны, апельсины, мандарины, гранаты, кумкваты, чем они и питались. Подойдя к одному безлюдному месту, где ничего примечательного не было: заросшие разные кустарники, небольшие деревца, сын сказал, что вот-вот они приблизятся к руинам города, основанного более двух тысялетий назад. Сердце путника слегка затрепетало от волнения. Действительно, вскоре они подошли к большим древним артефактам, представляющие собой блоки с надписями и изображениями разных символов, за которыми открывались руины города. Путник подошёл к одному из блоков и двумя ладонями дотронулся до них. Так он молча стоял минуты три, ощущая энергетику древних изваяний, проходящая через его кожу, через кровеносные сосуды, попадая в сердце и в мозг. Сын молча смотрел на отца, хорошо понимая волнующее его состояние. Осмотрев плиты, надписи, рисунки на них, части, обломки, осколки лежащих колонн, некогда величественно стоящими, постояв в раздумье около них, думая каждый о своём, они, немного поднявшись, подошли к сцене амфитеатра. Путник, видавший много чего в своей жизни, был в непередаваемом словами восторге. Взяв за руку сына, он сказал ему:
- Мы с тобой находимся на месте, где две тысячи лет проходили представления, спектакли, где выступали ораторы, а там, на ступенях театра сидели более двух тысяч людей и слушали их. Сейчас я сяду на одну из ступеней этого амфитеатра, где находились эти люди, и буду также смотреть на тебя, как смотрели бы на тебя и аплодировали тебе, рядом сидящие со мной зрители.
- Почему ты думаешь, что они аплодировали бы мне?
- Они видели бы в тебе потомка древнеримских легионеров.
- Но откуда они знали бы этом, если я сам недавно узнал, что мои предки были выходцы из древнего Рима?
- Генетический код, выраженный в чертах лица человека, в его взгляде, в его движениях, в разворотах корпуса тела, в жестикуляции, в темпераменте и в других некоторых его особенностях, говорил бы им о твоём происхождении.
- И как я на эти аплодисменты должен был бы отвечать?
- Ты неординарнарная личность, обладающая широким познаниями, в том числе и историческими, смог бы, уверен, экспромтом произнести яркую, колоритную, убедительную речь, отдавая должное их значимости в мировой истории человечества, приводя для этого многочисленные аргументы и факты из их жизнедеятельности. Повторяю, ты бы блестяще выступил с такой речью, даже продолжительной по времени. Ведь не зря же ты, помимо всего прочего, в своё время изучал трактат "Остроумие, или Искусство Изощренного Ума", который написал испанский иезуит, философ, писатель начала шестнадцатого века Бальтасар Грасиан-и-Моралес.
- Но я не Юлий Цезарь и не Фидель Кастро, выступавшие часами перед широкой аудиторией, - улыбаясь при этом, заметил сын путника. - К тому же, согласись, ценна не столько способность к многословию, пусть даже красочноречивому, сколько умение ёмко выражать суть речи. И тут, в связи с этим, если вспомнить того же Бальтасара Грасиана, очень важны слова из его "Карманного оракула", книги по самосамосовершенствованию: "Цените интенсивность больше, чем экстенсивность. Совершенство заключается в качестве, а не количестве. Все очень хорошее всегда было кратким и скудным; изобилие дискредитирует. Даже среди людей гиганты обычно являются настоящими гномами. Некоторые книги ценны своим размером, как будто они написаны для тренировки рук, а не ума. Одно лишь расширение никогда не может подняться над посредственностью, и несчастье всеобъемлющих личностей в том, что, желая иметь дело со всем, они не имеют дела ни с чем. Интенсивность ведет к отличию, и к героическому отличию, если дело возвышенное".
- Конечно же, дело не в количестве сказанных слов, а в их смысловой содержательности.
Разговор между путником и его сыном, сидевших на ступенях амфитеатра, был не очень продолжительным. Умолкая, они думали и о разном, и об одном и том же.
- Хочу сказать, - произнёс путник, - я испытываю огромное впечатление, потрясение от нахождения здесь, на руинах древнего города и в этом амфитеатре, которое трудно передать словами. Удивительно для меня, но оно превзошло по своей значимости даже мою первую встречу с Атлантическим океаном. Мне кажется, что я всю свою жизнь шёл к этому городу, не осознавая, что он есть. И вот, наконец-то, благодаря тебе, я увидел его. Это счастье, огромное счастье. Я вернулся вместе с тобой к нашим истокам. Чувствую это всеми фибрами своей души. Может быть, без твоего присутствия здесь, допускаю, эффект встречи с этим замечательным городом был бы не таким ярким. Нет, не может быть, а точно, только твоё присутствие рядом со мной здесь оживает мою прошлую жизнь: я слышу голоса далёких наших предков, вижу их лица, родные лица, вижу их одеяния, слышу их речь, смех. Спасибо тебе, что привёл меня в это замечательное место, ставшее мне уже родным.
- Окей. Теперь, если желаешь, идём смотреть византийский дворец, который напротив. Смотри, он виден за автострадой.
- С удовольствием.
Перейдя дорогу, они начали подниматься по обломкам ступеней, ведущих в верх холма. На каждую из них путник наступал аккуратно, бережно, боясь сделать ей больно. Каждая ступень, которую создали руки древних строителей, для него была живым существом. Присев на одну из них, он ласково гладил её, как свою мать, как свою дочь, как свою жену. Из трещин ступени росла трава. Путник и к ней притронулся, желая передать ей тепло своих рук, своей души. Его снова охватило волнение, глаза заблестели от с трудом сдерживаемых слёз: он был рядом с вечной красотой.
Поднявшись, путник продолжал идти вслед за сыном, пытаясь посмотреть на каждый кирпичик стен не очень широких проходов, ведущих в главное здание дворца. В одной из комнат путник остановился, приблизился к её стене, дотронулся рукой и замер. Он был один в этой комнате, его сын находился где-то в дальних помещениях. Вокруг него была таинственная тишина. Вдруг он услышал чьи-то шаги, раздались какие-то шорохи, тихие голоса, мелькнули силуэты людей, среди которых увидел и самого себя, и тут же всё умолкло, исчезло. И стены, и силуэты людей, и их голоса ему показались очень знакомыми. Что это было? Галлюцинация или же ...., или же возвращение в его прошлую жизнь, с трудом воспринимаемое по привычному мировосприятию. Как это могло быть, подумал он? Возможно, ответил путник сам себе, остаётся энергетическая память, передаваемая через столетия, тысячелетия. Эффект времени, произнёс вслух путник, не видя, что рядом с ним уже стоит его сын.
- По-большому счёту, - сказал сын, - время, как ни странно может показаться тебе, не существует, ибо у него нет начала и нет конца. Время в чёрных дырах (и вокруг них, и для наблюдателя снаружи) течёт иначе, то есть для наблюдателя снаружи медленнее, чем внутри.
- Ого!
- Время при этом искривляется настолько, что приобретает свойства пространственного измерения. Поэтому смотря где "смотреть", время относительно.
- Стало быть, время может переходить в пространство?
- Сложно всё, - улыбаясь, ответил сын путнику, - но можно и так сказать.
- Но если времени нет, то нет и мироздания?
- Можно и так сказать.
- Невероятно! - воскликнул путник.
- По последним исследованиям, всё "мироздание" образовано в результате большого взрыва. И волна этого взрыва всё идёт и расширяется. Парадокс заключается и в том, что волна идёт не линейно, а с ускорениями и замедлениями, внезапными замедлениями. И вроде как, теоретически, может быть даже обратное движение. За короткий промежуток времени, мгновенно, "мироздание" может обратно схлопнуться в невероятно маленькую точку.
- Но мы же мыслим во времени, - произнёс путник.
- Да, но мышление и интеллект, в привычном понимании, существует у нас только благодаря занесённому вирусу. К слову сказать, оказывается, у китов, да и у некоторых других животных, нейронов в мозге больше, чем у людей. Древнейший вирус заразил приматов. И у нас остались до сих пор следы этого вируса, в ДНК - дезоксирибонуклеиновая кислота и РНК - рибонуклеиновая кислота. Между ними суть одна, но разные основания химические и разное строение, в ДНК две цепочки, в РНК одна. Благодаря этому вирусу, происходит обмен информацией и создание нейронных связей, то есть существует мыслительный процесс. Поэтому я не удивляюсь, что тебе слышатся голоса людей из прошлой твоей жизни.
Минуя несколько небольших помещений, они вышли к главному месту замка, где некогда величественно стояли большие колоннады, а теперь разбитые на куски валялись в разных местах. Грустно было смотреть на былое величие замка, который ограждали уцелевшие блоки из камня. За ними, через дорогу, хорошо был виден амфитеатр, откуда они только что пришли.
- Там, где проходит сейчас автострада, которую мы перешли, идя к замку, - сказал сын путнику, - было море. Таким образом замок раньше находился на полуострове. Но время трансформировало пространство и стало тоже его частью, о чём мы уже говорили с тобой.
- Может быть, тебе покажется странным, но даже Гёбекли Тепе, древнейший в мире храмовый комплекс, который ты тоже посещал, уступает по своей значимости для меня этим местам, где мы с тобой находимся сейчас. Остальную свою жизнь я провёл бы здесь, в этом разрушенном замке, - произнёс путник, потому что чувствую кровную связь с его стенами, с теми, кто его возводил, такую же кровную связь, как и с тобой. Находясь под невероятным впечатлением от этой встречи: трудно поверить, я возвращаюсь к прошлой своей жизни, запечатлённой в жизни моих предков, всеми фибрами своей души, каждым миллиметром своего тела я чувствую это возвращение, слышу эхо голосов моих предков, среди которых где-то звучит отдалённо и мой голос. Понимаю, что для многих это представляется, мягко говоря, несколько фантасмагоричным. Мне не хочется обосновывать своё видение, представление какой-то заумной терминалогией, никого убеждать, что это не бред. Для этого мне понадобилось бы написать целые тракраты, получив за них нобелевскую премию. К тому же, я, к сожалению или к счастью, очень ленивый человек, чтобы заставлять поверить окружающих в мои чувства и ощущения. Для меня это не так уж и важно. Например, идя по чудесным залах археологического музея, что расположен в нескольких метрах от Средиземного моря , где мы с тобой недавно побывали, глядя на экспонат, на котором изображена процессия похорон человека времён на заре нашей эры, ощущал себя среди людей, оплакивающих усопшего, вместе со своими далёкими предками. Я не думал о том, что на мне несколько другая одежда, чем у них, что на мне рваные голубые джинсы, что за стенами большой современный город с красивой мечетью с высокими минаретами - башнями: я жил в эти минуты иной жизнью, не претендуя на то, чтобы мне кто-то верил. Сидя на ступенях амфитеатра, чувствовал сопричастность к его сооружению. Своими ладонями я ощущал прикосновение к ступеням рук миллионов людей, бывших когда-то в этом амфитеатре, строящих его, сидящих на его ступенях, слушающих речи ораторов, смотрящих театральные постановки, прославляющих своих царей. Да, я сидел один в этом замечательном амфитеатре. На меня смотрел ты, мой сын, единственный человек в мире, который понимает моё состояние, делающий фотоснимки на своём смартфоне, чтобы навсегда запечатлить меня именно здесь, запечатлить уже не столько для меня, сколько для себя, для своей зримой памяти. И в эти минуты я был, как никогда, счастлив. Иногда происходят знаменательные события, которые начинаешь оценивать как символическими значениями, предначертанные судьбой.
Путник не хотел покидать замок. Но не мог остаться в нём один навсегда. Присутствие рядом сына возвращало не только в прошлую жизнь, но и в настоящую. Время для путника постоянно смещалось, чередовалось, исчезало, появлялось заново, Выйдя из замка, переступив последнюю ступень, он тут же присел на лежащий, когда-то выпавший из стены камень, недалеко от которого лежал ещё такой же древний камень, а рядом с ними рос небольшой неизвестный ему кустарник. Путник аккуратно притронулся к его веточки, покрытой колкими иголочками, дотронулся к нежным зелёным листочкам, думая о круговерти времени, о том, что между такими же кустарниками проходили и греки, и римляне, и сирийцы, и христиане, и мусульмане, и иудеи, и Ирод Великий, и Архелай Филопатор, и рабы, и легионеры, и ремесленники, и пираты, и все, все, кто строил древний город и этот замок. И на душе у путника было и радостно, и грустно, почему-то грустно. Ему не хотелось прощаться с красотой, которая окружала его. Он желал вжиться в каждый кирпичик древних строений, сродниться с каждой травинкой вокруг, прожить ещё раз вместе с теми, дорогими его сердцу людьми, с которыми жил ещё две тысячи лет назад. Возможно ли это? Казалось бы нет. Но это всё же возможно, хотя бы и потому, что, как сказал ему сын, время может иметь обратное движение и тут же мгновенно устремиться вперёд, оставляя за собой облачный шлейф памяти.