Найденко Таисия Константиновна : другие произведения.

"Я - Кира". 1. Заяц в Системе

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Что если все человеческие тела и сознания давно уже объединены в единую Систему? Что если эта система управляется официально не существующим Агентством? И если вы плохо справляетесь с собственной жизнью, они пришлют агента, который займёт ваше место и наладит дело так, как посчитает нужным. Но в любой системе случаются сбои, и однажды вместо агента в чужое тело попадает совершенно обычная девушка.
  
  - Я - Кира, мне 32 года, я родилась и выросла в городе у моря, о котором вы вряд ли слышали. Но сейчас я - Джессика, мне 42, и мой заботливый муж Шон оплатил мне эту консультацию.
  Доктор с блестящей репутацией и не менее блестящей лысой головой вежливо кивает.
  - Значит сами вы не хотели приходить сюда?
  Я задумываюсь.
  - Джессика хотела бы. Мне кажется. Но мне тоже полезно время от времени проговаривать это вслух.
  - Вы и есть Джессика. Вы не согласны?
  - Я - Кира. Мне 32 года. Я считала, потому что это важно, доктор. Знаете, как заключённые в глухих подвалах отмечают прошедшие дни чёрточками на стенах. Это держит... это удерживает в реальности.
  - Если вы - Кира, то где сейчас Джессика?
  - Хороший вопрос, доктор! - одобрительно киваю я. - Хотя... это детский вопрос. Вроде как: "Куда деваются люди, когда они умирают?". Никуда. Их просто больше нет. Тела закапывают или сжигают, но мы ведь понимаем, что тело Джессики - это не вся Джессика, так? Было что-то ещё, какие-то мысли, желания, привычки... Частично они ещё тут, но этого маловато для целой Джессики. Нет, целую Джессику из этого никак не соберёшь, а я - Кира. И где же тогда Джессика, если она не мертва?
  Доктор оживляется, услышав ключевые слова. Ну конечно.
  - Вы часто думаете о смерти? Вы считаете себя... мёртвой?
  - О, доктор, это грубо! Я тоже знаю про синдром Котара, и уж это вы мне не пришьёте. Нет, я не считаю себя живым мертвецом, зомби или ещё какой-нибудь... странной мертвой вещью. Но странностей тут хватает, в конце концов - за последние 5 лет я была шестнадцатью разными женщинами.
  - Хорошо. Расскажите мне о них, об этих женщинах.
  Я собираюсь с мыслями, чтобы ответить. Рассеянно обвожу взглядом кабинет, натыкаясь глазами на предметы обстановки. Вот стол, несколько кресел, в одном из которых, напряжённо выпрямившись, сидит моё тело. Книжные полки с литературой по психологии и психиатрии, на одной из полок - эффектно выставлены несколько монографий самого доктора. Всё правильно, такие штуки позволяют брать за сеансы втрое дороже. У входа - вешалка с моим плащом, каким-то обмякшим и жалким. А вот дорогое пальто доктора висит, гордо расправив полы и плечи, будто всё ещё наполнено его массивной фигурой. И шляпа, довольно экстравагантная шляпа. Кажется, даже с пером. Или это яркий кусочек ткани? Конечно, лысые и лысеющие всегда носят головные уборы. Интересно, они цепляются за возможность скрыть возрастной недостаток волос? Или лысой голове действительно холодно в любую погоду?..
  - Эти женщины, Джессика, которыми вы были, какие они? - повторяет доктор настойчиво.
  Его слова рассыпаются передо мной бессмысленной грудой. Я собираю их, составляю в предложение, осознаю суть вопроса. Тщательно подыскиваю ответ, хотя могла бы и молчать. Или кричать что-нибудь нецензурное, скверное. Это всё равно ничегошеньки не изменит.
  - Да самые обычные женщины. Я научилась не привязываться к ним особо. Это ведь всегда ненадолго. Но и не вредить. Может быть... может быть, они всё-таки возвращаются после меня. И я научилась искать свои плюсы. Да, в каждой из них есть что-то хорошее. Вот у Джессики, пожалуй, лучше всего грудь. Честное слово, это роскошный бюст, доктор, особенно в её-то сорок два года!
  - Вам нравится ваше тело?
  - Тело как тело. Видала я и получше, доктор. Я была темнокожей француженкой с внешностью фотомодели, и поначалу просто часами простаивала у зеркала, любуясь фигурой... но это довольно быстро надоедает, доктор. Я была азиаткой с таким кукольным личиком, как у инопланетян в мультфильмах, знаете?.. Огромные глаза, крошечный носик. И у неё... у меня было двое детей. Два мальчика. Наверное, это и было самым сложным. Терпеть не могу детей! Но я справилась, вовремя кормила их, целовала, подтирала задницы. Я была им довольно хорошей матерью. В сущности, это же и значит быть хорошим: вовремя подтирать задницы, себе и тем, за кого ты в ответе. Согласны?
  - В некотором роде, фигурально выражаясь, да. Вам важно быть хорошей, Джессика?
  - Я - Кира. Не сбивайте меня этой Джессикой, доктор, к чёрту Джессику! Мне и так трудновато сосредоточиться...
  Я чувствую, как это сгущается и пульсирует в задней части затылка, постепенно захватывая и виски. Тёмное, тревожное ощущение, предчувствие непоправимо плохого, побуждающее бежать. Будто вспоминаешь, что оставил включённым утюг и газовую плиту в пятнадцати тысячах квартир одновременно, и теперь полгорода вот-вот взлетит на воздух...
  Доктор откашливается, пытаясь привлечь моё внимание:
  - Вы нервничаете? Что вас тревожит?
  - Много чего, доктор. Например, меня бесит эта благодушная корова Джессика с её крошечным мозгом и огромным выменем. Этот её заботливый муж, к которому мне нельзя привязываться, потому что вот-вот откроется новая дверь...
  - Вы говорите о новых, о других возможностях?
  - Нет, доктор! Когда я говорю "откроется дверь", я имею в виду именно дверь!
  - Нас никто не потревожит до окончания вашего времени сеанса...
  - Не обещайте того, что не можете гарантировать, доктор. Глупо и самонадеянно. Впрочем, как и вся эта ваша психотерапия. Дверь появится с минуты на минуту. Дверь, которой никогда не было в этом кабинете.
  - По-вашему, сейчас в одной из стен появится дверь, я понял. Вы говорите о реальной двери?
  - Не знаю, доктор... Мне она кажется реальной. В конце концов - я регулярно ухожу через эту дверь. А кто-то другой - приходит.
  Я потираю виски и стараюсь дышать ровно, через нос, чтобы подавить страх. Вдох-выдох, вдох-выдох... Но дыхание сбивается, сердце уже колотится где-то в ушах, а пальцы непроизвольно скрючиваются и скребут по столу, как чужие. Это просто паника? Или это Джессика, почувствовав грядущую свободу, уже пытается вернуть контроль над тем, чем я нечаянно завладела?
  Нечаянно, потому что ведь не специально я это делаю! Просто дверь открывается - и я ухожу. И вхожу во что-то новое. Нет, я говорю "что-то", но это всегда - кто-то...
  - Джессика? - снова окликает доктор. - Насколько реальна по-вашему эта дверь? Как часто вы её видите? Какие эмоции она вызывает?
  - Страх. Панику. Желание бежать. Нет, это всё появляется раньше, чем я вижу дверь. И когда я уже готова выпрыгнуть в окно от ужаса, появляется выход. Я не знаю, насколько она реальна. Раньше думала, что на все сто процентов. Просто другие её не видят. Это логично, что другие её не видят, если дверь предназначена только для меня, правда, доктор? Но однажды я рассказала всё это, про всё, что со мной происходит, своему парню. Он почти поверил, он был такой... такой славный и добрый, этот мой Джек... и мой, и не мой одновременно. Мне так хотелось оставить его себе, хотелось остаться, поэтому я и разболтала ему всё. Я сказала, что это металлическая дверь в стене, которую никто не видит. И Джек раздобыл металлоискатель... Чтобы убедиться, чтобы поверить мне... Чёрт, доктор, это так глупо, что у вас нельзя курить! Вы говорите, что всё для удобства клиента, для максимального комфорта клиента, но никогда не позволяете просто закурить сигаретку! А меня бы это сейчас здорово успокоило...
  - Дверь, Джессика! Не отвлекайтесь, - мягко напоминает доктор, которому кажется, что он нащупал что-то серьёзное. - Что показал металлоискатель? Она была там?
  - Разумеется, её там не было. Когда дверь появилась, я указала на неё пальцем, прямо на неё, но металлоискатель ничего не видел. "Здесь нет никакой двери, солнышко, - сказал тогда Джек. - И ты либо придумываешь, либо сходишь с ума, детка!". Он говорил так мягко, так ласково... что сразу было понятно, что он склоняется ко второму варианту.
  - И что было потом?
  - "Нет никакой двери", - повторил Джек. Он был уже полностью уверен в этом. И тогда я сказала: "Окей, солнышко, здесь нет никакой двери! Я буду очень скучать по тебе, по-настоящему скучать". А потом я ушла от него через дверь, которой там не было.
  - Вы ушли от него, потому что он вам не поверил?
  - Нет, потому что дверь появилась. Но иногда мне кажется... и тогда я почти верила, что если он захочет удержать меня, именно меня - Киру, то я смогу остаться. Как в сказке, доктор. Помните сказку, где принцу показывают пятнадцать принцесс, которые выглядят одинаково, и только одна из них ему предназначена, и он может получить её, уйти с ней и жить долго и счастливо, если узнает среди них одну настоящую, ту самую...
  Я замечаю, что нервно барабаню пальцами по столу. Доктор тоже это замечает.
  - Простите, Джессика. Я не помню такой сказки. Но это весьма характерный сюжет.
  - Характеризующий, вы хотели сказать, доктор. Женщина-романтик, так и не повзрослевшая девочка, мечтает о принце, который окажется достойным, который спасёт её и превратит жизнь в сплошную сказку! Психотерапевты сообщают об этом с таким видом, будто обнаруживают нечто небывалое, особенно важное. Но разве этого нельзя сказать о любой женщине, доктор? Мы все - несостоявшиеся принцессы. Просто некоторые ещё верят, а другие только прячут в глубине себя маленькую, сморщившуюся от времени надежду... Как бобовое зёрнышко. Но это из другой сказки.
  - Вам нравятся сказки, Джессика? Чем они вас привлекают?
  - Тем же, чем и всех остальных: счастливым концом. Уверенностью, что всё будет хорошо. Торжеством справедливости.
  - Вам кажется, что жизнь к вам несправедлива?
  - Разве только ко мне? Нет, тут я не на особенном положении, доктор. Жизнь несправедлива ко всем, это основа общечеловеческой демократии. Я получила этот урок в шестнадцати разных жизнях. Все несчастны. Все больны. Все вынуждены лгать. Все не реализованы. Все умрут. Все - и хорошие, и плохие. Это так глобально несправедливо, что уже тянет на вселенскую справедливость, правда?
  - Это интересный взгляд на мир, Джессика. Но несколько пессимистичный.
  Солнечный свет заливает окно за спиной доктора, слепит мне глаза, играет бликами на его блестящей лысой голове. Солнечный свет создаёт эффект нимба. Здесь так много завораживающего солнечного света, что даже моя паническая атака на несколько минут отступает. И я вдруг решаю высказать свою обиду. То, что кажется мне действительно несправедливым. Кое-что, звучащее настолько по-детски, настолько личное, что я не решилась поделиться этим даже с милягой Джеком.
  - Знаете, что кажется мне по-настоящему несправедливым, доктор? Я постоянно об этом думаю. Мне даже не так важно, почему это со мной происходит. "Почему" и "За что?" - вообще самые глупые вопросы. Я давно переросла их. Но от одного "почему" никак не могу отказаться...
  - Да? - оживляется доктор, правильно догадываясь, что я набираюсь храбрости для откровения.
  - Почему это всегда женщины? Смешно... Наверное, я должна быть благодарна. Наверное, это чудо. Возможно, это чудо, которое происходит только со мной. В первые несколько раз я и воспринимала это как чудо. И была благодарна. Но трудно долго быть благодарной за чудо, которое становится рутиной. К тому же однажды я попыталась остаться, задержаться в жизни и в теле одной из этих женщин. И тогда чудо превратилось в проклятие. С этими приступами паники, животного ужаса, с этой парализующей тревогой. И оказалось, что всё это чудо - проклятый подарок, от которого нельзя отказаться. Прими его и уходи - или умри... или ещё что-нибудь похуже, я даже не могу представить, что именно... Но почему, почему это всегда только женщины?! Неужели я недостаточно хороша, чтобы хоть раз побыть мужчиной? Неужели женский мозг недостаточно хорош для мужского тела?
  - Это и кажется вам несправедливым? - уточняет доктор.
  - Да! - киваю я и одновременно замечаю краем глаза светло-серый прямоугольник в стене - ту самую дверь, которой здесь не было. - Именно это и кажется мне САМЫМ несправедливым.
  Я всё-таки закуриваю - получается не с первого раза, влажные пальцы подрагивают и соскальзывает с кнопки зажигалки. Смотрю на доктора с вызовом: и что ты мне сделаешь? Заорёшь? Вызовешь охрану? Отберёшь сигарету силой?
  Он неодобрительно поджимает губы, качает головой, но вытаскивает из верхнего ящика стола тяжёлую пепельницу и ставит передо мной.
  - Значит всё-таки иногда можно? - ухмыляюсь я, стряхивая пепел.
  - Если иначе никак, то можно, - соглашается доктор.
  - Понимаете, доктор... Я привыкла к двойным стандартам. Я даже научилась уважать двойные стандарты. Что позволено мужчине - не позволено женщине. И наоборот. Не нужно считать меня оголтелой феминистка или мужененавистницей. Я понимаю, что у такого положения вещей есть исторические корни, а временами даже логическое обоснование. Человеческая цивилизация - это цивилизация мужчин. Помните, как в той старой песне: "Это мужской мир!". Да и в наши дни женщинам приходится уже не так плохо, верно? Мы считаемся почти людьми. Почти нормальными. Особенно - те, кто не блондинки, да... - я улыбаюсь, неожиданно во всей полноте осознавая, насколько всё это смешно - и ситуация в целом, и моя обиженная претензия.
  Улыбаюсь, но всё же продолжаю:
  - Чего бы я никогда не подумала, так это что у сверхъестественного окажутся те же замашки. Что когда со мной случится нечто невероятное, немыслимое, невозможное... что у этого чуда будет тот же самый гнилостный привкус мужского шовинизма...
  Ну вот это и сказано. Произнесено вслух. Как я и предполагала, мне не стало ни капельки легче. Напротив серого прямоугольника двери, в противоположной стене, появляется ещё один такой же. Они всегда появляются по две, и откуда-то я всегда знаю, какая из них предназначена для моего ухода. Вторая дверь для меня под запретом, она - для той, кто придёт на моё место. Это движение всегда в одну сторону, это всегда бегство, и невозможно вернуться обратно.
  Новый приступ паники накатывает, как ледяная тошнота, выворачивающая наизнанку. Словно я наелась снега, и теперь он острыми, слипшимися комьями рвётся наружу. Я оставляю сигарету в пепельнице, бросаю последний взгляд на озадаченную физиономию доктора - и делаю несколько шагов к своей двери.
  Моя рука ложится на дверную ручку - всегда металлическую, круглую, с тёплым медным оттенком - желтоватое пятно на фоне серого дверного металла. Она, как и обычно, оказывается обжигающе холодной. До того холодной, что пронизывает и ломит кости. Такой холодной, что кажется, отдёрни я сейчас руку - и примёрзшая кожа останется клочьями на поверхности ручки. Но я не отдёргиваю руку, а проворачиваю ручку и распахиваю дверь. В последний момент оборачиваюсь, чтобы успеть увидеть, как синхронно открывается такая же серая дверь напротив. В том дверном проёме возникает силуэт - будто моё зеркальное отражение: те же рыжие крашеные кудряшки, то же полноватое лицо, та же пышная грудь, выпирающая из выреза платья, как поднимающееся тесто. Та же Джессика. И откуда-то я знаю, что нам также невозможно оказаться в этой комнате одновременно, как невозможно разделиться на двух людей, уходящих в разные стороны... или стать мёртвым и живым одновременно. А значит - пора сделать шаг за свою дверь, в мою новую, в чью-то бывшую жизнь...
  - Кира! - окликает меня доктор, впервые обращаясь по имени.
  Впервые называя меня МОИМ именем.
  Я оборачиваюсь, но от изумления могу только беззвучно дёргать губами, пялясь на доктора, который смотрит прямо на меня. Так не должно быть. Так никогда раньше не бывало. Они не видят эту дверь, они не видят меня, они не способны, не должны этого видеть!
  - Кира, - повторяет доктор, и я понимаю, что мне не померещилось. - Вам станет легче, если я скажу, что тут нет никакого шовинизма? Многие мечтают побыть в теле другого пола. Но для мужчин работает точно такое же ограничение. Оно просто... просто так устроено, Кира. Удачи вам там, за дверью!
  - Ты! Ты знаешь! Ты знал, что я говорю правду! Ты знаешь, что происходит! Объясни мне, что!.. - кричу я, в отчаянии цепляясь за дверь.
  Однако новая жизнь втягивает, утаскивает меня так же неумолимо, как отхлынувшая морская волна уносит с собой мелкий прибрежный мусор. Дверь начинает закрываться, и удержать её так же физически невозможно, как остановить мчащийся поезд, вытянув руку ему навстречу. В последнюю секунду я успеваю выдернуть пальцы из сужающейся щели. Щелчок, звук запирающегося дверного механизма - и вот уже на месте двери я вижу только глухую стену, покрытую блестящей бежевой плиткой.
  Это незнакомая ванная комната. Моя ванная. Я медленно поворачиваюсь, вытираю слёзы и вижу в зеркале над раковиной незнакомое женское лицо. Лицо Анны. Моё лицо.
  - Аня? - окликает мужской голос из-за двери. - Анечка! Имей совесть! Ты обещала на десять минут, а прошло уже все двадцать! Я же опаздываю на работу! Ну, Аня!
  - Я - Кира! - объявляю я отражению в зеркале.
  - Что ты говоришь? Выходишь?..
  Воспоминания, привычки, факты, мелочи о жизни Анны с бешеной скоростью приходят в мою память одно за другим, укладываясь в некое подобие порядка. Давая мне возможность быть Анной какое-то время, не вызывая у её родных и близких никаких подозрений.
  Тот, голосящий за дверью, это наш с Анной муж. И он действительно уже опаздывает на работу. Нужно выходить, иначе он не отстанет. Я ополаскиваю лицо ледяной водой из-под крана, массирую виски и лоб, всё ещё гудящие, пульсирующие тупой болью. Так бывает после каждого перехода. До обеда придётся поваляться в постели, стараясь избегать громких звуков и лишних движений.
  - Я - Кира. Мне 32 года. И когда-нибудь я вернусь домой. Но не сегодня, - объясняю я той, кого вижу в зеркале.
  - Аня! Ну уже даже не смешно! - ворчит мой новый муж за дверью.
  Окей. Сейчас я - Анна. Мне - 25, этот придурок - на самом деле хороший человек, мы его даже любим и очень гордимся. Он - менеджер в сфере... в сфере чего-то там. Кажется, эта курица и сама не особо в курсе, чем её муж занимается по работе. А я - домохозяйка. И это значит, что когда он уйдёт, я смогу валяться в постели, сколько угодно. А когда пройдёт головная боль, я спокойно подумаю о докторе и о том, что он сказал мне. И о том, как мне найти этого доктора, который явно лучше меня знает, что со мной происходит.
  - Выхожу! Прости, дорогой! - отвечаю я голосом Анны, припоминая её интонации и характерные словечки. - Мне просто поплохело, медвежонок, так резко что-то прихватило...
  Я вытираю лицо полотенцем - светлым, пушистым, дорогим полотенцем. Наш с Анной муж хорошо зарабатывает, всё в нашем доме - светлое, по возможности пушистое и дорогое.
  - Я - Кира, - повторяю я своему новому отражению в зеркале и прикладываю палец к губам. - Но - тссс! - мы будем об этом помалкивать.
  
  ******
  Я - Че, старший агент, личный номер - Зела-374, опыт полевой работы - 12 лет. 47 воплощений. Есть чем гордиться, однако! Хотя... Мне ли не знать, что люди временами находят довольно странные поводы для гордости. Да уж... Не отвлекаться! Я - Че, старший агент, личный номер - Зела-374, опыт полевой работы - 12 лет.
  Я - Че.
  Это кажется мелочью, необязательным ритуалом для самоуспокоения, но в первые минуты после входа в объект вам действительно лучше бы повторять это постоянно. Те, кто посчитали ритуал необязательным, дорого поплатились за это.
  Информация о новой личности поступает таким бурным потоком, что если не цепляться изо всех сил за самоидентификацию, то вашу прежнюю личность, вас настоящего - смоет начисто, как будто и не было. И тогда за вами придётся посылать других полевых агентов, а вы окажетесь так напуганы тем, что они вам расскажут, что будете пытаться скрыться или даже убить своих вчерашних сослуживцев, своих же агентов. И даже когда вас вытащат из чужого тела, понадобится ещё не один месяц, чтобы собрать вашу личность обратно и ликвидировать последствия прокола. Некоторые, пережив такое, даже после длительной терапии уже никогда не могут вернуться к работе. Наверное, таких отправляют домой, на родную... Не отвлекаться!
  Я - Че, старший агент, личный номер - Зела-374. У меня никогда не бывает проколов. Я собран, сдержан, дружелюбен, позитивен, контролирую ситуацию и всегда помню о долге. Наверное, поэтому мне и достаются худшие задания. Самые смрадные варианты. Как, например, этот самый придурок, в теле которого придётся временно обретаться.
  Придурок - это ещё мягко сказано. При всём моем дружелюбии, очень хочется глянуть в зеркало и громко сказать:
  - Как же хорошо, что на самом деле я - не ты!
  Я - Че. Я уже освоился в потоке информации. Натренированным усилием воли задвинул головную боль на задворки ощущений, где ей самое место. Волна воспоминаний, фактов, деталей о чужой жизни идёт на спад. Теперь я не только Че, но ещё и Саша, Александр Глушко, безработный и, судя по внешнему виду и состоянию одежды, бездомный. Но нет, это моя квартира, я сижу на своей постели в своей спальне, хотя по счетам лучше бы расплатиться в ближайшее время, иначе квартиру продадут, чтобы расплатиться по моим долгам и кредитам.
  Я закрываю глаза и привычно представляю свою картинку. Визуализация всегда облегчает работу. Одним агентам удобнее представлять чужую память, как картотеку, длинные ряды стеллажей, полных информации о человеке. Другим удобнее создавать в своём сознании жёсткий диск, где в томе "С" информация о тебе самом, а "D" отводится под хозяина тела.
  Я же... ну, скажем, мне нравится более личный подход. Я представляю, что носитель передаёт мне коробку барахла - детские вещи, вроде старого спущенного мяча и фигурки Бэтмена, семейные фотоальбомы с мамой и папой, снимки первой девушки, разбившей его сердце, прочие ценные личные безделушки. Просто приятель просит приглядеть за его квартирой и сохранить его барахло на время, вот что я представляю. Правда, с этим вот неприятным типом не могу отделаться от брезгливого ощущения, что его коробка личных ценностей полна только грязных носков и использованных презервативов.
  Я обвожу взглядом изрядно загаженную комнату с какими-то выцветшими, допотопными обоями в горошек, потираю подбородок, заросший клочковатой щетиной, разглядываю диван, на котором сижу - весь в каких-то жирных пятнах и следах чего-то... кетчупа что ли? Память Александра услужливо подсказывает: да, и кетчупа, и кое-чего похуже.
  Нет уж, приятель, если я тут задержусь, то жить нам придётся по-новому! Ты же мне ещё скажешь "спасибо". До контрольной встречи со связным у меня ещё восемь часов. И часть этого времени мы потратим на наведение какого-никакого порядка.
  Первым делом я забираюсь под душ и смываю с себя, кажется, все семь слоёв ада. Не найдя мочалки, тру кожу каким-то застиранным до дыр полотенцем, тру до красноты, пока грязь не перестает скатываться под руками. Кажется, я не был таким грязным, даже проведя три дня на болотах, в грязи по пояс... Сколько же дней он не мылся?! Он не помнит. Он так долго пил, что не помнит. Кажется, недели две. Или три. Какая разница, сколько, думает то, что осталось от настоящего Александра. Да, приятель, ну и бардак же у тебя в жизни! И в голове - точно такой же.
  Я натягиваю спортивный костюм, найденный в стенном шкафу. Вещи пахнут странно, чем-то сырым и старым, но внешне это самое чистое из всего, что есть в квартире. И следующие два часа я сосредоточенно складирую в мусорные пакеты всё то, чем буквально по колено завалена квартира: грязное бельё, огрызки бутербродов, консервные банки, смятые сигаретные пачки, полные окурков, пустые бутылки из-под воды и разнообразного, но одинаково дешёвого алкоголя. Да, это следы настолько безоглядного и полного падения, что оно уже почти внушает уважение...
  Когда заканчиваются мусорные пакеты, в ход идут старые пакеты из супермаркета, которыми набит один из шкафов в кухне. Я мысленно веду счёт победам: 22 мешка мусора, 23 мешка... 25... И останавливаюсь, когда в комнате не остаётся ничего, кроме дивана, кресла и шкафа. За свои труды я оказываюсь вознаграждён зрелищем пола: старый линолеум, у порога протёртый до настоящих дыр, выглядит всё же лучше прежних залежей отбросов. Люди говорят, что чужая душа - потёмки... Не знаю. Для меня их души регулярно оказываются освещены довольно ясно. А вот то, что любая чужая жизнь - та ещё помойка, это точно!
  Мне вспоминается девушка, случайная знакомая в одной из прежних жизней, довольно нездоровая штучка. И среди странных мыслей, которые постоянно приходили ей на ум и которыми она навязчиво делилась, был страх, что однажды она попадёт в больницу в результате какого-нибудь несчастного случая, а там её разденут - и увидят рваные на пятках колготки или грязное нижнее бельё. Вот даже переломы и самые жуткие травмы не пугали её так, как вероятность, что чьи-то руки будут снимать с неё несвежие трусы. Я однажды посоветовал ей подумать о гораздо более жутком: руки, которые снимут с тебя эти грязные трусы, могут оказаться твоими собственными, но управлять ими будет уже кто-то другой. И глаза его будут другими...
  Сосед, курящий на лестничной клетке, озадаченно потирает промежность каждый раз, когда я прохожу мимо него с очередной порцией мусора.
  - Трудишься на ночь глядя? - спрашивает он.
  Я киваю на ходу, улыбаясь мысли, что хорошо бы и его, соседа этого, в один из пакетов. Выглядит он вполне... вполне мусорно.
  - Ты опять завязал что ли? - не унимается сосед.
  Он уже докурил и торчит на площадке между нашими входными дверьми в надежде поболтать, завязать разговорчик. Просто поразительно, до чего большинство людей любит бессмысленные разговоры. Будто пережёвывание и выплёвывание никому не нужных словосочетаний, ни к чему не ведущих фраз раздражает их самые эрогенные зоны.
  - Завязал, Семёныч... - отмахиваюсь я, таща мимо него очередную порцию мусора.
  - А надолго? - усмехается сосед, и его ухмылка отвечает за меня - "ненадолго".
  - Да навсегда, Семёныч! - отрезаю я и с наслаждением хлопаю дверью перед самым носом соседа, пытавшегося уже было проскочить за мной следом в квартиру.
  Тело, давно отвыкшее от любой другой работы, кроме вялого переваривания алкоголя, уже возмущается небывалой физической нагрузкой. Ноги подкашиваются и руки дрожат, как после многочасовой пробежки. Отвратительный грязный диван кажется роскошным ложем богов и манит, как сказочная перина...
  Нет, дружок! Не диван тебя манит, а привычная животная жизнь, инерция мышления неудачника-алкоголика. Но теперь я - хозяин положения, и всё тут пойдёт по-новому, по-другому. Например, душ мы будем принимать не по субботам, а каждый раз, когда почувствуем это тело несвежим. Так что полезай-ка под холодную воду...
  Под освежающим душем думается лучше, и я прикидываю план действий на завтра. Денег у него нет, нет работы, и даже те люди, которые могли бы дать в долг, давно потерялись из виду. Да на что же он вообще пил в последние месяцы?! Память Александра стыдливо шепчет, что данных на этот счёт в ней не содержится. Появлялись какие-то деньги, какие-то люди, какое-то пойло...
  Завтра надо будет выбить денег из связного, на первое время. Хотя бы сменить диван, купить постельного белья и одежды, пока не найду ему работу. Хорошо, что резко, кардинально изменять их жизни к лучшему нам всегда позволено. Вот вредить - нельзя. То есть можно и навредить, если это важно для высшей цели... Но даже это ведёт к улучшению. Мы ведь для этого и находимся здесь, в этом смысл нашей работы: улучшить положение дел. В целом. Но и в частных жизнях мы обычно появляемся именно для того, чтобы наладить их оптимальным образом. Как ни странно, это никогда не вызывает подозрений у окружающих.
  Нет, это не странно, если помнить, что люди никогда не взрослеют. Они всегда готовы поверить и в самое худшее, и в самое лучшее о своих близких или знакомых. Ключевое слово здесь "самое". И если кто-то вдруг слетает с катушек, убивая семью и десятка два сослуживцев, всегда находится какой-нибудь Семёныч, кивающий важно: "да, всегда знал я, что урод этим кончит... что-то в нём было такое...". Но и если урод вдруг берёт себя в руки, достигает невероятных высот в чём угодно, то реакция окружающих будет та же: "было в нём что-то такое... сразу ясно становилось, что далеко пойдёт!".
  Да, людям одинаково нравится в себе и самое хорошее, и самое плохое. Как будто они веками увлечённо подбрасывают одну и ту же монетку и при этом плевать хотели, на какую сторону она упадёт. Идиотизм, как по мне. А Ри называет это "глобальной идеей свободы выбора".
  Но когда очередной придурок делает неправильный выбор, прихожу я. Чтобы очередной придурок взял себя в руки и сделал то, что требуется от него... кем? Нами? Нет, его природой. Его человеческой природой. Но, конечно, в лучшем смысле. Так, как мы это понимаем.
  В конце концов, если бы придурки справлялись сами, меня бы тут не было.
  
  ******
  "Я - Кира".
  Горячая вода исходит паром и тихо плещется под моими руками, а прохладный бортик ванны приятно холодит спину. Красивые руки. Ухоженные руки. Красивое ухоженное тело. Мне не нравится эта Анна, но трудно отрицать, что она очень красива. А красивые тела привлекают больше внимания, но с ними и легче добиваться желаемого.
  "Я - Кира".
  Головная боль, которую я пыталась облегчить, приняв ванну, уже давно ушла. Теперь я просто наслаждаюсь тишиной и покоем, разглядывая новое тело. Порозовевшие коленки блестят. Пряди длинных, потемневших от влаги волос сползают по плечам, и концы их вьются в воде, как ленивые змеи. Покачиваются почти на поверхности воды две молочно-белые окружности с тёмными сосками. В воде они всегда тянутся кверху. Кажется, это потому, что по большей части женская грудь состоит из жира. Не смешно ли? Предмет самых горячих стремлений и восторгов половины человечества - два шарика жира, обтянутых кожей. И от того, насколько туго набиты жиром твои кожаные мешочки, подруга, зависит твоё личное и человеческое счастье...
  "Я - Кира".
  Мои собственные... хм... мешочки... они всегда оставляли желать лучшего. Никакого жира, едва заметная грудь, с просвечивающими сквозь кожу сосудами и агрессивно торчащими сосками. Да, собственно, и всё моё тело как будто застряло, остановилось в развитии лет в тринадцать. Мама утешала, говорила, что это такая порода. Что после тридцати всё ещё округлится, как у неё. Округлилось ли моё тело? Стала ли моя собственная грудь такой же пышной, округлой и молочно-белой, как грудь Анны? Такой, как я мечтала? И если да, то кто носит сейчас это тело? Трахается ли кто-то в этом теле с мужиками, о которых я раньше могла только мечтать? Завёл ли кто-то в моём теле детей, которых я не хотела? Или же - и это самое страшное, что я могу представить! - моё тело осталось пустым домом? Бессмысленным куском человечины, в который, когда я ушла, никто не подселился. И сейчас это нечто с моим лицом, с моими глазами, шестой год подряд пялится в стену, пуская слюни...
  "Я - Кира".
  Странно помнить лицо матери, долгие задушевные разговоры с ней, запах её кожи и духов... не помня при этом её имени. Странно даже от собственного имени хранить в памяти только жалкий огрызок из четырех букв. Будто кто-то специально стёр всю информацию, которая могла бы привести меня обратно к себе.
  Я слежу за всеми женщинами, в шкуре которых оказывалась. За всеми шестнадцатью подругами. Теперь будет и семнадцатая - Джессика. Слава соцсетям! Они сделали постоянную слежку друг за другом делом лёгким, дозволенным и практически обязательным. Раньше мне понадобились бы тайные услуги дорогого частного детектива на другом краю света. А теперь я совершенно бесплатно и легально изучаю страницы в Фейсбуке.
  И, судя по страницам в социальных сетях, ни одно из оставленных мной тел не перестало жить своей обычной жизнь. Их семейные фото, домашняя выпечка, отчёты об отпуске на природе - всё это продолжало появляться в сети регулярно. Разве что Ким, моя третья, перебралась из Лос-Анджелеса куда-то в Австралию, в довольно глухие места, и теперь давала знать о себе довольно редко.
  Когда открывается одна дверь, открывается и другая. И кто-то всегда приходит на то место, из которого выживают меня. Значит - есть надежда, что кто-нибудь присматривает и за мной. И за моей жизнью. И за моей... мамой. Как бы её ни звали. Да. Единственная судьба, о которой я никогда ничего не знаю, это моя собственная, изначальная.
  В какой-то момент я почти поверила, что так происходит со всеми. Что все мы на самом деле перепрыгиваем из тела в тело на протяжении жизни. И приспосабливаемся, и помалкиваем, и всё скрываем, чтобы не показаться сумасшедшими. Может ли всё человечество участвовать в этой игре, веками утаивая друг от друга, от всех остальных свою главную тайну? Главный грязный секрет, один на всех, свой у каждого... Но нет, это бы вышло наружу. Рано или поздно это бы вышло наружу. Следовательно, либо таких, как я, больше нет, либо их мало и они научились не высовываться. Чем дальше, тем сильнее я убеждалась, что моя проблема - уникальна.
  И вот так ты плывёшь по течению день за днём, год за годом, приспосабливаясь и выживая, не строя планов, потому что через месяц-другой всё равно придётся перебираться на новое место, не задумываясь о том, чем всё это закончится, не имея мужества закончить это самой... Просто плывёшь по течению, таща за собой ошмётки чужих жизней, мыслей, привязанностей, и думаешь, что если это не безумие, то что же тогда?.. Ты плывёшь в таком мраке, что не можешь даже помыслить о том, чтобы кто-то разделил с тобой это плавание... И, чёрт возьми, почти гордишься этим тотальным одиночеством, этой уникальной жестокой судьбой! Пока из темноты вдруг не появляется грёбаный доктор и не сообщает дежурным голосом: "Да херня, у многих те же проблемы...".
  Сраный докторишка определенно в курсе происходящего. И слушал меня на этих тупых сеансах несколько недель, пока мне не пришло время уходить, и выдал себя только в последнюю минуту. Зачем? Чтобы показать, что он знает? Чтобы я узнала, что он знает? Не глупо ли? Мы устроены так, что узнав кое-что, уже не успокоимся, пока не узнаем всё до последней детали.
  И я - не успокоюсь.
  Правда, милый доктор, знающий так много, остался в Чикаго, а я теперь - в Москве. В теле недалёкой домашней курицы, которая в Штатах была всего раз, да и то - в Диснейленде. Но зато у нас есть муж, наш сладкий добренький медвежонок, которой ни в чём не откажет любимой Анечке. И хотя рыльце у этой Анны в пушку, и этого пуха она набралась отнюдь не в супружеской постели, медвежонок ни о чём не догадывается и всем доволен. Поэтому стоит нам надуть губки или топнуть ножкой - и будет нам поездка в Чикаго.
  Не вылезая из воды, я тянусь за телефоном и выбираю давно знакомый с сегодняшнего утра номер.
  - Миша? Медвежонок, а помнишь, ты спрашивал, какой сюрприз я бы хотела? Ага. Ну вот... как насчёт того, чтобы раздобыть мне американскую визу?
  
  ******
  Я - Че. И я всегда просыпаюсь ровно за пять минут до того времени, на которое поставил будильник. Даже если на сон отводилось не более получаса.
  Но не сегодня.
  Сегодня я с трудом разлепляю веки после третьей подряд громкой надоедливой трели. Вяло ощупываю своё помятое лицо, щурю воспалённые глаза от бьющего в лицо утреннего света, влезаю ногами в холодные резиновые тапки. И спохватываюсь, что до времени встречи со связным осталось всего минут двадцать. Чёрт! Чёртов, чёртов, чёртов алкоголик с его дряблым сонным телом и тупой, въевшейся в позвоночник ленью!
  Я продолжаю чертыхаться все десять минут, в которые торопливо одеваюсь и выскакиваю из квартиры. Громкая брань вслух - лучшая психотерапия в стрессовых ситуациях, а стресс я сейчас испытываю немалый.
  Встреча со связным крайне важна и не терпит опозданий. Хотя бы потому, что суть задания тебе излагает именно связной. Сперва он анализирует, насколько успешно прошло внедрение, то есть не слетел ли ты с катушек, не забыл ли о том, кем являешься на самом деле. Старожилы рассказывают, что поначалу всю информацию по заданию оставляли в заранее условленном месте. Это казалось логичным: если вспомнил, где и что нужно искать, явился в нужное место, значит внедрился успешно и готов к работе. Но на практике время от времени сбрендившие при внедрении агенты приходили на то самое условленное место, искренне считая себя теми, в кого были внедрены. Не понимая, что происходит, но не в силах сопротивляться полученному когда-то приказу, они приходили, веря, что одержимы демонами, больны или загипнотизированы чьей-то злой волей. Иногда они даже находили то, что искали, и лучше от этого не становилось. Много хуже становилось, когда они пытались по-своему честно следовать найденным инструкциям. Всякое случалось... Слишком много ненужного риска, а временами - и шума.
  Поэтому и появились связные. А позже - и естественное разделение агентов на связных и работающих "на земле". "Осы" и "черви". И моя "оса", кто бы это ни оказался, будет крайне недовольна малейшим опозданием. А при опоздании более чем на шестьдесят минут - запросит немедленную эвакуацию сознания.
  Впрочем, так сильно я не опоздаю.
  Меся ногами подтаявший грязный снег на тротуарах и временами оскальзываясь на коварном льду, я на бегу считаю кварталы: ещё пять, ещё четыре, ещё три... но три самых длинных квартала, а одышка уже донимает так, что, кажется, недалеко до инфаркта... Ладно, остановись, дружок. Переведи дух. "Оса" тебя не укусит, в самом же деле, а на целый час ты точно не опоздаешь!
  Концепция "ос" и "червей" оказалась оптимальной для командной работы. Даже наши сознания будто оказались заранее заточены только под один из этих видов внедрения. "Осы" легко прыгали из тела в тело, хоть по десять раз на день, не мучаясь при этом знакомыми мне приступами головной боли и дезориентации. Но не умели задержаться дольше, чем на пару дней. А мы, "черви", всегда внедрялись надолго. На многие недели, месяцы. А если приходилось - и на целые годы.
  Внутреннее чувство времени - спасибо, что хоть с опозданием, но включилось! - подсказывает, что я опаздываю уже минуты на три. Что ж, пора снова прибавить шагу.
  Терпеть не могу оправданий, особенно своих. Эта задача из самых лёгких, и я решил её раз и навсегда: не хочешь унизительно оправдываться - будь всегда прав. Будь сдержан, точен, пунктуален, безукоризнен! Кажется, сегодня задачка не сложится... Но оправдываться я всё же не стану.
  Я добегаю до нужного угла, нахожу глазами обшарпанную вывеску кафе "Каштанчик", врываюсь внутрь, на ходу расстёгивая пропотевшую изнутри куртку... и расслабляюсь, увидев знакомую шляпу. Всё отлично. Оправдываться не придётся.
  - Привет, Ри, - выдыхаю я, опускаясь на потёртый кожаный диванчик напротив связного.
  - Опаздываешь, Че! - хмурится Ри, и я узнаю на чужом лице знакомую гримасу старого друга.
  - Да. Проспал. Представляешь? Впервые в жизни. Эвакуацию ещё не запросил?
  - Запросил, конечно. В управлении отказали. Ответили, что давно хотели избавиться от тебя, так что куковать тебе теперь до смерти в теле этого...
  - ...придурка, Ри! Поверь мне, полного придурка! - уверяю я с наигранно преувеличенным раздражением.
  Впрочем, не так уж это наигранно.
  - В остальном всё в порядке?
  - Ага. Это же я, Ри. У меня сбоев в работе не бывает.
  Пока официантка принимает заказ - два омлета, два кофе покрепче - я завистливо разглядываю Ри в новом теле. Красавчик, не то что мой... Настоящий атлет, под два метра ростом, отличный цвет лица, гладко выбрит и благоухает. Даже сонная официантка ни секунды не сомневается, кому из нас двоих строить глазки.
  Когда она отходит от столика, я не удерживаюсь:
  - Признайся, что пользуешься служебным положением! Да у тебя, должно быть, в каждом городе картотека красавчиков! И любовница в отделе подбора, это уж сто процентов. Сколько помню, ни разу не видел тебя в каком-нибудь третьесортном теле. Ты их на конкурсах красоты подбираешь? Или на кинопробах?
  - Не завидуй, Че! - усмехается Ри, снимая свою заветную шляпу и бережно пристраивая её рядом с собой на диванчике. - Поверь, пару часов назад я был старым, пузатым и лысым, как твоя задница...
  - Между прочим, у меня теперь довольно волосатая задница! - радостно откликаюсь я.
  - Даже не знаю, почему парень постоянно этим хвастается... - разводит руками Ри, глядя на кого-то за моей спиной.
  Ну конечно! Хихикающая официантка. Рядом с весельчаком Ри всегда все хохочут или как минимум хихикают. И даже то, что зачастую смеются над тобой, нисколько не портит настроения. Не обидно. Это же старый добрый Ри! С ним всё не обидно.
  - Несите-ка лучше завтрак, дорогуша, если вам нечем заняться! - говорю я раздражённо.
  И когда девушка неохотно скрывается из виду, поясняю:
  - Уж слишком ты у нас привлекательный, Ри! Эта птичка так и будет тут маячить весь завтрак, не даст лишнего слова сказать. Придётся мне побыть злым и сварливым.
  - Понял, - кивает Ри, расслабленно улыбаясь.
  Ни черта не расслабленно, если ты знаешь хоть что-нибудь о работе связного. Сейчас его голова работает на полную катушку, анализируя моё поведение, жесты, реакции, каждое слово. И выглядеть дружелюбно расслабленным - органичная часть его работы.
  - Ри?
  - Да?
  - Давно хотел спросить у тебя про эту твою шляпу.
  Наши взгляды одновременно касаются той самой шляпы, лежащей на диванчике с самым невинным видом. Связных всегда узнают по головному убору, это традиция. Ты всегда заранее знаешь, что связной будет в красной бейсболке, или в синей панаме, или в полосатой, связанной чьей-то бабушкой шапке. Что будет, если на месте встречи окажется два человека в одинаковых красных бейсболках? Этот вопрос часто задают новички. В ответ старожилы дежурно шутят, что тогда связной устраняет второго, чтобы не путался под ногами. Но на самом деле так не бывает. Отдел планирования всегда справляется на отлично. И на том самом месте неизменно оказывается только один человек в том самом головном уборе - только связной.
  А вот у Ри - фирменная фишка, своя особенная шляпа. Нечто среднее между котелком и канотье, из ткани в мелкую серую клетку, с чёрной лентой и тремя фазаньими перьями. Наверное, второй такой нет в мире. Но при этом в каком бы теле ни оказался Ри, шляпа всегда будет нахлобучена на башку этого тела.
  - Эта твоя шляпа... ты что - припрятал её в гардеробе каждого парня на этой планете? Откуда ты берёшь её каждый раз?
  - И это то самое, о чём ты давно хотел спросить? - хмурится Ри.
  - Ага.
  - Ты уже спрашивал об этом раз двадцать.
  - Правда? Не помню... Чёртовы провалы в памяти! - невинно улыбаюсь я, вызывая ответную улыбку.
  - Главное - не шути так ни с кем в управлении. Там сейчас немного нервно... Могут не понять твоего тонкого юмора - и снять с работы.
  - Что-то случилось? - уточняю я на всякий случай.
  Что бы ни случилось, Ри не станет говорить мне об этом сейчас. Мелочи не существенны, а важное только отвлечёт меня от выполнения собственного задания.
  - Ничего сверх обычного, - отмахивается Ри.
  Официантка приносит наш заказ. Довольно быстрое обслуживание для заведения такого невысокого уровня, но с другой стороны - сейчас ещё слишком рано, и мы тут единственные клиенты. Пока Ри бодро разделывается с омлетом, я осторожно прихлёбываю кофе, ощупывая языком дырку в зубе. Да, у этого Александра Глушко просто полный комплект неудачника, включая, естественно, и плохие зубы.
  - Так что со шляпой, Ри?
  - Ммм?
  - Я спрашивал раз двадцать - и раз двадцать ты мне не ответил. Вы засадили меня в самого гнусного неудачника в этом городе, как минимум, а то и на континенте. Сделай поблажку, порадуй меня хотя бы своей откровенностью!
  - Я высылаю её себе по почте.
  - Каждый раз?
  - Ну да.
  - Где, говоришь, ты был несколько часов назад?
  - В Чикаго.
  - И какая же это почта работает с такой скоростью? Скажи, чтобы я тоже взял на вооружение. Всегда приятно переслать себе на задание любимые труселя или футболку...
  - Ладно, я действительно сплю кое с кем из отдела планирования, - спокойно соглашается Ри.
  - Врёшь же?
  - Конечно.
  - Так и знал. Но я всё равно наведу справки, когда окажусь в управлении. Твоя шляпа действительно не даёт мне покоя. Это загадка, над которой стоит поломать голову!
  - Хорошо, хорошо, Шерлок! - Ри одобрительно кивает. - Удачи в поисках истины! Как только освободишься от этого задания, конечно.
  - Так в чём суть задания, Ри? Я люблю угадывать, но тут, если честно, нет даже намёков. Это явно не коррекция размножения - генофонд у неудачника тот еще, мягко говоря - небогатый. И не устранение - до кого этот придурок с его минимальными возможностями мог бы добраться? И не...
  - Просто продержись в этом теле хотя бы неделю, - перебивает Ри мои рассуждения. - Хотя бы неделю.
  - И всё? Вы сняли меня с работы в Нью-Йорке, не дали подчистить хвосты толком, и всё для того, чтобы побыть неделю вот этим... Это что - наказание? Где же и в чём я успел провиниться?
  - Не говори ерунды! - отмахивается Ри. - Ты на отличном счету, сам знаешь. Ты из лучших. Вот и докажи это ещё раз, продержись тут немного.
  - И в чём подвох?
  Ри мнётся, будто с трудом подбирает слова. Странное дело. Чтобы у Ри не находилось слов - такого ещё не бывало!
  - Система... она пытается избавиться от него. Мы пока не понимаем, в чём дело.
  - Постороннее проникновение в систему?
  - Нет. Ничего подобного. Сам понимаешь, мы бы знали. После террористических атак фанатиков из "Нового Солнца" безопасность ужесточена до предела. Нет, никаких посторонних.
  - Тогда что происходит?
  - Происходит то, что мы не контролируем происходящее с ним.
  - А он чем-то важен?
  - Каждый человек по-своему важен.
  - Не нужно цитировать мне положения из Устава, Ри! Мы-то знаем, сколько громадных различий скрыто в этом "по-своему"...
  - Нет, он не важен. Важен контроль. Мы не контролируем эту точку, а потеря контроля, малейшая потеря контроля - очень тревожный звоночек для всей конторы. Агент, который работал перед тобой, не справился. Посмотрим, справишься ли ты, Че.
  - О, без проблем! Я всегда справляюсь.
  - Проблемы будут. Система его не любит.
  Я фыркаю и даже отрываюсь от своего довольно вкусного омлета, чтобы ответить:
  - Ты говоришь, как старики, прикипевшие сердцем к своей старой технике. Когда мотор автомобиля барахлит, они уверяют, что "просто старушка не любит посторонних", например. Или ещё какую-нибудь сентиментальную чушь. Система - это система, она никого не любит. Система работает. А иногда барахлит, работает плохо, и тогда мы фиксируем неполадки и приводим её в порядок.
  - Тогда считай этого Александра Глушко неполадкой, - соглашается Ри. - Попробуй вытащить его из той задницы, которую он привык считать своим нормальным образом жизни.
  - Понял. Будет сделано, - киваю я, отдавая честь рукой с чашкой кофе. - Денег только подкинь на первое время. Его задница кажется довольно глубокой!
  - Просто какой-то пунктик, он всё время говорит только об этом... - сокрушённо вздыхает Ри, кивая "очень вовремя" подошедшей официантке.
  Такое впечатление, что у этой девушки просто талант создавать неловкие моменты! Она хихикает, краснеет под оценивающим взглядом Ри и снова хихикает, убирая пустые тарелки.
  - Ещё кофе? Ещё что-нибудь, что я могу сделать? - спрашивает она, обращаясь только к Ри.
  - Ещё по апельсиновому соку. И побыстрее! - командую я ревниво, довольно сварливым голосом.
  Ревную к вниманию? Наверное. Мне не нравится быть настолько незаметным. Ри кивает, подтверждая заказ, и только тогда официантка уходит. Мой связной провожает её глазами, затем задумчиво потирает переносицу и улыбается каким-то собственным мыслям.
  - Ты никогда не задумывался, почему мы не получаем женские тела?.. - спрашивает он многозначительно после долгой паузы.
  - Хм... наверное, потому, что их получают агенты-женщины, - отвечаю я тут же.
  Ответ в духе "капитан Очевидность", но ведь и вопрос не из лучших.
  - Но всё-таки... почему?
  - Потому что они им лучше подходят. Мы носим одежду своего размера, а не на пять размеров меньше. И мы носим тела своего пола. Всё просто.
  - А ты никогда не хотел... - он не заканчивает, но я и так улавливаю суть вопроса.
  - Потискать сиськи, которые растут на моём собственном теле? - я пожимаю плечами. - Думал об этом пару раз, когда приходилось трахать то, что трахать не очень хотелось. Как фантазия - ничего, заводит. Но нет, на самом деле никогда не хотелось. С чего вообще такой дикий вопрос?
  - Меня спросила об этом одна... кое-кто спросил меня об этом. И я задумался. Кстати, многие, в отличие от тебя, интересуются такой возможностью. В управлении даже экспериментировали, в своё время пытались. Но это действительно как одежда другого размера. Ничего путного не выходит.
  Не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, кто скрывается за этим "кое-кто". Только одно живое существо вызывает на лице Ри такую глуповатую мечтательную улыбку, а в его предельно чётко работающем разуме - такие странные мысли.
  - Этим интересуется Кира? - спрашиваю я, хотя и так знаю все ответы.
  Спрашиваю, чтобы показать, что я знаю.
  - Этим интересуюсь я! - отрезает Ри. - Но да, об этом спросила Кира.
  - Ты опять общался с ней? Как часто вообще ты с ней видишься?
  - Видеться с ней - часть моей работы, - отвечает Ри, пожимая плечами. - Я пасу всех зайцев в Системе. Кира - заяц в Системе.
  - Вот и не забывай об этом, хорошо? - я подмигиваю как можно более дружелюбно. - Твоё дело - пасти зайцев и возвращать их на место, с которого они соскочили.
  - Да. Только вот в случае с Кирой это физически невозможно. Во всяком случае, пока я не вижу возможности... И всё-таки она очень необычный заяц, Че! Она - агент высочайшего класса! Я даже не представлял, что такое бывает.
  - Вот сейчас было обидно! Раньше ты считал агентом высочайшего класса меня. А теперь нахваливаешь тут зайца, обычного чёртового человека!
  Мне действительно обидно, тут я не кривлю душой. Я даже демонстративно откидываюсь на спинку диванчика и скрещиваю руки на груди. Ри смотрит насмешливо и немного удивлённо.
  - Сколько раз подряд ты можешь прыгать из тела в тело? - спрашивает он наконец. - Без перерыва на рекреацию сознания? Не возвращаясь к мозгоправам в конторе?
  - Сам знаешь, - ворчу я. - Пять раз подряд. Это высший показатель из всех возможных!
  - Шестнадцать, - объявляет Ри со странным торжеством в голосе. - Семнадцать, если считать её последний переход. Семнадцать переходов, и хотя я ещё не проконтролировал её последний вход, уверен на все сто, что её сознание сохранно и в полном порядке!
  Мне остаётся только восхищенно присвистнуть.
  - Ты уверен?
  - Абсолютно.
  - Тогда я должен спросить, уверен ли ты, что она - человек, а не внедрена в Систему под легендой "зайца"?
  - В этом нет сомнений. И есть ещё кое-что. Мы постоянно идём по её следу.
  - В каком смысле?
  - Тела, которые она занимает. Это не просто бессистемные прыжки, как казалось сначала. Рано или поздно оказывается, что занятый ею объект нужен для работы. Мы готовим агента, внедряем его - и каждый раз выживаем Киру с насиженного места.
  - Совпадение? - предполагаю я с сомнением.
  - Да какое совпадение? - раздражается Ри. - Это настолько точно, что можно распустить половину нашего отдела аналитики! Можно просто разыскивать Киру в её новом теле - и внедрять туда агентов без лишних вопросов. А спустя неделю напряжённой работы с Системой аналитики объяснят, для чего это было нужно, и сформулируют задание для агента.
  Я тщательно обдумываю услышанное и отвечаю единственным разумным образом:
  - Это невозможно, Ри.
  - Да, но это происходит. Чертовски везучая девочка эта Кира. Или чертовски невезучая.
  Теперь приходит моя очередь раздражаться.
  - Ри, давай отставим в сторону вопросы интуиции или везения! Представь себе любую секретную организацию, сотрудники которой - не полные идиоты. И представь, что на каждой новой конспиративной квартире они встречают одного и того же постороннего человека. Как он туда попадает? Да просто ключ каждый раз подходит! Просто интуиция подсказала заглянуть именно сюда. Просто повезло шестнадцатый раз подряд оказаться на месте проведения секретной операции! Сколько раз подряд они в это поверят? Это же бред, полный бред, Ри! Она водит нас за нос, водит тебя за нос. А на самом деле является либо недобитым фанатиком из "Нового Солнца", либо шпионом, либо проверяющим из Центра... - тут всё в моей голове складывается в целостную и довольно тревожащую картинку. - Ри, надеюсь, ты не скрывал информацию о ней? Ты обо всём докладывал в управление? Потому что... потому что - не тебя ли они проверяют?..
  - Я думал об этом. Я всерьёз обдумывал варианты сокрытия информации касательно Киры, - сообщает Ри так спокойно, будто не признается в намерении совершить должностное преступление.
  - И?
  - Я подумал, что так могу только навредить ей. И что вероятность успешного сокрытия слишком мала.
  - Ты с ума сошёл от этой девки!
  - Симпатия - это не безумие, - мягко отвечает Ри, отводя взгляд. - А привязанность к человеку - не преступление.
  - Хорошо. Хорошо, - соглашаюсь я. - Ты прав, пока ничего не нарушаешь. Так что ты планируешь делать?
  - Могу поздравить тебя с тем, что ты узнаёшь об этом первым, Че! Я планирую официально рекомендовать Киру для работы полевым агентом. Её навыки могут быть крайне полезны. Хватит ей просто так болтаться по нашей Системе.
  - Я уже говорил, что ты съехал с катушек? Сбрендил? Свихнулся?
  - Меньше минуты назад, - подтверждает Ри с любезной улыбкой.
  - Никто не примет такую рекомендацию! Люди не способны работать в Системе.
  - А Кира - способна.
  - Мы не работаем с людьми. Таковы правила в нашем кукольном театре. Нельзя же вместо руки кукловода запихнуть внутрь куклы Петрушки куклу Пьеро - и ждать, что она самостоятельно сделает нашу работу!
  - И давно ты начал считать нашу работу - кукольным театром? Меньше цинизма, Че, пожалуйста, или я вынужден буду рекомендовать отправить тебя на трёхмесячную передышку вне графика.
  Я медленно выдыхаю и беру себя в руки.
  - Я сказал это сгоряча, Ри. Ты же знаешь. Я так не думаю. То есть... не в таких выражениях. Я уважаю человечество в целом и каждого его представителя в отдельности.
  - А теперь ты мне цитируешь Устав? - ухмыляется Ри.
  - Короче, ты сам знаешь: никто не сделает её агентом.
  - Посмотрим.
  - Этого не будет!
  - Вот и посмотрим.
  - Готов поспорить на свою заветную шляпу?
  Целую минуту мне кажется, что он всерьёз обдумывает, не согласиться ли на это пари. Но я ошибаюсь. Ри уже переключился на другое.
  - Думаю, пятиста баксов тебе должно хватить на первое время, - сообщает он, отсчитывая купюры из своего бумажника. - Не спускай всё сразу, я появлюсь только через неделю. Справишься?
  К своему удивлению, я вижу в глазах старого друга неподдельную, искреннюю тревогу.
  - Ри, ну ты серьёзно?! Если помнишь, ты бросал меня в местах и похуже, в реально крутых переделках, да? Когда ваш драгоценный филантроп-миллионер потерялся в джунглях, кто неделю ползал в его теле по лесам, горам и болотам, выводя к цивилизации? Половина СМИ мира до сих пор ломает голову, как же этому тюфяку удалось выжить, верно? И тогда ты вовсе не изволил волноваться, оставляя меня наедине с анакондами и крокодилами. Уж в городе без крокодилов и с пятью сотнями долларов в кармане я как-нибудь выживу, будь спокоен!
  - Всё-таки будь осторожен, - кивает Ри. - Не оспаривая и ничуть не преуменьшая твоих заслуг и умений, просто повторю: будь осторожен. Система и правда его не любит.
  Я уже взмахиваю руками, готовясь возразить, когда официантка спотыкается на ровном месте и вываливает мне на колени поднос, а заодно и пару стаканов апельсинового сока. Сок впитывается в ткань джинсов, оставляя огромные мокрые пятна от ширинки до колена. Стаканы, встретившись с кафельным полом, разлетаются вдребезги и окатывают ботинки брызгами мелкого стекла.
  Оценивая ущерб, поднимаю глаза на перепуганную девушку и убеждаюсь: так и есть, мы пятнадцать минут ждали чёртов сок, потому что она наносила на свою физиономию полную женскую боевую раскраску, очевидно надеясь произвести на красавчика Ри незабываемое впечатление.
  - Охх... - выдыхает она, прикрывая рот руками. - Я сейчас, сейчас мы всё вытрем...
  - Ой, да убери руки! - возмущаюсь я, отталкивая её и пару жалких салфеток. - Лучше притащи хоть какое-нибудь полотенце! Есть у вас тут полотенца?
  - Я же говорю, - мрачно напоминает Ри, когда перепуганная официантка скрывается в проёме двери за барной стойкой. - Система его не любит.
  - Единственное, с чем я пока готов согласиться, так это с тем, что его недолюбливают официантки! - отзываюсь я. - Но знаешь что, Ри?
  - Да?
  - Крокодилы ведь тоже не сразу меня полюбили...
  
  ******
  Я - Кира.
  Хотя сейчас бешено мечтаю оказаться кем-нибудь другим! Ну хотя бы в шкуре кого-нибудь другого.
  Наш с Анной муж-медвежонок оказался наивен, но всё-таки не до идиотизма. Когда я вдруг ни с того ни с сего озаботилась американской визой, он заподозрил неладное. И влез туда, куда раньше ему никогда не приходило в голову заглядывать. Например, в личную переписку жены в соцсетях и мессенджерах... Ему определённо не понравилось то, что он там увидел! А ей определённо стоило подыскать пароль посложнее, чем "ане4чка1995".
  Немного жаль, что я невольно подставила Анну, хотя... она была так беспечна, что рано или поздно это всё равно выплыло бы наружу.
  Обидно, что именно я попадаю теперь под раздачу.
  Глупая, глупая Анна! Нельзя крутить шашни под носом у таких вот мужчин. Это тебе не самоуверенный красавчик, который, узнав об измене, просто поорёт немного, даст тебе или твоему хахалю по морде, в крайнем случае - бросит, и все будут спокойно жить дальше. Нет, такие мужчины, как наш медвежонок-Миша, слишком многое ставят на брачную карту. Они действительно ДОВЕРЯЮТ тебе. Милый славный медвежонок, узнав о том, что кто-то запускал лапу в его собственный драгоценный горшочек с мёдом, превращается в разъярённого зверя.
  Наш медвежонок вернулся полчаса назад и с порога влепил мне такую удачную пощёчину, что кровь брызнула из губы и носа одновременно. Затем, приговаривая "шлюха, какая же ты шлюха!", отобрал мой телефон и запер меня в спальне. Зачем вообще ставить замок с ключом на дверь собственный спальни в квартире, где живёшь вдвоём с женой? Бред какой-то! Но медвежонку оно пригодилось.
  Я припомнила, ЧТО он сейчас найдёт и прочтёт в телефоне... и на всякий случай забаррикадировала дверь со своей стороны, а потом заперлась за ещё одной дверью - в ванной. Что вряд ли удержит его надолго, если он действительно захочет войти. Медвежонок - мужчина крупный, плечистый. И что же этой Анне не сиделось спокойно под крылышком у мужа? Ну да, её вечно тянуло на острые впечатления...
  Переписка, подробное описание этих острых впечатлений с комментариями от нескольких соучастников по "впечатлениям" - в том самом телефоне, который он уже минут двадцать увлечённо читает, сидя под дверью спальни.
  В последние десять минут рёв, крики и причитания прекратились. Может быть, покончил с собой? Нет, вряд ли мне так повезёт.
  Чёрт! И это как раз тогда, когда появился хоть какой-то просвет, надежда разобраться, понять, что вообще происходит! И как мне теперь добраться до доктора в Чикаго? Даже если всё утрясётся мирно, никакая Америка в ближайшее время этой Анне не светит. Разве что удастся уломать медвежонка на совместный отпуск... но и то - когда ещё будет!
  Чикаго... доктор... и что-то ещё... надо сосредоточиться. О чём я думала перед тем, как наш муж заявился со скандалом? О разнице во времени, точно. Потерянное время, которое я обнаружила, просматривая расписание рейсов.
  Чикаго отстаёт от Москвы на восемь часов. А переход - всегда мгновенный, это я помню точно. Но не в этот раз. В этот раз моё сознание проболталось где-то почти четыре часа и только после этого всплыло в теле Анны. Почему? А чёрт его знает! Но я откуда-то знаю, что это важно.
  В полной тишине я слышу, как ключ проворачивается в замке. Затем толчок, скрежет комода по паркету, ещё толчок, снова скрежет и тихий голос:
  - Аня? Аня, впусти меня. Давай поговорим. Давай ты просто всё объяснишь мне.
  Чёрта с два! Иди знай, что ты там удумал, наш медвежонок! Может, станешь целовать мне руки и просить прощенья, возьмёшь всю вину на себя. Мол, не был рядом, не удовлетворял, не уделял своей птичке достаточного внимания... С такими, как ты, это бывает. Или же размозжишь мне череп, расчленишь тело, а только потом уже в приступе раскаяния будешь целовать руки и просить прощения... у каждой части тела, уже по отдельности... Брр! Нет уж.
  - Аня! Открой! Открой сейчас же!
  - Мишенька, медвежонок, ты пугаешь меня! Успокойся! - отзываюсь я с абсолютно неподдельным испугом. - Я знаю, я виновата, ты имеешь право сердиться...
  - Открой, сраная ты шлюха! Я всё равно войду!
  Похоже, мне всё-таки светит вариант с проламыванием черепа и расчленёнкой.
  Судя по звукам, он всё-таки ворвался в спальню. Вот он заглядывает в шкаф, опускается на колени и шарит под кроватью... тяжело дыша, переводит взгляд на дверь ванной комнаты... подходит к двери и дёргает ручку...
  - Ты не спрячешься там навсегда! Выходи и поговорим, как взрослые люди.
  - Ты не в себе. Я вызову полицию, Миша!
  - С помощью чего? - я почти вижу, как он недобро улыбается, стоя под дверью. - Как ты её вызовешь? Через душевую кабину? Выходи, Аня!
  - Если я выйду, ты опять ударишь меня, - объясняю я, стараясь говорить как можно спокойнее. - Сам же потом пожалеешь, но ударишь. Или убьёшь. Не надо, Мишенька, не надо...
  - Не смей даже произносить моё имя, сука! Выходи, я сказал!
  Эта пытка продолжается ещё долго. Он то скулит и уговаривает, то рычит, матерится и налегает на дверь. Но эта открывается наружу, её не так просто выбить. Время от времени я увещеваю его, потом перестаю отзываться. Бесполезно. Всё бесполезно.
  Наконец наступает тишина. Уже несколько минут - ни шороха, ни звука. Я прикладываю голову к двери и прислушиваюсь? Ушёл? О, если бы он вообще ушёл сейчас из квартиры!
  Кухонный нож прошивает дверь насквозь и кончик лезвия рассекает мне плечо. Я зажимаю рану рукой и отступаю на пару шагов от двери, глядя на то, как нож входит в дверь снова и снова...
  Я видела эту сцену в каком-то из фильмов. Нет, даже в нескольких фильмах. Во множестве дешёвых ужастиков. Но это не должно, не может происходить на самом деле!
  Вся моя жизнь, все мои семнадцать разных жизней не могут закончиться так! Не могло всё это происходить только для того, что оборваться без всякого смысла под ножом кого-то, кого зовут "медвежонком". Я не могу умереть вот так, не могу просто истечь кровью на чужой бежевой плитке из-за чужой глупой измены...
  Интересно, сколько людей перед смертью думает точно так же? Каждый второй? Наверное, просто каждый.
  Но я - не каждый. Не каждому открывают ТАКИЕ двери. А значит - самое время этой чёртовой двери появиться!
  - Дверь, дайте мне дверь, откройте дверь... - бормочу я, обращаясь неизвестно к кому.
  Обращаясь к любому, кто может услышать.
  - Дверь! Дверь! - требую я всё громче. - Вы же видите, этот идиот прирежет меня! Он вот-вот ворвётся, чтобы покромсать на куски свою Анну, но вы-то знаете, что я - не Анна! Дверь! Откройте дверь!
  Я судорожно припоминаю то состояние, которым сопровождается обычно появление двери: панику, ужас, холод в руках, бешеное сердцебиение, безудержная потребность в бегстве... Мне не нужно стараться сейчас, чтобы привести себя в аналогичное настроение, я уже почти обезумела от страха.
  Я пялюсь в стену, через которую вошла в эту комнату утром, напряжённо представляя себе, как выглядит та самая ДВЕРЬ, в мельчайших подробностях.
  - Дверь! Откройте же мне чёртову дверь!!!
  И она появляется. Ещё за секунду до того, как ряды глянцевой плитки превращаются в поверхность из знакомого серого металла, я почти не верю, что это возможно. А спустя секунду понимаю, что оно и не могло быть иначе.
  Я кладу пальцы на ручку и замираю от необычного ощущения. В этот раз, впервые за всё время, ручка двери кажется тёплой, живой, будто бы даже слабо пульсирующей в такт сердцебиения, словно я приложила руку не к металлу, а к чьей-то коже.
  Есть и другая странность: дверь впервые появляется всего в одном экземпляре. Значит ли это, что когда я уйду, здесь не окажется никакой другой Анны? Или я покину её сознание, а в тело вернётся законная хозяйка - испуганная, израненная, с взбесившимся мужем за дверью и понятия не имеющая, что происходит?
  - У тебя есть два варианта, - жёстко говорю я. - Слышишь, ты, рогатый идиот? Всего два варианта!
  Тишина за дверью показывает, что он прислушивается.
  - Ты уже ранил меня ножом и сломал нос. Этого уже не скроешь. Вызови скорую и полицию, расскажем им, что ко мне ворвался какой-то извращенец, а ты подоспел вовремя и спугнул его. Будешь выглядеть героем. А потом, когда мне окажут медицинскую помощь, ты соберёшь мои вещи и выгонишь меня вон, раз и навсегда. Потому что вот такой я человек, что хожу налево. Ходила, хожу и ходить буду. Дело не в тебе, понял? Это наш первый вариант. Это вариант хороший.
  - А второй? - спрашивает он немного погодя.
  - А второй вариант - плохой. Очень плохой, Миша. При втором варианте ты всё-таки выломаешь дверь. А потом либо убьёшь меня и сядешь... сам понимаешь, что сядешь. Даже если заметёшь следы, избавишься от тела грамотно, то прибежишь сдаваться через месяц, потому что кошмары замучают. Либо я наобещаю тебе супружескую верность до гроба, вымолю прощение и мы заживём долго-и-счастливо. Но ты ведь уже никогда не будешь мне верить. Будешь проверять все мои контакты, выслеживать, выспрашивать, вынюхивать... Короче, то ещё семейное счастье! Доверия больше не будет. И правильно, что не будет. Таким, как она... таким, как я, брак не очень подходит, Миша. А теперь подумай, хорошенько подумай над первым вариантом! Пока он ещё возможен.
  Прислушается ли он к голосу разума, который заговорил сейчас с ним моими устами? Кто знает. Я лично проверять не собираюсь. Как говорят хирурги, столкнувшись с особо тяжёлым запущенным случаем, "простите, мы сделали всё, что могли!". Дальше пусть справляется организм пациента.
  Я проворачиваю ручку, делаю шаг за дверь и готовлюсь к потоку обычных после перехода ощущений: тошнота, головная боль, дезориентация... Но всё проходит неожиданно просто. Я открываю глаза и обнаруживаю себя в теле и в сознании Джессики. Вот так сюрприз! И до чего приятный сюрприз. Первый приятный сюрприз за долгие годы, честное слово!
  Я бросаю взгляд на изящные золотые часы на своём запястье - подарок Шона - и убеждаюсь, что на этот раз обошлось без необъяснимых потерь времени. В Москве было около восьми вечера, на моих часах - полдень.
  Я в торговом центре. Кажется... да, точно, Джессика пришла сюда, чтобы выбрать подарок ко дню рождения Шона. Но это обождёт. Сначала - доктор! Он ответил мне всего на один вопрос, а в моей голове их роятся десятки, нет, целые сотни!
  Я выбираюсь из набитого людьми торгового центра, стараясь не перейти на бег, не впасть в панику. Доктор здесь. Я уже рядом. Пара минут ничего не изменит. Я хватаю такси и мчусь через город к заветному кабинету, постепенно увязая в обеденных пробках, пока мы окончательно не останавливаемся всего в паре кварталов от нужного адреса. Тогда я расплачиваюсь и остаток пути проделываю пешком. Нет, почти бегом.
  Не дожидаясь лифта - этаж всего-то третий! - вскарабкиваюсь по лестнице, стараясь выбросить навязчивую картинку, которая маячит перед глазами: тело доктора с дыркой от пули во лбу, заплаканная секретарша в углу кабинета, какие-то люди в форме и детектив с блокнотом. Детектив поднимает голову, смотрит мне в глаза, пожимает плечами и сообщает сурово: "Он слишком много знал и начал болтать. Видимо, кое-кому это не понравилось...".
  Тяжело дыша, я влетаю на этаж, мчусь по коридору, и каблуки-шпильки моих неудобных модных туфель, кажется, уже пробивают подошвы и врезаются прямо в пятки. Распахиваю ту самую дверь со знакомой табличкой, пробегаю мимо секретарши, которая успевает только крикнуть мне вслед нелепое "А куда... а как же?..".
  И сталкиваюсь лицом к лицу с доктором. Слава богу, живой и невредимый! Он уже запирает дверь кабинета, пальто переброшено через руку - очевидно, куда-то уходит.
  - Джессика? Здравствуйте, - говорит доктор, удивлённо приподнимая брови, но всё-таки вежливо улыбаясь.
  Я киваю, переводя дух. Где-то под всей этой огромной грудью Джессики сердце колотится так яростно, будто рвётся наружу.
  - Вы опять перепутали время сеанса, Джессика? Сегодня мы не встречаемся. Что-то случилось?
  - Вы... У меня есть ещё пара вопросов...
  Чёрт! До чего же много воздуха требуется на каждую пару слов!
  - Вы ответили мне в прошлый раз... по поводу тела... вы сказали!..
  - Джессика, Джессика, успокойтесь, - он всё ещё вежлив, но уже слегка хмурит брови. - Вы знаете наши правила. Все ваши вопросы мы обсудим, когда придёт время сеанса. А сейчас, простите, но я уже опаздываю на встречу...
  - Шляпа! - выдыхаю я, поражённая внезапной догадкой, которую боюсь чётко сформулировать. - Где ваша шляпа?
  Это не тот доктор. Вот, что я боюсь сказать себе. Это не МОЙ доктор. Он ведёт себя по-другому. Он, кажется, даже пахнет по-другому. Другое выражение лица. Снисходительность вместо иронии. Чёртов скучный брат-близнец того доктора, который мне нужен.
  - Шляпа? - теперь он удивлён и раздражён по-настоящему. - Джессика, я никогда не носил шляпу. Вы что-то путаете.
  - Ну конечно, - смиряюсь я. - Конечно. Я прыгнула - и он тоже прыгнул... Простите. Конечно же, ВЫ - никогда не носили ту шляпу.
  
  ******
  "Я - Ри, старший агент, личный номер - Ниро-279, опыт полевой работы - 15 лет".
  Вовсе не обязательно повторять это, когда возвращаешься к самому себе, но многолетняя привычка уже никуда не денется. Сознание принимается настойчиво напоминать об этом после каждого входа и каждого выхода.
  "Я - Ри".
  Да ладно, ладно, успокойся: ты - Ри! Разве кто-нибудь тут спорит?
  Я выбираюсь из камеры хранения, отсоединяю датчики, делаю несколько пробных шагов. Застоявшиеся мышцы кажутся немного деревянными, тело отзывается на команды вяло, с секундным запозданием, но в целом всё - в пределах нормы. Несколько упражнений, чтобы разогнать кровь, тоже обычный ритуал, доведённый до автоматизма, так что пока проделываешь их, можно думать о своём, собираться с мыслями.
  Я обвожу взглядом стройные ряды прозрачных капсул - камер хранения. Они напоминают мне упаковки современных медикаментов, и ведь на самом деле в каждой из капсул - сильнодействующее лекарство от очередной человеческой проблемы. Некоторые камеры пусты, но большинство их заполнено телами агентов, что свидетельствует об очень напряжённой работе.
  Пора и мне заняться делом.
  По белым, умеренно освещённым коридорам, снуют агенты и аналитики, парами и поодиночке. Некоторые на ходу кивают мне или останавливаются, чтобы переброситься парой слов.
  Знакомые, умные, красивые лица. Все как один - подтянуты, стройны, в отличной физической форме, независимо от пола и возраста. На этих телах и лицах не найти следов обычных человеческих пороков: лени, узколобой жадности, обжорства, злобы, мелких страстишек, которые неизменно уродуют человеческий облик... Может быть, потому, что это, собственно, и не люди.
  Это - тот биологический вид, тот внешний вид, к которому человечеству ещё только предстоит прийти под нашим руководством. Мы прекрасны. Мы совершенны. И, как всякое совершенство, это вызывает у меня тревожное чувство неполноценности. Горчащее чувство важной и необратимой потери. Что, если вдуматься, так же странно, как если бы скульптор сожалел о камне, которого больше нет, потому что он создал из него произведение искусства.
  Я прохожу мимо штаба аналитиков, дружно склонивших головы над экранами, мимо нескольких комнат рекреации, где заняты в основном бесконечной физподготовкой. И мимо самого крупного опен-спейса - столовой, которая служит для многих и местом встреч, и пространством для отдыха.
  За одним из столов заканчивает основательный, судя по нескольким пустым подносам, приём пищи мой старый приятель Ка. Завидев меня, он бросается наперерез, чтобы пожать руку - жест не служебный, принятый только между друзьями. И хотя мысли мои заняты другим, хотя я тороплюсь, для Ка всегда стоит найти пару минут.
  - Ри! А ну иди-ка сюда! - рукопожатие переходит в похлопывание по плечу и крепкое объятие. - Сколько мы не виделись вообще, помнишь?
  - Да вроде дня три, - ухмыляюсь я. - Кажется, вот только на днях я прятался от тебя в рекреации, чтобы не выслушивать бесконечных занудных историй...
  - Сволочь ты! - хохочет Ка. - И говоришь без уважения! Между прочим, с заслуженным полярником говоришь. Три месяца, брат! Слышишь, три месяца на Аляске! У меня даже мозги насквозь промёрзли. Прихожу тут в себя, мне командуют "доложите состояние, доложите психо-эмоциональный статус", а я только стучу зубами и требую шубу! На худой конец, кричу, дайте хоть пару одеял, скотины, и трусы меховые! Они у меня в рекреации только на третий день и смогли отобрать оделяло, да...
  Добрый, рыжий и круглолицый Ка сыпет словами, так и не отпуская мою руку. И неожиданно греет то, что он так рад меня видеть, и ответное чувство в груди - тоже греет. В другое время я бы присел с ним рядом и прямо тут, в столовой, выслушал ворох действительно увлекательных историй с выполненного задания. Ка - отличный рассказчик. Но сейчас приходится мягко отстраниться.
  - Прости, Ка. Я тороплюсь. Договорим в другой раз? И да - я очень, очень рад, что ты вернулся! Но разве кто сомневался? - подмигиваю я.
  Старому доброму Ка не нужно повторять дважды.
  - Понял, - подмигивает он в ответ. - Могу поспорить, что твой любимчик сейчас на задании, так? Торопишься к экрану, чтобы ревностно следить, не расцарапает ли Че коленку или не обидит ли его кто-нибудь грубым словом?
  - Вот ты смеёшься, а он до сих пор не простил мне тех крокодилов...
  - Помню, помню, которые ещё не сразу его полюбили! - смеётся Ка. - Но ведь отличная вышла история! И теперь ему есть о чём поболтать с друзьями, мужественно прищурив глаз, а что ещё нужно полевому агенту?
  - Я - всего лишь "оса", - развожу я руками. - Откуда же мне знать, что вам, "червям", ещё нужно?
  - Я скажу тебе, что ещё нужно, - говорит Ка, становясь вдруг непривычно серьёзным. - Такой человек, как ты, который прикроет спину и проследит, чтобы "червь" вернулся живым и здоровым, верно?.. Ладно, ступай, брат! Даже беги! Подождут мои истории до следующего раза. А то и найду себе другие уши, посвободней твоих!
  Мне неловко говорить, что всего половина моих мыслей занята сейчас заданием Че и его делами. Не менее важной насущной проблемой остаётся Кира.
  Наконец я добираюсь до уровня личных отсеков. Важная поблажка, которую получаешь не раньше, чем через десять лет безукоризненной службы, - личное пространство. Стандартная комната в полтора десятка квадратных метров стала моим главным достижением и единственным местом, которое я когда-нибудь назову домом.
  Комната распечатывается, реагируя на моё приближение, невидимые датчики и системы начинают подстраивать температуру и влажность под идеальные для меня параметры. Вхожу, на секунду задержавшись на пороге, мысленно произнося нечто вроде молитвы благодарности. Автоматически вспыхивают свет и экраны, дверь за моей спиной въезжает на место и сливается со стеной. Я - дома.
  - Переместить экраны на потолок.
  Два светящихся квадрата послушно переезжают наверх, и я опускаюсь на постель, расслабленно вытягивая ноги. Усталость - не в теле, она в голове, но тело так слепо доверяет сознанию, что требует отдыха, несмотря на то, что провело в состоянии полного покоя последние несколько суток.
  - Дать на экраны последние просмотренные файлы.
  Перед моими глазами появляются изображения двух материков. Северная Америка и Евразия. Два куска суши, покрытые сложной сетью нитей и точек, мерцающих на пересечении нитей. Красные точки - агенты, синие - люди-объекты. На самом деле крошечной жёлтой точкой отмечен каждый человек, но чтобы разглядеть их мельтешение придётся детализировать карту почти до реальных масштабов.
  И зелёные точки - "зайцы", случайные залётные гости. Моя парафия, моя зона ответственности, нечто вроде дополнительной нагрузки на общественных началах. До недавнего времени они появлялись так редко... И мешали не больше, чем настоящий заяц, перебегающий дорогу на прогулке по парку.
  Детализируй точку - и получишь десятки и сотни нитей-связей, нитей-влияний, нитей-последствий, ведущих от неё к другим - и обратно. Детализируй нить-связь - и получишь список точек, связанных по важным параметрам. Когда пальцы аналитиков порхают над сенсорными экранами, разбираясь во всём этом, выглядит так, будто они пытаются сыграть изображениями предельно сложную и прекрасную музыкальную симфонию.
  Но я не любитель визуальной информации.
  - Система?
  - Да, Ри.
  - Дай информацию по агенту Че.
  - Выполнение задания. Александр Глушко. Вторые сутки. Дать подробности?
  - Нет, спасибо. Психоэмоциональное состояние агента?
  - Подавленное. Ниже нормы.
  - Критичность?
  - Не критично.
  Ну вот и отлично.
  Два материка, на которых работают сейчас несколько десятков моих агентов. Северная Америка, всегда напоминавшая мне беременного дракончика. Время от времени сознание пытается делать выводы, основываясь на этом сходстве, пытается имитировать интуицию, важное предчувствие... Но я пресекаю такие попытки. Всё это - забавные причуды наших случайных ассоциаций, да и где я вообще мог видеть дракончика, тем более беременного?
  А вот Евразия не похожа ни на что, она свободна от ассоциаций и не мешает работе с фактами. Хотя... вот прямо сейчас она напоминает почти симметричную кляксу, один из тестов Роршаха.
  "Что вы видите на этой картинке, мистер Ри? - мысленно спрашиваю я себя, имитируя важный, немного скрипучий голос доктора, которым я был совсем недавно. - Какие ассоциации она у вас вызывает?".
  Че не справится, вот о чём я думаю. Вот такие у меня ассоциации, дорогая Евразия, самые тревожные и, как сказал бы Че, вполне дерьмовые.
  Я виноват, потому что скрыл от друга и сотрудника информацию по его заданию. И я прав, потому что десяток аналитиков резонно посчитал, что эта информация не принесёт практической пользы, а только снизит его показатели и вероятность успешного исхода миссии. Но я владел этой информацией, я знал - и ничего ему не сказал. Остаётся только надеяться, что так действительно будет лучше.
  Сейчас всё зависит только от самого Че, от нашего самоуверенного золотого мальчика. Я всегда говорил, что одна небольшая неудача пошла бы ему только на пользу. Но думал ли я так на самом деле? Сейчас, когда реальная, не гипотетическая неудача, возможно, вот-вот случится, уже и не скажешь точно. Нет, пожалуй, я никогда не желал ему провала.
  И раз я пока ничего не могу сделать для Че, нужно сосредоточиться на Кире.
  Я начинаю готовить отчёт и рекомендации по её случаю. Осторожно, перепроверяя каждую формулировку и каждое слово, будто двигаюсь на ощупь по ступенькам старой лестницы, любая из которых может оказаться насквозь прогнившей и провалиться под моим весом. Увлекая при этом в бездну не меня, а Киру.
  Мне нужно убедить их, что Кира невероятно сильна, но при этом не опасна. Что она демонстрирует умения и навыки, которых ей неоткуда было взять, но не является ни шпионом, ни террористом. Мне предстоит развеять все наши опасения относительно неё, хотя я сам до сих пор толком не разобрался, как она попала в Систему. Я должен доказать руководству, что она может быть нам другом, достойным доверия и уважения, сохранив при этом полную внешнюю беспристрастность.
  Да уж, задача не из лёгких.
  Я застреваю на формулировке "психоэмоциональное состояние - предельно стабильное, выше любых известных нам показателей", потому что вместе с этим вынужден сообщить и другие данные: "демонстрирует крайне мощные всплески эмоций". Как описать невероятную сверхэмоциональность Киры и ту почти нечеловеческую ясность сознания, которая позволяет ей неизменно обуздывать свои эмоции даже на волне сильнейшего стресса?..
  Мои мучительные потуги прерываются звонком. Штаб аналитиков вызывает и, судя по тому, что включают видеосвязь, не дожидаясь моего разрешения, дело срочное.
  - Здравствуй, Мия. Что происходит? - спрашиваю я, когда на экране появляется изображение.
  Мия, Второй аналитик штаба, выглядит даже суровей и старше обычного. На её бледных щеках разгорается румянец гнева.
  - Привет, Ри. Происходит то, что эта девчонка, твоя Кира, только что вышибла агента из тела объекта!
  "С каких это пор она стала "моей Кирой", хотелось бы знать..." - успеваю подумать я, прежде чем до меня в полной мере доходит остальной смысл фразы.
  - Как? Как она это сделала?!
  - Ты мне скажи, Ри! Вот ты мне и ответь, как?! - цедит сквозь зубы Мия.
  - Какой объект?
  - Джессика Рингли. Девчонке зачем-то вздумалось прыгнуть обратно в Джессику!
  Я автоматически фиксирую особенности речи. Отмечаю, что обычная предельная официальность старшего и по возрасту, и по званию агента сменилась эмоциональной лексикой: "вышибла", "девчонка". Значит, дело совсем худо.
  - Агент... как она? С ней всё в порядке?
  - Состояние критичное. Пока даже не знаю, будет ли она жить, Ри. Пришла в себя на пару минут, затем впала в кому. Эта бешеная террористка вогнала агента в кому! Её сознание собирают сейчас по кусочкам, и неизвестно ещё, наскребём ли мы там на целого агента...
  - А Кира...
  - Ты подвёл нас, Ри, - Мия поджимает губы и горько вздыхает. - Никогда не думала, что когда-нибудь скажу тебе подобное, но ты подвёл всех.
  - Да, подвёл, - я стараюсь, чтобы моё лицо не выражало эмоций. Прежде чем выражать их другим, неплохо бы самому в этих чёртовых эмоциях разобраться. - Что будет с Кирой?
  - Ты больше не занимаешься этой проблемой. Я беру случай Киры под свой личный контроль. Ждём тебя в штабе аналитиков, твоя информация может быть полезна.
  - Да, я сейчас буду.
  - Но предупрежу тебя сразу, Ри...
  - Да?
  На лицо Мии возвращается обычная деловая беспристрастность. Почему-то от этого мне становится только тревожнее.
  - Предупрежу сразу: что бы ты ни рекомендовал, я буду настаивать на немедленной ликвидации объекта "Кира". Если понадобится, то вместе с объектом "Джессика Рингли".
 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"