Как известно, разумная жизнь в нашей Вселенной бесконечно разнообразна. Существа, называющие себя разумными, на разных планетах отличаются друг от друга до такой степени, что временами трудно обнаружить между ними хоть что-нибудь общее, честное слово. Например, сложно представить, что объединяет в одну группу условно-органических ду-ду, которые воспроизводят себя на фабриках и у которых счастливые родители выдавливают потомство из полученного по почте тюбика, - и условно-живущих кряпиков, не способных обдумать за жизнь более одной мысли, а потому бесконечно умирающих и возрождающихся в процессе любой осмысленной деятельности.
Много, много версий и теорий выдвигали на этот счёт лучшие умы (и даже условно-умы) во Вселенной, множество копий и даже жизней было сломлено в поисках универсального критерия разумности существа. Пробовали отталкиваться от наличия сложных, противоречивых эмоций и чувств, но обнаруживали то же самое у половины явно неразумных животных. Пробовали опираться на умение логически мыслить, но наталкивались на искусственные интеллекты, которые мыслили гораздо логичнее светлых учёных умов и при том (или даже именно потому) убедительно просили ученых ни в коем случае не причислять их к существам разумным.
Свобода воли и покорность, способность к импровизации или чувству священного долга, жизнь в обществе или полное уединение, тотальный эгоизм или альтруизм - всё это (как и многое другое) могло встречаться в разумных существах в равных пропорциях или не встречаться вовсе - и на разумность никак не влияло, а значит - не могло и считаться универсальным критерием разумности.
Дойдя до полного отчаяния, учёные умы кинулись было искать Душу. И действительно нашли, но всего у нескольких разумных видов, к тому же до того гадких, что эту версию объяснения разумности с облегчением отбросили.
К счастью для отчаявшихся учёных умов, к этому времени уже вылупился из яйца, оперился и даже подрос будущий поистине великий ум - профессор Пицца с одноимённой планеты. Именно ему предстояло открыть секрет разумности, хотя секрет этот едва не остался тайной для прочих разумных существ во Вселенной.
Дело в том, что птицы с планеты Пицца были известны в качестве до того неприятных типов, что во вселенском рейтинге "Существа, которых вам определённо лучше бы никогда-никогда не встречать" они заняли четвёртое место после мудян, разумной всепожирающей слизи и насылателей рвотных кошмаров. Естественно, обитатели Пиццы были смертельно оскорблены, ознакомившись с рейтингом: сами они твёрдо рассчитывали на третье место, в связи с чем в редакцию вселенских рейтингов даже была направлена гневная нота протеста. Ознакомившись с нотой и проникшись ещё большим отвращением к этим мерзким (и, к сожалению, безусловно разумным) птицам, им всё-таки отказали. После чего планета Пицца официально разорвала все дипломатические и прочие контакты с инопланетными цивилизациями. Как видите, разумная Вселенная имела все шансы так и не ознакомиться с блестящим открытием профессора Пиццы, и кто знает, сколько ещё продолжалась бы эта печальная и позорная неразбериха с неспособностью разумных существ дать точное определение самим себе.
Однако профессор Пицца был даже ещё более сварливым, желчным, коварным, циничным и проницательным, чем его соплеменники. А потому, ознакомив Верховную Стаю планеты со своим открытием - принципом разумности, он легко добился разрешения на контакт с внешним миром для обнародования того, что немедленно окрестили Принципом Пиццы.
Принцип Пиццы звучал возмутительно и состоял в том, что главным определяющим признаком разумных существ были не душа, не благородство, не творчество и прочие приятные для слуха вещи, а - БЕССМЫСЛЕННЫЕ ПРАВИЛА. И чем больше искусственных, ненужных, нерациональных, жестоких, бесполезных, а зачастую и прямо вредящих правил выдумывали и соблюдали представители отдельно взятой цивилизации, тем более разумными выглядели они в глазах соседей по Вселенной. Под это определение подпадали этикет, религия, традиции, моральные устои, дипломатические тонкости и вообще все излишки разумных цивилизаций, которыми они так гордились... Принцип Пиццы был тщательно проверен лучшими учёными умами Вселенной, чтобы доказать то, что они поняли и без доказательств: принцип безотказно работал.
И правда, нужно было быть весьма неприятным существом, чтобы додуматься до такого ответа на сакраментальный вопрос разумной жизни! На родной планете профессор был награжден почётным орденом "За особую изощрённость" и пожизненной правительственной пенсией.
Как определённо доказанный и явно научный, Принцип Пиццы нельзя было просто отбросить - разумным существам пришлось смириться и начать руководствоваться им. Только однажды в процессе постоянного освоения и расширения познанного (то есть как бы знакомого с самим собой) участка Вселенной учёным и дипломатам пришлось столкнуться на одной из давно покинутых планет с существами, жизнь которых не укладывалась в Принцип Пиццы. Они вообще не создавали правил и не следовали им, а тем не менее были достаточно разумны, чтобы понять смысл Принципа Пиццы, назвать его "презабавнейшей штучкой" и раствориться в воздухе, попросив передавать привет "милашке-профессору". В следующий раз эти странные существа вышли на контакт с другими разумными лишь спустя много жизней, на одной довольно отсталой планете, в 2020 году по местному летоисчислению, и только для того, чтобы... но нет, об этом - позже.
Профессор Пицца, когда ему предъявили это явное противоречие непогрешимому ранее Принципу Разумности, ответил презрительно и просто: ну наконец-то хоть у кого-то из якобы разумных существ хватило мозгов перейти на следующий уровень и стать разумными по-настоящему, что с нашей жалкой точки зрения можно назвать, пожалуй, сверх-разумностью. Никакого противоречия профессор в этом не углядел, а переданный ему сверх-разумными существами привет посоветовал записать на физический носитель, измельчить, смешать с птичьим дерьмом и съесть на завтрак. Для существ без лишних правил, как ехидно заметил профессор, переварить это не составит особого труда.
Здесь мы оставим чудака-профессора в покое (тем более, что именно этого он и потребовал бы от нас, если бы мог) и, вооружившись его принципом, перенесёмся на Землю. В тот самый момент, когда журналист Игорь Укойко, снабдив самого себя водкой и колбасой, постучал в дверь своего друга, бывшего участкового Стёпы Грубича.
Конечно, правильнее было бы предварительно созвониться, но правил Игорь не признавал. К тому же по телефону правильный Стёпа наверняка отказался бы глушить водку в 12 часов жаркого августовского дня, пусть даже и в воскресенье. А выпить Игорю надо было срочно и очень. Поэтому разумнее было явиться без предупреждения и поставить Стёпу перед фактом и водкой, лицом к лицу. Впрочем, благодаря случайной встрече у входа в дом Стёпы - появился и правильный повод.
- Вот! - сказал Игорь, когда дверь распахнулась, и вручил стоящему на пороге Стёпе пакет с бутылкой водки и палкой роскошной колбасы "Добросовестная".
- И вот! - добавил Игорь, другой рукой протягивая Стёпе неряшливую пачку бумаг. - С увольненьицем, товарищ!
Стёпа недоуменно кивнул - "ага!" - и двинулся на кухню вслед за Игорем, который, успев разуться и отобрать у друга свой пакет, принялся сооружать на столе "выпить-закусить" с поистине космической скоростью.
- Это что... это они меня?... - растерянно уточнил Стёпа, бегло ознакомившись с вручёнными ему бумагами.
- Ага, - кивнул Игорь радостно. - Именно! Турнули ведь! Задним числом, как я понимаю, да? По собственному желанию? Это в вашей конторе нормальное дело!
Чужая беда вызывала у Игоря не то что бы счастье или злую радость, но азарт, довольно близкий к тому. В отличие от своей беды, которую нужно было долго и скучно расхлёбывать (впрочем, Игорь это обычно игнорировал, отчего беда, оставленная без внимания, проходила сама собой), чужая беда всегда была интригующе интересна.
- Так за что они тебя погнали, а? Есть догадки? - кивнул Игорь, приглашая к столу.
- Да ты сам уже всё прочёл! - огрызнулся Стёпа, осев на табурете. - Вот как, кстати, можно? Ты мои... ты чужие письма зачем вскрыл?!
- Из любопытства, - честно и нагло признался Игорь. - Думал, потом над паром подержу, закрою, если вдруг личное...
- Над паром конверты держат, когда открывают, Игорь! - отчаянно вскричал Стёпа. - Над паром рваный конверт не срастается обратно!
- Точно. Говорю же - любопытство! Дикая вещь... Ну, выпьем? За новопреставившегося мента, так сказать...
- Подожди! А где ты их взял вообще? - сообразил вдруг Стёпа.
В нём на секунду вспыхнула счастливая надежда, что увольнение - просто злая шутка Игоря, от которого, в принципе, чего-то такого всегда можно было ожидать.
- Начальничек твой вручил, у входа встретились, - пояснил Игорь. - Ругался страшно! Кстати, могу поздравить: не всякому участковому руководство лично документы на дом доставляет. Ты у них на хорошем счёту, уважаемый человек! Был.
Игорь хохотнул и опрокинул первую рюмку, не дожидаясь компании.
- Ругался? Орал? Пена у рта? - уточнил Стёпа, оживляясь. - Это хорошо! Он отходчивый, пар выпускает - значит зла не таит, орёт - значит уже простил...
- Ага, а бьёт - значит любит! - перебил Игорь с издевательской улыбкой. - Может, и пар выпускал... Смешно ругался, про грибы, кажется... Да! Пусть, говорит, этот сучий гриб на глаза мне даже не показывается!
- Дохлый номер, - горестно вздохнул Стёпа. - Если про грибы пошло - всё серьёзно. Страшно грибы любит... это для него дело святое...
Стёпа взял налитую рюмку и выпил с таким видом, будто и правда сидел на собственных поминках. Поэтому Игорь, устыдившись своего веселья, сделал самое сочувственное лицо, на какое оказался способен, и повторил прежний вопрос, но дружеским тоном:
- Нет, ну правда, за что? Чем ты им так насолил-то?
- Читал же, там всё написано... - буркнул Стёпа, добросовестно закусывая колбасой.
- Читал, - кивнул Игорь. - Про топор в виде взятки... или про взятку в виде топора... Бред какой-то, ерунда! Ну где ты - и где взятки, Стёпа?! Тебя же, ангелочка правильного, скорее уволят за то, что ты гниду-взяточника сдал! Сдал кого-то? Да? Не вынесла душа поэта?..
- Не сдал, а взял, - перебил его Стёпа. - Взятку взял. Ты же сам ржал всегда, что дуракам вроде меня на лапу брать нельзя, что мы попадаемся с первого раза. Ну вот...
Стёпа потянулся, вытащил из-под стола топор и аккуратно уложил его на стол, поверх конвертов и документов.
- Вот. Топор.
Игорь снова налил, и они снова выпили, на этот раз - одновременно.
- Топор, - крякнул Игорь, задумавшись.
- Да уж... - вздохнул Стёпа и зачем-то пояснил: - Я ведь даже не пользовался им! Так, положил...
- Ну, выкладывай! - азартно скомандовал Игорь, наливая по третьей.
Страшная жара раскалила Одессу к обеду, ещё немного усилилась в послеобеденное время, будто твёрдо вознамерившись испепелить этот город, но - сдалась, схлынула, и ближе к шести вечера с моря пришёл воздух ещё не освежающий, но такой, каким уже вполне можно было дышать.
За эти шесть часов Игорь и Стёпа успели прикончить первую бутылку водки, сбегать в магазин за второй, обнаружить в холодильнике неполную третью и позаимствовать четвёртую у соседки, которая наивно доверила Стёпе запасные ключи от своей квартиры.
Что правда, четвёртую брали уже без желания, на пьяном азарте, поэтому теперь она так и стояла на кухонном столе - открытая, но не тронутая.
За эти шесть часов друзья успели приговорить всю палку колбасы "Добросовестная", пиццу, заказанную на дом в приступе транжирства, полкило обычной колбасы, купленной в припадке скупости, баночку сардин и ещё одну палку совсем уж недобросовестной колбасы, про которую Игорь, откусывая со своей стороны (было уже не до нарезки) кричал: "Богом клянусь, они делают её из дохлой обезьяны! Я знаю! Я в Африке пробовал!".
За эти шесть часов Стёпа успел поведать Игорю несколько раз и со всеми подробностями свою историю последних нескольких дней. Рассказал он про толстуху Павлюкову с её огромными бровями, жалобами на инопланетян и сожителя-расиста. Рассказал и про встречу с тощим Павлюком, про странную, нигде не отмеченную его судимость и про ещё более странную взятку - топор (топор, впрочем, после второй бутылки так сроднился со всей этой историей, что стал казаться самой логичной её деталью).
А потом Стёпа рассказал о том, как первый раз напился и блевал почему-то с причала, и как ему хочется теперь найти то самое место, потому что, кажется, там он расстался с детством, а значит - именно там с ним можно встретиться снова. А Игорь рассказал, что слишком много врёт, что он вообще никогда не бывал в Африке, никогда не спал с близняшками, никогда не выигрывал 10 тысяч в лотерею и даже журналистом никогда не работал... правда, тут он перебил сам себя и признался, что, кажется, увлёкся и опять немного наврал.
В общем, за эти шесть часов они рассказали друг другу множество совершенно не относящихся к делу и ни о чём не говорящих вещей. Сами знаете, что так это обычно и бывает, когда люди решают встретиться, чтобы поговорить, а на самом деле - чтобы вместе выпить. Или наоборот.
И хотя ни Стёпа, ни Игорь о Принципе Пиццы понятия не имели, их действия как нельзя лучше иллюстрировали выкладки зловредного профессора. Начав день разумными существами, со множеством условных человеческих правил, к вечеру они готовы были наплевать буквально на любое из них. А согласно Принципу Пиццы, у разумного существа, презревшего правила своего вида, оставалось на выбор всего два состояния: сверх-разум - или безумие.
Поэтому два друга, неуклонно пьянея, перетекали из состояния просветлённого в мрачно-безумное - и обратно, пока одному из них (допустим, Стёпе) не пришла в голову мысль, которую он не без труда озвучил:
- Надо идти к ним! К Павлюкам... к Павлюковым... к Павлюченочкам! Пусть объясняют, кто сказал про топор! И почему вообще, да?.. Да! Ты говорил? Нет! И я не говорил! А кто говорил? Они! Они, я же говорил! Они говорили, а я говорю... Идём!..
Мы не поручимся, была ли эта мысль сверх-разумной - или же просто идиотской. Ясно одно: мысль была откровенная неразумная, неправильная, даже против-правильная, а потому понравилась обоим и была реализована незамедлительно.
Они ни в коем случае не собирались мстить Павлюкам-Павлюковым и чинить насилие, поэтому Стёпа, схватившийся было за топор, решительно отложил его. Но они твёрдо вознамерились выяснить истину, чего бы это ни стоило, поэтому Игорь решительно сунул топор подмышку. Но истина добывается не топором, а задушевной беседой, которой топор как раз может помешать, поэтому Стёпа решительно вернул топор на место. Но топор, как ни крути, был главным вещественным доказательством по этому тёмному делу и к тому же - тут им пришлось быть честными друг с другом! - напоминал бы о конечной цели путешествия, не давая сбиться с пути и, растерявшись, свернуть к ближайшему магазину... Поэтому они оба решительно взялись за топор, но тут Игорь вспомнил и рассказал свежий политический анекдот, поэтому о топоре напрочь забыли.
Так и вышло, что топор, оставленный ими на кухонном столе в незапертой квартире, спустя примерно час стал единственным свидетелем визита полицейского в штатском, хмурого типа неопределённых, но явно не лучших лет. Оценив следы беспорядочной дружеской пьянки, хмурый тип неопределённо хмыкнул и укоризненно поглядел на злополучный топор, лежавший на единственном чистом месте в центре стола. Под топор он положил записку, в которой ужасным начальственном почерком было сказано: "Увольнение - фальшивка. Позвони с утра. Получишь инструкции и т.п.". Чуть ниже был указан и телефонный номер, по которому следовало позвонить. Сделав своё дело, хмурый тип покинул жилище Стёпы, аккуратно захлопнув входную дверь.
Полчаса спустя соседка Стёпы (та самая, которой полагалось лежать в больнице со сложным переломом шейки бедра) открыла дверь его квартиры своим запасным ключом, на цыпочках прокралась к кухонному столу, ознакомилась с запиской и вывела там же, чуть ниже, отличным почерком учительницы черчения: "Мы так и думали. Грубо работаете! Стёпа, позвони с утра вот по этому номеру. Получишь инструкции и ДЕНЬГИ (а не "т.п.")".
Как и предыдущий визитёр, соседка аккуратно захлопнула за собой входную дверь, поэтому следующему гостю пришлось повозиться с отмычкой. Этот, с лицом, искажённым зловещей преступной гримасой, прокрался сперва в туалет. Несколько минут тишины завершились его облегчённым вздохом и шумом сливающейся из бачка воды. После чего и он, с явно похорошевшим лицом, прокрался к столу, пробежал глазами записку и нацарапал в самом низу её: "И нам позвони. Не пожалеешь! Отвечаем". Добавив свой номер для связи, третий гость налили себе рюмку, с удовольствием выпил - и был таков.
Дверь после себя он оставил открытой, так что всё - за исключением записки на столе и стремительно летящей к чертям жизни Стёпы Грубича - пришло в исходное состояние. Теперь мы без сожалений оставим эту скромную квартиру, тем более что и Стёпа в ближайшие несколько лет здесь не появится. А вся гуща интересующих нас событий заварится на улице Косвенной, в том самом доме, где среди прочих существ, гордо называющих себя "отборные отбросы Вселенной", проживали и Павлюк с Павлюковой.
В том самом доме, к которому после долгих пьяных блужданий подошли, наконец, будущий великий журналист и бывший неплохой участковый.