Аннотация: Включила комментарии и оценки. Это логичнее, потому что выкладываю по главе, а значит - должна быть возможность оценить каждую в отдельности.
Глава пятая. Большие тайны и маленькие секреты.
1
В день Страшного исхода Оррэриру из рода Пауков исполнилось пять коротких аррагуанских лет. Это значит, что он едва научился стоять на ногах без посторонней помощи и самостоятельно справлять свои телесные нужды. Но необычайная память Оррэрира сохранила все виденные им события страшного дня до мельчайших подробностей.
Спустя три сотни долгих человеческих лет он написал об этом событии трагическую поэму, огромные цитаты из которой многие до сих пор приводят при случае, желая блеснуть образованностью. Спустя ещё тысячу лет появилась его многотомная хроника "Древо безвременья. История народа, утратившего себя". Глубокий всесторонний анализ более чем тысячелетнего пребывания Светлых в мире людей не имел такой популярности, как его поэтический труд. Но занял почетное место в родовых библиотеках, рядом с древними архивами и хрониками, вывезенными с утраченной родины Аррагуа.
И совсем уже недавно - мир людей с тех пор обернулся вокруг своего светила не больше пятидести раз - Оррэрир разродился скандально знаменитым посланием. Он назвал его - "И я узрел зловонный труп великого народа". В этом послании автор последовательно смешал свой народ с грязью. Он проклял его всеми возможными проклятиями, отрекся от его богов, предков и потомков, пожелав в завершение скорейшей погибели каждому обитателю Наррамора.
В тронном зале, где царственная Каторра восседала во главе Совета двенадцати, Оррэрир публично огласил своё послание. И никто не посмел помешать ему. Не потому, что мало кто из Светлых сумел бы дать ему достойный отпор, даже если бы силы целого рода были одновременно брошены в бой... Не только поэтому. Каждый из присутствовавших там понимал, что Оррэрир прав. Злая правда, грязным потоком изливавшаяся на головы достойных и благородных, сражала не хуже клинка крови или самого действенного заклятия.
За почти пять тысяч лет, прошедших со дня Страшного исхода, великий народ Аррагуа не создал ничего, что было бы достойно упоминания. Да, они бережно хранили наследие предков: произведения искусства, мебель, драгоценные предметы, летописи и хроники, много чего... Молодые Светлые из хороших семей прилежно изучали язык со всеми его тонкостями, но не писали на нём. Древние гимны и мелодии для танцев звучали в залах дворцов, но им на смену не приходили новые. Ни одна новая картина, ни одна роспись или резьба не украсила стен Наррамора с тех пор, как город был вышвырнут за пределы родного мира Светлых. Новые поколения старательно постигали истины и знания, обретенные под небом мира Аррагуа, более пяти тысяч лет назад. И не создавали ничего нового.
Великий народ, по меткому выражению Оррэрира, превратился в труп, занятый усердным бальзамированием самого себя. И он презрительно отряхнул прах мертвых со своих стоп, навсегда оставив город-призрак.
Спохватившись, Совет двенадцати поспешно объявил его изгнанником, лишенным права родства со своим народом. Заодно они единогласно лишили его права на возвращение в мир Аррагуа в день Обретения мира, что явно выходило за пределы властных полномочий Совета. Потому что в Книге посланий было красным по белому написано: "Душа обновленного мира отделит сильных от слабых, светлых от нечистых, и примет в своё лоно достойных, и покарает низких отступников".
Оррэрир всегда умудрялся быть единственным. Единственный Светлый, продолжавший писать хроники и летописи после утраты мира. Единственный, кто одновременно удостоился двух почтительных обращений - "благородный" и "достойный". Единственный, с кем говорила богиня Аррагуа. Король Убеждения. Блистательный Соблазнитель. Великолепный Паук. Единственный предатель. Отрекшийся.
Он и сейчас оказался единственным. Последним Светлым из рождённых на утраченной родине Аррагуа. Возможно, именно поэтому он один продолжал видеть сны о будущем. И только Оррэрир мог сейчас подтвердить или опровергнуть пророчество Спящей.
Великий народ нуждался в помощи своего блудного сына. Совет двенадцати после недолгих прений принял решение направить к строптивому Оррэриру парламентера. Разыскать отщепенца вызвался достойный Карриг.
2
Первые десять минут после ухода старика я честно ожидаю обещанного прихода Змея, развлекаясь поеданием необычного лакомства. Моё терпение заканчивается одновременно с содержимым посудины, после чего ожидание начинает раздражать. К тому же на ум немедленно приходит гораздо более интересный вариант провести время.
Высокие гости - так, кажется, сказал Оррэ... Я тоже хочу поглядеть на высоких гостей. Покинув потайную комнату, осторожно оглядываю видимую мне часть лаборатории: кажется, никого. Стена с огромной витриной бесшумно соскальзывает на своё место за моей спиной. Будто и не было никакого прохода. Тихо и пусто. Только насекомые еле слышно шуршат под стеклом, в миллионный раз наглядно проходя свои жизненные циклы, да что-то зелёное вязко булькает и попыхивает в стеклянной бутыли на столе у стены.
Если Змей и затаился где-то поблизости, то я совершенно не имею охоты искать его здесь. Я не видел мальчишку? Значит, тут и не было никакого мальчишки. Остальное - не мои проблемы.
Я с трудом открываю массивную дверь лаборатории. Выглядит она деревянной, но весит - как хорошая каменная плита. Помня о просьбе старика, распахиваю дверь пошире, затем упираюсь в неё плечом и разгоняю, чувствуя себя так, будто толкаю каток для укладки асфальта. Она захлопывается с волной резких щелчков, подтверждащих блокировку целой системы замков. Я уважительно хмыкаю: настоящий швейцарский банк! Впрочем, это не остановит тех, кто, подобно Оррэ, умеет проходить сквозь двери.
Как можно тише спускаюсь по лестнице, на последнем пролёте даже пригибаю голову и плечи, чтобы не быть случайно замеченным. И обнаруживаю Змея. Мальчишка, который явно и думать забыл о поручении старика, сидит в тени, почти просунув голову между резными столбиками лестничных перил, и усиленно таращится вниз, в огромный холл на первом этаже.
- Голова не застрянет? - насмешливо осведомляюсь я громким шепотом, кладя руку ему на плечо.
Нужно отдать парню должное - владеет он собой отлично. Не пискнул, не вздрогнул, не шелохнулся даже, только обернулся спустя секунды три и тихо ответил:
- Проверял уже. Не застревает. Тоже подслушивать пришёл?
- Есть такое дело.
- Тогда не шуми, сиди молча. И с головой осторожнее, твоя-то как раз застрянет.
- А что там?
- Тсс! Не болтай! Сам посмотри...
Руки чешутся отодрать за уши наглого пацанёнка. В тех дворах, где я рос, возрастную субординацию соблюдали строго и неукоснительно, под страхом немедленного телесного внушения. Но поднимать шум сейчас... Это значило бы самому повести себя, как подросток, поэтому я сдерживаюсь и осторожно опускаюсь на корточки рядом со Змеем. Сперва соберём информацию, а потому же выясним отношения.
Голова у меня в самом деле крупнее, чем у Змея, поэтому я не рискую просовывать её через прутья даже наполовину. Повозившись с минуту под неодобрительным взглядом мальчишки, я нахожу нужный угол обзора, и мой взгляд натыкается на чёрный силуэт у стола.
Он стоит совершенно неподвижно, сосредоточенно разглядывая поднос с графином и тяжёлыми красными бокалами.
Высокий мужчина лет сорока. С неприятным, высокомерным лицом и самой идиотской бородкой, какую я когда-либо видел. Густая чёрная поросль полукругом обхватывает подбородок и спускается вниз, почти до груди. Всё это козлиное роскошество перевито оранжевой ленточкой и стоит колом так уверенно, словно на одну эту бороду израсходовали целый флакон убойного средства для укладки. А то и строительного лака... Во всяком случае, я не хотел бы оказаться рядом, когда ему вздумается наклонить голову: такой бородой глаз выбьет - моргнуть напоследок не успеешь. На голове грива косичек, падающих на плечи, чёрных и золотых, примерно пополам, отчего грива кажется полосатой. Пурпурная мантия облегает мощное тело хозяина, концы её метут паркетный пол холла. Две тяжёлые цепи, по виду золотые, спускаются с плеч, скрещиваются на груди, похожие на пулемётные ленты, и уходят за спину.
Колоритный товарищ, ничего не скажешь, но настоящее представление начинается с появлением старика. Три двери в разных концах холла открываются одновременно, на пороге каждой из них возникает Оррэ в уже знакомом мне живописном костюме. Старики, похожие как три капли воды, одновременно отвешивают гостю лёгкий поклон и двигаются к центру зала. Козлобородый молча переводит внимательный взгляд с одного на другого, пока близнецы неторопливо рассаживаются: один устраивается на диване, второй - в кресле у камина, третий легкомысленно усаживается на край стола. Взгляды всех троих сходятся на госте. Повисает напряжённая тишина.
Незнакомец не выдерживает первым. Скрестив руки на широкой груди, он начинает выговоривать что-то размеренным речитативом, глядя в пространство перед собой. Язык его кажется мне совершенно незнакомым. Борода гостя забавно подёргивается вслед за движениями подбородка, но это единственная деталь его облика, могущая показаться смешной. Весь его вид выражает оскорблённое благородство и справедливое негодование. Многократное раскатистое "р" делает его речь похожей на рычание зверя и одновременно предельно чёткой. Такое впечатление, что он произносит обвинительную речь или зачитывает приговор.
Мне вспоминается зал суда, жещина-судья с деревянным презрительным лицом, раз и навсегда застывшим в неприятной гримаске... Поспешно отгоняю неприятные ассоциации и сосредотачиваюсь на происходящем внизу.
Я не вижу лица, вернее, лиц Оррэ, но все три затылка остаются довольно долгое время неподвижными. Я уже начинаю испытывать лёгкое разочарование - всё услышал, но ни черта не понял! - когда три старческих руки одновременно вскидываются в резком жесте, одинаково понятном людям всех языков и наречий. В переводе на язык слов - что-то вроде "Заткнитесь, пожалуйста. Довольно бреда!".
Гость осекается на середине фразы, пальцы скрещённых на груди рук сжимаются в кулаки. Непроизвольное движение, но характерное, договаривающее об этом человеке то, что скрывает надменная маска. Боец и драчун по натуре, достаточно умный, чтобы себя контролировать, но слишком горячий для того, чтобы не выдавать агрессивных порывов случайными жестами.
- Присядь, Карриг. Присядь и обуздай свои эмоции, - утроенный голос Оррэ звучит приветливо и прохладно одновременно.
Секундное колебание со стороны незнакомца выглядит так, будто он готовится наброситься на хозяина дома. Змей рядом со мной шумно выдыхает и подбирается, как для прыжка.
- Сядь, Карриг!!!
Я дёргаюсь так, что едва не выламываю из перил резную деревяху, за которую ухватился рукой. Не голос, а рёв турбины! И дело даже не в громкости, суть в интонации, пробуждающей древнейший животный инстинкт - поджать хвост и спасаться бегством. Гость не выглядит испуганным, лицо его не дрогнуло ни одной мышцой, но он немедленно опускается в свободное кресло у стола, подчиняясь воплю Оррэ.
"Старший силён. Очень силён!" - констатирует голос крови.
"Хм... Кажется, молодому человеку это было понятно и без твоих комментариев...".
Второй внутренний голос отзывается мгновенно. Бархатный и резкий в одно и то же время. Чужой голос.
"Это ещё кто?" - недоумённо уточняю я.
"Не отвлекайся, мой хороший. Интереснейшие события разворачиваются в непосредственной близости! Дай мне взглянуть на них твоими глазами...".
Появление в голове ещё одного голоса, вступающего к тому же в спор с первым, меня совершенно не радует. Но он прав: не стоит отвлекаться на голоса, пусть даже бесконтрольно звучащие в моей собственной голове, когда разговор в холле наконец-то повёлся на понятном мне языке.
- Я живу среди людей... и я говорю на языке людей... и те, кто приходят ко мне... должны уважать моё решение.
Теперь все три Оррэ говорят по очереди, перехватывая фразу на середине, и гость вынужден постоянно перенаправлять взгляд, чтобы поддерживать зрительный контакт с тем, кто говорит в этот момент. Заметно, что козлобородому ой как не хочется соглашаться, но, поколебавшись немного, он согласно кивает.
- Ты всегда был странным, Оррэрир. Странности твои граничат с безумием. Но это требование находится в границах разумного.
- Странности, странности... Не будем о грустном, Карриг. Ты весьма пространно поведал мне о том, что отношение Совета двенадцати к моей скромной персоне не изменилось. Моё отношение к великому народу пребывает неизменным уже много лет. Так о чём ты хочешь говорить со мной? Что за покрытое тайной поручение?
- Древо времени разветвляется, Оррэрир.
- Я узнал об этом первым.
- Тогда ты знаешь и то, что из этого следует...
- Всё, что угодно, Карриг, поверь мне! Всё, что угодно... Это может означать всё - и ничего не значить.
- Присущий тебе философический склад ума всегда восхищал меня, Оррэрир. Но сейчас не лучшее время для демонстрации равнодушия. Совет в растерянности, Аррагуа на распутье...
- Вы давно уже растеряли себя, а к распутью приходит тот, у кого есть дорога, Карриг. Вы совершаете ошибку, отождествляя себя с Древом времени. Время стоит на распутье, меж двух вероятностей. Не вы.
Гость нервно обхватывает свою бородку, и кажется, что сейчас она с хрустом разломится пополам. Его широкие ноздри раздуваются так яростно, что это ясно видно даже со второго этажа, где притаились мы со Змеем.
- Что тревожит тебя, Карриг? - заботливо интересуется хор стариков. - Тебе не по нраву мой приём? Мои слова? Но смел ли ты ожидать иного?
- Я чую мерзость полукровки, Оррэрир! Воздух этого дома пропитан его безумием!
Так... Та-ак. Так! Полукровка в этом доме - я! Он знает? Он почувствовал меня?! Счастье, что я не бросаюсь бежать в ту же минуту, что бешеная кровь не устраивает с перепуга очередного светопреставления с галлюцинациями, а только в несколько раз ускоряет свой ток. Спустя десяток секунд, в течение которых Оррэ несколько раз неопределённо хмыкает, всё проясняется.
- Да, Ларн страдает. Дух его разрывается на части, изнывая от скорби и гнева.
Ларн. Безумный мальчишка, маленький монстр за стеклом. Он тоже полукровка, "мерзостный и безумный". Однако, как умело старик переводит стрелки...
- И мне кажется, что он стал сильнее, Оррэрир. Не похоже на то, что он спит...
- Остаточные эманации. Я пробуждал его не так давно, Карриг. Нужно было провести некоторые исследования, убедиться, что состояние его не изменилось...
- И что ты узнал?
- По-прежнему, ни малейшей надежды на благополучный исход.
- Он должен быть мёртв, Оррэрир. Всем будет спокойнее, когда это, наконец, случится.
- Он ничего тебе не должен.
- Однажды он вырвется! И он не скажет тебе спасибо за то, что ты держал его здесь столько лет, Оррэрир. Напротив, ты первым попадёшь под удар.
- Я не нуждаюсь в его благодарности.
- Тогда зачем?..
Эта часть разговора звучит, как репетиция старой, сотни раз сыгранной актёрами пьесы. Ясно, что эти двое не в первый раз обсуждают судьбу опасного ребёнка, и все аргументы и контраргументы не вызывают уже живых эмоций ни у одной из сторон.
- Зачем, зачем... Затем, что он интересен мне, Карриг. В отличие от судьбы великого народа. Переходи к сути, посланник Совета! Я отложил для тебя дела, которые не могут ждать.
Гость коротко кивает, приосанивается и кладёт ладони на колени, готовясь перейти к тому, для чего, видимо, и пришёл сюда. Только сейчас я понимаю, кого он напоминает мне. Полосатая грива, чёрные брови на пол лица, оттопыренные уши, большие глаза странной формы... И особенно эта бородка! Он похож на египтянина, на золотые статуи египетских фараонов, которые находят в гробницах.
- Наш народ больше не видит снов о будущем, Оррэрир, ты знаешь об этом?
- Это естественно. Сны не нужны тем, чья жизнь - сон. Богиня проснётся, и великий народ развеется, как случайный призрак из послеобеденной дрёмы...
Тот, кого старик называет Карригом, чуть подаётся вперёд. Пальцы его сминают пурпурную ткань на коленях.
- Это сказала тебе она?.. Богиня?
- Это говорю тебе я. Оррэрир.
- Почему ты, Оррэрир, по-прежнему видишь сны о будущем? Ты же видишь, не возражай, Совету известно об этом.
- Возможно, потому, что у меня есть будущее.
Оррэ, сидящий в кресле, подхватывает со стола графин, разливает розовое вино в красные бокалы и по очереди обходит с подносом всех. Гость отказывается лёгким покачиванием головы. Старики принимают и многословно благодарят за заботу. Змей рядом со мной давится смехом.
- Ты по-прежнему растрачиваешь великую силу на шутовские проделки, Оррэрир?
- Карриг, Карриг... Ты непростительно серьёзен для своего возраста, - усмехается ближайший к гостю Оррэ, потягивая вино. - В этом мире не выживает тот, кто не умеет позаботиться о себе. Я, как видишь, умею... Но не будем отвлекаться от сути, мой любезный недруг! Время не ждёт, как говорят люди.
- А Древо времени настроено на ожидание в ещё меньшей степени, Оррэрир! Период, в который мы можем осуществить выбор нужной нам вероятности, продлится очень недолго. Если не повлиять на реальность как можно скорее, действуя наверняка и в нужный момент, шанс будет упущен на долгие века!
- Продолжай, Карриг. Чрезвычайно увлекательная история... - Громкий демонстративный зевок старика вызывает у Змея новый приступ сдавленного смеха, а у любезного Каррига - целую бурю противоречивых эмоций на лице.
- Спящая видела сон, весьма неясное пророчество о двух вероятностях, которые осуществят двое Светлых. Вернее, осуществитьcя должна только одна из них. Спящая сказала, что придут герой и предатель, мальчик и муж, отважный и трусливый, сокол и ползучий гад...
- Многовато народу для одного пророчества...
- Не изображай шута, Оррэрир! Их будет двое. Спящая поставила Совет перед сложным выбором: один принесёт нам победу, другой - поражение.
- Странные слова я слышу от тебя, Карриг! Разве этот выбор сложен? Я бы избрал победу, не задумываясь ни на мгновение. Если, конечно, ты по досадной случайности не искажаешь пророчества Спящей...
Разгорячённый гость пропускает намёк на то, что он может лгать, мимо ушей.
- Тех из нас, кто слаб духом и находится в плену сомнений, смущают некоторые подробности. Мелочи, на которые не должно обращать внимания, когда речь идет о судьбе великого народа...
- О чём ты?
- Спящая предсказывает, что один из них принесёт достойное поражение. Народ Аррагуа встретит славную смерть, о которой никто не споёт песен единственно потому, что некому уже будет петь об этом. - Презрительные интонации Каррига говорят о его отношении к такому варианту развития событий лучше всяких слов.
- Великий народ и сейчас не особенно певуч. Они не слагали песен целую вечность, помолчат и ещё одну. А что же со вторым?
- Второй... - на этот раз голос гостя звучит торжественно и приподнято, - второй осуществит вероятность, в которой великий народ одержит жестокую победу. Позорную, как утверждает Спящая, но разве победы разделяют на категории, Оррэрир?
- Как сказать, как сказать... У людей есть понятие "пиррова победа", но тебе это ни о чём не говорит, я думаю.
- Согласно предсказанию Спящей, Аррагуа омочат ноги в реках слёз, обагрят руки кровью и умоются...
- Но из последней битвы, одержав пусть и недостойную, но победу, они выйдут обновлёнными, совершенно иными существами. Это будет новый великий народ в новом великом мире, Оррэрир! Так сказала Спящая.
- Никогда не подозревал тебя в стремлении стать иным существом, Карриг. Мне казалось, ты доволен собой. Даже чрезмерно доволен.
- Когда речь идёт о жизни и смерти, я выбираю жизнь!
- Постой-ка... Приблизительно представляя себе ход твоих мыслей... Если интуиция мне не изменяет, а такого ещё не случалось, ты решил действовать, Карриг. Немедленно и независимо от решений Совета. Действовать по обыкновению грубо, поспешно и необдуманно. Разыскав первого же попавшегося несчастного, худо-бедно подходящего под описание, данное Спящей, ты попытался избавиться от него. Но, судя по твоему виду и речам, что-то пошло не так, как ты ожидал. Ты не смог добраться до этого несчастного. Или появились новые сведения, указывающие на другого, и ты осознал, что ошибся. Да... Так оно и было, пожалуй.
- Я во всяком случае участвую в игре, Оррэрир! А ты, Великолепный Паук? Где твои прославленные сети, попадая в которые жертвы восхищались красотой интриги? Где мастерство убеждения, Великолепный Соблазнитель? Или тебя теперь следует величать Блистательным Шутом? Великим Отщепенцем?
- Стрелы твои летят недалеко и бьют мимо, Карриг, - довольным голосом сообщает Оррэ. - А игрок ты по-прежнему посредственный, хвала богине.
Старик на диване извлекает из кармана допотопный будильник и выразительно постукивает пальцем по циферблату.
- Однако, мы отняли друг у друга довольно драгоценного времени...
Оррэ звучно прочищает горло и поднимается с кресла. Гость и остальные тоже вскакивают со своих мест.
- Я передам Совету двенадцати своё мнение, и оно будет правдиво, так как мои интересы более не пересекаются с интересами великого народа Аррагуа. Слушай и запоминай, Карриг. Всё предельно просто. Спящая честно блюдёт интересы Светлых, благо великого народа и свой долг перед ним. Богиня по-прежнему посылает ей сны о будущем. Спящая передаёт их без искажений, не ища ни выгоды для своих близких, ни отмщения для врагов. Спящая говорит правду, Карриг. Богиня лжёт. Это всё.
Глаза гостя расширяются до совсем уже невероятных размеров, руки он растерянно запускает в полосатый ворох косичек на голове.
- Как может происходить такое?! Не забываешься ли ты, обвиняя богиню во лжи?
- Я далёк от того, чтобы обвинять кого-либо вообще. Тебя интересовало, как всё обстоит на самом деле, Карриг? Ты получил ответ. И если бы ты был моим другом... впрочем, когда-то ты всё же был им... мой тебе совет, тебе и остальным членам Совета, всем Аррагуа: сожгите это проклятое Древо! Преломите каждую его ветвь, каждый отросток, измельчите в труху и предайте земле! Отрекитесь от богини, которая играет вами, пока вы играете друг с другом. Покиньте этот мёртвый город, данный вам в утешение...
- Ты святотатствуешь, Оррэирир!
Я замечаю, что гостя заметно трясёт. Кажется, предложения, высказанные стариком, потрясли его не на шутку.
- Тебе пора, - отвечает Оррэ с грустью и щелкает пальцами.
Карриг открывает рот, готовясь возразить, но исчезает раньше, чем успевает издать хотя бы звук. Одновременно вспыхивают ярким светом и пропадают двойники Оррэ. Оставшийся в одиночестве старик пожимает плечами, затем неторопливо наполняет вином бокалы на столе.
- Вы можете спускаться, мои любопытные друзья. Представление окончено.
3
Змей исчезает в коридоре с истинно змеиной молниеносностью. Был мальчишка - и нет его! Ну, и черт с ним, в общем-то. Я спокойно встаю на ноги, встречаю взгляд откровенно забавляющегося Оррэ.
- Дон! Какой ожидаемый сюрприз! А где же малыш?
Я развожу руками и, ничуть не кривя душой, отвечаю:
- Нет его. Я вот не дождался, сам пришёл.
- Ну, раз пришёл, так спускайся. Значит, нет его... И не было, говоришь?
- Я за ним не слежу, Оррэ.
- Я же говорил, что вы поладите. Первый день в этом доме - и ты уже покрываешь его!
- Он мне не друг, чтобы я его покрывал. И не враг, чтобы его сдавать.
- Мне нравится ход твоих мыслей, мальчик мой...
Спустившись в холл, я останавливаюсь перед стариком и протягиваю руку, принимая бокал. В самом деле - вино: чуть кислое, сухое, бодрящее. С удовольствием осушаю его и протягиваю руку за вторым.
- А мне - твоих, Оррэ. Хороший фокус.
- Ммм?
- С растраиванием себя. Эффектно и ощутимо действует на нервы собеседнику. Научишь?
- Боюсь, не успею, Дон. Ты не успеешь.
Если бы в его тоне была хотя бы малейшая издевательская нотка! Это бы взбесило меня, и я знал бы, что делать дальше. Но Оррэ говорит с искренним сожалением. Поэтому вместо того, чтобы швырнуть в него бокал, я хмуро интересуюсь:
- Тебе обязательно постоянно напоминать об этом?
- Я напоминаю не тебе, а себе. Не люблю привязываться к тем, кто скоро навсегда уйдет, знаешь ли... Но не будем о грустном! Сейчас нам необходимо срочно решить два насущных вопроса.
- Какие именно?
- Твоё имя, Дон... Оно звучит слишком коротко, глухо и не ласкает слух. Плебейское имя. Я бы не назвал так даже животное.
- Как по мне, так нормально. - Между делом я автоматически закуриваю, и сочетание кисловатого вина и горького дыма во рту настраивает меня добродушный лад. Безотказный способ поднять настроение.
- Донарр, назову я тебя! В этом имени есть сила, продолжительность звучания и благородное "р". Ты согласен, мой мальчик?
Вот так, за минуту, обернуть время вспять, сведя на нет всю мою работу нескольких лет по сокращению прозвища "донор" в короткое, веское "Дон"... Поистине, самоуверенная бесцеремонность творит чудеса!
- Ладно, Оррэ. Оставшиеся два месяца я как-нибудь перетерплю, а потом меня можно будет уже и не звать. А что у нас стоит вторым на повестке дня?
- День клонится к вечеру. В этом время я имею обыкновение совершать прогулку и наносить визиты, Донарр. И раз малыша Змея мы поблизости не наблюдаем, я приглашаю тебя составить мне компанию. Согласен?
- А как быть с моей памятью, в которой ты хотел покопаться? И с твоими опытами?
- Это успеется. Теперь ты никуда от меня не денешься, а работаю я быстро, достаточно будет и двух недель. Впрочем, хорошо, что ты напомнил о памяти. Мне нужны образы людей, с которыми ты постоянно общаешься, ближайшего окружения. Могу я рассчитывать на твою помощь?
- Помочь тебе помогать мне, Оррэ? - я усмехаюсь. - Нужно быть идиотом, чтобы не согласиться. Что я должен делать?
- Для начала - затуши свою ароматную дымучку и расслабься. Всё крайне просто. Так, а теперь закрывай глаза и постарайся очистить разум от всего постороннего.
Сделав так, как велит Оррэ, я уточняю:
- А что у нас постороннее?
- Всё, абсолютно всё. Не думай ни о чём. Сосредоточься на темноте под веками, попробуй раствориться в ней...
Голос старика звучит властно и убаюкивающе, подчиняться ему приятно, тем более что веки слипаются сами собой. Мысли лениво расползаются по тёмным закоулкам сознания, уступая место прохладной темноте и тишине. Руки Оррэ ложатся мне на плечи, скользят по шее к лицу, касаются щёк и век. Затем они возвращаются к плечам, сползают под ворот рубашки, на грудь...
- Оррэ! - Я открываю глаза и встречаю горящий взгляд старика у самого своего носа. - Этот Карриг назвал тебя Великолепным Соблазнителем... в каком смысле?
- Не отвлекайся, Донарр...
Не раздумывая больше, я перехватываю запястья старика и отстраняю его от себя.
- Мне не нравится, как ты меня трогаешь.
- Не криви душой, мой мальчик. Тебе нравится, в том-то и беда...
Улыбка Оррэ откровенно тревожит меня. Должно быть, именно так ухмыляюсь я сам, глядя на аппетитную девицу, уже готовую сдаться и бормочущую слабые бессмысленные возражения.
- Ни одно существо из тех, с кем я желал вступить в любовную связь, не сумело отказать мне. Ни разу, Донарр. А я желал часто и многих, можешь поверить!
Интересный поворот событий! Или я ошибаюсь, или в нашем договоре ни о чем подобном и речи не шло? Да нет, я бы запомнил такое!
- На что это ты намекаешь, Оррэ?
В ответ старик без труда высвобождает руки и ласково похлопывает меня по щеке.
- Я просто отвечаю на твой вопрос, мальчик. Ты же хотел знать, отчего они назвали меня Великим Соблазнителем? - Оррэ поглаживает бородку и усмехается. - Ну, так у нас с тобой дело на лад не пойдёт...
- А как пойдёт?.. - успеваю спросить я, прежде чем его кулак встречается с моим носом.
Хруст при этом раздаётся такой смачный, что у меня возникает чёткая уверенность: сломан не нос, вся голова треснула к чертям собачьим, как переспелый арбуз! Вот теперь извлекай себе образы, на здоровье!
- Твою!.. - рычу я, скаля зубы в бесполезной попытке добраться до старика. Куда там! С таким же успехом я мог бы пытаться выбраться из-под слона.
- Тихо, тихо, тихо... - бормочет Оррэ, ни на секунду не теряя спокойствия. - Прости, Донарр, но если не лаской, тогда уж только так...
Кровь струится из моего разбитого носа, стекает по губам, и я рефлекторно облизываю их. Горячая, солёная, живая...
Тем временем старик принимается размазывать кровь по моим щекам и лбу привычными, уверенными движениями, приговаривая при этом:
- Вот так... Сейчас у тебя всё получится... Не хотелось мне применять в качестве стимулирующих средств боль и кровь, но ты сам меня заставил, Донарр...
- Интересный у тебя арсенал средств, - хриплю я, запрокидывая голову. Кровь немедленно устремляется к горлу.
- А теперь закрой глаза и покажи мне их, - командует Оррэ, зажимая моё лицо в ладонях, как в железных тисках. - Твоя женщина!
Голос его звучит так, что приказу невозможно не подчиниться. Перед внутренним взглядом тут же возникает Марина. Такая, какой я больше всего любил её: в постели, с разметавшимися по подушке волосами, с полуоткрытым ртом...
- Ну, мальчик мой, у тебя отменный вкус на женскую красоту... - бормочет старик, и стискивает ладони ещё крепче. - Но ты не слишком проницателен. С одной всё ясно. Продолжим. Твой друг!
Мой друг? Пока я колеблюсь, память без подсказки рисует хорошо знакомый образ. Мощное тело, крупная лысая голова на широких плечах, хищная и ласковая улыбка, по-волчьи жёлтые глаза, взгляд исподлобья... Серёга, волчара. Да, он единственный друг. Надёжный и опасный.
- Так это друг или враг, Донарр? - уточняет Оррэ с издевкой. - Страха и любви в твоём отношении к нему поровну. Аррагуа негоже испытывать страх, а ты боишься...
- Я недолго буду позорить твой народ, - хриплю, сглатывая очередную порцию крови. - Это друг, не сомневайся.
- Тогда почему он не рядом с тобой? Отчего ты не обратился за помощью к другу?
- Серый... не умеет останавливаться, понимаешь? Я боюсь того, что он может натворить. И ещё он почему-то считает себя моим должником. Но он давно рассчитался за всё.
- Для некоторых долг - не ситуация, а состояние, Донарр... - поясняет старик. - Которое прекращается только со смертью.
- Моей или его?
- А это уж как решится. Впрочем, с другом всё ясно. Теперь сосредоточься и не распыляйся, выбери одного, не больше. Твой враг!
Я и не думаю распыляться. Из всех тех, чьими заботами я оказался в этой чудовищной заднице, в лицо я знаю только одного человека. Кира. Я вспоминаю её такой, какой впервые увидел в баре. С неожиданной точностью, как на видеозаписи. Взгляд скользит по барной стойке, захватывает красивую ладонь, отмечает необычное кольцо с драконом, поднимается к вырезу платья на груди и, наконец, сосредотачивается на лице. Рыжая, бесстыжая Кира.
- О, эта девушка мне тоже знакома, - восклицает Оррэ, ослабляя немилосердную хватку.
- Что значит - тоже?
Старик загадочно улыбается:
- То и значит, Донарр... Впрочем, я знаю в этом городе практически всех.
- Я тоже так думал. До недавнего времени.
- Нет, мальчик мой: ты думал, что знаешь. А я - знаю. Чувствуешь разницу?
Я отлично чувствую разницу. А ещё я чувствую, как болит сломанный нос и трещит голова, с которой старый садист тоже не особенно церемонился.
- Ну же, Донарр! Не гляди на меня так, будто я в чём-то виноват перед тобой. Мы отлично справились с поставленной задачей. Теперь, совершая визиты, которые я запланировал на сегодня, мы попутно навестим твоих ближайших знакомых...
Оставив меня в покое, Оррэ, с довольным видом поглаживая бородку, рассеянно опускается на край стола и погружается в глубокую задумчивость. Я замечаю, что кровотечение прекратилось, и боль понемногу, но уверенно отступает. Неожиданно в носу что-то с хрустом становится на место, вызывая напоследок лёгкое жжение. И всё.
- Нормальный ход. - Я бережно ощупываю совершенно целый нос, который был явственно сломан десять минут назад.
- А? - откликается Оррэ, выходя из транса. Всё наверняка написано у меня на лице, потому что старик согласно кивает и поясняет: - Так будет с любым повреждением, от всякого предмета, от любого оружия. Регенерация у нашего народа практически безупречная. Есть только два исключения, но тебе о них знать ни к чему.
- Потому что я всё равно скоро съеду с катушек, и тебе придётся меня добить?
- Именно, мальчик мой, именно!
Оррэ неожиданно оживляется и принимается сновать по комнате с лихорадочной скоростью, будто куда-то опаздывая. Подхватывает с кресла и напяливает на голову свой берет, несётся к вешалке у входа и прихватывает увесистую трость с медным набалдашником, на ходу допивает вино.
Я тем временем напрягаю всё своё воображение, стараясь понять, что же это за два исключения, столкнувшись с которыми я уже не восстановлюсь. У людей есть тысячи историй о вампирах и множество способов борьбы с ними. Если они... тьфу!.. то есть - мы... Короче, если кровососущие существуют, значит, кто-то из людей действительно встречался с ними. И убивал. Чем там у нас принято бороться с упырями?..
- Оррэ?
- Да, Донарр... - Старик отзывается, не оборачиваясь.
В этот момент он как раз остановился у зеркала. Окинув своё отражение критическим взглядом и неодобрительно покачав головой, он складывает средний и указательный пальцы в "ножницы", а затем принимается подстригать ими бороду, причём клочья от бородки так и летят во все стороны, и я слышу явный металлический звук, когда пальцы сходятся на очередном клочке волос. Направление моих мыслей мгновенно изменяется.
- Круто. А побрить так можешь? - я ощупываю клочковатую поросль на подбородке и гляжу на Оррэ с искренней надеждой на немедленное чудо. И не обманываюсь.
- Естественно, Донарр, естественно! - отзывается старик с энтузиазмом.
Он буквально швыряет меня в кресло и тут же принимается усердно скрести мой подбородок оттопыренным указательным пальцем. Я ощущаю острое лезвие, скользящее по коже, но палец выглядит самым что ни на есть обыкновенным. Спустя минуту Оррэ удовлетворённо клацает языком и отходит на несколько шагов, чтобы полюбоваться проделанной работой. Я потираю идеально выбритый подбородок.
- Ну, Оррэ, с тобой не пропадёшь!
- Последний штрих. - Старик взмахивает рукой и неожиданно сильный порыв ветра обдаёт меня мощной прохладной волной. - Вот теперь - всё.
Я вспоминаю, о чём думал перед этим, и осторожно уточняю:
- А чеснок?
- Какой ещё чеснок?
- Одно из двух средств, которые по-настоящему опасны? Люди верят, что вампиры боятся его. Это правда?
- Ну, что - чеснок?! - всплёскивает руками Оррэ. - Бессмертные существа в противостоянии чесноку! Смешно, право слово! Да, мы не любим его запах, он мерзостен и тошнотворен. Люди оказались достаточно сообразительны, чтобы заметить это. Никто не хочет питаться кровью, отдающей помоями, Донарр. И в дом, который пропитан чесночной вонью, не войдет с удовольствием ни один Светлый. Но когда Аррагуа захочет тебя, именно тебя, или когда ты станешь ему поперек дороги... Тогда чеснок не поможет тебе, даже если ты набьешь им живот, навесишь связки его на шею и нафаршируешь чесночными дольками собственный зад! Аррагуа придет за тобой, Аррагуа выпьет твою кровь, он не остановится!
Закончив свою тираду тоном торжественным и зловещим, старик морщит лоб и добавляет задумчиво: - Хоть ему и будет очень, очень противно...
- А крест?
- Давай сразу покончим с этим, мальчик мой. - Оррэ принимается перечислять, быстро загибая длинные пальцы: - Ни кресты, ни серебро, ни святая вода, ни солнечный свет... впрочем, это тебе уже и так известно... ни осиновый кол в сердце, ни связка чеснока на шею, ни освящённые римским папой облатки, ни мёртвая кровь, потому что её ты и не станешь пить - гадость невыразимая... ни слёзы девственницы, ни омела, ни просо, рассыпанное на твоей могиле, ни огонь, ни проточная вода - ничто не навредит тебе всерьёз. Ты, правда, не можешь войти в дом человека, который не пригласил тебя сам, но это - часть Договора. Зато убить тебя невозможно ни одним из известных человеку способов.
- Кроме...
- Кроме оружия крови и Рау-Като, которое, по сути, также является оружием крови.
- Рау-Като? - оживляюсь я. - Звучит знакомо. А как оно должно выглядеть, это оружие?
- Ручаюсь, что ты никогда не сталкивался с ним, Донарр. И не столкнёшься, если судьба будет к тебе благосклонна и избавит от дополнительных страданий.
- Ну, теперь ты меня успокоил, Оррэ. - Сарказма в моём голосе чуть больше, чем хотелось бы показать, но это выходит само собой. - Только как-то это... не очень честно по отношению к людям. Если они для нас - пища, то мы для них - зло, верно? Слишком сильное зло, неуязвимое, бессмертное и кровожадное. А кто же тогда настоящие Светлые? Ну, силы добра и света, которые следят, чтобы чудовища не зажирались? Охотники, крестоносцы... или... добрые колдуны какие-нибудь? Кто на стороне людей, кто их защищает?
- Мы все на стороне людей... - шипящий голос раздаётся у самого моего уха, потому что Оррэ, который только что стоял в двух метрах передо мной, мгновенно оказывается за моей спиной. Я резко оборачиваюсь и вижу удлиняющиеся клыки в его разинутом рту и чёрные когти, стремительно отрастающие на морщинистых пальцах. Глаза его отсвечивают красным, кроваво-красным.
- То есть? - я прилагаю все усилия, чтобы мой голос звучал по возможности твёрдо. Но какоё там твёрдо, когда передо мной стоит матёрый хищник с оскаленной пастью, от которого остро пахнет смертью?!
- Нет сил света, Донарр, как нет и сил тьмы. Нет ни добрых, ни злых, если разобраться. Только гигантская пищевая цепочка, в которой люди занимают место лакомства, любимого многими. Нет противостояния людей и порождений тьмы, потому что люди зачастую оказываются гнуснее взбесившихся оборотней, а чудеса человечности проявляют те, от чьего вида ты ещё вчера содрогнулся бы. Это понятно?
От вкрадчивого голоса Оррэ по моей спине бегут громадные мурашки, и ладони покрываются липким потом. Воздух сгущается и подёргивается рябью. Я чувствую, как мои собственные клыки понемногу выдвигаются из горящих дёсен...
- Это понятно?!
- Да! - рявкаю я в ответ, с удовлетворением отмечая, как отшатывается старик.
Он отворачивается буквально на две секунды, но когда я снова вижу его лицо, оно выглядит уже вполне человеческим. Даже дружелюбным.
- Я понимаю, что тебе трудно относиться ко всем людям, как к пище, но этого и не потребуется. Если ты поторопишься, я попытаюсь объяснить тебе между делом разницу между весомыми и невесомыми людьми. Между, так сказать, - Оррэ ехидно ухмыляется, - съедобными и несъедобными.
Я согласно киваю, но дверь уже захлопывается за молниеносно исчезающим стариком.
- Старый сумасшедший козёл, - с чувством и расстановкой произношу я, глядя ему вслед. - Педик в берете!
- Я всё слышу! - Зеркало возле меня неожиданно отражает хозяина дома, которого здесь нет и в помине. - Заканчивай сквернословить и догоняй меня, Донарр, не то пропустишь всё интересное.
В сердцах сплёвываю и бросаюсь наружу, вон из этого сумасшедшего дома. Спина Оррэ мелькает уже за калиткой, приходится и мне поддать ходу.
Солнце садится, дело идёт к вечеру, и воздух ощутимо похолодел. Я вспоминаю про новенькое пальто и тёплый свитер, оставшиеся в доме, и отгоняю мелкие человеческие мысли о том, что так ведь можно и простудиться, в одной-то водолазке. Хорошо, что хоть эта проблема навсегда перестала быть актуальной!
Теперь утренняя ситуация повторяется для меня с точностью наоборот. Должно быть, я казался Светлане таким же омерзительным, каким кажется мне сейчас этот бесцеремонный старик. Я точно так же выпендривался, глубокомысленно ухмылялся и чесал вперёд с лицом вдохновенным и самодовольным, отказываясь дать простейшие объяснения своей спутнице. Такой же козёл, если разобраться...
Оррэ с невероятной скоростью движется по улицам города, умудряясь не терять при этом "прогулочного" вида: голова откинута назад и наклонена чуть набок, плечи расслаблены, руки сцеплены за спиной. Редкие прохожие провожают его короткими недоумёнными взглядами. Я же почти что бегу следом, как мальчишка за взрослым, только что за руку не волочусь. То и дело натыкаюсь на кого-нибудь, не успевая бросить даже короткого "извините". И пытаюсь не упустить ни слова из того, что говорит мне старик.
- Когда мы впервые прибыли сюда, между богиней и богом этого мира был заключён Договор, соблюдать который поклялись все Светлые. Обеим сторонам было понятно, что Арррагуа нуждаются в особенной пище, и что пищей этой могут стать исключительно люди.
- А... почему... исключительно люди? - выдыхаю я, пользуясь счастливой возможностью ненадолго остановиться, пока Оррэ, опустившись коленями прямо в дорожную пыль, погружается в изучение цветов на городской клумбе.
- Хм... забавное соцветие... должно быть, вывели новую разновидность!.. Почему именно люди, спрашиваешь ты? Потому что у них есть разум, душа и широкий спектр эмоций. А это главные составляющие правильной аррагуанской диеты. К слову сказать, химический состав человеческой крови тоже оказался для нас идеальным. У людей нет ни густого волосяного покрова, ни чешуи, ни перьев, что весьма приятно и аппетитно. В довершение ко всему они оказались так похожи на нас внешне и общим строением тела, что это сделало возможным взаимное половое влечение, осуществление акта соития и даже рождение общего потомства!
- Таких... уфф... как я? - Мы продолжили сумасшедшую гонку, и я снова задыхаюсь.
Оррэ оборачивается и окидывает меня сердитым взглядом.
- Не дыши на ходу, Донарр. Хотя бы на ходу. А лучше - отведи для дыхания особенное время, не более получаса в день, но в приятной, расслабляющей обстановке.
- Спасибо, что напомнил! Звучит бредово, но я попробую.
- Отдышись. Вот так, так... А теперь выдохни и отпусти своё дыхание прогуляться с ветром...
Убедившись, что я сделал всё, как он велел, старик взъерошивает бороду и уточняет: