Юра смотрел вдаль, даже не пытаясь разобраться, грустить ему или радоваться от того, что еще один прожитый день его жизни неумолимо клонился к закату.
Он стоял и смотрел на затянутое смогом небо, по которому проплывали светло-серые облака. В расслабленном сознании, одна за другой отражались незатейливые силуэты серых пятиэтажек, покрытых толстым слоем пыли; нелепых серых труб непонятного предназначения, и серых крон деревьев с облетевшей листвой. И потому, что смотрел Юра прямо поверх голов, его по-мальчишески длинная шея еще больше вытянулась, спина слегка прогнулась, а полы длинного, мышиного цвета плаща разошлись в разные стороны. Он, наверное, так бы и упал на спину все более прогибаясь от пристального взгляда в серое никуда, если бы не услышал странное:
Какой высокий человек?! И стоишь прямо, как... Вальсингам!..
Юра вздрогнул от внезапного комментария, направленного определенно в его сторону, и обернулся. На уровне груди, в нескольких шагах от себя, он обнаружил полуулыбку автора монолога, и мгновенно выставил безутешный диагноз: - алкоголик!
Встречным вопросом в лоб, Юра решил наскоро закруглить разговор: -
- А ты что, знаком был с Вальсингамом?
- Нет, лично знаком не был, - охотливо откликнулся незнакомец, - но вот с Трофимовым, помнится, рюмочку пили в Камергерском переулке. Кстати, а ты не мог бы...
- Нет, - резко оборвал его Юра. - Я не подаю, из принципа!
- О, да: принципы, манипулы, центурии... - раздосадовано пробурчал незнакомец и пошел прочь, негромко и смешно декламируя: "... между мольбы святой и тяжких воздыханий...".
Юра проводил его сочувственной улыбкой и взглянул на пустую автотрассу, в тщетной надежде отыскать у горизонта силуэт автобуса. Дунул ветерок. Кольнула совесть.
ОН подобрал полы плаща, сунул руки в карманы, и застыл в вынужденной позе ожидания.
Под правой пятерней негромко хрустнуло несколько пятисотрублевых купюр, о которых он совсем забыл. Хотелось задуматься о чем-нибудь хорошем, но все ассоциации почему-то сгрудились вокруг серого, пыльного асфальта. В надежде спрятать измученный монотонностью бытия взор в глубине остановки, Юра отвернулся от дороги, но тут же уперся в огромную, темно-серую урну, переполненную одноразовым хламом. Сверху разноцветного мятого пластика красовалась приличных размеров бутыль, на которой золоченым курсивом было выведено: - "Беленькая". Юра склонил голову набок разглядывая этикетку. В неброской надписи, при детальном ее изучении, его искушенный взор мгновенно уловил то, что заставило все Юрины ассоциации выстроиться в стройный ряд и замереть. Совершенно отчетливо он осознал, как минимум, две вещи:
на дворе стоит теплая осень,
и дома его никто не ждет...
Он поспешно обернулся, уже более внимательно изучая мешковатый тыл странного незнакомца, успевшего свернуть с тротуара в сторону строящейся школы. Догнать его труда не составляло. Юра улыбнулся куда-то внутрь себя, сделал несколько быстрых шагов в направлении школы, и пробасил вдогонку:
- Товарищ, подождите....
...Подъезд пятиэтажки, в котором мужчины уединились, предполагал наличие тех. этажа. Судя по всему, Веня знал об этом заранее, и без колебаний проследовал на самый верх, увлекая за собой спутника, набравшего в гастрономе целый пакет отборнейших деликатесов. Стараясь не шуметь, парочка расположилась на верхней ступеньке лестничного марша, под самой крышей дома. В этом, довольно опрятном "картофелехранилище", можно было вполне прилично посидеть, не рискуя разгневать соседей.
-Вениамин, - приподнявшись с расстеленной на ступеньке газеты, вежливо произнес незнакомец. - А я, было, подумал, что ты один из них...
-Из кого, из них? - коротко улыбнулся Юра, пытавшийся открыть банку кильки так, чтобы не облить плащ.
-Ну, из тех, которые четко осознают границу между добром и злом.
-Но я-то, как раз, отчетливо осознаю эту границу. С чего же ты взял, Вениамин, что я не один из них?
-Называй меня, просто - Веня.
-Хорошо, Веня. Так почему ты считаешь, что я не понимаю разницы между добром и злом?
-Ты это чувствуешь... и об этом говорит твой левый глаз. Ты не утерял связи с целым, и в тебе это видно издалека. А говоришь ты это потому, что так принято говорить, и принято считать.
Темп Вениной речи и периодический срыв ее артикуляции, свидетельствовали о крайней степени его взволнованности в связи с подготовительными мероприятиями, развернувшимися в непосредственной от него близости. А посмотреть, и, правда, было на что.
Минутой раньше, из пакета были извлечены: семьсот граммов "Беленькой" на березовых почках; миниатюрная, упругая килечка в рассоле, залитом в пластиковый контейнер; крохотный бочонок корнишонов; портативная булка бородинского хлеба в нарезку; кусочек сала, и маринованный пастернак.
За неимением стекла, пришлось тихонько чокнуться пластиковыми стаканчиками:
-Юра. - коротко выдохнул первый.
-Веня - поддержал второй.
-Ну..., поехали.
- Так что ты там говорил про мой левый глаз? - поинтересовался Юра, вытирая мокрые от рассола пальцы о край газеты.
- Да ничего особенного, - ответил Веня сквозь зубы, между которыми торчал хвост растерзанной кильки. - Просто, у тебя глаз воина. Но не того, воюющего за абстрактную нефтяную скважину, которую он при любом исходе битвы ни за что не увидит, а воина духа, ведущего очень важную, но никому не видимую войну. Войну с самим собой.
Юра энергичным движением растер остатки рассола между ладонями, плеснул по второй в смешные пластиковые бокалы и вопросительно уставился на собеседника, аппетитно уплетающего кильку с черным хлебом.
В съежившейся на каменной ступеньке фигуре Вениамина на первый взгляд не было ничего особенного - обычный российский артефакт, внешний вид которого невозможно детально описать уже через двадцать минут после встречи, но это только на первый взгляд. Удивляло то спокойствие и достоинство, которое он вкладывал в каждое изреченное слово. Создавалось впечатление, что его мнение, озвученное вполголоса отстраненным тоном философа, существует вне критики, оставляя для нее место и возможность, но, начисто парализуя желание критиковать. Словом, заинтересовал Юру странный мужик, и захотелось ему рассмотреть его в деталях...
На вид, Вене было слегка за шестьдесят. Но Юра постарался мысленно разгладить морщины и прочие складки, коими тот изобиловал, и, в результате, дал бы ему не более пятидесяти четырех. Ноги Юриного собеседника оканчивались стоптанными, китайскими кроссовками, предположительно не его размера; нижняя часть тела размещалась в синих брюках, никогда не знавших утюга; а теплая куртка, сложного, темного цвета и клок седых, вертикально стоящих на макушке волос, завершали контурный набросок человека, всецело поглощенного сутью вещей. В диссонанс с внешним видом Вени оказался прямой, и по-детски открытый взгляд. В те короткие мгновения, когда он прерывал трапезу, этот взгляд красноречиво свидетельствовал главное - в душе его обладателя..., впрочем, все по порядку.
Пауза несколько затягивалась. Веня закончил жевать, стеснительно улыбнулся, и наскоро обтерев испачканные пальцы о штанины брюк, перешел на шепот:
-Ну что, вмонтируем по второй?!
-Давай - поддержал Юра похожим шепотом.
-А за что?
-За женщин, за кого же еще?
Веня внезапно рассмеялся. Тихонечко так, но искренне прыснул в ладонь порцией удивительного для его возраста, натурального смеха, состоящего из чистых Х - и- А.
Новоявленные приятели беззвучно чокнулись и выпили за женщин.
-Ну, так давай же, Веня, вернемся к тому, с чего начали, - продолжил Юра, активно закусывая пастернаком. С добра и зла, если не ошибаюсь? Так ты формулировал?
-Да. Так.
-Вот тогда, скажи мне, почему зло, в масштабе человеческой жизни, в большинстве случаев ненаказуемо?
- А кто проверял?
-То есть, кто?
- Ну, кто детально изучил конкретную судьбу убийцы или растлителя, потратив на это всю свою жизнь. Шаг за шагом. Кто стоял за портьерой в спальне у хозяина наркокартеля в минуты парализующего, животного страха и отчаянья, когда внезапно ночью, в грозу, ему ветром разбило форточку?
Неужели тебе мало данных мировой статистики: инсультов, шизофрении, заказных убийств, онкологии, инфарктов и дорожного травматизма.
- Да.., - слегка замялся с ответом Юра, - но это все, как-то косвенно..
- А чего бы ты хотел? Чтобы разверзлись небеса? Грома и молний?
- Не знаю. Будь я Богом, устроил бы все не так. Они бы у меня публично сгорали изнутри! Метались по улицам, объятые ярким пламенем, с перекошенными от ужаса лицами и дико вопили.
- Так они и сгорают. Но медленно и мучительно. И тот, кто потратил десятилетия на наблюдение подобного рода, не даст мне соврать. Но, позволь спросить, ты совершенно уверен, что в праве требовать от людей нравственной идентичности?
- В смысле?
- В прямом! Отдаешь ли ты себе отчет в том, что не все люди одинаковые? Не анатомически, конечно, а духовно. И с этим они рождаются. Иными словами, предполагаешь ли ты, что человек состоит из двух половинок, первая из которых объединяет его как вид, и более-менее идентична, а вторая - индивидуальна до бесконечности. Более того, в ряде случаев, она уже изначально обречена ...
- Предполагаю. Более того, сам далеко не ангел. Но есть же, в конце концов, право большинства судить о ...
- Да... право... - Веня резко поднялся, словно его всерьез задели за живое, и спустился по ступенькам на промежуточную площадку. Казалось, что в это мгновение он должен достать из кармана пачку "Казбека", и, звонко постучав длинным мундштуком о картон, с удовольствием закурить. Но вместо этого, Веня оперся всем телом о перила и продолжил говорить куда-то вглубь подъезда. - Разные мы все. Далекие. Настолько, насколько прекрасная Бетельгейзе удалена от Солнца. Да вот, сам послушай...
Юра прислушался. Действительно, в пятом этаже, сквозь тонкую бетонную перегородку между двумя мирами он услышал традиционный диалог, суть которого не менялась на протяжении столетий:
- Ты дрянь... Я же видел, как он..., а ты...- хоть бы сопли утерла, дура! ... Где чемодан... Мой! ... - Пусти... оставь, я сказала...! - Последнее восклицание, произнесенное в традиционно женском стиле "...я сказала...", будто цитирующее себя же со стороны, заставило Юру понимающе улыбнуться.
- А ты пробовал когда-нибудь сформулировать для себя понятие любви - спросил Юра.
- Пробовал. В юности всерьез увлекался философией.
- И, как?
- Да никак. Не нашел я ничего подходящего ни в прокуренных катранах, ни в храмах божьих.
-Это как же понимать, дорогой товарищ Веня? Ведь ни одна религия мира не ...
-Забудь ты хоть на минуту про религию! - прервал Юру слегка приободрившийся "после второй" Веня. - Знание о левом полушарии, вернее его функции, собственно и есть сакральное знание жрецов. Душа человека находится в правой половине головы. Образно конечно, но оно так. Основные религии мира говорят о душе, но сталкивают человека в левую, рассудочную часть головы, туда, где души нет.
- Более чем странное замечание, друг мой, Веня (!)
- Разучивание и чтение подходящих случаю молитв, ровно, как и исполнение бесчисленных ритуалов, исключительно рационально, левополушарно! Я, просто ... , отчетливо помню историю одного мужика, который молился ... за свою умирающую дочь .... Сердцем! Сквозь слюни и сопли, он выкрикивал в пустоту бесформенные, бессмысленные звуки. Он не знал ни одной молитвы, но так сильно хотел помолиться, помочь .... (!) И пустота ответила, приняла его безумную просьбу к исполнению. Дочь осталась жива.
Веня замолчал. Могло показаться, что он только что говорил о собственном ребенке. Молча разлили еще по одной ...
-Ну, похоже, ты притянул какой-то особый, крайний случай - попытался спровоцировать собутыльника на откровенность Юра.
- Почему, - откликнулся Веня, как ни в чем ни бывало. - Все довольно обыденно и логично. Человек, постигая собственное сердце, следует шаг за шагом к постижению природы гениального. Без проводников и посредников.
- Гениального? Но причем здесь гении?
- Как мне объяснить тебе суть теоремы, - улыбнулся Веня, - в которой само существование каждого из слагаемых, будет неприемлемо для твоего мировосприятия.
- А ты попробуй, я пойму. - Юра протянул в сторону Вени початую пачку сигарет. - - Будешь?
- Нет - вежливо отказался Вениамин. Я завязал, и уже очень давно.
- Это правильно, - шумно выдохнул закуривший Юра. - А вообще, приятно. Сидим мы с тобой здесь уже полчаса, а ничего друг другу не продали. Давай за это...
И приятели, бесшумно чокнувшись, в очередной раз сделали по крупному глотку....
...Подъезд постепенно наполнялся уютом. Костистые мужские зады успели нагреть холодную ступень до температуры полного душевного комфорта, и их обладатели расслабленно закусывали. За окном незаметно спустились сумерки, где-то внизу лаяла собака и кричали играющие дети.
Юра курил, рассеянно глядя себе под ноги и стараясь не дымить на собеседника. После трех тостов он слегка охмелел и погрустнел.
(Самое время, чтобы заполнить очередную паузу, и попытаться в общих чертах его описать ...)
В свои пятьдесят, Юра выглядел "несколько постаревшим юношей". Он не располнел, не поседел, и не сгорбился. Каким был - 78-187см. - таким и остался: легко, без одышки передвигаясь в рамках своего жизненного пространства. Внешне, он выглядел в этот вечер чистеньким и выбритым, но было ли это закономерностью, сказать сложно.
Юра не имел характерных привычек, кроме многолетней и постыдной зависимости от никотина, не делал характерных, узнаваемых жестов, и не создавал бытовых ритуалов. Теоретически, каждое утро, его, родившегося в мае, могло стать началом новой жизни. И следует заметить, так оно, зачастую, и получалось.
В ясных, без следов холестерина, карих глазах Юры, застыла печать легкой заносчивости и ироничного отношения к окружающему миру, отчего над вздернутой правой бровью залегла глубокая мимическая складка. Его прямой крупный нос плавно переходил в высокий, пропорционально развитый лоб, а справа и слева, в области височных долей черепа, симметрично располагались уши. В принципе и все, если не считать расчесанных на косой пробор, шатенистых волос средней длины.
- Так что там про природу гениального...? - внезапно ожил наше герой.
... - Дело в том, что гении не всегда были такими, какими ты их себе представляешь. Вернее, не были такими вовсе!
Понятие "genius" очень древнее и использовалось еще ассирийцами, греками, и римлянами для обозначения тонкоматериальных структур, помогающих человеку проникать в тайны мироздания.
Люди, испытавшие на себе прикосновение "крыла" гения, его голоса, были лишь проводниками божественных откровений. Многие из них охотно признавали это впоследствии. Например, Никола Тесла видел будущую конструкцию своего бестопливного автомобиля уже в сборе; Чайковский записывал целые партитуры не у рояля, а за обычным обеденным столом.
Они относились к процессу озарения так же спокойно, как относились бы к выпавшему снегу или прошедшему дождю. Жаль, что развитие передовой человеческой мысли в следующий период все более и более разделяло единую материю ровно пополам - на существующую и не существующую.
Все, что не давалось человеку в ощущение непосредственно, в спектральном горизонте световых волн ниже 400нм. или выше 750 нм, было признано несуществующим. При этом, никого не смущало, что любая дворняга чувствует мир в десятки тысяч раз ярче нас, а сокол-сапсан видит голубя за 8 км...
Если я чего-либо не вижу, следовательно, этого "чего-либо" не существует! И все! Такой упрощенный подход позволял эффективно управлять большими массами людей. Если бы просвещенные правители признали существование гениев и объяснили обывателям, как добывать интересующую их информацию из бездонного источника - прозрачного воздуха вокруг нас, все полетело бы к чертям! Ни рычагов, ни паствы, ни избирателей - никого! Ну представь себе, на мгновение, что каждый валит с пол-оборота:
"..Ветер по морю гуляет и кораблик подгоняет.
Он бежит себе в волнах, на раздутых парусах..."
Основная проблема "патрициев" состояла в том, чтобы отделить материальную мысль от прочих материальных объектов. Но и эта задача была успешно решена. В итоге, Закон Сохранения Энергии применим ко всему, исключая мысль. Мысль оказалась лишенной энергии вовсе.
А раз нет энергии - нечего и сохранять. Но двойной стандарт подхода к вопросу надежно спрятать не удалось. У притянутой за уши концепции эти самые уши продолжали торчать в разные стороны. И ушами этими была искренняя молитва...
Сотрудничество с гением, с одной стороны, ориентировано на социум - ибо кому, как ни социуму нужны телевидение, пластмасса или теорема Пуанкаре. С другой, такого рода сотрудничество совершенно не нуждается ни в социуме, ни в телевидении, ни в прочей придуманной белиберде... Простой, с виду, человек становится универсальным приемником, воспроизводящим поступающую информацию на любую тематику. Эдакое государство в Государстве.
- Так, выходит, что гений может снизойти и до простого человека? - спросил Юра. - И совсем не обязательно быть выдающимся ученым, артистом, поэтом или композитором?
- Прикосновение гения - совместное творчество, и не дается за заслуги. Выдающиеся творцы, сыгравшие заметную роль в истории, всего лишь символ такого сотрудничества.
Люди, порой и не замечают, что рядом с ними, в соседней комнате, ежедневно трудится "гениальная" мать двоих детей, блестяще воспитывающая своих чад вопреки всем свалившимся на нее обстоятельствам. Без средств к существованию, без отца!
Где-нибудь, в безымянной районной больнице, тридцать лет к ряду моет полы гениальная санитарка, а в вестибюле старенького уездного театра, подает пальто гениальный гардеробщик.
Чтобы привлечь внимание гения, надо просто "зазвенеть" ... на универсальной частоте любви - настроить свой приемник. И ничего больше, только совпавшая частотность вибраций. Ричард Бах называл такой процесс "включением сигнальных огней". Это было и с Пушкиным, и с Менделеевым (вспомни его бездымный порох, изобретенный играючи), Ломоносовым, Архимедом, Моцартом и с Леонардо да Винчи. Кстати, именно поэтому да Винчи и не подписывал своих картин, рисуя в уголке лишь образ гения таким, каким он его видел. Он прекрасно понимал, что наложить несколько десятков слоев краски толщиной в несколько десятков микрон каждый, без помощи гения невозможно.
- Да, интересное совпадение, - согласился Юра со своим собеседником. - То же было и с Андреем Рублевым: - ни одной подписи ... - А Эйнштейн?
- Эйнштейн, к сожалению, далеко не однозначен, это факт общеизвестный.... Тем не менее, чрезвычайно интересно наблюдать, как продолжаются исследования его мозга. Создается впечатление, что однажды кто-то из анатомов сможет сделать примерно следующее заключение: "...в результате проведенного исследования, было установлено: глубокая борозда на теменной доли мыслителя в виде сигмовидной кишки ответственна за мыслительные процессы, связанные с постижением первооснов пространства и времени в их непременной совокупности. В будущем, мы надеемся, в силу единства формы и содержания, постараться смоделировать..." и так далее.
- По сему получается, - не успокаивался Юра, - что это гений, в развитие своего сотрудничества и, безусловно, из самых лучших побуждений, чуть не проломил голову Ньютону?
- Не совсем так ... Гений Ньютона привел ученого в нужное время в нужное место, и сморил его сном. Остальное сделала природа ...