когда не останется пальцев,

 чтобы сжимать в кулаки,

 когда оживлённый Гольфстрим

 свой курс за валютой сменит,

 неся с собой дохлую рыбу

 о механических жабрах,

 фрагменты стихийных ремонтов,

 "железо теперь дорогое",

 труп девочки в платье кровавом,

 труп мальчика в старой шинели,

 

 когда сублимат отчаяния

 разложится сотней и больше

 оттенков, неведомых, новых,

 на языке-обрубке,

 на небе, на нёбе и в рубке,

 где медленно проплывают

 осколки зубов и маршей, -

 о, жуй не спеша эту кашу -

 

 когда тебя бросит прибоем,

 в составе обычного мусора,

 пакетов и рвотных масс,

 когда тебя бросит плашмя

 простейшей причудой шторма,

 (ведь всё прорывает однажды:

 плотины, ряды и трубы -

 обколотую оболочку

 над флюсом цивилизации;

 относись философски, разумно

 к данному постулату,

 из-под слипшихся век наблюдая,

 как тело чести пинают

 и как учат других тому),

 

 тогда облака покажут

 прозрачную длань Сиддхартхи,

 семя погибшего лотоса

 сутра рестарта суть,

 пусть же оно прорастает,

 питаясь водой и плотью,

 случайностью из случайного,

 чадом холодной отмели,

 

 так становись землёй,

 без голоса и без ропота,

 землёй самому себе,

 похоронами и камерой,

 - не обскура, не обольщайся -

 ящиком преображений,

 горем начала,

 ибо не греет обетованная,

 ибо развеяна по ветру,

 только дымы над ней,

 только дымы,

 только иллюзия завтра,

 Фата-Моргана.