Наконев Владимир : другие произведения.

В погонах

Самиздат: [Регистрация] [Найти] [Рейтинги] [Обсуждения] [Новинки] [Обзоры] [Помощь|Техвопросы]
Ссылки:
 Ваша оценка:
  • Аннотация:
    Сослуживцам посвящается...
  От забора и до обеда. Почему-то со времён службы помнятся лишь самые смешные или комичные ситуации. Разумеется, это не означает того, что все годы мы только и занимались тем, что хихикали и рассказывали друг другу анекдоты, но без юмора служба вспоминалась бы совсем по-другому.

  Диспропорция

   Штангой я начал заниматься ещё до армии. А ещё до штанги я уже год 'качался' железом. В деревне технику поднятия штанги изучить было не у кого. Но это не мешало мне при весе в 58 кило поднимать над головой 90. Про то, что рука захватывает гриф 'в замок' я, естественно, понятия не имел и поднимал штангу просто так. Сила кисти руки была такова, что мне ничего не стоило перепрыгнуть с одного дерева на другое и повиснуть на ветке, ухватившись одной рукой.
   Пришло время, расставшись с причёской, начать устраиваться в какое-нибудь место в защите родины. Бродя с медицинской картой в руках среди других голых и не совсем тел, добрался я до скучающего военнослужащего с несколькими полосками на маленьких погонах.
   - На весы! - коротко скомандовал он мне, подвигал гирьку на рейке и записал мой вес. 58 кг.
   Подал мне ручной динамометр и буркнул.
   - Жми!
   Я нажал. Военный взял динамометр в руку, поднёс к глазам и пробормотал себе под нос
   - Блин! Забыл сбросить, - подал мне, - Ещё раз жми.
   Я сдавил прибор. Он снова взял динамометр.
   - Сломался что ли? - сбросил ещё раз на ноль, сжал сам в руке, поглядел, - Нет, не сломался! - снова сунул железяку мне, - Другой рукой!
   Я жиманул другой рукой.
  - Сдуреть! - он остановил пробегающего мимо коллегу, - Глянь, что творит малой!
   Через некоторое время возле столика столпились другие военнослужащие, которые по очереди с придыханием, хрипом, криками давили руками динамометр, но цифра упорно застывала лишь чуть выше 60 кг, а когда давали мне, то всегда показывала 75.
   - Почему стоим? - возле столика нарисовался офицер.
   - Да вот..., трщ старшлетнант, поглядите: весит 58, а рукой давит 75.
   - Да? - он взял в руку динамометр, подал мне, поглядел на результат, сбросил 'на ноль', сжал в ладони, поглядел ещё раз, хмыкнул, - Кому бы его продать?
   Но меня успели "купить" до того, как он нашёл покупателя.

  Как положено.

  Надев форму нужно было привыкать жить по уставу и как положено. А положено было, как захочется сержанту, замстаршины, старшине. Тем, кто был выше по должности, не принято было вмешиваться в жизнь личного состава.
  Всем было сказано, чтобы подогнали ремень по размеру головы, а потом надели его на талию. Все так и сделали и стали похожи на муравьёв. Я сначала застегнул такой 'подогнанный' ремень, но тут же расстегнул его и заявил, что у меня он не сходится. Сержант заинтересовался. Заставил меня выдохнуть воздух, встать на носки, стукнул даже меня по пузу, чтобы убедиться в том, что ремень действительно нельзя застегнуть и разрешил подогнать по месту. Отрегулировав таким образом ремень на талии, я расслабил напряжённые мышцы брюшного пресса и задышал свободно, в отличие от моих товарищей. Правда, это были не мои проблемы. И долго ещё сержанты нашей учебной роты пытались поймать меня с расслабленным ремнём, экзаменуя это нарушение попыткой скрутить бляху ремня вокруг оси. Но я был, явно, сильнее.

  Солдатская дружба.

   В самый первый же наряд на кухню я подрался с сержантом из нашей учебной роты. Ваня Капичников был щуплый и низкорослый, но вредный и орущий по любому поводу.
  Наш комвзвода распределил весь взвод на работу. Мне досталась самое тяжёлое: переноска продуктов со складов в разделочные цеха. Зайдя в очередной раз в овощной цех, я сталкиваюсь с Ваней. Держа морковку в кулаке, он ткнул меня этим кулаком в грудь:
   - Помой мне морковку!
  Я и сам не вышел ростом и, поэтому, такой дрищ не мог вывести меня из равновесия.
   - Вон - полная ванна чищеной морковки. Возьми любую, - и сделал попытку обойти сержанта. Но он запрыгнул опять вперёд меня и ещё раз ткнул больнее зажатой в кулак морковкой мне в грудь. Целя в солнечное сплетение.
   - Ты что, молодой? Оборзел? Я сказал: почисть мне морковку!
  Лучше бы он так не делал. За полтора месяца в армии я не только не забыл вкус домашних пирожков, но и правил поведения на улице. Наверное, корзина с картошкой, которую я нёс, весила намного больше сержанта Капичникова, потому что он рухнул в ванну с морковкой. Вынырнул оттуда и убежал с воплем:
   - Ах, ты так!
   Почти сразу же вернулся с двумя друзьями из постоянного состава нашей же роты. Те, не сговариваясь, подхватили меня под руки, подставив Ване незащищённый передний отсек. Я встретил его ударом обеими ногами в грудь. В этот раз сержант не долетел до ванны с морковкой. Извернувшись и перехватив борцовским захватом за туловища обоих Ваниных помощников, я потащил их к ванне, не обращая внимания на пинки, которыми награждал меня сзади восставший Ваня.
   По гулкому пустому цеху разнёсся низкий рёв и меня схватила за шиворот чья-то огромная лапа. Вообще-то, лапа была не чья-то, а нашего командира взвода Зайцева. Он только по фамилии был Зайцев, а так, по внешнему виду, вполне медведев.
   Стряхнув с меня двух старослужащих, которые тут же испарились, Зайцев толкнул меня по направлению к двери.
   - Марш работать!
  И тут же принялся, нагибаясь под столы и ванные овощного цеха, ласково приговаривать:
  - Капичников! Иди сюда, сука! Не жди, когда я разозлюсь.
  Я не без удовольствия задержался за дверями, слушая оплеухи, доносящиеся изнутри и перемежаемые размеренными речами.
   - Если ты ещё раз... (Хрясь!)... Сука товарищ младший сержант Капичников... (Хрясь!)... Ещё раз... (Хрясь!) ... Тронешь курсанта моего взвода....
  Я понял, что подслушивать нехорошо и по-быстрому свалил подальше, чтобы не попадаться на глаза нашему "зайцу".
  С того дня я постоянно ловил на себе злобный взгляд младшего сержанта Вани Капичникова. То, что он найдёт способ как мне отомстить, было ясно как дважды два. Случай не заставил себя долго ждать: я с группой работавших на котельной опоздал на построение на обед и в столовой попал за стол, где старшим был Ваня. "Ну, всё", - подумал я, - "Сейчас оставит голодным". Капичников деловито разлил борщ по чашкам на столе и опрокинул бачок вверх дном над моей чашкой. Борщ получился с горкой.
   - Попробуй не сожрать, сука, - прошипел Ваня прямо мне в лицо.
  Шутник! После тех тонн угля, который мы только что перекидали! Я успел вовремя к моменту раздачи второго. Повторилась та же ситуация, что и с первым блюдом. Я умял и это, с сожалением отметив, что праздники бывают не каждый день. В глазах маленького Вани появился неподдельный интерес.
   - Ещё хочешь?
   - Можно и повторить.
   - И первого тоже?!
   - Рота! Закончить обед! Встать! - раздалась команда и все вскочили.
   - Сидеть! - рявкнул на меня Капичников и заорал на всю столовую, - Заяц! Этот со мной останется!
  Взводный глянул в нашу сторону и согласно махнул рукой. Ваня схватил мою чашку и побежал к раздаточному окошку. Вернулся, неся в одной руке горку борща и в другой - котелок со вторым. Правда, каши было только на донышке. Я радостно распустил ремень и принялся за дело. Запил обед шестью кружками компота и отвалился от стола. Капичников уже вполне дружелюбно потыкал меня пальцем в живот.
   - А ещё можешь?
   - Ну, если б два-три стаканчика сливочного мороженого, - совсем обнаглел я.
   - Не, - огорчился Ваня, - Сегодня в чипке мороженого нет.
   Так мы и подружились.

Задание.
  
   Моя сверхсрочная служба началась с того, что я нахамил комбату. Правда, я так не считал, так майор мне об этом сказал. У него была прескверная привычка давать разнос прапорщикам и офицерам в своём кабинете. Естественно, что при тонких стенках, всё это могли услышать все желающие и нежелающие. Авторитета командному составу это не добавляло.

   Дошла очередь, однажды, и до меня. Возвысив голос до предела, комбат решил заодно и обучить меня хорошим манерам.
   - Встань, как положено!!
  Поскольку мне это уже порядком надоело, я сказал, почти неслышно:
   - А ты мне не хами.

   Вытаращив глаза, майор замолчал, очевидно решив, что ему показалось. Я же преодолел разделяющее нас пространство и, даже, слегка наклонившись, продолжил:

   - Я вам рекомендую, товарищ майор, говорить мне вы, как того требует Устав Внутренней службы. Более того, как я - человек почти гражданский, то и приказывать мне не имеет никакого смысла. Я обязательно выкручусь, чтобы не сильно утруждать себя выполнением поручения. Вот вы меня попросите, и я расшибусь, чтобы выполнить получше.

   Покрывшись красными пятнами, майор молчал. Потом встал, надел фуражку и произнёс раздельно:
   - Можете идти.
   - Есть!
   Дальнейшая наша совместная служба протекала безоблачно. Не раз мы выручали друг друга. Со временем комбат опять перешёл на ты, но это уже был другой уровень.

   Как-то раз мне позарез понадобился отпуск на два дня и, как порядочный, я написал об этом рапорт. У комбата не было никаких возражений. Но к вечеру, он вдруг сказал мне, что его вызывает командир части и, похоже, что по моему рапорту.
   Вернувшись, он выматерился и повторил слова полкана: "Я считаю это не-це-ле-со-об-раз-ным". Посмотрел на мою поникшую физиономию и добавил:
   - В общем, если попадёшься, то я тебя не отпускал.

   Сделав все свои дела и возвратившись, я не встретил ни одного солдата или офицера моего батальона на территории части. Блин! Ещё не хватало, чтоб батальон на учения вышел. В пустующей казарме я увидел двух дневальных.
   - А все вместе с комбатом старый гараж ломают.

   Пошёл туда. Сотня солдат долбили, как дятлы старую стену дореволюционной постройки, а за ними присматривал весь командный состав батальона. Подойдя к комбату как можно ближе, я доложил:
   - ... из самоволки прибыл.
   - Тише, ты, дурак! - настроение у майора было не для шуток. Взяв меня под локоть, он показал на строение, - Ты мне, как-то, говорил, что тебя попросить надо и тогда ты расшибёшься. Не мог бы ты сломать эту дребедень? Сегодня вечером истекает срок, отпущенный новым замкомандира. Уже два дня здесь сексом занимаемся. Похоже, пора намыливать задницу.

   Я окинул взглядом побоище.
   - Без проблем. Я могу взять машину из НЗ?
   - Да бери что хочешь,- и, обращаясь к офицерам, майор сказал - Он остаётся здесь старшим, все его распоряжения - это мои распоряжения. И ушёл.

   - Ну, Володя, ты растёшь -, подкололи меня офицеры. - Чего приказывать будешь?
   - Давайте сюда три шестнадцатитонных автомобиля с лебёдками...

   Через час всё было кончено. Обрушенные стены рассыпались на отдельные кирпичики и я, дав задание солдатам собрать и сложить, пошёл в казарму.

   Увидев меня идущего с руками, засунутыми в карманы, майор лишился дара речи.
   - Ты... Я тебе что сказал делать?
   - А всё, товарищ майор, сейчас там подметут и порядок.
   - Что-о! ,- Крутанулся и побежал довольно ретиво, не смотря на солидное брюшко. Я отправился за ним. Не дойдя до места, увидел весь офицерский состав, вышедший мне навстречу. Судя по довольным физиономиям, они собирались как следует отметить неполучение выговоров.

   - Ты не знаешь, за каким х.. мы носим приставку инженер к нашему званию? - спросил меня комбат.

Встречи с врагами.
  
   Большую часть своей жизни я готовился для борьбы с врагами, окружающими нашу любимую родину. А потом, вдруг, оказался в самом логове этих врагов. Которые с полным игнорированием к этому отнеслись, за исключением некоторых идиотов из ихнего КГБ.
   В Бельгии посещаю военную выставку, развёрнутую в каких-то нескольких десятках километров от самого главного штаба НАТО. Поглядев на подводные, парашютные и прочие разделы, я останавливаюсь около раздела радиосвязи. Покрутив и подстроив телеграфный ключ, я усаживаюсь и сначала медленно, а потом всё быстрее поклепал точки и тире.
   Профессиональное ухо офицера, присматривающего за порядком, уловило что-то знакомое в какофонии звуков выставки. Подошёл. Понаблюдал.
   - Вы знаете Морзе?
   - Да.
   - Вы были военным?
   - Я - офицер запаса армии бывшего Советского Союза.
   - А в каком роде войск?
   - Скажем так, что всё, что у вас здесь есть, я знаю.
   - О-о-о!
   Кликнул своих сослуживцев и представил меня каждому. Все не без удовольствия пожимают мне руку.

   Посетив подобную выставку в Мадриде, я вдруг увидел совершенно незнакомый для меня стенд имитации стрельбы из винтовки. С компьютером, мишенью и двумя солдатами, обслуживающими его. Подхожу, спрашиваю нельзя ли попробовать. Разрешают. Для того, мол, и развёрнут. Беру в руки спортивную винтовку с диоптрическим прицелом и присоединённым к ней кабелем. Ох и хорошо же лежит в руках оружие! Приподнимаю и делаю выстрел в угол экрана, на котором нарисована мишень.
   Солдаты, довольные, переглядываются и "перезаряжают" винтовку. Я, навскидку, стреляю в десятку. Их лица вытягиваются. Новая перезарядка и я "стреляю" уже просто в движении, поднимая ствол. Попадаю в линию между "десяткой" и "девяткой". Отдаю им оружие и улыбаюсь как можно обворожительнее:
   - Спасибо!
   Уходя, я краем глаза отмечаю, что долго они смотрят мне вслед.

Карузо на гаупвахте.

   Дежурный по части, открыв дверь солдатской столовой, увидел сюжет в действии. Невысокого роста, коренастый солдат рывком придвинул стол, поставив его между собой и двумя офицерами. Вид у офицеров был явно недружелюбный.
   - Отставить! Что здесь происходит?
   Офицеры обернулись.
   - Серёж! Понимаешь этот молодой... Встань, как положено!, - прикрикнул офицер на солдата.
   - А я и так стою, товарищ лейтенант.
   - Смирно!
   Но, увидев движение офицера, солдат мягко отшагнул назад и раздвинул локти.
   - Я сказал, всем отставить! Кому не ясно? - дежурный сел на скамейку, снял фуражку и начал вытаскивать пачку сигарет из кармана. - Ну, кто мне прояснит обстановку?
   - Да мы сюда отправили личный состав для чистки картошки и на воспитание, а он их всех отлупил. Двое уже в санчасти.
   - А сколько отправил?
   - Семь человек.
   - Не слабо, - дежурный почесал голову, - ну, молодой человек, что скажем в своё оправдание? Молчим, значит? Эй, на кухне!
   В окошке показалось ещё одно лицо.
   - Видел что здесь произошло?.
   - Так точно! Они картошку жарили, он их побил и они в окно выскочили.
   - Молодец! Хорошо рассказал. А сейчас бегом в караулку. Скажи начальнику, чтоб сержанта прислал. Хотя, отставить. Сам пойду. Заодно воздухом подышу. И в санчасть зайду. А вы организуйте тут службу, поднимите старшего повара. Пусть урегулирует.

  ... Начальник караула аккуратно вписал фамилию солдата в журнал. Закрыл и поглядел на провинившегося.
   - Ну, гусь! Думаешь я тебе здесь отдых устрою? Сейчас на внутренний двор и до утра строевым шагом по периметру. Понял?
   - Так точно, товарищ старший лейтенант, а петь можно?
   - Во-во! И с песней. Да чтоб я здесь слышал.
   Через некоторое время снаружи донеслось:
   - Нам, парашютистам, привольно на небе чистом...
   - Во глотка! Карузо!- удовлетворённо хмыкнул начальник.

   Всю ночь со стороны караульного помещения доносились песни Советской Армии.

   Утром на общем построении, подав команду "Смирно!" замкомандира отправился по диагонали плаца к появившемуся командиру.
   "И от Москвы до британских морей Красная Армия всех сильней!", - донеслось от караулки. В строю раздались смешки. Побагровев, командир принял рапорт и скосил взгляд на стоявшего в строю начальника штаба. Подполковник бегом ринулся по дорожке. Увидев такое движение, из дверей дежурки выпал капитан и отправился вдогонку, придерживая кобуру.

   Подполковник прибежал первый и с разгону пнул калитку.
   - Открывай! - крикнул он показавшимся в лючке глазам.
   - Не могу, товарищ подполковник! Должен доложить сначала начальнику караула.
   - Я тебе, бля, доложу! Открывай!
   - Открой, - рядом с подполковником уже стоял запыхавшийся дежурный по части.

   Подполковник встал на пути марширующего солдата.
   - Отставить песню!
   Солдат замаршировал на месте:
   - Не могу, товарищ подполковник! Старший лейтенант приказал петь, - и, обойдя подполковника по дуге, солдат зашагал дальше "В путь, в путь, в путь, а для тебя, родная...!"
  
   Увидев сзади, как наливаются кровью уши подполковника, дежурный подумал:"Быть грозе". Высказавшись непечатно, подполковник скрылся за дверью. Прыснув в кулак и погрозив солдату кулаком, дежурный пошёл туда же. В дверях столкнулся с заспанным начальником караула, который очень спешил наружу. Схватил его за ремень и придержал. Начальник попытался вырваться, но не смог.

   - Отставить! Песню! Мать! Твою! Сорвался на мою голову, - с расстановками между попытками вырваться из железных лап капитана прохрипел старлей.

   Через минут пятнадцать в караулке подполковник вытирал шею платком и задыхаясь от смеха повторял:
   - Значит дембеля картошку только себе почистили и жарить начали. И повар, через четыре месяца службы начал их воспитывать. В окно выскочили! Нет! Такого у нас ещё не было..., - и, посерьёзнев, добавил:
   - А наказать надо. С поваров снимем. Отправим в разведчики, - ибращаясь к капитану, - Возьми его к себе.

Полезное свойство.

  Во времена тоталитарного прошлого была на ТВ программа "Очевидное-невероятное". Не только образовывала, но и давала толчок к каким-нибудь опытам, исследованиям... И не только у меня.
  Захожу в радиомастерскую и вижу группу солдат, обступивших прибор. Оказывается они проводят опыты с преобразователем напряжения. Берут по очереди провода в руки и кто-нибудь добавляет напряжение. До тех пор, пока испытуемый может терпеть. 80 вольт были пределом. Меня заинтересовало. Прошу попробовать. БзЮ
   Взял в руки провода и тут же один шутник резко крутанул регулятор. Бросив провод я тут же отвешиваю ему оплеуху. Но и успеваю отметить, что на меня никак не повлияло резкое поднятие напряжения. Второй раз я беру провода и более серьёзный механик постепенно добавляет. 100 вольт. Никакого эффекта. 120.150. Потеплели провода в руках, но особого дискомфорта не наблюдаю.

   Прошу добавить. 200. И, когда прибор показывал уже 240-250 вольт, стало нестерпимо жечь пальцы. Довольно для первого раза. Уже к вечеру весь батальон только об этом и говорил.

   Через несколько месяцев бригада вышла на учения. Как всегда в таких случаях, все сходят с ума. Особенно по ночам. Когда спать надо. "Ядерная тревога", "Химическая тревога", "Нападение диверсионной группы"...

   Через два дня мне это уже порядком надоело и я, вечером, прежде чем залезть в кунг спать, подсоединил провод 127 вольт от генератора на корпус машины.
   - Запомните, покойники! - проинструктировал я своих солдат, - Если кого из вас убьёт, то вас спишут на неизбежные потери при проведении учений. Поэтому, из машины не вылазить ни при каких условиях. Нужду справлять в открытую дверь. В крайнем случае можно спрыгнуть, но залазить обратно я не рекомендую.

   Ночь прошла очень спокойно, несмотря на шум, доносившийся время от времени снаружи. Довольные и отоспавшиеся солдаты весело повыпрыгивали утром из машины. Вылез и я. И тут же подбежал вестовой с сообщением, что меня вызывает комбат.

   - У тебя машина под током, - хмуро заявил мне майор.
   - Не может быть, товарищ майор.
   - Пошли проверим.

   Следуя за майором, я решал головоломку: догадались ли мои охломоны сбросить провод или нет? Подошли.

   - Возьмись за поручень! - приказал майор.
   Я взялся. Чёрт! Не сняли. Не успел я и подумать, что бы сделать или сказать в своё оправдание, как майор схватил второй поручень. Послышался судорожный вздох, прямо перед моим лицом мелькнули подковки прибитые на каблуки и сто живых килограммов врезались задницей в землю.
Поднявшись и отстранившись от меня, как от прокажённого, майор молча зашагал в сторону. Остаток учений прошёл для меня и моей команды очень спокойно. Особенно по ночам.

  Цена победы.

   В пинг-понг со мной никто играть не хотел. Я просто не умел в него играть. Иногда, правда, мне дозволяли взять ракетку в руки и потыкать ею в прыгающий шарик. Поэтому свободное время на спортивных сборах по тяжёлой атлетике, куда я попал во время срочной службы, мне ничего не оставалось, как сидеть скромно в стороне, наблюдая, как играют профессионалы.

   Профессионалы играли плохо. Потому что с Геной они тоже играть не хотели. Демонстративно бросали ракетку на стол и уходили. Гена был КМС по настольному теннису.

   Однажды мы оказались вдвоём в спортзале. Гена, по своему обыкновению, жонглировал одним или двумя теннисными шариками. Потом ему это надоело и он поглядел на меня.
   - Давай поиграем, - неуверенно предложил он.
   - Ты будешь со мной играть?
   - Да, только... Знаешь, давай поиграем по другим правилам.

   Он быстро показал мне, как можно держать ракетку, около часа мы перекидывали шарик через сетку, а потом он сказал, что надо начинать играть на счёт.
   Правила каждой игры он придумывал сам. Первую партию он выиграл со счётом 21:2 сидя на стуле и нанося только один удар. Потом, по его просьбе мы прекратили учёбу, потому что в зал пришли другие спортсмены.

   Несколько дней подряд он играл со мной, сидя на стуле, стоя на одной ноге, но левой рукой, правой рукой, на двух ногах, но одним ударом... Изобретательности его не было границ. Найдя у меня интересное движение, он часами заставлял повторять этот удар, чтобы я мог делать его автоматически.

   Прошло довольно много времени и мы заиграли нормальные партии на "больше-меньше". Я привык к выкрутасам своего учителя, начал находить слабые места в его игре.

   - Стоп! - скомандовал мне партнёр, когда, однажды, во время игры открылась дверь в зал и в него вошли наши товарищи по сборам. Привычно подойдя к столу, один из них забрал ракетку у Гены, второй протянул руку за моей.

   - Ещё чего! - заупрямился я, - Сначала у меня кто-то должен выиграть, чтобы я ушёл.
   Захохотав, мой обидчик обошёл стол и забрал ракетку у другой стороны.
   - Можешь кидать на счёт, - снисходительно бросил он в мою сторону.

   Через десять минут всё было кончено.
   - Отдашь ракетку другому или ещё хочешь? - невозмутимо поинтересовался я.
   Тут случилась истерика с моим учителем. Опрокинувшись на маты, он хлопал по ним ладонью, показывал пальцем на моего противника, размазывал слёзы по лицу.
   - Ещё! - заявил побеждённый.
   Но вторую партию нам закончить не удалось, потому что при разгромном счёте он ударил в сердцах ракеткой по столу, сломав последнюю. Все возмутились таким его неспортивным поведением и, по очереди, проиграли мне все партии. Так я влился в наш дружный коллектив уже как хороший игрок.

  ...В один день, зайдя в зал, я увидел, как незнакомый мне капитан, не снимая шинели, играл в пинг-понг с одним из наших. Все благоговейно стояли вокруг. Видно было, что офицер умеет играть. Выиграв, он небрежно бросал: "Следующий".
  Проиграли все.

   - Ты, - ткнул ракеткой в сторону моего лучшего тренера капитан.

  Гена проиграл тоже. В моей груди закипел протест. Как? Какой-то капитанишка выиграл у Кандидата в Мастера Спорта СССР!

   - Ты тоже играешь? - спросил капитан, поглядев в мою сторону.
   - Немного.
   - Становись!

   После первого проигрыша капитан снял шинель и расслабил поясной ремень. Затем на спинке стула последовательно повисли китель, рубашка, брюки и капитан сменил сапоги на принесённые одним из спортсменов тапочки.

   - Ты что делаешь? - шепнул мне один из моих коллег, когда я подбирал далеко отскочивший шарик, - Это - новый комендант гарнизона!
   Но вожжа уже давно попала мне под хвост. Остановить меня могло только стихийное бедствие или что-то сопоставимое по масштабам.

   - На сегодня хватит, - сказал капитан и долго вытирал почтительно поданным полотенцем потное тело, не забывая свои "а-ля будённый" усы. Уже застёгивая ремень, он скосил взгляд на меня.

   - Ты тоже одевайся. Со мной пойдёшь.

  Но переночевать в комендатуре мне не удалось, потому как мои товарищи аккордно разгрузили машину с цементом, выкупив, таким образом, меня из заточения.

  Выиграть у меня капитану так никогда и не удалось.

Липа.

   - Я после армии хочу выучиться на ветеринара.
   - После армии ты будешь лежать на кладбище под красной пирамидкой и твоё имя, может быть, будут вспоминать в деревенской школе.
  
  Я всегда умел аргументировать и убеждать. Уже вовсю шла война, военкоматы хватали всех без разбора для отправки в мясорубку. Те родители, у кого водились деньжата, откупались, если не могли получить диагноз о невменяемости своего чада. Моему ученику рассчитывать было не на что. Простой парень из глухой деревни.
  
   - И что мне делать?
   - Учиться, как завещал великий Ленин. В институт тебе после ПТУ не поступить, а в военное училище можно попробовать.
   - Но я не хочу быть военным.
   - Тогда ты будешь мёртвым. Вопросы есть?
   - Нет.
   - Ты всегда мечтал стать офицером, правда?
   - Да.
  
  Поскольку я работал в том же училище, проблем для начала процесса у меня не было. Мастер производственного обучения даже с некоторым облегчением позволил мне написать на пацана характеристику. Несколько часов обдумывания, передёргивание фактов биографии и я отдаю шедевр наставнику.
  
  "Мечтает стать офицером, для этого много занимается спортом, закончил курсы и выполнил ...прыжков с парашютом, в свободное время закончил курсы шоферов, в настоящее время занимается парапланом... имеет повышенное чувство самоконтроля...
  
   - Классно написано! - мастер несколько раз перечитывает характеристику, - Слушай, напиши мне и на остальных.
   - Обнаглел, - возмущаюсь я, - Можешь пользоваться, как образцом.
  
  Через несколько месяцев звонок от моего ученика:
   - Мне в военкомате сказали: насрать на твоё желание, пойдёшь служить, как все.
   - Ничего страшного, - утешаю я, - Если за полгода тебя не ухлопают, бомбардируй рапортами начальство о поступлении в училище.
  
  Ещё через пару недель на пороге появляется знакомая физиономия. Меня слегка переклинивает.
   - Что случилось?
   - На призывной комиссии один офицер сказал, что с такой характеристикой в армию не идут и переслал мои документы в военное училище. И теперь мне нужно свидетельство о выполнении норм золотого значка ГТО.
   - Что?!!
  
  Я поглядел на календарь. На дворе явно был не 1980 год. Не только Ильича, но и Советского Союза уже давно не было. Я, в общем-то, и раньше был невысокого мнения об умственных способностях военного руководства, но это было черезчур. Но в перечне необходимых документов стояло "свидетельство о выполнении...".
  
  Несколько часов метаний по всем физрукам и мы выясняем, что такого бланка нам не найти. Сидим молча в кабинете.
  
   - Значит я не смогу поступить?
   - Кто тебе это сказал? Сиди смирно, не мешай думать. Значит просят липу. И все, как идиоты, её предоставят. И все будут знать, что это липа. Значит... Наша липа должна быть самая липовая, чтобы опять была впереди других. И поэтому...
  
  Скоро я уже клацаю на машинке текст "выписка из протокола соревнований в День Советской Армии и Военно-Морского флота (День Защитника Отечества)... участники занявшие призовые места и выполнившие Нормы Золотого...". Добываю на лист бумаги подпись директора и гербовую печать училища.
  
  Год спустя, я слушаю рассказ об экзаменах.
  
  Офицер небрежно перелистывает удостоверения о владении Золотых Значков ГТО:
   - А у тебя, что? Нет удостоверения?
   - У меня там выписка ...
   - Какая такая выписка?, - находит лист бумаги, читает, - Ого! А ну-ка к перекладине! Поглядим.
  
  И через некоторое время: "Орёл!"
  
  Впереди была ещё одна война...
  
Патруль.
  
  Идти в патруль считалось привилегией. Это тебе не караул, ни дежурным по столовой или помощником дежурного по части. Прогулка по городу, шарахающиеся во все стороны не только самовольщики, но и те, кто по увольнительной. И рядом не два-три оболтуса, а наглаженно-начищенные воины Вооружённых Сил. Но был ещё и патруль внутри части.
  
  Что бы ты ни делал, всё равно в конце дня получишь раздолбон. Потому что в каком-нибудь подразделении солдаты обязательно выкушают водчонки и их поймает командование. Потом поступит директива наказать начальника патруля. За то, что не уберёг обороноспособность страны и отдельно взятой роты.
  
   - Пойдёшь начальником патруля в части.
   - Товарищ майор! Есть идея: давайте организуем двойной патруль. И попробуем провести службу, чтобы не получить пистона от полковника.
   - Это практически невозможно. А что за идея?
   - Ну, мы же, всё-таки, связь.
  
  С утра, раздевшись до трусов, я блаженно подставляю тело ещё не очень щедрому солнышку на верхней площадке парашютного тренажёра. С высоты птичьего полёта видна не только вся территория части, но и два магазина, торгующие спиртным. А, когда я приникаю к биноклю, то вижу ещё один магазин в отдалении и могу хорошо разглядеть автобусную остановку, которая наполовину скрыта деревьями.
  
  Другой начальник патруля с двойным составом солдат лениво листает журналы в беседке возле казармы. Завидев очередного солдата, возвращающегося в часть с купленной водкой, я нажимаю кнопку радио:
  
   - Второй, я - первый, один нарушитель на восточной стороне. Двоих на КПП для прикрытия и с остальными выдвигайся.
  
  Отодвинув подорванные доски забора, любитель горячительного попадает прямо в руки внутреннего патруля. Ошеломление слишком велико, чтобы попытаться убежать или, хотя бы, выбросить бутылки. Те, кто похитрее, прячут бутылки за оградой и заходят через проходную.
  
  Но их тоже берут и вместе с ними патруль находит спрятанную водку, наводя нарушителя на мысль, что без гипноза здесь не обошлось. И к вечеру комбат отдаёт наполненный ящик с зельем командиру части, присовокупляя список "Авторота - 6 бутылок,...".
  
  Полковник не отказывает себе в удовольствии самолично расколотить бутылки в присутствии построенных рот в цинковый тазик, который поддерживает дневальный.
  
  День закончился всего лишь двумя упившимися в усмерть дневальными, которые были отправлены вывернуть содержимое тазиков в помойку. Но это нарушение уже было не по нашей вине.
  
Рефлекс.
  
   - Позови начальника, пожалуйста. Заведующая к телефону.
  
  Без особого энтузиазма я отправляюсь на опушку леса. В последнее время мои отношения с начальником центра допризывной подготовки, где я работаю инструктором, становятся всё более и более натянутыми. Не только, правда, у меня, но от этого не становится лучше.
  
  Центр находится на выезде на сборах на территории бывшего пионерского лагеря. И начальник сам проводит тактические занятия с личным составом. Никогда не служивший в армии, он, влюблённый в своё дело, делает всё по уставу и по другим, непонятным мне правилам, почерпнутым, как мне кажется, из самых плохих фильмов про немецкую армию.
  
  По двойному свистку пацаны обязаны построиться. По длинному разбежаться и замаскироваться вокруг поляны, по краю которой потом проходит начальник и делает замечания нерадивым. Затем опять двойной свисток.
   Начальник уходит и оставляет меня со школьниками. Зная мои нетрадиционные методы подготовки, некоторые из них уже ухмыляются.
  
   - Значит так, - я делаю многозначительную паузу, - Мне не понравилась скорость, с которой вы разбегались. Иногда это может приблизить ваш отход в мир иной. Сейчас проводим тренаж команды "Ложись!". Правильное и быстрое, без обдумывания, действие оставит вас в живых. Команда может быть подана в любое самое неудобное время.
  
  Говоря это, я наклоняюсь и зачерпываю в ладонь мелкого гравия. Продолжая объяснение, пересыпаю из одной руки в другую. Ничего не подозревающие курсанты центра расслабленно слушают. Их радует уже то, что я не свищу и не заставляю бегать туда-обратно.
  
   - Ложись! - и я с силой запускаю пригоршню мелких камней в строй. Попадав как попало, некоторые вскрикивают от боли. Камни, всё-таки. Построив заново, я подробнее рассказываю, как надо действовать в таком случае. Затем, перестроив шеренгу в колонну, и даю ложную команду.
   - Равняйсь! Смирно! Вольно. Прямо ша-агом,... Ложись!
  
  В этот раз "раненых и убитых" не было. Пацаны уже и не разговаривают в строю, жадно внимая каждому моему слову. Я объясняю следующую задачу: в данном районе находится диверсант-снайпер. Найти и обезвредить, используя все навыки маскировки на местности. Диверсант - это я. У меня бесшумное оружие, которым я могу пользоваться без ограничения. Те, кого я "убил" обязаны подняться на ноги и вернуться на поляну. У всех загорелись глаза. Родина ждёт героев.
  
  Я сверяю часы с одним из курсантов, чтобы у меня было ровно пять минут, чтобы спрятаться и ухожу в лесок. Подле одного дерева обнаруживаю здоровенную свинью с подсвинками. Почмокав губами, я приближаюсь к ней и ласково чухаю её откормленное рыло. Благодарно похрюкивая, она заваливается набок и её тут же берут на абордаж поросята. Хлопнув ещё пару раз ладошкой по свинскому телу, я взбираюсь на это самое дерево и, совсем не маскируясь, стою на ветке лицом в сторону, откуда должны прибыть ученики. Снизу доносится удовлетворённое повизгивание.
  
  Появляются первые зады, высовывающиеся из папоротника. Не умеют ползать по-пластунски. Но, распределились довольно правильно. Негустой цепью продвигаются вперёд. Немного позади показалась и вторая цепь. Более разрежённая и широкая. Неплохо, пацаны, неплохо.
  
  Свинья отрывисто хрюкнула и вскочила на ноги. Поросята замерли, прижавшись к ней. Первые двое вояк замерли на месте.
   - Здесь его нет, - слышу шёпот, - Иначе чушка уже убежала бы.
  
  Сменили направление и поползли дальше. Я прикрыл ладошкой рот, чтобы не дать звуку направление, и "убиваю" обоих. От неожиданности они замирают на месте, глядят друг на друга, поднимаются и бредут обратно. Увидев, что они поднялись, на это место приползают ещё четыре охотника. Получив то же, что и первые, уходят в сторону поляны.
  
   - Где он там засел? - слышу негромкий вопрос из второй цепи.
   - Иди и найдёшь, - следует саркастический ответ... И в этот момент со стороны поляны доносятся два свистка. Все ловцы вскакивают и бегут по привычке строиться.
   - %%&#*b!! - по-взрослому высказывается один из учеников на бегу, - Как собакам!
  
  Я спускаюсь с дерева и, сделав хорошую дугу, чтобы не помешать подготовке новых защитников родины, возвращаюсь в лагерь.
  
Печальная история.
  
  Начальник минно-подрывного дела был самый обыкновенный алкаш. Что не является редкостью в армии одной шестой части суши. Зная его слабость, ему подносилась очередная бутылка водки и командиры рот получали все необходимые взрывающиеся штучки для занятий с личным составом. Без оформления документов, которые заполнял вечером сам проспавшийся начальник.
  
  В этот день не заладилось с самого утра. Бутылку не принесли. Пообещали купить ближе к вечеру. У начальника болела голова и вечер казался намного дальше, чем обещанное партией построение коммунистического общества. Обидевшись на неучтивое отношение, начальник потребовал оформления всех надлежащих бумаг. К этому процессу у командира роты привычки не было. Половина дня ушла на заполнение формуляров и получение всех подписей.
  
  Находясь после этого не в самом лучшем расположении духа, командир роты заставил выйти на занятия всех. Включая офицеров и дембелей. Окружив офицера весь состав роты следил за его действиями, которые он же и комментировал:
  
   - Снимаете предохранительную чеку, устанавливаете ограничитель, подготавливаете взрыватель и...
   - Товарищ капитан! Наоборот надо!- сержант увидел, что офицер перепутал порядок действий для установки мины.
   - Не учи отца е..., - и офицер отпускает взрыватель в отверстие.
  
  Сержант делает бросок в сторону с криком:
   - Дембеля ко мне! Ложись!
  Это была очень мощная мина. Более десяти погибших и три десятка покалеченных. В основном молодых солдат, стоявших ближе всех в группе. И лишь дембеля вышли из ситуации без царапин.
  
  Прибывшая комиссия обнаруживает пьяного в стельку начальника минно-подрывного дела и все заполненные как положено бумаги. Ему, в последствии, даже не объявили выговора. Но, правда, отправили проходить дальнейшую службу к чёрту на кулички.
  
Новое чувство.
  
  Начальник спортивной парашютной команды, хоть был и алкаш, но не дурак. Знал, что служить ему ещё, как медному котелку. Поэтому и дружбу водил с перспективными подполковниками, да полковниками. Станут, понимаешь, когда-нибудь, званием повыше, в плечах пошире и не забудут верного и услужливого друга.
  
  И эти его друзья относились к спортсменам, как баре к холопам. Стоим, как-то, ожидая самолёт, планируем групповой прыжок. И на нашу беду появляется начальник штаба с челядью, в парашюты обряженные. Проходя мимо строя, он небрежно тычет в грудь каждого попавшегося пальцем:
   - Ты, ты и ты. Во вторую шеренгу! Эй! Папуас! Я кому сказал: пошёл вон!
   - Слушаюсь, товарищ подполковник! - испуганно шарахнулся солдат.
  
  Начальник команды, подбежал и виртуозно заёрзал возле офицеров.
   - Товарищ полковник сюда, пожалуйста, разрешите проверить парашют, товарищ полковник?
  
  Подполковник обласканный отсутствием приставки в обращении, даже ростом стал повыше. Я же стою молча, зная, что последует дальше.
   - Ты, - Начальник команды в мою сторону, - выпускающим пойдёшь.
   - Есть!
  
  На правах выпускающего, я не сажусь на скамейку в самолёте и стою в проходе, держась за тросы. Набрали высоту. Начальник команды занимает весь проём открытой двери, поворачивается и командует: 'Приготовиться!'. Через некоторое время прыгает. Я поворачиваюсь к подполковнику и вижу остекленелые глаза. Согнулся, приготовился. На жизнь или на смерть. И мелькает у меня мысль.
  
   - Пошёл! - и, высунувшись на руках вслед прыгнувшему, я из всей силы пинаю его в зад. Поворачиваюсь к следующему, смотрю в глаза и повторяю действие. Спортсмены давятся от хохота, прикрыв ладошками рты. Повернувшись в очередной раз, я вдруг вижу любопытные глаза последнего офицера группы. 'Сколько же у него прыжков?' мелькает мысль. Додумывать некогда, хватаю его за лямку, подтаскиваю к двери и он с воплем 'Не пина-а...!' исчезает за бортом.
  
  На взрыв хохота испуганно оборачивается пилот. Я показываю ему рукой 'Второй круг и повыше'.
  После прыжка я подхожу к группе офицеров, как к куче ядовитых змей. И на подходе слышу фразу подполковника:
   - Правда говорят, что с количеством прыжков появляется опыт и чувство прыжка. Меня сейчас так шарахнуло в момент раскрытия... - и задницу почёсывает.
   - Ты знаешь, что тебе будет, если я расскажу? - прозвучавший над ухом голос заставляет меня вздрогнуть. Сзади стоит молодой старлей из штабистов.
   - Ты не расскажешь, - безапеляционно заявляю я, - Не будешь же ты портить ему чувство прыжка?
   - Не буду, - соглашается старлей, - Но ты, всё равно гад. Меня мог бы и не пинать.
  Ничего невыполнимого.

  Памяти Миши Микаэляна.

  Глупая, нелепая смерть.
   Он был маленьким и худеньким малышом шестнадцати лет. Среди учеников моей первой парашютной группы. С большой копной вьющихся чёрных волос. Любопытный и серьёзный не по годам...
  Миша стал солдатом-десантником. Уже развернулись плечи. Но слегка ссутулилась спина. И вдруг облысела голова. По-настоящему. Лишь кое-где остались островки прежней буйной растительности. Миша брил остатки бритвой и по специальному разрешению командира части носил паричок, подстриженный накоротко.
  В разгар строевого ежегодного смотра вдоль строя части идёт зажравшийся штабной полковник из округа. "головные уборы снять!". И вдруг среди просвечивающих розовой кожей затылков полкан видит неуставно длинные волосы.
  - Это что такое! На кого похож?! Немедленно!! Пять минут на стрижку! Бегом!
  - Есть!
  Миша бегом убегает с плаца, забегает за угол первой казармы, срывает парик, прячет его за пазуху и бежит обратно. Тем временем полковник раздалбывает комбата:
  - Распустились тут! Не следите за личным составом...!
  Командир батальона видит возвращающегося солдата и поджав губы, чтобы не расхохотаться, слушает лай проверяющего.
  - Товарищ полковник! Ваше приказание выполнено! Разрешите встать в строй?
  Полковник, остолбенев, глядит на Мишу, на иссиня-выбритый череп, на берет, что держит Миша в руке и не знает, что делать. Издалека на это глядит командир части. Ухмылка на его физиономии говорит о том, что он понял комизм происходящего.
  - Дак, это... вот...-, тянет время полковник, - Встать в строй!
  - Есть!
  Офицер забывает, что надо делать дальше и уходит к командиру части.
  - Послушайте, как это можно, за пол-минуты побрить голову?
  - Для десантника нет ничего невозможного, товарищ полковник!
  - Да, я понимаю... Но всё-таки!

  Уважение.

  Старшина батальона был многопудового веса. И складу характера неординарного. С привычками всякими. Тумаки раздавал солдатам походя. Но, как оказалось, и товарищей прапорщиков приголубливал. Командир знал, похоже, об этом, но никак не реагировал. Прапора были простыми ребятами. Со слабостями и недостатками, присущими всем. И на побои реагировали, почему-то, одинаково: никому не рассказывали.
  Настала и моя очередь. Месяца не прошло, как я начал служить свою сверхсрочную, как, однажды, сидим вместе с прапорами и тут подбегает солдат и говорит, что меня старшина просит зайти в его каптёрку. Уходя, я обратил внимание, что все прапорщики, как-то странно на меня посмотрели.
  Постучал я в кладовку, открыл мне солдат и тут же вышел, закрыв за собой дверь. Старшина возвышался посреди стеллажей, как гора Магомета.
  - Мне сказали, что вы просили зайти, - нейтрально докладываюсь я. И в самом деле, не рапортовать же сундуку.
  - Вы, вот что, товарищ младший сержант,- прапор вдруг сгребает меня лапищей за ворот и выдёргивает на высоту своего роста.
  Поняв, что сейчас будет тычок в солнечное сплетение, я резко группируюсь, причём моё колено, совершенно случайно, по дороге входит между ног старшине. Охнув, он опускается вместе со мной на пол. Я отбиваю руки, отпрыгиваю назад, делаю перетанцовку на носках, подготавливая ноги к серии пинков и замираю в атакующей позе. Начхать, думаю, что будет дальше, но, если шевельнётся, дам пинка по физиономии.
  Вижу, что старшина уже не столько страдает, сколько искоса наблюдает за моими ритуальными танцами. Хотя и в норму совсем ещё не пришёл. Я опускаю руки, одёргиваю китель и разряжаю обстановку.
  - Ну, если у вас больше нет вопросов, то я, пожалуй пойду? А, товарищ прапорщик?
  Прапор согласно кивает головой и сдавленно мычит что-то одобрительно-провожающее. Я открываю дверь, выхожу и вежливо без стука закрываю за собой, оттолкнув солдата, который попытался протиснуться в кладовку. Всю дальнейшую службу мы ни разу не пересеклись грубо со старшиной. И всегда он подчёркнуто-вежливо называл меня "товарищ младший сержант". А остальных прапорщиков батальона он всегда величал только по фамилии.

  Чей дембель главнее.
   - Ты почему у нас плохо участвуешь в жизни батальона? - спросил меня, как-то, комбат.
  - Вот уж не надо ля-ля, товарищ майор, я делаю всё, что надо.
   - Ладно, не пререкайся со старшими. Слушай, не мог бы ты оказать нам одну услугу. Ты ведь живёшь рядом. И, если пару раз в неделю будешь приходить на подъём личного состава, нам не придётся лететь сюда из города на попутках в такую рань. С солдатами старшина проведёт беседу, чтобы они тебя слушались.
   - Без проблем, командир.
  И уже на следующее утро я ровно в времени подъёма захожу в казарму. Дневальный, увидя меня, лениво подаёт команду "Смирно!". Выслушав рапорт, я спрашиваю дежурного, почему не видно выбегающих на зарядку солдат.
  - А мы не успели подать команду на подъём, - хитровато говорит дежурный. По скорости, с какой я схватил его за ремень, он понял, что шутки кончились.
  - Дневальный! Команду!
  Дневальный заорал, как, наверное, никогда в жизни. Дежурный, когда я его отпустил, бегом пробежал в одну половину казармы, где спали солдаты первого года службы и с криком начал поднимать молодёжь. Я направился в другую часть. Открываю дверь и вижу только несколько неторопливо поднимающихся тел.
   - Команда "Подъём" была?
   - Ну и что? - с ближайшей кровати из-под одеяла показывается заспанная физиономия, - Сверхсрочник! Вали отсюда, не мешай дембелям ждать окончания службы.
    - Между прочим, мне тоже в этом году дембель, - говоря это, подбираю с табурета свёрнутый солдатский ремень.
    - Ну, вот и готовься. И вообще, пошёл ты...
  Договорить дембель не успевает, потому что я за ножку кровати переворачиваю содержимое на пол.
  - Вот, бля!...
  Но продолжения опять не следует. Я, наотмашь, врезаю ремнём по телу, выбирающемуся из кучи барахла солдата. И он, с ловкостью обезьяны скрывается под следующей кроватью. На угрожающее движение ещё одного "дедушки" я отвечаю хлёстом по ногам. Затем переворачиваю ещё пару опустевших уже кроватей, подтаскиваю их, чтобы они забаррикадировали дверь и наматываю на руку ещё один ремень. Начинаю загонять всю толпу в угол. Но и они не лыком шиты. Открыв окна, выбрасываются наружу (благо первый этаж).
   - Батальон смирно! - доносится из-за двери. Я оттягиваю кровать от двери, открываю её и сталкиваюсь с майором.
   - Здравия желаю, товарищ майор! Случилось чего?
   - Нет. Я просто хотел помочь тебе провести подъём первый раз.
   - Нет необходимости. У нас такие послушные солдаты...
   - Знаю я, какие у нас послушные! Я уже устал слушать жалобы офицеров. Там все поднялись?
   - Так точно!
  Несколько месяцев спустя, когда я тренировал дембелей в спортзале по их просьбе, они мне со смехом рассказывали, как они инструктируют каждый вечер дневальных.
   - Мы им говорим, если на подъём придёт комбат, старшина или этот долбаный сверхсрочник ори что есть силы.

  Телепат.

  Попасть на спортивные сборы в Советской Армии было примерно то, что и получить звание Героя. В то время, когда сослуживцы тянули лямку военных будней, можно было тренироваться, ходить в самоволки, и, вообще, как можно меньше надевать военную форму. К началу всяких первенств на сборы добавлялись стареющие, но ещё находящиеся в хорошей форме офицеры. Братство спортивное приобретало разношёрстность и происходило взаимообогащение не только спортивным мастерством, но и умением пошутить, подколоть.
  Молчаливый капитан, всё свободное время проводящий с книжкой в руках, поглядел на меня и спросил:
  - Ты слышал что-нибудь о Вольфе Мессинге?
   - Конечно.
   - Я вот гляжу на тебя и вижу у тебя задатки шарлатана. Слушай сюда, есть такой трюк...
  Весь фокус сводился к следующему: на столе раскладывались три карты, я должен был, отвернувшись, подождать, пока кто-нибудь притронется к любой из них и потом угадать, какую тронули. Разгадка была в том, что карты раскладывались, как устроено лицо: глаза, нос. И, прежде чем отгадать, я должен был взглянуть на капитана, а он, в свою очередь, почесал бы задумчиво подсказку. Потом количество карт увеличивалось.
  Вечером от нечего делать весь коллектив, как обычно, трепался на все темы. Между прочим речь зашла и о сверхъестественных способностях. После того, как все повспоминали всякие случаи из жизни и прочитанное, я небрежно заявил, что у каждого есть что-то. Просто не каждый может это проявить.
   - Ну тогда ты прояви, - со смехом сказал один из присутствующих.
  - Я просто так не могу. Нужно хорошо настроиться, Чтобы другие не мешали и многое другое.
   - Ну, как всегда, - ответствовал один из моих товарищей, - Ляпнуть мы все можем, а как сделать, так в кусты.
  - Ах, так! - вскипятился я, - Тогда вот, самый простой пример!
  Я забираю карты из рук играющих, ставлю табурет на середину комнаты и объясняю присутствующим, что нужно тронуть карту, когда я отвернусь. Отворачиваюсь. И по команде участников возвращаюсь к табурету, отметив на ходу чешущийся нос капитана.
   - Вот эта.
  Всеобщее молчание. Все задумчиво разглядывают карту. Количество зрителей добавляется. Но, правда, мне оставлен большой сектор свободного пространства. Меня заставляют отвернуться ещё раз. Повернувшись, я замечаю, что у капитана чешется и нос, и глаз. Начинаю самый большой спектакль последнего времени. Наклоняюсь, обнюхиваю карты, провожу над ними руками и обиженно замечаю:
   - Мы же договаривались, трогать только одну карту. Вот эти две были тронуты.
  Всеобщее оживление, возгласы и недоверчивые лица вокруг меня.
   - А больше карт можешь?
   - Могу, - и я накидываю на табуретку с десяток карт.
   - А теперь выйди из комнаты!
   Выхожу. Жду, когда позовут. Открывая дверь, я увидел странный жест капитана. Он крутанул два пальца в воздухе, а потом не почесал, а прикоснулся к щеке. Ничего себе! Что же это означает? Мы об этом не договаривались. Тяну время, раздумывая. Прошу указать мне на того, кто прикасался к карте. Показывают. Пододвигаюсь к жертве, успевая ещё раз бросить взгляд на своего партнёра. Тот делает отрицательное движение пальцем, потом ещё раз крутанул два пальца, словно меняя их положение в воздухе и опять за свою щёку. Эврика!! Прямой взгляд в глаза того, на кого указали и сногсшибательное заявление.
   - Ребята! Я же просил не обманывать. После того, как он потрогал вот здесь карту вы её поменяли.
   Все перестали дышать. Капитан, перелистывая страницу своей книги, вытянул большой палец кверху.
   - А-а-а! - застонал один из зрителей и бросился в открытую дверь. И захлопнул её за собой.
   - Ребята! - донёсся его вопль из-за закрытой двери, - Он нас дурачит. Я сейчас гляжу в замочную скважину и отлично вижу и табуретку и карты.
    - Ну вот! - разочарованно тянут голоса, - Тоже мне экстрасенс.
  Я улыбаюсь, накидываю ещё карт и, выходя из комнаты, тяну за рукав одного из зрителей, чтобы телом прикрыл амбразуру. Когда открывается дверь, захожу и весело улыбаясь, вижу, что у капитана ничего не чешется.
  - Ну, что вы испугались? Можно было и потрогать карту. Не вижу ни одной, к какой бы прикоснулись.
  Все молча разглядывают карты, разбросанные на табуретке. Иногда кто-нибудь переворачивает одну из карт, чтобы посмотреть, что изображено на обороте. Наконец, мой тренер по настольному теннису произносит.
   - Ему кто-то из нас подсказывает. Пошли все отсюда вместе с ним!
  Когда у тебя сто десять кило веса, можно так приказать всем. Весело гогоча, срочники, молодые офицеры и я выходим из комнаты. В ней остаются только Гена и старый капитан, читающий свою книгу на койке второго яруса.
   - Заходите!
  Я жду, когда все рассядутся, подхожу, беру друга за запястье и, стрельнув взглядом на капитана, уверенно тычу в карту.
   - Эта!
  - М-м! - стиснул зубы Гена, - Этого не может быть!
   - Так, Ген, теперь тебе надо с ним выходить! Ты, кажется, ему сам подсказываешь.
  Такое трудно было вытерпеть. Здоровяк обхватил голову руками. Я посмеиваясь внутри, но стараюсь, тем не менее, внешне выглядеть усталым.
   - Ещё можно карты покласть? - спросил один из зрителей.
  Я разбрасываю почти всю колоду, отворачиваюсь, потому что меня уже не просят выйти из комнаты и... ошибаюсь. На всеобщее оживление, говорю, что сильно устал, хочу воды и нужно вытереть голову холодным полотенцем. Пока все суетятся, выполняя мои пожелания, мы с капитаном перебрасываемся взглядами, он успевает уточнить у меня к чему относятся вновь покладенные карты и я ещё пару раз угадываю правильно тронутую карту.
  Все устали. Просто сидят и подкидывают, как дрова в костёр, свои идеи по поводу фокуса. Я просто жду, что будет дальше, а капитан не отрывается от своей книги. Мой друг сидит молча и вдруг подскакивает и мешает все карты.
   - А вот так можешь отгадать?
   Я вопросительно взглянул на капитана, он слегка скорчил гримасу. Понятно. Выпутываться мне самому надо. Собираю все карты в колоду, тщательно тасую и кладу их на табурет. Протягиваю ладони к Гене и загадочно говорю.
   - Вытащи одну карту, только не гляди на неё.
  Гена повинуется. Я обхватываю его ладони своими двумя и, оглядев зрителей, произношу загробным голосом.
   - Если это не король червей, то, значит, я сильно устал.
  Гена переворачивает карту и роняет её на пол, следом я хватаюсь руками за койку, на которой читает капитан, потому что ноги меня не держат. Капитан, бросив свою книжку, отвернулся и трясётся в беззвучном смехе. На пол падает король червей!
  - Всё! Спать! - слышатся голоса, - Куда к чёрту! Второй час ночи!
  Среди ночи меня кто-то толкает. Я продираю глаза. Гена прикрывает мне рот ладошкой.
   - Вов! Ну скажи, как ты это делаешь? Я никому не скажу.
   - Капитана забыл выгнать из комнаты.
   Гена с размаху бьёт себя кулаком по голове.
   - А король?
   - Что король? Я сам чуть не офигел.

Попробовал.

  Вечно-улыбающийся сержант Кротов пришёл к сержанту Зайцеву. Большинство сержантов нашей учебной роты обладали звериными фамилиями, за что в части нас так и называли: звериная рота.
  - Ты понимаешь, Заяц, я ему говорю: щас в ухо дам, а он мне отвечает: ну и попробуйте.
  - Кто? - спросил Зайцев, посмотрев, почему-то, на меня.
  - Да этот. Мой. Тарасов.

Вова Тарасов - 20-летний деревенский, словно вытесанный из цельного куска дуба, невысокий спокойный флегмат. Он выделялся среди курсантов не только тем, что был чуть ли не одинаков в высоту и ширину, но и своим железным спокойствием.

  - Зови его сюда этого Тарасова. Сейчас воспитывать будем, - пришёл на помощь 'кроту' 'заяц'.
   Через минуту в нашем классе объявился Вова с докладом.
  - Товарищ сержант! Курсант Тарасов по вашему приказанию прибыл.
  Зайцев поднялся, вытянулся во весь рост, чтобы казаться ещё выше, и пошёл навстречу.
  - Жалуются на тебя, курсант Тарасов.
  - Не вижу причин, товарищ сержант.
  - Зато я вижу! Хочешь, чтобы я тебе урок преподал?
  - Попробуйте, товарищ сержант.
  И чем ближе подходил Зайцев, тем шире становился Тарасов, втягивая набыченную голову в расширяющиеся плечи и расставляя локти в стороны.
  - Смирно!
  - А я уж и так смирнее некуда, товарищ сержант.
  Не доходя, Зайцев остановился и растерянно оглянулся на Кротова. Тот прыснул в кулак.
  - Крот! Да пошёл ты нахрен! Учебный процесс мне тут нарушаешь. Вали отсюда! У тебя тоже сейчас урок должен быть.

  Вечером нам устраивали отбой-подъём. 30 секунд на раздевание и нырок в койку и 45 на одевание и построение. У нас получалось всё лучше и лучше. Но и постоянный состав находил всё новые извращения, чтобы вернуться к учебному процессу.
  - Рота! Отбой! И 30 минут никакого шевеления и никакого звука.
  И эти полчаса дежурный по роте крался вдоль двухъярусных кроватей, навострив уши, чтобы к чему-нибудь придраться. В этот раз койка предательски скрипнула под мгновенно-уснувшим Тарасовым.
  ;- Рота! Подъём! 45 секунд! Построение на центральном проходе!
  Мы почти справились.
  - Ты что, молодой? Приказа не слышал? Полчаса без движения!
  - Я, когда сплю, плохо себя контролирую, товарищ старший матрос.
  Со стороны, где лежали Зайцев и Кротов, послышалось сдавленное хрюканье.
  - Кротов? Это твой такой умник? Кротов?!
  - Крот, ты спишь? - спросил Зайцев.
  - Да, я сплю. И пусть только какая падла попробует меня разбудить!
  Дежурный понял, что пора тормозить.
  - Рота! Кроме курсанта Тарасова. Отбой! А ты, пошли со мной.
  Все запрыгнули в койки и затаились. За дверями раздался грохот и снова наступила тишина. Со звериной стороны снова донеслось хрюканье и сдавленный шёпот.
  - Попробовал.
  Скрипнула дверь и в призрачном ночном свете показался дневальный. Почему-то, он подошёл к Кротову и зашептал.
  - Товарищ сержант, товарищ сержант.
  - М-м-м.
  - А там товарищ дежурный лежит.
  - Дышит?
  - Так точно!
  - Налей ему воды на голову. А где Тарасов?
  - Стоит, ждёт.
  - Скажи ему: пусть идёт ложиться спать.

  Строевая песня.
  Жили мы на спортивных сборах отдельно от других военнослужащих, но правила распорядка распространялись и на нас тоже. Особенно изменения этих правил. Изменять правила могли не многие офицеры, но новый комендант гарнизона капитан Берминов этим правом обладал. Ещё на подходе к столовой мы увидели странную для жизни военных картину: прямоугольники построенных воинов подходили ко входу столовой, разворачивались и уходили обратно. Причём, подходили с песней. Пели, надо сказать, так себе.
  Быстро проведя разведку, узнали, что теперь в столовую положено идти со строевой песней. Проведя опрос между собой, выяснили, что ни одной общей песни у нас не было, потому что мы были из разных мест. Не дожидаясь, пока нас развернут от входа, мы сами покинули место события бегом. Быстро выучили песню и помчались обратно. У столовой продолжался концерт воинской песни.
  Выступающие особо не стремились продвинуться в сторону столовой, чтобы усладить уши стоявшего там Берминова исполнением песни. Поэтому, нас пропустили без очереди, жалостливо взглянув на несчастный хор из восемнадцати певцов. Загодя, мы перешли на строевой шаг, взметнув пыль на дорожке, и запели.
  Вдоль да по речке, вдоль да по Казанке
  Сизый селезень плывёт.
  Раз плывёт, два плывёт
  Левой лапой не гребёт
  Эх! Сизый селезень плывёт!
  Три деревни, два села,
  Восемь девок, один я
  Эх! Сизый селезень плывёт!
  Напор песни был таков, что мы, заодно обогнав уныло поющее чего-то патриотическое стадо местных воинов и дружно топнув, встали и наш старший 'врубая' печатный шаг пошёл на доклад.
  - Товарищ капитан! Подразделение спортивных сборов прибыло для приёма пищи!
  - Ещё раз, пожалуйста! На отходе тоже петь.
  Раз комендант просит, надо выполнять. Мы развернулись и, вдруг, за спиной услышали
  - Сержант! Вернуть подразделение и, если перепоёте этих спортсменов, то для вас тренировка закончена.
  Вот гад! Я, перекрикивая нашу песню, кричу нашему главному, что нас меньше и нам надо меньше времени на разворот. Старший врубился с пол-пинка:
  - Отставить песню! Взвооод! Круго-ом! Марш! Запевай!
  И мы, дружно развернувшись на месте, замаршировали обратно, заисполняв по-новой строевую песню про бравого водоплавающего. Шедший за нами строй скомкался, бросился разворачиваться "по науке", но мы уже орали возле ухмыляющегося коменданта. Он вытащил руку из-за спины, как бы нечаянно оттопырил кверху большой палец и показал на вход в столовую за его спиной. Приглашение было с благодарностью принято.

  Прапорщик Толя.

   Курица - не птица, прапорщик - не офицер. Но, в отличие от офицеров, советские прапорщики после своего Института прапорщиков занимали хлебные месста в Армии, вынуждая офицеров дружить с так называемыми неофицерами. Военнослужащий на личной машине никого не удивлял. Прапорщик на "Волге" - тоже. Гораздо большее удивление вызывал какой-нибудь капитан на такой же "Волге".
   Толя тоже был прапорщиком. Но охранял он то, что не могло дать ему ни машину, ни денег, ни дружбы с офицерами. Начальник склада парашютно-десантной службы. Компенсировал Толя все эти недостатки своей нехлебной должности простыми пьянками. С ним в их организации сравниться не мог никто. И все его приключения происходили по той же самой прозаической причине.
   Была у Толи собака. Простая московская сторожевая. Голова у пёсика была с ведро размером. Остальное - тоже в нужной пропорции. Кроме своих дворовых обязанностей пёс исправно выполнял ещё одну повинность: притащить хозяина домой, в случае потери им вертикальности. Обладая нужными телепатическими способностями, пёс в нужный день и нужное время обрывал цепь, которая привязывала его к будке и неспеша инспектировал маршрут возможного продвижения хозяина.
   В тот день Толя задержался с последним стаканом. И пёс, не найдя тело в пределах поселковых дорог, пересёк КПП части. Солдат протестовать не стал, когда мимо него чинно продефилировал в полумраке пёс размером с хорошего телёнка.
  - Пришёл, мой хороший! - радостно прослезился ещё державшийся на ногах Толя и даже намотал на руку волочащуюся за собакой цепь.
  - Что это такое? - раздался рядом зычный начальственный голос.
   Он принадлежал полутораметровому подполковнику, начальнику режима.
   Толя слишком резво поставил пятки вместе, что привело его к падению прямо на любимца. Скатившись с него, Толя ткнулся носом в снег и пробормотал:
   - Вот скользко, бля!
   Пёс повернул голову, посмотрел на хозяина, оценил ситуацию, как недружественную, сделал шаг к подполковнику и положил ему обе лапы на погоны. Не выдержав веса собаки, подполковник оказался рядом с Толей. Толя, помня субординацию, приподнялся на локте и, преданно глядя в глаза офицера, приложил руку к шапке.
   - Разршите иттить, трщ подполковник?
   - Идите! - согласился начальник по режиму.
   - Есть! - мотнул головой Толя и окончательно улёгся на снег.
   Пёс привычно встал над хозяином, аккуратно взял его за воротник шинели и потащил волоком по направлению к проходной.

   Семейное счастье.

   Толя добрался до дому сам. Что подвигом не считалось. Более того, было плохо. Потому что в этом состоянии Толе приходилось участвовать в скандалах с женой. Толя долго не мог понять чего хочет от него эта визжащая женщина, обещавшая ему все возможные кары от руки господней до, что было ближе и страшнее, командира части. Наконец, он получил по физиономии. И это было неправильно. Прапорщиков в Советской Армии бить было нельзя. Осознав произошедшее, Толя махнул рукой на всё, но нечаянно попал жене в глаз.
   Визг перекрыл обычные децибелы, жена схватила с вешалки платок и побежала жаловаться маме, которая жила неподалёку. Всего каких-то два километра в сторону от города. Толя пожал плечами и вдруг вспомнил про заначку. Обрадовался и стал готовить немудрёную закусь. Толя не был каким-то алкашом. Пить надо всегда либо во компании, либо с хорошей закуской, что благоприятно сказывается на здоровье.
   Тем временем, в квартире тёщи назревал ураган. Увидев фингал на лице дочери, тёща насупилась и стала надевать шубу. Наорав, между делом на мужа, чтобы не путался под ногами. Два километра для разъярённой фурии - не расстояние. И уже через несколько минут Толя, сидевший на кухне напротив окна, увидел спешащую на свидание тёщу. Вежливо открыл дверь позвонившей и чуть не упал от того, что ему в физиономию вцепились пальцы его ближайшей родственницы. Обидевшись на возможность повреждения целостности кожного покрова, Толя отнял руки от лица, переложил их в одну свою ладонь, а второй целенаправленно ткнул туда, откуда выплёскивалась сама ярость.
   Тёща спорить не стала и тут же с повышенной скоростью покинула квартиру молодых. Вернувшись домой, она выместила на муже всю невысказанную боль за молодое поколение, за промахи семейной жизни, за будущие прегрешения и выставила супруга за дверь, выкинув ему следом пальто и шапку с пожеланием привести междусемейные отношения в порядок. Это совпадало с желанием оскорблённого тестя и он тоже поспешил по тому же маршруту, который уже освоили его домочадцы.
   Толя, с залепленной мокрыми бумажками физией, опять сидел на кухне и в окно увидел... Конечно. увидел своего любимого тестя, который спешил к своему любимому зятю. Ещё до того, как зазвенел звонок, Толя распахнул дверь и отвёл ударную руку назад. Тесть произвёл в уме необходимые вычисления с такой скоростью, что ему могла бы позавидовать самая современная электронно-вычислительная машина. Трансформировал положение рук из положения "атака" в положение "давай обнимемся".
   - Толик! Сынок! Ну какой же ты молодец! Я с этой дурой тридцать лет! Ни разу пальцем! Столько крови выпила!...
   Единение продолжилось на кухне. Хватило на двоих. Причём, Толя честно отдавал товарищу по несчастью больше, чем потреблял сам. Пообнимавшись и полобызавшись, расстались. Хотя Толя и хотел проводить тестя до самого его дома. Но тесть по-военному приказал сыну лечь спать, чтобы приготовиться к завтрашнему дню службы для нашей любимой Родины. И немного нетвёрдым шагом добрёл до покинутых представителей лучшей половины человечества, которые сидели, утешая друг друга. На звук открываемой двери тёща прыгнула как тигрица.
   - Ну что? Дал ему как следует? Чего молчишь, дубина стоеросовая? Да ты сам пьян!!!
   Супруг молча снял с плеча половину пальто, посмотрел на уже набравший цвет синяк на глазу у супруги, нехорошо осклабился и дал освободившейся рукой в незакрашенный глаз своей половины. Последовавшая реакция удивила только их дочь. Потому что мама вдруг завизжала, и набросилась на неё, пытаясь ударить чем попало и при этом приговаривала.
   - Бестыжая! Дура! С мужиком своим разобраться не можешь! Из-за тебя наша жизнь кувырком сегодня пошла! Тридцать лет....
   Семейное счастье Толи было восстановлено всерьёз и надолго.

  Усы.

  Потерны - флотское название. И нас, уже в который раз, вывозят из учебки на загрузку этих самых потерн всякой съедобной штукой. Тут и бочки с селёдкой, и ящики с капустой, и копчёная колбаса, и штабеля с тушёнкой, сгущёным молоком и, даже, банками экзотических лягушачьих лапок французского производства, без которых эффективность нашего Краснознамённого Флота могла резко понизиться.
  Таскаем уже не первый час. И конца и края не видно этим открытым вагонам и хайло подземелья обречённо глотает и глотает эту нескончаемую вереницу военнослужащих, несущих, катящих, тянущих.
  Голодные курсанты прихватывают кусочки того, что носим: то ломтик капусты, то селёдочку, то колбаску. Я стоически терплю, потому что знаю: на обед из части привезут жратвы от пуза.
  Обед.
   - Если откроешь этот бачок руками, то твоя взяла. А, если нет, то сбреешь усы, - заявил мне Зайцев.
  Мои так называемые усы были его головной болью. Все курсанты покорно скоблили пух на губах по первому же приказанию и только я отказывался это делать, мотивируя это отсутствием в Уставе нормы, требующей заставлять начать бриться.
  Бачок я не открыл, потому что медведеподобный Зайцев затянул барашки чумичкой, как рычагом, сказали мне потом мои товарищи.
  На обед был горох со свининой - одно из любимых моих блюд. И, настолько же, нелюбимым для многих моих коллег. Я с сожалением смотрел, как они разбрасывали по кустам попадающиеся жирные куски. Наконец, все отвалили и я в гордом одиночестве навалил себе добавки из одной свинины.
  - Так! Подъём и за работу! По дороге перекурите, - скомандовал взводный. Я со вздохом отставил почти половину чашки с едой.
  - Ты ешь, ешь, - остановил меня Зайцев, - Если хочешь, ещё накладывай.
  Пришлось подчиниться. Комвзвода, лениво развалясь на травке, покуривал медленными и глубокими затяжками папиросу и добродушно взирал на меня.
  В очередной раз, запустив ложку в миску, я вытащил огромный кус варёного сала. Зайцев насторожился. Я осмотрел кусочек со всех сторон, выбирая место, и вонзил в него мои челюсти.
   - И-и-эп! - судорогой изогнуло тело сержанта и он, отвернувшись от меня, смачно выблевал свой обед на траву.
   - Ты это..., - в промежутках между омовениями физиономии выдыхал Зайцев, - Ты ешь... Не стесняйся... Только усы, всё равно, потом сбреешь.

  Караул.

  Сержант окинул нас взглядом. После всех приготовлений, построений, разводов, приёмов и сдач мы, наконец, воцарились в караульном помещении. Наш первый караул.
   - Значит так... если кто думает, что можно будет покемарить на посту, то пусть заранее приготовится, что его будут потом иметь во все дыры, если жив останется. Вы слышали слово 'халулай'?
   - А! Это там, где эти..., - встрепенулся один из нас, местный.
   - Они самые, - подтвердил сержант, - Это - морские разведчики. И они развлекаются тем, что воруют часовых с оружием с постов. Им так разрешают тренироваться. Потом они кормят печеньками пленных, а, когда эти пленные возвращаются обратно, командование вынимает печеньки обратно без хирургического вмешательства. Новость нас не обрадовала.
   - А они всех подряд воруют? - спросил я, - Или выбирают специально маленьких или больших?
   - Хм! - задумался сержант, - Наверное за больших им лучше оценки ставят. Но я точно не знаю.
   Прибыв на пост, я первым делом осмотрел его со знанием дела бывшего игрока в 'войнушку'. Нашёл слабые и сильные места в обороне, потом приготовил в укромных местах несколько больших, размером с гранату, камней. На этот пост патронов не давали и нужно было 'охранять' его лишь с карабином. Чувство оружия было слишком слабой помощью в борьбе со страхом, в чём я убедился, когда часовой первой ночной смены мне сдавал объект и пожаловаля на подозрительные шорохи в лесу. Мне эти шорохи были не страшны, потому что я умел отличать шорох мыши или змеи от шагов человека. Шаги человека раздались поздно после полуночи. Недалеко от объекта вещевых складов проходила протоптанная тропинка. Куда она шла, я не знал. Приникнув к земле я попробовал посчитать идущих. Насчитал четырёх.
   - Стой! Кто идёт?
   - Кому надо, тот и идёт.
   - Стой! Стрелять буду!
   - Я тебе сейчас постреляю!
   Передёрнутый затвор в темноте обладает хорошим останавливающим действием. Я, воспользовался ошеломлением 'противника' и переместился поближе к тропинке, здраво рассудив, что никому в голову не прийдёт такой нелогичный маневр. На тропе стояли матросы в форме и пытались совещаться, одновременно взывая к моей совести.
   - Послушай, мы тут из дома отдыха, на танцах были.
   - Откуда этот придурок здесь взялся?
   - Да это - курсанты из учебки, что внизу.
   - Слышь, часовой, ты нас пропусти, мы сейчас быстренько пройдём и больше не будем этого делать.
   - А патроны у него есть?
   - Я откуда знаю, пойди проверь.
  Отползая обратно, я остановился под защитой забора из колючей проволоки, прикрывшей меня со спины. Поставил ладошку перед ртом и начал речь.
   - Внимание! Слушай приказ: дистанция - четыре метра, руки держать перед собой на уровне головы, по одному бего-ом. Марш!
   Народ не заставил повторять два раза. Проскочив опасный участок, они загомонили издалека, обрадованные тем, что всё кончилось.
   - Ну, всё, молодой! Ты завтра за это ответишь!
   - Узнаешь, где раки зимуют!
   - Вешайся, салага!
   Наступило завтра. Никто не призывал меня к ответу. Про раков тоже не было никаких новостей. И лишь ближе к обеду, когда начальник караула проснулся после положенного ему дневного сна и поговорил с кем-то по телефону, он радостно заржал и заорал на всю караулку:
   - Кто это подводников ночью напугал? Жалуются на четвёртый пост.
   Но я в это время был на посту и не смог ему ответить. Все решили, что подводников напугали морские разведчики.

  Шефская помощь.

   Приближалась осень. Со всё более успешными овладениями воинскими специальностями курсанты всё больше работали в подшефных организациях, зарабатывая средства на обустройство всяких там ленинских комнат и прочих малярно-красочных наглядных агитаций. Дошло дело до того, что на работу отправлялся только пожелавший взвод, потому что нежно дремать в классе под пересвист морзянки было несравненно приятнее, чем разгружать вагоны на станции с лесо-материалом, например.
   В тот день нам досталась разгрузка яблок. Погрызли немытых витаминчиков и в конце работы старшая смены на складе предложила нам набрать яблок с собой. Пожалуй, она на всю жизнь запомнила,, сколько яблок умещается за пазухой в неушитое флотское х/б. Рота обожралась. На следующий день другой взвод отправился на разгрузку вагонов. Мы целый день гадали, что же принесут они к вечеру. Хорошо бы каких других фруктов. Груш, например.
   Вместо фруктов в расположение роты принесли взвод. Оказывается, можно в усмерть упиться шампанским. Злобно-завидующий постоянный состав роты отменил все подъёмы и отбои в казарме блоагоухающей благородным винным запахом.
   - Товарищ прапорщик! - донеслось из строя на разводе на следующий день, - Ну почему одни курсанты ходят помогать шефам? А постоянный состав только тянет службу.
   Справившись с удивлением, старшина роты сформировал команду из одних старослужащих и свободных сержантов.
   Вечером мы 'летали' до половины второго ночи после того, как наши старослужащие весь день разгружали вагоны с бутилированой минеральной водой 'Ласточка'.

  Не антисемит.

   Когда постоянному составу учебной роты хотелось зрелищ, они все вместе импровизировали, изобретая всё новые и новые способы 'поучить' курсантов. В эту ночь мы шагали и пели, пели и шагали. Уже давно прошло время официального отбоя, а мы всё никак не вписывались в понятие образцовой строевой подготовки в воображении наших сержантов.
   Наконец, они придумали ещё одно новое упражнение: рота из колонны по восемь должна была пробежать через одностворчатую дверь и, заскочив на второй этаж, построиться на вечернюю поверку. Если сержанты догоняли последнего, то всё начиналось сначала. Зам старшины роты сержант Зейферлинг решил поучаствовать в нововведении. Встал на пути бежавшей роты. Первые, узрев препятствие, шарахнулись в стороны, обтекая гордо возвышающегося над строем сержанта. Я, находясь в задних шеренгах и стараясь не сильно забегать вперёд, но и не оставаясь среди последних, естественно, старался обозревать тылы, будучи уверенным, что впереди всё уже разведано. Воткнувшись во что-то мягкое и пробежавшись по нему, по-прежнему, глядя назад, я с удивлением обратил внимание на то, что сержанты перестали нас преследовать и бросились поднимать двухметроворостого Зейферлинга, который изумлённо таращил глаза мне вслед.
   Мои товарищи построились вместе со всеми и шипели от злости на меня, ожидая новых репрессий. Прихрамывая, по лестнице поднялся заместитель старшины роты и подошёл ко мне, взирая с высоты своего роста. Хмыкнул и пошёл к себе в кондейку.
   - Он не антисемит, Зейферлинг, - заржал ему вслед Зайцев, - Он, просто, тебя не заметил.

  Спорим на компот!

   В детстве я увидел в каком-то фильме трюк по забиванию гвоздя голой рукой в доску. Потренировался и научился этому трюку. Как-то мои товарищи по службе увидели, что я вколотил таким образом найденный гвоздь в пожарный щит, чтобы повесить на него одежду. Быстро сообразив полезность этого умения, они спорили с курсантами сначала других взводов, потом других рот на то, что покажут кадра, который голой рукой насквозь пробьёт гвоздём пятисантиметровую доску на скамейке в курилке.
   Спорили, естественно, на компот из чипка. И всегда выигрывали.

  От-ить!
   Скорее всего, у старлея были какие-то нелады по службе. А может быть и дома. Потому что он всегда, когда дежурил, искал возможности поймать нас на самоволке или на том, что мы не спим ночью. Причём, делал он это своеобразно: заходил в кубрик, включал фонарик и ходил, освещая сначала табличку с фамилией на койке, а потом светил прямо в лицо спящему пока тот не просыпался.
   Нам надоело. Вечером мы налили воды в оцинкованый таз и придвинули его к двери. Настало время. Старлей приоткрыл дверь и смело шагнул вперёд, запнулся о таз, упал, выставив руки вперёд, попав ими прямо в подвинутую пинком шайку.
   - От-ить! - прозвучало с пола. Но никто 'не проснулся'. И старлей ушёл.

  Близнецы.

   Был в недрах нашего министерства обороны какой-то гуманный приказ о том, что братья-близнецы должны служить вместе, дабы не приобрести необратимых психологических проблем из-за отсутствия родного существа, к наличию которого рядом один из них (любой) близнец привык ещё до рождения. На то, что близнецы зачастую сдавали экзамены и зачёты друг за друга уже давно не обращали внимания, потому что обороноспособность страны от этого только выигрывала. Хуже было с другими действиями, не связанными с защитой родины. В нашей роте было три пары близнецов.
   Старшина роты, наплевав на вышеупомянутый приказ, отправил одну пару братьев на работы за пределы части в разные места. И надо же было такому случиться, что возвращались они примерно в одно время.
   Дежурный по части сидел и от нечего делать читал книгу на КПП (контрольно-пропускной пункт). В окошке показалось лицо советского военнослужащего.
   - Товарищ капитан! Матрос такой-то был там-то, разрешите пройти!
   Капитан лениво махнул рукой, что было правильно понято воином. Через минут десять перед окошком возникло тоже самое лицо.
   - Товарищ капитан! Матрос такой-то был там-то, разрешите пройти!
   Капитан задумался. Потом принял какое-то решение и снова махнул рукой. Близнец, уходя от КПП через плац вдруг оглянулся и увидел капитана, который, высунувшись в окно, смотрел вслед. Быстро поняв ситуацию, воин сделал крюк, перескочил через забор в другом месте и снова появился перед окошком.
   - Товарищ капитан! Матрос такой-то был там-то, разрешите пройти!
   - А-а! Зараза! Издеваться! - капитан пинком откинул дверцу в барьере и выскочил из дежурки, - Сейчас я с тобой разберусь. Какая рота? Кто командир?
   За руку притащил близнеца в роту и заявил заместителю старшины, что этот гад над ним издевается, проходя раз за разом через КПП. Замстаршины успокоил офицера, объяснив, что это - один из близнецов.
   -А! - согласился капитан и пошёл на выход. Взялся, было, за дверь и отдёрнул руку,
   - Близнецы?! Там же их трое было!!!
   - Вполне возможно, товарищ капитан, - успокоили его, - У нас их шесть штук.
   - Вот дурдом! - прокомментировал капитан и оставил попытки выяснить истину.

  Вот дурак!

   Генерал-майор Портянченко шутить любил. Но с шутками или без них он всегда оставался генералом. Замкомандующего и с ним не поспоришь. Сказал, что крокодил летает, значит, так должно и быть.
   Но в этот раз генерал сказал не про крокодила. Он сказал, что объявляет тревогу. Это было хуже. Греющие пузо лётчики бросились на поиски всех возможных колёс, чтобы побыстрее вернуться в посёлок, откуда можно было, сменив пляжные трусы на форму, помчаться на аэродром, с которого постоянно взлетали сочетания сигнальных ракет, объявляя тревогу. Зам сидел в 'уазике' командира полка и весело смеялся, глядя на разгром, учинённый им на песчаном берегу речки. Затем он панибратски хлопнул по плечу водителя машины.
   - Поехали на аэродром. Через дырку. Поглядим, сколько времени потребуется нашим бравым лётчикам для явки на боевое дежурство.
  Но в дырке, через которую легально и не очень ездили напрямик все военные жители посёлка, стоял часовой. Водитель остановился.
   - Чего встал? Поехали!
   На зарычавший было мотор часовой среагировал срыванием карабина с плеча.
   - О, нихрена!
   Генерал-майор выглянул через по-летнему пустую дверцу.
   - Сынок! Я - генерал. Видишь?
   - Так точно, товарищ генерал!
   - Значит, пропусти.
   - Нельзя. Начальник караула сказал никого не пускать.
   - Матрос! Я - заместитель командующего авиацией и приказываю пропустить меня на аэродром!
   - Нельзя, товарищ заместитель командующего.
   - Как нельзя? Бля!!! Звони начальнику караула!
   - Телефона нет, товарищ генерал.
   - О-о! Вот попал! Матрос, ты веришь, что я генерал?
   - Не знаю, товарищ генерал. Если начальник караула скажет...
   - Он уже ничего тебе не скажет, как только я до него доберусь...!, - генерал покосился на шофёра, который делал вид, что его сильно интересуют показания приборов за баранкой, - Сколько времени нам нужно на объезд?
   - Час, товарищ генерал-майор.
   - Я дурею! Час. Эй, часовой, сынок, поди сюда. Вот, смотри: у меня погоны. Я - генерал-майор. Мне на аэродром надо. Пропусти.
   - Нельзя, товарищ генерал-майор.
   - А-а-а! Товарищ матрос! Я вам приказываю пропустить заместителя командующего к его самолёту!
   - Нельзя!
   - Во даёт! Вот это служба! Вот это выучка! Сынок, подойди ко мне. Я тебе что-то скажу.
   Потерявший бдительность солдат подошёл вплотную к машине. Генерал махнул рукой, захватывая берет на голове часового и с силой нажимая на него, повалил часового на задницу.
   - Гони!!!
   Вслед помчавшейся машине ударил выстрел, затем второй. Уазик, петляя, пересёк взлётную полосу и скрылся за ближайшим капониром.
   Генерал поднял голову, поглядел на дырку в тенте над головой, потом обернулся назад и обозрел вторую в задней части машины.
   - Вот дурак! Чуть генерала не убил.
   Добрался до стартового пункта и позвонил в караулку.
   - Начальник караула? Приказом заместителя командующего авиацией объявляю отпуск 10 суток с выездом на родину часовому, который стоит на посту у дырки в заборе. А вам - выговор, за то, что вы приняли караул с повреждением ограждения аэродрома.

  Обознался.

   Военный был очень малого роста и, чтобы он не комплексовал, на метеоцентре его звали по имени-отчеству. Тем более, что его имя и отчество совпадали с именем и отчеством заместителя командующего.
   В тот день произошли несколько невозможных совпадений. На центр был прислан новый служащий, который был не в курсе жизни. И именно в этот день в зал центра заявился генерал-майор Портянченко. Звякнул телефон.
   - Ну-ка дай мне этого долбаного Ивана Афанасьевича.
   Офигевший матрос протянул трубку генералу.
   - Вас...
   - Да? Я слушаю.
   - Ты где, бля, шарахаешься, зелень пузатая? Хватай карандаш, придурок, пиши метео.
   Генерал хмыкнул и передал трубку военному, что сидел за столом. Тот привычно начал наносить данные на бланк. Генерал дождался, когда карандаш перестанет писать и выхватил трубку из руки матроса. Из неё донеслось:
   - Только скажи, охломон, что не успел записать. А теперь представься как положено. Кто принял телефонограмму?
   - Генерал-майор Иван Афанасьевич Портянченко.
   - О-о! Бля, тебя уже в звании повысили! Упал и отжался.
   Генерал опять хмыкнул. Подошёл к столу дежурного по центру, провёл пальцем по списку абонентов, и покрутил диск телефона.
   - Здравствуйте, товарищ капитан. Портянченко беспокоит. Да-да, здравствуйте. Я тут случайно узнал, что с вашего объекта плохо передают телефонограммы на центр. Вы не могли бы проконтролировать проведение дополнительных занятий с личным составом по изучению инструкций?

  Взаимопомощь.

   Генерал был такой сволочью, что вторую такую в радиусе многих километров не найти. Каким-то боком он касался нашей бригады и регулярно приезжал с так называемыми проверками. Скорее всего, его просто выгоняла из дому генеральша. И он жил в нашей гостинице неделями, питался в нашей столовой. Причём из солдатского котла не ел. Брезговал. Просто каждый день заказывал прапорщику, заведующему столовой, того, чего ему хотелось бы откушать. Прапор со слезами жаловался нам, что уже и сам не может взять продуктов домой, потому что эта толстая скотина сжирает по курочке в день. Насытив своё чрево, генерал усаживался в беседку посреди части, рядом с помещением дежурного и устраивал себе развлечения в виде чтения нотаций какому-нибудь офицеру, на свою беду посмевшего пройти неподалёку. Весь офицерский состав передвигался по части короткими перебежками, от одного угла к другому. Либо обходили опасное место через автопарк. И только солдаты веселились, глядя на эти новации.
  Принесли черти этого генерала и на наши учения. Привычек он менять не стал. Закусив курочкой, опять сел в центре лагеря и ловил зазевавшихся офицеров. Я иду по своим делам и вижу группу офицеров, спрятавшихся за толстым деревом и мрачно переговаривающихся. Подхожу и выясняю, что генерал поймал опять офицера и "беседует" с ним, а они как раз хотели выкушать немного огненной воды из старых запасов.
   - И сколько уже беседуют? - спрашиваю.
   - Полчаса уже. И конца этому не видно. Хрен ли этому козлу, чем заниматься!
   Я выглянул из-за дерева. Генерал, помахивая ладонью чего-то вешал на уши вытянувшемуся перед ним подполковнику. Дай, думаю, отличусь. И прошу офицеров дать мне какую-нибудь красную папку. Нашли. Затем снимаю свои погоны (наша полевая форма это допускала) и отправляюсь бегом к центру поляны. Генерал оживился сменой декораций и поднял вопросительный взгляд мне навстречу. Я, не представляясь, бросаю руку к околышу.
   - Товарищ генерал! Штаб округа подполковника в секретку, - и, небрежно, большим пальцем показываю на вытянувшегося по стойке смирно офицера.
   - Разрешите идти, товарищ генерал?! - рявкает подполковник.
   Получив разрешение, мы крутанулись на каблуках и с места взяли крупной рысью. Скрывшись за бугром, я хватаю подполковника за полу бушлата.
   - Стоять, товарищ подполковник! Это была шутка. Народ там ждёт.
   Тот протаскивает меня по инерции метра три. Останавливается, соображает и с размаху врезает ребром ладони по стволу дерева. Смеясь, мы присоединяемся к тем, что были в засаде. Некоторое время офицеры возмущённо обсуждают тему и затем подполковник протягивает мне руку.
   - Спасибо, Володя! Ну, сука! Я ему сейчас покажу! Ты с нами примешь на душу? Приглашаем.

   - Не, народ, я не пью.

   Через полчаса в лагере поднялась суматоха. Забегали солдаты в полном снаряжении, заревели моторы, а затем колонна выдвинулась из лагеря на большой скорости по разным направлениям, забыв генерала с его автомобилем, который, к тому же, категорически отказывался заводиться, не смотря на то, что два солдата по очереди крутили ручку. Генералу было лень пройти сотню метров пешком до уезжающих, чтобы спросить, что случилось, а посланный солдат, вернувшись, сообщил, что его послали на три буквы. Ужинал в этот день генерал гораздо позже.
  Оскорбление.
   Штабные офицеры и прапорщики стояли на разводе штаба. Это такое мероприятие, где командиру удавалось увидеть всех своих управленцев трезвыми и непомятыми до того, как они попрячутся в своих кабинетах или других, принадлежащих им заведениях, в раздумьях, чем подсластить очередной день, защищая Отечество.
   В отличие от солдатского строя в первой шеренге стояли не молодёжь, а самые старые и уважаемые лица. Во второй же переминались с ноги на ногу так называемые не уважаемые. Время было раннее, занудные рассуждения командира части и начштаба их не особо интересовали. Возраст позволял ещё делать шутки, равнозначные средней школе. Да, ко всем тому, до открытия магазина было довольно много времени.
   Рассказав последние новости и анекдоты, молодые прапорщики обратили внимание на старого прапора, стоявшего впереди них, с руками, сложенными за спиной. Он был самый старый прапор нашей части. И знал командира ещё лейтенантом. Поэтому и мог себе позволить такую вольность. Даже, по команде "Смирно", он не размыкал рук, а только слегка приподнимал подбородок.
Перемигнувшись, один и молодых прапоров расстегнул ширинку и, дождавшись последней команды "Равняйсь! Смирно!", вложил содержимое в руку старому прапорщику. Тот машинально сжал ладонь, не поняв, что ему положили, перехватил несколько раз пальцами и, только по последовавшей команде "Вольно! Разойдись!" повернулся поглядеть, что это такое несдвигаемое ему дали. Отдёрнул руку и захлебнулся воздухом от возмущения и вида двух покрасневших от натуги, чтобы не засмеяться громко, прапоров, один из которых методично продевал пуговицы в петли.
   Большая часть офицеров уже удалилась и тут хохот вырвался наружу, добив и без того невысокое моральное состояние старого служаки. Когда же он брезгливо бросился к газону вытирать ладонь, прапорщики, еле держась на ногах, поспешили по своим служебным делам.
   Старый прапор добежал до кабинета командира части, но в приёмной не нашёл ничего умнее, как сказал, что ему нужно по личному делу. Был тут же просветлён по части Уставов ВС СССР. Прежде всего, надо было обращаться к своему начальнику. Делать нечего, пошёл к майору, заведующему отделом.
   - Товарищ майор меня оскорбили действием!
   Майор задержал дыхание, расслабил галстук, оттянул ворот рубашки, приподняв одновременно выпяченную нижнюю челюсть. Все эти процедуры позволили ему остаться невозмутимым. Затем он выпил воды из графина и произнёс:
   - Будем докладывать об этом по команде.
   И повёл несчастного прапора к начальнику штаба. Оставил его в приёмной и вошёл в кабинет. Минут через двадцать старый хрыч не выдержал и приоткрыл дверь молчаливого кабинета. На столе лежали в бесшумной истерике два старших офицера, махая друг на друга руками, чтобы не шуметь.
   Прапорщик злобно хлопнул дверью, плюнул на пол и ушёл.

 Ваша оценка:
Связаться с программистом сайта.

Новые книги авторов СИ, вышедшие из печати:
О.Болдырева "Крадуш. Чужие души" М.Николаев "Вторжение на Землю"

Как попасть в этoт список
Сайт - "Художники" .. || .. Доска об'явлений "Книги"