Когда-то давно жил я в Сан-Франциско, снимал маленькую обшарпанную комнатушку на мансарде, под самой крышей.
Моей соседкой по квартире оказалась одинокая старуха с длинными белыми волосами, такими, что их густоте могли позавидовать и молодые женщины. Стены были словно из бумаги, и по ночам, возвращаясь после выступлений, я слышал, как старуха ворочается в кровати, бормочет что-то себе тихонько. Я засыпал, но вскоре просыпался из-за скрипа половиц - она ходила, мучаясь бессонницей, спорила сама собой о чем-то в темноте.
Однажды мы случайно столкнулись на лестнице. Я - в своем сценическом костюме, обсыпанный блестками, но увы, не деньгами - помог ей донести сумку и поинтересовался, зачем она обрезала свои великолепные волосы?
Старуха долго молчала, но потом пригласила меня на кухню и за чашкой липового чая с темно-янтарным медом рассказала, что продала их одному человеку. Я не удивился - видел подобные объявления в парикмахерских, но она покачала головой и сказала, что продала их совсем не для париков.
На соседней улице жил ее внук - молодой парень с дурным нравом и криминальной историей, который не раз попадался полиции. Да и теперь он отсиживал в тюрьме очередной срок. Жизнь у него была несчастливая: ни друзей, ни любви, ни силы воли, чтобы отказаться от легких денег и перестать воровать у прохожих.
Старуха рассказала мне, что долго пыталась понять, как помочь единственному внуку.
И вот однажды, пару дней назад, когда она кормила голубей остатками заплесневелого хлеба, к ней подошел молодой господин и спросил, есть ли у нее на сердце какая тяжесть?
Почему-то она рассказала ему, как сильно волнуется за своего внука, что ничего-то у него в жизни хорошо не выходит, и даже прогулялась с бойким господином до его магазина рядом с трамвайной остановкой.
Он усадил ее на единственный стул и сделал комплимент волосам - длинным, густым, струящимся подобно шелку. "Спасибо, - произнесла она, - это моя единственная гордость". Господин поправил свой полосатый галстук и предложил ей сделку. "Продайте мне вашу гордость, - попросил он. - я дам за нее хорошую цену".
Но старухе было жалко расставаться с волосами, последним напоминанием о ее юности.
Тогда господин ненадолго задумался. И сказал, что если она продаст ему их, то он сможет сделать ее внука добрее.
"Как так? - удивилась она. - Ведь это невозможно!" Господин поманил ее в глубь лавки и показал ряд полок со стоящими на них банками. Внутри каждой находилась перламутровая жидкость. На большой банке в верхнем ряду было написано "Добро", а на соседней - "Счастье".
"Попробуйте, - предложил он, доставая вторую банку, - и тогда вы убедитесь, что я не вру. На самом деле, я не умею врать".
Старуха с опаской открутила крышку, взяла маленькую серебряную ложку с длинной ручкой, которую он ей предложил, зачерпнула самую чуточку и попробовала на язык...
Внезапно она очутилась на залитой солнцем лужайке, под маленьким грибным дождиком, а к ней, сияя улыбкой, бежал муж, держа в руках леску от воздушного змея. Ее рыжие волосы развивались на ветру, щекотали лицо, а воздух пах цветами и травой...
И вот она снова стояла в магазине с замершей у рта ложкой, белые волосы покрывали спину, словно тяжелый плащ. Но где-то в глубине ее души поселился кусочек солнечного утра, сделав окружающий мир намного светлее.
"Я отрезала их, - сказала она мне, - большими черными ножницами и продала свою гордость господину в полосатом галстуке. Я не жалею".
Старуха рассказала, что, придя домой, она испекла пирог с черникой и добавила туда три капли перламутровой жидкости из пузырька, что дал ей хозяин лавки. Потом пошла в тюрьму, отстояла долгую очередь, которой, казалось, не будет конца, и угостила внука.
Я спросил у нее, изменилось ли что-то после.
Она отпила еще чая и ответила, что получила письмо. Раньше он никогда не писал. Завтра, сказала старуха, она снова пойдет в ту лавку.
Когда мы разошлись по своим комнатам, я долго отрабатывал новый фокус, но никак не мог сосредоточиться. Мои мысли блуждали по городу и я не заметил, как задремал, сидя на диване. Мне приснился магазинчик с огромными ножницами на прилавке.
Вечером следующего дня я постучал в ее дверь. Мне никто не ответил, но я слышал, как она тихо что-то напевала и стал звать ее по имени, все громче и громче. Затем, взволновавшись не на шутку, отворил дверь и зашел внутрь.
Старуха сидела ко мне спиной и что-то вязала, на полу в корзинке лежали несколько разноцветных клубков ниток. Я спросил, все ли у нее хорошо, сначала она не расслышала вопроса, но потом, когда я повысил голос, ответила, что да, так и есть, просто сегодня она отдала господину в полосатом галстуке свой слух. Не весь, а ровно столько, сколько стоит пара капель честности. "Я не жалею", - повторила она. И улыбнулась.
В конце недели я увидел старуху на скамейке перед подъездом. Рядом лежала черная трость, краешком юбки она протирала очки с очень толстыми стеклами. Мое сердце сжалось, и я понял, что не могу больше молчать, не могу отпустить ее снова в чертову лавку. Но как я ее не уговаривал, какие бы слова не подбирал, наклонившись близко-близко, чтобы она услышала, старуха только кивала и повторяла: невелика цена за ум и благородство.
На следующий день я повесил костюм фокусника в шкаф, надел как можно более неприметную одежду и караулил ее, сидя в своей комнате и прислушиваясь, когда она выйдет из квартиры. Я следил за ней до самого парка, но потом она будто исчезла, раз и нету! Я нигде не мог ее найти, спрашивал всех вокруг о старухе и маленькой лавке с хозяином в полосатом галстуке. Но в тех магазинчиках, куда меня посылали, не оказалось никого похожего.
Через несколько часов, отчаявшись, я вернулся домой и нашел ее там. Старуха погладила меня по голове, сказав, что я не смогу проследить за ней, если она того не захочет. Так обещал господин в полосатом галстуке.
"Я думал, вы отдали свой голос!" - вырвалось у меня. "Нет, - ответила она мне, - голос останется со мной, ведь для совершения сделки необходимо устное согласие". Я побоялся спросить, что она отдала теперь и что получила взамен, а сама старуха так ничего и не сказала.
Больше я не выступал. Сколько-то денег у меня еще оставалось и я взял за правило провожать старуху в парк и ждать ее около фонтана, чтобы довести до дома. Однажды она забыла свое имя и я понял, что он забрал ее память. Не всю, конечно, ведь моментами старуха вспоминала и узнавала меня. На какое-то время. Как ни странно, своего внука она помнила очень хорошо, хотя, возможно, так и было задумано господином в полосатом галстуке. Чтобы ей было ради кого приходить и заключать новые сделки.
В тюрьму мы тоже ходили вместе. Но человека, ради которого старуха отрезала от себя по маленькому кусочку, я так и не увидел - она была против. Перламутровую жидкость из пузырька старуха теперь выливала на пирог из ближайшей булочной, поскольку не могла вспомнить, как надо печь. А я, к сожалению, никогда не умел готовить.
Заканчивалась осень, заканчивались мои сбережения. Я не знал, как мне дальше жить без выступлений, но и бросить старуху не мог. Пока в один дождливый день, после того, как я помог ей одеться и захватил свой красный зонт с торчащей спицей, она не попросила проводить ее до самой лавки.
Я решил для себя: как только будет возможность, положу сделке конец.
Возможно, я смогу предложить что-то взамен, что заинтересует господина в полосатом галстуке. Возможно, мне придется ему угрожать. А если не помогут уговоры и угрозы... Что ж. Я сказал старухе, что забыл дома перчатки, и попросив ее минуту подождать за дверью, нашел небольшой нож и спрятал во внутреннем кармане куртки.
Затем мы наконец-то прошли весь путь от парка до дьявольского магазина. Сколько раз я представлял себе этот момент! Но все оказалось просто и как-то блекло. Вывески с названием у магазинчика не было: просто грязная витрина, а за ней смутные очертанья крохотного помещения. Старуха переступила через порог, постукивая тростью перед собой, сжала мой локоть.
Еще на улице я как можно незаметнее вынул нож и спрятал его за спиной. Господин в полосатом галстуке подмигнул мне из-за прилавка, хотя миг назад его там не было, и поставил перед собой на стол маленький пузырек. Казалось, он совсем не удивился, увидев меня. "Вот то, что вы просили", - сказал он старухе. Он говорил негромко, но она его услышала.
"Новая жизнь! - воскликнула она и по лицу ее потекли слезы. - Совсем новая для моего Френсиса..."
Я увидел, как она протягивает дрожащую руку к пузырьку, как растягиваются в змеиной улыбке губы хозяина лавки, как в его глазах появляется алчный блеск... И если у меня оставались еще какие-то сомнения насчет моих действий , то они испарились. Я понял, что он не остановится и погубит еще множество жизней, если ничего не предпринять.
Я бросился вперед, мысленно уже видя, как лезвие входит в тело хозяина лавки, как рот в обрамлении тонких усиков раскрывается в крике боли. Я никого раньше не убивал, никому не хотел причинить настоящего вреда, но в тот момент жаждал его смерти более всего на свете.
Он только глянул на меня и я застыл, как мошка в сиропе, нож выпал из онемевших пальцев. "Это мой дом, - усмехнулся господин в полосатом галстуке, не обращая внимания на вскрикнувшую от страха старуху. - Мои правила".
Потом он перевел взгляд на нее: "Сделка есть сделка", - сказал.
"Только отпусти его!" - взмолилась она. "Конечно, - легко согласился он, - но сначала дело".
Я тем временем стоял в той же позе, словно объемная фотография бегущего человека, молчаливая и бесполезная. Господин в полосатом галстуке подвинул пузырек чуть ближе к старухе. "Новая жизнь, новый шанс - самое дорогое в моей лавке, - сказал он. - Я беру за него высочайшую цену - первый вздох или последний".
"Я отдам тебе последний вздох", - прошептала старуха и вытерла слезы. Она обернулась ко мне и улыбнулась, сморщенная, словно печеная яблочко, с неровным коротким ежиком белоснежных волос. Я мысленно кричал от страха за нее, но не в силах был помешать.
"Вот и все, - немного грустно сказала она. - Только пусть это будет не напрасно. Передай Френсису новую жизнь...
Я не жалею".
Потом ее глаза закрылись и она упала на пол, а господин в полосатом галстуке быстро выхватил что-то из воздуха и сжал в руке.
Передо мной тут же все расплылось и в следующую секунду я оказался на тротуаре, лежащий в луже, а сверху хлынул ледяной дождь. Я вскочил, озираясь, пытаясь понять, куда меня занесло... Но вокруг было темно, холодно и дождь лил как из ведра. Я почувствовал, что что-то сжимаю в руке, раскрыл ладонь и в бледном свете луны увидел маленький флакончик с перламутровой жидкостью. Первым моим порывом было выбросить его как можно дальше, разбить, уничтожить, но я вспомнил последнюю просьбу старухи и не смог так поступить. Я чувствовал горечь и вину, боль от потери пришла позже...
Я долго брел в темноте, шатаясь от непонятной слабости, пока не наткнулся на какой-то безлюдный бар, где мне подсказали дорогу до дома. Я проделал весь путь пешком, ведь денег на такси у меня уже не оставалось. И все время думал: почему, почему он отдал мне пузырек? Что мешало господину в полосатом галстуке забрать его себе? Возможно ли, что он не мог нарушить условия сделки со старухой даже после ее смерти, был связан договором, как и она?..
Так и не найдя ответа, я добрался до дома и впал в забытье прямо на полу. На следующий день я пришел в полицию, но мне, конечно, никто не поверил. Я оббегал весь парк, все окрестности, заглянул в каждый магазин, но само одноэтажное здание, лавка в нем и господин в полосатом галстуке словно стерлись из нашей реальности без следа...
Я узнал приемные дни в тюрьме, где отбывал срок Френсис и, еле наскребя нужную сумму, купил в пекарне яблочный штрудель. Жидкость из пузырька впиталась в румяную корочку почти мгновенно. Я немного постоял так, с опустевшем пузырьком в руках, пытаясь сдержать подступившие слезы. Потом завернул пирог в коричневую бумагу, оставшуюся от трюка с почтовыми голубями, и вышел из дома.
Вскоре я сидел за столом, вцепившись в развороченный охранниками штрудель. Мои пальцы были измазаны липкой начинкой. Я неотрывно смотрел на дверь, в которую вот-вот должен был войти ее внук. Не помню, чтобы раньше я так боялся, как в тот день в конце октября. Только чего сильнее? Того, что я должен был рассказать о ее смерти? О том, как она умерла и почему я допустил это? Или того, что Френсис совсем не изменился и все последствия сделки были лишь игрой воображения старой женщины?
Послышались тяжелые шаги и чьи-то голоса за дверью.
Стоила ли ее жизнь этого?..
Дверь распахнулась. Я поднялся и протянул ее внуку новый Шанс.