Микроскоп, Перископ, Телескоп- Людей гениальных Изобретения. Какие времена! Сидим ли дома, Выходим в ночь- Нам эти Приборы Всего дороже- Микроскоп, телескоп, Перископ. Вглядываемся вдаль- Видим согбенную Спину Спинозы- Шлифует Линзы- И над ним С угрожающим перстом- Епископ. Вот Галилей- Так же согбенен На коленях. Пред ним- Разбитый Телескоп- И указующий перст- Епископ. И всё- таки вертится! Земля - В иллюминаторе Видна! Эти приборы Открыли Нам мир! И перископ!- И епископ- Груз инквизиций Тонет в пучине Океана истины. Микроскоп, Телескоп! Перископ, Епископ... Компьютер!Клеточный голубь Жил-был голубь в клетке. Посадили его туда еще птенцом, летать он никогда не летал, жил - курица-курицей. Впрочем, клетка была просторная, кормили его вволю, был он сильным телом и духом, дебелым и удобоподвижным. Клетка стояла близ окна, и он целыми днями смотрел в небо сквозь нечастую решетку. И вот, чем дальше, тем сильнее стала проситься душа его на волю. Как увидит кого из своих тощих сородичей в небе в клеточку - так и курлычет гневно, ногами топочет, крылами машет, башкою в прутья упирается и все глядит, глядит. Но, сколько он ни показывал видом, сколько ни намекал, сколько ни прямо говорил хозяевам о своем желании, - не понимали они его. На разных языках говорили. Лопочут что-то по-своему, да так жалостливо, сыпанут еще зерна - и все. Так он все ел и ел, сил набирался, уму да разуму. И вот однажды, теплым весенним деньком, хозяева затеяли окна мыть. Раскрыли рамы нараспашку, а голубь тут давай изнывать. Ну ладно, пожалели его, поставили клетку на подоконник и вышли куда-то. Стоит голубь в клетке, глаза выпучил, грудь надул и дышит сильно-сильно. И знаете, что он сделал? Замахал крылами - клетка-то просторная - и вдруг как полетел! Даже сам испугался. Клетка сверху придавливает - чуть о землю не грохнулся, - но тут же научился одолевать ее тяжесть силой воли и крыльев. Такой молодчага, быстро выучился! Не зря кормили. Сородичи его, правда, все не признавали. Пытались его гонять, а как? Сквозь решетку его не доклюешь, разве что ругаться на расстоянии. Но он себя в обиду не давал. Вот, скажем, кинул кто семечек - собратья только налетят, а он - раз - шлепнется клеткой прямо в эпицентр и ест себе; еда под ногами, и все ему нипочем. Так что парень был не промах, учился всему быстро и уверенно. Что с ним дальше было? Мнения расходятся. Одни говорят, что долетел до Солнца, и там прутья его клетки благополучно расплавились. Другие предполагают, что вследствие полета задвижка-таки сама открылась. А кто уверяет, что так с клеткой он и улетел в межзвездное пространство. Какая разница? В клетке или без клетки - он и так свободная птица.
Весна не снится нам- она пришла! И первые весенние ветра, их буйство и порывы вещают и даль дорог, богатство урожаев... свершения чаяний далеких предков. Рост ума и нравов диких некогда племен.... Весной ветра уже вещают осень! Школьные тропинки для поумневших маленьких детей.. 1983. Ст.Хасан. (Диана пойдет в школу)
Карта Кореи. Поздними вечерами у отца засиживались его друзья. Мать наливала им по чашке комз-саке- рисовой водки. Кимчи. После покурят.... Потом столик убирается и отец достает аккуратно сложенную карту Кореи. Бережно разворачивают карту на татами. Так все иероглифами. Красными- крупные города и железные дороги. Черныеми, наверное, города поменьше и деревни. Пунктиром- провинции. Все восемь провинций. Тогда еще не было 38- параллели. 1950 год только начинался. Приятели отйа с рдостью находят свои города, откуда их забрала судьба. Родные места. - вот- Ченджу!. - а вот- Ульсан. На карте все рядом,. Но в Ульсане гораздо теплее. - У нас в Ульсане растут груши, что вот тот большой чайник! Наступает пауза. Все молчат. Передышка такая, как бы только что пешком преодолели эти большие расстояния. Эти сотни ли. - Говорят, что очередной пароход с Вакканай придёт на будущей неделе. Прерывает молчание один из гостей. - Да. Канелзава собирается в Хоккайдо со своей женой японкой Миёко и маленькой дочкой . Снова наступает молчание. Я помню Миёко- сан. Молодая, худенькая японка, жена корейца- друга отца в зимнюю стужу приходила к нам в гости и грея ладони над судопу, приговаривала: самуй, самуй. Пока мужчины разглядывают снова зелёную карту своей родины, мама моет посуду над деревянным нагаси. Я засыпаю под говор взрослых и во сне вижу чудесную страну Корею. Она голубая и теплая, как нагретая мартовским солнцем жестяная обивка магазина рядом с нашим домом, где мы грелись. А груши, которых я не видел даже во сне, представляются картошкой в мундире, испеченной в золе хикидаси чугунного судопу.
