Аннотация: "Если ты однажды убил в себе зверя, соберись, вдохни глубоко и пойми, это только одна особь неисчислимой стаи." (Талуб Сайб)
"Если ты однажды убил в себе зверя, соберись, вдохни глубоко и пойми, это только одна особь неисчислимой стаи." (Талуб Сайб)
В самом конце двадцатого века никого особенно не поразило бурное развитие беспроводной связи. Это случилось так быстро, что люди сразу привыкли и почти не сопротивлялись. Конечно, в начале века 21-го ещё можно было найти чудака, который не приобрёл мобильный телефон "из принципа". Но и это скорее была поза, дабы оправдать своё неумение успевать за прогрессом.
Говорить: "Всё началось с этой мелочи!" - глупо. Древняя история учит нас совершенно определённо - всё, что придумал человек для облегчения участи своей и удовольствия своего, ведёт к погибели человеческого "Я". Колесо, каменные дома, письменность, религия, политика, беспроводная связь, телевидение, цифровые технологии, голография в каждый дом, и наконец...
Споры о том, кто первым придумал способ записи мыслей, тоже бесполезны. Моя знакомая пожилая женщина всё ещё видит сны, где она маленькая девочка, и этой девочке снится, что она записала свой сон о маме и про примитивные игрушки на архаичный видеомагнитофон. И что же теперь, идя на поводу патентной системы, отдать этой женщине всё? Зачем ей это? Именно потому власть и всё, что с ней связано, взяла на себя Ал-Тел. Та самая корпорация, которой по закону принадлежат права на величайшее изобретение века 21-го - запись и воспроизведение фрагментов мысленной деятельности.
Начиналось всё так же безобидно, как изобретение колеса или мобильной связи. Мне тогда было лет восемь. Телевидение тех лет было падко на примитивно показанные сенсации. Настоящее изображение какого-то интересного случая попадалось редко, было плоским, как экран древнего телеприёмника и, самое глупое, не передавало ощущений и эмоций. Сейчас мне с трудом верится, что я мог получать удовольствие от такой ерунды. А многие из тех, кто меня гораздо младше и вообще не поймут о чём это я. В общем странное было время, плоское и напрягающее восприятие. И вот помню разговоры взрослых о том, что сны теперь можно будет записывать на диски, а память сваливать в жесткие диски компьютера. Почему-то им это казалось забавным.
В последнем классе школы мы уже совершенно спокойно, и даже нехотя, надевали конспекты сканеров знаний учителей по какому-то предмету. Что касается математики или физики, тут всё было чисто и занудно. Но сорокалетняя учительница биологии то и дело сбивалась на свои любовные похождения. Она, наверное, никогда не была красива, мужчин у неё было не много, но сексуальные похождения преподавательницы были для нас самым увлекательным из всего курса "пестики-тычинки".
Уже на первом курсе университета такие проблемные казусы практически не встречались. Наука шагала вперёд семидесятимильными шагами. А многие из моих однокурсников уже умели погружать в свой мозг шпаргалки. И обычно преподы не могли их отыскать, ибо мозг человеческий есть тайна. Ну, если и не тайна, то довольно неаккуратная свалка. Копаться в собственных отходах мыследеятельности ещё куда не шло, но чужие кучи знаний, переживаний, радостей и ненависти, например, пахнут ужасно.
И в те же, примерно, времена появились первые "репортажи" из человеческих голов. Сначала очень путанные и неясные, испорченные некорректным монтажом, всё же они смотрелись вполне естественно. В то время человечество увлекалось кровавыми сценками. Именно новости катастроф, убийства и мучения были первой порцией чужих мыслей доступных каждому. Первые десятилетия телевидения мы видели сначала чёрно-белую смерть, затем смерть в красках, чуть позже - смерть глазами живого свидетеля. Это, конечно, уже кое-что! "Видеокамера, какая бы дорогая она не была, из какого бы горного хрусталя не выпилены линзы её объектива, какой бы электроникой ни была она напичкана, никогда не передаст тех цветов, красок, и моментов, что доступны человеческому глазу. Именно этот тезис заставил Ал-Тел трудится над принципиально новой системой телеприёма" - фрагмент из лекции профессора телеискусства моего университета. Тогда я сидел на паре "репортажное мастерство и современная техника передачи изображения - РМиСТПИ". Мы пялились в стену-экран, а профессор указывал на пятна крови, в которых ясно отражался свет фонарей и мигалок спецслужб. И вот тогда мне и представилась собственная смерть, тиражированная на сотни миллионов плоских экранов самой разной диагонали.
После лекций я долго складывал свои диски с конспектами в полиэтиленовые контейнеры, и когда мои сокурсники разошлись по буфетам, коридорам и курилкам, я догнал профессора на входе в туалетную комнату. Он почувствовал меня за левым плечом, остановился и обернулся. Я спросил его, что он думает об отмене "эстетических норм телепоказа законодательства Федерации", на профессиональном жаргоне называемом "мораторием на лужи (крови)". Лицо профессора перед ответом несколько раз поменяло выражение. Затем он положил руку на телефонный карман немодного пиджака, и мне показалось, что он просто закрывает само разговорное устройство. "Закон утверждает наше правительство, а принимает весь народ" - и скрылся за дверью мужского туалета.
Примерно через год профессор погиб при невыясненных обстоятельствах. Его смерть мы смотрели на выпускном курсе, как пример "экспериментальных устройств в системе передачи изображения и ощущений (ЭУвСПИиО)".
Сначала мы надевали на головы громоздкие, неуклюже тяжёлые шлемы с экраном вместо забрала, затем перед глазами появлялась яркая пелена, а в голове рождалось ощущение компьютерной игры.
"Очень грубый букет запахов, размытое изображение и сырость. Группа людей оживлённо беседующих вокруг сидящего на парапете набережной человека. Подхожу ближе, и меня передёргивает. Его лицо сводят судороги, глаза закатились, во рту пена. Чёрт, как неприятно! Что с ним, остановиться и посмотреть? А эти люди? Тоже здесь случайно? Умирает или просто приступ? Неприятно, очень неприятно!" - это только один из исходников непосредственно смерти профессора. Всего свидетелями было шесть человек. Но в распоряжении репортёров оказались только пять записей. Стражи порядка не выдали на руки прессе шестую, а может, просто не имели её.
В общем, профессор умер неожиданно для деканата, и два месяца нам искали нового. Он был чисто теоретиком и ничего интересного в практическом плане не предлагал. Но экзамен я сдал. А по ЭУвСПИиО даже на отлично. Эта область телеисскуства была тогда настолько молода, что оценки за её знание были весьма условны.
А со стажировкой на последнем курсе мне повезло. Информационный канал Ал-Тэл - мечта любого стажёра. То, что я видел в съёмочных павильонах и монтажных аппаратных, окончательно оформило во мне профессиональную жёсткость циника.
Можно сказать, что процесс телепроизводства уже в то время стал гораздо сложнее. Профессия "оператор" практически исчезла. Обычные события снимались прямо с головы репортёра, а незапланированные сенсации с тупых болванок телесвидетелей. За небольшие деньги таких всегда находилось не меньше, чем несколько. А надо сказать, что прибор съёма тогда был жутко неудобен и нейро-травматичен. Профессиональные журналисты страдали мигренью и психическими расстройствами. Но зато многие в те золотые годы сделали карьеру на этом. Зритель любит "самопожертвования".
И всё-таки я был ещё слишком зелен. Мой однокурсник сделал большие деньги на патенте своей идеи. Конечно, патент был зарегистрирован на Ал-Тел, но и парню немало перепало. Он, и всего-то, предложил принцип прямой трансляции. Так просто, и такие деньги! Кроме того, патентованное место в истории журналистики. Запись его размышлений в те предъидейные часы вошла во все учебники репортёрского мастерства. Ему посвящён целый курс. Он очень развлекает студентов, поскольку гений журналистики был вдобавок увлечённым гомосексуалистом с извращёнными садомазохистскими наклонностями. Этот исходник даётся в оригинале. Просмотр некупированного варианта занимает две пары.
Я очень отчётливо помню свой первый репортаж в эфире. Тогда мне повезло. Мы, как это принято прибыли опоздав на полчаса. Но на месте события не было ничего такого. Всё уже кончилось, пожар почти потушили, а вонючие горелым мясом трупы ещё не вытащили. Мой наставник, опытный в подобных съёмках, правильно рассчитал, что опоздание делу не помеха, но был неправ, когда ушёл выпить водки в ближайшее телекафе. Меня он покровительственно оставил "за главного", и через восемь минут прямо на моих глазах, взорвавщийся газовый балон в клочья разнёс двух пожарных. Я был безумно рад подвернувшейся удаче и носился между обрывками членов огнеборцев, разглядывая клочки тел. Моего наставника уволили из Ал-Тел, а я был героем дня. Не часто стажёру попадает на глаза такое, что даже опытные репортёры могут проморгать. Часть моих воспоминаний прошла в эфир даже без купюр. Через много лет на какой-то корпоративной пьянке директор нашей станции признался, что до сих пор жалеет, что до прямых трансляций не додумались в то ещё время. Мой стажёрский взгляд тогда ещё не был замылен и репортаж получился очень живой, несмотря на размётанные в языках пламени трупы.
А ещё эти первые антителовские демонстрации. Я тогда был совсем молод, и цинизм уступал юношескому максимализму в смертельной борьбе. Интервью с одним из демонстрантов:
- Здравствуйте, я репортёр Ал-Тэл. Почему вы считаете, что реальная передача человеческих мыслей, так приятная нашим зрителям, идёт против потребительской морали?
- Изыди, исчадье ада! Вали в свою вонючую тюрьму сознания!
С помощью небольшого мысленного предмонтажа я уже по дороге на студию скомпилировал совсем другой ответ этого парня: "Вонзим вам зрители вонь!" - слова были не очень осмыслены, но 923 канала Ал-Тела гоняли их целый день. А я во время записи интервью, как этому нас учили на факультете, постарался сгенерировать все возможные отрицательные эмоции по отношению к демонстрантам. Те же эмоции получили зрители. Уже на следующий день домохозяйки сбивались в стаи, в поисках этих негодяев демонстрантов. Акции протеста прекратились сами собой. В конце месяца я получил небольшую премию.
Если вы думаете, рассматривая программу новостей, что испытываете эмоции, вы идиот. Впрочем, вы идиот по-определению. Вы смотрите на мир моими глазами, ощущаете запах моим носом, слышите шум водопада моими ушами. Всё время, проведённое вами за просмотром моих чувств, сами вы не живёте. Зато я живу в сотнях миллионов. Я не бессмертен, но продлил свою жизнь в десятки миллионов раз. Потому сам уже давно не включаю приёмник. Мне хватает и уличной рекламы, что отнимает у меня миллионы драгоценных часов. И, конечно, чем ты популярней, тем дольше длится твой век. Век!? Это такое устаревшее слово.
Но окончательно меня накрыло подобными чувствами во время первого мего прямого репортажа. Здесь нужна вся собранность, чтобы не допустить в ваши ощущения ничего видимо-личного. Думаете легко, глядя на человека с бородавкой, правильно передать его тезисы. А если он, вдобавок, ещё и правительственный чиновник? Работу с такой популярностью и доходом терять особенно не хочется.
Вот и я стоял перед ним тогда, как зомби, но в эфир всё равно прошло немного негатива, да ещё попала моя лёгкая эрекция. Только вскользь прошёлся по распахнутому жакету его секретарши, а у меня уже встал. Такая баба! Никакие упражнения "абстрагирования в пользу смыслового подтекста" из начальных курсов университета мне не помогли. В будущем спасал меня только опыт, который руководство Ал-Тел ценит во мне и сегодня.
А в те времена, надо сказать, я завидовал коллеге из редакции "отечественного спорта", который вёл прямые репортажи с конкурса мокрых маек. Он, кстати, был профессиональным гомосексуалистом. Не всем миллионам телезрителей будет приятно кончить во время просмотра. Но вот, что странно, ни одного гневного обращения от них не поступало на тему: "Я твёрдо придерживаюсь гетеросексуальной позиции! Я очень люблю спорт! И сколько же вы меня будете заставлять смотреть на состязание атлеток глазами пидара!?". Впрочем, все эти моральные хныканья стихли примерно в одно время с антителовскими демонстрациями. То есть ломка общественного бессознательного продолжалась несколько дней.
Конечно же, самым неудачным экспериментом Ал-Тел были трансляции серьёзных общественно значимых судебных процессов. Рейтинговая программа "Суд да дело" была закрыта после пятого выхода. Дело в том, что первые выпуски были посвящены громким политическим и финансовым аферам. И всем было хорошо. Ал-Тел удвоил рекламный бюджет, зритель кайфанул, почувствовав себя мошенником и миллионером, суд доказывал вину подозреваемого в прямом эфире, кассационные инстанции избавлялись от бумажной волокиты с жалобами явных негодяев. Но в пятом выпуске рассматривалось дело серийного убийцы. Он заколбасил 36 человек. Пойман был случайно, во время процедуры мысленного осмотра в аэропорту. Его оправдательную речь транслировали в прямом эфире, соответственно без купюр. А мозги у него оказались таковы, что по всей зоне охвата Ал-Тел ещё полгода зрители сходили с ума и резали случайных прохожих, а то и свои семьи за завтраком под корень. Да это была трагическая ошибка. Политики, лоббировавшие интересы Ал-Тел, чуть не потеряли свои места в рейтингах, но поскольку и рейтинги формировала компания, всё утряслось. Вот только в штате каждой, даже самой захудалой провинциальной телестанции, появилась масса нахлебников психиатров. Однако расходы на их содержание всё равно не мешали расти рекламным бюджетам.
Реклама тем временем тоже развивалась. Одно дело увидеть хорошую машину на плоском экране, совсем другое - посидеть за её рулём зимой в отапливаемом кресле с фотомоделью под боком, и как бы невзначай ошибиться рукой, стараясь найти рычаг передач, положить ей руку на внутреннюю поверхность бедра. Компании, первые бухнувшие миллионы в новореальные ролики, в считанные месяцы подмели под себя конкурентов, тех что пожалели денег на непонятную новинку. И совсем не странно, что вскоре все выжившие в том потребительском кризисе корпорации, добровольно влились в Ал-Тел. Автомобилестроение вначале, нефтедобывающая промышленность последней, но даже без долгих переговоров. По типовому алтел-контракту. Народ это праздновал бурно! Все были веселы, счастливы и ощущали приближение эры процветания. Прилипшие к приёмникам зрители ловили кайф репортёров Ал-Тел, а мы кайфовали по-настоящему, ведь зарплату увеличили в восемь раз. Это был праздник.
А потом я начал слишком часто задумываться. Причём прятать эти мысли было всё труднее. Конечно, они не проходили в моих репортажах и даже не мелькали микропланами в прямом эфире. Я профессионал. Но страх, что меня уволят из Ал-Тел, не покидает меня до сих пор. Ведь и вправду все живут хорошо. И 99,9 процента населяющих Землю телезрителей счастливы. Несчастные вне закона, но их настолько мало, что кто ж будет учитывать их мнение! Вот... Вот оно опять... Так я точно вылечу с работы и стану изгоем. Да, у Ал-Тел есть популистский лозунг: "Кто работает на нас, того мы не бросим, а на нас работают все!". Бояться нечего, я слишком известен, чтобы меня выбросили. Меня знают, любят и чувствуют каждый день сотни миллионов, а может и миллиард! Меня нельзя выбросить на помойку просто так! Да я и не помню за последние десять лет ни одного случая, чтобы кого-то уволили. Другое дело, что я уже стар. Глаза стали сдавать, да и слух уже не тот, что после университета, ну и стоит не очень, но я же работаю в информации, а не каком-нибудь спорте. В крайнем случае, переведут в "растения глазами неботаника", тогда хоть по миру поезжу, джунгли посмотрю.
Я открыл глаза. Это значило окончание съёма-допроса. На меня смотрели два ничего не выражающих лица. Губы одного зашевелились: "Резюме понятное. Такой сотрудник не нужен Ал-Тел. Загрузить ему стандартный набор кэшированной памяти удачного в карьере подлеца. Профессионализм на лицо, но программа слишком искажена вирусами морали и переработки информации". Второе лицо кивнуло стандартным набором из носа, глаз и ещё губы разжались и согласились: "А завтра ему на работу к половине девятого".
Каким всё-таки прекрасным было моё детство. Все эти бабочки, кузнечики, верные друзья в песочнице полной самых мелких и чистых кристаллов кремния. Самые дорогие игрушки. Лучшие бабушка и дедушка, самая красивая и добрая мама, такой понимающий отец. Всегда, когда вспоминаю это, хочется жить и работать по светлому. Но ничего темного, кажется, и не было в жизни. Кажется... Хорошо, что сегодня я буду рассказывать сотням миллионов детей новые сказки Ал-Тел. А помогут мне в этом роботизированные куклы Кабан и Чертёнок. Сейчас, дорогие мои маленькие алтелята, вы поймёте, что чувствует молодой рогатый чёрт, когда вонзает когти в липкое от крови сердце свиньи, и заодно почувствуете, как у вас ещё живого отрывают копыто и наматывают на рога ваши сокращающиеся в судорогах жилы. Вот с этого и начнём...