*

Положим, Свет.
Положим, родничок
затянется костным швом,
и глаза - кожей век. 
Стихи пишутся инфарктом, 
а не пишутся - смерть.
Теплый хлеб 
на хлебном заводе.
Сегодня душа 
была готова услышать,
но прозвучало лишь:
вновь тишина.
Эфир бастует.
И сны.
Сын Человеческий
ждет за углом хлебозавода,
когда закончат печь хлеб.
Каждое утро. 

*

Начни. Слово выскальзывает из рук.
Из рук выскальзывает, а все же... начни.
Игру слов в сотворение слов. 
Разветвляющиеся вселенные
кажутся яичными желтками.
На песке.
Лица лошадей. Глаза сов.
Руки святых. Ноги лошадей.
Мы приняли решение.

*

Выходят из дома, где все знакомо:
постельные вещи, стаканы от чая и
пробки для света с жучком.
До аэродрома 
в метро и такси бегом:
ушастые сумки с вещами, 
с ключами от рая кольцо 
и блестящие кредитные карточки.

*

События случаются как суки.

*

А сердце... сердце - перебьется.
Туман жжет свечи в окнах,
ждет подать тел - нелепое тепло,
и ржавит оцинкованные вещи
тяжелыми снежинками о камни,
а сердце... сердце не болит.

Фальшь ложного тепла 
и правда расстояний;
цена билетам -
фотографии святых; 
вся суета мороженых вокзалов,
все вещи в мире - строки в книге жизни;
мой ангел, серафим, бухгалтер, лирник:
морозной ночью умирают лежа.

И, засыпая под рождественский обход,
бумага журавлей скрипит пером:
что не спасают сердцем - лечат топором.

*

Нет выше низких жанров нежель жизнь.

*

Речь, пена паводка,
о белый камень Слова
хвостом бьет
у стены монастыря.
Открытый тишине
и тонким светом 
лечащий зрачки,
от пены паводка
ворота за моей спиной 
закрой, мой монастырь,
прости за прошлую
слепую опьяненность
неоновым отчаянным 
вином.



декабрь 2002