Три девицы слепых любуются закатом и тихо напевают у окна.
"Жена безмолвий
В покое в терзаньях
На части рвущаяся
И неделимая
Роза памяти"
Одна сочится нить,
и мальчик в сумерках квартирного угла
выводит неподатливым пером
на нежности ладони нитку жизни,
расчерчивает звездами Луну,
ведет Сатурн,
случайно ранит палец и засыпает,
забывая о Венере.
Чертит линию жизни
Оставляя дорожку крови
В раскрытой ладони
И смерть рыщет по следу
Все нити воедино: вены, реки, русла,
ручьи, железные дороги,
все линии судьбы, шоссе,
все курсы кораблей и нервы телефонов
- он видит сон и слышит пенье Парок.
"Единая Роза
Ставшая Садом
В котором конец
Всякой любви"
Бывает, вместе сходятся две стрелки часовые,
две линии ладоней, струи ливня,
нити желтой пряжи
- одним становятся в единое мгновенье.
И мы друг друга обретаем в лабиринте
полузнакомых лиц,
среди рекламной пыли
оплаченных улыбок пустоте.
Наш Минотавр посмеивался.
- Неспокоен сон Ламетри с тех пор,
как открылась механика
- медь мировых внутренностей
в сиянии слепых зрачков девичьих.
Знание! И ночи не сладки ему,
и в воздухе разлита желчь.
Прибитые к берегу, мы,
отстраненные от причин и следствий.
Толпа сплюнула нас как горечь.
Человеко-черви, человеки-машины.
Нам остались окраины.
- Вы у самой черты, на берегу рыбаков.
Кто приготовил нам место под вечно западным солнцем в мире, что держится на уколах? Все ради Тебя - Прибыль. Остался мальчик. Он решился считать убытки. Убыль от процветания, просвещения, от довольства, от безболезненной смерти, от чистеньких кладбищ, и Господа нашего, удаленного в заточение церквей на окраины, где он никого не смутит нелепицей благодати. Мы движемся. О! Мы движемся быстро! Стоим на месте. И каждому место его знакомо. Амон Ра - молочник из квартала "Треугольник" катит тележку. И певица его неподвижно бредет вослед под стеклом витрины, и не знает, что его уже нет.