Под новый год иногда приходят неуместные воспоминания. Не слишком люблю смотреть назад. Вперед как-то надежнее. Но некоторое ощущение этапа, рубежа, пусть маленького, записано с детства и поэтому непроизвольно глаза ползут на затылок.
Вспомнился новый год, примерно где-то в самом начале 80-х. Тогда в институте, где имею удовольствие работать до сих пор, было много молодежи. И устраивали новогодние вечера, с самодеятельностью, небольшой выпивкой и скромной закуской (самое время дефицита), естественно с капустником и танцами. В тот год было нескольких несчастных случаев в Академии наук, в том числе и в нашем институте. При замене оконных рам, которое делалось с внешних лесов, строители влезли в лабораторное помещение, нашли в шкафу производное метанола, которое используется для хроматографии (никому и в голову не приходило, что эту плохо пахнущую жидкость можно пить) и выпили ее в большой компании. Умерло восемь человек, было судебное разбирательство, судили заведующего лабораторией. Это производное по правилам даже не считалось ядом. Практически любой ингибитор и реактив ядовиты. Собственно, поэтому суд присудил что-то условное. Но нервы мотали здорово, комиссия за комиссией, запреты на вечернюю работу (а разве аспирант может уложиться в срок, если он будет работать с 8-00 по 17-00?, да и микроорганизмам не прикажешь расти по звонку).
В капустнике решили продернуть эту совершенно вымотавшую всех компанию по технике безопасности. Сцена представляла собой заседание ученого совета, с традиционным столом, покрытым зеленым сукном. В вывороченном тулупе восседал парень, изображавший директора - он великолепно горбился и очень похоже подавал реплики. Вокруг члены совета. Периодически на сцену выскакивали девочки в коротеньких юбочках, сшитых собственноручно из черного ситца, который употреблялся тогда для подкладок к пальто, черных колготках и прицепленных в разных, у некоторых в весьма пикантных местах, красных бантах. Девчонки выдавали такой канкан, что только держись. В последней сцене они устраивались на коленях у членов "совета", пили шампанское и принимали соблазнительные позы. Мне тоже на репетициях хотелось попасть в танцорки, но меня не взяли, сказали, фигура не та и ноги задирать не умею. Репетиции - это, конечно, самая веселая часть была. На ходу выдумывали сценарий, ругались, спорили, кому какая роль, выдумывали костюмы. Мне все-таки удалось себе рольку заполучить, профсоюзного деятеля. Торжественным шагом в очках выйти на сцену, встать за кафедру и пропеть:
Мы безопасность достойно наладим
И нарушения все устраним,
И если нужно, то этого ради
Работать мы навсегда прекратим.
Потом выяснилось, что для участников самодеятельности нет ни выпивки, ни закуски, дефицит. Выпросили внаглую у коллег пару бутылок шампанского, водка с собой была. За кулисами хорошо приняли этого коктейля, который смешивался прямо в наших желудках. Потом плохо помню. Помню в процессе " быстрого танцы" (а тогда их всего два и было, быстрый и медленный - башмаком в ведро с водой, куда набросали кусочков "сухого льда" чтоб дымило, помню приятеля у меня на коленях, с которым мы пили из горла и целовались так, как это бывает только по пьянке, помню хруст снега, когда вся команда "артистов" потащилась в соседний институт, где тоже праздновали новый год.
Эх, молодость- молодость...
А между тем, совершенно не могу представить себе подобный капустник, с сатирой на дирекцию, сегодня. Я не к тому, что тогда было больше свободы. Про свободы чуть дальше. Я к тому, что клапаны для разрядки существовали всегда.
А между тем, в эти самые 70-тые -80-тые годы было много на теперешний взгляд странного, раздражающего.
Бесконечные нудные по ТВ, в прессе, по радио славословия в адрес Генсека. Народ отвечал анекдотами.
Необходимость посещать (находили обязательно кого-нибудь, кому вменяли это в служебную обязанность) - университет марксизма-ленинизма, школы комсомольской учебы, где время тратилось на переливание из пустого в порожнее навязших в зубах лозунгов и длинные рассуждения о том, почему коммунизм победит,
политинформации каждую неделю в рабочее время, где пережевывали содержание газетных передовиц (позже, некоторые политинформаторы хитрили, под предлогом изложения культурных и научных новостей стремились рассказать что-нибудь интересное).
Подведение итогов года, когда премии и почет доставались лаборатории по сумме баллов, а в этой сумме научные достижения занимали всего несколько пунктов, а остальные были - посещение разных политзанятий, сдача норм ГТО, участие в различных видах общественной работы, которая чаще всего было чисто показушным делом, и - отработка в совхозе.
О, совхоз это отдельная песня. В то время сажали, сеяли и убирали по указке сверху. А если не выполнишь - то председателя и агронома могли запросто снять с работы. В результате овощей и картофеля сажали куда больше, чем могли убрать и убирали не по степени зрелости и погодным условиям, а тоже по графику. Часто приходилось собирать картофель под дождем, по грязи, потом все собранное размещалось в хранилищах, где успешно гнило, зимой ходили перебирать. А сколько еще оставалось в полях!
Естественно, убрать этот урожай было некому. Месяц, иногда и больше нужно было отработать на полях, даже аспирантам, время на науку у которых ограничено трехлетним сроком. А еще справку, позволяющую не работать в совхозе, давали только при серьезных заболеваниях, поэтому приходилось отрабатывать молодым и за старших товарищей. Это вроде бы пустяки, но время! Кто вернет аспиранту время, потраченное на совхоз, политучебу, время, которое ему не разрешили провести в лаборатории после окончания рабочего дня. Это все очень досаждало. Старались делать по две нормы в день, иногда удавалось договориться, иногда -нет. Потому что считали не по выходу продукции, не по собранному урожаю, а по человеко-дням.
А в совхозе грязь, разбитые дороги, ржавеющая из-за недопоставки запчастей техника. Картошку убирали так: трактор распахивал длинные гряды, потом по ним шли люди с ведрами и мешками и собирали картошку в мешки. Иногда вспахано бывало прилично, картошка лежала на земле, а иногда плуг проходил мимо борозды и корнеплоды так и оставались в почве, фиг вытащишь. Мешков постоянно не хватало, это тормозило работу. Денег за нее никаких, естественно, не платили. Много позже только придумали давать картошку. Помнится, пришлось работать в сплоченной бригаде, на картофелеуборочном комбайне. Комбайны появились тоже не сразу, и было их мало. Бригаде выдали за работу довольно много картофеля, мы его успешно продали и запаслись сами, так что по тем временам это даже был заработок. Но это уже в перестройку.
А до этого никакого стимула работать, кроме галочки, кроме нежелания подводить лабораторию, не было. Неэффективная организация труда, частые простои из-за поломки тракторов, плохо налаженный вывоз продукции, когда она днями в мешках мокла под дождем на поле - все это совсем не радовало. А в магазинах картошки в это время случалось что и не было, или была самая плохая, от второго подбора. И как вы думаете, мы картошку с полей не воровали? Воровали, и еще как, в пакетиках, в ведрах (ведра часто не выдавали, приходилось приносить свои). Проверяли, отнимали, выкидывали на дорогу в грязь эту самую картошку. А все равно брали. Потому что как не взять, когда видишь, что твое воровство по сравнению с потерями от плохой вспашки, несвоевременного вывоза, неправильного хранения, - это воробьиный чих. Потому что целый день ломаться по грязи и вечером картошечки не поесть - это что ж такое?
А еще раздражали мелочи. Нанятая дирекцией специальная учетчица, которая орала: - Я тебя в грядке сгною! - на доктора наук, который возмутился тем, что она ничего не делает, только смотрит, а могла бы пойти и потребовать у совхозных мешки, которые опять закончились и картошку собирать некуда.
Секретарь парткома института, на директорской "Волге" в светлом костюме и белых ботинках приехавший в погожий день проверять, не бездельничаем ли мы.
И в особенности, бессмысленность нашего труда. Потому что ощущения, что собранное попадет на стол полностью, не сгниет, не будет брошено, не было.
Кроме научников, работали в поле солдаты. Другие организации, не исключая больниц, тоже получали разнарядку на выезд в совхоз. Казалось бы, при таком всенародном подходе, еды должно было быть завались. Но скверная организация труда, малая урожайность из-за того, что работали по галочке, а не по науке, никудышная организация работы по доставке и сохранению продукции, приводили к тому, что еды в магазинах становилось все меньше и меньше. Да еще из деревни бежали все, кто только был в состоянии убежать в город.
Теперь об этом не принято вспоминать, но дефицит продовольствия, постоянные очереди за ним, в провинции были почти постоянно. Я прекрасно помню, как в середине 60-х в маленьком городке раз в несколько месяцев стояли в очередь за яйцами. Их "давали", как тогда говорилось по два десятка в одни руки. Старушки, имевшие обыкновение сидеть во дворе на лавочке и знавшие первыми, что и когда завезли в магазин, мчались во всю свою старческую прыть занимать очередь, агитируя всех детей, которые играли во дворе, стоять с ними, чтобы набрать яиц на всю семью. Очереди за мукой под праздник, случалось, стояли по целой ночи, ждали, когда привезут. Про мясо и говорить нечего. Очередь за мясом, которое привозили в магазин не каждый день, за утками (их тогда выращивали много, дешевы были, но жир и кости) или синей птицей - тощими курами, - обычное дело в детстве. А потом, после Леонида Ильича, в самом начале перестройки, когда ни о каких Гайдарах и Чубайсах еще никто не слышал, сельское хозяйство, похоже, умерло окончательно. Талоны (карточки) практически на все, кроме хлеба. На крупу, на яйца, на мыло, на масло (часто вместо масла доставался странный кулинарный жир, не поймешь из чего сделанный), на крупы, на сахар. Не голодали, врать не буду. Но чтобы получить по этим талонам что-нибудь посъедобнее, например гречку, а не перловку, надо было стоять в очередях, терять время. Отоварить талоны было не так просто. То одного не было, то другого. Если сосчитать, сколько времени пришлось провести в очередях, то потеря получится нехилая.
Позже, уже опять же в перестройку, в нашем городке всем желающим досталось по 6 соток. Эти сотки между прочим и кормили в начале 90-х, а еще лес с грибами и ягодами давал подспорье, а еще все тот же совхоз, куда тогда уже разнарядки никакой не стало, а ходили добровольно, в отпусках, чтобы заработать картошки и овощей.
В общем, когда говорят про голодные 90-е, про "проклятого" Гайдара, вспоминаю 80-е и не вижу разницы. Вспоминаю детство, и понимаю, что крутиться и выживать обычному человеку приходится всегда, только всегда по-разному. Не будем про партийных боссов с их спецраспределителями.
Да... пару слов о передовой советской науке. Конечно, наша космонавтика и военные технологии были на высоте. Но я-то биолог. Поэтому могу говорить только о биологии. Мы были молодыми в конце 70-х - начале 80-х. Мечтали, естественно, быть на острие передовых исследований. У некоторых получалось, у других нет.
Трудности были большие.
- наша молекулярная биология, несмотря на постановления партии и правительства, несмотря на то, что были построены прекрасные институты, отставала. Почему? Потому что с 1953 года, когда была открыта структура ДНК, стало ясно, что передовой рубеж - это изучение функционирования гена и передачи генетической информации на молекулярном уровне. А у нас генетика была вырублена во времена лысенковщны, а у нас сама мысль, что на Западе есть что-то лучшее, чем у нас, - почти кощунство. Потом уже стали посылать молодых ученых на стажировку. Позволять ездить за границу на длительные сроки, даже до года. Но немногим. И очень часто эта возможность определялась не успехами в науке, а партийными "заслугами". Например, отработавший секретарем парткома института положенный срок получал право на длительную поездку за границу. А как проверяли отъезжантов! Умора! Специальная партийная комиссия работала. Нужно было знать историю компартий разных стран, кто генсек в каком-нибудь Береге Слоновой Кости, про знание основ так называемого "научного коммунизма" и говорить нечего. Но ведь не каждый биолог в состоянии выучить был всю эту муть, не имеющую отношения к его работе.
- Существовал Главлит. Организация, которой вменялось в обязанность проверять научные статьи, направляемые в зарубежные журналы, на предмет сведений, составляющих гостайну. Рукописи лежали там месяцами. В некоторые периоды Главлит не разрешал посылать в иностранные журналы статьи, которые предварительно не напечатаны у нас. А у нас журналов мало. Очередь растягивалась на год-два. За это время иностранные конкуренты успевали сделать похожую работу, если направление было "горячим". Спросите, а почему надо за рубежом печататься, что так непатриотично? Ответ простой: у фундаментальной науки нет родины. Она едина. Открытия, перевернувшие наши представления о жизни живой клетки, сразу же стали достоянием всего человечества. Ученые всех стран печатали и продолжают печатать свои работы в международных журналах, доступных всем. Наши же журналы, из-за языка были мало доступны для международного сообщества. Когда их стали переводить на английский, то эти версии сделали очень дорогими и малотиражными, и выпускали в свет с большим опозданием. Да еще очередь в самом журнале. В результате, статья, опубликованная в нашей "Биохимии" становилась доступной для международного сообщества, да еще очень ограничено, потому что не попадала в международные системы реферирования, через 2 и более лет, после получения результата. Если удавалось попасть в иностранный журнал, преодолев барьер Главлита, недоверие иностранной редакции, то это время сокращалось до полугода. Вот и проблема потери приоритета.
К слову сказать, сейчас журнал "Биохимия" усилиями ее главреда В.П.Скулачева, стал настоящим международным. Он индексируется в базах данных и Интернете, и статьи публикуются на английском на сайте журнала через пару месяцев после принятия к публикации.
- Реактивы. У нас в стране не было производства современных биохимических реактивов. Оно и сейчас только-только начинает кое-где образовываться. А тогда... даже фармацевтическая промышленность хорошо обеспечивала страну антибиотиками, витаминами и некоторыми другими проверенными, известными препаратами, вроде аспирина и т.д. Новые, передовые лекарства разрабатывались мало, и внедрить их было крайне трудным делом. Хотя постоянно только и твердили о внедрении, о необходимости внести вклад в народное хозяйство, но продвинуть новое лекарство или новое средство для сельского хозяйства было необыкновенно трудно. Основная часть новых лекарств поступала из-за границы, в малом количестве, они были дефицитом, который требовалось "доставать". Да что там говорить, в стране, где военная техника была образцовой, первые аппараты для искусственного дыхания привезли из-за границы, и долгое время их не делали, пока не начали производить "кальку".
Так что реактивы, кроме спирта и неорганических солей, были импортные. Как это делалось: раз в год выделялась некоторая сумма денег в валюте и на нее составлялась заявка, сначала от лаборатории, потом от институтов, потом от всей Академии. Выполнялась эта заявка не раньше, чем через год, случалось и позже. А ведь наука - вещь динамичная. Сегодня работа идет по одному пути, а что будет через полгода? Жестко планировать такие вещи почти невозможно. Как выходили из положения? Старались приобретать базовые реактивы, которые понадобятся все равно, просили у коллег за рубежом небольшие количества, их привозили потом те, кто ездил на конференции, обменивались между собой. Но тем не менее, трудно было, иногда планирование эксперимента шло не от желания, а от имеющегося наличия. И это тормозит научную мысль. С восторгом побывавшие за рубежом делились:
- Представляете, а там у завлаба есть счет в банке, и он может тратить деньги на реактивы по мере надобности, например, заказать короткоживущий изотоп, через две недели получить и сделать опыт.
А в результате такого тормозного порядка нерационально тратились небольшие и без этого деньги. Случалось, реактив, которые заказывали под определенный замысел, через полтора года уже становился ненужным, исследования уходили вперед. Хорошо, если его отдавали коллегам или меняли. А иначе... у меня до сих пор целый холодильник еще тех, заказанных, но невостребованных реактивов. И использовать некуда, да и просроченные они, и выбросить жалко. А еще бывало, что в институт привозили реактивы с какой-нибудь Ла-Хемы чешской или из ГДР, навалом, без запроса. Кто и зачем их закупал - сие тайна великая есть. Совершенно бессмысленная по большей части трата ресурсов.
Еще у института оставались каждый год лишние деньги, на которые просто нечего было купить. Приборы и реактивы делают за границей, а рубль - внутренняя валюта. Рубил эти возвращали в бюджет.
А еще было много некачественного отечественного оборудования. Которое оказывалось неудобным, быстро выходило их строя.
Вот чего было много и толково - так это лабораторного стекла. Чешского, хорошего качества, оно и сейчас еще работает.
Анекдот тех времен - на выставке импортного оборудования молодой человек спросил: как лучше мыть пластиковые наконечники для автоматичеcких пипеток?
--
Мыть? Да ведь они одноразовые, удивился сотрудник выставки, и подарил парню два пакета наконечников.
Мы в самом деле их мыли, придумали как, и получалось...
Напрасная трата ресурсов... Пример: cколько было вбухано средств и сил на то, чтобы разработать способ производства кормовых дрожжей, которые бы культивировались на углеводородах нефти. Сама по себе научная задача интересна. Но великие реформаторы сельского хозяйства пожелали на основе этих данных наладить производство БВК, белково-витаминных концентратов, которые должны были идти в пищу скоту. (Сено надо было запасать, да некому... Помнится, еще был силос... Траву в сырую погоду помещали в силосную башню, там она скисала, молоко и масло от коров, которых кормили этой гадостью имело характерный не радующий привкус. Да, вот еще были кампании - по заготовке зимой веников из хвои. Считалось, что этой хвоей надо кормить се тех же коров, потому что сена не запасли, дождь помешал... Не дождь, а нехватка техники, рабочих рук, и правильной организации сенокоса. Тогда кормовые травы запрещали сеять, нечего, мол, тратить землю, предназначенную для хлеба, а хлеб покупали за границей, не успевая собрать свой).
Так вот о БВК. Разработали микробиологический процесс, построили заводы, оказалось, что не в корову корм. Потом, уже в перестройку, пришлось заводы закрыть. Продукцию никто не хотел, она оказалась плохим кормом, а люди на этих производствах сплошь и рядом стали болеть астмой. Эти специальные дрожжи - сильнейший аллерген. И для чего вбуханы были ресурсы?
В общем, во времена моей аспирантуры, а это 1979-1982 годы, ощущение, что мы пешком бежим за локомотивом молекулярной биологии, было очень острым. Иногда удавалось, исключительно в силу природной изворотливости, догадок, "голь на выдумки хитра", оказаться даже впереди. Где-то, в чем-то... Столько радости от этого ощущалось...
В общем, молодость есть молодость. Мы тогда не особенно задумывались о политике. Да, было противно, что у нас такое заскорузлое, погрязшее в орденах, речах и аплодисментах руководство, да, многое нравилось оттуда, с Запада, начиная от джинсов-музыки-фильмов, и заканчивая организацией труда в науке. Но строй казался незыблемым, парткомы вечными, а перепечатывали на печатной машинке вечерами не сочинения Солженицына, а Камасутру. Молодость. Рассветы-закаты-девушки-маленькие открытия в лаборатории...
А теперь я спрошу у себя, хочу ли я туда обратно?
Нет... Не хочу... Не хочу терять время в очередях за продуктами. Не хочу собирать под дождем картофель, и видеть, что он по нескольку дней стоит в мешках под открытым небом и гниет, не хочу зубрить научный коммунизм, унижаться, доставая импортное лекарство для родных, не хочу, чтобы результат, полученный многодневным трудом, оставался в рабочем журнале из-за того, что мне его не разрешили вовремя опубликовать, а конкуренты зарубежные успели первыми...
А когда говорят о бесплатной медицине, вспоминаю слова Гоголя "Лекарств дорогих мы не употребляем". Да, она была бесплатной. Но попробуй, достань нужное лекарство, а врачи-рвачи был и тогда. А когда говорят о бесплатном образовании, то взятки при поступлении в вузы изобрели тоже во времена моей молодости. А "Без бумажки ты букашка, а с бумажкой человек"... тоже поговорка времен моего почти что детства. А хамство продавцов всей сферы услуг, которые сидя на дефиците считали себя выше всех... О да, тогда деньги не были мерилом положения человека в обществе. Мерилом была должность и партийность. О да, тогда не было секса, но было достаточно лицемерия. О да, тогда было прекрасное, чистое от "голых баб" телевидение, но как тоскливо было смотреть по всем каналам на одного и того же "верного ленинца"...О да, тогда нашу страну боялись... Но и мы успешно боялись всего мира.
Нет... Не хочу... И когда вижу, что однопартийность уже стала реальностью, что лица у власти - неприкасаемые фигуры... что в телевизионной передаче показывается, что народ положительно относится к Сталину (понятно, кстати почему - тошнит от нынешнего воровства властей всех мастей и наглости нуворишей... фиг с ними, с яхтами и куршавелями, но многие капиталисты, особенно в провинции, очень и очень недоплачивают рабочим)... вижу, что критика власти - невозможна, и единственным клапаном свободы ( а без клапанов нельзя) - осталась так называемая "вседозволенность"... понимаю, что идем мы ТУДА...
Понимаю, что после революции положено быть контрреволюции. И сейчас именно это время. Наевшись больного капитализма (здоровый не успел родиться), народ не хочет ни демократии, ни западных ценностей, ни - самостоятельно думать и решать... Хочет покоя... доброго царя... реставрации...
Оппозиции нет, потому что она не востребована. Уж не считать же оппозицией компартию, которая проиграв все выборы, ставит теперь на Сталина... последнее, что у нее осталось... Уж не считать же оппозицией Касьянова, путинского премьера, который что-то такое вещает из США. Уж не Капарова ли, шахматиста, выбрать? Чтобы иметь своего собственного Саакашвили...
А между тем, опыт зарубежных стран показывает, что наличие оппозиции, причем не протестной, а такой, которая вписана в выборную систему, приводит к тому, что одна политическая сила следит за промахами другой, разоблачает их, стремясь к власти, а потом они меняются. И в этом, также как и в том, что их поддерживают разные группы бизнеса, - залог динамичности общества. Но... пока мы еще не дожили... потому что наша буржуазия не наелась еще яхт и особняков, не набесилась на зарубежных курортах и революционной "Авроре". Они боятся... и прячут свои денежки по швейцарским банкам и покупают заводы за кордоном. Они бояться... и может быть, правы... Как знать... удастся ли нашей стране удержаться на грани в следующий раз.
Но назад все-таки не хочу... Хотя чувствую, что мы идем ТУДА... По озлобленности на некоторых форумах, где "расстрелять" становится основным словом, по газете "Комсомольская правда", в которой уже давно нечего читать (одни колдуны и светская хроника), по полной однотипности теленовостей... Мы идем ТУДА... Где любое выступление против власти - либо гибель, либо крик в пустоту... Где инакомыслие осталось только в интернете... А может быть, мы уже там?
Вот такие спутанные, как старая мишура, новогодние мысли... Это смешно, но быть борцом - не в моем характере. Я - научный работник. А значит, созерцатель и наблюдатель. Что ж, пережив перестройку, революцию, можно попробовать и контрреволюцию пережить... "А ворюги мне милей, чем кровопийцы"...