Почитало умницу Тори... и сразу же прониклось бесполостью, этой бесполостью, бесполостью этого существа. Прямо таки пропиталось насквозь этим восхитительно-грустным состоянием. И захотело присоединиться к этому существу в его бесполом одиночестве. Но потом посмотрело внутрь себя и осознало, что это абсолютно нездоровое желание было вызвано своим собственным жалобно скулящим одиночеством, скребущимся, воющим, царапающимся и смотрящим слезящимися глазами на мир сквозь дырочки моих пальцев. Одиночеством, разорванным на части с жестокостью, вызванной необходимостью, и крепко запертым в моей голове, моих половых органах, моем сердце, и пробивающем себе путь наружу только через мои пальцы. Оно просверливает себе маленькие дырочки в моих пальцах и тихонько вытекает из них. Тайком. Поздно ночью, а чаще под утро, когда я крепко сплю. А выбравшись наружу, сразу же попадает в абсолютно незнакомый ему мир реальности. И тогда начинает метаться в немом неистовстве по комнате, не находя ответа, зачем же оно сюда выползло. Либо, поджав хвост и продолжая тихо поскуливать, начинает скрупулезно ползать по всем поверхностям, какие только может найти. И тогда наутро, проснувшись, я нахожу его следы, следы моего одиночества. Я нахожу их повсюду в своей комнате: на полу, на стенах, на потолке, на лампе, на осколках стекла, на кусках материи, на обрывках бумаги, на изломанных ручках и карандашах, на зеркале. Кстати, на зеркале всегда самые ужасные следы, наверное потому что оно там видит себя. Но больше всего следов после таких ночей я нахожу на клавиатуре. Наверное, ему нравится, как она постукивает, поскрипывает и поклацывает, когда оно прохаживается по ней своими мягкими лапами. Я знаю все по следам, которые оно оставляет, а еще потому, что я иногда просыпаюсь, когда оно вылезает наружу. Но проснувшись, я лежу тихо и просто наблюдаю за своим одиночеством.
Вообще я люблю свое одиночество. Оно такое же бесполое и беспомощное как и я, хотя и намного ужаснее. У нас с ним много общего. Остальных я не люблю. Страх мужского пола, а значит он большой и сильный, и я его боюсь. Жалость женского пола, а как и все женского пола, она слаба и коварна, и ее я тоже боюсь. Есть еще мудрость и глупость, но они слишком стары, чтобы принадлежать этому миру, да и в любом случае, мне от них тоже плохо. А над всей этой толпой моих чувств царствует страдание, властное и тоже бесполое существо. Я его ненавижу, но не боюсь, так как привык так же сильно, как и к своему милому одиночеству.
Сообщество моих чувств делает мне плохо и больно, но зато какое это развлечение: смотреть, как они общаются с сообществами чувств других двуногих, когда я им позволяю это делать...