...засмеялся грустным саркастическим смехом. Но, как ни странно, на паре смешков все не закончилось. Он разразился целым взрывом такого же злого саркастического и грустного смеха обиженного человека. Он все смеялся и смеялся, и очень сильно это все смахивало на истерику. Слезы текли у него по щекам, и эти слезы не были вызваны смехом, это скорее были слезы боли, слезы окровавленного сердца:
А смех все не прекращался. Он разлетался в разные стороны подобно стае испуганных воробьев, резко и стремительно, разлетался, уворачиваясь от фонарных столбов и отражаясь от стен домов, рассыпаясь по асфальту как осколки разбитого стекла. Прохожие в недоумении оборачивались, кто-то сбавлял шаг, кто-то качал головой, кто-то равнодушно шел дальше. Но ведь это было не важно на самом-то деле.
Вот уже не в силах стоять на ногах, он упал на колени и, держась за живот, продолжал биться в истерике. Ты стояла перед ним, и самые разные эмоции мелькали у Тебя на лице, как отражения в окне от быстро проезжающих мимо машин. Растерянность, недоумение, боль, обида, злость, раздражение, сарказм, снова растерянность, и снова злость: Пауза затягивалась.
И только Ты хотела сказать что-нибудь ехидное, колкое, едкое, как он встал, утирая слезы, и все с такой же кривой усмешкой сказал:
- Правда? Можно, да? Неужели! Ты разрешаешь, да? Так это же замечательно. Это просто круто. Я свободен! Ура. Осталось дело только за малым, сказать сердцу: "Ну все уже, хватит. Не страдай, уже можно. Не страдай, не ревнуй, не мучайся, не дергайся, не разрывайся, не истекай кровью. Нам с тобой уже разрешили". Да вот ведь в чем вся штука - не получится, как ни крути. Сердцу не прикажешь.
В этот момент, словно заметив в Твоих глазах что-то, чего бы ни хотел увидеть, он резко оборвал себя. Посерьезнев, отступил на шаг, потом опять усмехнулся, коротко бросил: "Салют", стремительно развернулся, и, закинув на плечо старую поношенную куртку, быстро зашагал прочь, чуть сгорбившись.
Ты стояла, так и не успев сказать ничего из того, что хотела, и даже не звала его, потому что понимала: он не подойдет, нет, не в этот раз. И мешал его бывший лучший друг, который тянул Тебя за руку и говорил: "Пойдем, оставь его". Он понимал, что что-то произошло, что-то серьезное, на то он и был лучший друг. Но не понимал, насколько серьезное для Тебя и для него, на то он и был бывший.
А он уходил все дальше и дальше. И вот он уже, расправив плечи, весело улыбался одной девушке, обнимал другую, целовал третью, пожимал руки новым друзьям: Но время от времени он оборачивался, смотрел на Тебя, и тогда в его глазах были видны капли крови его истерзанного сердца, истерзанного Тобой. Капли его крови, смешавшиеся с мириадами других таких же капель, разбавленные его слезами и скрепленные его болью.