Ранний рассветный сумрак тихого летнего утра ещё не до конца развеялся, а привычную предрассветную тишину грубо нарушил какой-то непонятный треск, совершенно нехарактерный для этих пустынных мест.
Не протрезвевший после вчерашнего веселья допоздна у шурина, стражник местного магистрата Сивка Дубок опасливо выглянул из-за покосившейся створки старой прогнившей насквозь воротины, давно уже требующей замены из-за своей дряхлости, да так пока и не заменённой. Проклятая гнилая воротина каждый миг грозила свалиться воротным на голову, и по уму бы давно пора было её заменить, да менять её никто не собирался. Чего чинить, когда барон обещал скоро совсем новые поставить, из настоящего поречного дуба.
По этой причине створки ворот давно уже не закрывались. Да и чего их закрывать было, когда давно брошенный город давно был пуст.... В прошлом был пуст, и об этих благословенных временах как раз и напоминали прогнившие насквозь покосившиеся воротины. А вот после того как в город вернулся прежний хозяин, народу то в городке поприбавилось. О чём Сивка искренне жалел. Хоть и дразнили обидно его в казарме по неизменному из года в год месту несения караула - "Дубудуба", а и сам Дубудуба понимал - не нужен городу барон, мешает, без него всяко лучше, спокойнее.
Ведь именно с его появлением милый уютный никому не нужный пост на этих воротах, где было так хорошо коротать время службы, периодически выбираясь на речку Мутную половить карасиков, к слову, немалый приварок Дубудуба к его скудному сиротскому столу, утратил всю свою прелесть и превратился в самое беспокойное место города. Так и снуют, так и снуют мимо всякие человечишки требующие досмотра. Сплошное беспокойство, никакого покоя.
А что приварок немалый с того пошёл Сивке в карман от того приработка по баронским нормам, так что с того, спокойствие лучше. Пусть беднее, голоднее, не так сытно, да спокойнее. А что может быть спокойствия лучше - ничего!
Наверное, потому Дубок вчера и загулял у шурина, не потрудившись плотно закрыть на ночь воротину, что непоседливый барон за очередной какой-то своей надобностью надолго убыл из города.
Дубок замер насторожённо, не понимая, что привлекло его внимание - непонятный какой-то звук со стороны Марьиного брода.
Тихо чем-то, потрескивая, в сизой дымке из предрассветных сумерек прямо к воротам города и к застывшему в ступоре Сивке медленно катилось чудо.
Если кого и напоминало оно ему в тот момент - сказочного былинного богатыря, верхом на драконе, распространяющее перед собой вонюче-сизую волну непонятного дыма и чем-то смутно знакомую вонь.
- "Дракон, на своей адовой колеснице" - пришла обречённая мысль к полумёртвому от страха Сивке.
Нечто подобное как раз вчера шурин и рассказывал Сивке, умудрившийся в свои немногие лета, где только не побывать. И старше-то Сивки всего лишь на пару годков, да благодаря своему бате купцу, где только ни побывал, чего только не повидал. Вот и о чём-то подобном не далее как вчера речи вёл.
Вот-вот о такой необычной коляске - странной, непривычной, ни на что не похожей двухколёсной повозке с большими металлическими рогами спереди.
И на этом двухколёсном рогатом чудовище сидела какая-то глыба непонятно чего, покрытая толстым слоем рыжей пыли, бесформенная, смутно напоминающая человеческую фигуру.
Молчаливая бесформенная глыба лупоглазо пялилась на застывшего Сивку круглыми, запылёнными стекляшками больших совиных очков.
Следующие мгновения запомнились молодому стражнику на всю жизнь. Следом за первым остановившемся у ворот чудищем из клубов поднятой им густой дорожной пыли, медленно вынырнула пара точно таких же рычащих непонятных чудовищ с сидящими на них сказочными бесформенными глыбами в лупоглазых очках. Вынырнули и замерли рядом с первым.
- Монстры, - прошептал стражник немеющими от страха губами. Нервный тик внезапно дёрнул Сивку за правую щеку, мигом неприятно исказив мятое спросонья лицо стражника.
Из ступора Дубудуба вывел сухой резкий кашель и сиплый, скрипучий человеческий голос.
- Чё ты пнём застыл посеред ворот, чудо. Распахивай свою гнилую воротину и пропускай. Видишь, людям мешает проехать.
- Не велено, - онемевшими от страха губами едва просипел в ответ страж. - Без платы не велено.
- Это Солёный Плёс?
- Плёс, - машинально кивнул молодой стражник. - Солёный, какой же ещё. Других Плёсов в Поморье нет. Если только не считать наше Заречье за отдельный город.
- Плевать на твоё Заречье. Ворота отворяй, не протискиваться же нам в твою щель.
Растерянно оглянувшись, Сивка с облегчением заметил, что страшные находники самовольно не проедут в охраняемые им ворота. Щель, оставшаяся вчера от не закрытых на ночь двух старых покосившихся воротин на самом деле была недостаточна для проезда этих трёх странных повозок, на которых сидели разговаривающие человеческими голосами чудища.
Внезапно почувствовав прилив непонятно откуда взявшейся смелости, навеянный странной уверенностью в собственной защищённости, а скорее всего не выветрившимися после вчерашнего винными парами, Сивка самоуверенно повернулся к прибывшим.
- Медяк с чел..., - запнулся он, не зная как назвать ту непонятную говорящую бесформенную гору, откуда раздавался вроде бы как человеческий голос. - Две с лош..., - снова запнулся он, растерянно глядя на странную двухколёсную повозку с рогами меж ног прибывшего чудовища.
- Э-э..., - окончательно растерялся Сивка, не зная, что говорить.
- Б-э-э-э-э, - передразнило его чудовище, громко рассмеявшись.
Подняв руку, чудовище стащило с головы шлем со стеклянно блеснувшими на вставшем уже утреннем солнце круглыми окулярами. На молодого растерявшегося стражника весело глядели улыбающиеся глаза молодого белобрысого парня лет двадцати.
- Служба доставки. Пицца! Открывай ворота̀!
- Э?! Ты хто?
- Б-э-э-э-э! Дед Пихто!
Перед тобой, урод, командир броне-автодивизиона баронов де Вехторов Николай Молчун. Проезд свободный. Везде! Открыть ворота, засранец! - не выдержав ступора стражника, сердито рявкнуло на того прибывшее чудовище. - Ворота открывай, бестолочь, пока по шее не получил.
Слова "Урод, засранец и бестолочь" оказали прямо магическое действо на молодого стражника. Привыкнув за последние дни к насаждаемому его десятником правилу, что "коль тебя оскорбляют, немедленно отвечать! Матом! А ещё более желательно тупым концом служебного копья по хребту грубияну, что ответные привычные слова машинально вырвались из уст Сивки.
За последние месяцы службы, со дня возвращения в город барона молодой стражник чётко для себя уяснил - не ответь он на оскорбление, палка десятника не раз и не два погуляет по его спине. Как тот говаривал в таких случаях: "Дабы ущерба чести и достоинству баронскому не было".
Мигом поняв, чем ему грозит молчание, Сивка выдал в ответ довольно сложную конструкцию ненормативной лексики, богато украшенную цветастыми матерными оборотами. Чем, как, оказалось, привёл прибывших в ещё большее раздражение.
Щелчок взводимых дуг автоматического арбалета ясно показал неопытному стражнику, что горячая ответная речь его была явно лишней. Смотреть лучше надо кому что говоришь.
- Ворота! Открыл! Ублюдок! Быстро! Или...
Глядящие прямо в лицо Сивке взведённые металлические дуги небольшого локтевого арбалета, за которыми на коротком ложе в первых лучах солнца тускло посверкивало острым стеклянным отблеском что-то явно смертоносное, буквально заморозили неосторожного парня. За свою недолгую стражницкую жизнь Сивка успел достаточно хорошо познакомиться с местными пиратами и их нравами, и вот с такими вот точно арбалетами скрытого ношения, и что они собой представляют, знал не понаслышке. Не один его товарищ по службе вот точно также лишился жизни своей, вовремя не убравшись с пути владельца оной дорогой штучки.
- Ворота, открыл, мать твою! - заорал матом первый прибывший. - Ну! - в полный голос рявкнул он на окончательно впавшего в ступор стражника.
- Колян, ну чё ты разорался спозаранку, спать не даёшь. Видишь же - парнишка не при делах. Впал в ступор по молодости. Будешь орать, вообще обоссытся.
- Не понял, это кто? - насторожился первый приезжий.
Появившийся из-за спины замершего соляным столбом стражника невысокий молодой парнишка в странно лохматой серо-бурой егерской накидке приветливо помахал прибывшим рукой.
- Привет, парни. Это я, Михась Утягин. Чё разорались то? Можно же спокойно сказать. Так, мол, и так, свои. Открывай, мол, мил человек ворота, проехать надоть. Ты же, Колян, сразу орать стал, да ещё арбалетом в нос тычешь, - зевнул подходивший молодой парень. - Видишь же, пацан перебздел. Щас в штаны наложит, нюхай потом его дерьмо весь день.
Щас всё наладим, парни, будет вам проезд. Никто вас просто сегодня не ждал. Тем более так ранэнько с утра.
Честно говоря, вас вообще не ждали, раньше третьего дня. Только вчера голубь прилетел, чтоб ждали караван из дома, а тут и вы, ать-два, спозаранку.
Как это вы умудрились так быстро добраться?
- Здорово Михась, - нехотя отозвался первый прибывший, осторожно убирая арбалет под полу своего странного бесформенного одеяния. - Да мы, понимаешь, вперёд рванули, без предупреждения. По своим делам, по личным.
Остальные на переправе через какой-то ручей застряли. Тут неподалёку, дня два пути. Платформа с БТ-шкой провалилась в водяную яму. Недоглядели. Пришлось танк заводить и выбираться самостоятельно. В результате гусеница на камнях полетела и этот, как его, ведущий каток развалился, да и от платформы осталось одно название. Вот и задержались с починкой. Ну а мы решили не ждать и вперёд проехаться. Заодно и дорогу посмотреть, так, на всякий случай. А то, не поверишь, задолбали нас местные своим вниманием. На наш караван как мухи на мёд слетаются. Ни дня без стычки. Уроды, видят же что не по зубам, а всё одно лезут. Замучились уже находников злых хоронить, а они всё лезут и лезут.
- Так и не возились бы, - флегматично отозвался парнишка в егерской накидке. - Мы последнее время, сколько злыдней ни набьём, никого уже не хороним. Всё бросаем воронью на поживу, сколько ни есть. Может, так лезть меньше будут. Хотя, - пожал он плечами. - Сколько мы уже здесь, полгода считай, а ничему местные не учатся. Видать, мало бьём, надо больше.
- Ладно, - перебил егеря первый водитель. - О делах потом. Давай, буди этого замёрзшего обалдуя и открывай ворота̀.
- Без проблем, - отозвался вышедший навстречу парень. - Отомри! - хлопнул он по плечу замершего соляным столбом стражника. - Иди, бедолага, отворяй воро̀та, - подтолкнул он того к створкам.
- А кто это с тобой, Колян? - наконец-то обратил он внимание на всю группу прибывших. - И на чём это вы прибыли, не узнаю что-то. Что-то из новинок? Новая наша разработка? - наклонился он над коляской стоящего рядом с Колькой мотоцикла. - Ух-ты, мотоколяска с пулемётом! Пневматика!?
- Здорово, Михась, - откликнулись из группы, столпившейся за спиной Коляна.
- Ба-а-а, - медленно распрямился егерь, отвлекаясь от новой, незнакомой конструкции. Улыбка медленно сползла с его лица. - Никак знакомые всё лица. Митяй-лодочник, Васька-шпион и....
- Ну конечно, - едва заметно поморщился Михась. - Конечно же, сам Андрюха Буян. Ну, куда ж без него-то, в каждой бочке затычка, - с едва скрываемой неприязнью в голосе пробормотал егерь. - А это кто там сзади вас прячется такой большой и габаритный, - вытянул он шею, и резко приподнялся на цыпочках, стараясь рассмотреть кого-то смутно знакомого в небольшой толпе у ворот.
- Мать чесна! - резко осел он на пятки. - Вы чё парни, совсем охренели? - вмиг осипшим голосом сдавленно просипел он. - Да это же сам пан Тихон?
- Собственной персоной, Тиша, - улыбнулся одними губами Колян, холодно глядя в растерянные глаза Михася.
- Шатун Тихон, - белыми, как мел губами прошептал Михась. - Вы, ребята, совсем охренели. Он же шатун, неуправляемый.
- Это, смотря для кого шатун и смотря кем неуправляемый, - тихо просипел в ответ Колька, чуть набычив голову. - Фильтруй базар Михась, Тихон наш друг. По нам, так вполне себе адекватный миша. А мнения других нас не интересуют. Понятно?! - вдруг неожиданно злобно рявкнул он на опешившего егеря.
- Мать моя, - совсем растерялся Михась, невольно отступая на шаг назад. - Да с вами ещё и Синька с Фоксом в коляске у Тихона? Ну, вы, прям, банда отморозков на воле, - растерянно покачал он головой. - Бедный Плёс. И до вас нас-то здесь не шибко-то любили, а с вами, так и вообще худо станет.
- Фильтруй базар, - зырнул на него нехорошо Колян. - Ворота открывай, а не разговоры разговаривай.
- Ну, раз прибыли, проезжайте уж, - неохотно проговорил Михась, отходя в сторону с дороги. - Открыл створки, козёл! - внезапно рявкнул он злобно на так и стоящего столбом хлопающего глазами стражника.
Вот же местный урод. Пока не рявкнешь, не услышит ведь, - с глухой непонятной тоской в голосе едва слышно выругался егерь, уже понимая, что грядут крупные неприятности.
Проводив глазами скрывшуюся в клубе поднятой пыли небольшую группу покрытых толстым слоем пыли мотоциклистов, последний из которых как раз сворачивал в узкую улочку, ведущую к замку, Михась едва слышно пробормотал.
- Как же, а то трудно догадывается, зачем ты, Колян, сюда прибыл поперёд всех. Да ещё с целой бандой таких же, как сам отморозков. Что у тебя тут за "свои" дела.
А то мы тут такие дурные и не знаем, чем вы дома с Васькой оба два занимаетесь, душегубы чёртовы.
Помолчав, мрачно буркнул себе под нос.
- Кое у кого-то здесь скоро будут проблемы. Ещё и козла этого, Буяна с его отморозками с собой притащили. Тоже понятно зачем.
Надо сказать, что егеря в Приморском отряде, особенно из старых поречных родов лесовиков не шибко любили эту приблатнённую, непонятно чем занимающуюся наглую компанию Буяна, Кольки и Васька, постоянно вертящуюся рядом с правящей верхушкой компании.
Лично Михась вообще не понимал, почему такие люди как барон Сидор и Счастливчик Димон терпят их рядом. Видать дела общие вели. Что, учитывая, непростые отношения компании с окружающим их миром старых поречных кланов лесовиков вполне имело свой резон. Что с неохотой и сам Михась не раз признавал.
Хотя бы потому признавал, что и его семью городская клановая старшина серьёзно уже достала. Тупостью своей и жадностью, и нежеланием меняться. Потому и он сейчас был здесь, а не дома с женой, обустраивая родовые селища.
Потому как барон был единственный, кто имел на зарвавшуюся старшину управу, периодически суя тех мордой в грязь.
Если б не это, ноги бы его тут не было, ни в этом гнилом городе, ни с этой мутной непонятной компанией, занимавшейся незнамо чем.
Хотя надо признать, платили здесь хорошо, очень хорошо, не как в клановых сотнях. Пара лет и при определённой бережливости можно накопить деньжат на открытие своего дела в родовых мастерских. Так что приходилось пока терпеть таких вот ушлёпков, типа этого Васятки с Буяном и Колькой Молчуном, визит которых сюда на море вполне впрочем, был ожидаем. Всеми. И в первую очередь его старым дружком Ванькой Котляром, положившим глаз на ту молодую да дурную девку, в которой он непонятно что и нашёл. Ни рожи, ни кожи, одна фанаберия.
Правда, деньги. Вот что есть, то есть, деньги у невесты Ваньки были, много. Намного больше, чем сам Ванька мог заработать за всю жизнь свою на работах в клановых мастерских или в дружине.
- Ох, девки-девки, крутите вы нашим братом. А потом разгребай за вами. Звякнуть надо, предупредить, - ссутулясь, Михась обречённо поплёлся в караулку, где стоял телефонный аппарат полевой связи со штабом отряда. Надо было срочно доложить о прибывших.
Любовная сцена под звёздами.
- Под ракитовым кустом, млада девонька с дружком
- Тра-та-та, тра-та-та, млада девонька с дружком...,
Машинально напевая весёлую любовную песенку, сотник второй сотни поморского отряда Ивка Рудый, рассеянно глядел на уверенно направляющуюся к мужской казарме группу смутно знакомых ему молодых егерей.
То, что сейчас это ветхое полуразрушенное здание старого хлебного амбара с толстыми, до метра толщиной облупленными кирпичными стенами стало казармой, ничего не значило. Сейчас Ивке было не до архитектурных тонкостей. Он не знал, что делать с тем, что к нему приближалось.
Полчаса назад к Ивке прибежал запыхавшийся дневальный из штаба отряда и с горящими лихорадочным блеском глазами передал, что в город прибыли большие проблемы. И теперь эти проблемы прямым ходом направлялись к нему. А он ничего не мог сделать. Не знал, как реагировать. Соваться в личные, да к тому ж любовные разборки средь молодняка он и раньше-то не любил, а теперь, зная, что за стерва в том замешана, вообще не имел ни малейшего желания вмешиваться. На какую сторону ни встань, всегда окажешься неправ.
- Ваньку Котляра не видал? - хриплым ломким басом поинтересовался первый подошедший, тут же подтвердив самые худшие предположения сотника.
- А здороваться тебя, Колян, папа с мамой дома не учили, - построжал заледеневшим голосом сотник. - Или ты здесь что, у родни дома или у тёщи на блинах? Извольте обращаться, как положено, десятник!
Небрежность и панибратство, с которыми подошедший Колька обратился к нему, сотнику сразу не понравилась. Такие вольности надо пресекать сразу. Да и отвык он за последнее время от подобного. Дисциплина в поморском отряде поддерживалась довольно суровая и подобного небрежения, чтоб младший по званию первым не поприветствовал старшего, здесь не допускалась.
- Извини, Ивка...
- Сотник! Сотник Ивка Рудый, - ещё более заледеневшим голосом жёстко поправил подошедшего сотник. - Вас, десятник, кто так учил приветствовать старшего по званию?
Заметив как побелели скулы подошедшего, Ивка решил всё же сдать немного назад. Всё же нравы у них здесь в Приморье были куда более строгие, не в пример тем, что были в обычае дома, и точному следованию норм егерского устава там строго не придерживались. Требовать иного точно сразу не стоило. Да и состояние, в котором находился стоящий напротив него парень, сотнику было прекрасно видно. С ТАКИМИ глазами тому явно было не до чинопочитания.
- Обратитесь по форме, десятник, - всё ж упрямо набычился Ивка. Понимать понимай, но устав спрашивай, в этом он был непоколебим.
- Господин сотник, - видно было, что сам Колька с трудом сдерживался. - Не подскажите ли, господин сотник, где бы я мог видеть егеря Ивана Котляр?
- В дозоре, - холодно отозвался сотник. - Группа десятника Котляра вернётся с дежурства завтра вечером. Тогда же и можно будет его повидать.
Чем ещё могу быть полезен, десятник Молчун?
- Узнать бы, хотелось, - вдруг странно севшим голосом, запинаясь, проскрипел Молчун. - Где у вас здесь амазонки квартируют? Дело у меня к ним, личное.
- Нет её, - неожиданно тихо проговорил Ивка. - Группа, в которой Дашка вместе с группой Котляра на выезде. Дороги патрулируют, рыбу ловят, дрова заготавливают по балкам в пойме Мутной, а заодно и за окрестностями присматривают. А то что-то соседи последнее время начали баловать. Пришлось патрули усилить, - совсем неожиданно для себя пояснил Ивка.
Сотник чувствовал себя странно, словно не мог понять, почему он постороннему человеку, пусть и приближённому к самой верхушке компании, выкладывает столь секретные сведения? кто и где находится.
Впрочем, почему он пустился в пояснения, сотнику было понятно. Надо максимально оттянуть время, когда два молодых драчливых петуха встретятся меж собой, и тогда, может быть, дело не дойдёт до вооружённой стычки. Сейчас же, глядя в мутные, белые от бешенства глаза Кольки Молчуна сотник понимал, как же хорошо, что группы Котляра сегодня не оказалось в казарме. Иначе бы без смертоубийства точно не обошлось.
А так, была надежда, правда слабая.
Дневной моцион.
Несколько тихих, спокойных дней, незаметно прошедших со дня отъезда руководства торговой компании куда-то в степь по своим делам, прошли в приморском замке на удивление спокойно, буднично и совершенно безмятежно, словно в каком-то оцепенении. Казалось, с отъездом этих двоих непосед - Димона да Сидора, жизнь в замке замерла в какой-то неестественной спячке. И в то же время странным образом всё вокруг шло своим чередом.
Только этим днём первый раз, встав на ноги и выбравшись из душной госпитальной палаты на берег залива, к морю, солнцу и свежему морскому ветру, атаман Бугуруслан понял, как он всё тут ненавидит. Вот этот простой, неизменяемый днями распорядок дня, вот это разлитое в воздухе благодушие, вот это умиротворение, вот это буквально физически витающее в воздухе чувство спокойствия и неги.
Стоявший на берегу морского залива тяжело опёршийся на костыли человек вдруг поймал себя на странном ощущении, что его безумно раздражает тут всё.
- Карфаген должен быть разрушен, - едва слышно прошептали губы атамана.
- Что? Что ты сказал? - повернулся к нему стоявший рядом человек. - Какой такой бакен должен быть задушен? Ты о чём?
- Так, ни о чём, - нехотя отозвался атаман. - Ни о чём, Виталик. Это я так, о своём, о прошлом.
Муравейник, говорю. Глянь, как бегают. Стараются, сволочи. Даже распорядок у себя завели воинский, - едва слышно процедил сквозь зубы атаман. - Сволочи.
Рано утром занятых над восстановлением замка бывших рабов будил звук одинокой отрядной трубы, поднимавший их на работу ни свет, ни заря. И также вечером звук той же самой трубы загонял всех обратно в бараки, не оставляя времени ни на развлечения, ни на что-либо ещё, лишь на работу от зари до зари. Что, похоже, никого их этого человеческого стада совершенно не беспокоило.
Может быть ещё и потому, что многие из бывших рабов жили сейчас не в пример лучше прежнего. Множество больших просторных домов на краю залива, бывшие ранее дворцами местной знати, занимавшие несколько кварталов города, сейчас были определены под временное проживание многочисленных новых поселенцев и, судя по их довольным рожам, там им было довольно хорошо. Охраняемые по всему периметру замка равнодушными, обленившимися за последние месяцы егерями, превращённые в бараки бывшие дворцы едва уже вмещали разросшееся население, и лично атаману совершенно было непонятно, как обитатели тех бараков ещё не разбежались по всей округе от такой скученности, да при столь небрежно поставленной охране. Видать, бывшим рабам действительно было некуда бежать, раз до сих пор они ещё были здесь и столь безропотно велись на лживые обещания барона, натурально вкалывая от зари до зари.
А может, определяющим для большинства являлось то, что на работах в замке их кормили много лучше прежнего, чего многие из бывших рабов явно давно уже не видали.
Прервавшись в своих невесёлых размышлениях, Бугуруслан мрачным злым взглядом проводил чуть не налетевшую на него, высокую тощую фигуру какого-то доходяги из бывших рабов в грязном изношенном рванье, спешившего мимо с полной тачкой строительного мусора.
Так и хотелось дать тому пендаля пониже спины, чтоб и близко к приличным людям не подходил, да, жаль, не мог. Нога не срослась ещё, да и сил пока было маловато. Передвигался то он пока ещё с трудом, какой уж тут пендаль. Даже если очень хотелось от всей души врезать..., такому... вот... ур-р-роду, приходилось терпеть.
Бугуруслан едва сдержался, чтоб вслух не выругаться. Не стоило слишком уж откровенно выражать своё истинное отношение к царившим здесь порядкам. Не он здесь был хозяин, и как бы его не раздражало всё окружающее, нечего было соваться в чужой дом со своими правилами. Могли выгнать, а это сейчас для него было смертельно.
Бугуруслан проводил злым нехорошим взглядом очередную худую измождённую фигуру спешащего мимо куда-то якобы бывшего раба.
- "Как жаль что в нашем городе запрещено рабство, - краем сознания проскочила невольная мысль. - Столько проблем сразу б решили".
Странная и неожиданная мысль для урождённого жителя вольного края Левобережья, видимо вызванная усталостью и раздражением от незаживших ещё ран и передряг последнего времени. Или, что уж тут скрывать от себя то, вызванная завистью, откровенной завистью к более удачливому конкуренту.
Недовольный атаман сердито отвернулся. Подобные мысли сейчас были слишком не ко времени. Рисковать нынешним своим положением атаман не мог. Не мог ни под каким видом. Не окреп он ещё после тяжёлого ранения, чтоб гонор свой показывать. Но что ещё более важно, сейчас он не мог покинуть замок, как того требовал от него Сидор, это не входило в его планы. Да и сам барон был ему пока ещё нужен. Так что следовало затаиться.
Хотя, большого смысла в том не было. Об истинном отношении хозяина этих мест лично к нему атаман ничуть не обольщался. Поэтому давно для себя решил - если он не заинтересует чем-то барона по его возвращению, пулей вылетит отсюда вместе с остатками своего отряда. А ведь как только тот вернётся и узнает, что атаман встал на ноги, так ведь и будет.
Так что пока что его положение здесь было слишком шатким, чтоб строить какие-либо долгосрочные планы. И атаман трезво отдавал себе в том отчёт. Нельзя привлекать к себе внимание. Малейший конфликт мог поставить крест на всём.
Приходилось стиснуть зубы и терпеть. И каждый раз аккуратно сторониться с натоптанной удобной тропки вбок, больной ногой на шаткие, опасные камни, уступая дорогу снующим мимо рабочим.
Только вот сама необходимость каждый раз уступать дорогу рабам, ступая в окружающие тропинку кучи не вывезенного пока ещё строительного и прочего мусора, где периодически встречались полуразложившиеся кости давно забитых животных со старой скотобойни и прочая грязь, буквально бесила атамана.
- "Не самое лучшее место для утреннего гуляния", - тяжело вздохнул он от мрачных дум.
Однако делать было нечего, надо было своими глазами взглянуть на то место, которому отводилась ведущая роль в его планах. Недаром же он встал на ноги так рано, хотя, по словам ящеров докторов, мог бы ещё лежать и лежать. Но доверять свои неоформленные до конца мысли кому-либо ещё он не мог, даже Виталику, несмотря на всю того к нему кажущуюся близость. Как известно, что знают двое, знает и свинья. А время для озвучивания его планов ещё не пришло.
Поэтому сейчас он здесь, на берегу залива, в этой бывшей когда-то давно хозяйственной части замка, в его дальней от жилых зданий местности, ныне пока ещё довольно пустынной и заброшенной.
Вот и надо было так расстараться, чтобы использовать это чудное местечко для собственных нужд, пока её чем-либо не занял барон.
Слава Богу, что всё, что он тут пока видел, укладывалось в его тайные расклады. Не идеально, но более-менее. Даже устроенные здесь баронские верфи по берегу залива не очень мешали. Даже наоборот, могли поспособствовать его планам. Оставалось только всё согласовать и не провалить задумку в самом начале.
В душе атамана ворохнулась еле сдерживаемая ярость к слишком уж удачливому конкуренту, а более всего к необходимости под того подстраиваться. Жаль, не мог он пока того окоротить, а как хотелось....
* * *
Летом полдень в заливе самое, наверное, благодатное время. Две медленно бредущие вдоль кромки воды фигуры, несмотря на жару закутанные в потрёпанные, защитного грязно-буро-песочного цвета одежды, за последние месяцы ставшие в этих краях столь привычными, странным образом не привлекали внимания. Тем более это было странно, что оба они были довольно высокими людьми и не могли быть незаметны. Да к тому ж оба двигались достаточно с трудом, как говорится о трёх ногах. И если первый, ростом чуть пониже другого, с хищными резкими чертами лица слегка прихрамывая при ходьбе, довольно шустро передвигался, лишь слегка опираясь на небольшую аккуратную тросточку, то второй явно еле двигался, тем не менее, упорно переставляя вырезанные из корней местного можжевельника корявые самодельные костыли. И, отставив чуть в сторону залитую гипсом правую ногу в лубках, периодически отдыхал, оглядывая из-под насупленных бровей кипящую вокруг стройку.
И по тому, с каким трудом, превозмогая себя, он двигался, сразу становилось ясно, что на ноги он встал слишком рано, и что это сильный мужественный человек, волевой и целеустремлённый. И даже в нынешнем своём положении такой человек не мог не вызывать к себе невольной симпатии.
Но вот как при том у этих двоих получалось ещё оставаться практически незаметными в окружающей их толпе снующих по своим делам рабочих, понять было совершенно невозможно. Как невозможно было понять и то, что они тут делают. Кругом кипел муравейник занятых людей с редкими вкраплениями ящеров, и на миг остановившиеся у самой кромки воды две неподвижные человеческие фигуры должны были бы всем мешать, особенно тем, что ничем не были заняты, и, тем не менее, странным образом их не замечали.
Такое вот умение быть в толпе не привлекая к себе внимания, само по себе говорило о немалом и весьма специфическом опыте перемещавшихся вдоль кромки воды людей.
Совсем не простые это были люди.
И две пары ничего не знавших друг о друге внимательных настороженных глаз, не сводивших с остановившейся у кромки воды парочки самого пристального взгляда, старательно фиксировали каждое их движение, пытаясь хоть издали по губам понять, о чём те ведут тихую беседу.
Получалось плохо. Точнее сказать, никак не получалось, слишком опытной для наблюдателей оказалась та парочка. И двое тайных наблюдателей, ящер и человек, точно также не видимые и в этой толпе не замечаемые никем, прекрасно это понимали. Выжить там, где выжили эти двое - не всяк бы смог. Эти смогли. Не только выжить, но и сохранить то, за что их так долго и упорно преследовали последние годы, и с чем сами они добровольно не желали расстаться.
Общее равнодушие сновавших мимо людей и ящеров ничуть не трогало обоих стоявших у кромки воды людей. Хотя бы потому, что отношение у них к окружающим было однозначным - полупрезрительно брезгливым. Не любили вольные выходцы с Левобережья рабов, пусть даже и бывших. Не верили, что из бывшего раба можно сделать человека. По крайней мере, не в первом поколении. Этих же особей, вообще непонятно в каком статусе работавших на ненавистного обоим барона, старались просто не замечать, наверное, из чувства тщательно скрываемой брезгливости. То ли к барону, то ли к этим снующим мимо личностям, то ли вообще.
- Ты понял что произошло?
Отвернувшись к заливу, Бугуруслан флегматично наблюдал за летающими над водой птицами.
- Альбатрос, - тихо проговорил он. - Птица бури. Интересно, каков он на вкус? Жаль, ни разу не пробовал.
- Ты про то, что последний раз нас чуть было не схарчили? - переспросил собеседник.
- Виталик, ты глухой? Что не понятно? Не про рыбалку же спрашиваю. Хотя, говорят, здесь в плавнях барабулька хорошо берёт. А кефалька так вообще на голый крючок бросается. Жаль, что барон так старательно плавни уничтожает. Его б энергию, да в мирных целях, на что-нибудь полезное.
- Что ж тут не понять, - тяжело вздохнул Виталик. - Кто-то очень упорный пытался добраться до того что есть у нас и нет у него. В этот раз у него чудом не получилось.
- Чудо носит конкретное имя. Надеюсь, ты не питаешь к Счастливчику каких-то особых чувств, как к спасителю? Иначе весь наш сегодняшний разговор теряет смысл.
- Ему просто повезло, - не сдержавшись, Виталик раздражённо выругался. Видимо и его страшно раздражал тот момент, что кто-то лично ему неприятный спас ему жизнь, да ещё без его на то спроса. И он теперь находился в положении вынужденной благодарности к ненавистному спасителю.
- Убили, не убили, такова судьба, - сердито проворчал он. - При чём тут какой-то Димон, пусть даже Счастливчик. Теперь же..., - запнулся он, едва сдержавшись, чтоб снова не выматериться.
- Люблю быть в толпе, среди людей, - тихо проговорил атаман, словно не слыша своего товарища. - Здесь лучшее место, где можно спокойно поговорить, будучи полностью уверенным, что тебя никто не подслушает. Если только не прочитают по губам издалека, или вообще не будут стоять прямо за спиной, - с кривой усмешкой повернулся он лицом к пустынному, заросшему камышовыми плавнями заливу. - Чувствуешь?
- Что?
- Наблюдают. Двое. Чувствуешь? Спина так и свербит.
- Пусть свербит, - безразлично отозвался Виталик. - Чтобы читать по губам, надо хотя бы лицо человека видеть, и не носиться мимо с тачкой в руках и взмыленной шеей.
- Ты забыл про такую великую вещь как бинокль. А, насчёт тачки.... Как же здесь всё изменилось.
- Заметил?
- Сложно не заметить того, что у тебя под носом. Особенно глядя на не первый день работающую в камышах драгу и стоя рядом с тремя новенькими, только на днях заложенными верфями, где бешеными темпами строятся какие-то странные, непонятные суда, но, судя по габаритам определённо морские. И где у тебя под ногами только что откопаны останки старой крепостной стены высотой в полторы сажени.
Народу-то, народу-то понагнали...., - оценивающе прикинул он масштабы стройки.
Не знал, что хозяйственная часть замка окружена была ещё и второй стеной, - хмыкнул атаман, отворачиваясь от верфей. - Не зная, что она тут есть, ни в жизнь не догадался бы. Ишь, как всё засыпано. Холм и холм, поди, пойми чего под ним.
- Ты хотел сказать глубиной, - ухмыльнулся Виталик, заглядывая в просторный, уступами спускающийся вниз глубокий котлован, на дне которого копошились рабочие. - Если ты не заметил, то мы стоим над стеной, а не под ней. Тут ещё снимать и снимать грунт, чтобы добраться до подножия.
Как они умудрились так всё тут закопать? Не понимаю! Это же не аршин, не два, не три - целых полторы сажени! Да и до моря тут..., - Виталик на глаз попытался прикинуть расстояние до воды, - саженей полтораста будет, не меньше. Слыхал я раньше басни про так называемый "культурный слой", но чтоб такое?
- Причём здесь культурный слой. Надо было, вот и закопали, - равнодушно отозвался атаман. - Дурное дело не хитрое, а дураков каждый второй.
На миг, задержавшись на краю раскопа, атаман ещё раз на глаз прикинул глубину котлована и кусок недавно откопанной крепостной стены.
- Однако весомая часть от стены осталась. Странно. Обычно крепостные стены захваченных замков срывают до основания. А тут....
Широкая язва глубокого раскопа широкой рваной раной протянулась вдоль бывшей прибрежной стены замка и в сторону залива, обнажая всю долгую и непростую судьбу этого места. Одного взгляда понимающему человеку было довольно, чтобы представить весь тот колоссальный объём работ, что когда-то был выполнен кем-то по погребению этой части бывшего замка.
Особенно впечатлял вид расчищенной на дне раскопа древней мостовой, выстланной когда-то тщательно уложенными массивными гранитными плитами, одним своим видом внушавшими невольное уважение к мастерству древних строителей. Причудливо уложенные фигурные плиты в непонятной последовательности, они тянулись по всему дну раскопа в сторону залива, дальним своим концом упираясь в стену камыша, в этом месте вплотную подходившего к берегу, оставляя перед собой широкую, ещё не до конца расчищенную полоску песчаной земли перед чистой водой. Другим своим краем мостовая упиралась в остатки фундамента бывшей крепостной стены, трёхметровой высоты кусок которой, чужеродным элементом краснел на боковой стене раскопа.
Там же, у подножия стены, где-то до середины остатков кладки грунт представлял собой жуткую смесь толстых слоёв битого тёмно-красного кирпича, перемешанных с прожилками непонятной бурой субстанции, и узких полос кипельно белого морского песка перемежавших весь боковой профиль.
Верх кирпичной стены сиял отмытым недавним дождём чистым ровным слоем удивительно целого кирпича, словно только что уложенного. Словно неведомые древние строители, на миг отлучились по делам, оставив незаконченной работу.
Складывалось полное впечатление, что крепостная стена именно такой высоты и должна была быть. И если бы не поднимающиеся рядом ещё метра на два вверх останки основания круглой башни с неровными останками словно выломанными из неё кусками примыкавшей к башне боковины крепостной стены, можно было бы подумать, что выше ничего и не было.
- Саженей, наверное, пять-шесть стена раньше была.
- Больше, меньше, какая разница, - раздражённо отозвался атаман. - К сведению, чтоб ты знал. Раньше ниже шести сажен стены замков со стороны залива в приморских городах не строились. А та угловая башня даже на первый взгляд и толще и массивнее всего, что я в этих краях раньше видел. Да и склон замкового холма здесь круто вверх пошёл. Наверняка в стене все пятнадцать сажен высоты было. А башня - так все двадцать. Слишком уж мощное основание. Кажется, что-то подобное в этих краях я где-то раньше встречал, - рассеянно пробормотал атаман.
- Когда это ты успел?
- Да, было дело по молодости, пришлось помотаться по миру, - отмахнулся атаман. - И здесь, да и вообще.
- Слышь, Бугуруслан, а как на самом деле это было? Вот сколько ни смотрю на эти раскопы, никак понять не могу. Как это они вообще смогли засыпать такую высокую стену? Откуда они столько грунта взяли?
- Виталик, вот ты вроде бы нормальный мужик, как бы, не дурак, а порой такие детские вопросы задаёшь, что невольно начинаешь сомневаться в твоих умственных способностях.
- Бугуруслан, ты не быкуй и умничка из себя не строй. Если б точно не знал, что тебе самому сидоровы егеря всё на пальцах разжевали, я бы поверил, что ты у нас самый умный. Уж больно ты умеешь всегда рассуждать со значительным важным видом, словно ты всегда и всё знаешь. Ты поясни толком. Как они умудрились так глубоко похоронить под землёй чуть ли не весь замок, да ещё и половину города в придачу? Целый же холм поверх старого холма насыпали.
- Всё достаточно просто, - скупо улыбнулся Бугуруслан, довольный, что может объяснить что-то непонятное другу. - Любое сложное дело достаточно разложить на ряд мелких простых участков и всё тут же становится на свои места.
- М-да? - скептически глянул на него Виталик.
- Видишь, везде по раскопу регулярно встречаются ряды торчащих вверх полусгнивших остатков от деревянных опор? - не обратил на его скептицизм внимания атаман.
- Ну.
- Не нукай, не запряг. Так вот, это бывшие опоры канатной дороги. Ты ведь знаешь, что здесь в Плёсе за последние пятьдесят лет были неоднократные попытки очистить залив от наносов. И пока Сидор что-то странное не сотворил с речкой, что она пересохла, все они были обречены на провал. Сколько песка и ила из залива ни вынимали, столько же его туда же потом река и наносила. Не в море, а в залив, обрати внимание. Почему так происходило, никто до сих пор так и не разобрался. А барон как-то выкрутился.
К сожалению, только ему первому пришло в голову не бороться со следствием, а сразу устранить причину - воды реки, несущей наносы. Раньше старались решить проблему как везде, простейшим способом, просто очищая дно залива от нанесённого рекою ила и песка и выгружая грунт в ближайшем удобном месте. Чаще всего прямо в море.
Естественно ни у кого ничего здесь и не получалось. Пару раз, налетев на внезапно образовавшуюся мель там, где её раньше не было, такие умники быстро приходили в сознание и в дальнейшем, все кто чистил залив, старались, поднятый со дна грунт вывозить куда-нибудь на сушу, а не выбрасывать в море.
Местные береговые течения кого хош умиротворят и заставят отказаться от подобной глупости.
Ну и, раз никак не получалось с очисткой залива, то и замок нечего было жалеть. Месть своего рода. По принципу: "Так не доставайся же ты никому".
Да и потом, не везти же баржи с песком далеко, сгружали где поближе. А куда сгружать? По реке далеко не подымишься, мелко. Оказалось проще всего замок засыпать. И близко, и под боком, и, главное что на фиг он никому уже был не нужен. Времена рыцарских замков прошли. Другие времена, другое оружие, другие средства защиты.
М-да, - задумчиво протянул атаман. - Никому он был не нужен, а наш дорогой Сидор уцепился в него мёртвой хваткой. Вот что значит хозяйка в доме баба, да ещё и дворянка. Понты важней здравого смысла. Жёнушка настропалила, мужик готов в лепёшку разбиться. Для дворянина родовой замок - это статус. Сидоровой бабе нужен статус. Вот тебе и ответ. Во всех бедах мужиков ищите женщину.
Ну а дальше всё просто. Все кто чистил залив, действовали по одной и той же простой наработанной годами схеме.
Выгребали драгами песок со дня, подгоняли баржи с песком близко к берегу и устраивали канатную дорогу трюм - стена замка - трюм. Старый, хорошо проверенный способ. Пока вагонетка проходила круг - от стены к барже и обратно, лопатами накидывали привезённый грунт в вагонетки. И дальше вагонетка прямым ходом по канатной дороге двигалась за крепостную стену, где и разгружалась. Стена же являлась своего рода упором, не позволявшим влажному грунту далеко растекаться.
Система называется - конвейер. Остановиться нельзя ни на минуту. Пока баржа стоит под разгрузкой, вагонетки постоянно идут вдоль баржи от носа до кормы, разворачиваются в конце и идут обратно. И всё время непрерывно загружаются. За время прохождения туда-обратно надо успеть полностью их загрузить, иначе дневная норма бригаде грабарей не засчитывается, или засчитывается, но частично. Дальше уже понятно. Не выполнена норма, не получена пища. Не получена пища - итог очевиден. Два, три месяца такой работы - бригады грабарей нет.
Сколько на таких вот баржах только нашего народу из Поречья извели, не счесть, - вдруг тихо проговорил атаман. - Поэтому лично я не удивлён, что здесь под стенами замка постоянно откапывают кладбища умерших от перенапряжения людей и нелюди. Рабский труд всегда был дёшев, а рабов никогда не жалели.
Недаром в этом замке до сих пор никто так и не поселился. Проклятое место, сплошное кладбище. Особенно здесь, по берегу залива. Я узнавал. Работают, всего ничего, а уже, наверное, тысячи полторы костяков откопали, да потом сожгли в металлических бочках, а пепел развеяли над заливом. Одной только солярки бочек двадцать уже извели, а всё везут и везут. Егеря сидоровы говорили, что если прогуляться выше по берегу Мутной, там у них целый склад пустых бочек образовался, штук под двести.
А сколько ещё костяков неупокоённых тут в земле лежит - не счесть, - задумчиво проговорил атаман. - Потому я и не удивлён, что решив оставить замок за собой, Сидор первым делом занялся ликвидацией погоста.
Признаться, поначалу, когда услыхал, что Сидор собрался возродить здесь порт, тоже думал, что он пойдёт проторённым путём. Даже позлорадствовал. Ан нет, эти земляне оказались умнее, - атаман с лёгким сожалением цыкнул зубом. - Сначала устранили сам источник наносов, а теперь рабами и тачками, не спеша готовы чуть ли не все холмы в округе срыть.
Любопытно, - задумался атаман, окинув взглядом окрестные холмы. - А что ещё интересного может скрываться здесь под землёй?
- Хорошо работают, заразы, - несколько невпопад отозвался Виталик, глядя на длинную шеренгу высоких худых ящеров невдалеке, бодро толкающих тачки с грунтом по уложенным на землю доскам. - Никогда бы не подумал, что эта нелюдь может так шустро работать. Вот что значит моральный стимул. Поманил свободой, они и носятся как угорелые.
Он им ещё и денег пообещал в конце, - неохотно отозвался Виталик, - вот и стараются черти. А ведь получается. Работает система, что Сидор придумал. Да и на жратве он не экономит. Понимает, что голодный рабочий много не наработает. Ишь как шустро бегают. Такими темпами он и за полгода здесь всё раскопает.
Отстроиться заново не отстроится, но раскопает здесь всё, точно. Вони опять же меньше будет, - задумчиво хмыкнул Виталик. - А к весне, глядишь, и строиться начнёт. Если кто ему не помешает, конечно, - совсем уже тихо пробормотал он.
- А грунт куда? - лениво поинтересовался Бугуруслан. - Что-то я так и не понял из бестолковых объяснений этих его егерей. Куда грунт девают?
- Вывозят за город и засыпают подряд все ближние к городу овраги и понижения, постепенно выравнивая поверхность земли перед городом аршин за аршином. Лощины, распадки, провалы грунта, овраги и всё такое прочее, всё подряд засыпают, не разбираясь. Потом трамбуют насыпанный слой и снова засыпают очередным ровным слоем. И так по несколько раз, пока не выровняют. А потом под конец сверху ещё и предварительно снятый плодородный слой насыпают с утрамбовкой. А сверху семенами где-то взятых трав засевают.
Видите ли, хочется барону Сидору, чтобы не только овраги перед замком были закопаны, но ещё, чтоб и вся земля перед городом была ровная, словно стол. И плодородная, заметь. Чёрте что!
- Одним словом, наш Сидор в своём репертуаре. Что делает - непонятно, а результат будет тот, которого никто от него и не ждал, - совсем уже заторможено пробормотал атаман. - Понять бы ещё, что он задумал?
Тьфу ты, - вдруг встрепенувшись, Бугуруслан раздражённо сплюнул. - У нас дел своих полно, а мы голову дрянью всякой чужой забиваем, будто нам не всё равно, что он тут собирается делать.
И вообще, мы чего сюда пришли? Разговоры разговаривать или по делу? По мне так всё, чем он тут занят - полный бред. По мне - Сидор сначала набрал рабов, поманил их фиговым листком свободы непонятно зачем, а теперь не знает чем их занять. Вот и выдумывает разные глупости, лишь бы люди без дела не сидели.
- Ты меня сюда вытащил, ты и говори чего надо, - поморщился Виталик. - Иначе я в ближний замковый сидоров кабак пойду. Сегодня его вояки собрались новую бочку пива вскрывать из последней доставленной партии. Приглашали на дегустацию. Пиво, говорят, какой-то особой закладки, бархатное. Что-то совсем уж новенькое. Так что лучше я кружечку ключёвского бархатного вместе с ними выпью, чем здесь с тобой буду лясы точить и гадать, что тут у Сидора под холмами находится и чего это они тут делают. Да ещё и тупо пялиться, как сидоровы людишки работают. И нелюди, кстати, тоже, - задумчиво оценивающим взглядом Виталик проводил спешащую куда-то мимо измождённую фигуру худого, словно смерть ящера.
Молчаливый атаман несколько долгих мгновений молча оглядывал округу, словно бы к чему-то прицениваясь.
- Мы должны решить один жизненно важный для нас обоих вопрос, - медленно проговорил он. - Как нам избавиться от надоевшей хуже горькой редьки шахты, не оставшись при том с голым задом, живыми, да желательно ещё и с прибытком?
- Нетривиальная задача, надо сказать, - мрачно ухмыльнулся Виталик. - Особенно в свете произошедшего с нами за последние полгода. Жить, значит хочешь, атаман, - совсем уж мрачно констатировал он.
- Надеюсь, ты понимаешь, что в этом городе мы как в мышеловке и выхода отсюда для нас нет, - бросил на него настороженный взгляд атаман. - Обложили нас здесь со всех сторон и живыми нас отсюда не выпустят. Даже сейчас за нами наблюдают, хоть ты и отмахиваешься от моих слов.
А в замке слишком много чужих ушей, - тихо проговорил атаман, отворачиваясь к заливу. - Поэтому мы будем говорить здесь.
Я вот что хотел обсудить, - помолчав, продолжил Бугуруслан. - Ты с парнями нашими переговорил о нашем будущем? Как они смотрят на моё предложение, чтобы помимо передачи Сидору всех прав на реализацию всей добычи с изумрудного рудника за треть от продажной цены, ещё и сам рудник с нашей шеи скинуть?
- Чего спрашиваешь, ответ сам же знаешь, - удивлённо глянул на него Виталик. - Все кто с тобой был когда-либо не согласен, давно в земле лежат, остались только с тобой согласные, да те, кому всё равно. Мне, например, всё равно, остальные - согласные, - с неприкрытой издёвкой грубо расхохотался Виталик.
- Тебе не приходил в голову один простой вопрос? Почему я вызвал тебя сюда, на берег залива, да ещё и тащился, еле переставляя ноги на самый дальний край сидорова замка, в безлюдную её часть. Где никто ничего не копает, и нет даже патрулей охраны?
Почему я приволок тебя сюда, в пыль и грязь, а не предпочёл говорить с тобой в своей лекарской палате, лёжа на удобной койке под чистым, приятно пахнущим одеялом на белоснежных простынях?
Отвернувшись к воде, Бугуруслан какое-то время мрачно смотрел на стену камыша перед ними и пробитый в камышах совсем недавно узкий извилистый проход для лодок, сообщавшихся с работающей в дальней части залива драгой.
- Потому что у тебя длинный язык, - мрачно проговорил атаман, не дождавшись ответа от растерявшегося приятеля. - Вот кто тебя сейчас за язык тянул? Сказано: сделал - забудь. Ещё раз такое услышу, оторву язык вместе с головой. Ясно?!
- Да ладно тебе, - струхнул Виталик. - Чего такого я сказал?
Раз не понимаешь, то просто помолчи, иначе, зачем тебе такая голова, пустая. Языком мелешь, не думая. Даже во сне держи язык за зубами, целее будешь.
- Ладно-ладно, я всё понял, был неправ, забыли.
- Не советую забывать, - посмотрел ему прямо в глаза Бугуруслан. - Советую хорошенько запомнить, к чему приведёт ещё одна ТАКАЯ оговорка. Ты меня знаешь, я слов на ветер не бросаю и не посмотрю что ты мой лучший друг. ТАК не шутят.
- А теперь докладывай, что у нас с пайщиками.
- С пайщиками всё хорошо. Без звука всё подписали. Все нужные бумаги у меня с собой, можешь убедиться, - Виталик с виновато-осторожным видом аккуратно похлопал ладонью по небольшой кожаной сумке, висящей сбоку на ремне.
Но! Возникла проблема. Люди недовольны предложенной стоимостью пая.
- Чего так? - деланно изумился атаман. - Неужто мало?
- Да не то чтоб, - замялся Виталик. - Поначалу, когда озвучил твоё предложение, вроде бы было всё ничего, как бы согласились. Но стоило лишь в разговоре помянуть Малого с Дюжим, как те раскрутили компанию Сидора на кедрач, как у наших компаньонов натурально крышу снесло. Минуту назад устраивавшая всех десятина кедрача за пай, тут же стала слишком малой ценой за столь ценный рудник.
И словно отрезало. Нет и всё! Давай больше.
Зря ты мне присоветовал использовать этот аргумент, - с горечью проговорил Виталик. - Всё дело испортил.
Так прямо в лицо и заявили. Что есть предел даже их послушанию. Продать шахту за бесценок они нам не позволят, - Виталик нервно дёрнул щекой. - Согласие на продажу есть, но со стоимостью пая категорически требуют пересмотра. Понимают, что нам требуется единогласное их согласие, и что иного случая не будет. И хоть доля их невелика, этого достаточно, чтобы сорвать сделку. Тебя боятся, меня боятся, но едва разговор доходит до денег, упираются вмёртвую.
Не желают под старость остаться нищими, как вся эта братия напоследок мне выразила. И особенно там распиналась та четвёрка, что Сидор недавно из рабства освободил. Кстати к твоему сведению, хоть для тебя это наверняка уже и не тайна. Нас с тобой эта четвёрка просто лютой ненавистью ненавидит. Видать, или что-то знают, или подозревают.
Мне не веришь, сам с ними поговори. То, что у меня в сумке лежат их письменные согласия - не значит ровным счётом ничего. Будет низкая цена, под договором никто не подпишется. Так и сказали.
- Много хотят?
Тихий, обречённый свист ясно показал, насколько низко Виталик оценивал возможность получения согласия.
- За пай требуют по сто тысяч злотых или по сто десятин кедрача. Каждому! А паёв тех двадцать восемь. Да плюс к тому ещё по десятине за каждый процент доли, у кого сколько есть. То есть ещё дополнительно сто десятин на всех двадцать восемь пайщиков, включая сюда же и Сидора с Димоном с их процентами, и всех кто ещё остался живой, но сейчас нет в замке.
Как они выразились, для дифференциации вклада и справедливости. Мол, чтоб не было уравниловки.
Сначала - две восемьсот, - не выдержав, Виталик от злости скрипнул зубами. - Потом ещё плюс сто. Итого - две девятьсот десятин кедрача.
Почти три миллиона, - каким-то нехорошим, скрипучим голосом проговорил Виталик.
Думаешь, Сидор заплатит? - покачал он головой. - Ой, что-то я сомневаюсь. Такие сумасшедшие деньги за какую-то дырку в земле, откуда неизвестно что получишь, и получишь ли вообще что-либо, потому как шахта старая, явно выработанная.
Я б лично платить не стал. И Сидор не заплатит, не дурак потому как.
- Вот потому-то ты на своём месте, а он на своём, - как-то непонятно для Виталика отозвался атаман, глянув искоса на товарища.
- К тому ж, как я слышал, последнее время в компании Сидора с деньгами туго, - Виталик не обратил на замечание атамана ровным счётом никакого внимания. - Стоит раз глянуть какие большие караваны приходят к ним из дома чуть ли не каждую неделю, и какое убожество по количеству фургонов, да и то не каждый месяц идёт обратно, сразу всё становится на свои места. Сюда раз в неделю, обратно раз в месяц еле-еле набирается товару. Эта дурная стройка все наличные деньги из Сидоровой компании высасывает. Вся прибыль его то ли семи, то ли девяти торговых караванов здесь в Приморье уходит на восстановление этого замка и на содержание чуть ли не пяти тысячи освобождённых рабов.
Так что свободных денег у компании Сидора сейчас нет. И взять их ему не откуда.
- Если только мы ему не поможем, передав Сидору с Димоном всю добычу нашей шахты за все последние годы, - невозмутимо обронил атаман. - Стоит Сидору продать наши камни и у него тут же появятся свободные оборотные средства. А продать он может, в отличие от нас, - флегматично обронил атаман и надолго замолчал.
На какое-то время вокруг них установилась напряжённая тишина, нарушаемая лишь шелестом набегавших на песок частых мелких волн из залива и криками морских птиц.
- Но для этого камни должны быть здесь, в замке, - спустя какое-то время, наконец-то нарушил тишину Виталик.
- Раз должны, значит, будут, - флегматично отозвался атаман, посмотрев тому прямо в глаза.
- Не понял, - тихо, напряжённым голосом отозвался Виталик. - Мы что, работаем теперь на компанию Сидора? С каких это пор?
- Мы всегда работаем на себя, и только на себя, - чётко акцентируя слога, жёстко отрезал атаман.
Хочу задать тебе один вопрос, Виталик, но ты хорошенько перед тем подумай, прежде чем отвечать.
Что для нас есть хорошего в предложении парней из НАШЕГО отряда?