Мы с Севой летом бываем в разных местах: там купанье хорошее, там ягод больше. Но семь лет мы возвращаемся в одно из наших любимых мест недалеко от станции Чаща. Правда, это место скорее моё любимое. Севе часто надоедает одно и то же место. Он уютно его обустраивает и начинает искать новое. Объясняет: "Я - бродяга". Вот мы вернулись на костровую площадку на станции Чаща. Вернее, от станции надо идти километров пять.
В дачном посёлке недалеко от станции мы проходим мимо щедро плодоносящих слив. Для человека, у которого нет дачного участка, это нечто привлекательное. Они медовые, янтарно-жёлтые. Но у нас свои есть. На месте заброшенного села есть сад. Там сливы до сих пор плодоносят, хотя никто о них не заботится. Сливы там синие, очень сладкие, а под ногами, когда их рвёшь, - грядки с клубникой. Тут урожай не такой щедрый, но бывают удачные годы.
От грейдера, ведущего к Рошалю, отходит канавка, по которой мимо начинающейся черники доходим до поворота на нашу поляну. Мимо первой нашей костровой площадки - ей лет пять, - проходим великолепную ель, за которой открывается сказочного очарования поляна - бывший остров среди болот. По краям его высоченные сосны, как колонны в готическом храме, а березняк на месте бывших болот - как витражи в интерьере католического собора. Только в католических соборах нет черники и брусники, и не пахнет хвоей.
На площадке, на то место, куда приходится вход в палатку, упала берёза. Повезло нам, что не на нашу палатку и в наше отсутствие. При входе в палатку растёт, вернее, стелется, сосенка. Стелется потому, что когда мы пришли в первый раз, мы оба на неё наступили. Но потом я огородила её палочками и начала усиленно поливать. Живучей она оказалась и благодарной за внимание. Растёт потихоньку вкривь.
2 Вода уходит.
Когда мы только пришли сюда, пруд был неплох. Купались, брали оттуда воду. На одном берегу был стол, и даже беседка одно время, покрашенная в алый цвет. Потом её увезли.
На берегу молчаливо сидел рыбак и потихоньку подбрасывал мне яблоки, когда я купалась. Он размещал свои подарки под яблоней, которую я тоже поливала. Она была старой, посаженной ещё коммунарами, которые вырыли пруд и выстроили своё село. Они поставили памятник Тельману и окружили его голубыми елями. Теперь памятника нет, а ели остались.
Дарёные яблоки были сорта мельба. Я-то рыбака никогда не видела. Я думала, что они упали с яблони - она щедро плодоносила, несмотря на почти полное отсутствие листвы, - но Сева заметил, что мельбу в те годы, когда обустраивалось село, никто не сажал. У него когда-то был дом с садом, ему виднее. Тогда, когда мы только пришли, многие яблони были с яблоками. Много росло маленьких яблонь, дубков и ёлок. В засушливое лето я их поливала тоже.
Сначала Сева сам носил воду от пруда. Он тогда ходил с одной палкой из-за повреждённого тазобедренного сустава. Потом он стал ходить с двумя палками, но всё ещё приносил воду в рюкзаке. А потом уж я приносила воду, заодно и купалась.
Пруд постепенно мелел. Вся заболоченная местность постепенно высыхала. Пришли бобры, свалили в пруд три дерева, и он превратился почти в болото.
Мы проходили от станции мимо музея Мещёры художника Исаева. Его дочь Маша, когда мы заходили в музей, предлагала нам брать воду в колодце. Когда вода в пруду запахла затхлостью, я решила на тележке возить воду из колодца Маши. Заодно мы с ней пили чай с пирожками и конфетами.
Но колодец тоже мелел. Вода после моих посещений блестела где-то глубоко, почти на дне.
Прямо под ёлкой у пруда букетом росли белые грибы. Если пройти мимо нашей готической черничной поляны по противопожарной канавке, можно было набрать лисичек. На рынке они были очень дороги, а Сева в них нуждался. Когда у него стало похуже с ногами, он открыл мне тайну расположения лисичек на одной из тупиковых троп, и я для него их там собирала.
По дороге к пруду попадались ужи и змеи. Они загорали прямо на дороге и рисковали жизнью, что было мне не всё равно. Я брала палку, подцепляла змею, и тащила на обочину - машины давили их регулярно. Один маленький змеёныш, глупыш, зашипел на меня с палки, разинув рот. Очутившись в придорожной траве, он вытянулся, стоя на половине своего туловища, и проследил полёт палки. В целом змеи и ужи вели себя разумно.
Но вода уходила не только из колодцев, но из болот. Наша готическая поляна была островом среди болот, потом частью перешейка, соединявшей две противопожарные канавы, а потом слилась по степени сухости со всей местностью. Мох пожелтел и хрустел под ногами. Черники и брусники стало меньше. Сева подумывал о других местах.
3 Земляника где рычали бобры.
Севе жизнь без поисков новых мест казалась пресной. Недалеко от освоенных мест он знал огромные болота, вернее, они стали болотами, а были прудами. Он предложил мне сходить туда с несколькими ночёвками. Ну, земляника там была. А вода оказалась протухшей. Он видел эти болота много лет назад и упорно называл прудами.
Воду пришлось брать из лужи на дороге. Там почти никто не ездил - одна машина и не каждый день, - и недавно прошли щедрые дожди. По дороге к луже мне встретилась дряхлая жаба. Она помнила лучшие времена и, вероятно, грезила о них, сидя у лужи. Я сорвала травинку и осторожно дотронулась до её лапки. Она пришла в себя, увидела меня, развернулась и медленно отправилась в болото.
Наша палатка стояла среди густой травы. Я протащила тележку с водой через траву и напомнила Севе, что когда мы в первый раз искали место на водохранилище на реке Малявке, под Луховицами, он заставил меня следовать за ним с тележкой и тяжёлым рюкзаком вверх по склону, заросшему травой по наши плечи.
Он был потрясён моим злопамятством и в порядке просьбы о прощении провёз тележку по траве ещё раз с выражением раскаяния в каждом движении. А земляника была в лучших наших традициях.
Сева остался ночевать, а мне надо было уехать. Ночью его пытались напугать бобры - они рычали, хотели прогнать.
4 Вера, Виктор, козы и овцы
На окраине поселка стоял большой крепкий дом с садом. Яблони свешивались за забор, но мы с Севой считали, что там живут куркули, и яблоки у них рвать нельзя. Потом хозяева оказались милейшими людьми, и я часто брала у них воду. "Вам ведь холодную нужно?", - спрашивала хозяйка в жару.
У них на улице перед калиткой была целая автостоянка, во дворе - трактор, козы, овцы, огород. Машины принадлежали детям. За оградой на задах тоже плодоносили яблони и сливы, и было несколько ульев.
Хозяев звали Вера и Виктор. Вера в юности была красавицей, но вышла за Виктора вторым браком недавно - они были одноклассниками. Это были её дети. Виктор был лесничим, хоккеистом и футболистом, но вышел на пенсию и лечит многочисленные спортивные травмы. Лес знает хорошо. Сева часто беседовал с ним на эту тему.
А мы с Верой вспоминали наши танцы, сидя на завалинке. Около крутились многочисленные котята. Она предложила мне морковку, только что вынутую из земли. Такую тоненькую, на рынке они самые дорогие. Мне очень хотелось, но я знала, что она просто промоет её под струей холодной воды, а надо горячей и с мылом.
Те яблони, что на задах, при моём появлении обступали козы. Особенно козёл был требователен: хотел, чтобы я натрясла им яблок. Его я угощала с рук, и он, шутя, слегка прикусывал мне пальцы. Овцы в отдалении завидовали этому пиршеству, но когда я с яблоком в руке, к ним подбегала, в рассыпную спасались, побуждая цепного пса подать голос.
6 Белые грибы
Их становилось всё меньше. Однажды я ушла вперёд - Сева с каждым годом ходил всё медленнее. Мне надо было бросить вещи на нашей поляне и сходить за водой к его приходу. Из леса вышел молодой человек в камуфляже и подошёл к своему велосипеду на обочине. У него была полная корзина белых грибов! Он предложил мне показать место, где у него белые грибы.
Никогда в жизни не получала такого предложения. В голове пронеслась буря вопросов. Он уезжает навсегда? Помирать собрался, такой молодой? Он в своём уме - предлагать незнакомой женщине такое место?!
Я спешила, и автоматически отказалась идти за ним в лес. Потом жалела и долго не говорила об этом Севе. До сих пор и жалею, и не знаю, правильно ли поступила. "Не пренебрегайте", - заметил он и уехал.
Зато Сева подарил мне красивый белый гриб, который нашёл под ёлкой, где мы раньше ночевали. Но совсем шикарный подарок ожидал нас на одной из нескольких остановок по дороге к стоянке. Четыре футболиста бежали своим тренировочным маршрутом и предложили нам шестнадцать белых грибов! - "Нам некогда их готовить, а они случайно попались".
8 Ларик.
Подруга уехала в отпуск и просила прогуливать её пёсика Ларика. Мне нравятся крупные собаки: хаски, доги, алабаи. У меня никогда не было собаки и знаю я о них только понаслышке.
"Наша жизнь - только миг",- сокрушалась я, наслаждаясь очередным пирожным на прощальном ужине у подруги. В окне далеко внизу плыли разноцветные огни, задумчиво сияли звезды.
Ларик, плюгавенький, сопливый, слезливый, с дрожащими тоненькими ножками, не впечатлял. Но надо было с ним гулять, причём в самое лучшее время лета - в июле! Мы с Севой старались как можно больше быть в лесу. Ягоды были все, какие можно представить, и пошли грибы.
Я придумала план. Мы заезжаем на нашу стоянку, ставим палатку, я ночую. Оставляю вещи и еду утром прогуливать Ларика. Надо учесть, что место наше находилось за сто с лишним километров от Москвы. Приезжаю, прогуливаю, ем всякие вкусности, оставленные мне для приманки подругой, сплю там, а рано утром возвращаюсь к Севе.
Севе план, конечно, не понравился. В такое блаженное жаркое время каждая минута в лесу на счету. Но ему пришлось смириться. Теперь предстояло план выполнить.
Квартира подруги напоминала художественный музей и библиотеку одновременно. Даже на кухне висели иконы немыслимой художественной ценности. Но самым сильным потрясением было то, что Ларик не хотел, чтобы я надела на него ошейник. Как же я буду его прогуливать? Две недели без свежего воздуха? Мне был оставлен список лекарств и рекомендаций. Но в нём не предполагалось, что он не будет выходить во двор.
В спальне рядом с компьютером висела икона св. Герасима со львом. Я встала перед ней на колени и начала молча молиться. Ларик пришёл из другой комнаты и сел рядом со мной, подставив шею.
В первый раз в жизни я вышла на прогулку с собакой! Подумалось, что повезло, что это не алабай. Ему труднее надеть поводок незнакомому человеку. Оказывается, гулять даже с некрасивым пёсиком приятно!
Мы любовались шедеврами дворовых садоводов, когда ко мне подошла ярко раскрашенная нарядная старушка. Бывают такие, что половину ларца с украшениями надевают на себя для прогулки по двору.
Такая опрятная и правильная. Да и пусть, но вот что она заявила, с некоторым, как мне показалось, торжеством в голосе: "А у вас губы синие! Вам надо заняться своим здоровьем!"
У неё-то небось тоже губы синие, вон как густо намазаны! Но в целом она, наверно, права, не люблю я ходить по врачам и в зеркало смотрю редко. Я похожа на Анну Ахматову, а мне бы хотелось иметь лицо матрёшки.
Как гром среди ясного неба! Жара за тридцать, а губы синие и я мотаюсь по душным электричкам... Очень милая старушка, если подумать.
Но взялся за гуж - не говори, что не дюж. Пришла с прогулки, позвонила подруге. Дала Ларику смартфон послушать её голос.
Для чтения перед сном подготовила стопку интересных книг. Утром купила помидоры и пирожные эстергази. Всю дорогу вспоминала, что накануне моего отъезда была гроза, буря, Сева промок, простудился, температурил. А вдруг у него отсырели спички?
Вечером у костра пели "Нелюдимо наше море", "Когда весна придёт - не знаю", "Вихри враждебные". Молча любовались розовеющими берёзами. Он научил меня слушать тишину заката.
Научил заземляться: подарил проволоку, на одном конце которой штырь, втыкаемый в землю, а на другом обруч, надеваемый на запястье. Приобрести потенциал земли - полезно, так он говорит.
Ночью кричала сова. Даже несколько сов. Хотели напугать. Не получилось: мы ведь не мыши. Сева говорил, что ночью кто-то ходил по лагерю. У меня тоже как-то было ощущение, что когда я ночью вышла из палатки, для кого-то это оказалось сюрпризом, и он осторожно спрятался.
9 Кофе и чай
Подруга вернулась. Пьем на кухне чай. "Наша жизнь - только миг", - вздыхаю я, расправляясь с очередным пирожным.
Сева съездил на юг и вернулся. Темнеет. Наслаждаемся кофе, поем песни светлячкам, звездам и притихшему лесу. "Наша жизнь - только миг", сокрушаюсь я.