Давным-давно, так давно, что почти никто и не помнит об этом, далеко-далеко, за горами и морями, расстилалась прекрасная страна. Там зеленели леса и золотились поля, текли прозрачные ручьи и блестели озера, радовали взгляд села и поднимались города. Женщины рожали детей, смотрели за домом и работали по мере сил, мужчины работали до седьмого пота. Все было как и в любом другом месте в нашем огромном мире под голубым небом, до тех пор, пока в одном из городов не появилась странная птица. Величиной она была чуть больше голубя, а крылья отливали синевой. На закате дня ее оперение становилось ярко-синим, а на заре, встречая новый день, птица пела - да так прекрасно, как никто прежде не слышал.
В этом городе жила девушка. Она была умной и красивой, и женихи захаживали просить ее руки с завидным постоянством. Но она всем отказывала - потому, что любила. Только шансов на взаимность у нее, увы, не было. И вот однажды, проснувшись раным-рано, она увидела за окном птицу и подумала: "Пусть о моей любви узнает тот, кому я предана всем сердцем и всей душой. Пусть он полюбит меня, если это возможно". Так получилось, что девушка словно загадала желание, обращаясь к необычной птице.
И птица запела.
Вскоре в городе сыграли свадьбу: долго еще шли пересуды о том, что бедная девушка вышла замуж за сына одного из самых богатых и влиятельных людей города. И что парень, который был ветреным и охочим до женского пола, стал чудесным мужем.
А в гнезде, свитом за резным наличником окна дома, где поселились молодые, странная птица свила гнездо. Птенцы вывелись синие-синие.
С тех пор в городе таких птиц становилось все больше и больше. Они уже не меняли цвет оперения: оставались синими все время, и расселились по городу. Жители и не заметили, как стали счастливее. А вот приезжие отмечали - тут все как везде, но с одной небольшой разницей: люди здесь улыбаются чаще и под крышей почти каждого дома гнездятся удивительные синие птицы. Да-да, синие птицы встречались там так же часто, как у нас - простые воробьи.
Это было счастливое время. Люди и птицы жили в мире. Даже самые отчаянные сорванцы не обижали пернатых, не разоряли гнезд, а коты не охотились на птиц. Синие птицы исполняли любые желания, самые невероятные, самые сокровенные, но только если эти желания были добрые. Жизнь становилась все лучше, а место получило название "Добрый Город".
Годы летели. Слава о птицах облетела мир, и чужестранцы прибывали, чтобы посмотреть на синих красавиц, выменять на диковинные товары хотя бы одно перо - даже оно, говорили, приносит удачу в делах и успех.
Синих птиц просили продать, подарить, и добрые люди с радостью делились подросшими птенцами. Ведь счастьем надо делиться - тогда его будет еще больше...
Но птицы не приживались на чужбине.
И тогда один правитель собрал огромную армию и пошел войной на Добрый Город. Жители не готовы были сражаться - они были слишком миролюбивы.
Город пал.
Завоеватели не знали жалости. Почти все местные жители были перебиты. Дома разграбили и сравняли с землей, а на развалинах некогда цветущего города было суждено зародиться новому, где стал править злой, жестокий человек, где мальчики рождались, чтобы воевать, и женщины были им под стать. Только счастья там не было - оно ушло вместе с дымом, что поднимался над пожарищем Доброго Города.
Большинство синих птиц было перебито, хотя и был отдан приказ не трогать чудесных пернатых. Некоторые из них, словно разумные существа, бросались грудью на копья завоевателей - и те, роняя оружие, кричали от ужаса, потому что повинного в гибели синей птицы ждала мучительная смерть. Некоторые птицы налетали на воинов, стараясь оттеснить их в сторону от женщин и детей, и завоеватели, опасаясь за свои глаза, вынуждены были защищаться, уничтожая птиц.
...Всех, кто хотя бы косвенно был повинен в гибели синих птиц, казнили на рассвете, после того, как в Добром Городе был объявлен новый властитель.
В это же время синие птицы исчезли.
Сколько ни пытались захватчики найти хоть одну их них, все было тщетно. Сколько ни обыскивали они гнезда за резными наличниками - ничего. Ни одной птицы. Ни одного живого птенца. Ни одного целого яйца. И тогда правитель велел забыть о самом существовании дивных пернатых, чтоб никто и никогда не вспоминал о том, что когда-то здесь жили синие птицы.
Но жива до сих пор в памяти людской легенда о птицах, которые исполняют любые желания, о птицах-удаче, птицах-счастье, хотя их больше никто и не видел. Правда, старые люди говорят, что изредка в разных местах появляются птицы, оперение у которых на закате дня отливает синевой, а на заре они дивно поют - почти как соловьи.
Говорят, что после этого на Земле прекращаются войны, рождаются люди, которым суждено стать великими учеными, композиторами, поэтами...
Но никто этому, конечно, не верит.
Такова сказка.
Часть 2. Быль
- Ты, дура! Кому говорю - подавай на стол!
На продавленном диване развалился обрюзгший мужчина лет сорока. На нем были старые спортивные штаны, "треники" с отвисшими коленками, от него плохо пахло - потом, дешевыми сигаретами и перегаром.
Его жена, худая усталая женщина, состарившаяся раньше срока, тенью скользила по дому. За столом, у окна, натужно кашлял ребенок лет десяти. Ветхая простынь - жалкое подобие штор - слабо колыхалась от ветра, проникавшего в это убогое жилище через приоткрытую форточку.
- Погоди, сейчас дам лекарство, и будешь обедать, - не глядя в сторону мужа, произнесла женщина.
- Потом будешь за выродком смотреть! - рявкнул мужчина. - Мужа накорми! Или совсем страх потеряла?! Так я тебе напомню, кто есть кто!
Подавив вздох, жена побрела на кухню.
- Обед на столе, - послышался тусклый голос женщины. С ложкой и микстурой в руках она пошла к ребенку, а мужчина вразвалку двинулся на кухню, на ходу подтягивая сползающие с живота штаны.
Вскоре послышался звук бьющейся посуды и отборный мат.
- А ложка? Я что, как собака хлебать буду? Из миски прямо?
- Сейчас...
За окном, на карнизе, сидела довольно большая птица - ростом с хорошего голубя. Ее оперение отливало синевой. Птица, словно разумное существо, заглядывала в щелочку между занавеской и стеной и время от времени стучала клювом в стекло.
Но ее никто не видел.
...Когда пал Добрый Город, не все птицы погибли. Выжившие укрылись в лесной глуши, там, куда никогда не добирались люди. Настал день, и двадцать семь птиц покинули свои гнезда. Остались лишь старые и больные.
Двадцать семь птиц разлетелись по миру, ведомые только им понятным инстинктом - надеждой найти человека, нуждающегося в помощи, который готов поверить в чудо, в сказку, в мечту. Птицами двигала древняя магия, неукротимое стремление, не подвластное ни времени, ни расстояниям - желание творить добро, и это желание было сильнее всего на свете. Сильнее самой смерти. Десять птиц погибли сразу, даже не долетев до ближайших людских поселений - были слишком слабы. Только семнадцать птиц добрались до городов. Чувствуя то тут то там посылы доброты, исходящие от людей, волшебные пернатые ощущали прилив энергии и искали, искали, искали человека, способного бескорыстно желать, любить, верить, способного творить добро, не смотря ни на что. Человека, способного вдохнуть жизненные силы в синюю птицу - тогда она исполнит его самое заветное желание. И, вернувшись в гнездо, продлит род птиц, приносящих счастье.
Дома быстро ветшают, когда их покидают хозяева. Не успеешь оглянуться, как уже краска облупилась, калитка сорвалась с петель, да так и висит наперекосяк, шифер частями обвалился с крыши, ставни покосились и жалобно хлопают на ветру, да стекла разбиты в окнах. Страшно, жутко. Словно живое существо бьется в агонии. Молча.
В тупике одной из улиц стоял такой заброшенный дом. Его уже давно облюбовали бродяги. Оборванные, страшные, утратившие человеческий облик, они были изгоями - и люди старались не обращать на них внимания, словно проблемы нет вовсе. И обходили дом стороной.
- А-а-ать, поймал! - хриплый голос бомжа был похож на воронье карканье. В грязных руках он сжимал бьющуюся птицу. Она неистово хлопала крыльями, крутила головой - но вырваться не могла. С неожиданной ловкостью, одним движением руки он свернул хрупкую шейку. Его не волновало необычное оперение, и уж, конечно, он не собирался загадывать никаких желаний - человеческое существо, опустившееся на самое дно, жило, подчиняясь только инстинкту, требующему пищи. Для пищи вполне годилась небольшая курица, будь она хоть десять раз синей.
Птица была наспех ощипана. Перья унес бродяга-ветер, и они еще долго, грустно кружа, опускались на раскаленный летним солнцем асфальт.
...Василий Петрович сидел, словно громом пораженный. Он не мог пошевелиться, не мог произнести ни слова. Да разве это возможно? Как же так, столько лет, столько десятков лет... уважение коллег... безупречная характеристика... поощрения, премии, грамоты... и вдруг - уволили. Его уволили, сейчас, именно сейчас, когда ему так нужна работа! Он этого никак не ожидал, даже подумать не мог. Рассчитывал работать еще долгие годы, пока хватит сил. Пенсионер, ну и что? Да разве он один работает на пенсии! Он много знает, может поделиться опытом, ему всегда говорили, что он незаменим, что он - история этого учреждения, почетный работник. Этот кабинет, стол, стул - не просто рабочее место, где бесцельно протирают штаны бездельники. Это - его любимое дело, его жизнь - да и деньги очень нужны, что греха таить! Дети разъехались кто куда, ищи ветра в поле. Валя болеет постоянно, а лекарства сейчас такие дорогие, такие дорогие... Василий Петрович, словно в тумане, слушал, как коллега воодушевленно увещевал - мол, смотри, начнешь новую жизнь, займешься, чем мечтал. Будет много свободного времени - на себя. На себя... Зачем ему время - на себя?
Петрович не стал слушать дальше. В голове шумело, словно там развернулась стройка и работали невыносимо громкие, огромные, тяжелые, бьющие прямо в виски отбойные молотки. Он полез в стол за таблетками от давления.
Таблетки не помогали. Василий Петрович, с трудом двигаясь, начал собирать вещи. Много накопилось, сразу не унесешь. Но лучше сейчас начать, не оставлять на потом. Ни минуты лишней тут не останется.
Ах, если бы он только повернулся!.. Возможно, синяя птица, кружащая рядом с окном, могла бы ему помочь. Но Василий Петрович собирался. И старался не смотреть вокруг - было слишком больно и тяжело.
А волшебные птицы все летали по миру, стараясь привлечь к себе внимание. Но люди, поглощенные своими заботами, придавленные к земле грузом проблем, не смотрели в небо. Те, кто были чуть-чуть счастливее, тоже не смотрели в небо - они были заняты своим счастьем и смотрели друг на друга. Так было на шумных свадьбах или на развеселых вечеринках, в квартирах и на пляжах, в конторах и школах. Молодые и постарше не загадывали желаний. Люди разучились мечтать! Они жили одним днем, работая, размышляя, веселясь. В аэропортах, на вокзалах, в больницах, в офисах, на деловых совещаниях и просто на улицах люди смотрели исключительно себе под ноги, и мало кто смотрел даже по сторонам. Дети - дети мечтали, но все больше попадалось: "Хочу планшет", "Хочу свой компьютер", "Хочу айфон". Что такое айфон или планшет, птицам было неизвестно. А простые понятия, такие, как доброта, взаимовыручка, желание помочь друг другу, любовь, радость просто от того, что жив, встречались так редко, что это только-только давало птицам возможность поддерживать свои силы.
Всю зиму одна из синих птиц перебивалась в кормушке с воробьями и синицами. А когда людям надоело наблюдать за птичками за окном и, по свойственной им забывчивости, они перестали подбрасывать крошки, птица, едва собравшись с силами, перелетела к мусорке. Некоторое время она жила, питаясь тем, что находила съедобного среди отходов. Однажды у мусорных баков появилась старушка. Она посмотрела на птиц подслеповатыми глазами - все они были ей одинаковы. Достала из кармана кусок булки, раскрошила узловатыми пальцами, подзывая: "Гули-гули-гули". Голуби, отталкивая друг друга, слетелись на зов. Они толпились возле старой женщины, словно курицы, и заглатывали куски булки. Прилетела и синяя птица.
Старушка немного посмотрела на суетящихся пернатых и пошла. И вдруг она услышала, как захлопали крылья - так стая поднимается в воздух. Она обернулась на шум и успела увидеть, как взлетели ввысь голуби, а на том месте, где она только что их кормила, застыл тощий дворовый кот с добычей в зубах. Пойманная им птица в лучах солнца на мгновенье блеснула синевой.
- Ах ты, паразит! - закричала женщина, потрясая палкой. Но удачливый кот-охотник в два прыжка скрылся за забором.
Где-то наступила весна, город цвел и благоухал. Терпкая зелень наполняла воздух дурманом, но человеку, находящемуся в апартаментах на самом верхнем этаже элитного дома, не было дела до чудес матушки-природы. Из окна открывался шикарный вид, но хозяева редко любовались им. Пожалуй, всего пару раз - когда смотрели квартиру и когда въехали в нее.
На огромном столе были свалены в кучу бумаги. Полный пожилой мужчина сидел, держась руками за голову. Периодически он собирал волосы в кулак и дергал что есть силы, вырывая темные с сильной проседью клочья. Лицо его наливалось краснотой прямо на глазах. Ему не было дела ни до весны, ни до цветущих каштанов за окном, - он попросту не видел их с такой высоты, а по городу давно передвигался исключительно на машине.
- Марго, меня сейчас хватит удар, - простонал он. - Денег нет.
- Хватит! - отрубила сильно молодящаяся женщина лет пятидесяти. На ней был дорогой костюм, а украшения стоили целое состояние. - Не все потеряно!
Она нервно ходила по комнате, курила и то и дело звонила по телефону.
Так называемые "друзья" внезапно оказались кто в отъезде, а кто попросту был недоступен. Те, кто отвечали, в большинстве своем говорили, что вложили все свободные деньги в дело.
- Нет, ну не может быть, ну как же нет, одолжи, сколько есть, мы отдадим с процентами...
Денег никто не давал. Ни мужчина, ни женщина не вспомнили о том, как сами отказывали в подобных случаях, как высокомерно относились к тем, кто не имел такого высокого положения, как действовали напролом, как шли по головам - лишь бы добиться успеха в бизнесе.
Добились. Дети уехали жить за границу, сами они ездят по лучшим мировым курортам... и вдруг раз - все кончилось. Молодые и ушлые конкуренты ловко их обошли, раздобыли компромат, который, казалось, был уничтожен, и еще недавно процветающий бизнес дал трещину, которую уже не заделать. Она очень быстро превратилась в пролом, откуда, словно нечисть, лезли и лезли грехи, дурные дела и неприглядные поступки. Все рухнуло в одночасье, все...
Женщина налила два бокала и протянула один мужчине. Он оттолкнул ее руку, дорогой виски выплеснулся, забрызгав костюм женщины.
- Ты идиот! - зло сказала Марго.
Им не было дело до кружащей вокруг дома синей птицы. Обессилев, птица камнем упала вниз.
Силы у птиц иссякали. Они гибли одна за другой, кто от несчастного случая, кто от того, что не выдерживало маленькое сердце, которое просто не могло биться без подпитки добротой. А ее было катастрофически мало. Но все равно птицы продолжали поиски: они не могли вернуться, не выполнив своего предназначения.
Синих птиц оставалось только две.
- К-а-атя! Брось! Брось эту гадость!!!
Девочка лет шести замерла, как вкопанная. Молодая женщина бежала к дочери, на ходу доставая из сумки упаковку салфеток. Дочка стояла у фонтана, в руках она держала птицу величиной с голубя.
- Мама, мама, п-посмотри, у п-птицы подбито крыло, м-можно, мы возьмем ее д-домой?
- Нет! Может, она больная, может, у нее птичий грипп, брось немедленно! Иди скорее сюда, я руки тебе вытру!
- М-мама, она синяя! М-может, она желания и-и-исполняет!
- Какая она синяя, глупости! Брось!
"Хочу, чтобы мама больше не плакала, - мысленно прошептала девочка, - и чтоб папа вернулся. Пожалуйста". Она на секунду прижала к груди птицу, а потом подбросила вверх:
- Л-лети, п-птичка!
И птица, ощутив внезапный прилив сил, взмыла в небо и, несмотря на раненое крыло, полетела.
- Ну что ты всякую дрянь в руки берешь, а? - чуть не плакала мать, вытирая девочке руки влажной салфеткой. - Ну что мне с тобой делать? Ну что мне делать, а?
Девочка, насупившись, молчала.
- Что ты опять молчишь? Что молчишь?! - не выдержав, мать сорвалась на крик.
Женщина знала, что не должна кричать, никогда не должна кричать в присутствии дочери - хватило одного раза. Знала, что сама виновата в болезни дочери, виновата и в том, что произошло - ведь если изменяет любимый, мы всегда виним в этом сначала его, а потом - себя. И, если бы она сдержалась тогда, сохранила лицо, может, все бы обошлось... и Катя бы не заикалась. Но тот случай и та истерика что-то сломали в ней - теперь она постоянно срывалась на крик, а потом раскаивалась. Нервы не в порядке, что делать! И вот сейчас опять не сдержалась.
- Ну скажи хоть что-нибудь, не молчи!!!
- М-ма, н-не н-на-д-до... - заикаясь, с трудом выговорила девочка и с перепугу расплакалась.
- Скажи: "Мама, мама, мама"! - настаивала женщина, и с отчаянием добавила, словно про себя: - Опять так сильно заикаться стала, что ж за горе такое...
Детский плач быстро перешел в рев, девочка захлебывалась слезами, икала и не могла толком произнести ни слова.
- Что ж за горе, - плача, причитала мать. - Ни слова сказать не можешь... завтра придется опять к доктору ехать. Горе мое... счастье мое...
- М-ма, н-н-не п-плачь...
Прогулка в парке была безнадежно испорчена. Кое-как успокоив дочь, еле-еле успокоившись сама, мать повела ее из парка. Они шли, обнявшись, и вдвоем всхлипывали.
Ранним утром, когда они уже были готовы ехать к врачу, раздался звонок в дверь.
- Ты?.. - открывая, выдохнула женщина.
- Да. Надо поговорить.
- Па-а-па, - завизжала девочка и повисла на шее у отца. - Папа, па, папочка!
Девочка снова плакала - на этот раз от радости и, против обыкновения, совсем не заикалась.
- Проходи, - произнесла женщина, уже зная заранее, что если муж захочет вернуться - простит и примет обратно, потому что любит, и дочка так счастлива, и - о, чудо! - так ровно говорит. И потом, каждый может ошибаться - на то мы и люди, чтобы уметь прощать.
- Вы куда-то собрались? Я помешал?
- Да, хотела свозить Катю к доктору показать, она стала заикаться... - женщина запнулась, - после... сразу после того, как ты ушел.
- М-мамочка, не н-надо, - умоляюще зашептала дочь. - Давай не п-поедем никуда, пожалуйста, п-пожалуйста.
Мужчина внимательно посмотрел на жену, потом на дочь:
- Ты хочешь к доктору?
- Нет, - четко сказала Катя, с обожанием глядя на отца.
- Значит, не поедешь. Всегда успеется, можно и завтра. Только не сегодня. Да?
- Да-а-а! - закричала девочка и снова вцепилась в отца.
"Спасибо, птичка!" - пронеслось в голове у ребенка.
Женщина уже не пыталась скрыть улыбку. Все хорошо. "Все хорошо, что хорошо кончается", - подумала она.
Невысоко над домом в ослепительном небе парила ярко-синяя птица. Она запела, и люди, которые спешили по своим делам, забывали обо всем и останавливались. Они вглядывались ввысь, прикрывая глаза от солнца, и спрашивали друг друга:
- Что это за птица, как она называется, не знаете?
И улыбались прохожим - просто так, без причины. А песня все лилась и лилась, и ее не мог заглушить городской шум. Находя отклик в людских сердцах, песня становилась все громче, все красивее, и звучала уже на два голоса.
- Смотрите-ка, их две! - воскликнул кто-то.
И правда, в небе птиц было уже две. Еще одна синяя птица, последняя из уцелевших, прилетела на зов. Чувствуя разливающуюся в мире доброту, впитывая ее, поглощая и возвращая обратно в мир, птицы снова обрели свои силы, и кружились в голубом безоблачном небе в брачном танце.
Две синие птицы вернулись в гнезда, полные сил, жизни и любви. Скоро у них вывелись ярко-синие птенцы. Там, в недоступных лесах, в глухом месте, вдалеке от цивилизации, продолжился род синих птиц, готовых в любой момент по велению своего сердца вылететь из гнезда на помощь людям - исполнять желания, творить добро и нести в мир счастье.
Говорят, приблизительно в это же время объявили, что, вопреки ожиданиям, в одной горячей точке нашей планеты закончилась война. Стороны заключили перемирие и, похоже, впервые за долгие годы были готовы выслушать и, главное, услышать друг друга. Но это, конечно, не имеет никакого отношения к синим птицам. Их не существует.