Аннотация: Переработанный во все стороны список рукописи "Отшельник и Акрида". Вышел в финал 4 эквадорского конкурса и конкурса "Хиж-3". Напечатан под названием "Отшельник и Акрида".
"Когда нечистый дух выйдет из человека,
то ходит по безводным местам,
ища покоя". (Мф. 12, 43)
Даже шлюпка побрезговала коснуться этой планеты. Зависла над поверхностью, плюнула капсулой, люк захлопнулся.
- Счастливого ада! - отзвучало последнее напутственное слово человечества.
Аминь. Бог с вами, люди! - мысленно пожелал я экипажу, уже улепетывавшему со всех дюз.
Пыль, поднятая при посадке, нехотя осела. На дисплеях забрезжила тоскливая картина. Путеводитель утверждал, что планета необитаема. Оно и похоже - обитать здесь негде и незачем. Пучки сушняка торчат из потрескавшейся почвы как усы погребенных тараканов. Тусклое безоблачное небо. Ни ветерка, словно здесь не только жизни, но и воздуха нет. Идеальное место для молчальника.
Я выбрался из капсулы, постоял, привыкая к чуть разреженной атмосфере, существующей только для меня, ибо некому больше дышать на планете, убивавшей всех своих гостей самое большее за трое суток. Продержусь ли столько?
Все документы, которые дала мне прочесть Лига, - от посланий первопроходцев до сообщений Настоятеля, - сходились в одном: планета начинала реагировать на вторжение через десятую часть суточного цикла. Три часа по земному времени. Для меня отсрочки не было: уроженец необитаемой планеты поджидал с другой стороны капсулы, имел вид смазливой девицы, облик коей я постарался не разглядеть.
- Привет, - сказала она на чистом русском языке с рязанским акцентом. - Познаем друг друга?
Сосредоточенно глядя прямо перед собой, я прошел мимо, чуть не врезавшись в сухое дерево.
- Эй, - догнал меня вопль, - куда ты, милый? Здесь кроме нас никого нет!
За воплем и девица подоспела, зашлепала рядом, не обращая внимания на колючки, царапавшие нежно-розовые босые ступни. Ядовитые колючки, как мне помнилось из того же путеводителя. Я погрузился в молитву, исключив из своего окружения нежелательное присутствие. Оно напоминало о себе еще с час-другой сначала томным, потом уже сварливым щебетом, пока не устало искушать, и не улетучилось.
Я огляделся в ожидании следующей атаки.
Пустота. Прямо, насколько хватало глаз, простиралась бесконечная степь, вся в коричневых кудряшках каких-то кустарников. Как пушок на темени младенца. Легкомысленная по виду степь, - недовольно отметил я. Тут же укорил себя за привередливость и повернул к холмам, видневшимся на горизонте. К тому же, в той стороне слышалось журчание ручья.
Все-таки, хорошо иметь отменный слух, выработанный за пять лет молчаливого внимания к Слову Божию. Ручеек длиной в метр и шириной в два пальца вытекал из мутноватой лужицы и исчезал в трещине.
На стерильной планете и вода должна быть дистиллированной. Я раздвинул голые прутья кустов, наклонился к лужице и замер: рядом с моей небритой физиономией отразился гораздо более бородатый лик. Старик, неслышно появившийся за спиной, был благообразного вида, с посохом в крепкой натруженной руке. Он ласково улыбнулся:
- Здравствуй, сынок. Будь гостем. Хочешь пить? Я наполнил для тебя чашу.
Мое молчание было невежливым. Но не мог же я объяснить почтенному старцу, что дал обет молчания и добровольно обрек себя на невежливость!
Он протянул чашу, уже полную до краев. С ее дна подмигнул голубой глаз с длинными, как у той навязчивой девы, ресницами. Я отшатнулся. Незнакомец слегка нахмурился:
- Здравствуй, сынок. Будь гостем. Хочешь пить? Я наполнил для тебя чашу.
Свое позорное бегство я осознал, только когда споткнулся и обнаружил себя носом в пыли. Меня никто не преследовал. Да и некому. Ты порождение моего разума, старик, тебя нет!
Главное - не спрашивать себя, какую еще встречу готовит земля, где оживают мечты и кошмары. Мыслеформы приходят во плоти и убивают. И некому понять, как такое возможно. Никто не смог исследовать одинокую планету у одинокой звезды в самом хвосте нашей Галактики. Воистину - Последняя Земля. Так далеко от других звезд, что эта система была уже сама по себе, - пылинка, слетевшая с хвоста игривого щенка. Или смерть, ползущая по пятам жизни? Не думать об этом! Мысли сбываются.
Господь Всеблагой! Ты - мое сердце и разум. Я - только мысль о Тебе! Меня нет.
Вокруг застыла корявая безлиственная рощица, явственно слышался щебет птахи, стрекот насекомых. Вспомнилось, что святой Иоанн питался в пустыне диким медом и акридами. При осмотре ближайших веток не обнаружилось ни меда, ни акрид. Возможно, вон то существо под голым кустом - то ли крохотная птица, то ли крупное насекомое - и есть акрида? Оно повернуло голову с фасеточным глазом, перелетело поближе, открыло клюв:
- Привет, меня зовут Акрида. Можешь спокойно мной питаться, не возражаю.
Спасибо за напоминание. Повернувшись к говорливой твари бочком, - будь, что будет! - я вытащил из мешка сухарь. Акрида снялась с ветки, порхнула мимо и ... сухаря в руке уже не было.
Я привычно промолчал, хотя с языка рвалась страстная проповедь этой насекомой птице, в горле клокотали слова, жгучие, как солнце. Я вонзил зубы в другой сухарь и сдержался.
- Благодарю за подношение! - пробурчала Акрида, покончив с моим завтраком. - Рада ответить взаимностью.
Опрокинулась и разлеглась в траве жареным до аппетитной румяной корочки цыпленком, только что снятым с жаровни. Ароматный дымок впился в ноздри.
Акрида искушала до ночи. За несколько часов мне было представлено полное собрание кулинарных изысков семи планет, и я обзавелся стойким иммунитетом. К тому же, неприкосновенный запас сухарей как-то очень быстро кончился, и я страдал острым несварением местных съедобных, как утверждал путеводитель, корешков.
История сохранила скорбные детали первой встречи человека со своим хищным отражением. Авария на корабле. Выброс из гиперперехода к черту на кулички. Дрейф на обломках. И такой казавшийся щедрым, как из длани Бога, подарок - планета с близкой к земной атмосферой. Уцелевшая шлюпка с крохами горючего вместила только половину экипажа. Оставшиеся на корабле слушали их агонию трое суток. На Последней Земле каждый попал в свой персональный ад. Но один увидел рай и сгорел в экстазе.
Под покровом ночи назойливая насекомая тварь подобралась вплотную и тщательно исследовала каждую пядь моего тела, пользуясь тем, что мой ум не сразу заметил это непотребство, будучи погруженным в молитву.
Надо было раздавить мерзкого вампира, облюбовавшего стыдно сказать какую пядь, и жадно сосущего мои жизнетворные соки. Но Заповедь удержала руку от убийства.
- Благодарю за подношение! - пробурчала Акрида, сглотнув добытый ужин. - Рада ответить взаимностью.
Опрокинулась и разлеглась в траве обнаженным аполлоном, готовым к употреблению. Фасеточный глаз юноши задумчиво отражал мириады звезд.
Я был сокрушен: до чего же мелкой оказалась моя душонка, если мне посылаются столь пошлые искушения! Мне, кто всю жизнь готовил себя к этой последней битве с самим собой, со своими демонами, тайными страхами и вожделениями! Я жаждал изощренного Искусителя, испытывавшего самого Спасителя в пустыне! А получил пощечину! Моим кошмаром стал жареный портовый гей!
На рассвете дрожащая от холода Акрида подползла, робко прижалась к ноге. Теперь она напоминала слепого новорожденного котенка с еще влажной шерсткой. До ужаса трогательное существо, требующее немедленной защиты.
- Мне плохо! - пискнул малыш, тычась в протянутую ладонь.
Рука отдернулась, но совсем не из-за клыков, блеснувших тройным акульим рядом. Я видел перед собой ожившую дилемму: это исчадие - есть искушение привязанностью к миру, от которого я давно отрекся (и от ответственности за всяких мирских котят в том числе), или же испытание заповеданной любви к ближнему? Но как любить собственную мыслеформу, да и не будет ли сие содомским грехом?
Пока я шел к холмам, до которых вчера так и не добрался, дилемма трусила за мной мелколапчатой рысью, не отставая, но и не донимая болтовней. На привале, пока я у того же ручья наполнял флягу остатками влаги на этой планете, она не вытерпела:
- По моему, ты неадекватен.
Это что-то новенькое. Мыслеформы не могут анализировать породивший их разум, они - всего лишь отражение моего бессознательного и не имеют самостоятельного бытия. Пожирая, они умирают. Я постарался оглохнуть и заняться тем, ради чего существую: спасением души. Господь Всеблагой! Я - только мысль о Тебе!
Но сосредоточиться на вечном в этих безлюдных местах оказалось так же легко, как в центре космопорта в час пик.
- Ты вообще-то разумен? А?! - ввинтился в уши рык озверевшей мыслеформы.
Я чуть было не ляпнул дурное слово. Но сцепил зубы крепче медвежьего капкана на лапе зверя. Она так просто меня не возьмет, эта аспидная Акрида!
"Отче наш! ..."
- Что за дурацкая планета! - внезапно всхлипнула тварь. - Где обещанные кошмары?
"... Иже еси на небесех..."
- Где чудовища?! - голубой девичий глаз размножился, приподнялся на ниточке связкой воздушных шаров, кокетливо обозрел окрестности, втянулся разочарованно, слился в один.
"... да святится имя Твое ..."
- Какой-то единственный тупонемой червяк, и тот безмозглый! - острый клевок в темя.
"...да приидет царствие Твое ..."
- И это называется планета Смерти?! Надувательство! - пух и перья забились в нос, заставив меня неудержимо чихать.
"...да будет воля Твоя ..."
- Да тут и умереть как следует невозможно! - гаркнула в правое ухо.
"...яко на небеси и на земли ..."
- Разве добьешься тут совершенства? - переместилась к левому. - Спасения?
- Да прихлопни меня, наконец!- Акрида демонстративно уселась мне на нос. - Сколько можно ждать?!
И вонзила чудовищный хоботок. Ее брюшко стремительно распухало, глаз искоса поглядывал: как я отреагирую на хамское пожирание своего тела.
А никак! Я преисполнился радости, перелистывая в памяти вдохновенную Песнь Песен. Обескураженная Акрида выцедила похищенное добро обратно, и я мысленно попрощался с носом. Боже! Ну почему и страдания мои такие мелкие, недостойные истинного служения и настоящего мученичества?! Самое печальное - я чувствовал себя обманутым. Шел на подвиг. Попал в балаган. Гордыня!
- Слушай, урод, - деловито затарахтела Акрида, - даже животное давно бы отреагировало на раздражитель! Ты, случайно, не робот, напичканный антиэволюционными законами? Типа не убий, не причини вреда, не возжелай... Тьфу!- срыгнула она остатки трапезы. - Кровь, вроде бы, как у млекопитающего. Какая гадость! До чего я дошла! Как же мне договориться с тобой по-хорошему? Может, ты раздавишь меня ненароком?
Она заползла в карман куртки. Пришлось снять. Зачем мне куртка в таком благословенном месте?
Ночь прошла спокойно. Но я боялся повернуться, чтобы случайно кого-нибудь не раздавить.
Акрида обнаружилась утром на мешке - удобно устроившись, она изо всех сил прикидывалась дохлой. Даже лапки, поднятые к небу, не подрагивали. Подумалось, что вряд ли Иоанн питался говорящей саранчой. Да и одной особью не наешься. Саранчи должно быть много! Почему же акрида в единственном экземпляре? Я думал о чем угодно, но не о вечном, хотя стыдно не воспользоваться долгожданной тишиной. И только мне удалось отрешиться от мира, как тот бесцеремонно догнал и влез:
- Я понаблюдала за тобой, животное, - ожила насекомая птица, - и пришла к выводу, что ты - почти разумно.
Раньше я бы спросил - с чего бы это? Но теперь упрямо выдергивал корешок.
- И даже уверена, что ты меня слышишь и понимаешь. Судя по мелкой моторике мышц и легким вибрациям связок, с внутренней речью у тебя все в порядке.
Мое молчание было незыблемым. Рентген, а не саранча.
- Сначала я думала, что ты - моя мыслеформа, но ты неадекватен мне и не меняешься.
Вот тут я выдал себя с головой: выронил корешок и в потрясении уставился на разговорчивую тварь. Мыслеформа мыслеформы? Какой бред! Но тогда... Она - живая. Настоящая. Всё. Я пропал. Кончилось мое отшельничество.
Она запрыгала воробьем, заверещала истошно:
- Ага! Ага! Я знала! Знала! Разумен! Понимает! Живой! Уфффф!
Теперь это существо никогда от меня не отстанет. Никогда! До конца жизни.
- Тысячу лет не видела братьев по разуму! - в упоении щебетала Акрида. - Ах, как здорово! Давай поболтаем, пришелец!
Мне не выбраться отсюда. Корабли и под страхом катастрофы не опускаются на планету. Самоубийцы, ищущие экзотики, выбирают Грезу раз в сто лет. Шлюпки не садятся и под принуждением. Предпочитают легкую смерть.
- Какими судьбами к нам? - квохтала радушная курица с фасеточными глазами. - Надолго ли? Такое событие! Отметим?
И на борт меня не возьмут - пристрелят загодя. А я не мыслеформа, как тут верно заметила даже саранча. Стоп! Если здесь два разумных существа, почему планета все еще не атакует нас мыслеформами?! Почему я не валяюсь с разорванным собственными руками горлом? Во власти галлюцинаций не пожираю свою же плоть?
- Как твое имя, пришелец? - встрепенулась саранча. - Меня зовут Акрида. Можешь спокойно мной питаться, не возражаю!
Ага, это я уже слышал. Меня чуть не провели. Да и откуда у инопланетного существа такое безукоризненное знание русского языка и рязанский акцент? Я демонстративно сел спиной к мерзкому искусителю. К самому себе. К своему уродливому воображению. Пусть нападает. "Если тебя ударили по одной щеке, подставь другую..."
Акрида обиделась:
- А как же контакт?
Обет молчания!
"В начале было Слово. И было Слово у Бога. И было Слово - Бог".
Дав обет молчания, посвятив данный мне дар речи только Ему - не отверг ли я вместе с лживым словом человеческим - Божие? Отвергнув мир, Им сотворенный, не отверг ли я Бога?
Собака носилась широкими кругами. Рыжие уши подметали землю, цепляли ядовитые колючки. Она с остервенением вычесывала их, морщилась брезгливо, поднося лапу к носу, скулила:
- Ну помоги же мне, пришелец! Избавь от этих дурацких колючек! Ну что тебе стоит? У тебя по пять удобных щупальцев на двух верхних конечностях, а у меня всего по четыре коротких!
Я был рад ее пустой болтовне и такому мирному облику. Было бы хуже - отбиваться от каких-нибудь бешеных монстров. Не думать об этом!
Зря боюсь, - с Акридой невозможно думать. Она не давала сосредоточиться ни на одной мысли. И слава Богу. Сла... Господи! Как я раньше не понял?!
Пошатнувшись, я сел. В груди обломком камня застрял странный кашель. Через миг я понял - это смех. Он рвался, раздирая все тело, и не мог превратиться в звук.
Эти вояки из Лиги Безопасности... Их гипотеза стоила жизни Наставнику. Этот эксперимент был обречен на провал. Что увидел епископ на Последней Земле? Кому кричал: "Изыди! Ты - иллюзия Бога. Господи, помилуй! Спаси... Помилуй... Пронеси эту чашу мимо меня... Изыди!"?
Что сотворит на этой планете иллюзий мысль о Боге? Какой фантом? Лиге нужно испытать здесь буддистское безмолвие ума, а не ум, погруженный в молитву.
Она лишила меня всего, эта саранча!
Акрида виновато поджала хвост.
- Слушай, молчун, а ты пить не хочешь?
Прыжок - и в колени плюхалась полная прозрачной воды голубоглазая чаша. Не плеснув ни капли мимо. Колючки от неожиданности зависали облачком там, где только что была собака. Я вылил воду. Но она не коснулась почвы, а обрела крылья.
- Мне много не нужно, - призналась Акрида, когтистым соколом оседлав плечо. - Раздели меня. Это так просто!
Разделка не по моей части. Это к потрошителям.
- Разве ты не хочешь стать Творцом? Создать мир?!
Только не это. За существующим бы толком присмотреть.
- Смотри, - вспорхнула она ввысь, - весь этот мир будет твоим!
Вот оно! Начинается! Озноб пробил меня до кости: "Что толку, если я приобрету весь мир, а душу потеряю?"
- Молчишь, аскет? - голубоглазая девица нежно коснулась руки. - Знаешь, скольких детей ты убил? Миллионы. Ты не дал им родиться. Жить. Творить миры. Ты - убийца.
Не грешен!
- Помоги мне! - жарко дышала на ухо Акрида. - Я одинока, пришелец. Я вернулась на свою планету как лосось на нерест. А здесь пусто. Ты - пуст, пришелец! Мне так больно... Вечность - это очень больно. Ты думал когда-нибудь о вечности? Раздели меня!
Она плакала на моей руке, разметав волосы спелой пшеницей. Но из этой чаши тоже не пролилось ни капли: рукав остался сухим.
Холм оказался с начинкой: на склонах корка лопнула, и в глубоких трещинах проблескивала молочной белизны порода. После долгих трудов я доковырялся до стекловидного образования. Словно под землей лежал невероятных размеров оплывший кристалл. В глубине просвечивали арабески то ли из жилок другой породы, то ли пустот. Тончайшая вязь казалась упорядоченной, словно в недрах был замурован изумительной красоты город.
Старик укоризненно наблюдал за мной, опершись на посох.
- Я размышлял и понял! - сообщил он, когда я обнаружил его скромное присутствие. - Ты - безбожник. Но я простил тебя. Живи, если сможешь. Умри, если сможешь. Мир тебе, странник.
Он зашаркал прочь, спотыкаясь о сушняк, и я не верил своим глазам: он уходил! Меня оставили в покое!
А вскоре и я сам брел следом: вода во фляге кончилась.
Родника не было и в помине. Я смотрел на пересохшую лужу, исторгшую мертвую змейку русла, и улыбался: откажусь ли теперь от глазастой чаши?
Мне снился Разделенный Бог. Он вспыхнул во тьме, разлетелся мириадами звезд. Свет объял меня и уничтожил.
***
"Когда молишься, не придавай Божеству какого-либо облика,
и не попускай, чтобы ум твой преображался в какой-либо образ...
но невещественно приступи к невещественному - и сойдешься с ним".
Я очнулся в пылающем мареве. И тут же уловил далекий гул. В небе распустился яркий цветок парашюта и увял.
Человек выбрался из капсулы, постоял, привыкая к разреженному воздуху. Направился к холмам. Я побежал навстречу. Акрида выпорхнула из-под ног. Истошно стрекоча, налетела на меня, сшибла, как ударом стального кулака в живот, я покатился по склону. А когда сумел подняться, густо утыканный колючками, то уже безнадежно опоздал.
Акрида была совсем близко к чужаку, - шла, как плыла над хрупкими былинками, волосы стелились по ветру спелым колосом, руки приветливо распахнуты. Она увеличивалась с каждым шагом, обрастала чешуей, выпускала когти. И вот уже чудовищный монстр навис над несчастным, разинув ревущую пасть:
- ПРИВЕ-Е-Е-ЕТ!!!
Чужак выстрелил. Огненный луч отшвырнул монстра. Он вспыхнул, упал, сокрушив капсулу. Оглушительный, как иерихонская труба, стон поколебал землю. Чудовище рассыпалось роем огненных бабочек. Пришелец побежал, укрывая голову от пылающего града. А я обомлел: почему я еще жив? Ведь мы - я и Акрида - одно и то же. Я и моя воплощенная мысль - суть одно. Планета Смерти разделяет нас, сталкивает. Но мы едины: убивая свое творение, умирают и породившие его.
Или я заблуждался? Боже, как я заблуждался! Она все-таки была живая, разумная, - эта саранча! Она стучала, а я не захотел услышать. "Стояли звери около двери..."
Чужак бежал. Искры летели за ним как осы. Он поднял голову. Увидел меня. И я увидел его лицо. Мое лицо. Или для меня теперь любой человеческий лик - мой?
Нет, я не заблуждался. Что случается с мыслью, когда ее сменяет другая? Она умирает.
Жаль Акриду: она была не из худших моих видений, в отличие от фантома с моим обликом. Жаль Акриду: я почти поверил в ее жизнь.
Он приостановился, вскинул оружие.
Мне не страшно умирать. Страшно принять смерть от своей же руки, от мысли, исторгнутой в мир помимо воли.
Пылающий рой принял форму гигантского человека, одним шагом догнал беглеца, протянул руку, сотканную из кишевшей огненной саранчи, прогремел:
- ХОЧЕШЬ ПИТЬ?!
И по степи покатился ослепительный визжащий клубок, поджигая сухие ветки.
Рой повернулся, зашагал прочь в дыму и огне:
- Я - НАПОЛНИЛ!!!
С вершины холма я смотрел, как огромный огненный язык вылизывал почву. Искры поднимались в затянутое дымом небо. Кружились, стягивались в облака, осыпались серебряной пылью. Я вытянул руку, уже опухшую и почерневшую от яда колючек - на нее осел слой живых снежинок: они закопошились, забрались под одежду, поползли по всему телу, снимая жар и зуд.
Степь утонула под арктически белым покровом. Под собственной тяжестью покров кое-где просел, в трещинах заструилась влага, как выдавленный сок: крохотные существа гибли, порождая из себя мириады таких же. Я был уже по колено в живом бурлящем Океане. Сделаю шаг с холма - захлебнусь. Мне пришлось недвижно простоять до утра. Как Ной без ковчега.
Я смеялся и плакал, потому что видел Чудо. Потому что Акрида оказалась живой.
Ночь нависла над нами, и звезды не отразились на поверхности вод: планета сама светилась новорожденной звездой. А в черных небесах неслась сквозь вечность Галактика. И Последняя Земля взирала на нее, как пастух на идущую перед ним отару.
Океан загустевал, оставляя кое-где на поверхности озерки светящихся глаз. Там, где он уже затвердел, из глубин полезли крохотные то ли растения, то ли животные. Поверхность опушилась мелкой зеленой порослью. Тысячелетие будет нарастать новый слой, как кора на дереве. Акрида строила планету из самой себя. И каждое из новорожденных существ строило свою землю из себя. Разумны ли они? Я вспомнил кристалл под холмом, тончайшее кружево сетей в его глубине. Кем это создано? Зачем? Мне не прожить тысячу лет, чтобы увидеть. Но если Акрида пришла из космоса "на нерест"...
Я шагнул с бывшего холма, как с кочки. В первом же озерце зачерпнул горсть искрящейся субстанции - не вода, не планктон и не студень - комок холодного огня растекся в ладонях. В глубине сформировалось подобие глаза, наросли реснички...
- Я наполнил для тебя чашу! Поговорим? Смерти нет, сынок. Я - это мысль о тебе.
>