Если у мира в двадцать первом веке и было сердце, то это был точно не Париж. У городов, как и у людей, бывают периоды расцвета и упадка. Древний город, основанный ещё римлянами, переживший нерушимые империи, опустошительные эпидемии и кровавые войны, медленно скатывался к своему упадку. Шли века, центр мира смещался сначала к западу, потом к востоку, и Париж переставал быть Римом, куда сходятся все дороги. Не было уже того величия, как в те времена, когда из городских ворот император Наполеон выезжал покорять Европу.
Но истории у города не отнять никому. Люди же с прошлым испокон веков считались так же, как с настоящим. А помнящие ещё больше. Многие из них вообще жили в прошлом. Каждый из них был похож на Париж: великое прошлое, серое настоящие, туманное будущее. Они ещё многое могли, но их сила медленно уходила. Они чувствовали, что близок уже их последний день, но не могли и не хотели в это поверить.
Таким был Александер. Он ещё заседал рядом с Мерелиусом в малом Конклаве, в его руках ещё держались многие нити правления орденом, но он чувствовал, что с каждым новым рождением становится слабее. У него не было ни холодной рассудительности, расчётливого хитрого разума, как у Мерелиуса, ни потрясающей гибкости, как у Марка, не было и покоряющего обаяния, как у Энеи. Его способности устарели как минимум на тысячу лет. Он был просто сильной личностью, бойцом, а это уже давно никому в ордене не нужно.
Но Александер был упрям. Именно потому что он был бойцом, он не собирался сдаваться. Любой иной на его месте давно бы ушёл и дал бы дорогу другим, а Александер держался. "Война не окончена, пока не похоронен последний солдат", - сказал великий полководец Суворов, не проигравший ни одного сражения. Александер не мог так красиво и ёмко выразиться, но он следовал этому правилу всю жизнь, очень долгую, следует сказать, жизнь. И пусть Мальчишка Марк его презирает, Энея смеётся над ним, а Мерелиус не принимает всерьёз, ещё не всё потеряно.
И теперешняя ситуация - тому живое подтверждение. Не утратило ещё искорку человечество, не совсем ещё закостенело. Не канули ещё в прошлое герои и подвиги, жестокая романтика войны. Поэтому Александер единственный был бодрым и живым среди хмурых лиц на Конклаве.
--
Друзья мои, у меня плохое предчувствие, - сказал Мерелиус.
Все присутствующие за долгие годы могли убедиться в проницательности магистра. Последние три раза он говорил, что у него плохое предчувствие летом 1914-го, в 1938 и в 1962. Энея и Марк непроизвольно передёрнулись. Александер же ещё больше расцвёл. Добрый для него знак.
Эти двое: Энея и Марк... Они уже нагло, ни на кого не оглядываясь, никого не страшась, делили его, Александера власть, нагло грызлись за его владения. Они уже почти в лицо звали его отслужившим своё мусором, отработанным материалом, а Мерелиус... Мерелиус, старый соратник, тот, с кем плечом плечу Александер сделал первые шаги на пути создания ордена, смотрел на это равнодушно, сквозь пальцы. Нет, он, Александер, утихомирит этот разбушевавшийся молодняк.
Марк в эту минуту искренне его ненавидел. Вообще трудно представить себе более противоположных по характерам людей, чем Александер и Марк. Стихия Марка: мирная жизнь, международная политика, большие интриги. Он очень ловко играет на людских слабостях и нервах. Он из тех, кто в борьбе предпочитает использовать силу противников против них же самих. Он ловок и опасен.
Ещё сложнее представить себе, что именно Александер когда-то пригрёл Марка под крылом. Он по-большому счёту ввёл его в Конклав, хотя, говоря по чести, Марк и без него бы справился. Но это было бы труднее и дольше. Сколько копий они потом сломали, сколько крови друг другу попортили! Они бы давно глотки друг другу перегрызли, но Мерелиус не допускал этого. Ему нужны были оба. Энея же смотрела на это как на представление.
Она вообще была странной личностью. Почти никогда ничего не делала сама, не пачкала ручки. Кошка, которая гуляет сама по себе. Ни Александер, ни Марк, ни даже Мерелиус не могли приручить её. Она человек своевольный и недобрый, с ней держи ухо востро. Но как советник она абсолютно бесценна. Никто не может подсказать более толкового решения в особенно сложных и запутанных ситуациях.
Ну и Мерелиус, бессменный магистр ордена со времени его создания. Человек, у которого нет и не может быть ни друзей, ни врагов. Люди для него - фигуры на шахматной доске. Кто-то ферзь, кто-то слон, а большинство - пешки. Никогда ещё мир не рождал более холодного и расчётливого разума.
Лишь очень немногие могли оценить, насколько глобальна была власть этой четвёрки. Они вершили судьбы империй, они решали кому жить, кому умирать, быть войне или миру, на что направлять свои силы миллионам людей. Они играли императорами и президентами как тряпичными куклами - просто дёргая за ниточки.
В этот день они сидели за квадратным столом. На столе была расстелена политическая карта мира. Марк докладывал. Он водил тупым концом авторучки по карте, чертя стрелки, обводя размашистыми жестами какие-то регионы. Мерелиус созвал четырех высших, что делал только в самых исключительных случаях.
--
...таким обазом, в странах коалиции происходят процессы скрытой мобилизации, тайно ввозятся большие партии оружия, - говорил Марк, и все его слушали с большим вниманием.
Дело пахнет большой заварушкой. Некоторые радуются этому, некоторые боятся, но безразличных быть не может.
--
Откуда ввозятся? - поинтресовался Мерелиус.
Он сидел во главе стола и явно скучал, потому что знал всё заранее. Они с Марком несколько дней назад договорились, что следует знать Энее и Александеру, а что нет. Даже в малом Конклаве у магистра находились свои золушки и любимчики. Правда менял он их, как модница перчатки. Уйдёшь, а когда вернёшься в следующей жизни, на твоём месте будет уже кто-то другой. Вот только Марк держался дольше всех, и именно его назначал магистр за главного, когда уходил сам. Правда, это едва не привело к полномасштабной войне между Марком и Александером.
--
Оружие продает Россия в основном, Китай, - ответил Марк и зачем-то обвёл соответствующие страны, будто бы кто-то мог не знать, где они находятся.
--
Как оцениваешь ситуацию? - продолжил допрос магистр.
--
Я думаю, нападение будет через месяц-полтора.
--
Согласна, - сказала Энея.
Марк бросил в её сторону мимолётный взгляд. Ну ещё бы она не согласна, это ведь её прогноз.
--
Стоит предупредить? - осведомился Марк.
--
Они же не дураки, сами знают уже. Мои ребята доносят, что у них тоже определённые шевеления. Дипломаты не даром свой хлеб едят.
Вообще дипломатия была в компетенции Марка, но он был так занят "миром", что эту область временно отдали на откуп Мерелиусу. Точнее, он сам её взял, никого не спрашивая.
--
Я оцениваю силы коалиции на границе Израиля на данный момент в полтора миллиона и в четыре миллиона на конец мобилизации.
--
Хорошо, Марк. Какие предложения, друзья?
--
Нужно провоцировать, - сказала Энея.
--
Почему? - спросил Мерелиус без вопроса в голосе. Он уже знал что будет делать орден.
--
На конец мобилизации Израиль вряд ли сможет дать достойный отпор. - сказал Марк. - Силы всё-таки довольно неравны. Сейчас он с успехом может противостоять ей. Это даст нам выигрыш в месяц как минимум. За это время мы сможем убедить Штаты и НАТО вступить в войну.
--
А зачем? - спросил Александер. - Это ведь третьей мировой отдаёт.
Он даже не пытался скрыть своё торжество, можно подумать, будто это его заслуга, что всё сложилось именно так.
--
Четвёртой, - поправила Энея.
--
Всё равно всё к этому идёт. Если мы оттянем конфликт ещё на пятнадцать лет, всё будет только хуже.
--
Согласен, - отрезал Мерелиус. - Как оцениваешь вступление в войну других стран?
--
Полагаю, что ничего серьёзного. Содружество в войну не вступит, для них итак огромный рынок сбыта оружия и инструкторов. Разве что южные страны: Таджикистан, Киргизия, но так, может соберут по добровольческой дивизии. Китай и Индия раньше чем надо тоже в дело не полезут. Иран уже почти подписал вступление в коалицию. Я думаю, что воевать будет Пакистан. Возможно, Турция.
--
Хорошо, - сказал магистр. - Дамы, господа, итак, что мы будем по этому поводу делать. Ты Энея, поедешь в Америку, - Мерелиус сделал паузу, ожидая колкого выпада в свою сторону. Энея не любила ему подчиняться. Но теперь даже она понимала всю серьёзность ситуации. - Возьмёшь Марка.
--
Как? - не выдержал Марк.
--
А вот так. - в тон ответил Мерелиус. Ближним Востоком займусь я лично. А ты, Александер, поедешь на север, в Россию. Пригляди за ними, чтобы они не очень там заторговывались и чтоб в войну не лезли. Вопросы?.. Да будет так.
Конклав был окончен. Столь непохожие люди разъехались по земному шару, чтобы собраться вновь лет через пятнадцать.
2.
Марк вышел из кабинета магистра, на ходу накидывая на плечи жиденькое потёртого вида пальтишко. Для Марка беседы "по душам" с магистром не были редкостью. Часто довольно важные решения они принимали вдвоём, никого не спрашивая. Разумеется, ни Энея, ни Александер об этом понятия не имели. Марк привык к подобным допросам, хотя даже Энея их побаивалась
Марк вышел на маленький балкончик, выходящий в крошечный садик -- "райский уголок" в центре Парижа. Здесь валялись горы покрышек и прочего мусора, имелся полуразвалившийся маленький гаражик и много других построек непонятного назначения и непотребного вида. Стены кирпичных домов здесь казались серее, летом трава здесь была пожухлая, зимой снег грязный -- одним словом, никому бы в голову не пришло, что именно в этой подворотне происходят сходки властителей мира. Но Марк прекрасно знал, что видимый бардак обманчив, что на самом деле дворик под завязку нашпигован всевозможными датчиками: движения, тепла, ещё не пойми чего -- муха не проскочит. Он знал, что близлежащие улицы время от времени патрулируют орденские бойцы, а в сам дворик даже помнящим безопасно входить лишь при предъявлении особых бумаг, заверенных доверенными лицами высших.
Почти рефлекторным движением Марк вынул из кармана пачку дорогих сигарет и зажигалку ручной работы, закурил. Мерелиус не разрешал курить у себя в кабинете. "Знаешь, что в семнадцатом веке в России делали с курильщиками? Им вырывали ноздри и ссылали в Сибирь. И знаешь что? Правы были", - его голос так и звучал в памяти Марка. Это говорил не теперешний Мерелиус, а тогдашний, оставшийся в дальних уголках памяти ещё с тех времён, когда Марк только начал приживаться в малом Конклаве.
--
Марк, - за спиной послышался хрипловатый простуженный голос Энеи.
--
Что, Энни?
--
Когда поедем? - спросила она, становясь рядом с ним.
Она окинула скучающим взором дворик и повернулась к Марку. Он почти физически ощутил прикосновение её глаз.
--
Да вот сейчас докурю и поедем, - в шутку отозвался Марк.
Её серые глазки сузились.
--
Что-то не так? - поинтересовался Марк.
--
Давай не здесь, - Энея воровато оглянулась. - Пойдём в ресторанчик какой-нибудь посидим.
"Какой-нибудь ресторанчик" располагался в двух кварталах, которые помнящие преодолели пешком. По дороге не разговаривали - старая привычка скрываться давала о себе знать. Эти двое помнили святую инквизицию и разгул спецслужб в двадцатом веке.
Энея просто щёлкнула пальцами официанту, тот кивнул, и через десять минут подобранный с хорошим вкусом заказ дымился на столе.
--
Вот что, Марк, - сказала она, копаясь серебряной вилкой в угре по-итальянски. - старик опять задумал что-то, как мне кажется.
--
Да при чём тут кажется, это исторический факт, - отозвался Марк, разрезая трюфель.
Официант, чья внешность красноречиво говорила об арабском происхождении, откупорил бутылку и сделал движение налить вина, но Марк накрыл бокал ладонью и отослал его знаком. Зачем им лишние уши.
--
Нас он услал куда подальше, - понизив голос и перейдя на хеттский, сказал Марк. - Если мы будем мешаться, будет только хуже.
--
Ну так, у нас есть несколько верных людей...
--
... за которыми следят так же хорошо, как и за нами, - оборвал её Марк. - Смирись Энни. Против магистра я выступать не хочу.
Марк незаметно кивнул знакомому лицу за дальним столиком. Конечно же, этот ресторанчик под колпаком магистра, и, возможно, Энея об этом знает.
--
Глава 2.
Кёльн, Германия
1671 г н. э.
1.
Холодный и невозмутимый, Рейн нёс свои воды в далёкое Северное море. На его излучине, в городе Кёльне в водах могучей реки умирала заря. Кроваво-красные солнечные лучи на излёте падали в свинцовые воды и рассыпались в них тысячами бликов. Совсем незаметная человеческому глазу водная рябь преображала их в мириады отблесков. Отблески меняли свою форму, накладывались друг на друга, и в своём множестве принимали формы то могучих кораблей, то суровых бородатых лиц, поминутно сменяясь, играя в своём хаотичном великолепии. Совсем как облака, порождения абсолютного хаоса природы. Словно неведомый пожар поглотил воду, серый речной песок и мост, творение рук человеческих. Мастера придали податливому песчанику форму древних сооружений, что когда-то возводили римляне дабы опутать сетью дорог свою могучую империю. Наряду с живописью и скульптурой, архитектура семнадцатого века переняла многое из наследия древних обитателей Италии и Греции.
На мосту стоял человек. Молодой человек. Ничего удивительного: мост славился как место встеч влюблённых. Ничего удивительного не было и в его дорогом и изящном наряде. Ничего удивительного не было и в его золотых часах искусной работы, на которые он так часто глядел, что лень даже было закрыть и убрать в карман. Удивительна была лишь его поза. Даже со спины было видно, что этот молодой человек испытывает чувство лёгкой тревоги, вперемешку с неприязнью и даже злостью. Но со спины его видел только Рейн, а спереди прохожих буравил недобрый взгляд из-под прищуренных ресниц, с которым нехотелось встречаться. Он ни секунды не задерживался на великосветских красавицах, которых здесь было немало, лишь однажды он учтивым и в то же время холодным и резким кивком головы поприветствовал одну из них, очевидно, знакомую. Он стоял долго, он устал ждать, но не уходил.
В конце концов, когда уже сетчатая дорожка водной ряби, подсвеченная закатным солнцем, стала совсем короткой и узкой, молодой человек убрал свой роскошный хронометр в карман сюртука и с выражением отчаяния посмотрел на двух девушек, жавшихся к перилам на берегу. Те уже давно наблюдали за ним. Перешёптывались о чём-то, веселились, но не сговариваясь, глядели на него с завистью. У молодого человека не было ни времени, ни желания задуматься, кто они такие. Может быть дочери кёльнских бюргеров, отправившееся в место гуляний присмотреть высокородных женихов, а может быть просто те женщины, которых римляне назвали гетерами. Какая, в конце концов, разница!
Бросив последний взгляд на них, молодой человек сошёл с моста и пешком двинулся в город. Тут к нему и подошли двое. Один был немолодой, начинающий седеть господин, другой выглядел примерно как и молодой человек, но держался он смирно, стоял за спиной седого. Одним словом, сразу стало ясно кто есть кто в этой маленькой компании.
--
Приветствую вас, герр Марк, - сказал Седой. - Покорнейше прошу простить нам наше опоздание.
Ежу было понятно, что никто никуда не опаздывал. Марк не был слепым, он давно приметил эту парочку среди остальных, но не придал ей особого значения. Ну мало ли, сын привёл отца познакомиться со своей невестой... Конечно, поступать, как они, было подлинное свинство, Марк негодовал, но сдерживался.
--
Здравствуйте и вы, - отозвался он холодно и учтиво.
--
Простите нас за некоторые причинённые неудобства, мы не могли затевать наш разговор на людях.
Железная отговорка, тут ничего не попишешь. Только на кой чёрт было назначать встречу в людном месте, если там всё равно нельзя говорить!
--
Я так и понял. - сказал Марк. - Давайте ближе к делу.
--
Строго говоря, мы не уполномочены вести этот разговор. Мы лишь проводники, в нашу миссию входит доставить вас к нашему шефу.
"И скрутить, если буду сопротивляться", - мысленно докончил Марк. Иначе зачем ходить вдвоём на такое плёвое дело. Спасибо Киру, с двумя, из которых один старик, он как-нибудь уж справится, в самом крайнем случае, убежит.
--
Хорошо, я в вашем распоряжении, - Марк изобразил покорность.
--
Пожалуйте сюда, - молодой указал на средних размеров экипаж.
Однако же, узнаётся рука старых орденцев. Средних размеров, неброский экипаж, которых в одном Кёльне сотня-другая. Хороший вкус, что и говорить, удачный компромисс между неприметностью и комфортом. Кучер, похоже, свой. Раз ехать приходилось в орденское логово, нечего левым людям знать где оно расположено. Марк вдруг понял, что теперь даже если он очень захочет, то никуда не денется. Его уже везут за город, где не будет посторонних и лишних свидетелей, что возможных противников уже стало трое. Ну да и ладно. Хадиб велел во всём слушаться этих ребят, а Хадиб слов на ветер не бросает. Пожалуй, он был единственным человеком, кому Марк верил. Не доверял, но верил.
--
Куда едем? - сам не понимая зачем, спросил Марк.
Седой повернул к нему голову, посмотрел на него со смесью недоумения и презрения. "Как, ты ещё ничего не понял?" - казалось говорил этот колкий взгляд. Ответом он Марка так и не удостоил, снова принялся разглядывать портьеру. Да всё Марк понял, просто хотелось на его реакцию посмотреть. Это не просто пешки, люди что-то знают. По крайней мере, Седой.
Ехали уже как-то долго, видимо путь был неблизкий. Ничего, умному человеку всегда есть о чём подумать. О причинах своего внезапного вызова Марк голову сломал ещё на мосту, поэтому самое время было пораскинуть мозгами над личностями своих провожатых. Седой что-то понимает, легально это или нет, молодой так, совсем пустышка. Внешность в данной ситуации не обманывала, хотя, как часто она играла в ордене злую шутку! Молодой действительно ещё сопляк, Седой и правда в курсе дела.
Наконец, экипаж остановился. Молодой открыл дверцу и спрыгнул в темноту. Ехали довольно долго, успело стемнеть. Лёгкий тычок чуть пониже плеча приказал зазевавшемуся Марку выходить. Не слишком-то они любезны, его провожатые.
Темень, хоть глаз выколи! Ничего не видно. От внешнего мира остались только запахи и звуки. Пахнет полем, хоть и несильно. Марк, дитя города, не разбирался в сельском хозяйстве, но поле от леса отличить смог бы. А звуков не было вообще. Только голоса провожатых и кучера, поскрипывание рессор, невнятное кряхтение Седого...
--
Пошли, - сказал Седой, зачем-то переходя на хеттский.
--
Пошли, - согласился Марк тоже на хеттском.
Молодой и Седой образовали импровизированный конвой впереди и позади Марка. Хоть бы огонёк какой взяли! Клоуны, конспираторы чёртовы. Шли долго. Сначала и правда было поле, пахло мокрой землёй. Потом Марк, чуть ли не под руки ведомый провожатыми, почувствовал, что пошёл лесок. Дорогу они знали настолько, что могли буквально вслепую идти в темноте. Что ж, это достойно уважения, вот только зачем, когда можно взять самый слабенький фонарик и сходить нормально? Неужто пыль в глаза пускают? Нет, не настолько Марк важная птица, конспирируются просто, видимо, с легендарного Александера пример берут. Вот это уважения уже недостойно.
Наконец, Марк различил впереди что-то белое. Это что-то призрачно маячило среди низеньких кустов. Когда подошли достаточно близко, стало ясно, что это камень, белый камень, причём тронутый рукой человека... Беседка!
Всё понятно, канцелярия. Канцелярии особенно важных людей - вещи настолько секретные, что даже своим о их местоположении знать необязательно. Вот откуда этот дебильный маскарад и смешная конспирация. Седому и Молодому она, наверное, не кажется смешной. Марк даже не сразу понял, что его ввели в дом. Только когда под ногами зашуршали ковры, а в темноте обнаружилась лестница, Марк ощутил себя под крышей кацелярии. Его провели по длинным извилистым коридорам, где было темно и глухо, пахло чернилами и сургучом, и остановили перед массивной дубовой дверью. Седой постучал, потом резко открыл, и молодой буквально впихнул Марка вовнутрь. Не слишком любезно...
2.
Яркий свет больно разрезал глаза. Тепло неприятно обожгло лицо. Внутри было светло и натоплено, так, что в пот бросало. Жалко, наверное, выглядел сейчас Марк. Щурился от света, инстинктивно закрывал ладонью лицо, хотя свет шёл со всех сторон. Если кто и был в комнате, то он сейчас наверняка упивается его беспомощностью. Зачем всё это сделано? Зачем каждый жест и провожатых и всех остальных заточен на то, чтобы доставлять ему унижение?
Собеседник был один. Он развалился в глубоком низеньком кресле и с блёклой, но довольной улыбкой наблюдал за Марком. Он пригласил сесть напротив него. Жестом, а не словом. Всё ещё слепой Марк подчинился. Но разговор начался лишь тогда, когда Марк совсем восстановил способность видеть. Он демонстративно бегло осмотрелся. Ничего так, кабинетик. Не маленький, весь завешанный холодным оружием самых разных мастей. На нём толстенный многолетний налёт пыли. Явно в руки никто не брал лет десять. На полу ковёр. Хороший, с длинным толстым ворсом. Весь в непонятного происхождения мусоре. Маленький журнальный столик цветного венецианского стекла, заваленный бумажным хламом. Два кресла. Удобные, но потёртые.
Похоже, человек напротив здесь главный, любой другой не мог содержать свой кабинет в таком состоянии.
--
Рад приветствовать вас в своём логове, герр Марк, - сказал толстоватый хозяин.
--
Счастлив приветствовать вас герр.....
--
Оливер, - представился хозяин.
--
...герр Оливер, - закончил Марк.
--
Не желаете угоститься? - Оливер кивком головы указал на бутылку вина и какие-то бутерброды на журнальном столе. Марк покачал головой. - Ну что ж, а я вот с удовольствием с вашего позволения.
Тот ещё балаган. Оливер пытается играть на контрастах. Приём достойный разве что мелкой сошки Кёльнской стражи. Действенный, но тупой, рассчитанный на тупых людей. А Марк не человек, он орденец.
Оливер лишь налил себе в хрустальный бокальчик вина из бутылки без этикетки. Он развалился в кресле и начал:
--
Итак, герр Марк, я пригласил вас к себе на один разговор, который на мой скромный взгляд является достаточно важным.
--
Я весь во внимании.
--
Прошу простить меня за поздний вызов, - Оливер подчеркнул слово ВЫЗОВ. - Но, увы, это не моя вина. Дело в том, что ваш начальник, Хадиб настаивал на том, чтобы мы встретились в неурочное время, ссылаясь на то, что у вас много текущей работы. Мне пришлось подчиниться, хотя разумеется, я не хотел причинять вам неудобства.
--
Я полагаю, это к делу не относится, - Марк дал понять, что нисколько не интересуется взаимными распрями Оливера и Хадиба.
--
Совершенно верно! - Оливер позволил себе улыбнуться. - Итак к делу. - Оливер подвинул тот самый заваленный бумагами журнальный столик, поставив его аккуратно между креслами. - У меня к вам очень любопытное, на мой взгляд, предложение.
--
Излагайте.
--
Я предлагаю вам работу герр Марк. Хорошую работу, не чета той, которой вы сейчас занимаетесь.
Марк молчал. Стоит подождать с вопросами.
--
Я не предлагаю вам работу информатора, к которой вы испытываете столь сильную неприязнь, я вижу в вас хорошего мирянина, и хочу понаблюдать вас в этом качестве.
Тут уж Марк не удержался:
--
А как, позвольте узнать, меня отпустит Хадиб?
--
Вот, пожалуйте, - Оливер протянул бумагу. - Это бумага ставит вас в известность о том, что распоряжением германского куратора Хадибу вы более не подчиняетесь и поступаете в моё распоряжение.
--
Тогда зачем весь этот балаган? Я получил от вас устный приказ...
--
Подождите, герр Марк. Здесь ещё нет моей подписи. Я могу сейчас же бросить бумажку в камин...
Марк посчитал, что сейчас со стороны Оливера было бы уместным сделать вид, что он выбрасывает бумагу в огонь, но его не последовало.
--
Но мне кажется, что вы человек здравомыслящий, и не будете плевать в своё будущее, - продолжил Оливер.
--
Тогда подписывайте бумагу и отдавайте приказ.
--
Ну зачем же насиловать человека? Мы ведь можем сделать всё по-доброму...
Марк не понимал, зачем же всё-таки устроен этот театр с блужданием в тёмном лесу и деланными разговорами.
--
Хорошо, допустим. В чём состоит дело?
--
Есть здесь в Германии один щекотливый вопрос и вы со своим опытом будете нам крайне полезны.
--
Каким опытом?
--
Опытом светской жизни. У нас нет хороших мирян такого профиля в данный момент и вы нас бы очень выручили, занявшись этим вопросом. Боюсь, подробности я вам смогу раскрыть только после вашего согласия.
--
У меня есть время подумать?
--
Не очень много.
Оливер сверлил его всепроникающим взглядом, который имели лишь только старые помнящие. Казалось, он выворачивает душу. Груз прошлых лет, накопленный опыт позволял им знать, что человек думает и чувствует.
--
Я согласен, - проговорил, наконец, Марк. Только идиоты отказываются от таких предложений. Марк уходил от старой ненавистной информаторской работы и получал перспективное мирянское задание. Если всё хорошо сложится, то и дальнейшее повышение. Прости, Хадиб, но своя шкура дороже, в ордене каждый за себя.
--
Вот и чудесно. Теперь я смогу со спокойной душой сделать росчерк на этой бумаге. Всё, отныне вы мой сотрудник, - наверное, именно таким голосом Сатана говорил, когда заключал свои контракты со смертными. Таким голосом он забирал их души.
3.
С утра Марк был злой и невыспавшийся. Голова гудела, мысли путались. Почти всю ночь Оливер втолковывал Марку предстоящее дело. Ещё одна черта старых помнящих - они способны двое-трое суток провести в напряжённой работе. Для них человеческое тело не более чем оболочка, они в совершенстве умеют с ней бороться. Их сознание сильнее животных слабостей. Организм Марка довольно плохо воспринял бессонную ночь. Одно дело просто не спать, и совсем другое - запоминать людей, события и даты. Огромнейшая разница! Марк всё же не надеялся на то, что в таком состоянии всё запомнил досконально, поэтому тащил с собой довольно увесистый портфельчик, доверху набитый бумагами: всевозможные досье, доклады, отчёты, плюс кое-что из архива. Карманы сюртука, внутренние и наружные, разбухли от документов, подорожных, казначейских обязательств и тому подобного.
Выезжать надо немедленно. Придётся снова терпеть бытовые неудобства по поводу резких переездов. Однако, это полная ерунда по сравнению со сменой шефа и рода занятий. Тут придётся чистить голову, а это порой куда сложнее.
Работа предстоит сложная, но интересная. Итак, Оливер направил его в Баден. По приезде туда он должен забыть, что он орденец и помнящий, вжиться в легенду. С этого момента его зовут Андреа Леонардо Доретти, он итальянец, и делишки у него в Бадене какие-то тёмные. В Италии всё схвачено, если кто-то будет не очень глубоко копать, то обнаружит, что человек по имени Андреа Доретти действительно жил именно там-то и именно тогда-то; всё в точности, как он говорит.
Первоначальной задачей для него будет как можно ближе подобраться к правящим кругам и свести знакомства с влиятельными людьми. Стандартная работа мирянина. Но это в перспективе, а сейчас предстоит выучить свою легенду, а это без малого сорок листов текста...
4.
Баден, Германия
1671 г.
Марк сидел в карете, катившей к дому Адама Монса, известного и уважаемого члена баденского света. Рядом с ним воссидал один из его информаторов, докладывающий о поведении трёх интересующих его лиц. В докладе на самом деле не было ровным счётом ничего выдающегося. Всё скорее наоборот, очень предсказуемое. Марк дослушал до конца и отпустил мальчика, уже подъезжая к особняку Монса.
Миряне, особенно старые, презрительно называли информаторов низшими помнящими. Это мальчики на побегушках, рабочие пчёлки, одним словом те, у кого не хватило талантов и везения, чтобы попасть в привелегированный класс. И тянут они теперь свою лямку, пусть не очень трудную, но неприятную. Они слушают, вынюхивают, собирают информацию и компромат на определённых лиц ну и так далее. Чтобы один-единственный мирянин колесил по Европе, сорил деньгами и выполнял поручения своих шефов, требуется несколько десятков пчёлок, дабы обеспечить его средствами и прикрыть сказки, которые он плетёт.
Андреа молодцевато соскочил с кареты на ходу и бодрым шагом двинулся к дверям. Дворецкие были уже давно предупреждены о его скором появлении и не задавали лишних вопросов. Монс уже ждал его практически на пороге своего дома. Крепко пожав Андреа руку после принятого сдержанного приветствия, герр Адам сделал пригласительный жест рукой и сам повёл его в дом.
Особнячок Монса внутри не выглядел так помпезно, как снаружи. Убран он был довольно скромно, но в меру, именно настолько, насколько позволял хозяину его статус. Здесь не было гигантских люстр с тысячами свечей под потолком, богато украшенных золотом мраморных лестниц, щедро отдекорированных балкончиков на втором этаже, чтобы можно было сверху смотреть на происходящее. Да даже в гостиной потолки не были столь высокими, как это было принято в богатых домах того времени. Зато здесь в изобилии путались под ногами всевозможные слуги. Что-то происходило, но Андреа это не волновало.
Герр Адам провёл Андреа вдоль самой стены, дав возможность полюбоваться на замечательные произведения живописцев. Они находились на одной из стен овальной гостиной, так, что если зайти в дом через парадный подъезд, то они будут по правую руку. Андреа нарочито медлил, проходя мимо них. Медные канделябры, дававшие лишь мягкий полумрак во всей гостиной, здесь стояли чаще, так что картины находились под ярким светом. Все они были оправлены в искусно сделанные позолоченные ризы.
Марк понял, что эта коллекция живописи - гордость хозяина. Грех не сыграть на этом. Отношения людей, тем более краткие все зиждятся на таких вот мелочах. Первого впечатления о себе второй раз не создать.
--
Чудесная коллекция, герр Монс. - изрёк наконец Андреа, когда они завершили обход и уже были готовы пройти далее. - Разрешите ли вы мне пройти полюбоваться на них ещё разок? Очень уж они хороши.
--
Конечно, любезный сеньор Доретти. Я слышал, что у вас в Италии уважают искусство.
--
Однако к сожалению не так рьяно как хотелось бы лично мне, но я думаю всё-таки более чем в северных областях Европы. Но к счастью и здесь находятся не безразличные к искусству люди, как вы.
--
Благодарю за похвалу, я и вправду по силам стараюсь поддерживать и развивать высокие душевные порывы людей талантливых.
--
Вот эта очень уж хороша, чудо! - произнёс Андреа, указывая на одно из полотен. - Подлинный шедевр!
Это был морской пейзаж. Спокойное лазурное море в ясный день. Вблизи от скалистого берега на небольшой волне покачивались несколько утлых рыбацких судёнышек. Андреа почти наугад ткнул в одну из картин. Шестое чувство подсказывало, что именно это полотно - одно из жемчужин коллекции. Да это и неважно, у молодого Андреа есть право на ошибку.
--
Да, эту я купил в Голландии у вдовы одного из художников, мало кому известных. Я заплатил за неё хорошие деньги, которых старухе хватит до конца жизни. - не без гордости продолжил хозяин.
--
Да, достойное украшение достойному дому. Но может быть нас ждут за столом?
--
Да, конечно, вас всегда там ждут.
Стол к обеду не был накрыт в большой гостиной. Он располагался в маленьком боковом холле. Это был довольно маленький столик резного дерева, однако такой, чтобы за ним с комфортом разместились шесть человек. Он был накрыт по тому же принципу, что чувствовался в каждой пылинке этого дома. Никаких излишеств, но всё что надо было.
Хозяин чинно, со всей важностью подвёл гостя к столу. Сам он сел по одну сторону стола во главу обеда, Андреа же был им усажен на другой конец. С каждой стороны оставалось по два свободных места.
--
Моя жена хочет присоединиться к нам. - объяснил Монс.
--
Буду рад засвидетельствовать своё почтение вашей супруге. - ответил Андреа. Подумав с сожалением, что присутствие женщин не очень располагает на ведение деловых разговоров. А говорить предстояло о делах.
Фрау Монс пришлось ждать ещё минут пятнадцать. Ну ничего, терпимо. Не умеют некоторые женщины быстро собираться. Монс был явно недоволен этим, но виду не подавал. Это можно было понять лишь по выражению глаз. Глаза всегда выдают чувства человека.
Наконец она спустилась. Но она была не одна. С ней шла миловидная девушка лет семнадцати. Дочь? Тогда совсем худо.
--
А, София... - сказал герр Монс.
--
Да. я решила, что её общество не будет стеснять нашего гостя. - сказала фрау Монс.
--
Ну что вы, что вы... Как может такое общество хоть кого-то стеснять? - соблюдая этикет, ответил Андреа. Внутри него бушевала маленькая буря. Сроки поджимают, а быть слишком навязчивым с такими, как Монс, нельзя. И тем более нельзя дать понять его домашним, что они лишние.
--
А это София, моя воспитанница, прошу любить и жаловать.
Андреа сдержанно поклонился девушке. Всё стало на свои места. Монс хотел от него того же, что и все остальные. Женить его на своей родственнице. Только с той лишь разницей, что все выдавали за Андреа дочерей, а Монс - воспитанницу. Скорее всего она его дальняя или не очень родственница, осиротевшая, а он, добряк, принял её под свой кров. У него было кроме того, трое своих детей.
За пустыми разговорами прошло больше часа. То есть дело уже шло к девяти часам вечера. Пришло уже время и о делах поговорить, но Андреа не знал с какого конца подступиться к этому щекотливому вопросу. А другого шанса уже не будет. Монс был единственным человеком, который мог отрекомендовать Андреа Лоберсам. Наконец он решился. Тщательно подбирая слова, он начал:
--
Герр Монс, я в вашем свете человек новый, скажите откровенно, что за люди Лоберсы?
--
О, почтенный древний род. Они потомки самого Фридриха Барбароссы, предводителя первого крестового похода. Кстати, его последние потомки по прямой линии. Очень богаты и уважаемы.
--
Странно, но я о них услышал только сегодня, да и то практически случайно, из чужого разговора.
--
Ну вы же в наших краях всего лишь с месяц, поправьте меня, если ошибаюсь.
--
Да, я правда здесь живу только месяц, но если они и вправду столь знамениты и влиятельны, как вы утверждаете, то я их должен знать...
--
Молодой человек, поймите, не все люди любят вести такой образ жизни, как мы с вами, - Монс усмехнулся. - Некоторые любят покой и тишину семейного очага.
--
То есть они довольно редко появляются в свете?
--
Да, хоть и постоянно живут в столице.
--
Жаль, я думаю многим приезжим, как я, хотелось бы посмотреть на потомков самого Желтобородого.
--
Ну, кому надо, тот посмотрит, - с намёком произнес Монс. - Они крайне редко выезжают, но немного чаще приглашают к себе. На большие семейные праздники.
--
Я положительно заинтригован, герр Монс. Судя по всему вы имеете честь присутствовать там...
--
Да, Герберг Лоберс меня лично пригласил на вечер по случаю годовщины его свадьбы. Мы с ним служили вместе ещё в тридцатилетнюю войну. Совсем ещё мальчишками были, - герр Адам ностальгически закатил глаза.
--
Я вам завидую чёрной завистью... - сказал Адреа.
Маленький крючок для Монса. Купится или нет?
--
Из-за чего, сеньор Доретти?
--
Ну как, вы и ваша семья близко знакомы с самим Гербергом Лоберсом, богатейшим и знаменитейшим из дворян, потомком Фридриха Первого!
Этикет ставил Монса в тупик, чего и добивался Андреа. Основное его пусть и негласное правило гласило, что хозяин ни в коем случае не должен принижать гостя. Именно этим сейчас, получается, и занимался Адам Монс. В его положении было нечто неразрешимое. Наконец его выручила жена:
--
А что если мы возьмём на себя смелость познакомить достопочтенного сеньора Доретти с этим пресловутым потомком Барбароссы? Я думаю, ваш старый товарищ простит нам маленькое злоупотребление его добротой и гостеприимством.
--
Да, да, конечно. София, детка, вы же идёте на вечер? - спросил он свою воспитанницу.
--
Да... - немного сконфузившись, ответила та. За весь ужин Андреа впервые услышал её голос. Повидал он таких ещё в Кёльне. Скромницы-затворницы, вот только то и дело пронзит из-под ресниц жаркий взгляд. Такие делятся на две категории. Первых их нелёгкая судьба научила прорастать сквозь камень и из них получаются великие интриганки. Вторые - истинные затворницы, не хотят причинять конфуза своим благодетелям. Кто же София? Добрая душа или хорошя актриса? Марк поймал себя на том, что неотрывно смотрит на девушку. Ладно, думать сейчас надо не над этим.
--
Я думаю, любезный сеньор Доретти не откажет нам в чести сопровождать Софию на праздник?
--
Конечно, с превеликим удовольствием.
Вот так маленькое чувство собственного достоинства превозмогает здравый смысл. Пока всё шло лучше некуда.
Андреа взглянул на Софию. Может ли эта девушка чем-нибудь помочь? Может быть стоит поближе познакомиться через неё с Монсами? Пусть это будет запасным вариантом...
--
Глава 3
Баден, Германия
1671 г н.э.
1.
Сидя в экипаже Монса следующим вечером, Марк не на шутку разнервничался. Что будет у Лоберсов в доме он так и не выяснил. Ни состав гостей, хотя бы примерный, ни кто из их семьи появится на торжестве, ни что, собственно, готовится. Этого просто никто не знал. Одним словом, информации всё равно что нет вообще. Марк ехал в полную неизвестность.
Придётся импровизировать. Не сказать, чтобы Марк не умел этого делать, не любил он. Некоторые миряне тщательно раскладывали по полочкам свои будущие поступки, составляли подробный план своего поведения. Некоторые же напротив, всецело полагались на интуицию и действовали по обстановке. Марку удавалось нечто среднее. Чтобы импровизировать, надо иметь хороший опыт, которого у Марка не было, чтобы думать надо уметь предвидеть ответные действия людей, на что у Марка тоже не было особенных талантов.
В экипаже было четыре посадочных места, он был не слишком большой, но не тесный и довольно комфортный. У Монса хорошее чувство меры. Он вообще неординарный и интересный человек. Жалко, что приходится его так грубо использовать.
Рядом с Марком сидела София. Она, как и всегда, вела себя паинькой. Не любил Марк таких. Будет очень сложно работать. Правда, если она актриса, то всё ещё хуже. По возможности хорошо бы воздержаться от такого запасного плана.
- Скажите, герр Доретти, а какие увеселения приняты в Италии? - спросила госпожа Монс. Она о чём-то беседовала с мужем вполголоса, Марк тактично пропускал это мимо ушей, делая вид, что всецело занят их воспитанницей.
- На самом деле Италия и Германия очень похожи. И увеселения и войны, я думаю, у нас одинаковые.
- А я считаю, что у нас очень много различий. У севера и юга очень разный темперамент, - сказал Монс.
- Темперамент разный, трудно не согласиться, но вот всё равно, в очень многих областях сходство колоссальное. Взять хотя бы наше государственное устройство. И Германия, и Италия раздроблены на множество маленьких государств, один народ живёт под разными владыками. В маленьких обществах люди очень хорошо знают друг друга, каждый на виду, а это, согласитесь, выставляет определённые рамки на поведение людей. Мне вот, например, не потребовалось ни малейших усилий, чтобы привыкнуть к местным обычаям и местным людям.
- Вы умный человек, герр Доретти, заходите к нам почаще. - Герр Адам прервал разговор, поскольку они уже почти приехали.
- Хорошо, я по возможности буду захаживать в ваш гостеприимный дом.
Экипаж остановился. Чета Монс вышла в дверь направо, предоставив молодым секундочку, чтобы они побыли наедине. Андреа бодро соскочил из экипажа, подал руку Софии. Эти движения он немного порепетировал вчера вечером, так как совершенно не имел опыта: информаторам не рекомендовалось заводить слишком уж близкие контакты. Она позволила себе улыбнуться. Марк взял её под руку. Он глядел на неё с выражением уверенного в себе человека, даже немного нагловато.
В зале было шумно, хоть и немноголюдно. Горели свечи, суетились слуги, собирались гости. Монсы проследовали ближе к центру залы. Здесь их знали и уважали, в отличие от Андреа и Софии. Стоп!
Внезапная мысль молнией пронзила разум Марка. Почему Монсы не привели своего среднего сына и незамужнюю дочку? Почему взяли с собой лишь Софию и Марка прицепом? Неужели так всерьёз задумали её выдать?
Бедная девочка, надо быть с ней поласковее. Совсем, видно, замучила своих благодетелей. А это значит, что запасной план Марка ни к чёрту не годится. Выдадут, и к стороне. Мда, невесело. Эх, София, помог бы, да вот только ни времени ни сил.
Надо отойти подальше. Андреа начал забирать в сторону. София сначала удивилась, но потом покорилась ему. Бедная девочка. Андреа держал путь туда, где больше молодых. Вышел он к кружку человек в пятнадцать. Все как на подбор мужчины, молодые, ровесники Андреа.
- А, вот и наш герр Доретти! - воскликнул один из них. Марк свёл с ним знакомство относительно недавно. Он был сыном то ли банкира, то ли ещё-кого-то в этом роде. Богатый, но без титула, поэтому окружающие смотрели на него немного свысока. Высокий и полный, вечно суетящийся и неуёмный, он являл собой комичное зрелище. - Я уже собирался пройтись по залу и поискать вас. Ни на секунду не мог вообразить, что вы да не найдёте способ проникнуть под эти своды, где столько приятных и интересных людей, - он даже приплясывал от нетерпения. - Проходите к нам, прошу. Вижу, что вы не один. Представьте пожалуйста, свою очаровательную спутницу.
- София Монс, - коротко ответил Андреа. Рука Софии при этом сжалась на его локте. Похоже, она носила другую фамилию. Но присутствующие на эту оплошность Андреа не отреагировали, по крайней мере, внешне.
Центр маленького общества составляла возлежащая на диване молодая особа. Он не видел её раньше в их компании. Марк знал около половины собравшихся здесь людей. Он пожал руки всем, кого знал, и был мигом познакомлен с оставшимися. Все, как на подбор знатные и богатые, такое ощущение, что кто-то намеренно собирал этот калейдоскоп баронов и банкиров, элиты из элит.
Поначалу появление нового лица вызвало некоторую обеспокоенность присутствующих, но это только поначалу. Возможно, потому что Андреа был не один. Андреа посмотрел на сынка банкира и совсем чуть-чуть, на долю секунды скосил глаза на блистательную молодую особу на диване, которую тот отчего-то обделил своей неуёмной энергией. На его лице отразилась душевная борьба, но колебание было минутным.
- Анжелина Лоберс, дочь нашего радушного хозяина, - сказал он.
Девушке было от силы лет семнадцать. Осыпанная блеском, окружённая цветом местного общества, она скучала. Ей были в тягость все эти люди. На лице сияла лучезарная улыбка, но глаза... Её глаза были совсем как у помнящих - в них отражалась печаль и тоска.
Люди здорово подвергаются внешнему влиянию, когда чувствуют тоску и одиночество, Марк прекрасно это знал. Вот он, его шанс!
2.
Не сказать, чтобы Андреа приняли с распростёртыми объятьями, но гостям был интересен гость из далёкой южной страны. За обыкновенными в таких случаях разговорами, к которым Марк успел привыкнуть, прошло полчаса или немногим больше. Потом начались танцы. Лоберсы пригласили блестящий оркестр на свою годовщину, вот только Марк не любил танцы. Он честно отплясал с Софией первые два. Он глядел ей в глаза, как бы извиняясь за то, что вскорости последует. Помнящие крайне редко вообще задумывались о человеческих чувствах, но это был особенный случай. Жалость иногда присуща и каменным сердцам. Наконец, Андреа выдавил из себя:
- София, я не самый лучший танцор, давай я не буду позориться.
Она посмотрела на него с такой грустью, что сердце помнящего сжалось. Они вновь подошли к дивану. Анжелина подвинулась, уступая Софии место. С тех пор, как они оставили маленькую компанию, народу в ней стало заметно меньше. Анжелине, видимо, танцы не нравились. Они разговорились.
Вряд ли Анжелина сама подобрала себе такое окружение, скорее всего, это постарались её родители, желающие выдать дочь как можно прибыльнее для себя. А она как могла, противостояла этому, может быть, сознательно, а может вследствие духа противоречия. Андреа же родителями не навязывался, это был один из тех немногих, что она "подобрала" сама. Поэтому он был ей немного интереснее остальных. Андреа был весел, изысканно шутил, Анжелина смеялась в голос, не стесняясь никого, и синие её глазки, казалось, освещали мир.
Потом она всё-таки решила пойти потанцевать и выбрала Андреа, несмотря на немой протест Софии. Чувствуя неловкость в сложившейся ситуации, её пригласил один из свиты Анжелины.
Он смотрел в глаза партнёрши по всем канонам медленных танцев. Не было в его взоре уже того нагловатого выражения, с которым он общался с Софией. Анжелина - совсем другое существо, тут надо деликатнее. Андреа краем глаза заметил, что Анжелина сняла с его плеча руку и помахала на балкончик второго этажа. Там сидела немолодая чета и ещё несколько человек, невидимых в глубине. Не иначе виновники торжества, родители. Монс упоминал, что не любят они шумных праздников. Интересно, надо запомнить их лица.
- Интересный ты человек, Андреа, - сказала Анжелина. - Пойдём, я тебя родителям представлю.
Бывает, когда удача сама идёт к тебе в руки. Только полный идиот мог отказаться от такого подарка судьбы. И как-то сразу стало всё равно, что подумают люди о его внезапном оставлении Софии. Монсы - отработанный материал, про них можно забыть, а что касается остальных гостей, то вскорости у них будет другой повод для разговоров, куда более существенный.